Вот уже наступил конец августа. Мама снарядила нас с Зиной в дальнюю дорогу. Нас ждало увлекательное путешествие в неведомую страну под интригующим названием "интернат". В городе мама подсластила мне горькую пилюлю, купив шёлковое платье за два рубля десять копеек. И вот я уже красовалась в новом белом платье, усыпанном весёлыми жёлтыми горошками. Мама сдала меня из рук в руки учительнице и уехала в деревню. Так в моей жизни началась новая эра...
Вместе со мной из нашей деревни в первый класс притопали ещё две жертвы национальной политики Света Иванова и Надя Федотова. Надя - красивая городская девочка, с кукольным личиком и настоящими локонами, щеголявшая в нарядном платье с оборочками, казалась мне совершенством. Мне очень хотелось быть похожей на неё. Надя переехала в деревню из столицы, где посещала детский садик. Что такое садик я не знала, но её преимущество передо мной было очевидным. Надя не только бегло говорила на русском, но и знала наизусть много стихов, песен. Тихая и незаметная Света Иванова, опасающаяся лишний раз открыть рот, не вызвала во мне никакого интереса.
Надя, чувствующая себя в новой обстановке, как рыба в воде, на правах хозяйки повела знакомить меня с воспитательницей. Она трещала без умолку, вываливая на меня кучу ненужной информации. Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Стеклянная дверь вела в просторный зал, называемый игровой. Далее по коридору находились умывалка и туалет. Налево расположилась спальня мальчиков, а направо - девочек.
Спальней служила огромная комната, вернее зал, заставленный в два ряда узкими железными кроватями, застеленными одинаковыми покрывалами. Это было настоящим царством кроватей, одеял и подушек. Больше в комнате ничего не было. Дощатые полы были выкрашены тёмно-коричневой краской. Огромные окна, белые потолки, белые стены без единого цветового пятна в виде картины на стене или хотя бы гвоздя пугали своей безликостью и безжизненностью. Глазу не за что было зацепиться. Ровные ряды кроватей и подушки, выстроенные строго в ряд, как солдатики на плацу по команде "Направо" намекали на строгие ограничения и железный порядок заведения.
В центре комнаты стояла бесцветная молодая особа неопределённого возраста в очках с толстыми стёклами, за которыми едва угадывались маленькие глазки. Пышная шапка курчавых волос такого же неопределённого цвета, как и её загадочный возраст, служила единственным украшением этой странной девы. У неё был совершенно беспомощный вид, казалось, что она забрела сюда случайно, и не знала, что делать с облепившей её со всех сторон шумной оравой детей.
- Девочка, как тебя зовут? - направила тётка на меня свои окуляры.
Я в ответ глупо улыбалась и скалила зубы. Я не понимала ни слова.
- У тебя имя спрашивают, - прокудахтала где-то рядом Надя.
- Я и сама всё понимаю, не надо мне переводить, - отбрила я добрую самаритянку.
- Надя, - звонко отрапортовала я.
- Это твоя кровать, - протянула воспитательница бесцветным голосом, показывая на одну из них.
В спальне ни на минуту не смолкал детский гул, писк, визг. Массированный натиск целого полчища бестолковых малышей, галдящих, как стая ворон, привёл воспитательницу в шок. Она, приоткрыв пухлый ротик, беспомощно озиралась по сторонам как рыба, выброшенная на берег.
Надя, добровольно взвалившая на себя обязанности моего пресс-атташе и переводчика, безостановочно строчила, как из пулёмёта, очередЯми выстреливая мне в ухо все нюансы беседы.
После короткой дипломатической беседы Рыбка вручила мне комплект нижнего белья, проштампованного большой прямоугольной печатью. Комплект состоял из голубой майки и трусов-парашютов гигантского размера. Мой гардероб пополнился также хлопчатобумажными чулками, новым проштампованным платьем, школьной формой и тяжеленными ботинками ярко- рыжего цвета с такими же рыжими шнурками. Я тоже с большим интересом таращилась на деток. Все воспитанники уже щеголяли в одинаковых платьях, одинаковых ботинках и были похожи на однояйцовых близнецов...