Гедда Габлер. Шутка

В моем храме всего миллион ступенек, по которым я каждый день поднимаюсь, уставшая, потерянная, к вспотевшей коже прилипает пыль... Он всегда сидит на том же месте, в центре черного глянцевого квадрата пола. Я кладу голову ему на колени, и его руки с длинными узловатыми пальцами и острыми крючковатыми ногтями начинают ласкового гладить меня по голове, перебирать спутанные волосы. Я знаю, он никогда меня не отпустит, и каждый день он будет погружать свою длинные когти в мои волосы, как делал это прежде, задавая одни и те же вопросы.

- Как ты, дитя?..

А я лишь глубже буду зарываться лицом в его колени, ощущая кожей жесткую мешковину его серых одеяний.

- Как там ОНИ?..

А я буду тереться щекой о его колени и молчать.

Но сегодня он немножко другой. Я чувствую это кожей, слизистыми оболочками, каждой молекулой души. Сегодня даже храм выглядит торжественно. Сегодня и я другая...

- Я люблю тебя, - вырывается как-то резко и жалко - и я лишь плотнее вжимаюсь в его колени.

- Я знаю, малышка, знаю. Ты никогда никого не будешь любить так, как меня. - И он продолжает перебирать мои волосы, только как-то так, что мне становится больно. Но я терплю, лишь тихо всхлипываю, чтобы он не услышал.

- Скоро все закончится, дитя, скоро все будет по-другому...

- Я так одинока, мне больше не хочется жить... - шепчу я.

- Тсс, малышка, тише, тише, моя хорошая. - Он впивается когтями в мой затылок. От неожиданности я вскрикиваю. - Тсс, маленькая, скоро все закончится.

- Кто ты? - боль разрывает на мелкие осколки мое сознание. Раньше, конечно, он мне тоже делал больно, но не так, как сегодня.

- Я все и ничего, малышка. Ты для меня крупинка, не больше. Но я люблю тебя...

- Ты Бог? - робко спрашиваю я. Еще никогда я не задавала ему столько вопросов, никогда так долго с ним не разговаривала. Он поднимает мою голову и держит за подбородок своими жуткими загнутыми когтями. Я знаю, что смотреть на него мне нельзя, иначе... Не знаю, что будет... Я лишь чувствую его дыхание на лице. Просто легкий ветерок щекочет кожу. Я плотно зажмуриваю глаза. Мне страшно.

- Не бойся, дитя, я не Бог... Я всего-навсего Шут.... Не плачь, моя девочка, не плачь. Ты ведь моя любимая Шутка... Нам будет весело, мы развлечем и небо, и землю, и ад. - Его когти рвут кожу на моем затылке. Мне страшно и больно, я знаю, что струйки, медленно стекающие по моему лицу и шее, - это кров.. Но я не открываю глаз. Я зажмурила их так крепко, что даже слезы не могут течь.

- Я больше не хочу приходить к тебе, - говорю несмело.

- Да, я знаю, ты устала, но все будет хорошо, моя малышка, моя маленькая Шутка... Моя любимая Шутка... Я люблю тебя. - И я знаю, он хочет меня поцеловать. Его твердые губы касаются моего мокрого лба. Невыносимый ужас, боль и страх накатывает на меня, охватывает все мое существо, я кричу, беззвучно и отчаянно. Тело бьется в конвульсиях, руки хватают воздух.

- Нам будет весело, малышка... - шелестит вокруг его голос...

Мне кажется, что я вот-вот умру...

* * *

- Сашенька! Девочка, проснись! - Различаю сквозь плотную пелену свого беззвучного крика. Я не могу пошевелиться. Меня парализовало? Нет, просто мои руки крепко прижаты к кровати. Я открываю глаза. В свете ночника вижу перед собой лицо Катьки, искаженное страхом.

- ЧТО ЭТО БЫЛО?! - и она с опаской ослабляет хватку. Я приподнимаюсь на локтях. Тело просто негнущееся и тяжелое. Чувствую себя куклой, поломанной, раздавленной. Кулаки судорожно сцеплены. Раскрываю... В окровавленных ладонях клочки моих темных волос.

- Все в порядке. Таблетки не выпила. Ночные кошмары. - С трудом выдавливаю из себя.

- Ох, нихрена себе ночные кошмары! Дат ты чуть дыру себе на затылке не выцарапала. Я еле тебя удержала, а у нас-то килограммов тридцать разницы будет! - Катька была в откровенном шоке. Ее круглые голубые глазищи, казалось, вот-вот вывалятся из орбит и белыми шариками укатятся под кровать.

- Успокойся. Ты же знаешь, я болею. Кошмары - это нормально. Просто таблетки не выпила - и все, - вяло пытаюсь ее успокоить.

- Да, я все понимаю, только у тебя весь затылок расцарапан, клочки волос по кровати, ты в крови: и руки, и шея, и майка, и кровать! Тебе надо к врачу!

- Отстань. Мне надоели уже врачи.

Встаю и иду в ванную. Закрываюсь, чтобы у этой идиотки не хватило ума ворваться и проследить, все ли со мной в порядке. Залажу в душевую кабинку, включаю воду. Она стекает розоватыми ручейками, затылок жжет огнем, волосы прилипли кровавой коркой к ладоням.

После душа осматриваю результаты ночного кошмара. Да, волос на затылке поубавилось. Глубокие царапины обрабатываю каким-то антисептиком. Из зеркала на меня смотрит непонятное существо, похожее на одичавшего зверька. Синие круги делают глаза нереально огромными и пугающими. Сероватая кожа, заострившиеся скулы, подбородок, нос. За полгода из цветущей хорошенькой девочки я превратилась в костлявое омерзительное нечто. Депрессия поедает меня изнутри. Я потеряла пятнадцать килограмм веса, всех друзей и саму себя. У меня остались только сны, с которых, собственно говоря, все и началось... Эти сны... Это существо... Психотерапевт говорит, что это подсознание. Мое подсознание... Да, и оно хочет моей смерти.

Запиваю водой из-под крана горсть антидепрессантов. Иду в кухню, закуриваю. Прибегает Катька.

- Ну, ты как? - И внимательно смотрит на меня. Ей страшно. От нее смердит этим страхом. Если сейчас я, к примеру, возьму кухонный нож и начну им поигрывать, так исподлобья на нее поглядывая, она сбежит из этой квартиры, даже не смотря на то, что мои родители ей щедро заплатили за ночевки со мной.

- Нормально - выдыхаю вместе с дымом.

- Слушай, родители сказали, чтобы ты не курила...

- Пошла на хрен - говорю спокойно и уверенно. Это голубоглазое пухлое, по сути глупое и доброе существо, затыкается.

- Иди спать, я чуть позже приду. - Катька безропотно уходит.

Холодный ком внутри, желание вскрыть себе вены проходит. Я успокаиваюсь. Только жжение в затылке остается. Включаю телевизор. Просто так, для фона. Милая дикторша бодренько объявляет: "...делают все возможное для расшифровки древних манускриптов. В них заключен ответ, который сможет предотвратить конец света. Глава государства еще раз просит вас, дорогие граждане, поддерживать повседневный образ жизни и верить в лучшее. Помогайте и поддерживайте друг друга в это тяжелое для всей планеты время. Мы все - едины. Спасение будет найдено....", и прочий бред, фальшивый и подбадривающий. А в конце ночного выпуска новостей заставка: "ДО КОНЦА СВЕТА ОСТАЛОСЬ 14 ДНЕЙ. НАСЕЛЕНИЕ ЗЕМЛИ, ВЕРЬТЕ В ЛУШЕЕ, И ПУСТЬ НАДЕЖДА НЕ ПОКИНЕТ ВАС!".

На кухонном столике одиноко валяется скомканная газета. Глазами выхватываю строчки: "Конец света близок! Дорогой друг, испытай то, о чем мечтал всю жизнь! Проведи последние дни жизни этого мира в самом прекрасном уголке на планете! Теперь ты себе можешь это позволить - не думать о завтрашнем дне!". Да, мои родители сейчас именно в одном из таких "райских уголочков" вкушают все удовольствия жизни. Никто не верит в спасение, но все так чертовски на него надеются. Да, порезать вены за две недели до конца света это поистине неоригинальный поступок. Я уйду со всеми. Только в этот момент я буду совершенно одна. Хотя, могу спать и встретить конец света в объятиях своего подсознания, своего сна. Как там он меня сегодня назвал? Шутка? Его любимая Шутка? Мы с ним посмеемся вместе... Мы с ним теперь всегда вместе. Но спать я сегодня уже не буду. И таблетки тоже больше не буду забывать принимать вовремя...

Закуриваю новую сигарету. Как же я ненавижу этот мир...

* * *

Сегодня в моем храме всего семь ступенек, но как же тяжело по ним взбираться!.. Он сидит в центре черного круга, голова опущена, а руки медленно шевелятся, и я физически ощущаю прикосновение его когтей к своему затылку. Прошлые раны еще не зажили. Я приближаюсь и сажусь рядом, зарываясь вспотевшим лицом в его колени.

- Здравствуй, милая. Тебе опять одиноко?

- Да... - и я плачу. А он ласкового гладит меня по голове, перебирая пряди темных волос своими когтями.

- Возлюбленная моя, - шепчет он.

- Нет, ты не любишь меня. Тебя вообще не существует. - И от этого мне становится еще больнее.

- Моя милая девочка. Я есть. Я Шутник или Шутница. Я Первый или Первая. Я принимаю ставки. Но, дитя, всегда выигрываю. Ты все поймешь... Когда я приду в конце. И опять победившим... Во мне тебя - целый миллион.

- Я ничего не понимаю, - шепчу, задыхаясь от рыданий. - Убей меня! Я хочу вечно лежать трупом у твоих ног, разделить твой покой. Пусть это сон! Пусть я не выпила таблетки! Не изгоняй меня. Пожалуйста.

- Как бы я не хотел этого, но ставки сделаны, моя девочка. Еще не время. - И он ласкового гладит меня по голове. Он любит меня и жалеет. Правда, иногда делает больно. Вот и опять теплые липкие струйки крови стекают за ворот моей рубахи.

- Смотри, моя хорошая, - и я вижу теперь не только пустой храм. Нет, он заполнен костями, черепами, скелетами, желтыми, белоснежными, серыми - разными.

Я вскрикиваю от ужаса и снова прячу лицо у него в коленях.

- Тсс, моя девочка, моя любимая Шутка, моя Джоук.

Он, как всегда, целует меня на прощание, только не заставляет смотреть себе в лицо, как в прошлый раз, просто легко касается окровавленного затылка. Боль, дикий ужас, воздух исчезает. Крик, вопль - и в телевизоре включается будильник. "Понедельник, 8 утра. До конца света осталось семь дней!" - и я просыпаюсь.

* * *

Катька ушла на работу. Она медсестра в психиатрическом отделении, наша соседка и моя сиделка по совместительству. Родители наняли ее несколько месяцев назад, чтобы она вовремя выхватывала колюще-режущие предметы из моих рук и следила за бельевыми веревками. Хм, родители. По сути-то и не родные вовсе.

Делаю крепкий кофе, курю, жду пока остынет, чтобы запить им таблетки. Просто интересная историйка вышла, когда мамочка и папочка нагулялись в свое удовольствие, решили завести ребенка, чтобы передать фамилию, прочие регалии и продолжить династию, а ничего-то и не вышло. Попытались разными другими способами. Ну совсем никак. Может, Господь за что-то наказал. Не знаю, но решили тогда они поехать в детский дом. Так как людьми они были очень занятыми, то младенца не хотели. Вот и взяли худенькую, немного диковатую девочку семи лет...

Опять закуриваю.

Нет, я их не осуждаю. Я имела все, что только могла иметь девочка моего возраста. Просто как-то не сложились у нас с ними отношения. Вот так вот и жили до моего шестнадцатилетия под одной крышей - родители без ребенка, ребенок без родителей. Зато все было как у людей: богатая семья, мама, папа и доченька. По крайней мере, на публику я всегда хорошо играла. Закашливаюсь. Неудачно затянулась.

Честно говоря, мне плевать на моих биологических родителей. Мне было хорошо. Я делала, что хотела. Я была ярким типичным представителем "золотой молодежи". Все было так чудесно и легко. После шестнадцати родители купили мне институт и квартиру. А потом... Все как-то резко сломалось. Мне приснился он. Мне было двадцать лет, и меня разбудила перепуганная насмерть подружка. Я чуть не разодрала в клочья саму себя, я кричала во сне и рвала на себе кожу. Хм, с тех пор не отращиваю ногти, и долгое время мне даже бинтовали руки. Не знаю, куда смотрели мои родители, когда усыновляли меня, но тут-то и выплыла шизофрения моей биологической мамочки. Мне поставили диагноз: "депрессия" и начали активно лечить...

А потом пришло начало конца света, и всем как-то стало по-барабану. Даже родителям. Сейчас они совершают самые безумные поступки, осуществляют самые тайные и, в большей степени, свои постыдные желания. Все верят в то, что спасение найдут, что Земля не прекратит свое существование. Кто-то продолжает жить, как жил, кто-то пустился во все тяжкие, кто-то кончает жизнь самоубийством, а кто-то, как я, закрылся в квартире, плотно задернув шторы, курит, пьет кофе и видит сны. Депрессия стала самой распространенной болезнью.

Люди верят. Люди надеются. А гость моих ночных кошмаров сводит меня с ума. Осталось семь дней. Все закончится. Наконец-то мир перестанет существовать. Я так жарко этого хочу. Меня не пугает ожидание. Мне не страшна эта неизвестность через семь дней. Просто больше ничего не будет. Это конец. Я рада.

И я снова закуриваю сигарету.

* * *

Катька влетела в мою квартиру, как бешенная, ее огромные голубые глазища вращались, а рот судорожно открывался и закрывался в попытке вдохнуть порцию воздуха. В задымленной кухне сделать это было еще труднее. Спокойно и отстраненно наблюдаю за этим проявлением энергии жизни, бессмысленной и чуждой мне.

- Сашенька! Сашенька! Они нас спасут! ... Нашли спасение. Мы будем жить, жить! Никто не умрет...

Что-то внутри меня недовольно заворочалось и зашипело.

- Ты включи новости! Быстро! - Я не пошевелилась. Немного успокоившись, она дрожащими руками схватила стакан с водой и принялась жадно пить. Вода перетекала через уголки ее губ и капала на цветную блузку и пышную белую грудь. Отдышавшись, она упала на табуретку и заплакала, по-бабьи, как-то противно и истошно.

- Сашенька, ты знаешь, что они прочитали эти древние бумажки. Это наш единственный шанс. Планета будет спасена! - сказала она торжественно, как это сделал бы американский президент в дешевом боевике про конец света.

- И что? - равнодушно бросаю.

- Да тебе-то все равно! - злобно прошипела она, подняв лицо, раскрасневшееся и слегка подпухшее от слез. - Ты ж у нас, как дьяволенок! Ты ж на человека не похожа! Тебе б в церковь - бесов изгнать! Да тебя ж боятся все соседи. Если бы не деньги твоих родителей, я бы к тебе, чумная, и на шаг не подошла. Все, не будет конца света, ты, малолетняя больная психичка, иди, порежь себе вены! - И она ушла, громко хлопнув дверью.

- Да пошла ты на хрен! - шепчу ей в след и включаю телевизор.

* * *

Мир ликует, все плачут и обнимаются от счастья, кто-то рвет на себе волосы из-за того, то натворил разных дел. Эти картинки, подборка кадров вызывают у меня тошноту. Я разочарована, как ребенок, ожидавший найти под елкой куклу, а нашел собачье дерьмо.

Иду в ванную, поворачиваю кран, беру папину опасную бритву, включаю на всю катушку песни Арефьевой. Что-то забыла... Возвращаюсь в кухню, открываю мини-бар, наливаю полный стакан виски и опять иду туда, где умиротворяющее журчит вода из крана. Опускаюсь в ванную, дыхание сбивается. Это приятно... Бритва холодит кожу щеки, ноют свежие раны на затылке. Поперхнулась виски. Фу, не вышло красиво осушить бокал, как это делают ковбои в кино. Бросаю стакан на пол. Он разбивается о кафельный пол... Ну что, пускаем бритву в ход.

* * *

Тихонько напевая "Ты бреешь ноги бритвой Оккама, правда тонет на дне стакана", я аккуратно, чтобы не задеть царапины на затылке, вытираю волосы полотенцем. Близится вечер. Я не верю, что спасение найдено. Только не сейчас. Мне душно в квартире. Летний вечер опускается на город, крики радости все еще звучат, а я даже не знаю, какое спасение они нашли. Мне не интересно это. Просто я не хочу спать. Поэтому не пью антидепрессанты. Поэтому глотаю пять таблеток кофеина, запивая ледяным энергетиком. Увлажняю тело приятно пахнущим кремом. Медленно подкрашиваю ресницы. Подхожу к шкафу. Ты ждешь меня во сне, моя болезнь, но сегодня я не буду спать. С горечью смотрю на свою серую кожу. Намеренно выбираю кроваво-красное платье с декольте на спине, длинной чуть ниже колена. Теперь я понимаю, что значит выражение "шелк приятно холодит кожу". Смотрю на себя в зеркало. Я чересчур худа, платье, свободно болтается на мне. Его кровавая яркость только подчеркивает серость моей кожи. Чем-то становлюсь похожа на героиню старого фильма. По-моему, ее убили...

* * *

На улице тепло и легко. Я забыла, когда последний раз за полгода выходила прогуляться. Просто этой ночью мне нельзя спать. И я чувствую на затылке длинные когти этого существа. Какого оно пола? Как оно выглядит? Я не хочу больше стать черепом у его ног. Я должна быть с ним только живой, чтобы вечно чувствовать прикосновение его рук к моим окровавленным волосам.

Я иду подальше от радостной ликующей толпы, на узенькие парковые дорожки. Может, их обманули, чтобы предотвратить бесчинства, беспорядки, мародерства? Хотя нет, эта ложь слишком чудовищна. А какой бы был этот конец мира? Никто не знает. И это страшнее и веселее всего - неопределенность. Неизвестность.

* * *

Я сидела на зеленой облезшей лавочке в парке. "Конца света не будет!". Эти крики раздражали меня. Я какая-то шутка, насмешка. Так мне говорит мой Шутник... Мое подсознание. Шутка Бога? Рока? Дьявола? Природы?

- Здравствуй. - Он стоял напротив. Такой светлый, что аж больно глазам смотреть, такой теплый, что волна жара накрыла меня с головой. - Как тебя зовут? - Я немного помедлила, наслаждаясь незнакомым чувством, которое зарождалось где-то внутри и сказала первое, что пришло в голову:

- Джоук... Можно просто Джо.

- Странное имя для девушки этих широт. Джоук - Шутка. - И он улыбнулся - само воплощение жизни и всех ее составляющих. Я молчала. - Почему ты не рада тому, то мир не погибнет? Почему ты одна сидишь здесь? У тебя очень странное выражение глаз. Будто бы что-то или кто-то другой смотрит на этот мир из твоего тела. Очень древний. Может ты - обещанный конец света и огорчилась, что тебя смогли предотвратить? - и он опять улыбнулся. Совсем не остроумная шутка. Я даже из вежливости не попыталась улыбнуться ему.

- Знаешь, что я хочу? - после короткой паузы сказала я - Тебя. Тебя, который не даст мне заснуть этой ночью.

Улыбка исчезла с его лица. Молодой мальчишка моего возраста смотрел на меня совсем по-другому. А потом молча протянул руку.

* * *

Моя квартира встретила нас спертым горячим воздухом. Но мне было наплевать. Его горячая ладонь согревала мою руку. Мне казалось, что если он ее отпустит - я умру. Всю дорогу мы молчали, проталкиваясь сквозь толпы пьяного счастливого народа.

Мое платье кровавой лужей растеклось при входе в спальню. Секунда - и мы обнажены. Не могу сказать, что имела много партнеров, но секса у меня уже давно не было. А тут он, весь такой теплый, мягкий, эластичный, пахнущий парным молоком и сладким летним рассветом. Его кожа такая вкусная, что я с трудом сдерживаю себя, чтобы не впиться в нее зубами. Мне хочется кусать его, царапать, рвать на куски, стать его органом, жизненно необходимым, быть внутри него. О Боже, как же мне сейчас хочется стать мужчиной, поменяться с ним душами, войти в него, быть в нем, пульсировать в его горячем теле. Но он делает это сам - и, о Боже, спасибо тебе, что я женщина...

Он нежен, ласков. Он похож на Млечный Путь. "Не дай мне заснуть, не дай!" - шепчу я или кричу - уже не знаю. "Будь со мной, будь со мной, не оставляй! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!" - а это я уже точно кричу.

Я лежу на животе, а он рядом. Чувствую его горячее тело, его сладкий запах. Он нежно водит по моей костлявой спине кончиками пальцев.

- Джо, я люблю тебя. - И я ему верю. - Я не знаю, что произошло, но я тебя никогда не хочу потерять. И если этот способ по спасению этого гребаного мира не сработает - я хочу встретить с тобой последний закат, держа только тебя за руку, глядя только в твои жуткие глаза. Неизвестность - больше не страшно. Спасемся мы или нет - не важно. Это такая шутка или насмешка судьбы - встретить того, кого искал вечность за несколько дней до конца света. - Он продолжает меня гладить, нежно целуя в острые лопатки.

- Да, это шутка... шутка... - и сон забрал меня.

* * *

Пустыня, песок засыпает глаза, по щекам начинают течь слезы. О, Боже, я уснула... Шесть ступеней. Нет, нет, нет. ОНО уже там.

- Здравствуй, дитя. Я так долго ждал тебя.

Но я не тороплюсь бросаться в объятья.

- Ты просто мое больное подсознание. Тебя нет. Я сама наношу себе вред. Тебя нет. - Он уже не скрывает от моих глаз кучи скелетов, как делал это раньше.

- Малышка, иди ко мне. - Я не могу выдержать, я иду к нему. Некоторые кости похрустывают под моими босыми ногами, некоторые просто впиваются в них, и я орошаю их своей кровью. Я снова кладу голову ему на колени.

- Ты знаешь, я встретила...

- Я знаю, девочка, знаю... Он хороший. - И он начинает гладить мою голову, перебирать волосы. Я пытаюсь не обращать внимания на боль.

- Он меня разбудит. Конца света не будет. Меня вылечат. И тебя больше не будет в моей жизни. Я буду счастлива. Я хочу жить. Прости. - Все это я выпаливаю на одном дыхании, сильнее прижимаясь лицом к его коленям.

- Это сможет закончится, когда ты взглянешь в мое лицо.

- НЕТ! - И я в ужасе зажмуриваю глаза. Он меня не отпустит, если я увижу его лицо.

- Знаешь, - шепчу я ему, - я люблю тебя! Я прошу только одного - уйди!

- Не могу, девочка, просто это все - бесконечный тотализатор, вечные ставки. Развлечение. Шутка. Знаешь, малыш, говорят, удачливым быть очень хорошо. Ты удачлива, как никто другой в этом мире, в этой Вселенной. Стрелочка колеса указала на тебя. А вечная удачливость - это проклятие. Не плачь, не плачь, сейчас ты проснешься и все станет лучше. Он любит тебя. Ты любишь его. Я же говорил, что ты чертовски удачлива. - Его поцелуй - бесконечный океан боли. Я вою, как животное, конвульсивно дергаясь в объятьях Единственного.

Больше он не совершает такой ошибки. Он не дает уснуть мне до самого позднего утра. А потом я смываю со своих ног корку засохшей крови и вижу порезы, которые остались от костей, по которым я шла. Но мне не страшно. Единственный трогательно мажет их чем-то и легонько дует, чтобы мне не было больно.

* * *

Они нашли способ, как спасти этот мир. Они расшифровали рукописи. Человек с красивым бледным лицом в черном строгом костюме смотрел на меня с экрана телевизора и спокойным торжественным голосом рассказывал миллиардам людей, простившихся с жизнью про то, что их может спасти.

- ...Наше цивилизованное общество столкнулось с проблемой полного исчезновения. Но, Господь всемогущий всегда дает нам надежду, всегда оставляет нить, за которую может ухватится утопающий. Я сейчас говорю о жертве. Бог принес в жертву своего Сына, чтобы искупить наши грехи. Сейчас мы должны принести в жертву человеческого сына или дочь, чтобы спасти жизнь всего Человечества. Это должна быть осознанная жертва. Речь не идет о меньшем зле, ибо убийство себе подобного - такой же грех, как и смерть миллиардов. Но Бог отдал своего Сына, чтобы спасти нас всех несколько тысяч лет назад, а сейчас, после длительных исследований и расшифровок древних текстов, ми пришли к выводу, что спасти человечество сможет только жертва. Это большая честь - отдать свою жизнь ради миллиардов жизней и много кто, мы уверены, будет рад это сделать. Но мы -цивилизованное общество, мы, в первую очередь - люди. И во избежание ненужных смертей, насильственных, либо самоубийств во имя человечества, все должно пройти цивилизованно. Эту жертву должны увидеть и оценить все. Эта человеческая жертва станет новым витком в развитии нашей цивилизации. Общая надвигающаяся беда объединила нас всех, всех людей планеты. Спасение человечества должно стать делом всего человечества. Я обращаюсь к вам, жители нашей страны, как это делают главы других государств: мы создали механизм, который цивилизованно и случайно выберет жертву, необходимую для нашего спасения. Многомиллиардная компьютеризированная база уже почти создана первыми учеными умами нашего мира. В базу данных не попали определенные группы населения Земли. Это беременные женщины, ибо это две жизни, дети до шестнадцати лет, великие гении и изобретатели, которые в дальнейшем смогут сделать много полезного для нашего нового спасенного мира. Но я не буду вдаваться в подробности. Более детальную информацию вы все, дорогие граждане, сможете найти на официальных сайтах государственной власти любой страны.

Помните, если вы станете человеком, которого случайно выберет наша система для жертвоприношения, вы будете причислены к лику святых. Планета никогда не забудет того, что именно ваша жизнь подарила ей будущее. Этот человек станет новым мессией. Даже самые маленькие дети будут знать имя этого человека. Честь, преклонение, уважение, восхищение - вот что ожидает того, кто отдаст свою жизнь за спасение миллиардов.

Что касается самого процесса, то в древних манускриптах, да и просвещенные говорят о сожжении жертвы. Я еще раз повторюсь. Наше общество - цивилизованное, поэтому сожжения живого человека не будет. Никаких мук в огне, времена Инквизиции прошли. Жертве будет сделана безболезненная инъекция быстродействующего яда. Человек, отдавший жизнь за всю планету, заснет сладким спокойным сном. И лишь после этого его тело будет предано огню.

Нашим мировым системам необходимо еще несколько дней, чтобы среди миллиардов имен выбрать жертву, жизнь которой будет отдана во имя всего человечества. Благодарю за внимание. Мы - едины...

Меня опять тошнило и очень хотелось спать. Единственный обнял меня за плечи - и мне полегчало.

- Что у тебя на шее и затылке? Там раны.

- Ты сам ответил на свой вопрос. Там раны. - Он лишь крепче прижал меня к себе. Меня укутал запах детства, радости, сладости, парного молока, возбуждения. Он больше не задавал вопросов. Да, он Единственный...

* * *

Человек закончил говорить. Спокойно встал, отряхнул невидимую пылинку с пиджака.

- Господин, а мы объявим имя выбранной жертвы заранее? До жертвоприношения?

- Нет, - железно и спокойно. - Они должны видеть только сам процесс. Так легче канонизировать. Так легче объединить всех под одной верой, под одним идолом. Ты понимаешь, что этот конец света - шанс создать единую мировую религию, если умело преподнести жертву.

- Я знал, что вы найдете решение, господин. Но вы уверенны, что это нас спасет?

- Нет, но другого выхода нет.

- Меня всегда поражал ваш склад ума, Господин, то, как вы просчитали все, как смогли воплотить в этом жертвоприношении не только спасение всего мира, но и... - он запнулся.

- Но и найти свою выгоду даже на конце света и его спасении? - И именуемый Господином зычно засмеялся. - Поэтому ты, Лесь, всегда будешь только помощником, инструментом в умелых руках. - И вмиг посерьезнел. - Если случайный выбор достанется нам, постарайся найти какого-то хорошего доктора, святого и неподкупного, с кучей научных профессорских степеней... Но при этом он должен быть очень амбициозен и мечтать о своем имени в школьных учебниках и медицинских энциклопедиях.

- А позвольте узнать, зачем?

- Но не я же, идиот, буду делать жертве укол! - презрительно и резко.

* * *

-Ты думаешь это правильно? - спрашиваю я.

- Что, Джо? - спрашивает Единственный.

- Принести в жертву человека.

- Но ведь это спасет весь мир! - восклицает он...

- Смотри, - шепчу я, - и целую его в грудь, касаясь языком сладкой кожи.

- Что, родная?

- На тебе маленькая капелька крови?

- Откуда? - удивленно спрашивает Единственный.

- Капелька крови этой жертвы. На каждом человеке будет вот такая крохотная капелька крови этой жертвы, на их детях, на их внуках. Почему бы просто не умереть всем с достоинством, с гордо поднятой головой. Зачем марать все человечество кровью какого-то несчастного?

- Но весы сильно перевешены в сторону жизней миллионов.

- Да, а если этой жертвой буду, например, я?

Единственный бледнеет, а потом по-детски беззаботно улыбается.

- Этого не может быть. Я только что тебя нашел. За семь дней до конца света, который теперь спасут! Это была бы жестокая насмешка, просто оскал судьбы... - Он замолчал.

- Или просто шутка - шепчу я. Мне хочется спать.

"Не дай мне заснуть" - прошу я Единственного, и мы становимся единым всесильным организмом, который может уничтожить этот мир. Но мы не делаем этого, мы не боги, мы добры.

* * *

Рука Единственного греет холодную ладонь. Иногда она даже оттаивает и становится теплой. А мне даже страшно, что она полностью растает, и я, как Снегурочка превращусь в облачко пара.

Воздух жаркий. Мир замер в ожидании. Ожидании жертвы. Каждому страшно. Каждый боится, что это будет кто-то из близких.

Единственный много говорит о своем прошлом, о семье, сестре, доме. Хочет познакомить меня с ними. Я молчу. Лишь слегка улыбаюсь: ни да, ни нет. Завтра скажут страну, которую выбрал механизм, но имя жертвы до последнего, до седьмого дня будут держать в тайне. Мне жаль этого человека. Хотя, возможно, он будет счастлив. Говорят, что механизм выберет еще несколько запасных вариантов. Жертва должна быть добровольной, она должна согласиться с уготованной судьбой, пойти на заклание.

Этот список людей, имена и фамилии, которые сейчас перебирают, как четки сложные компьютерные системы... Это, по сути, ненужные для общества люди, это крошки серой массы.

Мы идем с Единственным по знойным улицам, пыльному асфальту. Хочу дождя.

- Знаешь, если я буду умирать, в этот день обязательно пойдет дождь, - говорю я ему.

- Ты не умрешь, малышка, ты вечно будешь со мной. - Я вздрагиваю, мне кажется, что я чувствую свою руку в когтистой лапе МОЕГО существа. Этого не мог сказать мой Единственный, нет. Мне становится очень холодно...

Но это лишь Единственный, и он ласково улыбается мне, останавливается и касается моей ледяной щеки теплой нежной ладонью, чуть сильнее сжимая мою костлявую руку. Я перевожу дух, и мы идем дальше, шелестя звуками шагов по раскаленному асфальту.

Я замечаю ее первой. Она сидит возле пешеходного перехода, сгорбившись, в каких-то серо-коричневых лохмотьях. Нищенка просит милостыни и что-то бормочет себе под нос. А потом резко поднимает голову и смотрит на меня страшным безумным взглядом. Я останавливаюсь. Между нами белые полосы, которыми расчерчена дорога. Она все смотрит на меня, городская сумасшедшая. Ее спутанные грязные космы обрамляют худое, острое лицо. Резко выступающие скулы, подбородок. Ее лицо напоминает отравленный клинок. Оно мне чем-то знакомо, но я не могу вспомнить, где видела его раньше. Старуха (или женщина, ведь в этой груде тряпья тяжело определить возраст) медленно поднимается. Единственный не может понять, почему я остановилась. Он вопросительно и как-то испуганно пытается заглянуть в мои глаза. Женщина смотрит на меня и поднимает руку, указывая в мою сторону пальцем. Ее губы то-то говорят, но я не слышу. Тут уж и Единственный замечает ее.

- Джо, не смотри на нее, давай уйдем, - просит он. Но я стою, как завороженная. Сумасшедшая начинает говорить все громче и громче, срываясь на режущий слух крик:

- Жертву!.. Они ищут жертву! Да это все шутка, понимаешь, шутка! - и я не понимаю, то ли это просто бред, то ли это она обращается ко мне.

- Идем, родная! - Единственный настойчиво тянет меня за руку, я уже разворачиваюсь, я хочу уйти, убежать, заткнуть уши, а она все орет, указывая своим грязным пальцем, мерзко искривляя тонкогубый рот:

- ШУТКА! ШУТКА! РОЗЫГРЫШ! СПОР! Я все знаю! Это вы все ничего не знаете, а я все знаю! Слышите, вы навсегда попали в эту ловушку! А все из-за тебя! ОНИ пошутили! ОНИ развлекаются! ИМ весело!- орет она.

Я не знаю, что происходит, я не могу оторвать глаз от нее. Единственный насильно тянет меня прочь. Я отворачиваюсь с трудом. Пытаюсь уйти. Ее вопли срываются на рыдания.

- СТОЙ, СТОЙ, У МЕНЯ КОГДА-ТО ДАВНО БЫЛА КРАСИВАЯ ДЕВОЧКА. НО ЭТО ВСЕ ОКАЗАЛОСЬ ШУТКОЙ, И НЕТ У МЕНЯ УЖЕ ДЕВОЧКИ. ДАВНО!.. СТОЙ! - умоляет она, мне кажется, меня.

Внутренности скручивает. Кто-то вонзает мне в солнечное сплетение расклеенный металлический прут. Я даже чувствую этот привкус металла во рту. Или это кровь из прокушенной губы. Как в замедленной съемке я оборачиваюсь, Единственный продолжает по инерции тянуть меня за руку прочь. А эта женщина начинает бежать. Она ужасна, она раскинула руки, как будто бы птица, сумасшедшая птица. Она летит, чтобы схватить меня своими хищными когтями и унести в свою страну. Но я ее не боюсь. Я хочу почувствовать, так ли пахнет ее безумие, как и мое. Я упираюсь, пытаюсь вырвать руку из тисков Единственного.

Она бежит по белым полосам, которыми расчерчен горячий асфальт, как по лунной дорожке, по которой Иешуа увел Понтия Пилата... А потом я слышу жуткий визг. Из мифов и легенд мне казалось, что так кричат баньши - предвестницы смерти. Да, этот звук действительно предвестник смерти, только очень прозаических машинных шин. Единственный не успевает вовремя прикрыть мне глаза, - и я вижу, как женщина тряпичной куклой подлетает вверх. Я не верю, что она упадет вниз. Мне до последнего кажется, что в этом растянувшемся замедленном кисельном времени, в котором взлетает ее тело, она засмеется, раскинет руки в дырявых лохмотьях, которые станут крыльями и, издав птичий крик, улетит прочь. Но этого не случается. Она не улетит, я знаю... Мои глаза накрывает багровая пелена, теплая и бархатная. Занавес. Нет, это не обморок, такой роскоши мне не даровано. Это ладонь Единственного, закрывшая мне глаза.

- Не смотри, - шепчет он. Мой голос дрожит, когда я спрашиваю:

- Она улетела?

Единственный в замешательстве. Второй рукой, не открывая моих глаз, он обнимает меня за плечи и куда-то уводит.

- Она улетела? - спрашиваю опять несмело.

- Да, Джо. Ты бы видела, какие крылья скрывались под ее старым тряпьем. Она так резко взмыла в небо, просто настоящий феникс. Сделала три торжественных круга над кучкой ротозеев и улетела прочь. - Я всхлипнула.

- Вот видишь, я так и знала, что моя мать - не человек. Теперь я все понимаю. Она птица.

Единственный убрал руку с моих глаз. Я узнала дорогу. Мы шли домой.

- А ты уверенна, что это была твоя мать? - спросил он.

- Не знаю, вполне возможно. Она могла быть моей матерью.

Я слышала отдаленный вой сирен. Они ехали отмывать с асфальта то, что осталось от городской сумасшедшей.

* * *

Доктор был обеспокоен. От такого предложения нельзя отказаться. Выполнение задания сделает его всемирно известным. Он будет орудием в руках предназначения, инструментом в руках миллиардов, который спасет этот мир от гибели. Не каждому хоть раз в жизни выпадает такой шанс. Но что-то противно сосало под ложечкой.

Он был умен, известен в научных кругах, с внешностью доброго дедушки-сказочника с венчиком белоснежных волос и аккуратной бородкой клинышком. Он, естественно согласился. К тому же, он знал имя трех потенциальных жертв. Кто-то из них должен согласиться. Первая жертва была из его страны. Ничего страшного. Это не убийство. Это не зло. А даже если это и есть зло, то оно маленькое - и во имя добра, успокаивал себя Доктор. Но что-то неправильное было во всем этом. Ошибочное... Он не мог найти подходящего слова.

Отгородившись от всего мира, Доктор выбирал сейчас, какое вещество он вколет в вену жертвы. В комнату вошел мужчина, Господин.

- Сидите-сидите, Доктор, - его глаза были льдисто-голубого цвета, холодные, прозрачные. Их нельзя было назвать злыми. Они были равнодушны.

- Спасибо за оказанную честь, Господин.

- Вы согласны?

- Да, я согласен, Господин.

- Я знал, то вы примете правильное решение.

* * *

Единственный обнимает меня на пороге квартиры.

- Тебе надо поспать, Джо... И может, ты мне скажешь свое имя?

Зеркало моей новой реальности идет трещинками.

- Нет, Единственный. Обойдемся без имен. Неужели тебе плохо так?

- Мне просто прекрасно. Но мы ведь не можем быть так вечность? - и снова он пытается вернуть меня в реальность, где есть нормальные отношения, устроенный быт и здоровые дети. Нормальные девушки, красивые жены, верные домохозяйки, семьи с рекламных картинок.

- Не надо, умоляю, не сейчас, - и я прижимаюсь к его одежде голым телом. И даже тонкий хлопок рубашки и брюк позволяет мне чувствовать пульсацию каждой его клетки. Он так чист, он так светел, он такой теплый и податливый. Зарываюсь носом в его ключичную впадинку, мое самое любимое место на его теле. Как же он сладко пахнет. Мне хочется мурчать. Я не хочу его отпускать даже на минуту. Но у него есть семья. Я вижу, как он нервничает. Я боюсь отпустить его из своего холодного сада древних окаменелостей. Я боюсь, что он больше никогда не вернется. Но он не предаст. Он придет, вернется, и я снова буду дышать им, снова призраки отступят. Я даже могу сводить его в свой храм. Вместе мы сильны, вместе мы, может быть, разрушим его, уничтожим и убьем ЭТО... Сама пугаюсь этой мысли, вздрагиваю. Его теплая гладкая ладонь прогуливается по моей спине, острым лопаткам, касается затылка, нежно-нежно, еле ощутимо. Я в ужасе отстраняюсь. Он привлекает меня к себе снова. Целует на прощание в губы и уходит.

И резкий морозный порыв ветра, снежный вихрь, закручивает мое маленькое тельце. Я, голая и беззащитная, иду в кухню, сажусь на маленький диванчик и закуриваю. Мне очень холодно, бледно-серая кожа покрывается голубоватым инеем. Я знаю, что одень я хоть миллион шерстяных свитеров, теплей не станет. Мне тепло только с Единственным, только с ним и с... Сон забирает меня внезапно, но мягко. Я чувствую себя маленьким комочком, песчинкой, которую несет к блестящему на солнце храму.

* * *

Он сидит неподвижно в центре черного ромба, опустив голову. Мне, кажется, или его плечи стали согбеннее.

- Я скучал по тебе, моя девочка.

Я, нагая, приближаюсь к нему. Иней растаял, превратившись в сотни маленьких капелек воды. Я опускаюсь рядом и прижимаюсь к нему всем телом.

- Кто ты?

- Я уже давал ответ на этот вопрос. - Он гладит мои мокрые волосы. Мне больно, но совсем немножко. Его когти скользят по голым и мокрым плечам, оставляя красные полосы. - А твой Единственный тебя оставил?

- Нет, он вернется.

- Расскажи мне о нем. Ты так хорошо видишь и чувствуешь людей. Я хочу увидеть его твоими глазами.

- Он теплый и чистый, - говорю я и вижу перед собой огромное светлое лучистое пятно - такой он в моих глазах.

- Да, малышка, противоположности притягиваются. Ты права, он очень чист, как для мужчины. Наверное, он настоящий ангел, которого послали, чтобы спасти твою маленькую черную запуганную душу, - говорит он тихо и спокойно, а из порезов на плече выступают крошечные бисеринки крови.

- Ты прав. Он согревает меня. Он не дает мне умереть. Может, я даже спасусь и больше никогда к тебе не буду приходить... и не так уж и черна моя душа. Я никого никогда не обидела, я не грешила.

- Девочка моя, если бы ты только знала ВСЕ.

- Так расскажи мне? - тихо и умоляюще прошу я.

- Не могу... Условия спора...

Я молчу, плечи начинают невыносимо жечь.

- Почему ты мне всегда делаешь больно? - спрашиваю - Ты же любишь меня?.. Единственный никогда не причиняет мне боль...

- А я - это твое подсознание. Ты сама себя наказываешь. - И он смеется.

- Неправда! - кричу я, и мои слезы начинают впитываться в серую мешковину его одежды.

- Конечно, неправда, но ты бы так хотела, чтобы это была правда. Ты бы так хотела стать нормальной, жить в реальности. Мы с тобой встречались когда-то давно. Ты была совсем крошка, такая милая трехлетняя крошка. Ты этого не помнишь, зато помнит твоя мать. Я пришел, впервые нарушив условия договора, чтобы разорвать цикл, чтобы спасти наконец-то тебя и выиграть спор.

- Мне кажется, или ты прощаешься со мной?

- Нет, малышка, мы с тобой вечно будем вместе. Нас никто никогда не разлучит.

- Я так устала, - шепчу.

- Я знаю, девочка, знаю.

Некоторое время мы молчим.

- Чьи это кости? - нарушаю вязкую душную тишину.

- Стучат, милая. К тебе гости.

* * *

Я резко просыпаюсь. Слышу стук в дверь. Я кожей чувствую, что это не Единственный. Единственный распространяет свет вокруг, а тут лишь серое колыхание.

Вытираю кухонным полотенцем окровавленные плечи, накидываю халат. Бегу к двери.

На пороге стоит мужчина красивой наружности с льдисто-голубыми глазами. Увидев меня, он перестает улыбаться, бесцеремонно переступает порог моей квартиры, оттесняя меня в глубь коридора. Его охранники остаются снаружи. Мы молчим, лишь смотрим друг на друга. Потом я иду в кухню, лопатками чувствую, как он следует за мной. Сажусь. Закуриваю. Смотрю открыто ему в глаза. Он, хмыкнув, разглядывает пятнышка крови, выступившие на желтом шелковом халате. Я знаю, кто он, я знаю, зачем он пришел и что хочет сказать.

- Я вижу, мы понимаем друг друга, - говорит он. Не так, как по телевизору, что хочется прижаться к его коленям, вилять хвостом, заискивающе заглядывать в глаза. Он говорит со мной на равных.

- Ты думаешь, я смогу помочь? Да и какой мне смысл в этом? Мне не нужны мои иконы и памятники, посмертное поклонение, любовь миллиардов бесформенных абстрактных людей. - Выпускаю дым ему в лицо.

- Тебе есть смысл. Тебе просто не нужна эта жизнь... - я молчу, я не верю его словам, ведь перед глазами у меня светлое теплое пятно - образ Единственного, моего ангела. Он продолжает. - Когда составлялся список, то в него включили всех ненужных этому миру людей. Они все - ничтожества, сирость и убогость, посредственность. Таким людям светит простое прозябание на этой планете, они уйдут так же бесследно, как и появились. Для них это шанс себя увековечить. Сделать что-то достойное. А ты непонятная. Ты - другая. И ты согласишься. Тебя выбрали.

- Я удачливая, - скептически бормочу себе под нос.

- Да, тебе повезло. Но, кстати, скажу тебе, я играю честно. Ты не была первым выбором. Тебя выбрал механизм, как запасной вариант. Первый человек отказался... Да-да, мы никого не принуждаем. И у нас все по-честному. Если ты откажешься, я расскажу тебе, кто идет за тобой. К кому я пойду следующему. Или не я, а глава другого государства.

Я молчу.

- Зачем тебе жить. У тебя нет никого в этом мире. Ты осталась совсем одна. Тебя ничего не держит. Я знаю про твои многократные попытки суицида. А тут тебе не придется брать грех на душу, если ты, конечно, веришь в Бога. Все сделают за тебя. Станешь святой. Ты душевно больной отброс общества. Ты ничто. Ты недостойна этой жизни. Ты должна умереть.

Я ухмыляюсь.

- Первой предполагаемой жертве ты говорил то же самое?

- Нет, я просто рассказал этой жертве, кто идет за ним. Я описал тебя, как одинокую несчастную беззащитную девушку, которая в жизни не знала ни любви ни ласки, которая умна и хороша собой, у которой есть любящие родители. Первая жертва предпочла, чтобы умерла ты, а не она. Вот так вот... Проблема в том, что все они будут держаться за свои шкуры, ожидая того, кто согласится. Это очередь. Очередь случайно выбранных жертв. Я не могу никого насильно заставить, иначе спасения нам не видать. Но каждый трясется за свою жалкую душонку, прикрываясь тем, что у него семья, родители, любящие люди. А тебе нечего терять...

Я улыбаюсь торжествующе:

- Теперь есть! - Я просто выдыхаю ему эти слова с табачным дымом. Он невозмутим. Его лицо спокойно, ни один мышц не дрогнул.

- А после тебя идет мужчина, молодой, красивый. У него есть маленький укромный домик, беременная женушка. Он простой фермер, который мечтает о огромной семье и плодородных полях пшеницы и кукурузы. Когда жена родит, он купит себе маленькую пекарню, и его жена, дети будут продавать в маленьком магазинчике маленького города свежий хлеб. Он ждет не дождется своего первенца. Он появится через день после конца света. Должен появится.

Я молчу.

- Я даю тебе два часа на размышления. Ровно в 20.00 я буду ждать твоего звонка. Просто скажи да или нет. И все. Подумай, что потеряет мир, когда умрешь ты. Кто тебя потеряв, почувствует горечь утраты. И вспомни про этого добряка-фермера. У него есть ради чего жить. Твоя же жизнь - медная разменная монетка в груде мусора, за которой даже бродяга не наклонится, чтобы поднять. Ему просто будет лень... У тебя есть два часа.

Он встает и уходит. Я смотрю на его коротко стриженый затылок, твердый ворот белой рубахи и еле заметные кончики царапин, которые чуть выглядывают из-под него. Я говорю ему в спину:

- Ставки сделаны. И ОН, как всегда, выиграет. Ты чувствуешь, что мы похожи, нет, мы одинаковы.

Он оборачивается.

- О чем ты? - но он уже знает, что я понимаю.

- В этом тотализаторе мы опять проиграем. Поспи, твои царапины почти зажили.

Теперь его маска разбивается, я вижу свое лицо, вместо его. Он возвращается, кладет руки мне на истерзанные плечи, сжимает их так, что тоненькая корочка под шелком сминается. Я болезненно морщусь, чувствуя, как ткань отрывается от присохших царапин.

- Да, мы делаем что-то не так, я знаю. Но я жду твоего ответа. И ОН ждет, ОНИ все ждут. - И он неожиданно склоняется к моим губам и касается их. Лишь на один миг, но ощущение, как будто бы мне полоснули по губам ледяными кинжалами.

И он уходит, вытирая со своих ладоней белоснежным платком мою кровь.

Я не знаю, сколько я сижу в оцепенении. Только воспоминание о ярком солнечном теплом образе Единственного выводит меня из этого состояния. Он скоро вернется. Он меня отогреет от поцелуя Господина. Он не такой, как я. Он похож на ангела, на златокудрого пастушка, агнца. Такого чистого и прекрасного я еще никогда не встречала в своей жизни. Он не способен сделать больно мне, мой ангел, мой воздух, мое тепло.

Я обрабатываю раны. Моя худоба выглядит отталкивающе, как-то зловеще. Тихо журчит вода. Через час надо дать ответ. И он будет отрицательный. Я не готова умереть. Я хочу жить сейчас, как никогда. Я клянусь себе, что попрощаюсь со своей болезнью. Единственный защитит меня от моего чудовища, которое каждый раз исполосовывает мое тело.

И тут у меня случается спазм в желудке. Меня выворачивает наизнанку. Что-то незнакомое и чужое вошло в мой дом. Оно идет мимо дверей ванной, заходит в кухню. Я чувствую его дыхание. Рвотные спазмы не прекращаются. Я задыхаюсь. ЭТО сейчас рядом. Оно несет с собой запах чьей-то крови, знакомый запах. Когда желудочные спазмы постепенно утихают, я собираюсь с силами, зажимаю в руке бритву и иду на встречу своему врагу.

Он сидит на табуретке и спокойно курит. От него смердит кровью, запах очень знакомый. Его руки красные по самые локти. Он бледен и страшен. Холод. Смертельный, убийственный царит вокруг. Волоски на моей коже поднимаются дыбом. Спазмы теперь уже в горле:

- Единственный... - шепчу я. Он медленно поднимает голову. Он уродлив. Он страшен. От него пахнет кровью. Он смотрит сквозь меня.

- Единственный... - бритва выпадает из моих рук. Я медленно иду к нему, маленькими шажками, не делая резких движений.

- Джо... Джо... Джо... - он падает на колени, утыкаясь лицом в мой голый живот. Запах крови повсюду. Меня опять мутит, мне страшно. Я слышу, как зеркала, которые отражают мою реальность, покрываются крошечными трещинками. - Джо... Я убил человека... - и его тело сотрясается от рыданий. Я опускаюсь на колени рядом с ним. Я хочу отогреть его губы, его тело, его душу. Но тщетно. Света и тепла больше нет. Он еще холоднее меня.

- Кого ты убил, родной, кого? - спрашиваю я - и боюсь ответа, ведь я чувствую очень знакомый запах крови.

- Джо... Я такой трус... Я сделал это ради тебя... Но тебе-то теперь я такой не нужен. Такой я не смогу тебя больше спасать. Прости меня, любимая, единственная. Я так тебя люблю, я не мог тебя потерять, Джо... Я тебе был нужен.

Страшная догадка. Я не могу дышать.

Прижимаю его голову к груди.

- Молчи, мой Единственный, молчи родной, молчи...

- ...А они пришли... Кто мне та девушка? Никто!..

- МОЛЧИ!!! - мне кажется, что я могу его задушить в своих объятьях, лишь бы он замолчал.

- Она-то никто, абстрактная, никому ненужная, одинокая. Таких много, а ты ж у меня одна. Ты - моя. Ты ж без меня умрешь. Я сказал им - НЕТ... Я отказался... Мои руки в крови этой бедной девочки. На ее месте должен быть я, но уже поздно... Поздно... - Он рыдает, как маленькое дитя у меня на груди.

Я шепчу, как молитву, лишь одно слово:

- Молчи, Единственный, молчи, молчи, молчи, молчи, молчи, молчи, молчи.

Осколки разбитых зеркал отражают закатные лучи солнца. Единственный лежит в центре кухни, на полу. Он заснул, как дитя, выплакав все свои слезы. Теперь я понимаю, почему мне был знаком запах крови на его руках. Это моя кровь. Я та, никому не нужная девушка.

Единственного больше нет. Он умер. Ему меня никогда не спасти. Его свет погас. Он больше не ангел. Ни света, ни тепла, ничего. Меня больше ничего не держит в этом мире. Единственный мертв...

Я аккуратно выскальзываю из его ледяных объятий. Осколки зеркал впиваются мне в ноги, но мне не больно.

Иду в спальню. 19:55.

Два длинных гудка.

- Я согласна. Забери меня отсюда...

Единственный так холоден, будто мертв. Но я знаю, он дышит. Он жив. Но от ангела осталось только серое изваяние, гранитное надгробие. Рядом с ним лежит моя записка. "Уехала к родителям. Непредвиденные обстоятельства. Люблю тебя, Единственный. Джоук. Встретимся после конца света". Целую холодный мраморный лоб. Несмотря на летний теплый вечер изо рта у меня вырывается облачко пара. Холодно.

* * *

Машина ждет. Господин сидит на заднем сидении. Плюхаюсь рядом с ним. Ни торжества, ни радости на его лице нет. Он просто спокоен и невозмутим, как всегда.

- Уже объявлено, что жертва нашлась. Ритуал жертвоприношения состоится завтра на закате солнца. Одежду я тебе уже выбрал. Все пройдет по высшему разряду. Ритуал будет транслироваться по всему миру в режиме реального времени. Безболезненный укол профессионала, ты спокойно заснешь. Когда твои жизненные показатели сойдут на нет, твое тело сожгут.

- Что будет с пеплом? - спрашиваю я, будто бы это самое важное, что может быть.

- Торжественное вручение маленькой бутылочки с его частью твоим родителям. Часть - как святая реликвия разойдется по церквям, большую часть, я думаю, раскупят за огромные деньги, за очень огромные деньги.

- Да, - ухмыляюсь, - не повезло вам, что я такая мелкая. Всего-то маленькая горстка и останется. Думаешь, всем хватит? - пытаюсь язвить.

Он поворачивает ко мне лицо.

- А тебе нужна ложь? Я должен сказать, что твой пепел развеют в каком-нибудь живописном месте над бушующими волнами океана? - Он совершенно бесстрастен.

Я отворачиваюсь к тонированному окну.

- Куда мы едем?

- Ко мне домой.

- Боишься, что сбегу.

- Нет. Ты не сбежишь от меня. Ты хочешь сбежать от чего-то другого. Считай это исполнением последнего желания приговоренного к смерти.

- Спасибо, - и я улыбаюсь.

Он берет меня за руку. Я не чувствую холода. Я совсем ничего больше не чувствую. Лишь иногда на сетчатке глаза - как вспышка фотоаппарата - образ Единственного, такой, каким он когда-то был.

* * *

Его квартира пуста и холодна.

- Вон ванная комната, вот ночная рубашка.

- Ты обо всем позаботился. - Скептично ухмыляюсь. - Где можно покурить?

- Где хочешь, - бросает через плечо и уходит в кабинет.

Здесь все так стерильно, что возникает желание принести откуда-то грязи и забрызгать нею стены. Я выливаю на себя содержимое всех баночек, которые предназначены для мытья. Пахну как-то странно и тепло, корицей и молоком. Этот запах вызывает воспоминание о ключичной сладкой впадинке. Прогоняю мысли о нем.

Господин стоит в шелковом черном пафосном халате в кухне и готовит кофе.

Я, закутанная в пушистый махровый халат, удивленно приподнимаю бровь.

- Кофе? В двенадцать ночи? А тебе не надо случайно выспаться. Завтра у тебя тяжелый день. Нужно хорошо выглядеть на экране.

Он смотрит на меня как-то странно.

- А неужели тебе хочется сегодня заснуть?

И мне нечего ответить. В нашем храме осталось только одна ступенька. Мы оба понимаем друг друга.

Поэтому садимся за стол, пьем кофе, курим и молчим.

- Тебе, наверное, очень повезло, что случайный выбор упал на нашу страну. Теперь ты сможешь всем диктовать условия, ты сможешь менять религии. Ты сможешь сделать меня новой религией.

- Да.

- Ты рад?

- Нет.

Я больше не хочу разговаривать. Встаю и иду в гостевую спальню. Но меня неодолимо клонит в сон. Мне нужно с кем-то поговорить. Ком внутри меня растет. Мне хочется рыдать, спазм сцепил горло. Но я боюсь заснуть. Без поддержки Единственного мне больше не вернутся в этот мир из сна. Я встаю и блуждаю по темной пустой квартире Господина. Нахожу его спальню. Захожу бесшумно. Он сидит на краю кровати, сгорбившись и спрятав лицо в ладонях.

- Чего тебе? - сдавленно бросает он.

- Что ты делаешь? - спрашиваю я, как маленький ребенок.

- Пытаюсь не заснуть, как видишь.

Он встает. Полностью обнаженный, в красноватом свете ночника он похож на демона, освещенного огнем ада. Его тело очень соблазнительно. Я подхожу ближе... И тут плотина прорывается. Слезы неконтролируемо текут по щекам, я слышу, как они со звоном льдинками падают на пол. Он делает то, чего я никак от него не ожидаю. Он прижимает меня к себе. Его кожа холодная, но приятная на ощупь...

Мы лежим в кровати, а я все не могу остановить потока слез. Я рассказываю ему все: о нашем общем чудовище, о Единственном, о детском доме. Даже Единственный не узнал столько обо мне, сколько в мою последнюю ночь узнал мой палач, мой кровный брат.

Он гладил меня по голове, он молчал и вытирал мои слезы...

...Этой ночью не спал и Доктор. Он знал, что произошло что-то страшное, что случилась роковая ошибка. Ему было так страшно, как еще никогда в жизни.

* * *

Позднее утро встречает нас в кухне. Господин выглядит, как всегда, безупречно, будто бы и не было этой бессонной ночи. Только какая-то легкая нервозность сквозит в его движениях. И взгляды на меня исподлобья очень странные.

Мне не страшно. Я надеваю белоснежное шелковое платье с глухим воротом, длинным шлейфом. Рукава широкие, с разрезами от плеча, при ходьбе развеваются и напоминают крылья. Наверное, я должна быть похожа на невинную великомученицу. Моя бледная кожа и синие тени под впавшими глазами вполне соответствуют образу.

Господин меня ждет. Мы куда-то едем.

* * *

Мне осталось жить два часа. Скоро сделают укол. Чуть раньше, перед заходом солнца. А когда я умру - меня сожгут, как раз, когда небо зальется кроваво-красным закатом.

Меня заводят в огромное помещение серого цвета. Там много камер и разного оборудования. Мне тут неуютно. Господин чувствует это и уводит меня в маленькую комнатушку, наверное, гримерную.

- Отдохни тут, - кидает он через плечо и идет к двери.

- Не уходи... Побудь со мной немножко, - прошу я.

- Еще много приготовлений. Скоро тебе надо будет сказать что-то всему населению Земли перед ритуалом. Подготовь речь. - Он старается не смотреть мне в глаза. Его невозмутимость подводит его.

- Но ведь я скоро умру. Побудь со мной еще пять минут. Только ты у меня остался. Все вокруг чужие... Я очень нервничаю... - я знаю, что моя улыбка выглядит жалко.

- Прости меня, Саша, - говорит он. Меня уже, кажется, миллион лет никто так не называл.

- Ты ведь знаешь, что у тебя ничего не получится, чувствуешь. У меня ощущение дежавю.

Он подходит ближе, садится рядом, берет мою руку.

- Только не плачь, Сашенька, не плачь. - Впервые он не приказывает, а просит.

- Еще не поздно все отменить, - шепчу я. - Мы с тобой, два моральных инвалида, выживем, я уверенна.

- Сашенька, не надо. Ничего не остановить. Механизм запущен.

Он смотрит в мои глаза. Очень долго смотрит.

- Если бы ты знала, какие у тебя глаза. Самые прекрасные, которые я когда-либо видел в жизни, Сашенька. Такие глаза на иконах пишут, такие глаза называют черными омутами, такие глаза... Сашенька, все уже слишком поздно.

Он уходит. Оборачивается. Его лицо становится таким мягким и беззащитным.

- Я никогда не забуду вкус твоего тела и твои глаза. - И уже в дверях. - Припудри носик, скоро твой выход.

* * *

У Доктора дрожат руки. Он не знает, куда их деть. Ему то жарко, то холодно. И тут он видит молоденькую девочку в белоснежном платье, с рассыпавшимися по плечам черными блестящими волосами. На вид ей лет 16. Хрупкая, беззащитная, с огромными черными глазами, она время от времени трогательно путается в длинном шлейфе. Босая, с тонкой кожей, острым маленьким личиком, узкими бледно-розовыми губами. Глаза ее слегка влажны и похожи на океанские впадины. Старый Доктор потерял дар речи. Он не в силах оторвать глаз от нее. Вот оно! Вот эта ошибка! Нельзя, нельзя! "Только не ЕЕ, не ЕЕ!" - кричит его разум. Он бросается к Господину, который тоже взглядом встречает появление жертвы.

- Господин! - Доктор хватает его за руки - Господин, вы ошиблись! Это не поможет! Господин остановитесь. - По его седой бороденке текут слезы.

- Возьмите себя в руки, - презрительно цедит Господин.

А девочка, тем временем, не обращает внимания ни на что. Камера снимает ее крупным планом. Она не отрывает глаз от лица Господина. Они будто бы говорят: "Еще не поздно, остановись". Тот шикает на помощника и приказывает отвести доктора и успокоить.

Джо сидит на кровати, похожей на больничную. Болтает в воздухе босыми ногами, шлейф немного испачканный. Рядом хлопочет медсестра. А Господин все не может оторвать глаз от нее. Как и миллиарды населения этой планеты. Господин знает, что где-то там, на полу, в исступлении качаясь и рвя на себе волосы, корчится один человек, ее Единственный. Тот тоже сделал ошибку.

Медсестра готовит шприц и замечает, как глаза девочки расширяются от ужаса. Добрая женщина участливо, с дрожью в голосе, спрашивает:

- Доченька, ты боишься смерти?

Девушка улыбается как-то грустно и стыдливо.

- Нет, я просто ужасно боюсь уколов.

Медсестра поспешно отворачивается. Ей почему-то становится не по себе.

Господин слышит этот маленький диалог - и внутри лопается какая-то струна.

К нему подбегает помощник. Он что-то бессвязно лопочет, что-то по поводу Доктора.

- Старый идиот! Ну что за концерт он устроил? - и Господин, провожаемый огромными черными глазами, следует за помощником.

Сначала Господин не понимает, что не так, но когда поднимает взгляд чуть выше - видит старенького Доктора, висящего в петле. Он медленно раскачивается. Почему-то босой. Господин молча разворачивается и уходит прочь. В глубине души он завидует Доктору.

* * *

Я лежу на удобной кровати. Мне немного страшно, но я знаю, что меня там ждут, и кто меня там ждет. Ощущение дежавю усиливается. Я больше не могу видеть Господина, я лишь слышу его шепот в голове: "Прости, Сашенька". Это ты меня прости, Господин, Единственный и миллиарды случайных участников спора. Сон сковывает меня. Довольно-таки приятное ощущение. Я начинаю чувствовать ЕГО прикосновения на своем затылке. Мою смерть видят миллиарды. Они еще не поняли, что это только начало. Начало конца. Я это просто знаю. Они, как всегда, ошиблись...

Перед тем, как отдать ее огню, Господин склоняется и целует белый ледяной лоб, нежно и ласково убирая с него прядь черных волос. Он знает, что они, как всегда, ошиблись...

* * *

Горячий ветер бросает горсть песка в мое лицо. Он уже ждет меня. Я спокойна, как никогда, опускаюсь рядом с ним и кладу голову на колени. Вокруг лежат горы костей, но они больше не царапают мне ноги.

- Мир спасен? - спрашиваю я.

- Ты же знаешь, что нет.

Я молчу.

- Ты опять выиграла... Мы опять выиграли. - Я знаю, он улыбается. Убитые, вырванные воспоминания медленно возвращаются ко мне. Я оглядываюсь и вижу рядом тело моего Единственного. Он мертв, его потихоньку засыпает песком. Чуть дальше лежит мертвый Господин. Скоро он превратится в простой скелет, высушенный пустыней, как это происходило миллион раз до этого.

Этой игре очень много сотен лет. И я всегда побеждаю. Просто они всегда делают неправильный выбор. И Единственный, и Господин - такие же пешки, как и я. Только один играет за белого короля, а другой - за черного. Я такая же пешка, как и они в этой игре. В этой вечно повторяющейся игре. Только в шахматах нет третьей стороны. А у нас есть.

Цикл нельзя разрушить. Каждый раз, когда они выбирают меня, мир погибает - и все начинается сначала. Мы все трое на равных правах. Мы ничего не знаем. Мы ничего не помним. Просто, когда приходит время, и надо сделать выбор, мир можно спасти... Но есть одно но... Это но - я - Шутка судьбы, насмешка Вечности.

Ее когтистые лапы гладят мои волосы нежно и ласково. Так, как никогда.

- Моя любимая Шутка, мы опять выиграли.

Я улыбаюсь. Скоро игра начнется опять.

Если бы в жертву принесли Единственного, если бы он не стал убийцей, его свет родил бы новый, совершенный мир. Победили бы белые.

Если бы мир отказался от жертвоприношения - ничего бы не случилось, конец света не настал бы. Победа была бы за черными.

Но они всегда выбирают меня.

У меня нет угрызений совести. Я шутка Вечности, ее любимая беспроигрышная Шутка.

- Я так устала.

- Знаю, моя девочка, моя любимая Шутка. Отдохни немножко - и начнем все сначала. В этот раз начинают черные.

Я блаженно щурюсь, пристроив голову на ее коленях. А Вечность ласково гладит меня по голове и перебирает волосы.

Оставить комментарий © Copyright Гедда Габлер Размещен: 07/09/2011, изменен: 07/09/2011. 66k. Статистика. Глава: Проза		Ваша оценка:
Аннотация: Очень прошу не обходить стороной. Мне нужны ваши советы, конструктивная критика. Буду очень рада. Заранее спасибо. Эта игра никогда не закончится. Она вечна, как этот мир. Просто однажды в великий тотализатор вмешалась случайность, шутка, насмешка... И поменяла весь исход игры, замкнув кольцо. Навечно...

Гедда Габлер : другие произведения.

Шутка