Гаврилов Сергей Владимирович : другие произведения.

Дом на Улице Торгашей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Попытка создать триллер с социальной подоплекой


Сергей Гаврилов

Дом на Улице Торгашей

-- Один бог знает, что там на самом деле происходит

Из интервью с прохожим по поводу

последних событий в городе

   Дом стоял на углу квартала и на углу Улицы Торгашей. Его начали строить еще десять лет назад, когда не было ни спекулянтов, ни Улицы, а этот район города считался окраиной. За шесть лет успели возвести одиннадцать из шестнадцати этажей единственного подъезда, после чего проект заморозили. Возможно, участок купила какая-нибудь таинственная фирма, а может, строительство решили прекратить из-за нехватки средств в местном бюджете: стены Дома отливали из особого бетона прямо на месте, и стоило это очень дорого. Как бы то ни было, но маленькая стройплощадка вокруг здания быстро опустела. Технику и вагончики для рабочих увезли, остались лишь насыпь, где прежде была рельсовая колея для крана, и разорванная стальная сетка ограждения. Когда Улица подобралась к Дому, на сетке стали развешивать тремпели с дешевыми джинсами и кофточками.
   Дом сопротивлялся нашествию. Серый и мрачный, он стоял как последняя крепость старого мира. Мира, в котором еще не было ярких цветов пластика и надписей "Made in China". Мира, о несомненных недостатках которого станет известно только когда он будет уже разрушен и когда с болезненной ностальгией начнут вспоминаться его скромные, простые достоинства. Чистота, например.
   Сейчас Дом был грязным. Изрытой стройплощадкой с забытыми ржавыми формами для литых стен, оборванной проволокой над ограждениями и кусками электрического кабеля, торчащими из земли, Дом словно отталкивал то, что неумолимо надвигалось. Но долго сопротивляться он не мог. Три года назад Улица захватила Дом.
   Никто не знает, как именно это произошло. Сейчас уже нельзя определить, кто из торгашей первым обратил на Дом свое внимание и решил сделать его туалетом и свалкой. Но, кто бы это ни был, он ничем не отличался от других.
   Улица вытягивалась на полтора квартала, примерно на два километра. Чтобы пройти между ее рядов в будний день нужно было потратить минут сорок, в выходной - полтора часа. Ежедневно около двух тысяч человек продавали и перепродавали здесь то, что привезли из Китая или Турции, украли, нашли, купили тут же или в другом конце города. Они слушали музыку и читали книги, они целовались и матерились, они ели и пили, они находились на Улице по шесть - восемь часов в день, и они должны были ходить в туалет. Торгаши нашли место для этого.
   В Доме было два подземных этажа. К нижнему во время строительства подвели канализационные и водопроводные трубы, единственный завершенный элемент коммуникаций. Там всегда была абсолютная темнота. Из-за пара, дававшего зимой тепло, из-за наличия воды и из-за этой темноты в нижнем этаже Дома поселились те, у кого другого жилья не было. Не стало за последние несколько лет. Никто из торгашей никогда сюда не спускался, они использовали верхний подземный этаж. Мужчины и женщины облегчались на ступеньках лестницы, и их кал сползал вниз, в помещения над головами бездомных. Испорченные продукты и мусор торгаши оставляли на первом этаже.
   По понятным причинам в подвалах Дома воняло. Воняло, как на скотном дворе или бойне. Торгаши, которые туда заглядывали, потом долго не могли прийти в себя. Иногда они замечали там огромных крыс, тихо сновавших в темноте, не обращая внимания на запах. Крысы попадали в Дом через канализацию и жили вместе с бродягами в нижнем этаже. И животные и люди питались испорченными продуктами. Это обязательно привело бы к противостоянию, если бы не одно явное преимущество крыс: грызуны намного лучше ориентировались в кромешной тьме и порой довольствовались тем, к чему человек никогда не прикоснется. Крысам принадлежала мертвечина.
   Как-то двое пьяных бомжей споткнулись на ступеньках в подвал и разбились насмерть. Через две недели их обглоданные кости уже были скрыты под слоем отходов. Но трупы попадали в Дом и другими путями.
   Ночью, пока Улица спала, уступив проституткам места торгашей, а Дом принадлежал только крысам, в подвал сбрасывали то, что хотели ото всех спрятать. Задушенная цыганка - нищенка, два раздетых догола мальчика - их лица были черными от синяков, наркоман с перерезанным горлом и много других. Когда тела оставляли в Доме, они все уже были мертвы.
   Большинство из тех, чьи трупы достались крысам, подолгу находились в розыске. Люди, скрывавшие свои преступления, знали, что милиция не осматривает Дом: никому не хотелось бороздить темноту по колено в дерьме. Закрыть же здание милиция не могла - оно принадлежало Улице, кровеносной системе этого города, питавшей и мэрию и мафию.
   Дом оставался помойкой и сортиром, собственностью торгашей. Только бомжи и крысы знали, что происходит в его черных подвалах.
   Но все это было до того, как в Доме поселилась Смерть.
  
   Дом. Хроника убийств.
   19 июня, 11:44
  
   -- Ну, и с какой радости мы туда попремся? -- Виталик Корейко сунул ладонь в карман шорт и в сотый раз за это утро щелкнул зажигалкой. Идея покидать родной двор, причем всего лишь за час до обеда его совершенно не привлекала.
   -- А вот с какой. -- Подавив в себе привычное желание боязливо оглянуться, Димка Земцев достал из-за пазухи отцовскую пачку "Мальборо". -- Настоящие, американские. Папашка из Москвы привез, целую упаковку. Я одну пачку конфисковал, еще не распечатанную.
   -- Дай сюда. -- Юрка Власов, сомневавшийся всегда и во всем, отобрал пачку. -- Тут должен быть штрих-код, если настоящие.
   -- Да иди ты, -- обиделся Димка. -- Не хочешь - не кури, а мы пойдем. -- Вернув себе сигареты, он поднялся с лавки.
   -- В Дом? Да там, наверное, воняет так, что ничего больше и не почувствуешь.
   -- Это, -- Димка постучал мизинцем по пачке. -- почувствуешь где угодно.
   -- Ладно, пошли. -- Юрка тоже поднялся.
   Теперь на лавочке оставался только Виталик, все еще не уверенный в своем желании куда-либо идти, пусть даже и за "Мальборо".
   -- Ну? -- Димке явно не терпелось закурить, и он нервничал, как только может нервничать четырнадцатилетний мальчик, тайком стащивший у отца сигареты и боящийся, что с минуты на минуту пропажу обнаружат. -- Ты идешь?
   -- А давайте на чердаке, -- предложил Виталик последний вариант.
   -- Чердак закрыт уже два дня.
   -- Тогда идите без меня, я не хочу.
   -- У тебя же зажигалка, пошли. Юрка потом Пепси выставляет - запьем.
   -- Два литра?
   Зная, что это единственное, чем можно купить парня, Юрка утвердительно кивнул.
   -- Ну, пойдем. -- Виталик, наконец, сдался. -- Только недолго. По две и все.
   -- По три, и идем домой, -- заверил Димка.
   -- За Пепси, -- поправил Виталик. -- Надо же будет запить.
   Кратчайшая дорога шла через пустырь, граничивший с Домом слева. Впереди и справа к Дому прилегал перекресток, сзади располагалась автостоянка. Несколько последних лет район быстро развивался, уже давно перестав быть пустынной окраиной. Но, как ни странно, Дом и площадка вокруг него оставались незанятыми. Хотя наверняка никто ничего не знал, многие догадывались об их назначении и сторонились этого места, как чумного.
   Конечно, главной причиной, по которой трое бывших шестиклассников могли туда направиться, была новенькая, еще не распечатанная пачка "Мальборо". Но были и другие, вроде скуки после месяца каникул, проведенного на лавке перед своим подъездом, или вполне законного желания любого мальчишки заработать себе на задницу какое-нибудь приключение.
   Ребята знали друг друга еще с детского садика. Они жили в соседних домах - Виталик и Юрка в одном, Димка в другом - и все свое свободное время проводили на улице. Учась в одном классе, мальчики не были одногодками. Старший на год, Димка выглядел несколько моложе из-за низкого роста, но, тем не менее, признанным лидером был именно он. И именно с его легкой руки ребята отправились в самое короткое и самое опасное в своей жизни путешествие. Путешествие в Дом.
  
   Когда-то оконные и дверные проемы на первых этажах здания были забиты досками, но в первую же зиму при Улице бездомные, поселившиеся в подвалах, сожгли все, что могло гореть. Так что теперь окна Дома чернели, как пустые глазницы черепа.
   -- Ну что, полезем через окно? -- Димка задрал голову и пересчитал этажи бетонной громадины, перед которой они стояли. Этажей было по-прежнему одиннадцать.
   -- Да уж точно обходить не будем. -- Виталик снова щелкнул зажигалкой, как делал всегда, когда чувствовал себя неуверенно. Неуверенно, как может чувствовать себя только мальчик-под-рос-ток, не знающий, надо ли сейчас быть осторожным или все по-прежнему в порядке. Конечно, это не могло сделать его старше, но солидности вроде бы прибавляло. -- Мне не хочется попадаться на глаза какому-нибудь мяснику, решившему отлить.
   -- Да и сигареты могут отобрать. -- Юрка подошел поближе и, подпрыгнув, заглянул в окно. -- Полезли тут.
   Как самый высокий, он подсадил друзей, потом забрался сам.
   Комната была сырой и темной. Откуда-то изнутри шел неприятный приторный запах, уже чувствовавшийся на подходе к Дому, а здесь значительно усиливающийся. На полу тут и там виднелись кучи, в воздухе над некоторыми роились мухи.
   -- Ну уж нет! -- Виталик брезгливо отвернулся к окну. -- Я здесь курить не буду. Только удовольствие себе испорчу.
   -- Нда. -- Не зная, что и сказать, Димка почесал затылок. -- Можно пойти на ту сторону, там сейчас солнце...
   -- Идти через весь дом?!
   -- ...или подняться на крышу. Дерьма там точно нет.
   -- И запаха тоже. -- Юрке идея понравилась. -- И там наверняка ветер. Пошли, мы там еще ни разу не были.
   -- Там никто не был.
   -- Значит, мы будем первыми. Посмотрим на город с высоты. Спорим, центр будет видно?
   -- Не хочу я. -- Виталик подошел к Димке и дернул его за рукав футболки. -- Пошли лучше к школе.
   -- Не знаю. -- Димка замялся и вопросительно посмотрел на Юрку.
   -- Спорим? -- Не отставал тот. -- На бутылку Пепси.
   -- Спорим, -- выдавил Виталик, всем сердцем надеясь, что центра видно не будет. Должна же быть в мире справедливость.
   -- Тогда идем. -- Осторожно обходя кучи, Юрка направился вперед.
  
   На площадку подъезда, откуда вверх и вниз шли ступени лестницы, они попали только минут через пять, после бесконечных блужданий по грязным пустым квартирам. Темно-серые стены Дома плохо отражали лучи света, так что на площадке и в комнатах царили сумерки.
   -- Нам бы фонарик, -- мечтательно произнес Димка.
   -- Ага, и еще противогазы. -- Виталик осторожно наклонился и взглянул на загаженные ступеньки вниз. -- И неплохо бы ходули. -- Он посмотрел на ступеньки вверх. Они были несколько чище. -- Надеюсь, на последнем этаже дерьма нет.
   -- А ты полез бы для этого на одиннадцатый этаж? -- Юрка усмехнулся.
   -- А кто-нибудь вообще там был?
   -- Я не знаю никого, а ты? -- Юрка повернулся к Димке.
   -- Нет. -- Мальчик покачал головой.
   В этот момент откуда-то сверху донесся тихий глухой звук. Как будто что-то упало. Что-то достаточно большое, чтобы его можно было испугаться.
   -- Что это? -- От неожиданности Виталик попятился от ступенек, не заметив, как вступил в полузасохшую кучу. Рука сама собой потянулась к карману с зажигалкой.
   -- Наверное, что-нибудь упало. -- Юрка приложил палец к губам, чтобы все замолчали, и прислушался. Звук не повторился.
   -- ЧТО упало? -- шепотом спросил Виталик. Пальцы уже чувствовали уютный пластик зажигалки, но он не щелкал, боясь нарушить тишину.
   -- Что-нибудь с улицы. -- Юрка попытался представить, какой предмет может оказаться на верхних этажах заброшенного высотного здания, но не смог. -- Может, дохлая птица. Залетела, заблудилась и сдохла от голода. А когда окончательно умерла - упала... откуда-нибудь.
   -- Фигня. Тогда это должен быть дохлый слон. Залетел, заблудился и умер от страха высоты.
   -- Может, это звук с улицы. Отразился от чего-нибудь, и мы его тут услышали.
   -- Что, если там кто-то есть? -- Виталик задрал голову и посмотрел в лестничный пролет. Он смог разглядеть всего пару этажей, выше все скрывала темнота.
   -- Тогда почему мы его больше не слышим?
   В подъезде было тихо, лишь с улицы доносился монотонный гул продавцов и машин.
   -- Я думаю, нам послышалось.
   -- Всем троим?
   -- Не знаю, ничего не знаю. -- Неуклюже переступая кучи, Димка поднялся на пару ступенек, потом более уверенно прошел полпролета. -- Я стащил у отца эти сигареты, чтобы покурить. И я не хочу вдыхать здесь эту вонь. Сейчас я поднимусь на верхний этаж и получу кайф. Если вы не хотите, можете оставаться здесь. -- Он повернулся и посмотрел на ребят.
   Виталик и Юрка переглянулись.
   -- Я... мне нужно в туалет. -- Юрка показал пальцем на двери ближайшей квартиры. -- Я тебя догоню.
   -- А я подожду его. -- Виталик, словно извиняясь, пожал плечами. -- Ну, за компанию.
   -- Ладно. Вам же меньше достанется. Дай мне зажигалку.
   Виталик швырнул ему зажигалку, и Димка поймал ее.
   -- Пока.
   Подождав еще секунду, Димка развернулся и, мягко ступая по грязным ступеням, пошел вверх. Один.
  
   Нет, конечно, в групповую галлюцинацию он не верил. Не верил и в теорию с птицей, которую так бескомпромиссно разгромил. Хотя это было единственное разумное объяснение шума в пустом доме.
   Пустом ли?
   Идея появилась внезапно, исподтишка и сразу же беспощадно ударила под дых, заставив спину покрыться холодным потом. Кто там может быть? И что он там делает?
   Застыв на месте, Димка перевел дыхание. Сердце в груди бешено колотило, и его удары глухо отдавались в барабанных перепонках. Вспотевшие пальцы продолжали сжимать отцовскую пачку сигарет, но если бы его сейчас о ней спросили, Димка не смог бы ответить.
   Он стоял где-то между третьим и четвертым этажами, не представляя, что делать дальше. Воображение лихорадочно выстреливало новые варианты источника шума. "Алкаши. Нет, слишком высоко. Бездомные. Высоко. Наркоманы... не знаю. Воры какие-нибудь, убийцы... не знаю. Что им там делать? Не знаю, не знаю... Черт, зачем я сюда полез?!"
   Пытаясь успокоиться, Димка оперся о стену и вдруг осознал, что держит что-то в правой руке. Это были сигареты и зажигалка. Вспомнив о них, Димка мгновенно понял, что ему сейчас было нужно. Хорошая успокаивающая затяжка, вот что. Но закурить он как раз и не мог. Из-за кого-то, кто был вверху. Из-за кого-то, кто там шумел.
   "Ладно, -- успокоил он себя. -- Я хочу курить. Мне нужно покурить или у меня сейчас сердце лопнет. Как мне это сделать?"
   Чтобы покурить, нужно было подняться на самый вверх. К источнику шума или мимо него. Привлекательного в этом было мало.
   Никакой паники. Возможно, там никого и нет. Скорее всего. Это действительно мог быть какой-нибудь отраженный звук с улицы. В такое Димка с готовностью поверил бы. Но даже если нет, он будет осторожен. Он будет идти тихо, совершенно бесшумно, и если он увидит хоть что-нибудь подозрительное - хотя ничего опасного там нет - он тотчас бросится вниз. Но это в крайнем случае, ничего такого не произойдет. На самом деле он поднимется наверх, он позовет ребят, те придут, и вместе они полностью выкурят эту чертову пачку. И все. Ничего страшного. Потом они вместе вернутся во двор, и они будут пить Пепси-колу, чтобы изо рта не пахло табаком, и они будут смеяться над этим раздолбаным шумом сверху, и, твою мать, что же это все-таки было?
   Нечеловеческим усилием воли заставив свой внутренний голос заткнуться, Димка шагнул вперед. Ему еще нужно было пройти семь этажей.
  
   -- Ну что, пойдем за ним? -- Виталик подождал, пока Юрка застегнет ширинку и повернется к нему лицом, и только тогда добавил главное: -- Или, может, подождем, пока он нас сам не позовет?
   -- Точно. -- Юрка закивал головой. -- Так мы и сделаем.
   Пару минут они помолчали, чувствуя неприятную неловкость из-за своего поступка.
   -- Как ты думаешь, он ТАМ боится? -- неожиданно спросил Виталик.
   -- Димка что ли? Нет, ерунда. Ему ведь уже четырнадцать. Он ничего не боится... Да там и нечего бояться.
   -- Ну да, -- убеждая самого себя, повторил Виталик, -- там и нечего бояться.
  
   Уже на седьмом этаже Димка сбился со счета. Количество пройденных лестничных пролетов безвозвратно потерялось в глубинах испуганного мозга, оставив лишь настойчивое предупреждение об опасности. Опасности, которая могла его ждать уже за следующим выступом стены.
   Там она и оказалась.
   Заглянув в проем очередной двери, Димка застыл в оцепенении, от ужаса не в силах повернуться или закричать.
   В ровном квадрате света на сером бетонном полу медленно и беззвучно растекалась лужа крови. В центре лужи лежало мужское тело, и из того места, где должна была находиться голова, слабо бил алый ручеек. Пропитанная кровью джинсовая рубашка почернела на груди и рукавах, из расстегнутых брюк торчал окровавленный лоскут трусов и кусок кожи со спутавшимися черными волосами.
   Стремясь избавиться от страшного видения, Димка зажмурился. Во рту мгновенно пересохло, стало трудно дышать. С усилием разжав губы, мальчик отлепил язык от неба и неслышно прошептал: "Мама". Но мама сейчас была далеко. А здесь был он и еще кто-то. Кто-то, кто шумел. Кто-то, кто мог начать шуметь снова.
   Не чувствуя пальцев, Димка разжал правую ладонь, и сигареты с зажигалкой выпали, с глухим стуком ударившись о бетон. Сердце в груди подскочило.
   И тут появился тот, кто шумел. Нагнувшись, он схватил труп за ноги и потащил на себя. Из-за стены Димка мог видеть только его руки. Голые сильные мужские руки с синеющими на запястьях татуировками.
   Тяжело дыша, мальчик отступил назад. Стараясь не шуметь и моля бога, чтобы не споткнуться, Димка развернулся и, встав на лестницу, направился вниз. Сейчас он думал только об одном: сколько еще ступенек осталось до выхода.
  
   -- О! Ты что, уже? -- Юрка повернулся к лестнице и удивленно уставился на друга. -- А где сигареты?
   -- И где моя зажигалка? -- добавил Виталик.
   -- Замолчите, -- прошептал Димка. -- Заткнитесь. Быстро пошли отсюда.
   Толкнув плечом Виталика и схватив Юрку за шиворот, Димка направился прямо в проем входной двери.
   -- Мы идем за Пепси-колой, да? -- Забыв про зажигалку, Виталик засеменил за ними.
  
   Это было первое убийство в Доме. Первое двойное убийство, едва не ставшее тройным. Получасом раньше мужчина и женщина, продавцы с Улицы, передав свои лотки напарникам, направились в Дом, чтобы быстренько заняться любовью. Они едва успели раздеться.
   Лишь через полтора часа отсутствие двух человек покажется их напарникам странным. Еще через час они пошлют в Дом профессионального попрошайку с Улицы, пообещав ему бутылку. Обойдя первый этаж, он вернется ни с чем. Только вечером, уже сложив лотки и подговорив еще четырех мужчин, напарники пропавших сами пойдут в Дом. Первым делом они справят естественные нужды, не зная при этом, что будут стоять лишь в пяти метрах от трупов, затем примутся осматривать этаж за этажом. На седьмом они найдут две высохшие лужи крови и вызовут милицию. Опергруппа прибудет к Дому через полчаса, а уедет только заполночь. Единственными уликами, которые удастся обнаружить, будут новая, еще не распечатанная пачка "Мальборо" и дешевая полупустая зажигалка.
   В связи с отсутствием трупов и тем, что пропавшие были взрослыми людьми, уголовное дело по исчезновению возбуждено не будет. Только через трое суток родственникам удастся убедить следователя, что пропавшие не уехали ни с того ни с сего на море и нигде в городе их нет. По местному телевидению покажут старые фотографии пары, в злополучном районе объявят комендантский час, следуя распоряжению мэра, готовящегося к перевыборам. Этим дело и кончится.
   О лужах крови, найденных в Доме, прессе сообщено не будет, так как следствие не обнаружит - или не захочет обнаружить - никаких причин связывать их с исчезновением двух продавцов. Точно так же будут забыты зажигалка с детскими отпечатками и пачка сигарет. Именно поэтому ничто не заставит Димку Земцева поднять телефонную трубку и набрать 02. Даже фотографии, показанные в местных теленовостях, не наведут его на нужную мысль: он-то видел только мужчину, при этом понятия не имел, как выглядело его лицо.
   Так и не связав причину введения комендантского часа с ужасом, который он пережил в Доме, Димка будет продолжать просыпаться по ночам в холодном поту, бояться остаться в пустой комнате и избегать взрослых мужчин. Об увиденном он никому ничего не скажет, но это только ухудшит его состояние. Неожиданно мальчик начнет сторониться друзей, станет молчаливым и подавленным. А три или четыре раза, увидев на мужской руке татуировку, он бросится бежать.
  
   Это было первое убийство в Доме. Жестокое и бессмысленное. Но оно оказалось лишь началом. Настоящий ужас пришел через неделю. Пришел, чтобы забрать еще четыре жизни.
  
   Дом. Хроника убийств.
   26 июня, 22:15
  
   -- Ну что, расходимся? -- Роман протянул другу руку.
   -- Как по мне, так еще рано. -- Костя, тем не менее, пожал ее, из-за темноты, а может, из-за выпитого спиртного поймав только с третей попытки.
   Вчерашние пятикурсники стояли на углу квартала, собираясь расставаться после долгого и насыщенного событиями дня. Вопреки теории вероятности вся четверка получила красные дипломы, так что прошедшая гулянка была совершенно законной. Однако теперь двоим придется свернуть вниз, а оставшиеся пройдут вглубь квартала, чтобы не попадаться на глаза милицейским патрулям, и тоже расстанутся. Такой будничный расклад совершенно не соответствовал триумфальному настроению ребят. Но что поделаешь, жизнь есть жизнь.
   -- Что поделаешь. -- Роман развел руками, показывая на пустынные квартала. -- Так бы посидели, конечно. Жаль, что менты все закрыли.
   -- А бутылочка-то, вот она. -- Одной рукой опираясь на Костю, Лариса достала из пакета шампанское. -- Специально была для диплома. Святое дело.
   -- Ну, может завтра у меня? -- неуверенно предложила Галя.
   -- Ага, а бабушку буду развлекать опять я. Нет уж. -- Роман обнял девушку сзади, пытаясь объятиями удержать ее от новых безумных идей.
   -- Вы как хотите, а бутылку надо выпить, -- заявил Костя. -- Иначе диплом не считается.
   -- И как ты ее не заметил? -- В который раз пытаясь это выяснить, Лариса снова не получила ответа. -- Вообще, с шампанского надо было начинать.
   -- А кто кричал: "Да здравствует Наполеон"? Из-за тебя коньяк и открыли.
   -- Из-за меня открыли - из-за меня сейчас и выпьем. Только теперь шампанское.
   -- Где мы его выпьем и когда? -- Роман на мгновение пожалел, что не обнял и Ларису: безумные идеи она тоже умела выдавать. Впрочем, это уже была забота Кости.
   -- А что тут пить, если на четверых! Костя открывай. -- Девушка протянула ему бутылку. -- Сейчас по паре глотков сделаем и с чистой совестью направимся спатки. Правда, милый?
   -- "Спатки" не обещаю. -- Костя отбросил уже оборванную фольгу и принялся за проволоку.
   -- Ребята, милиция! -- Галя подняла голову Романа со своего плеча и развернула лицом направо. В километре от них вдоль дороги двигался патруль.
   -- Так, Лара, я чувствую, нам придется допивать твое шампанское в участке. Боюсь, правда, что целых пару глотков тебе не достанется.
   -- Ничего, успеем. Может, они машину какую остановят.
   -- Пошли отсюда, -- Роман взял свою девушку за руку и потянул от проезжей части к темному силуэту Дома. -- А то стоим на самом видном месте.
   -- И мы с вами. -- Разобравшись, наконец, с проволокой, Костя сунул бутылку подмышку и, подталкивая Ларису, направился за ними.
   -- Я знаю, где мы сейчас спокойно можем выпить. -- Девушка подняла руку с пакетом, в котором теперь уже были только их с Костей дипломы, и показала на Дом. -- Пара глотков за пару минут. Пошли.
   -- Ну пошли, искусительница. -- Развернув девушку к себе, Костя лихо поцеловал ее в щечку.
  
   По иронии судьбы достаточно гостеприимные родители Романа, всю неделю прожившие у родных за городом, полчаса назад вернулись домой, чтобы, как они сказали, поздравить своего ребенка. У матери, как и всегда после езды в запорожце, началась мигрень, так что вечеринку пришлось в срочном порядке сворачивать. Запланированная ночевка вчетвером сорвалась, и ребятам пришлось расходиться, так и не отпраздновав как следует получение дипломов.
   Несмотря на комендантский час, Роман направился провожать Галю. Костя и Лариса, уже два года состоявшие в браке, жили у тестя, что было почти по пути.
   Погода стояла теплая, в вечернем небе светила полная луна, улицы были пустыми. Настроение не портили даже маячащие тут и там патрули. И пока не пришло время расставаться прогулка была сплошным удовольствием.
   Пока не пришло время расставаться...
  
   -- Интересно, куда это они делись? -- Лейтенант Рябцев переложил рацию в левую руку и, включив фонарик, посветил в открытую шахту канализации, неожиданно появившуюся на пути.
   -- Кто они? -- спросил один из курсантов.
   Девятнадцатилетними мальчиками из высшей школы милиции "догружали" патрули до более-менее приличного количества. Правда, качество от этого не выигрывало, но мэра такая мелочь нисколько не волновала. Единственный взрослый в составе патруля был вооружен пистолетом и рацией и, если повезет, то еще и списанным фонарем. В таких случаях, как сейчас, это было просто спасением.
   -- Вон там, -- лейтенант кивнул в сторону Дома. -- стояли то ли трое, то ли четверо. Теперь их нет.
   -- Разошлись, -- предположил курсант.
   -- Да, наверное, нас заметили. -- Помня о батарейках, лейтенант выключил фонарик и, нащупав ступней люк, подтолкнул его к канализационной шахте. -- Мы как раз туда идем. Сейчас и проверим.
  
   Протоптанная тысячами ног, к мертвому подъезду Дома вела заметная даже в темноте тропинка. И, если не замечать голых балконов и пустых окон, то со стороны могло показаться, что это здание жилое, разве что немного запущенное. Ночь только усиливала иллюзию.
   -- Ну и куда ты нас завела! -- Роман прикрыл нос ладонью. -- Как же тут пить?!
   -- Быстро, -- посоветовала Галя.
   Ребята стояли в подъезде Дома, пытаясь привыкнуть к темноте. К запаху привыкнуть было куда труднее.
   -- Как говорит народная мудрость: от сумы и от дерьмы не зарекайся. -- Костя улыбнулся.
   -- Ладно тебе, -- Лариса толкнула его локтем. -- Открывай.
   -- Открываю.
   Парень вынул пробку и протянул ей бутылку.
   -- За нас, -- во весь голос объявила Лариса и, запрокинув голову, сделала несколько глубоких глотков. -- Твоя очередь. -- Она передала бутылку Гале.
   -- За наши дипломы. -- Девушка отпила свою часть и вручила шампанское Роману.
   Парень выпил молча и, потряся бутылку, чтобы проверить, сколько там еще осталось, отдал ее Косте.
   -- Эх, хорошо... стоим. Вот только придется пускать по второму кругу. Я это все сам не допью, да я и не люблю шампанское.
   -- А я люблю, -- раздался над плечом чужой низкий голос, и Костя почувствовал, как бутылку у него отбирают. -- Что празднуем?
  
   -- Товарищ лейтенант, я хочу спросить, почему назначили это патрулирование? -- Разговорчивый курсант ускорил шаг и поравнялся с Рябцевым.
   -- Никому ничего не известно. Вроде бы пропали несколько человек, но обычно в таких случаях все заканчивается упоминанием в оперсводке. Тут мэр зачем-то подсуетил.
   -- А, да, действительно. Через два месяца ведь перевыборы.
   -- Ага. И ему, видно, нужны "чистые и безопасные улицы". Человек пятьсот патрульных сейчас бродят по кварталам, распугивая прохожих и шлюх, чтобы он мог заявить, что уровень преступности упал.
   -- А вы считаете, что никакой пользы это принести не может?
   -- Ты здесь только первую ночь, а я уже пятую. Все, кого я задержал, - двадцать или тридцать алкашей. Ни одного маньяка.
   -- А вообще они бывают? Или только в кино?
   -- Бывают ли маньяки? Да, конечно. Только обычно они попадаются по мелочам, и только на следствии выясняется, сколько на них уже висит. Такие явные случаи, как этот... Чикатило что ли, ну, из Ростова, попадаются очень редко. Чаще это просто чокнутые.
   -- Это хорошо. -- Курсант облегченно вздохнул.
   -- Что, боишься? -- попытался угадать лейтенант.
   Курсант неуверенно пожал плечами.
   -- Понятно, боишься. А не надо. Не стоит оно того. Сейчас во всяком случае. Хочешь совет?
   -- Да. -- Паренек заглянул в лицо лейтенанта, пытаясь в темноте различить его глаза.
   -- Собираешься чего-нибудь бояться - отлично, бойся. Только бойся не "до" и не "после", а "во время". Это самая глубокая мысль, которую можно найти на улицах этого города. Больше ты тут ничего не найдешь.
  
   -- Фу, жара. -- Неизвестный мужчина вернул Косте уже пустую бутылку и громко высморкался. -- Что вы тут делаете?
   "Бомж, -- подумал Роман. -- Послать его подальше и уходить отсюда. Нечего тут лишнюю минуту торчать."
   -- Уже уходим, -- холодно ответила Лариса, придвинувшись поближе к мужу.
   -- А зачем заходили?
   -- Слушай, мужик, вали нахрен. -- Роман взял Галю за руку и потащил к серому прямоугольнику дверного проема. -- Костя, пошли.
   -- Пока, приятель. -- Костя поставил бутылку на пол и двинулся вперед, но, не пройдя и метра остановился. Девушки сзади не было. -- Лара, ты где?
   Из-за спины послышалась возня.
   Решив, что неизвестный пристает к его жене, Костя обернулся с твердым намерением отбить придурку все, что только можно. То, что он увидел в темноте подъезда, заставило парня остановиться.
   Прижимая девушку к себе одной рукой, в другой мужчина сжимал нож. Длинное лезвие тускло отсвечивало в темноте, и его конец упирался Ларисе в живот. Брошенный пакет валялся под ногами.
   -- Отпусти ее, мужик, хуже будет. -- Костя глубоко вдохнул, стараясь прогнать остатки хмеля и восстановить координацию. Цацкаться с этим кретином он не собирался.
   Не спуская глаз с темного силуэта мужчины, парень медленно нагнулся и подобрал бутылку. Пальцы намертво сдавили узкое горлышко.
   -- Костя, что там? -- Роман с Галей остановились.
   -- Лариса, стой ровно, не шевелись. -- Костя начал подходить, держа бутылку в отведенной назад правой руке.
   -- Я боюсь, -- попыталась крикнуть девушка, но чужая ладонь зажала ей рот, заставив прокусить язык.
   -- Получи, сука. -- Парень замахнулся и обрушил свою стеклянную дубину на лоб мужчины, державшего его жену.
   Лариса была сантиметров на десять ниже напавшего на нее, но, услышав свист удара, инстинктивно присела и наклонилась вперед. Живот надавил на лезвие ножа, и кусок стали, пропоров летнюю блузку, вонзился в тело девушки.
   И агрессор, и жертва рухнули на пол.
   -- Лариса? -- Костя нагнулся к жене и отодрал от ее лица чужую ладонь. Изо рта девушки хлынула кровь. -- Ромка, помоги!
   Роман, уже стоявший рядом, опустился на колени и, нащупав рану, попытался зажать ее носовым платком. От боли Лариса вскрикнула и передернулась всем телом.
   -- Твою мать! Надо ее вытащить!
   Вместе парни приподняли тело девушки и подтащили его к дверям. Около подруги села Галя, стараясь поднять раненой голову, чтобы ей было легче дышать.
   -- Ах ты, гад! -- Костя вернулся к мужчине и с размаха ударил носком правой ноги.
   Мужчина перевернулся и привстал, подняв что-то в правой руке. Потом раздался громкий хлопок.
   Мгновенно почувствовав сильное жжение в груди, Костя успел вскрикнуть и, потеряв сознание от внезапной боли, упал. Последним, что он видел, была вспышка выстрела, осветившая пистолет и синее от татуировки запястье стрелявшего.
   -- Ты и ты, -- Мужчина поднял руку с пистолетом и направил на Романа, закрывавшего трясущуюся от страха Галю. -- Раздевайтесь.
  
   -- Вы слышали? -- Один из курсантов остановился, как вкопанный. -- Это был выстрел?
   -- Ерунда. Выстрел не так звучит. Пошли дальше. -- Лейтенант Рябцев шагнул вперед, но тут под ногами что-то зашелестело, и он, включив фонарик, направил луч вниз.
   В желтом пятне света лежал ободранный кусок тонкой фольги и проволочный предохранитель для пробки. Час назад, в самом начале патрулирования, его группа уже проходила это место рядом с автостоянкой, и ничего подобного здесь не было.
   -- Это шампанское. Те четверо, которых я видел, только что открыли бутылку. У кого-нибудь, наверное, день рождения, и они тут бродят пьяные и добирают. Сейчас мы их найдем.
   Лейтенант направил луч фонарика на ближайшую машину.
   -- Эй, кто там есть?
   -- Но звук был, вроде, оттуда. -- Курсант показал в сторону Дома.
   -- Там нечему шуметь.
   Участок стройплощадки между зданием и стоянкой был совершенно пустым.
   Дав парням знак обойти машину сзади, сам лейтенант остался на месте, освещая им дорогу. Но тут желтый свет фонарика потемнел и неожиданно совсем погас. Курсанты остановились.
   -- Нам продолжать?
   Лейтенант выругался.
   -- Да не надо. Еще ноги себе попереломаете. -- Вздохнув, он выключил уже бесполезный фонарь и повесил его на пояс. -- Есть там кто или нет?
   Из будки на углу стоянки высунулась голова сторожа.
   -- Все в порядке, товарищ милиционер. Никого постороннего нету.
   -- Ладно, пошли дальше. -- Лейтенант махнул курсантам, и те поспешили за ним.
  
   В эту ночь на улицах дежурили двести сорок милиционеров и двести восемьдесят три кадета. Вероятно, присутствие такой армии служителей закона остановило не одного вора или насильника. Но только не убийцу из Дома. Он свое преступление совершил.
  
   В одиннадцать вечера родители Романа позвонят домой к Гале с твердым намерением отчитать сына за задержку. Выяснив, что ребята еще не приходили, они поднимут на ноги родителей Ларисы. В половине двенадцатого те разбудят двоюродную сестру дочери, живущую в соседнем доме. И только в полночь, обзвонив всех родственников и знакомых своих детей, шестеро взрослых людей, включая двоюродную сестру, выйдут из домов на поиски пропавших.
   В полпервого родители Гали встретят патруль Рябцева и вместе с милиционерами обойдут весь квартал. Заполнив по их настоянию протокол на пропавших, лейтенант отправит родителей домой, успокаивая тем, что у молодых людей могли быть знакомые на этом квартале, у которых они и заночевали.
   Патрульные на улице, где жили родители Романа, подтвердят, что видели четверку около десяти вечера, но заявят, что их район патрулирования все покинули целыми и невредимыми.
   Тесть Кости вместе с его свояченицей сразу направятся в ближайшее отделение скорой помощи, где просидят до утра, обзванивая больницы и вытрезвители.
   В два часа ночи группу Рябцева сменит следующий патруль, который продежурит на этом квартале до шести утра, не встретив никого подозрительного. Зарегистрировав протокол, лейтенант выбросит все из головы, забыв даже про севшие батарейки, и завалится спать. Примерно в это же время лягут спать и родители Гали. Заснут они только под утро, часов в семь.
   В полвосьмого одна из продавщиц с Улицы, недавно перенесшая операцию на мочевом пузыре, зайдет в Дом. На залитом кровью и засыпанном бутылочными осколками полу первого этажа она обнаружит полиэтиленовый пакет с двумя университетскими дипломами. В Дом снова вызовут милицию.
  
   На этот раз связь между исчезновением людей и появлением в Доме пятен крови уже нельзя будет не заметить. По распоряжению прокурора города в Доме начнут искать трупы.
   Четыре следующих дня стройплощадка будет огорожена, проход в здание разрешат только занятым в поисках. Следственная группа миллиметр за миллиметром прочешет одиннадцать этажей, начиная с верхнего, но не найдет никаких следов пропавших тел. Наконец, закончив с первым этажом, криминалисты решат обследовать подвалы Дома. Дальше середины лестницы вниз они пройти не смогут.
   Кто-то из офицеров предложит вызвать пожарную машину и струей воды смыть горы кала в нижний этаж. Предложение будет отвергнуто по санитарным соображениям, зато "сверху" поступит другое: на тросе спустить в шахту лифта добровольца в костюме химзащиты со всеми необходимыми инструментами. Имея подробный план Дома, он один должен будет обыскать верхний подземный этаж, а затем, если результатов не окажется, то и нижний.
   К вечеру, найдя костюм и добровольца, группа приступит к работе. Самый молодой сотрудник спустится с первого этажа на нейлоновом канате для альпинистов. Внизу, уже забираясь в дверной проем, он запутается в складках костюма и, споткнувшись, упадет с трехметровой высоты на фундамент здания. Его коллеги, пытающиеся натянуть канат и удержать парня в воздухе, только развернут тело бедняги головой вниз. В обмундировании весом двенадцать килограмм он рухнет на груду нищенского тряпья, сломав обе руки и ключицу. От сотрясения мозга милиционера спасет капюшон со сложенным противогазом.
   Добровольца вскоре вытащит следующий оперативник, правда, не защищенный костюмом. По этой причине он задержится на нижнем этаже Дома ровно столько времени, сколько необходимо, чтобы определить, что у человека не сломан позвоночник, и заново обвязать его тросом. По сторонам он смотреть не станет и второй раз спускаться откажется.
   На следующий день, вопреки распоряжению начальства, следственная группа вызовет пожарных, и на глазах у всей Улицы начнется поистине фантастическое зрелище - чистка Дома, их собственного сортира. Впрочем, зрелище закончится, едва успев начаться.
   Из канализационной шахты на стройплощадке, практически под колесами пожарной машины, вылезет крайне бедно одетый человек и попросит отвести его к "начальнику". Офицеру, руководящему поисками, нищий заявит, что вместе с другими обитает в нижнем этаже, а потоки воды с нечистотами заливают их жилье. На вопрос об убийствах нищий ответит, что никто ничего не слышал, и никаких трупов в подвале нет. Провести же в подвал криминалистов он откажется, мотивируя это опасением за свободу находящихся там людей.
   Нищего доставят в ближайший участок и снимут показания, после чего задержат "для выяснения личности", действительно составив протокол и описав в графе "Особые приметы" татуировки на запястьях нищего. Но кто-то из криминалистов проболтается, и начальство, узнав о нарушении запрета "промывать" Дом, пресечет эту инициативу и назло следователю настоит на освобождении задержанного.
   Предприняв еще две попытки обследовать подвалы Дома, следственная группа прекратит работу через неделю после ее начала. В отчете будет предложена версия о том, что здание использовали как перевалочный пункт при перевозке трупов. Однако, определить, кто и куда увез тела, не представится возможным.
   В средствах массовой информации проскочит предположение о том, что пропавшие просто похищены и еще могут быть живы, ведь тела так и найдены. Возможно, будь в это время в городе Димка Земцев, он смог бы кое-что объяснить, но мальчик уже отправится в деревню к бабушке, чтобы забыть там об ужасах городской жизни. Так или иначе, но версий о маньяке-убийце из Дома не будет ни у следствия, ни у прессы.
   Следующие три недели пройдут без происшествий. Комендантский час в районе отменят, и продавцы с Улицы уже успеют забыть, что Дом принадлежит не только им.
   Как потом объяснит главврач городской психбольницы в своем заключении для следствия, именно попытка милиции проникнуть в подвал здания испугает маньяка и заставит его затаиться. Когда же интерес к Дому спадет, убийцу начнет раздражать то, что он остается в тени. "Подавляющее большинство преступников страдают манией величия и жаждут, чтобы все знали об их превосходстве над законом", -- напишет психиатр. Не встретив ни в одной из восьми городских газет - единственном доступном источнике информации - даже намека на УБИЙСТВО в Доме, маньяк решит, наконец, заявить о себе во весь голос.
   29 июля, в девять часов утра из окна на шестом этаже Дома вылетит отрезанная человеческая голова и, разбрызгивая на асфальт капли крови, врежется в лоток продавца очками, разбив около двадцати пар. Две женщины, покупающие рядом мыло, и продавщица упадут в обморок. Торговец очками закричит не своим голосом, требуя вызвать милицию. Улица мгновенно опустеет.
   Через полчаса стройплощадку оцепит городской ОМОН, направив на пустые окна Дома два десятка АК. Травля будет открыта.
  
   Дом. Хроника убийств.
   29 июля, 9:44
  
   -- Пусть кто-нибудь найдет эту чертову голову и выяснит, с какого этажа она вылетела. -- Достав из кабины фургона громкоговоритель, капитан Гаворухин повернулся к Дому и впервые взглянул на него внимательно, словно оценивая будущего противника. Лучи восходящего солнца били прямо в глаза, а через какой-нибудь час оно уже будет в зените, и тогда тень от здания окончательно исчезнет. Худшего положения при попытке штурма нельзя было представить. -- Ребята, приготовьтесь. Делаем все быстро. Загорать никому не хочется.
   Капитан передал громкоговоритель старшему лейтенанту Фатееву, и тот, обращаясь к испуганной толпе на противоположной стороне улицы, объявил:
   -- Если кто-то видел, откуда вылетела... то, что вылетело, из какого окна, пусть подойдет сюда, к нашей машине, только быстро. И кто знает, где "это" сейчас, - тоже.
   Фургон ОМОНа стоял на обочине, перед самым подъездом Дома. По обе стороны, словно брошенные в песочнице игрушки, сиротливо пеклись на солнце оставленные продавцами лотки. Сами торговцы, не спуская глаз со своего имущества, замерли через дорогу, боясь подходить ближе.
   -- Вон она, -- невнятно прошумел хор из нескольких голосов, и сразу же четверо очевидцев направились к фургону.
   Глядя, как они переходят улицу, Фатеев вернул громкоговоритель капитану.
   -- Может, пока перекроем движение?
   -- Не надо. Управимся быстро.
   --Хотелось бы.
   -- Если повезет, окажется, что это самоубийство, и там больше никого не будет. -- Улыбнувшись собственной шутке, Гаворухин подозвал одного из приготовившихся к захвату омоновцев. Милиционер повесил автомат на плечо и, подбежав, стал по стойке "смирно".
   -- Вон она, там. -- Один из мужчин крикнул еще с середины дороги, показывая рукой на оп-ро-ки-ну-тый лоток с очками.
   Офицеры и автоматчик повернулись туда, куда он показывал.
   На бордюре, отделяющем пешеходную дорожку, лицом вниз лежала человеческая голова. На асфальте под шеей чернели пятна от крови, в одном из них нелепо торчала рублевая купюра.
   -- Семенов, -- Капитан кивнул в сторону бордюра. -- Убери ее... положи в пакет и спрячь от солнца. Приедет "скорая" - отдадим.
   Автоматчик взял с ближайшего лотка новый полиэтиленовый пакет и накрыл им отрезанную голову. Завернув ее полностью, он поднял пакет за ручки и принес к фургону.
   -- Дай сюда. -- Мельком взглянув на ужасный груз, Гаворухин протянул пакет Фатееву.
   -- Господи, твою мать! -- Тот, поморщившись, отвернулся. -- Надеюсь, бедняга там был один.
   -- И я надеюсь.
   Подбежавшие очевидцы остановились в двух метрах от фургона, не решаясь подойти ближе.
   -- Какой этаж и окно? -- обратился к ним Фатеев.
   -- Седьмой или восьмой этаж, она летела практически сверху. А окно... где-то посередине.
   -- Шестой этаж, я видел.
   -- Окно как раз напротив моего лотка. -- Это был пострадавший продавец очков. -- Четвертое или третье справа.
   -- Расположение комнат знаете?
   --Три квартиры с одной стороны и три с другой. Те, что идут назад и в стороны - трехкомнатные, что вперед - двухкомнатные.
   -- Значит, на эту сторону выходят окна двух квартир?
   -- Четырех. Окна боковых тоже выходят на эту сторону.
   -- Я могу вас провести, -- предложил мужчина, заблуждавшийся насчет этажа.
   -- Не надо. Возвращайтесь.
   Мужчина пожал плечами.
   -- Все равно, этаж вам ничего не даст. За полчаса он мог перейти куда угодно.
   -- Идите, идите. -- Фатеев снял с пояса рацию и вызвал командира группы захвата, который находился за Домом. -- Полчаса назад он был на шестом этаже, но, возможно, уже перешел на другой. В подъезде шесть квартир. Двери назад, вправо и влево - трехкомнатные, двери вперед - двухкомнатные. На меня выходят окна тех квартир, чьи двери идут вперед и по сторонам, на тебя, наверное, - назад, по сторонам - окна от боковых квартир. -- Продолжая говорить, он машинально подсчитал: шесть квартир на этаже, по два человека на квартиру - итого двенадцать на этаж. -- Преступник предположительно вооружен холодным оружием. Возможно, топор или сабля.
   -- Понятно, -- раздалось в рации. -- Когда начинаем?
   -- Даю капитана. -- Фатеев передал трубку.
   -- Начинаем по счету три. Вы входите через дверь подъезда и направляетесь на шестой этаж. Если там никого нет, разделяетесь на две группы. Первая идет этаж за этажом вверх, вторая - вниз. Если найдете тело - сообщите. Начинаем: раз, два, три.
   Держа автоматы наготове, двадцать милиционеров группы захвата, окружавшие стройплощадку, сжали кольцо и перестроились. Теперь они все располагались перед подъездом.
   На противоположной стороне улицы продавцы и прохожие с интересом смотрели на непонятные маневры, ожидая развязки.
   Капитан и старший лейтенант наблюдали за перегруппировкой, стоя у фургона. "Не так надо было начинать, -- комментировал про себя Фатеев. -- Одного оставить у дверей, остальным ворваться через окна, сразу бы исключили первый этаж. Дальше идти, проверяя этаж за этажом, и оставлять на лестнице через один этаж по человеку. За двадцать минут прошли бы все здание, и до последнего этажа дошли бы... -- он посчитал в уме, -- двадцать минус один, минус одиннадцать пополам - пять, до конца дошли бы четырнадцать человек. Это даже больше, чем нужно на этаж. Двоим можно было бы спустить труп. Если они разделятся сейчас, десяти человек на этаж не хватит."
   Командир группы захвата махнул рукой и крикнул: "Пошли". Омоновцы рванули вперед.
   То, что произошло в следующие десять секунд, было похоже на документальные репортажи из зон боевых действий.
   Из какого-то окна на пятом или шестом этаже вылетела ручная граната и упала перед подъездом, прямо под ноги милиционерам. Мгновенно отреагировав, кто-то отшвырнул гранату ногой. Отшвырнул просто в сторону, никуда не целясь. Граната отлетела к стене Дома, ударилась об нее и вернулась на прежнее место. Вернулась после двухсекундного путешествия. Шестеро, стоявшие впереди, сразу прыгнули на землю, побросав оружие и закрыв головы руками. Стоявшие сзади последовали их примеру, но с некоторым опозданием. Это опоздание и спасло их жизни. Уже распластавшиеся на утоптанной светло-серой земле тела омоновцев в зеленых комбинезонах были хорошей мишенью. Если стрелять сверху.
   Через пару секунд после падения гранаты из окна на шестом этаже высунулся ствол АК и очередью выстрелил по лежащим.
   Один из милиционеров, решив, что граната - это просто ловушка, приподнялся на локтях и, подняв автомат, открыл ответный огонь. Стреляя одиночными, он два раза промахнулся, попав в бетон, потом откатился и снова выстрелил. Через пару секунд, опомнившись от шока, к нему присоединились другие.
   И тут граната взорвалась.
   Гаворухин и Фатеев, на мгновение оцепеневшие от неожиданности, прыгнули на землю.
   Люди на другой стороне улицы бросились врассыпную, некоторые попадали, боясь прицельной стрельбы.
   Две машины на перекрестке газанули на красный свет, одна врезалась в троллейбус, другая, едва не перевернувшись на крутом повороте, въехала в кучу арбузов на тротуаре. Из троллейбуса высыпали испуганные пассажиры. Несколько водителей, побросав машины, выбежали на тротуар и спрятались за киосками.
   -- Откуда у него граната? -- Отползая за фургон, Гаворухин достал пистолет и, направив его на фасад Дома, снял с предохранителя.
   -- Оттуда же, откуда и автомат. -- Фатеев тоже достал пистолет, но, положив рядом с собой, потянулся и подобрал валявшийся в полуметре громкоговоритель. -- Все назад, раненых оттащить за фургон!
   Омоновцы, лежавшие перед Домом в клубах пыли, не шевелились. Кто-то застонал, потом послышалась ругань.
   -- Все назад! -- повторил приказ Фатеев -- ...Хоть кто-нибудь остался?
   -- Вызывай скорую и наших, сообщи в управление. -- Капитан забрал громкоговоритель.
   Пока Фатеев говорил из фургона по рации, он следил за окнами. Шестой этаж не подавал признаков жизни. Только несколько свежих отметин от пуль на сером бетоне напоминали о перестрелке.
   Солнце светило прямо в глаза, не давая долго держать голову поднятой, и Гаворухин прищурился.
   -- Товарищ капитан, вас. -- Лейтенант высунулся из фургона, держа в одной руке пистолет, а в другой - трубку.
   -- Наблюдай за окнами. -- Он отвернулся и взял телефон. На линии был полковник Савченко.
   -- Какие у вас потери?
   -- Раненых еще не эвакуировали. Предположительно пять - десять человек.
   -- Так пять или десять?
   -- Я еще не знаю.
   -- Потери среди гражданского населения?
   Капитан на секунду задумался. Криков "Скорую!" не было, так что, скорее всего, никто из прохожих не ранен.
   -- Нет.
   -- К вам едет вторая группа. Командуете вы. Что думаете делать?
   -- Неизвестно, есть ли у него еще гранаты. На всякий случай я отведу людей от здания, оцеплю квартал и перекрою дорогу. Из дома я его не выпущу. Чтобы достать его, не рискуя людьми, мне нужно четыре снайпера, я их размещу на крышах соседних домов.
   -- Снайперов не будет. Он нужен живой.
   -- Это что ж такое случилось?! -- Субординация такого взрыва эмоций не допускала, но в сорока метрах перед капитаном все еще лежали его люди, и он до сих пор не знал, сколько из них уцелели.
   -- В этом здании находили лужи крови, есть подозрения, что там пропадали люди, уже шесть человек. Это только те, о которых мы знаем. -- Полковник проигнорировал резкий тон подчиненного, а это было хорошим знаком, во всяком случае, за потерю людей его пока что не увольняют. -- Возьмите его живым, пусть он даст показания и предстанет перед судом.
   -- Каким образом я его возьму? Мои люди туда больше не пойдут.
   -- Пойдут. Со второй группой будут гранатометы и гранаты со слезоточивым газом. И я вызову к вам следователя, который ведет дела об исчезновении. Подозреваемый должен быть способен говорить.
   -- Если я его возьму, он будет способен говорить только через неделю.
   -- Не советую. -- Полковник положил трубку.
   -- Да ну! -- Огрызнулся капитан.
   -- Вторая группа будет? -- спросил Фатеев, уже тоже щурясь от солнца.
   -- Да, -- Гаворухин вздохнул. -- Прикрой меня. Я пойду к раненым.
   Жалея, что не взял солнечные очки, капитан еще раз внимательно оглядел фасад Дома. Если придется стрелять, попадет он вряд ли. Полковника это, конечно, обрадует, но полковник сейчас сидел в своем кабинете, а он, пока еще капитан, стоял на хорошо освещенном и простреливаемом пространстве. Гуманности это не прибавляло.
   Уже шагнув вперед, Гаворухин вдруг остановился.
   -- Я готов, -- успокоил его лейтенант, но дело было в другом.
   -- Следи за ним, я сейчас.
   Капитан развернулся и направился в сторону разбитого лотка с очками. Фатеев, не имея возможности посмотреть, куда он идет, негромко спросил:
   -- Вы собираетесь подойти сбоку?
   Капитан промолчал. Наклонившись, он подобрал с асфальта несколько неразбившихся пар и направился обратно к фургону.
   -- Держи. -- Он протянул очки лейтенанту и, когда тот выбрал себе достаточно светлые, сам одел пару. Остальные он рассовал по карманам. -- Я пошел.
   Подняв взгляд на окна верхних этажей и сжав рукоятку пистолета, капитан направился вперед.
   До лежащих омоновцев было меньше пятидесяти шагов, но пройти их предстояло медленно и осторожно. Нет, выстрела капитан не боялся. Для такого случая у него, как и у остальных, были бронежилет и каска. Он боялся гранаты. Боялся этой ловушки, в которую уже угодили двадцать человек. Попасть сверху в человека, который стоит под домом, достаточно сложно, при худшем варианте пуля попадет в незащищенную руку. Если же тот, в кого стреляют, лежит, у него открыты и руки, и шея, и ноги. Оставалось лишь надеяться, что, если вылетит граната, и ее нельзя будет отшвырнуть из-за лежащих вокруг тел, он сам сможет упасть на землю, а выстрелить ублюдку помешает укрывшийся за фургоном Фатеев.
   Сзади резко завыла сирена скорой помощи - отделение было всего в трех кварталах - и Гаворухин вздрогнул. За последние несколько минут это были единственные звуки на улице. Торговцы через дорогу молчали, спрятавшись за киоски и дома. Машины на всех сторонах перекрестка, перегородив проезжую часть, стояли без водителей. Те же, что подъезжали сзади, тоже останавливались, кто-нибудь кричал водителям, и напуганные мужчины выбегали кто куда, бросая на произвол свою собственность. Милиционеры впереди лежали молча, скорее всего, были просто контужены. Но если этот сукин сын сейчас вышвырнет еще пару гранат - они все станут покойниками.
   Капитан подошел к первому омоновцу и, продолжая смотреть вверх, на Дом, присел и ощупал шею и руки лежащего. Форма была сухой.
   -- Эй, как ты? -- Капитан потормошил парня, и тот повернулся на бок.
   -- Что случилось? -- спросил он, но, видимо не услышав собственного голоса, повторил громче и, наконец, совсем закричал: -- Что случилось? Почему все лежат?
   Капитан приложил палец ко рту и одними губами произнес:
   -- Вставай и иди назад, к фургону.
   Он достал из кармана солнечные очки и, показав рукой на Дом, отдал их раненому.
   -- Есть, -- снова прокричал тот и пошел назад, глядя сквозь черные стекла на пустые окна здания.
   Капитан одернул следующего.
  
   -- Как ты меня слышишь? -- Фатеев хлопнул в ладоши перед лицом милиционера, но тот не отреагировал. -- Ладно. -- Лейтенант снял с парня каску. Уши раненого были залиты кровью. -- Следи за окнами, -- он развернул омоновца лицом к себе и повторил: -- Следи за окнами. Если вылетит граната - кричи.
   -- ЕСТЬ. -- Тот поднял автомат и высунулся из-за фургона.
   Сзади послышался шум тормозов и, обернувшись, Фатеев увидел машину скорой помощи. Остановившись на перекрестке, она стояла среди других машин, вот только те были пустыми, и их водителям ничего не грозило.
   -- Назад! -- Фатеев замахал руками.
   Машина осталась на месте.
   -- Черт!
   Лейтенант взглянул на Дом. В окнах никого не было, перед подъездом капитан поднял уже двоих, и те сидели, надев очки от солнца и направив стволы автоматов на здание. Позиция за фургоном была более выгодной для стрельбы по верхним этажам, но, раз капитан решил оставить стрелков при себе, значит, он не ожидал нападения.
   Надеясь, что его и не последует, Фатеев вышел из-за укрытия и по пустой улице побежал к машине скорой помощи.
  
   -- Эй, ты меня слышишь? -- Гаворухин ощупал следующего милиционера. Сейчас, когда уже четверо его подчиненных следили за окнами, можно было отвлечься. Капитан нагнулся и осмотрел раненого. Рукава были мокрыми и липкими. Подняв ладонь, капитан увидел на своих пальцах кровь. Прикоснулся к шее раненого под каской - пульс был слабый. -- Семенов, Бельчик, отнесите его за фургон. За руки не берите.
   Милиционеры бросились исполнять, капитан подошел к следующему. Омоновец лежал прямо перед эпицентром взрыва и, вероятно, приподнявшись для стрельбы, был убит осколком. Залитая кровью голова уткнулась в землю, пульс не прощупывался. Подняв взгляд на Дом, Гаворухин тихо выругался.
   -- Винаков убит. -- Командир группы захвата, контуженный, но пришедший в сознание, проверял раненых справа от капитана и каждый раз, докладывая о состоянии милиционера, кричал.
   Гаворухин кивнул ему и, повернувшись, поискал взглядом машину скорой помощи. Ее нужно было подогнать ближе, чтобы не переносить раненых и убитых.
   Машина стояла в ста пятидесяти метрах, едва заехав на перекресток. К ней зачем-то бежал Фатеев, крича и размахивая руками.
   -- Кто следит... -- начал было капитан, но договорить он так и не успел.
   Откуда-то сверху грянула автоматная очередь, заглушив его слова и заставив судорожно схватиться за пистолет.
   В ста пятидесяти метрах от Дома старший лейтенант Фатеев, еще раз взмахнув руками, лицом вниз упал на асфальт.
   Начав наугад обстреливать бетонные стены, с секундным запозданием ответили омоновцы.
   Гаворухин прижался к земле, перекатился и тоже поднял оружие, но увидел, что целиться некуда. Тот, кто был в Доме, стрелял вдаль, не подходя к окну и целясь прямо из глубины комнаты.
  
   Фатеев застонал и очнулся. Удар пули в жилет сбил его с ног, и, падая, он, должно быть, сломал обе руки. Запястья адски болели, стекла разбившихся очков порезали нос и брови, и из-за крови, заливавшей глаза, он ничего не видел. Но слышать лейтенант мог. Несколько омоновцев у Дома стреляли короткими очередями, преступник же перешел на одиночный режим. Взревев двигателем, рванула с места машина скорой помощи. Где-то вдали, звонко лопнув, взорвалось стекло одной из витрин.
   -- Фатеев! -- раздался сзади крик капитана, и лейтенант ответил:
   -- Жив я.
   "Выходит, этот сукин сын начал стрелять. Ну, значит, недолго ему осталось. Ребята его быстро пришьют, -- подумав о том, что рано или поздно это все закончится, Фатеев слабо улыбнулся. -- Только как же он смог в меня попасть?"
   Прицельно выстрелить с такого расстояния сумел бы только снайпер, значит, в него попали случайно. Преступник в здании, скорее всего, метил в машину скорой помощи. Подняв голову, лейтенант замигал, силясь разглядеть ее сквозь плотную красную пелену крови. Увидел он только фары. Развернувшись, машина заехала за дом и скрылась в глубине квартала.
   -- Стойте! -- крикнул лейтенант, но было уже поздно.
   Оттолкнувшись локтями от асфальта, он поднялся и, пошатываясь, побежал за ней.
  
   -- Раненых быстро в фургон!
   Гаворухин подбежал к последнему лежащему, не проверяя, поднял парня и, взвалив на плечо, потащил к укрытию.
   Над головами милиционеров преступник продолжал палить по витринам магазинов.
   -- Я тебя достану, сволочь. Я тебя достану. -- Надеясь, что преступник истратит все патроны, и они возьмут его еще до приезда второй группы, капитан представил, что сделают милиционеры с задержанным. Говорить он действительно сможет только через неделю. В лучшем случае.
   Трое омоновцев, не переставая стрелять короткими очередями, перетаскивали других. Командир группы бегал от машины к подъезду и обратно, подталкивая раненых. Оглохнувший милиционер из-за фургона палил непрерывно, продолжая кричать:
   -- Шестой этаж! Я его видел!
   Опустив раненого на землю и прислонив к колесу, капитан выглянул из-за фургона. Стреляли действительно с шестого этажа, но убийца оставался в глубине комнаты, поражая удаленные цели. Несколько витрин через дорогу уже разлетелись, затем наступила очередь оконных стекол. Прямо напротив стоял пятиэтажный жилой дом.
   Капитан подобрал громкоговоритель и, повернувшись спиной к стрелявшему, закричал:
   -- Все жители крайнего дома! Не подходите к окнам! Не вставайте в полный рост! Немедленно ложитесь на пол и выползайте из комнат, где есть окна на эту сторону!
   Подбежавший сзади командир группы потряс Гаворухина за плечо.
   -- Все здесь, раненые в машине.
   -- Хорошо. Пятеро остаются. Окружить дом со всех сторон, с этой - двое. Близко не подходить, стоять в укрытиях. Остальные - оцепить улицы и перегородить дороги. Фургон отогнать вниз квартала, найти скорую и Фатеева.
   В этот момент стрельба из Дома прекратилась. На землю перед подъездом снова упала граната.
   -- ЛОЖИСЬ, -- закричал оглохнувший омоновец и спрятался за фургон.
   Все, стоявшие за машиной, присели, закрыв уши.
   Грянул взрыв. Осколки снова ударили по стальному корпусу фургона, на этот раз никого не задев.
   В наступившей через секунду тишине завыла еще одна сирена. Сирена приближающейся второй группы.
   -- Все в фургон. Едем, быстро!
   На задней скорости машина с омоновцами рванула от Дома.
  
   Убитых было трое. Два милиционеров погибли от осколков, поразивших голову, когда они приподнялись, чтобы стрелять, еще одному, прыгнувшему на землю в числе первых, автоматная очередь сверху попала в шею, между каской и бронежилетом. Лежавшему рядом с ним прошило обе руки, и омоновец, потеряв много крови, теперь сидел с поднятыми вверх предплечьями. Раненые товарищи поддерживали его, сидящий справа форменным ремнем перетягивал мышцы над локтями, чтобы ограничить поступление крови к ранам.
   Трое милиционеров получили легкие ранения в руки, когда прикрывали ими головы, еще одному пуля, отрикошетившая от каски, попала в ягодицу.
   Оглушены были практически все. Стальные каски, защитившие головы от осколков, сработали как отражатели, направив ударную волну на черепную коробку и уши. У многих из носа и ушей пошла кровь, перепачкав лицо и шею, кому-то, возможно, разорвало барабанные перепонки.
   "Трое убитых, пятеро раненых, двое не слышат - остаются десять, -- подсчитал в уме Гаворухин. -- Пятеро держат дом, и для оцепления остаются пятеро. Плюс человек двадцать будет во второй группе. Должно хватить."
  
   Во второй группе было двадцать четыре человека - максимальное количество, которое вмещал фургон ОМОНа. Но практически милиционеров в нем ехало уже только девятнадцать.
  
   -- Где он сейчас? -- Командир второй группы один за другим расчехлил четыре гранатомета.
   -- На этой стороне, шестой этаж, второе окно справа. -- Гаворухин положил трубку специальной связи, вызвав еще две "скорых". -- Почему их аж четыре?
   -- Чтобы можно было одновременно обстреливать все четыре стороны здания, если мы не будем точно знать, где он.
   -- Понятно. Возьмем только один, можешь не расчехлять.
   Капитан вышел из машины и осмотрелся. Фургон стоял в глубине квартала, спрятавшись за домом, окна которого сейчас обстреливались. Повсюду сновали перепуганные продавцы, отгоняемые парой омоновцев. Остальные милиционеры контролировали перекресток и, обойдя Дом сзади, уводили людей с улиц, очистив автостоянку и ближайшие магазины. Один автоматчик сидел на чердаке этого самого дома, ожидая из динамика рации команды "огонь". Команды, которая одна могла закончить этот ад за какую-то секунду. Команды, которую капитан Гаворухин не мог отдать из-за прямого приказа полковника.
   -- Едем? -- Из своего фургона высунулся командир второй группы.
   -- Не хочу подставлять под пули новую машину. Моя уже обстреляна - поедем на ней. Сейчас заберут раненых и убитых, тогда и двинемся. Ты, кстати, умеешь им пользоваться, гранатометом?
   -- Конечно, сейчас это обязательно. В прошлом году ведь ввели. Числится как средство для борьбы с организованной преступностью. Тут и боевые гранаты есть. По две на группу.
   -- В каждой машине? Я не знал. -- Гаворухин криво усмехнулся. -- А нам точно нужно взять его живым?
   -- Точно. Я слышал, что сюда специально вызвали следователя. Опять будут обыскивать здание. Месяц назад уже обыскивали, ничего не нашли.
   -- Плохо искали.
   Просигналив, чтобы прохожие уступили дорогу, из глубины квартала выехала машина скорой помощи. Справа от водителя сидел старший лейтенант Фатеев.
   -- Быстро они.
   -- Эта машина тут уже давно. Видно, уезжала, когда началась стрельба.
   -- А кто это рядом с водителем, кто-то ваш?
   -- Фатеев. Боюсь, тоже раненый. -- Капитан подошел к фургону первой группы и заглянул внутрь. -- Ребята, приготовьтесь, раненые сейчас пересаживаются. -- Обернувшись, он подозвал двух свободных омоновцев. -- Перенесите тела во вторую машину. Приедут следующие скорые - отдадите. И не забудьте пакет в углу. Предупредите врачей, чтоб не открывали.
   Скорая подъехала ближе, и из кабины вышел Фатеев.
   -- Я их догнал. Какие у нас потери, убитых много?
   -- Сейчас сам все увидишь.
   Поддерживая парня с простреленными руками, из фургона первой группы вышли двое раненых милиционеров. Еще один помог выйти омоновцу, почему-то скакавшему на правой ноге.
   -- В ягодицу, -- улыбнувшись, объяснил Гаворухин.
   -- А убитые? Нет?
   Опустив лицо, Гаворухин отвернулся. Из фургона, вслед за ранеными, показался милиционер второй группы. Вместе с напарником он выносил труп.
   -- Трое. Двоих в голову, одного в шею.
   -- А тот парень, с кровью в ушах, где он?
   -- Всех контуженных я оставил. Они перегораживают улицы. Людей мало, а район нужно оцепить большой. Как ты сам?
   -- Да вот, -- Фатеев пожал плечами. -- Боюсь, руки сломал. Ладони не двигаются.
   -- Езжай с ними, раз стрелять не можешь.
   -- Так стрелять же все равно нельзя. Когда вы его берете?
   -- Прямо сейчас. Из гранатомета жахнем.
   -- Подъедете на машине?
   -- Да. Хочешь повести?
   -- Хочу посмотреть на этого ублюдка. Если повезет, хорошенько ему приложу.
   -- Садись. -- Гаворухин кивнул в сторону фургона. -- Будешь свидетелем. Королько, начинаем.
   Капитан подождал, пока омоновцы вынесут последнее тело, и вслед за Фатеевым залез в машину. Через секунду появился командир второй группы с гранатометом в руках, и водитель направил машину в сторону перекрестка.
  
   -- Приготовься. -- Гаворухин приоткрыл дверь и, высунувшись наружу, посмотрел на Дом. Стрелок на шестом этаже стоял в глубине комнаты, из окна выглядывал лишь кончик ствола. Внезапно ствол опустился, и на крышу фургона обрушился град пуль. -- Еще рано, подожди.
   Машину поставили прямо перед зданием, так, чтобы можно было выстрелить, не покидая пуленепробиваемого корпуса. Командир второй группы приготовил гранатомет, капитан взял автомат для заградительного огня, но преступник, похоже, стрелял в фургон только для видимости.
   -- Давай! -- Ствол автомата в окне снова поднялся, и Гаворухин, уступая место, отошел от двери.
   Задержав дыхание, командир второй группы выстрелил.
   Не долетев до шестого этажа, граната ударилась об стену и упала вниз, разорвавшись на земле.
   Кончик ствола, торчавший из окна на шестом этаже, исчез.
   -- Трудно стрелять из машины. Сейчас попробую еще раз.
   -- Подожди. -- Гаворухин достал рацию и вызвал автоматчика на чердаке дома напротив. -- Маслов, где он сейчас?
   -- Там же. Чуть отошел назад и нагнулся. С чем-то возится.
   -- Хорошо. Королько, стреляй.
   Тот перезарядил гранатомет и, тщательно прицелившись, нажал на спуск.
   На этот раз граната залетела в соседнее окно. Оттуда тотчас повалил дым.
   -- Если это та же комната, дело сделано.
   -- А если соседняя? -- Гаворухин покачал головой. -- Давай еще раз.
   -- Хорошо... Где граната?
   Фатеев, сидевший ближе всех к ящику с боеприпасами, неловко попытался открыть его, но не смог.
   -- Давай уж я. -- Капитан перешел к концу фургона и наклонился за гранатами. -- Сколько? Две?
   Командир второй группы промолчал.
   -- Королько, сколько? Двух хватит? -- Гаворухин повернулся лицом к двери. Командир второй группы, не шевелясь, смотрел на Дом.
   -- Маслов, -- Капитан поднес рацию к голове и, так и не взяв гранаты, направился обратно к дверям. -- Что там происходит?
   -- Товарищ капитан, у него...
   -- Что? Противогаз?
   Отодвинув командира второй группы, Гаворухин выглянул наружу.
   В окне на шестом этаже Дома в полный рост стоял взрослый мужчина в фильтрующей маске на лице. В правой руке он держал автомат. Левая сжимала волосы мальчика, к голове которого был приставлен ствол.
   -- Если кто-нибудь хоть пошевелится, я малому голову разнесу. -- В подтверждение своих слов мужчина в окне приподнял мальчика, и тот, скривившись от боли, закричал.
  
   -- Откуда там ребенок?! -- Не пытаясь сдерживать свое недовольство, полковник Савченко кричал в трубку на другом конце линии.
   -- Возможно, он зашел в здание рано утром. -- Это было единственным объяснением, которое пришло в голову Гаворухину.
   -- Сколько ему лет?
   -- Двенадцать... пятнадцать.
   -- ...Преступник что-нибудь требовал? Он выдвигал условия?
   -- Нет.
   -- Приготовьтесь, если понадобится, вести переговоры. Сейчас главное - ребенок. Сколько ваших людей убил этот парень, вы уже выяснили?
   -- Троих. Еще один остался без рук.
   -- Тогда ему все равно светит расстрел. Как только появится возможность - стреляйте на поражение. Но помните: с мальчиком ничего не должно случиться.
   -- Есть. -- Капитан положил трубку. -- Ублюдка можно убить, если мальчик будет вне опасности.
   -- Твою мать! -- Фатеев выглянул в щель между дверью и корпусом и тотчас закрыл дверь, так как преступник снова открыл по фургону огонь. -- Он все время им прикрывается.
   -- Ну и что мы будем делать?
   -- Полковник предложил вести переговоры, -- Гаворухин неуверенно положил руку на трубку. -- Может, вызовем специалиста?
   -- Не надо. -- Фатеев опустился на сиденье и пододвинул к себе громкоговоритель. -- Я сам хочу попробовать.
   -- Что мы ему предложим?
   -- Все. Пусть сам решает, что ему нужно.
   -- Это нам ничего не даст. Только время протянем.
   -- А если мы попытаемся вытянуть оттуда ребенка?
   -- С шестого этажа? Невозможно.
   -- Нда. -- Фатеев задумался, наклонив голову вниз и оперев подбородок на покрытую коркой засохшей крови ладонь. Через несколько секунд он поднялся. -- Нужно вызвать пожарных и взять у них этот... батут, что ли. Наши люди обойдут дом сзади, а я намекну мальчику, что ему нужно спрыгнуть.
   -- Он его не отпустит.
   -- Что-нибудь придумаю. Звони.
   -- Звоню. -- Гаворухин взял в руки трубку.
  
   Следующие полчаса, долгие как целый день, четверо милиционеров сидели в обстреливаемом фургоне прямо перед Домом, каждый занятый своими мыслями.
   Водитель молил бога, чтобы лобовое стекло, значившееся в паспорте как пуленепробиваемое, таковым и оказалось. Еще он думал о шинах - они-то были простыми - и о бензине. Мысль, что их тут поджарят, как в духовке, не давала ему покоя, одно радовало - машину он поставил не под самыми окнами, и если сволочь с шестого этажа вздумает бросить гранату, попадет он вряд ли.
   Командир второй группы, представив, что ребенка в комнате уже нет, мысленно целился из гранатомета во второе справа окно на шестом этаже, только теперь уже боевой гранатой. На две группы их приходилось аж четыре, и, даже если он промахнется, даже если он разворотит весь этот чертов никому не нужный дом, ублюдка он достанет. Четырьмя боевыми гранатами это вполне можно сделать.
   Думая о собственном семнадцатилетнем сыне, старший лейтенант Фатеев гадал, каким образом этот мальчик, заложник мог оказаться в здании. Но гораздо больше его беспокоила другая вещь. Как отвлечь преступника и заставить его выпустить заложника из рук. Все остальное старший лейтенант уже продумал.
   Гаворухин сжимал в руке рацию, вспоминая первую попытку проникнуть в пустой дом, и искал, где допустил ошибку. Тогда, в самом начале, врываться нужно было через окна, сразу со всех сторон. В этом случае не было бы жертв, и убийца, наверняка, уже сидел бы в камере для допросов. Если, конечно, обошлось бы с заложником. Черт, как он там оказался?! ОМОН вызвали около девяти, и с той минуты к дому никто не приближался. Может, он зашел туда раньше? Или это один из пропавших, полковник говорил, что там пропадали люди? Тогда где его держали, здание ведь должны были обыскивать?
   От неприятных мыслей его оторвал шум из динамика рации.
   -- Товарищ капитан! -- Это был командир первой группы. -- Тут приехал следователь. Хочет говорить с вами.
   -- Хорошо. Пожарные прибыли?
   -- Да.
   -- Они привезли все, что надо?
   -- Привезли.
   -- Хорошо. Пусть пять наших ребят возьмут эту штуку и обойдут здание сзади...
   -- Пусть они будут на стоянке, -- уточнил Фатеев.
   -- ...Пусть они заберутся на стоянку и ждут. Все, давай следователя.
   Голос в трубке изменился.
   -- Это старший следователь Исаев. С кем я говорю?
   -- Капитан Гаворухин.
   -- Капитан, я веду дело об исчезновении четырех молодых людей в этом здании. Сколько лет вашему заложнику?
   -- От двенадцати до пятнадцати, еще мальчик. Но я его видел мельком.
   -- Не двадцать с лишним?
   -- Нет. Точно нет.
   -- Жаль... У вас есть основания полагать, что в здании больше никого нет?
   -- Нет, но мы не можем это проверить, пока у преступника в руках заложник.
   -- Если там еще кто-нибудь есть, он может их убить. Вам нужно торопиться.
   -- Мы не можем приблизиться к зданию, пока у него заложник. -- Этот следователь уже начал действовать капитану на нервы. Похоже, он мог думать только о своих пропавших.
   -- Есть проход через канализацию. Трубы ведут в подвал дома.
   Отставив трубку рации, Гаворухин задумался. Если в здании действительно есть еще заложники, они наверняка будут убиты после попытки вытащить ребенка. В этом случае захват уже не будет иметь смысла. В дом нужно попасть немедленно. И возможность сделать это незаметно была как нельзя кстати.
   -- Что это за проход?
   -- Из люка перед домом прямо в подвал. Я видел, как какой-то бомж им пользовался.
   -- А из другого люка?
   -- Попробуйте. Они ведь все соединены.
   -- Хорошо. Спасибо. -- Капитан выключил рацию и повернулся к Фатееву. -- Есть проход в подвал здания через канализацию. Что ты думаешь?
   -- Если они поднимутся незаметно и возьмут его, как только мальчик будет у нас, это будет идеально.
   -- Я тоже так думаю. Сколько послать?
   Фатеев пожал плечами.
   -- Пять, шесть... Главное, чтобы они все сделали бесшумно.
   Гаворухин кивнул.
   -- Точно. Пятерых хватит. -- Он включил рацию и вызвал командира своей группы. -- Гальченко, выбери пятерых самых ловких из второй группы, чтоб были не контуженные, не глухие, и пошли их в ближайший канализационный люк. Пусть возьмут фонари и рацию. Им нужно по трубам пройти в подвал нашего здания. Пусть там не шумят, а когда прибудут, пусть свяжутся со мной.
   -- Оружие?
   -- Да, конечно. Им предстоит захват. Действуй немедленно. Группа с батутом или как его там уже на месте?
   -- Нет еще. Они должны мне сообщить.
   -- Как только будут там, дай знать, мы начнем.
   Капитан выключил рацию и опустился на сиденье рядом с Фатеевым.
   -- Ты готов?
   -- Надеюсь, что да.
   -- Может, пока не поздно, вызовем кого-нибудь сверху? Если он потребует денег или самолет, что мы скажем?
   Лейтенант развернулся и сломанной рукой похлопал капитана по плечу.
   -- Миша, я должен вытащить оттуда пацана, и я это сделаю. Когда-нибудь я ошибался?
   -- А твоя свадьба считается? -- серьезно, в тон ему ответил Гаворухин.
   -- Спасибо, нечего сказать. -- Фатеев отвернулся.
   -- Ладно, держись. -- Капитан пододвинул свой автомат командиру второй группы. -- Будешь его прикрывать, если что.
   -- Есть. -- Тот отложил гранатомет и взял в руки АК.
   Следующие пять минут они сидели в абсолютной тишине, слушая, как в доме через дорогу разлетаются от пуль оконные стекла.
   Сигнал рации заставил Гаворухина вздрогнуть.
   -- Они на месте. Спрятались за машинами. Я сказал, чтобы ждали, пока мальчик не подойдет к какому-нибудь окну.
   -- Хорошо. -- Капитан кивнул ожидавшему знака Фатееву. -- Мы начинаем.
   Тот встал и вместе с Королько подошел к двери фургона. Глубоко вздохнул и, толкнув дверь, вышел наружу.
   -- Я останусь здесь. -- Командир второй группы, приготовив автомат, спрятался за дверью.
   -- Только не засни.
   Лейтенант зажал громкоговоритель между запястьями и направил вверх.
   -- Эй, парень, ты меня слышишь? Слушай сюда. Я знаю, ЧТО ТЕБЕ надо. Парень, ты меня понял, я знаю, что тебе нужно, что тебя спасет.
   -- Ничего мне не нужно, -- прокричал из темноты окна преступник.
   -- Нужно. Слушай, парень, -- Фатеев еле сдержался от того, чтобы напрямую не сказать "пацан", -- чтобы убраться оттуда, тебе нужна машина, ты понял? Тебя спасет машина.
   -- Мне не нужна никакая машина. Я и так отсюда уберусь.
   -- Парень, слушай меня внимательно. Тебе нужна машина, чтобы выбраться отсюда. Иначе - никак. Только машина.
   -- Да не нужна мне машина, отвали.
   -- Тебе нужен выбор, понял? Выбор машин, много машин. Слушай сюда, парень, тебя спасет много машин. Это именно то, что тебе сейчас нужно, понял?
   -- Да пошел ты, кретин! Ты мне лучше бабу дай. Телку, понял?
  
   -- Боже! -- Гаворухин закрыл лицо ладонями. -- Ничего из этого не выйдет, он нас раскусит.
   На поясе зашумела рация.
   Надеясь, что это группа, посланная в подвал, капитан схватил трубку. Так оно и было.
   -- Маликов, вы меня слышите?
   -- Да.
   -- Где вы?
   -- Мы в подвале. Тут на полу видны трупы, трое или четверо. Проверить их?
   -- Потом. Найдите, где там лестница, и бесшумно поднимитесь на шестой этаж. Бесшумно!
   -- Есть.
   -- Там должен быть мальчик, заложник. Если его не будет - сразу стреляйте в ублюдка, если заложник там - тоже стреляйте, но так, чтобы мальчик остался цел.
   -- Есть.
   "Хоть бы трепотня Фатеева сработала так, как надо. Боже, пожалуйста!"
   Капитан опустил рацию, думая, будет ли здесь слышен захват или они действительно смогут провести все без лишнего звука.
   Но то, что случилось, Гаворухин услышал. Услышали это и все окрестные квартала.
   Откуда-то из-под Дома раздался оглушительный грохот, словно в подвале взорвался десяток гранат. Через мгновение из окон на первом этаже стремительно вылетели снопы пыли, поднятой ударной волной, и все здание задрожало.
   Преступник на шестом этаже закричал.
   Фатеев, выронив громкоговоритель, буквально ввалился в дверной проем фургона. Командир второй группы втащил его и сразу же захлопнул дверь.
   -- Господи! -- Мало на что надеясь, капитан поднял рацию. -- Маликов! Маликов! Ответьте!
  
   Вдыхая тяжелую бетонную пыль, Виталик Корейко пополз вперед, подальше от этого ужаса.
   Направившись в Дом сегодня утром, он хотел лишь убедить себя, что способен на то же, что и Димка. Способен пересилить свой страх, почувствовать себя крутым. Но сейчас, похоже, страх пересилил его. Собственно, страх - это единственное, что в нем сейчас оставалось. Все остальные эмоции были подавлены, захлестнуты мощным наплывом адреналина в крови.
   Почувствовав на своем лице эту грязную, сплошь покрытую пошлыми татуировками руку, мальчик словно окаменел от испуга. Руки и ноги отказались слушаться, с прилипшего к губам языка так и не сорвался крик ужаса. Отвратительные холодные волны, пробежав по спине, пропитали все тело, и Виталик, ощутив неестественную, но успокаивающую отрешенность, весь отдался этому чувству. По ногам тихо стекли горячие струйки мочи, разрывающееся в груди сердце успокоилось.
   Несколько долгих часов, как ему показалось, он лежал связанный, словно груда тряпья. Потом мальчика развязали и за волосы подняли к окну. Снаружи был уже день. Страшный мужчина с татуировками на руках не целясь стрелял из автомата, прикрываясь ребенком, как щитом, потом отшвырнул мальчика в угол и склонился над большой спортивной сумкой, что-то собирая внутри. Тогда-то Виталик и решил бежать. Идея возникла не в мозгу, нет. Онемевшее сознание мальчика было бессильно что-либо сделать - тело само начало двигаться. Вперед, прочь от окна, прочь от бесконечного ужаса.
   Уползая по грязному полу от этого страшного человека, Виталик двигался до тех пор, пока не уткнулся головой в стену на противоположной стороне здания. Не осознавая, на каком этаже он находится, мальчик влез на подоконник и посмотрел вниз. Внизу была автостоянка. Внизу был его родной квартал.
   -- Эй! -- Какие-то люди в защитной форме и касках бежали под его окно с чем-то похожим на большое круглое одеяло.
   "Кто это?" -- пронеслось в затуманенном сознании, и Виталик подался назад.
   Тут здание дрогнуло, подбросив его вверх. По ушам ударил грохот взрыва.
   Споткнувшись от неожиданности, Виталик сорвался вниз.
  
   -- Маликов! Маликов! Черт! Маслов, что он делает? -- Гаворухин орал в рацию, не зная, что лучше - оставить фургон здесь, в опасной зоне, но с возможностью быстро ворваться в здание, если понадобится помощь, или отъехать в глубь квартала и дать приказ снайперу, пока преступник не придумал еще чего-нибудь.
   -- Ищет что-то. Мальчика с ним нет.
   -- Ты можешь выстрелить?
   -- Уже нет. Он вышел из комнаты. В соседних окнах его нет.
   -- Где он? Ты его не видишь?
   -- Нет. Он где-то внутри.
   -- Когда увидишь его, сообщи... Черт! -- Гаворухин устало опустился на сиденье. -- Едем отсюда. Быстро.
   Фургон тронулся с места, оставляя сзади Дом и последнюю надежду на благополучный исход операции. Все катилось к чертовой матери.
   Сигнал рации, как обычно, застал всех врасплох.
   -- Капитан, мальчик у нас.
   -- Вы его поймали, он прыгнул?
   -- Да, он здесь.
   -- У вас в руках? Вы его держите?
   -- Да, да, он здесь.
   -- Спроси его, есть ли там еще люди. -- Гаворухин повернулся к лейтенанту, но Фатеев и так все понял и, устало опустившись на пол фургона, закрыл глаза.
   -- Говорит, что нет.
   -- Быстро уходите оттуда. Немедленно. Маслов, ты его видишь?
   -- Нет, он в глубине дома.
   -- Продолжай следить.
   Гаворухин поднял взгляд на командира второй группы.
   В руках тот держал гранатомет. Гранатомет, заряженный боевой гранатой.
   -- Капитан?
   -- Да. -- Гаворухин утвердительно кивнул. -- Мы не знаем где он. Понадобятся все четыре.
  
   -- Все готовы? -- Капитан Гаворухин выглянул из-за чердачной стены и в последний раз посмотрел на Дом. В ярких лучах полуденного солнца мрачное серое здание казалось еще более мертвым. Что ж, так тому и быть.
   -- Стреляем по счету три. Целиться в первый этаж. Мы хотим взорвать здание. Начинаем: раз, два, три.
   Четверо гранатометчиков со всех сторон Дома нажали на спуск и, не дожидаясь взрыва, вскочили и бросились убегать.
   Через мгновение первый этаж здания превратился в облако пыли: три боевые гранаты влетели в окна, еще одна ударила в стену. Грохот взрыва прокатился по всему району, достигнув центра города и оторвав от повседневной работы тысячи людей, в том числе и полковника Савченко.
   Разметав по проезжей части сотни торгашеских лотков, ударная волна пронеслась через дорогу и превратила в стеклянную пыль остававшиеся целыми витрины и окна.
   Верхние этажи здания задрожали, словно Дом решил раскланяться перед уходом, а потом просто исчезли. Подминая под себя то, что осталось от первого этажа, и перемалывая это в пыль, Дом опустился вниз. Он падал долго, сначала аккуратно забрасывая камнями пустые машины на перекрестке и автостоянке, затем неловко покачнулся и, надломившись где-то внизу, рухнул весь, полностью.
   Тонны бетона свалились на перекресток, проломив асфальт по всей его площади и похоронив под собой десятки брошенных машин и пустой троллейбус.
   Закрыв место падения, в воздух поднялась огромная туча тяжелой бетонной пыли.
   Вслед за ней в воздухе появился отвратительный приторный запах, который бывает на свалках, бойнях и в никем не убираемых общественных туалетах. Запах грязи. Запах смерти. Запах зла.
   Все, кто стоял поблизости, отшатнулись назад, пытаясь спрятаться от этой пыли и запаха.
   -- Ну все, конец. -- Устало прислонившись спиной к кирпичной стене чердака, капитан Гаворухин вытер ладонью забитое пылью и потом лицо. -- Слава богу!
  
   Утром следующего дня, стоя почти на сантиметр в бетонной пыли, торгаши снова приступят к работе. Потеряв почти треть своих товаров, Улица придет в себя только через месяц-другой, но и до этого момента станет ясно, что расположение свое она изменит. Не доходя до места, где стоял Дом, продавцы переметнутся на другую сторону дороги и оккупируют соседний квартал.
   Туалет и мусорник они себе организуют на пустыре, чудом уцелевшем после падения Дома. Кто-то попредприимчивей соорудит деревянную будку и станет взимать плату за справление в ней естественных потребностей. Куда будут отправляться нечистоты - в канализацию или просто в землю - никого не заинтересует.
   Уголовное дело о пропаже студентов, чьи дипломы были найдены в Доме, закроют, признав их убитыми, а убийцу погибшим при падении здания.
   Что касается боевого оружия, которым воспользовался преступник, то его объявят украденным из расположенной в городе воинской части. Проверка, правда, покажет, что это не так. Гранатами часть последние два года не располагала, а автоматы были более поздней модификации. Однако, признать, что на территории области или даже города были свободно проданы боеприпасы, убившие восемь человек, из-за опасности грандиозного скандала сочтут невозможным. Порядок хранения ору-жия в воинской части ужесточат, в оружейных магазинах проведут тщательные учеты. Решение загадки найдется только через два месяца, когда по фотографии отрубленной головы, разнесшей лоток с очками, опознают беглого военнослужащего из соседней области.
   Для расследования причин, по которым недостроенное высотное здание вблизи цен-тра стихийной торговли рухнуло при вполне допустимых проектом нагрузках, при горисполкоме будет создана специальная комиссия. Через месяц комиссия предложит несколько версий: разрушение фундамента из-за взрыва нескольких гранат в подвале, ухудшение прочностных свойств бетона фундамента из-за нарушения условий эксплуатации и несоблюдение при строительстве технологических норм на бетон. Предпочтение окажут последней версии, что послужит поводом для формального списания Дома. Кое-кто получит взятку, и место здания отдадут под расширение автостоянки.
   Расчистка завалов после падения Дома продлится около месяца. Но последнее тело из-под камней извлекут уже через неделю. Всего в Доме найдут семнадцать трупов - среди них будут два обезглавленных - и кости еще пяти человек.
   8 августа состоятся похороны милиционеров, погибших при штурме. Присутствующий на процессии мэр города объявит о перечислении семьям погибших денежных компенсаций, полковник Сав-чен-ко вручит вдовам медали. Под руководством поправляющегося старшего лейтенанта Фатеева омоновцы дадут салют из штатного оружия. День 29 июля станет считаться днем траура.
   Захоронение других тел, найденных в подвалах Дома, произойдет на следующий день, и родители студентов будут переживать свое горе в одиночестве. Обглоданные крысами кости и восемь неопознанных трупов - возможно, тела двух продавцов с Улицы и бомжей, живших в Доме, - похоронят за счет города в безымянных могилах.
   Капитану Гаворухину за приказ взорвать городское здание будет объявлен строгий выговор с занесением в личное дело. Полуторамиллионного ущерба, который срочно придется возмещать из городского бюджета, ему никто не просит. По управлению пройдет слух, что за "халатность и непрофессионализм" его должны будут понизить в звании и привлечь к уголовной ответственности. Однако друзья предупредят капитана, и он успеет уволиться по собственному желанию за два дня до подготовки приказа. В последствии дело о халатности и непрофессионализме возбуждено не будет.
   После медицинского обследования, которое не найдет у него повреждений, Виталик Корейко предстанет перед следователем. Мальчик опишет внешность преступника, упомянув о татуировках на запястьях. Именно по этой причине его и не пригласят для опознания. Ни на одном из найденных в Доме тел татуировки не будет.
   Вернувшись из деревни и узнав про все, что произошло в Доме, Димка Земцев все-таки расскажет о трупе. Сначала друзьям и родителям, а потом и в милиции, следователю. Показания мальчика запротоколируют, но участвовать в опознании он также не станет.
   13 сентября на уроке русского языка класс Димки будет писать традиционное сочинение на тему "Как я провел лето". Трое мальчиков напишут про Дом.
  

С. Гаврилов


август '98

  
  

  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"