В Чваловском саду всё ещё работал фонтан, последние жёлтые листья крутились в зеленоватой пене. Кроме них в воде мелькало ещё что-то, я подошёл ближе... Хрустнул орех под моим ботинком.
Город поиграл со мной в вечность на втором же шаге. Мелькнули глинистые склоны яра, дереза, сосны. Потом тропки окрепли, проступили просеками и колеями, битым шляхом, затем явилась брусчатка, тротуары из жёлтого кирпича. Поднялись этажами дома, в два и три ряда. Далеко-далеко, играя звонкой медью запела труба...И колокол откликнулся, так радостно и беспечально, а река молчала и гуси не тревожили покой границы снов. Закаты и восходы пронеслись беззвучно, а с ними липы и каштаны, герань и сирень, пасти подъездов, неметенные аллеи, фасады и ограды, раскрасневшиеся от осеннего виноградия. Пахнуло сундучно, но не затхло: мёдом, пыльным вышитым бархатом, свежей выпечкой и добрым холстом и ещё чем-то сладостным - немного сказочно и провинциально одновременно. Духота и прохлада, погребная сырость и полуденный жар. И яблочный дух, и солнечные пятна по аллейке - ничего не враньё, всё по-настоящему, а вы как думали.
- А как ты думаешь? - спросила немолодая женщина с серой птицей на плече.
- Не скажу, - вяло ответил я, наблюдая окрестный город.
- Хотел глянуть в колодец? - поинтересовалась она и плотнее укутала плечи и голову чёрной шалью...
- И сжечь лавровый листик, - грустно сказал я. - Только лавр не цветёт и источники высохли.
- Эта истина не последняя, - ответила она. - Обитель, кров и пристанище встречаются на нашем пути, хотя и нечасто. Может быть, ты всё же глянешь в воду?
- Но у меня нет вопроса и нечем платить ... - сознался я. - В другой раз, может быть
- Глупым словам - глупое ухо, - сказала птица презрительно.
- У вас недобрый авгур, - заметил я хозяйке этой серости. - Нельзя же так, с напрыга. Время и место ведь... Ты, смотрю, забыла их совсем, - обратился к пернатой я. - Вид твой мне знаком, приду - раскрошу, так и знай.
- Не всякий день бывает другой раз, - раздумчиво сказала женщина и посмотрела на меня очень синими глазами, пронзительно.
- Хорошо, ладно, - согласился я, - пожертвую чуть-чуть, немного и узнаю - так?
- Хм... - сказала женщина. - Тебе бы, сынок, счастья, потому как науки тебе будет мало.