в которой к Белорецку подкрадывается пушистый полярный лис, у арестантов возникают вопросы к Лузге, после чего тот встаёт на лыжи.
- Обстановка в городе тревожная, - министр Внутренних дел генерал-полковник Тагиров старался скрывать обеспокоенность. - Возле пятого отделения милиции собралась толпа, требуют отпустить задержанных. Мы принимаем меры. Запускаем сотрудников в штатском, которые предлагают разграбить ближайший винный магазин, он стоит не запертым, и пойти употреблять спиртные напитки на берег пруда. К людям выходил начальник отделения, уговаривал разойтись. Обещал отпустить всех после составления протоколов. Гарантировал срок до утра. Не помогает. Толпа не расходится. Активное участие принимают женщины, возбуждая недовольство. В целом, ситуация очень необычная.
- Если попытаются вломиться? У вас там оружие, - напомнил президент.
- Вход в отделение укреплён железной дверью, на окнах двойные железные решётки. Пусть ломают. Какое-то время они выдержат. Мы будем стараться избегать применение насилия, чтобы не допустить жертв среди гражданского населения и эскалации конфликта.
- А если вызвать пожарных с брандспойтами? - предложил министр Здравоохранения.
- Будут жертвы, - министр Внутренних дел поморщился. - У пожарных водомётов слишком высокий напор струи. Человека сбивает с ног, возможны переломы. Может и шею сломать, прецеденты были.
- Применяйте отряд особого назначения, я санкционирую, - сказал Бакиров.
- Есть предложение отпустить задержанных, и толпа сразу разойдётся по домам, - мягко сказал министр Торговли.
Генерал-полковник Тагиров засопел.
- Толпа пойдёт к другим отделам, вдохновлённая успехом. Лучше их держать всех в одном месте. Мы попробуем освободить задержанных более хитро, имитируя инициативу населения. Возможно, это успокоит толпу. Заодно потянем время до подхода армии.
- Войска едут. Так ведь? - спросил Бакиров министра Обороны.
- Так точно. Время прибытия... - генерал-лейтенант посмотрел на часы. - Через тридцать пять минут колонна БМП будет на въезде в город с Тирлянского шоссе.
Почему-то в зале совещаний поплохело всем.
- Но это... уличные бои... - пробормотал министр Тяжёлой промышленности, лучше всех знакомый и со свойствами бронетехники, и с морально-волевыми особенностями рабочих, изготавливающих её.
- Без крайней необходимости мы не введём в город войска, - успокоил его президент. - Что с подвозом Первой конной бригады?
- Грузятся, - министр Транспорта кинул взгляд на настенные часы. - Время прибытия на станцию Белорецк-Грузовая - десять часов.
Охрана президентского дворца, в котором проходило экстренное совещание правительства, была усилена курсантами училища Погранвойск. На защиту других важных столичных объектов распределили курсантов МВД, Высшего командного училища Сухопутных войск и слушателей академий Связи и Тыла и Транспорта, но для столицы их оказалось ничтожно мало.
Белорецк был промышленным мегаполисом. Военных обучали по всей стране, где это было делать целесообразнее. Столице, от самого её начала, никто не угрожал. Она и возникла там, куда не смогла дотянуться Глобальная Мировая война. Естественным положением вещей для всех и всегда был факт, что сердце Северной Центральной Азии находится вне досягаемости любого врага.
Кроме внутреннего.
Один раз в Белорецк заехал Емельян Пугачёв с горсткой конных подручных. Это было пятьсот пятьдесят лет назад. Но и тогда никто не нарушил мир.
Город отродясь не видел бунта и не был готов к насилию.
- ОПОН применять только в случае, если толпа предпримет попытку захвата здания, - распорядился президент. - Пока граждане не враги народной милиции, полиция тоже не враг народа.
***
Пятый околоток был стар, как само время. Лузга знал этот обезьянник по отсидке двадцатилетней давности, когда его задержали по подозрению в убийстве и привезли на первичный допрос. Потом было гестапо в убойном отделе и следственный изолятор, но свою первую камеру новгородский лазутчик запомнил навсегда.
'Решётки те же, стены покрашены, - мысли ворочались в голове, как опарыши в банке рыболова, тупые и обречённые, не знающие о скором крючке, но подозревающие что-то нехорошее. - Встрял. Не сорвёшься. Края'.
Его уже водили к дознавателю, сняли отпечатки пальцев, записали установочные данные, позадавали хитрые вопросы. Мусорские прихватки Лузга на болту вертел, научился их выпасать во время первой засылки и отточил навык на зоне. Документы тоже были в порядке - ульяновский паспорт и бумага клееваренного завода были несокрушимы в своей деревенской простоте. Не опасался он и опознания по старой фотографии. Лучевая болезнь и возраст полностью изменили внешность. Но когда придёт ответ по дактилоскопической карте...
Обезьянник был полон задержанных. Сидели на скамейках, стояли, держась за решётку, сидели на корточках, кому не хватило места. Негромкий гул голосов и кашель образовали привычный фон невольничьего каземата. Пролетарии были из разных районов и с разных предприятий. Они перемешались в сутолоке и оказались одновременно не в том месте. Когда менты начали хватать кого попало, Лузга очутился в самой прожарке и обнаружил, что Щавель исчез.
- Басаргин? Сергей?
Его осторожно тронули за рукав. Лузга вскинул голову и прищурился. Узкоглазый ханурик неопределённого возраста, без бороды и усов, из тех безропотных, кого по-быстрому упаковали в автозак, искательно всматривался в лицо, пытаясь отыскать подтверждение. Но что он мог узнать в гуле, с которого слезла вся прежняя шкура, а сменённая кожа выглядела абсолютно по-мутантски?
'Только расслабишь булки, как сразу найдётся желающий присунуть', - разозлился от испуга беглый арестант. Сам он не припоминал в мужичке решительно никого из встреченных когда-либо по жизни или по зоне.
- Путаешь, земляк, - примирительным тоном отозвался Лузга. - Какой я Басаргин? Ты обознался.
- Да? - с разочарованием протянул мужичок, но не отступился. - А как похож. Осанка, повадки...
'Сука, - подумал Лузга. - Что же тебе надо?'
- Я тебя не знаю, - с неприязнью отшил он. - Ты кто?
- Китаев, - как о чём-то само собой разумеющемся ответил тот. - Меня все знают, и я всех знаю. Я - Китаев!
- Ван Саныч, - заговорили мужики. - Ну что ты до человека докопался? Ты как клещ вцепишься и всю душу высосешь.
- Я - Китаев! - ответствовал им Ван Саныч. - Меня все знают, и я всех знаю. Это Басаргин. Мы вместе сидели, в разных отрядах только. Он меня не помнит, а я его помню.
- Что ты сказки рассказываешь! Где я с тобой сидел? - не выдержал Лузга нападок камерной нечисти.
- Здеся, на и-тэ-ка-один!
- Ты путаешь. В натуре, путаешь. Я про Единичку только слышал. И зовут меня не Басаргин. Я из Ульяновска, с той стороны.
- А там где чалился? - выгнанный в дверь, мелкий бес лез в окно.
- А ты для кого интересуешься? - гавкнул Лузга. - Для кума своего? Ты - легавый, что ли, с вопросами своими? Легаш, да?
- Отвали от человека, Ван Саныч, - загомонило опчество, унимая конфликт. - Ты посмотри на него, он реально радиоактивный.
- Да он с нашего двора, - подал голос из дальнего угла смутно знакомый работяга. - Он печной мастер из Ульяновска, отвечаю.
Этим он задел за живое Ван Саныча, который действительно не ошибался и регулярно являл свою сверхспособность для наивного азиатского самоутверждения.
- Я - Китаев! Я всех знаю, и его знаю! Мы вместе чалились!
- Я тебя впервые вижу, полуходя-полупокер.
- Берусь доказать!
- Чем обоснуешь?... - ощерился Лузга, собирая пальцы в кулак. - ...своё доказательство?
Глухой удар в стену под его ногами оборвал гнилые базары. Послышалось торопливое царапанье, за которым последовали удары потише. Опчество замерло. Сидевшие на корточках стали заглядывать под лавку.
- Походу, кабур роют.
- Куда, в мусарню?
С характерным чавканьем выехал из стены кирпич.
- В натуре, кабур!
- Пацаны, прикройте решку.
Задержанные столпились возле решётки, чтобы ментам из дежурной части не было видно происходящее в обезьяннике.
Место возле Лузги опустело, а сам он тоже сел на корточки и увидел бьющий из-под лавки свет. В дыре осторожно и ловко шуровала фомка. Руки сноровисто расшатывали кирпичи, которые плохо держались на старом ементе, и вынимали их один за другим.
Вскоре дыра расширилась до таких размеров, что в неё мог пролезть человек.
- Братва! - просипели снаружи. - Мотаем! Сваливайте, пока менты не прочухали.
Его призыв не нашёл поддержки у опчества. Работяги ждали, когда их отпустят. Если не через три часа, то на утро точно. Они были готовы провести ночь в камере и потом разойтись по домам, к семьям и стакану. Все данные работяг были переписаны, да они и не скрывали по привычке к правилам игры, по которым, в самом худшем случае, грозил трёхрублёвый штраф, либо и вовсе без него обойдётся. Такое часто случалось. Дело об административном правонарушении не возбуждали, а просто срубали палку для милицейской статистики. Мужики давали жить ментам, менты давали жить мужикам, все были сыты и все были целы. Но вот побег из-под стражи означал переход на расклады уголовного кодекса. Взять и поднять с пола статью фраеров в обезьяннике не нашлось.
- Благодарим, братан, - с весёлой иронией полетело на волю. - Мы тут перекантуемся.
- Да вы чё, пацаны? Там у входа толпа громить собирается. Вас пожгут с ментами вместе. Они там бешеные. Век воли не видать!
- Мы поглядим тут, - ответствовали в кабур. - Ещё раз, от души, братан!
- Да ну на хрен, я лезу, - решился Лузга, которому не хотелось сгореть за выполнение приказа светлейшего князя.
Китаев пришёл в восторг.
- Вот ты и проявился! - возликовал ходя. - Ты побегушник. Ты с Единички в побег ушёл.
Но Лузга был уже душой за стенами 5 отделения милиции и пренебрежительно отпустил, не оглядываясь:
- Да всего тебе дело есть, активист косорылый. Такие как ты - лычку на рукав и к куму на доклад. А я пошёл.
- Вставай на лыжи, - сердито спровадил Китаев. - Я тебе на воле предъявлю за обоснуй.
- Тоже мне оперчасть, - выцедил Лузга, но уже без злобы, а просто для порядку, встал на карачки и полез под лавку.
Чтобы протиснуться в пролом, пришлось лечь на пол, сунуть руки вперёд и поползти, отталкиваясь носками ботинок от пола. Снаружи его крепко схватили и сильно потащили. Кабур оказался узковат даже для тощего Лузги.
'Надо было куртку снять!' - пожалел гуль, но было поздно. Уши зажало предплечьями, ткань зацепилась за кирпичи, но продёрнулась. Сокамерники подхватили ноги и толкнули, как бревно. Лузга выпрямил их и свёл вместе для прочности. Выдохнул и поджал живот. Снаружи рванули, брюхо проехалось по чему-то ребристому.
Лузга как пробка выскочил на волю.
Дневной свет ослепил его. Пыхтя и сдувая с лица пыль, он встал на карачки. Ему помогли подняться. Вокруг был вольный воздух, впереди тихий двор, за спиной - задняя стена мусарни, по бокам какие-то люди.
Проморгавшись, Лузга оробел. Из всех спасителей только один выглядел пенсионером с высушенным лицом арестанта, он-то и звал на волю. Остальные были ухоженные, коротко стриженные крепыши в спортивных костюмах.
'Ой, ряхи не ментовские... - у Лузги подогнулись колени. - Это ж конторские!'
- Куда вы меня тянете, вепри гнойные? - придурковато заблеял он, из последних сил не показывая, что выпас контору.
Спортсмены взяли его под руки и отвели от участка, чтобы никто из собравшихся возле входа не заметил.
Его отпустили и подтолкнули в спину, а сами вернулись к разобранной стене, где уже стоял на четвереньках блатной и выманивал следующего.
'Чудеса, - подумал Лузга. - Повязали менты, вытащили через кабур особисты. А теперь отпускают на все четыре стороны. Надо бы провериться, пустят ли хвост, - он потрусил через сквер на улицу Свободы, чтобы оттуда выйти дворами на Социалистическую, добежать до Пролетарской и там исчезнуть. - Чудеса, да и только. Сплошняком чудеса'.