Гейман Александр Михайлович. Некитай-3

Гейман Александр Михайлович : другие произведения.

Некитай-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Комментарии: 4, последний от 12/09/2006. © Copyright Гейман Александр Михайлович (GejmanAleksandr\|sobaka\|km.ru) Размещен: 07/04/2002, изменен: 07/07/2012. 398k. Статистика. Роман: Фантастика, Фэнтези, Юмор До Христа. Романы Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: НОВЫЙ ВАРИАНТ ОКОНЧАНИЯ РОМАНА. От 6 июля 2012 г. Полностью переписана глава "На суде истории". Новый текст начинается с фразы "Утром к императору заскочил какой-то шустрый человечек с белым бантом на груди." - и далее до конца книги.

--------------------

Все права в отношении данного текста принадлежат автору.

Автор оговаривает распространение данного текста следующими условиями:

1. При воспроизведении текста или его части сохранение Сopyright обязательно.

2. Коммерческое использование допускается только с письменного разрешения автора.

3. При размещении данного текста на некоммерческих сайтах сети следует указать адрес странички автора, откуда взят текст:

http://samlib.ru/g/gejman_aleksandr_mihajlowich

4. Следует также сохранять ПП.1-4 в данном виде и расположении (перед текстом).

Нет, это не то, что зачитал Ходжа по просьбе Фубрика, не подумайте, этого Ходжа не зачитывал. Зачитанное им идет ниже. А это я вставляю в качестве фенечки. Я ж понимаю, что все эти копирайтовские уведомления фигня. Но повыпендриваться-то мне тоже надо! Полагаю, если кто будет выставлять Некитай у себя на сайте, склеивая 3 части в один текст, то догадается выкинуть лишние Копирайтовские текстушки (т.е. оставит одну, в начале текста).

Теперь же - продлевайте удовольствие, господа. Читайте! Вдумчиво! В оттяг! Запоем! Залпом! Фейерверком! Вулканом!

Автор (я почему подписываюсь - чтоб не ошибся кто, а то еще подумают, что это Вебмастер вставил или корректор какой непрошеный. Нет, не корректор, а я. Собственнопальцно и собственнокомпно. Да читайте же!)

----------------

На следующий день, когда император приближался к месту раскопок, за кустами на соседней дорожке послышались возбужденные, но приглушенные голоса. Это о чем-то спорили Жомка и Фубрик. Император прислушался:

- Да бля буду, - горячо доказывал Фубрик, - не тот это!..

- Он же лысый, в натуре, - возражал Жомка. - Какого же тебе еще хрена надо?

- Жомка, ты гляделки-то куда затырил? Кенты говорили - аббат там будет. А из этого сморчка какой аббат?

- Да хрен ли тебе в аббате, - успокаивал Жомка. - Ну, не святоша - так еще и лучше, если не аббат.

Император пересрался. "Раскрыли! - с тоской подумал он. - Ну, теперь хана!" Государь и сам не мог сказать, чего он соизволил испугаться, но ему было страшно - узнают, что он не тот, и тогда...

На ватных ногах он кое-как дотащился до входа в подвал, и тут как тут из кустов вынырнули Жомка и Фубрик. Они разглядывали его инквизиторским взглядом.

- Слышь, лысый, - заговорил Фубрик, - ты что - не аббат, что ли?

Император скорчил рожу посвирепей, чтобы казаться уркой, и свойски подмигнул:

- Ха, какой я в дупу аббат!

- Лысый, а где аббат? - поинтересовался Жомка.

- Да шухер тут был недавно, - объяснил император. - Аббат пошустрил тут малость да слинял пока не поздно. Обсморкал престол - и сконал! Килда с ушами!

- Во, в натуре! - восхитился Фубрик. - Слышал, Жомка? Ободрал все камни с трона и слинял! Вот бы и нам так.

- Лысый, - спросил меж тем Жомка, - а чего же ты-то к нам мажешься?

- А я че, в натуре, смотрю кенты клевые, бля, - развязно отвечал император. - Чего, в натуре, не скорешиться?

- Смотри, Лысый, - предупредил Фубрик. - Мы не всяких фраеров берем. Ты лучше свали отсюда, если очко играет.

- Че? - храбро сплюнул император и попал себе на грудь. - У меня? Очко? Играет? Ха, кенты! Да я и не по такому шухеру бацал!

- Я тебе говорю, Фубрик, - одобрительно произнес Жомка, - не гони волну! Клевый фраер! Он нам во как поможет! Поможешь, Лысый?

Император снова сплюнул и на сей раз попал на свою штанину:

- В натуре, бля! Чтоб век воли не видать!

- Подписываешься, фраер? - хмуро спросил Фубрик - у него, видать, все еще оставались какие-то сомнения.

- Слово!

- Ну, смотри! - опять пригрозил Фубрик, сгибая руку в изображение моргушника. - А то... выгоним из урок как шавку отвязанную, по-ал?!.

Урки вновь скрылись в подвале. Император прошелся взад-вперед и выглянул на соседнюю аллею. Там он обнаружил придворного, которому велел вчера прибыть на место. Государь совсем про него забыл, но теперь обрадовался.

- А, ты!

- Я, ваше величество, - низко поклонился придворный, - как приказано.

- Ну, стой тут на стреме, - милостиво распорядился император. - Ты на стреме-то умеешь стоять?

- Как прикажете, ваше величество! - снова поклонился придворный.

- Ну-ка, что ты должен делать? - строго спросил государь.

- Не знаю, ваше величество!

- Какой же ты урка, в натуре! - скривился император. - У нас, блатных, самое главное - это на стреме стоять, по-ал?

- Так точно, ваше величество! Что я должен делать?

- Во, бля, еще спрашивает! Свистеть, если шухер будет! Свистеть-то умеешь?

- Умею, ваше величество! - и в доказательство придворный свистнул в два пальца.

На этот звук из хода в подвал показался Жомка и окликнул императора:

- Лысый, что за шухер?

- Заткни уши и отвернись, - приказал император влюбленному в него придворному. Придворный исполнил сказанное, меж тем как император прошел через кусты и успокоил Жомку:

- Ништяк, все путем. Это я свистеть пробую.

- Во, чудак, - удивился Жомка, - а говорил, не умеешь!

- Умею, да не всегда получается, - перданул император.

- Ну, хорошо, стой тут, - наказал Жомка и снова исчез.

Император вернулся к заткнувшему уши придворному и милостиво продолжил наставления:

- Ты, кент, вот чего, - если кто из фрейлин или придворных сюды попрется, ты их тута гулять не пускай. По-ал?

- Так точно, ваше величество, - поклонился влюбленный в императора придворный.

- Скажи им, чтобы не хиляли тута, по-ал?

- Ваше величество! - робко спросил безымянный придворный. - А если спросят, в чем причина?

- Скажи, что тута засада, по-ал? Скажи, что тута онанавта заколдованного ловят. В натуре! А если шухер подымется, свистнешь. Свистеть-то умеешь?

Придворный снова засвистел.

- Лысый, подь сюда! - грозно позвал из подвала Фубрик.

Он влепил императору крепкий моргушник:

- Для понта не свистеть, по-ал? В натуре, мы что, в свистульки пришли сюда играть!

Строгий урка еще раз вкатил моргушник и скрылся в подвале. Император потер лоб, продрался через кусты к влюбленному в него придворному и попытался влепить тому моргушник, но у него не получилось.

- Ты, кент! - свирепо сказал император. - Еще раз свистнешь для понта, я тебе ка-ак дам по кумполу! Без шухера не свисти, по-ал? У нас, блатных, если кто свистит для понта, тех сразу выгоняют, как суку отвязанную!

- Понял, так точно, государь, - виновато отвечал придворный, низко кланяясь.

- Ну, стой тута, а я пока одним государственным вопросом займусь. Мы, блатные, когда на толковище сходимся, всегда кого-нибудь на стрему ставим.

Император отошел к стене. Он хотел было поонанировать от нечего делать, но услышал за кустами умоляющий голос безымянного придворного. Государь осторожно пробрался через кусты и увидел, как его стремянной горячо умоляет толпу вельмож, маша руками:

- Господа, господа! Нельзя!!! Государь не велел сюда ходить! У него толковище с блатными, ему моргушники ставят! Государственная тайна, господа! Никого не велено пускать!

- Ой, как интересно! - звенели голоса фрейлин. - Ну, пожалуйста, хоть одним глазком!..

Исполнительный придворный отчаянно отражал все атаки.

- Лысый, - послышался шепот Жомки прямо под августейшим ухом, - Лысый, это что за шмон?

- Да это я, бля, шестерку одну на стрему поставил, - небрежно отвечал император.

- Кой хрен - шестерку? - злобным шепотом возмутился у другого царственного уха Фубрик. - Тебе было велено стоять, ты и стой.

- Да че ты, Фубрик, - вступился Жомка. - Кент же по делу сбацал - он теперь нам копать яму поможет.

- А если его ложкомойник нас заложит? А? - зловещим голосом просипел Фубрик.

- Чего вдруг заложит? - отверг Жомка. - Лысый его вторым гов.маршалом назначит, точно, Лысый? Небось после этого он хошь ты что вытерпит - хоть водку носками твоими занюхает! В натуре, Фубрик!

- В натуре, бля! - подтвердил император. - Я его и сам уже думал гов.маршалом поставить, да... Кенты! - вдруг сообразил государь. - А вы как знаете, что я это... ну, то есть...

- Че не знать-то, - сплюнул Фубрик. - Мы, урки, все знаем. Ла, кенты, разбегаемся.

Двое воров приказали императору быть здесь завтра на следующий день и снова будто растворились в воздухе. Император так и не понял - то ли эти двое знают, кто он, то ли... Он не стал гадать, а попросту смирился с судьбой. Безымянного придворного государь, действительно, назначил гов.маршалом. Однако имени его император так и не запомнил. Теперь ему уже было не так страшно своих таинственных новых друзей. Государь даже как-то вошел во вкус всего предприятия. Вечером он несколько раз щегольнул блатными словечками, а за ужином обмолвился:

- Ха, кенты, вы тут, в натуре, не знаете настоящей жизни! А мы, блатные, мы такие дела делаем... Мы все знаем!

Двор стал хором упрашивать:

- Ваше величество, расскажите, расскажите нам про блатных, умоляем вас!

Императрица с завистью смотрела на своего супруга, божественный светоч Азии. Этот человек, как уже единогласно решили ее фрейлины, заткнул за пояс Харун-ар-Рашида, предаваясь неслыханной дотоле двойной жизни. Теперь всем тоже хотелось окунуться в ее стремнину вслед за своим государем. "Вот им, мужчинам, все можно, - с негодованием размышляла императрица, - а нам, женщинам, ничего нельзя! А может, я тоже хочу ночью бандершей быть в Монте-Карло! В натуре!"

Император меж тем снисходительно улыбался и уклонялся от расспросов:

- Мы, урки, шухер зря не подымаем... знаем чего, да не звоним зазря... точно, гов.маршал? - и он подмигнул новоиспеченному гов.маршалу.

- В натуре, бля! Так точно, ваше величество! - закивал стремянной придворный.

- Гавкать не буду, - продолжил император, - одно скажу: у меня авторитет знаете какой? Меня братва во как уважает!..

- В натуре, бля! - подтвердил гов.маршал. - На стрему кого попало не поставят.

- Во, бля! - поднял палец император.

Он уже чувствовал себя вполне уверенно в новой роли.

Опасность, однако, нагрянула с совсем неожиданной стороны. С утра к императору явился с экстренным докладом министр внутренних дел или, как еще его называли, обер-полицай. Звали его Кули-ака. Он наклонил коротко стриженную голову и сообщил, глядя маленькими глазками из-под дымчатых очков:

- У меня есть сведения о готовящемся ограблении, ваше величество.

- Что? - изумился император. - Кого-то хотят ограбить? У нас?.. в Некитае?!. Не может быть!..

- Увы, - возразил Кули-ака. - Сведения совершенно точные.

- Во, ништяк! - возликовал император. - Ну, наконец-то! А то везде есть преступность, а у нас нету. Бисмарк, правда, завел ее было в Неннаме, да после аббата Крюшона и там все повывелось.

- Святой человек, - почтительно нагнул голову министр.

- Килда с ушами! - подтвердил император. - Ну, а кого будут грабить-то?

- Вас, ваше величество, - отвечал Кули-ака. - Точнее, ваш дворец. Есть агентурные данные, что цель грабителей - большой императорский сейф со всеми императорскими драгоценностями - короной, скипетром и всем прочим.

- Да ну? А кто же грабители? - продолжал расспросы обрадованный император.

- Точно пока не установлено, - из-под очков глянул Кули-ака. - Но согласно некоторым данным это двое заезжих иностранцев.

- Неужели барон Пфлю и лорд Тапкин? - удивился император.

Обер-полицай покачал головой.

- Это не исключено, однако маловероятно. Внешность послов не соответствует имеющемуся у нас описанию.

- Ну, а каково же описание?

- Один косоглазый, чернявый, другой повыше, - зачитал министр ориентировку и снова исподлобья взглянул на императора, - тот, что повыше, - светловолосый, оба американца, кличка одного - Жомка, другого - Фубрик, хотя это еще точно не установлено.

Только после этого император сообразил, что речь велась о его новых друзьях. Он перепугался - а вдруг что-нибудь известно о его участии в деле? "Надо выведать, что легавым обо всем известно", - мудро рассудил государь. Он поинтересовался:

- А еще что-нибудь известно? О сообщниках, например? Кто у них на шухере стоит?

- Да, ваше величество, - кивнул обер-полицай, - кое-что известно. Есть сведения, что у них есть сообщник среди высокопоставленных лиц нашего двора.

Император и вовсе перетрухал. Сердце его так и екнуло: "Конец! Сейчас выволокут из-за стола да потащат на допрос! И в колодки!.. В тюрягу!.. А потом по этапу!.. Эт-то было во вторник!.." Из последних сил сохраняя самообладание, он постарался придать своему лицо невинное выражение и спросил, изображая государственную озабоченность:

- Его личность установлена? Этого... фраера во дворце?

Кули-ака остро глянул из-под очков и развел руками:

- Пока еще нет, сир... Но мы уверены, что сумеем выявить его и задержать с поличным в самое ближайшее время.

Император покачнулся и чуть не упал со стула. "Накроет! Загремим под фанфары! Каюк!" - загудело у него в голове. Срочно надо было что-то предпринять, что-то очень государственное - такое, что было бы достойно его высокого звания и признанной мудрости во всех общественных вопросах. И государь показал себя достойным этого ответственного момента. Он прищурился, нагнулся из-за стола ближе к министру и заговорил, заговорщицки понизив голос:

- Слышь, министр, - и государь подмигнул, - ты этого дела шибко не шевели, я сам им займусь.

- Вы? - удивился Кули-ака. - Но...

- Я, блин, - и государь снова подмигнул, - я про это все уже до хрена знаю, по-ал?

- Из каких же источников, ваше величество?

- Из самых секретных, каких же еще, - ухмыльнулся император. - У тебя свои сексоты, у меня - свои. Ты, главное, не спугни никого, по-ал?

- Понял, ваше величество, - наклонил лысеющюю голову обер-полицай. - Будем действовать аккуратно.

- Во-во, на цирлах чтобы вокруг, по-ал? Я тут сам со всем разберусь... И главное, ты этого... высокопоставленного не спугни... Обходи его, по-ал?

- Слушаюсь, ваше величество.

- Если выяснишь, кто он - ну, или там еще чего узнаешь - немедля мне брякни, по-ал? А сам поодаль ховайся, поодаль... Нишкни, по-ал?

- Слушаюсь, ваше величество, - сверкнул лысиной министр. Он вновь посмотрел исподлобья. - Ваше величество, а как быть с прессой?

- А что с прессой?

- Ну, - уклончиво качнул головой Кули-ака. - Эти газетчики, их ведь хлебом не корми, дай какую-нибудь пакость тиснуть... Сочинят утку про то, например, что во дворце пособник грабителей окопался. Представляете заголовок, ваше величество? - "Вор на троне". Это я к примеру, конечно...

Император снова струхнул, но снова же овладел собой.

- Ну, это ты волну не гони, - возразил он министру. - Я этих газетчиков к себе вызову и обломаю в момент, чтобы шухер не подымали до срока, по-ал? А слышь, Кули-ака, сбегай-ка прямо сейчас до них, пошуми, чтоб ко мне срочно забежали, я с ними сегодня и побазарю малехо. Лады?

- Слушаюсь, ваше величество, - и министр, распрямившись, попятился к выходу - и даже дымчатые очки не могли скрыть глубокого министерского разочарования - судя по всему, обер-полицай рассчитывал на какие-то другие последствия беседы.

А у императора возник вдруг один план - он решил нейтрализовать полицию и сделать это не как-нибудь, а с помощью своих новых корешков. "Кентов пора подключать", - думал император всю дорогу до места раскопок.

Он сказал Фубрику:

- Слышь, Фубрик, тут такое дело - фараон один в долю просится.

- Да ну? - изумился урка. - Вот падла, уже пронюхал. Я, знаешь, лягашам не верю... козлам поганым...

- А он, может, штемп, - возразил Жомка. - Нам такой пригодится, в натуре!

Но Фубрик не уступал:

- А чего это мы будем бабки с лягашом делить, пусть он хоть трижды штемп?

Жомка задумался. Испугавшись, что его замысел сорвется, император стал срочно выкручиваться:

- Да он, кажись, не из-за бабок... Он где-то тебя видел, Фубрик, я так просекаю...

- И фули, что видел?

- Да, по-моему, понравился ты ему... Так ко мне и пристал - сведи-де меня с этим кентом да сведи...

- А хрен ли ему надо? - удивился Фубрик.

- Да я хрен его не знаю... Он все просится да просится... Плакал даже... На колени встал, ревет: Он мне, грит, ночью, ночью снится!.. Ты бы с ним побазарил, а, Фубрик?

- Да че ты, Фубрик, в натуре, - заступился Жомка. - Жалко что ли? Токо, конечно, пусть он без фараонов своих приходит, мы проследим, чтобы без шухера было.

- Ага, конечно, без фараонов, - обрадовался император. - У меня тут квартирка есть, самое подходящее место, братки... Я, Фубрик, что в натуре думаю - он это... ну, понравился ты ему... Почмокать хочет...

Он со значением посмотрел на Фубрика и подмигнул. Жомка заржал:

- Фубрик, ты ему скажи, чтобы сначала бутылку поставил!

Фубрик побагровел и резко возразил:

- Ты, Жомка, забыл, как тебя самого под пальмой!..

- Че? - скривился Жомка. - Я ж тебе, в натуре, сто раз объяснял - это у меня глюк был, самовнушение!

Они о чем-то поспорили, о каком-то Уотермене и фраере-президенте, и Фубрик, наконец, согласился повстречаться с этим, как назвал его Жомка, полументом-полукентом.

Император же срочно вызвал обер-полицая и сообщил ему, щуря глаза для государственной секретности:

- Слышь, министр, - государь подпустил таинственную хрипотцу в голосе, - я тут потолковал с кем надо... ну, о деле, что утром говорили... На сходняк тебе надо с одним кентом.

- Это ваш агент, ваше величество? - осведомился Кули-ака.

- Да не то чтобы... - затруднился государь. - Это урка один - ну, из кодлы той. Ты потолкуй с ним, поласковей так, подушевней, по-ал? Токо делай все, как он скажет - скажет снять штаны - ты сымай, - ну, или там еще чего ему охота будет... Это народ такой: чуть что не по блатному - сразу моргушник... или вспугнешь до срока, опять же... Ты с ним мягонько так, на цирлах, соглашайся про все... По-ал? - не спорь с ними, хуже будет.

- Понимаю, ваше величество, - наклонил голову министр.

- Во, иди теперь, знаешь квартирку-то? Дом Гу Жуя, второй этаж, налево.

- Знаю, - кивнул Кули-ака.

- Погодь! - остановил император. - Слово запомни: репропро де чекако. Это значит - реализация продовольственной программы - дело чести каждого комсомольца, - по первым слогам это.

Министр скорчил недоуменную гримасу:

- О чем это, ваше величество?

- А я че знаю? - оскорбился император. - Я, по-твоему, уркаган что ли? Как мне сказали, так и базарю.

- А, понял, - догадался министр. - Вероятно, это на блатном языке про предстоящее ограбление.

- Во-во, по фене это... А отзыв вот какой: пропро де всеика.

- А это что, ваше величество?

- А это значит: продовольственная программа - дело всех и каждого. По-ал? - скажешь: репропро де чекако - тебе: пропро де всеика. Значит, все путем.

- Запомню, ваше величество, - поклонился обер-полицай.

При следующей сходке Фубрик и Жомка встретили императора ледяным молчанием. "Что-то не так", - екнуло сердце у венценосного владыки при виде неудовольствия на лицах у воров.

- Ну, че, Фубрик, - заговорил он с напускной развязностью, - как толковище-то прошло с фараоном? Снюхались?

Фубрик криво усмехнулся и ничего не ответил. Жомка коротко хохотнув произнес:

- Ништяк, Лысый, все обтоптали.

- Ну?

Фубрик опять усмехнулся и сплюнул.

- Слышь, Лысый, - внезапно спросил он, - а этот мусорок твой - он у тебя кто, министр внутренних дел, что ли?

- Ага, обер-полицай, - подтвердил император. - А что?

Фубрик мрачно покрутил головой и, приблизив рот к уху императора, сообщил сиплым шепотом:

- Вафлер он.

- Ну? - удивился властитель Некитая.

- Точно, - заверил Фубрик и сплюнул. - Извращение это. Фелляция. Гнать тебе его надо, Лысый.

- Не обостряй, Фубрик, - вмешался Жомка. - Рано. Сначала надо дело обтяпать. Пущай пока министром походит.

- Ну, а это... столковались? Насчет дела-то? - не терпелось узнать императору.

- Куда он денется, - ухмыльнулся Фубрик. - Карту он подписался принести. А то роем, роем - а туда ли роем - хрен его не знает.

- Во, бля, - обрадовался император. - Я и то думаю - карту надо. А то копаем, копа...

- Ладно, Лысый, - оборвал Фубрик. - Бери заступ, твоя очередь стену долбить.

Император расстроился - ему совсем не хотелось утруждать тело.

- Да че, кенты, - заныл он, - а на шубу-то кто встанет? Зашухерят и... вы этого министра еще не знаете, на него нельзя надеяться, он извращенец, сами говорите...

- Не ссы, Лысый, - цыкнул Фубрик. - Чтоб не зашубили, твой гов.маршал присмотрит. Точно, Жомка?

- Да я его нынче с собой не взял! - отбивался император.

Однако в этот миг из кустов послышался голос нового гов. маршала:

- Ваше величество! Я тута, готов стоять на шухере!

Фубрик зверски скривился и вкатил государю моргушник:

- Ты, хорек! Фуфло гонишь!..

Император схватился за лоб и замахал рукой:

- Гов.маршал! А ну, хиляй сюда! Кенты, - умоляюще произнес он, обращаясь к уркам, - в натуре, пущай он копает, я, бля, все равно не могу, у меня навыка нет, я император все ж таки! Я лучше на атасе постою, лады?

Фубрик и Жомка коротко переглянулись, и великодушный Жомка опять пришел на выручку незадачливому императору:

- Слышь, Фубрик: а Лысый по делу брякнул - какой из него землекоп, к хренам! Пусть он лучше на стреме уж стоит.

- Фубрик, я завтра сюды бригаду землекопов отправлю! - горячо пообещал государь. - Вы с Жомкой их тута определите, куда им рыть, а мы с гов.маршалом на шухере побудем!

- Да карту же надо сначала! - с досадой отвечал Фубрик. - Ты скажи там своему легашу, чтоб он принес ее по-шустрому!

- Бля буду, скажу! - поклялся император.

У него вскоре состоялась встреча с обер-полицаем.

- Я тута хилял, куда брякнули, - начал было рассказывать Кули-ака, но осекся под строгим взором государя - на того неприятное впечатление произвели тон и слог министра.

- Это что за блатной язык? - сурово одернул его император. - Вы забываетесь, господин министр! Мы государственные люди, и пока вы на службе, я попросил бы... Нахватались жаргона, понимаете ли, у своих подследственных! Килда с ушами!..

- Государю очень не понравилась развязная фамильярность недалекого обер-полицая.

Кули-ака побагровел и виновато согнул спину.

- Ну, докладывайте, - приказал государь. - Встреча с агентом состоялась?

Министр посмотрел из-под очков и отвечал опустив глаза:

- Докладываю, ваше величество. Так точно, встреча состоялась. Судя по всему, с одним из главарей. Получены важные сведения о планах грабителей.

Министр почмокал губами.

- Ну, и каковы эти планы? - спросил государь, а про себя подумал: "Что-то я раньше не замечал за министром этой привычки - губами чмокать"!"

Кули-ака снова глянул из-под очков и спрятал взгляд за дымчатыми стеклами:

- Они хотят получить план подземелья с обозначением расположения находящихся вверху помещений.

- Так, так, - побарабанил кончиками пальцев по столу император. Он встал, такой величественный в своем мундире с золотым шитьем, и прошелся по кабинету, погрузившись в короткие раздумья. - Ну-с, и что же - вы намерены снабдить их этой картой?

- Конечно, ваше величество, - отвечал министр. - В данный момент такая карта спешно готовится на печатном дворе.

- Доложите ваши дальнейшие планы, - велел император.

- Мы будем поддерживать связь с этим преступным элементом и, таким образом, контролировать ход всей преступной операции. В нужный момент, когда грабители совершат святотатственную попытку и посягнут на ваш сейф, мы накроем их с поличным.

- А, вот как! Задумано интересно. Но не слишком рискованно? - нахмурился государь.

- Что вы, ваше величество, - успокоил Кули-ака. - Я полностью ручаюсь как за успех операции, так за безопасность императорских сокровищ. Ни вам, ни достоянию короны ничего не угрожает. Бандиты же будут выловлены все до единого.

- Но, может быть, лучше взять их уже сейчас?

- У нас не будет необходимых улик, - напомнил министр и почмокал губами. - Все-таки, это иностранцы, и международное право, знаете ли... Возможно, нас не поймет Европа... понимаете, государь?

- Но затягивать операцию тоже нельзя! - возразил в свою очередь император. - Я считаю, на данном этапе нужно оказывать всяческое содействие этой преступной группе - с тем, разумеется, чтобы скорее всех поймать.

- Согласен, ваше величество, - наклонил голову министр. - Я прикажу ускорить изготовление карты.

- Вы лично передадите ее?

- Да, государь.

Император снова нахмурился.

- Голубчик Кули-ака, а разве это так обязательно - лично вам идти на такой риск? Нельзя ли послать кого-нибудь другого вместо себя?

Министр быстро глянул исподлобья и отрицающе покрутил головой:

- Никак не возможно, ваше величество. Незнакомое лицо может вспугнуть бандитов. Меня они уже знают и, - Кули-ака почмокал губами, - я полагаю, доверяют мне.

- Они уже предлагали вам войти в долю? На каких условиях? - полюбопытствовал император.

Обер-полицай чмокнул и остро глянул из-под очков.

- Я так полагаю, - отвечал министр причмокивая и глядя вниз, - что то высокопоставленное лицо, которое еще не установлено достоверно, я о том сообщнике бандитов во дворце, что...

- Да-да, - перебил государь, - я помню, вы говорили прошлый раз.

- Я полагаю, ваше величество, что это лицо с_а_м_о постарается снестись со мной и предложит известное вознаграждение, чтобы обеспечить мою лояльность - ну, вы понимаете, ваше величество...

- Нет, не понимаю, - резко возразил государь. - А кстати, личность этого сообщника при дворе установлена?

- Пока что нет, но...

- Плохо, - нахмурился государь. - Это серьезное упущение.

- У нас есть несколько версий, - торопливо добавил обер-полицай. - Вот, например, мы взяли под подозрение второго гов.маршала - того, которого вы, государь, недавно назначили на эту должность.

- Ну, министр, ты уж бзнул так бзнул, - весело рассмеялся император. - Второй гов.маршал человек проверенный, зря я, что ль, его гов.маршалом поставил? Ты тут маху дал, обер-сыщик, - смеялся государь - а в душе у него все так и дрогнуло, так и трепетало от непроизвольного ужаса.

- Мы поправимся, ваше величество, - и министр снова глянул из-под очков. - Мне тоже кажется, что этот высокопоставленный покровитель грабителей - птица куда более высокого полета. Я подозреваю даже... Впрочем, пока рано говорить...

Император коротко усмехнулся:

- Ну, это твоя работа - подозревать. Ты, поди, и меня подозреваешь? А?

Кули-ака почмокал губами и отвечал, глядя вниз:

- Что вы, ваше величество, как бы я осмелился... без улик,без свидетельских показаний... Вот поймаем бандитов, тогда и...

- Так чего же вы тянете? - выразил государь неудовольствие. - Ускорьте же передачу карты!

- Слушаюсь, ваше величество.

Министр попятился к выходу. Государь смотрел ему вслед с нехорошим чувством. "Поди, все уже знает, хорек, сукач поганый, лягаш, мусор, гестаповец! - колотилось сердце у него в груди.Накроет, Берия, с поличным и..." Он окликнул Кули-аку:

- Слышь, министр!..

- Да, ваше величество?

- Ты чего все губами шлепать стал?

- Я, государь? - удивился обер-полицай и чмокнул.

- Ты, кто же еще, - подтвердил император. - Через слово чмок да чмок.

- Я... э-э... м-м... - растерялся министр.

А государь продолжал:

- Ну, я понимаю, ты к ворам бегаешь... Но ты зачем сосешь-то у них, а? Извращение это, - укорил император. - Обер-полицай, а у блатных сосешь. Ай-ай-ай.

Министр побагровел и поспешно попятился к выходу, прижимая к груди папку с документами. "Как я его уел!" - торжествовал император.

На следующий день состоялся большой прием. По этому случаю император не пошел стоять на стреме, а отправил гов.маршала - причем, по рассеянности перепутал которого, и к уркам ушел глухонемой. А император начал прием с чтения газет вслух.

- Ну-ка, Ван Вэй, - велел он, едва водрузил седалище на сиденье трона, - почитай, что там у тебя есть поинтересней?

- В моей газете или в "Некитайской онанавтике"? - уточнил Ван Вэй.

- Хоть где, только чтоб с перчиком и свежатина, - отвечал государь.

- Иного не держим, - браво заверил журналист и ощерился, что означало у него боеготовность. Он зачитал:

- Кто торчит у входа в подвал.

Говорят, будто кто-то, похожий не то на святого графа Артуа, не то на нашего императора торчал недавно в отдаленной части дворцого сада. Якобы он влез на яблоню, что торчит под окном мадемуазель Куку. Только влез, как снял штаны и приторчал в открытую форточку. Якобы уже не в первый раз. Мадемуазель Куку подготовилась к визиту заколдованного якобы онанавта и подпилила ветку яблони напротив своего окна. Якобы человек, похожий на императора, грохнулся на землю, где фрейлина Куку разложила яйца, похожие на тухлые. Я торчу, до чего это никчемные враки и дурацкие сплетни! Откуда мадемуазель Куку возьмет тухлые яйца? А напротив ее окна торчит груша, а не яблоня.

Что же касается слухов, будто наш император корешится с двумя олухами-грабителями и роет с ними подземный ход, то я вообще торчу. Какой из государя землекоп? Врачи строго запретили ему работать в наклон.

- Во, бля, - покрутил головой император, - чего токо не ботают! Это правильно, Ван Вэй, ты и дальше опровергай эти выдумки. А вообще - тебе кто настучал, будто я ход копаю?

- А я хрен его не знаю, - рассказал Ван Вэй. - Сижу себе в редакции, думаю - какую бы клевету позабористей придумать, вдруг слышу - кто-то за дверью зачмокал, будто сосет что. Хотел дверь открыть, смотрю - в щель под дверь кто-то бумагу толкнул. Я ее взял, конечно, дверь распахнул - никого. К окну кинулся - опять никого, только министр наш полицейский Кули-ака идет себе куда-то по своим внутренним делам да чмокает на ходу. Ну, я бумагу развернул, а там анонимка - вся эта клевета про подземный ход и урок этих, Жомку и Фубрика.

- Во, в натуре! - изумился государь. - А кто у них там на шухере стоит, не написано было?

- Написано, - отвечал газетчик. - Якобы некий неизвестный император и его якобы гов.маршал.

- Охренеть! Ну, ты продолжай опровергать, если еще какую бумагу подкинут, - распорядился государь.

- Ваше величество! - встрепенулся Ван Мин, завидуя успеху соперника. - Это все фигня, а вот что я в "Вестнике некитайской онанавтики" опровергаю...

Вану Мину, однако, опять не повезло - он так и не опроверг свою порцию клеветы. В этот самый момент в залу ворвался с сияющим лицом и истошным воплем министр печати, он же министр секретной правительственной связи. С ним была куча подчиненных и заместители.

- Ваше величество! Сир! О, сир! - из глубины зала взывал он. - Получено шифрованное письмо от святого графа Артуа.

- Ах-х!.. - единый вздох потрясенного ликования вырвался из всех грудей сразу.

Фрейлины кинулись на помощь императрице - от счастливого известия государыня едва не лишилась чувств. Она бы сделала это, но ей пришлось бы повалиться с трона, ведь сидячий обморок как-то мало впечатляет. Но трон был высокий, а фрейлины императрицы не были готовы подхватить ее, и вот, несчастной женщине пришлось сдержать обуревающие ее чувства. И это в такую минуту! К счастью, фрейлины государыни все-таки заметили, что творится с их патронессой и дружной толпой пришли ей на выручку.

- Граф!.. Милый граф!.. О-о-о!.. - простонала императрица и залилась слезами счастья.

- Колбаса мой сентябрь! - запел император, не помня себя от радости.

Многие придворные, в единодушном порыве вторя своему повелителю, обнялись за плечи и, раскачиваясь, подтянули следом:

- Колбас-а-а мо-о-ой сентя-а-абрь!..

- От графа письмо! - продолжал петь император, меж тем как по щекам его невольные текли слезы.

- От графа-а-а письмо-о-о...

- Из самой Шамбалы, вот! - хотел спеть император, но от волнения дал петуха и закашлялся.

- Хм-хма, - произнес он, прочищая горло и делая знак всем замолчать. - Ну же, министр, читай, читай скорее свое послание!..

- Да не тяните же, мучитель! - простонала императрица, откинувшись без сил на спинке трона и прижимая руку к сердцу.

- Ваше величество, - продолжал министр связи, - это не простое письмо - шифрованное.

- Да читайте же вы, постылый человек, - воскликнула Зузу, верная фрейлина государыни. - Разве вы не видите - у ее величества припадок от тонкости чувств!

Министр связи развернул бумагу и зачитал:

- Ложкомойник!

Кент заныкал жевало мама-мама. Не онанируй на стреме, сучара! Мани-ляни, чесать тебя в ухо. На троих поровну. Конан Хисазул Жомка Фубрик.

Зал поразевал рты. Императрица поморгала заплаканными глазами и пролепетала, отняв платочек от лица:

- А что же значит это послание? Это признание в любви, да? - почему-то государыня была уверена, что в письме было именно это.

- Сейчас, ваше величество, мы в момент расшифруем, - успокоил министр связи. - Какая у нас тут дата? Семнадцатое, четверг, - ну, все ясно, это кодировка "Урка Мурка". Шифровальщиков сюда! - кликнул сановник.

- У нас, ваше величество, - начал он меж тем объяснения, - разработана весьма надежная система правительственного шифра. Как вы знаете, Некитай наводнен иностранными шпионами...

Взоры всех при этих словах обратились в сторону иностранных послов - Пфлюгена, Тапкина и де Перастини.

- ...поэтому связь приходится осуществлять с помощью системы хитрых перекодировок. Разумеется, я не буду раскрывать ее в присутствии... м-м... посторонних, - продолжал министр связи, - однако сам метод мы вам сейчас продемонстрируем.

Вошедшие в залу шесть шифровальщиков поклонились государю.

- У нас, ваше величество, - заливался почтоминистр, наслаждаясь своим звездным часом, - осуществляется последовательная и перекрестная перекодировка каждого сообщения. А именно, депеша, которую я огласил, поступит к одному шифровальщику, он перекодирует ее в свой код и передаст следующему шифровальщику, следующий - переведет в свой код и так до тех пор, пока не будет осуществлена окончательная дешифровка. Имейте в виду, государь, что за каждым шифровальщиком закреплен определенный день недели и свой личный код. Это делается, чтобы не дать в руки шпионов ключа и не допустить утрату секретно...

- Голубчик, - прервал император, - все это теория, к тому же, больно заумная. Нам бы хотелось поскорее прочесть письмо.

- Да, да, - заторопился министр. - Сейчас вы все увидите в действии. Письмо было отправлено в четверг, значит, первым его будет перекодировать пятничный шифровальщик, а число было семнадцатое, значит, метод у него... какой у тебя метод? - вопросил министр пятничного кодировщика.

- Благоговение, ваше превосходительство! - вышагнул из строя шифровальщик.

- Ну, а у тебя? - спросил министр субботнего.

- Код путана, - доложил субботний.

- Код медицина! - отрапортовал следующий.

- Да хватит же, - нахмурился император.

Министр связи развернул письмо и зачитал, дав знак переводить:

- Ложкомойник!

- Боготворимый, обожаемый, нежно любимый! - вышагнув, перевел первый кодировщик.

- Заинько-яинько! - подхватил следующий.

Специалист по верноподданическому шифру раболепно согнулся и произнес голосом, прерывающимся от государственного обмирания:

- Ты, перед кем трепещут и склоняются в ужасе все иерархии от земных до небесных!

- Вирус геморроя! - не задумываясь, перевел шифровальщик от медицины.

- Это что, так и будут все нам по слову переводить? - прервал император.

- Я не хочу, не хочу!.. застонала императрица.

- О нет, ваше величество, это совершенно не обязательно, - поспешно успокоил министр связи. - Мы можем сразу зачитать окончательную расшифровку.

- Две окончательных расшифровки! - уточнил замминистра. - Дело в том, что для сохранения секретности от иностранных шпионов... - тут все опять дружно посмотрели в сторону Тапкина и Пфлюгена - вся значимая информация распределяется между последним и предпоследним вариантом расшифровки. При этом каждый документ дополняет и уточняет другой, а перекодировка этих двух вариантов производится исключительно интуитивно. Ни один ниндзя не способен разгадать конечного результата, получаемого при такой системе связи!

- Да читайте же! - простонала императрица.

ЗАЧЕМ АМУНДСЕН НА СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС ХОДИЛ

Ровно в половине шестого я во главе жалкой кучки прекрасно экипированных во что попало кондом-бантустанов* решительно

________

* кондом-бантустаны или конбанты - одно из приполярных племен, промышляющее сопровождением на Северный полюс пришлых европейских исследователей.

поплелся по давно намеченному маршруту хрен знает куда. Мы двигались на мотонартах, зубах, собаках и велорикшах, но когда вдали показался первый торос, все они, особенно мотонарты, срочно слиняли в разные стороны. Пришлось разделить поклажу между всеми и продолжать наш марш-бросок в пешем строю.

Я никак не мог вспомнить, куда и зачем мы идем. В пылу своего сражения с ранним склерозом я не сразу заметил, что трое участников нашей экспедиции нагло идут налегке, не неся никакой поклажи. Я высказал свое крайнее разочарование этим возмутительным фактом. Кондом-бантустаны озадаченно переглянулись и объяснили мне, что это доноры.

- Какие такие доноры? - спросил я, недоумевая.

- Ты что, совсем козел? - отвечал мне один из конбантов, очкарик и заика Мамед. - Доноры семени, конечно.

"Шутка", - подумал я - и ошибся. На первой же стоянке эти доноры уселись в ряд в центре круга затаивших дыхание кондом-бантустанов. Под их наблюдением доноры стали усердно достигать семяизвержения и наконец достигли его. Все извергнутое было аккуратно слито в банки и тщательно закупорено. Интересно отметить, что перед двумя донорами держали в течение всего процесса фото раздетых девиц, а перед третьим - репродукцию картины Мартрмоне "Шпион берет ноги в руки". Вот он-то - конечно, не шпион и не Мартрмоне, а третий донор - и достиг наиболее впечатляющих результатов.

На следующий день двое доноров снова пошли налегке, а лидера по сдаче семени и вовсе понесли на руках. Естественно, доля поклажи остальных увеличилась, и этого я, как начальник турпохода, допустить не мог.

- Молодцы кондом-бантустаны! - решительно заявил я. - Кончай баловать своих онанистов! Доноры они или нет, но настало время сбросить с себя их гнусное иго. Пусть идут сами и несут груз наравне со всеми.

Конбанты были очень изумлены. Они смотрели один на другого и пораженно качали головами.

- А дрочить кто будет, ты что ли? - спросил кто-то.

- Пусть дрочат, если у вас такой обычай, - отвечал я, - но несут груз, как все.

- Нет, это несовместимо, - возразили мне. - У них не останется сил на семявержество.

Тут ко мне из толпы конбантов вышел очкастый Мамед и отвел меня в сторону.

- Послушайте, Амундсен, - от негодования Мамед заикался сильнее обычного, - что вы к нам пристали? Мы идем себе и идем, потихоньку, полегоньку, никого не трогаем... Какого, извините меня, члена вы вмешиваетесь в отлаженный процесс полярного похода? Может быть, вы знаете, как проскочить через заслоны белых медведей?

- А при чем тут белые медведи? - спросил я.

- Нет, ты точно козел, - отвечал Мамед. - Ты прешься через торосы первый раз, а мы тут живем сто сорок тысяч лет. Да еще никто не проходил белых медведей без банки спущенки!

- Чего-чего? - недоверчиво спросил я.

- А того-того. Да ты вообще хоть знаешь, куда мы идем?

И тут я наконец вспомнил:

- На Северный полюс! Мне Амундсен сам сказал, - от волнения я забыл, что я и есть Амундсен.

- Ну и дурак, - отвечал Мамед. - Мы идем на Северный полюс, вот куда!

- Но я же это самое и говорю!

- На Северный полюс, - продолжал Мамед, не слушая меня, - на конгресс семявержцев. А если налетят НЛО, а у нас спущенки из-за тебя не будет на обмен, то с тобой, падла, ребята я уж не знаю что сделают.

Я почувствовал в его словах какой-то резон и прекратил спор. "А вдруг он прав?" подумал я. Однако мне не нравилось тащить тяжеленный рюкзак, в то время как каких-то задрочканных конбантов несут на руках. И я решился - на третий день я объявил конбантам, что тоже являюсь донором семени.

- Я всегда подозревал это, - сказал в ответ заика Мамед, - с самой первой нашей встречи.

Но остальные конбанты выразили недоверие и потребовали доказательств. На стоянке меня посадили в ряд с остальными семявержцами, дали банку, а Мамед по моей просьбе встал напротив с фотокарточкой тещи полковника Томсона. В итоге против жалких четырехсот-пятисот грамм совокупного продукта моих оппонентов у меня набралось один и две десятых литра первоклассной спермы. Все были поражены. Конбанты в благоговейном молчании пали передо мной на колени, а трое доноров завистливо спросили, по какой методике я тренируюсь.

- По самой лучшей, ребята, - гордо отвечал я. - Плаваю каждый день над крокодилом в дырявой лодке, а по четвергам забираюсь на ветку дерева и онанирую в форточку второй фрейлины Некитайского двора. Разработка некитайского императора, чтоб вы знали!

Один из доноров сказал, что всегда преклонялся перед восточной мудростью, а другой сказал, что крокодила раздобыть они еще смогут, а вот как достать форточку второй фрейлины?

- А вы обратитесь в гуманитарную миссию ООН, - посоветовал я.

Нечего и говорить, что после этого все пошло как по маслу. Весь оставшийся путь я проделал на руках восхищенных конбантов. Экспедиция продвигалась все дальше, а я спускал все больше. Мамед не успевал закатывать банки с моим удоем. Мы шутя миновали области белых медведей - достаточно было бросить на льдину пару банок спущенки, как нам тут же давали зеленую улицу. А иногда из неба выныривали летающие тарелки с изголодавшимися пилотами, и зеленые человечки не торгуясь отваливали за мою сперму зелененькими от ста до трехсот тысяч за поллитровую банку.

Зеленая улица с зелеными человечками с зелененькими в руках - и зеленеющие от зависти доноры-конбанты - так вот я и добрался до Северного полюса. Там меня ожидал настоящий триумф. На полярной ярмарке моей сперме присвоили категорию экстра-экстра-супер, и между экипажами НЛО происходили целые битвы за право купить мою спущенку.

Ну, а потом состоялся и конгресс семявержцев. Под громовую овацию мне единодушно присвоили все мыслимые и немыслимые высшие звания и посты, из которых Spermatazaurus Rex было, пожалуй, наималейшим.

А по завершении конгресса я триумфально направился обратно, и с оказией попутного НЛО шлю вам письмецо о своих скромных успехах. Скоро буду, подробности при встрече.

Некитайский император! Чем может отблагодарить тебя Фубрик? С меня бутылка за твою чудесную методику!

Искренне ваш,

граф Амундсен-Артуа,

Суперфубрик Заполярья

Переводчик закончил благоговейно оглашать святое послание, и наступила восторженная тишина. Император уже собирался сказать что-нибудь про махатму-географа - еще одну ипостась святости графа Артуа, милостиво открывшуюся простым смертным. Но тут его супруга покачнулась на своем кресле и простонала:

- Фотокарточку тещи полков... О!.. Какая измена!..

Она прижала платочек к глазам и зарыдала. Обиду государыни легко можно было понять: она ждала пламенных признаний в любви к ней, жалоб на невыносимость разлуки, а тут... Фрейлины толпой кинулись утешать свою обожаемую госпожу, уверяя ее в том, что такова неблагодарная природа всех мужчин - в глаза клянутся в вечной любви, а стоит только уйти в полярный поход, как сразу достают фотокарточку чужой тещи и онанируют на нее. Причем, все без исключения, вот ведь кобелища какие!

- Хм-хм, - кашлянул и император. - Я че-то не понял... А вы, мужики, все правильно перевели? А то вон женка моя че-то разостроилась вся...

Незаменимый Гу Жуй немедленно поднялся с места и заявил:

- Ваше величество! Я просто до глубины души тронут верностью графа своему идеалу - прекрасной даме своего сердца. Государыне нашей, то есть, другой-то у него и быть не может.

- Да? - отняв платочек от заплаканных глаз, оживилась императрица. - Но почему же в письме...

- Как почему? - деланно удивился Гу Жуй. - Там же ясно написано: его вдохновляла на географические искания фотокарточка тещи полковника Томсона.

- Ну и?.. - замерев, ждал зал развязки измышлений Гу Жуя.

- Ну и то, что это же зашифровано для секрета. Хотя какой тут секрет - всякий школьник догадается, что на самом деле это небесный идеал святого графа-махатмы - наша обожаемая императрица.

- А! - с облегчением выдохнули все дамы.

- Эй, мужики! - и Гу Жуй подмигнул шифровальщикам. - Я правильно говорю?

- Да, да, именно так все и есть! - зазвучал хор голосов.

Министр связи и печати подтвердил:

- Так точно, ваше величество - мы всегда так кодируем. Шифруем "теща полковника Томсона", а на самом деле это наша императрица. Конечно, это вообще-то государственная тайна, и не надо бы о том говорить при иностранных шпионах, но раз уж все и так знают...

- Вот я и говорю, - довольный своей находчивостью продолжал Гу Жуй. - Ведь какая страсть, какая верность! Это как же должен тосковать святой, чтобы достичь таких рекордных надоев спермы! Спущенки графа на всех полярных медведей хватило, а они знаете ее сколько жрут! тонны!.. Что говорить - лучший сперматозавр Заполярья!

- Ах, бедный, бедный, он так тоскует... - сочувственно вздохнула императрица. - Но откуда же к графу попала моя фотокарточка?

- Как откуда? - брякнул Гу Жуй не подумав. - Известно откуда - из набора порнографических открыток, что мы свистнули у аббата Крюшона.

Воцарилось неловкое молчание. Из-за слов Гу Жуя получался полный конфуз - все знали, что голые фотки стащил у аббата никто иной как принц. Он расклеил их у себя в комнате и частенько медитировал на них. Теперь выходило, что он и родную маменьку созерцал в полнейшем неглиже! В этом был весь Гу Жуй - незадачливый бздежник умел подольститься и сочинить какую-нибудь глупую несусветицу на потребу дня. Но льстивый придворный не знал меры и неизменно добалтывался до какой-нибудь не подобающей подробности, которая ставила всех в неловкое положение и сводила насмарку всю его спасительную выдумку. Вот и теперь вышла полная непристойность. К счастью, в этот миг поднялся Ли Фань и сказал:

- Ты, Гу, опять сморозил. Да ведь я отлично знаю, что этой самой фотки в наборе карточек-то и не было! Ее полковник Томсон с собой унес.

- А, точно, у меня из головы вылетело! - согласился Гу Жуй ничтоже сумняшеся. - Точно, полковник Томсон, а потом эту фотку Жомка у него позаимствовал, а граф ее у Жомки выменял на карту подземелья. Он мне сам рассказывал на ветрогонках.

- Какую карту подземелья? - нахмурясь, спросил император.

- Как какую? Нашего дворца, ходов-то там до шиша всяких, так как же без карты, ежели подкоп надо рыть.

- Какой подкоп? - нахмурился еще больше государь.

- Как какой? К казнохранилищу, где главный императорский сейф, - ну, который Фубрик с Жомкой на уши поставить хотят, - снова сморозил Гу Жуй.

Император побагровел. Грозила возникнуть новая неловкость, но министр связи вовремя напомнил:

- Ваше величество! Господа! Мы еще не огласили самый последний вариант зашифрованного послания графа. Не соблаговолите ли послушать?

- Просим, просим! - прошелестел по залу вздох облегчения.

Этот вариант расшифровки начинался так:

ПИСЬМО ЩАСТЬЯ

Сношать Маней, чесать Ляней!

Это письмо щастья.

Перепиши ево сваей рукой мильон двести двацать раз и отпрафь фсем знакомым. Страшись изменить хоть адну букву святова текста. Это письмо периписывали Битховен Ганго Стар Саломон, Наполеон Склифосовский, А Макидонский и начальник третево отдела Пензенского мукомольного камбината. Фсем им збылось чего хотели и много радости в жизни.

А император Неколай фтарой палучил это святое письмо и случайно падтерся им. на другой ден убили иво луччего друга Грегория Распутина старца. А бразильская королева пириписала ево как было сказана и в адин миг изличилась от плоскостопия, ураганного отека легких а черес 10 лет от атрофии мозга.

Пирипиши в точности фсе до буквы это писмо абайдет весь мир Это не шутка. В нем святые тайны читай ниже

Шифровальщик оглядел зал, затаивший дыхание, откашлялся, уставился в потолок, как будто именно оттуда он собирался вычитать святые тайны - и наконец огласил их:

- Чесать Маней, сношать Ляней!

Да здравствует жалкая кучка псевдозанюханных горе-аристократов!.. Ура!..

Возбухай-маразматики! Крепи нерушимое единство с прибабах-паралитиками!

Прибабах-паралитики! Чеши в хвост и в гриву возбухай-маразматиков!

Древосексуалисты! Берите пример с достижений престололесбиянок!

Престололесбиянки! Смелей овладевайте передовыми достижениями науки, шире внедряйте их в жизнь, щедро делитесь с молодежью накопленным опытом!

Некитайские императоры! Не скачите по веткам, ядри тебя в корень! Упадешь - яйца разобьешь! Ура!

Фрейлины Куку! Шибче подпиливайте сучья напротив окон, ловите сачком то, что плюют в форточку, изучайте под микроскопом химический состав!

Гов.маршалы! Тверже стойте на стреме завоеваний гегемонизма и волюнтаризма! Ом!

Иностранные шпионы! Настойчивей крадите секреты когтеходства, всесторонне изучайте и сообщайте о них куда надо! Харе!

- Замыкающий шифровальщик заливался в таком духе еще добрые десять минут, пока, наконец, вдохновение не оставило его. Он отер пот со лба и завершил свою версию дешифровки:

- Придворные и прочие дегенераты! Идите вы все куда подальше! Ом!

Император благоговейно подождал, не будет ли еще чего добавлено к святым наставлениям, и спросил:

- Все, что ль?

- Все, ваше величество, - поклонился довольный своим творением виртуоз дешифровки. - Я бы и дальше мог, конечно, да голос сорвал.

Замечательно, что никто из зубров интуитивной декодировки даже отдаленно не приблизился к исходному тексту - тому, что написал граф Артуа в кабинете амстердамского отделения секретной некитайской службы. А он, как вы хорошо помните, просил выслать ему вставную челюсть его родной бабушки, оставленную им на туалетном столике императрицы. Произошло это, разумеется, потому, что начальник секретной почты перепутал дату и день недели - граф отправил письмо не семнадцатого в четверг, а днем позже, в пятницу. Это-то и привело к тому, что столь тщательно разработанная система перекрестной перекодировки сработала насмарку, и в том еще одно доказательство того, как вредно сохранять на столе перекидные календари за минувший год. И вот - одна маленькая оплошность свела к нулю усилия десятка корифеев шпионажа. Внимательней, внимательней надо, господа разведчики и контрразведчики! Пусть же этот ляпсус послужит вам уроком.

Впрочем, император все равно был в восторге - он любил получать святые наставления из Шамбалы. И теперь, не в силах сдержать себя - да и не имея нужды в том - владыка Некитая, заливаясь слезами счастья, вскочил с места и завопил на весь зал:

- Пресветлая Шамбала велит нам крепить единство возбухай-маразматиков и прибабах-паралитиков, а у нас до сих пор нет ни тех, ни других!

- О! - скорбным воплем отозвался зал. - Слава Шамбале! Как вовремя дошло до нас святое наставление! Подумать только - мы бы так и оставались в невежесте и не знали, кого нам не хватает!

Не так далеко от императора сидели Сюй Жень и Тяо Бин и ели государя глазами. Оба как-то так выпали из фавора, после того как аббат Крюшон боевым крещением окунул их в чан с поросячьей мочой. Они все не могли решить головоломку - как бы им выкреститься в христианство из иудаизма, не переходя, однако сперва в эту веру и не состоя в иудаизме теперь. Два начальника искали способ вернуть хотя бы расположение императора - и вот, они решили, что час настал. Сюй Жень вскочил и заорал:

- Ваше величество! Мы с Тяо Бином всегда были возбухай-маразматиком и прибабах-паралитиком!

Однако инициатива двух начальников не понравилась императору. Он готовился впасть в экстаз, а тут два кайфолома встряли так не к месту. Император смерил придурков сердитым взором и повелел, указуя перстом:

- Ты - Лянь, а ты - Мань!

- Чесать Маней, сношать Ляней! - догадливо проскандировал зал.

К двоим поименованным так начальникам ринулись гвардейцы и схватили обоих. А император принял из рук министра связи святое письмо и лобызая его сорвался с места. Он прижал к груди бесценное послание и запрыгал вдоль рядов столов на одной ноге - то на левой, то на правой. Он потрясал письмом, зажатым в воздетой руке - то в левой, то в правой. И когда он скакал на левой ноге, то восхвалял премудрость святой Шамбалы, а когда перескакивал на правую, то благословлял просветленных вестников Шамбалы.

Меж тем Сюй Жень и Тяо Бин, тыча пальцами друг в друга и брызгая слюной изо рта, визгливо спорили с гвардейцами - каждый доказывал, что наставление святой Шамбалы в части "сношать" относится не к нему, а к другому, - его же надлежит чесать. Но просвещенные могучим разумом горнего послания исполнители императорской воли не дали оплошки и не позволили себя заморочить. Экзекутор был призван, и другой нашелся к нему в пару, и когтеходство свое оставил на сей случай.

И когда император восхищался неизреченной милостью Шамбалы, то Сюй Женя посношивали, и когда посношивали, то почесывали. И когда Сюй Женя посношивали, то Тяо Бина почесывали - и почесывали посношивая. И когда Тяо Бина посношивали, то он повизгивал, и когда повизигивал, то о всеобщем осчастливливании. А когда Тяо Бин повизгивал, то Сюй Жень попискивал, и когда попискивал, то об эффективности всеобщего осчастливливания. И когда он попискивал, то император потрясал письмом в правой руке, а когда Тяо Бин повизгивал, то император потрясал письмом в левой руке, и когда посношивали, то почесывали, а когда почесывали, то посношивали - и посношивали воистину. И слезы умиления текли из глаз двора, и оркестр заиграл, и Пфлюген и Тапкин "Дрочилку Артуа" запели, и хор девственных фрейлин подтягивал им, и всеобщее осчастливливание уже готово было осенить благочестивое радение некитайского двора.

"Совсем оборзел, шакал, - с гневом и скорбью думала императрица, с тоской созерцая всеобщее помешательство. - Не понимаю, как может этот тонкий, умный человек кривляться в этих идиотских национальных нарядах. Какого, извините меня, члена, он не хочет плясать лезгинку в европейской одежде - смокинге и кальсонах?!." Императрица как никто сознавала величие эпохальной личности своего супруга. Да, он умеет пошухерить, махатмы Шамбалы пишут ему святые послания, он лично пропагандирует уринотерапию среди простого народа... Но почему, почему ее муж не позволяет ей по ночам быть бандершей в Монте-Карло? Уж нет ли тут недооценки роли фенимизма в истории мирового прогресса? - тревожилась и огорчалась императрица.

Государыня не могла долее выносить всего этого. Наклонившись к ближней фрейлине, императрица спросила ее громким шепотом:

- А кто пустил парашу, будто престололесбиянки не способны к патриотическим порывам?

- Бенджамин Франклин, - отвечала придурковатая мадемуазель Куку, преданно глядя в лицо государыни.

Это послужило последней каплей. Еще можно было бы стерпеть такую клевету от Спинозы или Кальтенбруннера, их можно понять, они козлы. Но Бенджамин Франклин! Государыня просто уже не в силах была сдержаться. Она вскочила на троне, до плеч вскинула юбки, как бы пытаясь укрыться от какого-то ужасного видения и завизжала на всю столицу:

- Лысый пидар!!!

В один миг все смолкло. Оторопелые взоры всех обратились в сторону государыни, обнаруживая при этом, что государыня не признает извращенного вкуса растленной Европы, заковавшей женское естество в эти идиотские трусики - всем было очевидно, что императрица предпочитает им нижние юбки. В звенящей тишине послышался топот множества ног - это, предводительствуемые расторопным министром внутренних дел, ко всем дверям рванулись альгвазилы Кули-аки.

- Ваше величество! - в мертвой тишине доложил обер-полицай. - Императрицей замечен в зале лысый пидар. Мы перекрыли все входы и выходы и немедленно произведем зачистку помещения.

- Приступайте, - кивнул император, а императрица, громко вскрикнув от пережитого потрясения, повалилась обратно на трон в глубоком обмороке. Обморок государыни был столь глубок, что она по-прежнему не отпускала задранных юбок, распластавшись на сиденье трона - к вящей радости молодежи и прочих любителей созерцать врата рая.

Меж тем альгвазилы с каменными лицами принялись бесцеремонно расталкивать толпу придворных, а шедшие за ними офицеры инквизиторски вглядывались в лица каждого, отмечая что-то в списках. Нескольких сановников отвели в сторону до выяснения обстоятельств - очевидно, они показались подозрительны то ли в силу своей лысоватости, то ли еще какого личного качества. Остальной двор тем временем принялся громко восхвалять бдительность и зоркость императрицы.

- А государыня-то наша, - декламировал Ван Вэй, встав поближе к трону, - все ведь замечает! Мы тут болтаем себе, от святой вести тащимся, очумели все на радостях - а она все видит. Только глянула - оп-па, и распознала: вот он, голубчик, в зал пробрался, пидарина лысый!

- О, наша государыня так печется о безопасности страны и супруга! - звенел голосок фрейлины Зузу. - Она мне сама говорила - я, говорит, лысых за версту чую!

- Государыня наша молодчина, да она не одна была, - тут же возразил Гу Жуй. - Ей знак кое-кто подал.

- Уж не ты ли? - язвительно спросил Ли Фань.

- Ну, а кто еще, - самодовольно ухмыльнулся Гу Жуй. - У нас уж с ней давно сговорено было: мол, как засекешь во дворце лысого пидара, ты мне помаячь.

- А где же тогда он? Ну-ка, покажи! - потребовал Ли Фань.

- Гу Жуй, кто это? Покажи, покажи! - заволновались дамы.

- Мог бы, да не буду, - уклонился Гу. - Раз императрица молчит, то и я не буду. Государственная тайна!

- Страшно подумать, что случилось бы, если б не императрица! - громко заговорил Ван Мин, завистливо перебивая опять отличившегося Гу Жуя. - Подкрался бы, мерзавец, к трону, да ка-ак цапнул государя за ляжку! Или у принца бы ухо оттяпал.

- Неужели лысые пидары так опасны? Ой, я боюсь! - взвизгнула супруга гов.маршала.

- Еще бы не опасны! - отвечал Ван Мин. - Любого охотника спросите - в наших лесах это самый опасный зверь.

- Точно, - мгновенно подхватил Гу Жуй. - Тигр против этой зверюги - котенок. Уж я-то знаю - пятый год езжу лысых пидаров по весне пострелять. Риск, конечно, но...

- Ха, да что вы, городские, об этом знаете! - ревниво вступил в разговор Ли Фань. - Вы, баре, приехали с ружьецом побаловаться, подстрелили пидарчонка-другого, сфоткались на память у лысой тушки, бутылку распили - да и домой. А мы, деревенские, бок-о-бок с ними живем - мы уж такого страху натерпелись! Вы бы видели, что осенью-то творится, когда гон у них!..*

____

* Въедливый читатель, конечно, уже возмущенно торжествует: ага! Все твердил о святой Шамбале, о непорочной нравственности великого Некитая, дескать, преступности у них нет и заповеди никто не нарушает... И что же? Оказывается, они там пидаров на охоте из ружья стреляют! Вот так ахинса, вот так идеалы гуманизма! Лежит-де бедный пидарчонок, подстреленный и бездыханный, комарик-де пьет кровушку из лысинки - а кровушка-то уже из мертвого течет, из окоченелого - вот, мол, изуверы какие! - Успокойся же, злопыхатель, не гони волну - никакого изуверства тут и в помине нету. Стреляют-то в Некитае исключительно ампулами с дозой снотворного! Так что ничего вашему пидарчонку не сделалось. Полежал, лысенький, прочухался, вскочил на ноги - помотал головой, фыркнул недовольно, фотографию порвал, на пеньке ему на память оставленную, да и побежал себе целехонек да веселехонек! Только лысина да пятки на солнце сверкают. Остановился у опушки, в кармане пересчитал денежку, что охотники-то положили, кулачком издали погрозил - да снова припустил, только рубашка пузырем надулась. Беги, пидарчоночек, беги себе в стадо, резвись на приволье, никто тебя не тронет, лысенькай! Так что никакого душегубства, а сплошной гуманизм и забота об экологии поголовья.

- Что вы говорите? - заинтересовалась Зузу. - У лысых пидаров осенью гон?

- А я о чем толкую, - отвечал Ли Фань. - Я вон редьку не собрал прошлый год - весь огород потоптали. Вечером выглянул из дома, смотрю - по грядкам Тяо Бин несется с пачкой циркуляров в руке. А за ним Сюй Жень! Глаза у обоих кровью налились, зубы оскалены... Тут Сюй Жень как завизжит: Тяо Бин, куда вы дели сводку об эффективности? А Тяо Бин в ответ на это как завыл - бежит и воет, у меня в жилах вся кровь заледенела... Тут Сюй Жень Тяо Бина догнал и как начали оба сигать друг через друга! Сигают и печать друг другу на спину ставят!

- Ой, страсти какие! - ахали дамы с круглыми от ужаса глазами.

- А может, они гегельянцы, - завистливо возразил на рассказ Ли Фаня Ван Вэй, редактор "Некитайской онанавтики". - Сюй Жень и Тяо Бин, я имею в виду.

- Что? - не поняв, переспросил Ли Фань. - Гегельянцы? А при чем здесь вообще Гегель?

- Совершенно, совершенно ни при чем! - поддержал Ван Мин, соперник Ван Вэя.

- Не скажите, батенька, - опроверг Ван Вэй. - Я вот недавно прочел исследование историческое - там все по-новому выходит. Гегель тут очень даже при чем.

- Расскажите, расскажите! - стали просить придворные.

Ван Вэй взглянул на императора, и тот высочайше кивнул. Повинуясь монаршему повелению, некитайский журналист огласил новейшие исторические факты.

ФРИДРИХ И ГЕГЕЛЬ

То, что Гегель был философ - об этом спору нет. Опять же, дело известное, что учителем его был сам Кант. Да только не все помнят, что Кант-то не с философии начинал, а был спервоначалу знаменитейшим шаромыжником во всей Германии, уркой самого высшего разряда. Бывало, где фатеру обчистят или пару лягашей в канаву темной ночью спихнут, так все уж сразу знают - это Канта работа. Ну вот, жил, значит, Кант таким манером, а как старость подкатила, завязал. Мой, - говорит, - богатейший опыт нуждается в серьезном философском осмыслении! И принялся молодежи критику чистого разума преподавать и все такое прочее.

А из всех студентов самым толковым, конечно, Гегель был. До Канта ему, понятно, далеко было, но и он умел аргументы приводить, когда надо. Случится где-нибудь в пивнушке сунется к Гегелю какой-нибудь невежественный бурш - почто, дескать, ты моей Марте под юбку лезешь? - хлобысь, уже буршто с разбитым носом на полу лежит, а Гегель в окно выскочил да и был таков. Ну, Кант на способного парнишку глаз-то и положил. А как стал он помирать, за Гегелем и послали: езжай скорее, Кант тебе философский аргумент передает. Гегель срочно приехал: Ой, мой дорогой учитель! Нешто вы нас покинуть вздумали? - А Кант ему: Сердечный мой друг Гегель! Прими на память мою заточку. Носи ее всегда с собой в левом кармане на груди у самого сердца. Помни старого Канта - сколько у меня было философских диспутов, а этого аргумента еще никто не опроверг! - да и помер. А Гегель взял заточку, поцеловал ее, заплакал безутешно и положил в левый карман, как Кант велел.

И в аккурат в это время донесли Фридриху, королю прусскому, что Гегель своей диалектикой ложное направление уму немецкой молодежи сообщает. А надо сказать, что Фридрих Гегеля страсть как не любил, потому что супружница Фридриха, София-Амалия, до замужества к Гегелю на дом ходила философию изучать. Вот, Фридрих страшно разозлился и приказал: а ну, давайте мне сюда Гегеля, я его щас делать буду. И как пошел на лучшего немецкого философа сифонить - по всей Пруссии все ротвейлеры завыли.

Ну, Гегель стоит весь бледный, видит - совсем хана. Почитай, последняя надежда осталась. Он и вскричал: Ой, любимый мой император Фридрих! Дозволь тебе пару слов с глазу на глаз шепнуть. Хочу, - говорит, - тебе свою диалектику объяснить, а то вы ее ложно понимаете. Ну, Фридрих велел всем идти вон, а жене-то и говорит: Милая моя супружница София-Амалия! Спрячь ради Абсолютной Идеи свое крупное туловище за занавеской. Будешь мне подсказывать разные доводы по философии, а то боюсь, оболтает меня славный немецкий философ Гегель, ибо я в диалектике не смыслю ни уха, ни рыла!

Вот, так они и сделали, а Гегель и говорит: ты бы, Фридрих, в кресло сел, мне так легче будет тебе переход количества в качество излагать. - Фридрих и сел. А Гегель как прыгнет ему коленом на грудь да заветную заточку хоба! к левому глазу: Пику в глаз или в жопу раз? Фридрих рот раззявил, сидит, не знает, чего и сказать. А жена-то любимая, София-Амалия, и шепчет из-за занавески правильный ответ: Пику в глаз! Фридрих взял да ляпнул: Пику в глаз! - да и дернулся сдуру - ну и, натурально, на заточку-то и напоролся.

И сразу заплакал весь, сердечный, зарыдал от горя: Уйа-уйа-уйа! - И шибко стал сокрушаться: Ой, Гегель ты наш Гегель, гордость немецкой классической философии! Почто же ты выколол мне глаз, мне так его будет теперь не хватать! - А Гегель его утешает: Так ты ж сам попросил, дурак! А тот все печалуется, все убивается, болезный: Ах, любезный мой друг Гегель! За что ты так со мной поступил, а ведь обещал мне диалектику разъяснить! - Ну, Гегель его обнадеживает: Не ссы, Фридрих, это покамест пропедевтика была, а щас и до философии дойдем. Ну-ка, припомни, какая у нас нынче тема? - София-Амалия снова шепчет из-за занавески: переход количества в качество. - Гегель говорит: правильно, щас я тебе, Фридрих, третий глаз открывать буду - и ко второму-то глазу заточку сует: Знаешь правило - третьего не дано? - Ну, знаю. - Ну дак сам теперь гляди: вот ты таперича кривой. Одноглазый, а все еще зрячий. А ежели я опять вопрос задам да ты ответишь не то... И впритык, значит, подвигает заточку-то к последнему глазу императорскому: Ну, дак как, Фридрих - пику в глаз или?.. - А супружница-то, змея подколодная, опять блажит из-за занавески: пику в глаз!

Да только Фридрих-то по философии уже маленько кумекать начал: одного глаза нет, второй вот-вот лучший немецкий философ выколет... или в жопу раз... а третьего-то не дано! Такая вот диалектика.

Тут императора и осенило. Гегель, - говорит, - да ты же гений! Я, - говорит, - тебя сейчас расцелую! Что ж ты сразу-то мне не сказал? Диалектика-то, оказывается, нужнейшая наука в просвещенном государстве!

Короче, зрение Фридрих сохранил. А супружница-то его, так та аж целых три раза сохранила! А едва, значит, император сохранил свое зрение, как сразу созвал весь двор, всю кодлу дворянскую, какая под рукой была. Они его спрашивают: ваше величество, что с вами Гегель сделал? - у вас одного глаза не стало. А Фридрих им: молчите, дураки, это вы свое невежество показываете. Гегель мне третий глаз открыл, а он мне теперь вместо второго, так что как было, так и осталось, только гораздо лучше.

Гегель его одобряет: правильно чешешь, Фридрих, это ты отрицание отрицания излагаешь. - Во-во, говорит Фридрих, это самое и есть. Так что, - говорит, - объявляю философию первейшей наукой у нас в Германии. Чтоб, значит, все графья и бароны и вся прочая знать в полгода ее освоили вместе со всем семейством, иначе и ко двору не пущу, и все имение отберу! - и поставил Фридрих Гегеля старшим над всей немецкой философией.

Ну, Гегель послужить отечеству рад со всем удовольствием - сразу и принялся. И что интересно: женщины-то гораздо способней мужчин оказались к диалектике! Пока там лекции или семинары - тут все больше мужики на виду - один руку тянет с правильным ответом, второй, все аргументы какие-то приводят. А как до практических занятий доходит - шалишь, другая масть идет! Из мужиков нет-нет да объявится какой-нибудь остолоп циклопом одноглазым, а из дамочек - ну, ни разу, ну вот ни единого случая! Прямо на лету дамы-то всю диалектику схватывают!

Одна беда - запарка вышла у Гегеля. Приходит к Фридриху - так, мол, и так, Германия большая, а мой один, надо кадры готовить. А молодежи, студенчеству-то немецкому того только и надо - горой поднялись за передового профессора. Гегель! - говорят. - Пиши нас всех во младогегельянцы! И такую успеваемость по философии развили - аж три года в Германии делать вилки не успевали - все разошлись на аргументы философские.

Ну и, прошло каких-нибудь десять лет - и привилась диалектика по всей Германии в массовом масштабе. А дальше - больше: шагнуло гегельянство, значит, в Европу да и расцвело там, как клумба с розами. Теперь куда ни приедь - в Англию или там Данию - всюду пруд пруди гегельянцами. А по совести сказать, дак не одного Гегеля в том заслуга. Кант - вот с кого началось. Если б не его последний аргумент, так, может, и Гегеля никакого бы не было.

Ван Вэй закончил рассказ и взоры всех обратились на барона фон Пфлюгена - тот весь налился кровью, что твой Сюй Жень в пору осеннего гона. По всему, барона что-то задело в этом историческом исследовании - он озирался по сторонам набычась и шумно сопел.

- Ты смотри-ка! - заметил меж тем Гу Жуй. - А я-то гадал, отчего в Европе все великие люди одноглазые - Кутузов, адмирал Нельсон, Потемкин, Фридрих... А оказывается, они гегельянцы все!

- Нет! - вскричал посол Тапкин. - Нет!.. Нельсон... Только не он!..

- Ваша правда, сэр Тапкин, - согласился Ван Мин. - С Нельсоном совсем другое - он пострадал не из-за Гегеля.

- Да! - запальчиво воскликнул лорд Тапкин. - Нельсон был ранен на море, в сражении! Глаза он лишился там!

- Совершенно верно, я даже в подробностях знаю, как это случилось, - опять поддержал Ван Мин. - Гегель тут совершенно ни при чем, а все дело в кознях французских шпионов.

Тапкин скорчил несколько недоуменное лицо, но ничего не возразил, А Ван Мин продолжал:

- Точнее сказать, адмирала Нельсона подвела его страсть к орнитологии.

Британский посол снова скорчил гримасу недоумения, но опять ничего не возразил - очевидно, такие подробности из жизни его великого соотечественника были ему внове.

ОРНИТОЛОГ НЕЛЬСОН

Вы спросите, конечно, какое отношение Нельсон имеет к орнитологии, ежели он всю жизнь был адмиралом? А такое, господа, что наука о птицах была пламенной страстью непобедимого адмирала. Это мало кто знает, но свободное время Нельсон посвящал своей любимой орнитологии. Он возил с собой двух попугаев, братьев-близнецов, и на досуге проделывал многолетние эксперименты. Это было нужно для его диссертации, которая называлась так: "О влиянии фелляции на искристость оперения попугаев".

Само собой, как поборник серьезной академической науки адмирал Нельсон производил многолетнюю серию опытов исключительно собственноручно. А вернее сказать, собственногубно и собственноязычно. Один из попугаев, в клетке с красной жердочкой, был контрольным экземпляром - адмирал не подвергал его фелляции. А вот брат этого контрольного попугая, что сидел в клетке с синей жердочкой, был выдрессирован адмиралом для научных процедур. Раз в сутки, всегда в одно и то же время, невзирая на качку, холод, жару и состояние собственного здоровья, Нельсон извлекал попугая из клетки и производил научный опыт. Делал он сей эксперимент всегда только сам, не доверяя его никому из своих лаборантов - я имею в виду команду и офицеров. Адмирала вообще отличала крайняя тщательность и строгость научного стиля - это неопровержимо явствует из его дневника наблюдений. Затем, завершив производить опыт, адмирал Нельсон водворял профеллированного попугая обратно на синюю жердочку и звал беспристрастных наблюдателей, боцмана и старпома.

- А ну-ка, господа,- говорил Нельсон,- сравните-ка этих двух попугаев. У которого из них искристость оперения выражена сильней?

И боцман, и старпом единодушно указывали на клетку с синей жердочкой. Они никогда не ошибались, поскольку втайне от адмирала наблюдали за его экспериментом сквозь дырочку в переборке. Кроме того, сочувствующие научному дерзанию члены команды тоже иногда созерцали прометеевский подвиг своего обожаемого адмирала, но это уже за отдельную плату, которую с них взимал боцман в доле со старпомом. Так что адмирал полным ходом двигался к сенсационному научному открытию и уже подготовил статью в "Вестник орнитологии" Британского королевского общества.

И тут в дело вмешались гады-французы. Некий вояка Наполеон всю жизнь мечтал разбить Нельсона. Он несколько раз посылал против него кавалерию, но атака каждый раз захлебывалась на берегу моря, где наполеоновские гусары застывали, трусливо не решаясь осадить корабли храброго адмирала.

И тогда за дело взялись иначе. Французская разведка, пронюхав о научном хобби адмирала, накануне Трафальгарского сражения, во-первых, выкрала все боевые планы Нельсона, а во-вторых, коварно изолировала научного попугая - братьев-близнецов попросту поменяли местами в их клетках. Причем, планы крало одно подразделение разведки, а попугаев поменяло другое, конкурирующее с первым.

И вот, едва началась баталия на море, Нельсон привычно покинул адмиральский пост и спустился к себе в каюту, так как подошло время научного эксперимента. И дикий необученный попугай, не разобрав дела и невежественно не желая служить науке,- этот варвар-попугай, едва прославленный адмирал Нельсон поднес его к лицу, всполошился и своим твердым как алмаз клювом долбанул адмирала в глаз да еще и скребанул по нему не менее острым когтем. Вошедшие для сравнительного анализа искристости двух попугаев боцман и старпом обнаружили, что их командир, их любимый адмирал окривел, а попугай валяется на полу со свернутой шеей. "Как же мы теперь сопоставим искристость оперения двух экземпляров?" - огорчились моряки, оплакивая про себя доходы от демонстрации научно-популярного попугая. Но тут начали стрелять пушки, потому что, пользуясь моментом, французская кавалерия наконец-то атаковала эскадру Нельсона.

Конечно же, Нельсон мужественно провел всю баталию на своем адмиральском мостике, не взирая на свою скоропостижную одноглазость. Но из-за того, что он окривел, адмирал полностью исказил задуманные боевые построения - можно сказать, что он действовал исключительно односторонне и однобоко. В других условиях это принесло бы противнику полный успех. Но неприятеля подвело другое роковое обстоятельство - французы исходили из похищенных накануне планов Нельсона, а как раз их-то адмирал совершенно не соблюдал по причине окривелости! Таким образом, как это часто бывает, несогласованность действий двух групп разведки сыграла против Франции, и их начальный успех обернулся конечным триумфом великого флотоводца. Разведке уж надо было что-то одно: или не трогать орнитологию, или не касаться военных планов. А так - хотя в каюте адмирал и рыдал впоследствии над трупом убитого им в горячке попугая, на море-то он одержал полную победу.

Ну, а Наполеон, видя расстройство всех своих коварных планов, бесился на берегу, бессильный как-либо повлиять на ход сражения. Наконец французский военачальник до того обозлился, что кинулся в море, вплавь одолел Ла-Манш и с горсткой головорезов-гвардейцев ворвался в Лондон круша все на своем пути. Вне себя из-за провала его плана с попугаями, Наполеон за час захватил всю Англию, устроил погром в Королевском орнитологическом обществе, дефлорировал лорда-канцлера, посадил на бессолевую диету королеву, отправил в кордебалет-стриптиз всех ее фрейлин, поссал в Темзу, устроил в Тауэре семинар по дианетике, присоединил к Корсике Индию, закрыл Америку, воссоединил Швецию и Бенгалию, и вот с тех-то пор в этой сраной Европе все пошло не как надо.

Ван Мин закончил свое повествование. На британского посла невозможно было взглянуть без страха - казалось, его хватит апоплексический удар или он взорвется, - меж тем как несколько отошедший после Гегеля барон Пфлюген злорадно лыбился за плечом у своего британского союзника. Казалось, британец уже готов был разразиться какой-то отповедью по поводу орнитологии, но тут заговорил Гу Жуй:

- А вот и не так было. С Наполеоном, господа, - убежденно заявил незадачливый ветрогонщик, - произошло совсем по-другому. Дело тут не в Нельсоне и не в попугаях, а в кондукторе-контролере.

Версия мировой истории по Гу Жую была тут же востребована. Она, возможна, и не была более убедительна сравнительно с орнитологией, но интерес вызвала не меньший. А впрочем, судите сами:

НАПОЛЕОН ПРОТИВ КОНТРОЛЕРА

ИЛИ

ПОСЛЕДНЕЕ СРАЖЕНИЕ ВЕЛИКОГО ПОЛКОВОДЦА

В мрачных раздумиях великий император Наполеон брел по набережной Сены. Мысль гениального полководца лихорадочно искала выхода из бедственного положения, в которое он попал из-за своих нерадивых подчиненных. "Хреново дело,- угрюмо размышлял император,- гады англичане у ворот столицы, войск нет, денег нет... Того и гляди, сошлют куда-нибудь на Багамы! Но, черт возьми, должен же быть какой-то выход, достойный моего воинского гения! Нет, господа англичашки, я еще не дал своего решающего сражения!"

За императором Франции неотступно следовали маршалы Ней и Мюрат. Они всегда сопровождали своего любимого императора, когда он разгонял меланхолию в таких вот пеших прогулках по парижским набережным, а делал он это часто, так как все его кампании заканчивались меланхолией.

Вдруг прозвенел звонок - это трамвай проехал мимо венценосного пешехода. Императора озарило: "Ага! А ну-ка, прокачусь-ка я по маршруту разок-другой. Как знать, может быть, вид моей славной столицы подскажет мне нужное решение!"

И ободренный император резво догнал трамвай и лихо вскочил на подножку, а следом за ним туда же запрыгнули оба верных наполеоновских маршала. Трамвай был наполовину пуст, и Наполеон развалился сразу на двух сиденьях, выставив ноги в проход. Он проехал так несколько остановок, и вдруг к нему подошел какой-то ханорик с унылым лицом и произнес:

- Ваш билет, месье!

У Наполеона зенки полезли на лоб:

- Чего?!.

- Предъявите ваш билет, месье! - повторил ханорик.

Ошарашенный император насилу мог поверить своим ушам.

- Да кто вы такой, сударь, чтобы спрашивать у меня какой-то там билет? - выговорил он наконец, весь трясясь от омерзения.

- Я контролер, месье,- бесцветным голосом произнес ханорик. - Проверять билеты - моя работа.

- Сир, разрешите мне! - подскочил к ним верный маршал Мюрат.

- О нет, Мюрат,- отвечал император Франции. - Этот молодчик заслуживает хорошего урока, сэ врэ.

- Сейчас я ему его преподам! - немедленно вызвался маршал Ней.

- Нет, Ней,- снова отклонил Наполеон. - Я сам разберусь с негодяем.

Император закинул ногу на ногу, заложил то ли правую, то ли левую руку за борт парадного мундира, как это рисуют во всех учебниках*,

______

* такого учебника у меня при себе нет, так что не могу указать, правую или левую руку Наполеон заложил за борт. Уточните сами по нужной картинке.

запрокинул голову вверх с видом величественного презрения и ринулся в наступление.

- Ты, жалкое существо! Да знаешь ли ты, с кем ты разговариваешь, ничтожество! Я - император Франции Наполеон Бонапарт, завоеватель полумира! Что? Расчухал теперь, придурок! Небось, коленки-то затряслись!

- Но я,- жалко пролепетал контролер, косясь на верных маршалов императора. - Я...

- Что ты! - перебил его Наполеон.

Великий полководец уже почувствовал вкус близкой победы, и не в его правилах было оставлять врагу хотя бы малый шанс, чтобы ускользнуть от разгрома. И грозный владыка непобедимой армии немедленно усилил натиск:

- Ну, что ты? Я скажу тебе, кто ты. Ты - полное ничтожество, вот что ты такое!

Контролер побледнел и оглянулся, ища поддержки у пассажиров. Не найдя ее, он стал потихоньку пятиться. Но не тут-то было - гений стратегии не позволил ему ускользнуть. Великий завоеватель тотчас поднялся с сиденья и стал преследовать отступающего подлеца-контролера.

- Посмотри на меня! - потребовал Наполеон. - Я - император Франции, великий человек, мной восхищается вся Европа, весь мир. Мой гений полководца не имеет себе равных в истории, а кто ты? Ты - червяк, годный лишь на то, чтобы проверять билеты у безоружных пассажиров, двуногое недоразумение, вот ты кто!

- Отлично сказано! - пробормотал Ней.

- Так его, так! - невольно воскликнул маршал Мюрат.

А Наполеон Бонапарт только разворачивал свою военную кампанию.

- Да что ты можешь, что ты видел в своей жизни? Ты раз в неделю ешь какое-нибудь рыбное фрикассе из протухшей селедки, да пьешь какую-нибудь мочу, которую ты называешь пивом. А я? Я каждый день ем красную икру и трюфели, а запиваю шоколадом и бургонским столетней выдержки! Да я за один обед съедаю столько всякой вкуснятины, сколько ты и за двести лет не увидишь! Ну-ка, глянь на мои пальцы, ты, слизняк. Видишь? Видишь эти перстни? Ты хоть представляешь, сколько они стоят? Да я сотню трамваев могу купить хотя бы на один вот этот бриллиант. А знаешь, сколько их у меня? Да я сам не знаю, сколько их, понял! Ты столько и в витрине ювелирной лавки не видал, вот сколько! Мюрат!

- Что прикажете, сир?

- Ну-ка, покажь ему орден, что я тебе подарил прошлый год!

- Вот он, сир!

- Ну? Гляди, гляди хорошенько! Видишь, сколько алмазов!

- Десять крупных и двадцать мелких! - тотчас уточнил верный маршал.

- Во, слышал? - торжествующе спросил великий император. - А я таких орденов своим генералам уже целые сундуки надарил. А ты? Ты хоть завалящую медаль можешь подарить кому-нибудь?

- Но я не... - выдавил бледный контролер.

- Но ты не! - передразнил Наполеон. - Уж ясно, что не! Перебиваешься тухлой селедкой, где уж тебе дарить алмазные ордена! А почему? Потому что ты - жалкое ничтожество, а я - великая личность.

Мюрат только головой покрутил и, сделав жест восхищения, пробормотал:

- Убийственный удар!

- Просто наповал! - согласился Ней.

- Не всем же быть богатыми,- нагло попытался огрызнуться зарвавшийся контролер.

- Что? Богатство? Ха-ха! - рассмеялся император. - Да разве дело в богатстве! Или ты намекаешь, будто имеешь успех у женщин? Это ты-то! - серое, никчемное существо! Ну, обрюхатил ты по случаю какую-нибудь дуру, рябую дочку старьевщика - ты что, это считаешь успехом у женщин? Ха! Ха! Ха! Да представляешь ли ты, сколько женщин было у меня!

- И каких женщин, сир! - подхватил маршал Ней.

- Верно! Помнишь, Ней, в Риме, эта, как ее...

- Маркиза Ретуззи! - подсказал Ней.

- Да нет, другая...

- Принцесса Висенти! - вставил Мюрат.

- Во, точно, Висенти! Сиськи во, ляжки во, семнадцать лет, влюбилась, как кошка. Так в меня и вцепилась, огонь-девчонка! Я ее шоркаю, а она глазки закатила, вся целует, стонет: "Ах, я вся в оргазме, меня трахает великий человек!" А то раз двое... ну, эти, в Мадриде...

- Сестры де Лабордан, герцогини! - подсказал Ней.

- Ну да, они. А потом еще их тетка подкатила... ну, эта...

- Графиня д'Арголи!

- Точно, д'Арголи! Эх, с тремя-то телками сразу! Сиськи во, ляжки во! Кайф! И так их, и этак... Ты куда пошел, козел?

- Мне надо проверить билеты в другом вагоне,- попытался оправдать свое бегство контролер.

- Ха, так я тебе и поверил! - проницательно усмехнулся император Наполеон. - Признайся, тебя трясет от зависти, вот и все! Не можешь вынести своего убожества, скажи честно!

Не отвечая, контролер выскочил из вагона и поднялся во второй. Наполеон подмигнул своим маршалам, и те понимающе улыбнулись. В один миг все трое выскочили из вагона и запрыгнули на подножку следующего. Каждый из троих при этом блокировал одну из дверей. Этого блестящего маневра контролер не учел, и был теперь полностью заблокирован в вагоне. Еще бы! - ведь он имел дело с лучшим стратегом в истории. А Наполеон немедленно поднялся в вагон, подкрался к контролеру сзади и крикнул ему под ухо:

- Бабах!

Контролер так и подскочил, а маршалы Ней и Мюрат дружно рассмеялись.

- Мастерский прикол, ваше величество!

- Отлично проделано!

- Что вам от меня надо? - пролепетал деморализованный противник великого императора.

- Ты еще чем-то недоволен, слизняк? - возмутился черной неблагодарностью Наполеон. - Скажи спасибо, придурок, что я тебя на самом деле не застрелил! Да не дрожи ты, я не буду марать руки о такое ничтожество! Для этого у меня есть мои верные маршалы. Мюрат!

- Да, сир!

- Ты готов пристрелить эту серость как собаку?

- Позвольте мне сделать это прямо сейчас, сир! - отозвался Мюрат, доставая пистолет.

- Ну, слышал? Мюрат всегда пристреливает всех как собаку если я его об этом прошу,- заверил великий полководец контролера. - А вообще, ты хоть представляешь, сколько я угробил народу? Сотни тысяч. Да что сотни тысяч! - миллионы! Для меня это как высморкаться. Выстроишь их где-нибудь на поле - и из пушек по ним, из пушек! Бах! Все в клочья! А я снова бах! Бах! Так и валятся к свиньям.

Наполеон подступил к контролеру вплотную, рванул на себе императорский парадный мундир и страшным голосом заговорил, глядя мерзавцу прямо в глаза:

- Сколько я зарезал, эх, сколько перерезал! А-а! Ты спекся, да? Еще бы! Ведь ты кто? Ты только клопов и можешь давить, вот какая ты никчемная личность!

- Кому уж что выпало,- угюрмо пробормотал ханорик-контролер, тоскливо озираясь по сторонам.

- Что-о? - изумился император. - Ты хочешь сказать, будто делаешь свое дело, а я, мол, - свое? Ну и дурак же ты, парень! Да ведь таких, как я, мировых гениев, нигде больше нет. Ни единого человека! А тебя может заменить любой болван. Ты думаешь, в Париже больше некому проверять билеты в трамваях? Да хотя бы я могу это делать во сто раз лучше!

Наполеон схватил сумку с билетами и сорвал ее с плеча контролера.

- А ну, дай сюда! Смотри, ты, слякоть, что щас будет!

Он шагнул к ближнему пассажиру и потребовал:

- Ваш билет, сударь!

- Простите? - недоуменно взглянул на него какой-то старикашка.

- Предъяви билет, тебе говорят! - громовым голосом вскричал подоспевший маршал Ней, меж тем как Мюрат, зверски ощерясь, нацелил в нос вредному старикану пистолет.

- Да, да, билет! - торопливо забормотал старикашка. - Вот, пожалуйста!

- Так, теперь вы! Ваш билет! Нету? Плати штраф!

- Но я только сейчас вошел, прямо сию секунду! - попытался противиться наглец-безбилетник.

- Ни хрена не знаю, плати штраф! - неумолимо отрезал грозный полководец.

- Так, теперь ты! Плати штраф!

- Но я брал билет! Вот же он!

- Плати штраф, тебе говорят! - гаркнул Мюрат, а Ней приставил острие своей шпаги к груди сварливого пассажира.

Наполеон обернулся к незадачливому контролеру и гордо повел головой.

- Ну, видел, как надо, размазня? Небось, тебя на такое не хватит? А почему? Потому что ты - полная серость, нуль без палочки, а я - император Франции и великий человек.

Тут великого императора осенила блестящая идея. Он шагнул к контролеру и приказал:

- Предъяви свой билет, бездельник! Нету? Плати штраф!

- Но я контролер, я проверяю билеты! - пролепетал негодник.

- Какой ты контролер, ты - дерьмо собачье! - отрезал Наполеон. - Штраф!

- Как таких только земля носит! - сокрушенно вздохнул Мюрат.

- Я бы на его месте давно повесился! - поддержал Ней.

Дрожащей рукой контролер вынул деньги и протянул их императору. В этот миг трамвай подошел к остановке, и дверь открылась. Полностью деморализованный контролер юркнул в дверь и припустил со всех ног прочь от трамвая. Наполеон провожал его торжествующим взглядом и с победной улыбкой на устах. Он торжествующе скрестил руки на груди, как это рисуют во всех учебниках.

- Полная виктория, сир! - восклицал меж тем восхищенный Мюрат.

- Никогда еще не видал столь панического бегства! - вторил ему маршал Ней.

Наполеон горделиво спустился со ступеней вагона и пошел по бульвару. Его грудь распирало от чувства безграничного счастья. Такого ликования, такого упоения победой он не испытывал еще никогда - ни под Аустерлицем, ни под Ватерлоо. Что и говорить, полный триумф!

- Невозможно поверить, сир! - восторженно произнес идущий сзади маршал Ней. - Так блистательно провести всю кампанию!

- А какие трофеи! - подхватил Мюрат. - Этот трус оставил нам свою сумку со всей выручкой. Вот это приз!

- Это было лучшее из моих сражений, Мюрат,- кивнул, соглашаясь с ним, император. - Теперь я испытаю примененный мной тактический план в своей новой кампании против англичан.

Император шел, не чуя ног от радости. Ему хотелось петь, танцевать... Нет, он еще покажет этим австриякам и англичашкам, что значит Наполеон! Подумать только - он только что совершенно уделал контролера билетов! Такое дело не грех и отметить.

- Что, ребята,- спросил император Наполеон Бонапарт своих испытанных маршалов,- славное дело надо славно отметить, а?

- Золотые слова,- отвечал Ней.

- По-наполеоновски сказано! - воскликнул Мюрат.

- Не завалиться ли нам по такому случаю в киношку? - предложил Наполеон. - А после и к девочкам завернем.

- О да, сир! Отличная мысль! - воодушевился Мюрат. - Я знаю тут недалеко такое местечко, у!

Маршал поцеловал кончики своих пальцев.

- Да что девочки! - заговорил вдруг Ней с озорными огоньками в глазах. - А давайте-ка к этой самой контролерской шмаре, к рябой старьевщице завалим.

- Черт возьми! - щелкнул пальцами Мюрат. - Ну, это просто... Снимаю шляпу, Ней, отличный прикол!

- Представляете,- продолжил Ней,- этот урод приползет домой, а мы у его марухи сидим...

- Сидим, и его же самогонку жрем,- подхватил Мюрат,- а вы, сир, эту уродину разложили на топчане и головой ей под подол залезли, а мы...

- А мы,- поспешно перебил Ней,- стоим со стаканами в руках и "Марсельезу" на два голоса орем!

Мюрат заржал и закончил:

- Небось, придурка сразу кондрашка хватит! Он бежал к ней жаловаться, как его Наполеон ошманал, и на тебе - мы его там и встречаем, да у его же бабы голые сиськи жмем!

- Пойдет и утопится, точно говорю! - согласился Ней.

Наполеон только крутил головой, не находя слов для выражения своего восхищения. Он похлопал по плечу сначала одного, а потом второго маршала и проговорил со слезой на глазах:

- Нет, черт меня возьми! Пока со мной такие маршалы, Франция непобедима! Орлы!

И Наполеон вновь прослезился.

- Так и сделаем! - изрек наконец великий император. - А теперь - в киношку.

Через два дома по улице была видна вывеска синематографа "Люмьер и брат". Они вошли и уселись на самые лучшие места посередине зала. Почему-то кроме них в зале никого не было.

- А что за фильму дают сегодня? - шепотом спросил Ней.

Но тут погас свет и фильма началась. Она называлась так: "Наполеон против контролера или последний триумф".

- Смотри-ка,- удивился Мюрат,- это про вас, сир!

Дальше пошли кадры фильмы, и Мюрат с Неем заткнулись. Молчал и великий император Наполеон. Дело в том, что фильма полностью представляла его недавнюю победу в трамвае. Сражение было заснято во всех деталях, только на сей раз оно уже не воодушевляло императора. Во-первых, как выяснилось из фильмы, маршалы Ней и Мюрат втихомолку все-таки купили билеты на всех троих. Во-вторых, на протяжении всех грозных выпадов и ударов Наполеона оба маршала за спиной своего императора выразительно крутили пальцами у виска и указывали контролеру на императора с примирительными жестами. Контролер понимающе кивал и сочувственно глядел на императора, которого он из-за этих жестов принимал за больного. В-третьих, у императора, как он это увидел в картине, в панталонах была большущая дыра, откуда препозорнейше зияло исподнее с желтым пятном на нижнем белье. В-четвертых... В-четвертых, победа над контролером почему-то вдруг перестала казаться императору грандиозным достижением. Наоборот, от самой мысли, что он сцепился с каким-то контролером, императору стало дурно и невообразимо тошно. Ему просто-напросто захотелось выть, как псу на цепи, или пойти и прыгнуть с моста в Сену, и чтоб его никто не нашел.

Когда фильма кончилась, император самым настоящим образом рыдал. Тут зажегся свет, и на сцену перед бархатными стульями вышел какой-то хмырь.

- Господа зрители, минутку внимания! - с иностранным акцентом произнес хмырь. - Фильма, которую вы только что имели удовольствие лицезреть, снята не более часа тому назад по личной просьбе сэра Веллингтона. Пока что вы, ваше императорское величество, и вы, маршалы Ней и Мюрат, являлись ее единственными зрителями. Вполне возможно, что вы и останетесь таковыми, если только мы решим к обоюдному удовлетворению пару пустяковых вопросов.

После этого раздвинулась портьера, на сцену вынесли бюро с бумагами, а вслед за тем показался посмеивающийся лорд Веллингтон.

Император Наполеон Бонапарт не задал ни единого вопроса. Он молча встал, не переставая рыдать подошел к бюро и подписался под бумагой, гласящей об его отречении от французского престола.

Так что историки, как всегда, все врут, а на самом деле все было вот так.*

____

* к моему совершенному изумлению, во время изложения этого исторического происшествия дальние потомки упоминаеых здесь вымышленных персонажей как-то о прознали обо всем и снеслись со мной. Они всячески умоляли меня не предавать огласке данный исторический случай или, по крайней мере, изменить имена героев. Все мои персонажи и так исторически вымышлены, однако, чтобы не обижать хороших людей, я сделал шаг навстречу и предложил следующие замены: вместо Наполеон (которого никогда нигде не было) - Напоебон, вместо Ней и Мюрат - Гей и Мудат (которые исторически зафиксированы). Отдаленные потомки несуществующих персонажей сказали, что так будет еще хуже и забрали назад свое умоляние о переименовании героев. (прим. Ли Фаня)

- Ну и додик же этот Наполеон! - воскликнул император, прослушав историю. Прямо хуже, чем Луи, додик!

- Совершенно точно, ваше величество! - отозвались придворные.- Помните, аббат Крюшон так и говорил: у нас, мол, в Европе, что ни Наполеон, то полный додик!

В это время пришла в себя сердитая императрица и, поправив юбки, воссела на троне в обычной позе. Она была недовольна - вместо того, чтобы посвятить свое внимание ее беспомощному беспамятному положению, все начали вдруг делать исторические экскурсы.

- А кто пустил парашу, - громко спросила хмурая государыня, - что Наполеон посылал ко мне Нея и Мурата с любовными письмами?

- Да, да - кто, ваше величество? - хором подхватили фрейлины.

Развить эту тему, однако, не удалось. К этому времени подчиненные обер-полицая почти совсем завершили зачистку залы. Личность каждого была установлена, и задержанной оставалась только мадемуазель Куку - по причинам, вероятно, высшей государственной целесообразности, так как ни по признаку лысоватости, ни по признаку пидарковатости фрейлина не подходила под определение лысого пидара. Но, с другой стороны, мадемуазель Куку время от времени принималась лаять - и, возможно, была заподозрена в намерении решиться на покусание императора (помните, как это было с экспедицией полковника Томсона)?

- Ваше величество, - обратился Кули-ака, почтительно почмокав губами. - Мы прочесали весь зал, включая прилегающие комнаты, надстоящий и подлежащий этажи, а также примыкающие к наружной стене заросли сада.

- И что же?

Министр виновато наклонил голову:

- Увы, нам не удалось выявить лысого пидара.

- Плохо! - укорил государь. - Плохо работаете, министр Кули-ака.

- Ваше величество, - просительно произнес министр и снова чмокнул губами. - Осталось последнее средство. Может быть, государыня сама укажет, где и в чьем лице она обнаружила лысого пидара?

Императрица снисходительно улыбнулась и отвечала:

- Отчего же не сказать. Это, конечно же, мой супруг, император Некитая! - и она величаво повела рукой в сторону императора.

Император густо покраснел и, идиотически улыбаясь, громко сказал:

- Мужики! Отставить шухер. Лысый пидар - оказывается, я!..

Минуту стояла неловкая тишина, а затем раздался гвалт голосов:

- Какой милый розыгрыш!

- Ай да государыня! Так тонко подшутить над мужем!

Этим голосам вторил звонкий лай фрейлины Куку с другого конца залы.

- Милочка, - морщась, заметил император, - да уймите же вы свою фрейлину! Право, у меня в ушах звенит.

Императрица злобно огрызнулась:

- Ага, разбежался! Сначала сам напугал бедную девушку, а теперь уйми!..

И вдруг государыня радостно завизжала:

- Пришел! Пришел!..

Взоры обратились туда, куда уже был обращен взор императрицы. Там, действительно, находился некто новоприбывший - бородатый человек, одетый по-европейски - в смокинге и кальс... тьфу ты, прошу прощения - в сюртуке и в очках, седой и с портфелем под мышкой.

- Кто это? - понеслось по залу.

Императрица рукой делала нетерпеливые приглашающие жесты, ободряя незнакомца приблизиться.

- Что за хмырь? - вполголоса осведомился император у супруги.

На это ответил сам незнакомец, поклонившись и сняв котелок:

- Разрешите представиться, ваши императорские величества: профессор Джуси Манго, доктор медицины, психиатр и психотерпевт, действительный член всех европейских и мировых академий.

- Это я его выписала из Америки для фрейлины Куку, тебя и себя! - громко объявила государыня, гордо оизраясь. - Доктор Манго - всемирное светило.

- Ну-с, я никогда не похвалялся своими научными заслугами, - промямлил доктор Манго, - но в прессе обо мне отзываются именно так, да-с!..

- Мама, а психиатры какие болезни лечат? - спросил принц. - Сексуальные, да? Он тебе нимфоманию будет лечить, да?

- Я, юноша, лечу всякие умственные расстройства, - отвечал вместо императрицы профессор психиатрии. - В том числе и сексуальные. У меня свой метод, да-с... И теория тоже - своя собственная, разумеется...

- А в чем она заключается, доктор? - заинтересовался император, вполне искренне поддержанный хором придворных.

- Ну, если вкратце о самой сути, то я, в результате долгих изысканий, неопровержимо убедился, что, - доктор Манго поправил очки и воздел указательный перст, - убедился, что практически все болезни объясняются исключительно самовнушением. Да-с!

- То есть как это, профессор? - не понял император. - Каждый больной симулянт, получается?

- О нет, все сложней, - объяснило заморское светило. - Болезнь может иметь место в действительности, однако в основе ее лежит самовнушение.

Император на минуту задумался.

- Нет, профессор, - решительно возразил он. - Фигню вы порете. Вот возьмите меня - я пару недель назад залез на грушу - ту, что под окном фрейлины Куку. Дай-ка, думаю, поонанирую на радость старушке - небось, тоже охота, чтобы и в ее форточку это... покапал кто-нибудь. Только начал, а ветка ка-ак треснет! Я так и полетел на землю голым задом, все яйца отшиб. Ну и - распухли, проклятые! Это что же - тоже, по-вашему, от самовнушения?

- Скажите-ка, а что предшествовало этому событию? - осведомился доктор Манго.

Знаменитый медик произвел кое-какие расспросы, выведав разные подробности, включая приезд и исчезновение графа Артуа и аббата Крюшона.

- Ага! - заключил наконец приезжий специалист. - Все теперь совершенно ясно и полностью подтверждает мою теорию. Никакого падения с дерева, разумеется, не было - вы все это себе внушили.

Император разинул рот:

- То есть как это? Что же - мне померещилось?

- Да, можно сказать и так, - согласился доктор Манго.

- Но, доктор, - вмешался министр секретной связи, - а с чего вдруг императору стало бы все это мерещиться, про эту яблоную и мадемуазель Куку? Уж не считаете ли вы, будто император тайно влюблен во фрейлину?

Профессор Манго посмотрел на старушонку не весьма располагающей внешности и отмел предположение министра связи:

- Нет, это было бы слишком поверхностным объяснением. Да и вообще здесь дело не во фрейлине Куку.

- А в чем же? Какого же я, извините меня, члена полез на эту чертову грушу? - заинтересовался император.

- Очень просто, - отвечала заморская знаменитость. - Вы, как явствует из ваших слов и рассказа ваших близких, очень привязались к графу Артуа. Он для вас стал образцом настоящего мужчины и благородного человека. Ну, а когда граф исчез, то это так потрясло вашу ранимую психику, что вы стали искать способ восстановить эту нарушенную связь. Произошло, я бы сказал, бессознательное самоотождествление с вашим кумиром - вы принялись, не давая себе в том отчета, подражать во всем графу.

- А! - сообразил император. - Понимаю! Значит, раз граф был онанавтом, то и я, стало быть, вслед за ним...

- Но, доктор Манго, - вмешался Ли Фань, - граф не лазил на деревья - это раз, а во-вторых, как потом выяснилось, наш святой граф вообще ни разу в жизни не онанировал.

- Это-то и послужило тем ударом, что привел в действие пружину всего императорского невроза, - авторитетно изрек профессор. - В том-то все и дело! Император не мог дождаться, когда объект его подражания, наконец, полностью выявит свое совершенство - свою, так сказать, сверхчеловеческую природу. И вдруг - его герой исчезает так и не поонанировав в назидание всем низшим созданиям - не утвердив, так сказать, своего благородного превосходства. Это, конечно, отложилось в психике государя ощущением некоей болезненной неполноты. Ну, а спустя время это неутоленное стремление к совершенству прорвалось наружу и...

- Я полез онанировать на эту чертову грушу! - радостно закончил император. - Вон оно как! Наконец-то мне все объяснили. Ай да доктор! Теперь я вижу - вы точно гений.

- Да-с, меня так иногда величают, - скромно признал гений психиатрии. - Однако, ваше величество, вы все же заблуждаюетесь насчет груши - это было только самовнушение. Все это происшествие с падением разыгралось исключительно в вашем воображении.

Император ошеломленно замигал:

- Ну, а яйца-то почему тогда распухли?

- Это, разумеется, из-за сострадания к другому вашему другу - аббату, - спокойно отвечал доктор. - Когда вы узнали о его увечьи - впрочем, также аутосуггестивном - то это наложило рубец на тонкую душевную ткань вашей психики. Ну, а впоследствии... яйца-то и распухли.

- Доктор, - недоверчиво поинтересовался Ли Фань, - неужели из-за сострадания к своему ближнему могут распухнуть собственные яйца?

- Да, если это сострадание сопровождается самовнушением, - заверил корифей психотерапии. - Ничего удивительного - в психиатрии такие случаи известны во множестве. Да вот пример из моей жизни - мой племянник очень дружил с моей дочуркой. Когда ей было двенадцать лет, у ней приключилась одна женская болезнь... ну, неважно какая... Мой племянник не мог видеться с ней добрую неделю, а до этого он проводил с Бетти, можно сказать, дни напролет. И что же? Бедняжка так сочувствовал своей больной кузине, что у него тоже распухли яйца. А ведь сострадательному юноше было всего тринадцать лет!

- Ну, теперь я ни за что не буду никому сострадать, - заметил на это Гу Жуй. - Нет уж, свои яйца дороже - еще распухнут! Куда это годится.

- Знаете, профессор, вы меня все же не убедили, - приставал прилипчивый зануда Ли Фань. - Вот у нас тут когтеходец есть, итальянский посол де Перастини. Он вот когтями серет - это тоже, по-вашему, от самовнушения?

- То есть, - уточнил доктор Манго, - его дефекация протекает с такими затруднениями, что итальянскому послу кажется будто его зад изнутри кто-то царапает когтями? Вы это имеете в виду под выражением "когтеходец"?

- Да нет! - прозвучал в ответ дружный хор голосов, и к психиатру вытолкнули де Перастини. - Говорят же вам, он когтями серет! Сами посмотрите, - де Перастини, да покажите же вы ему!

Итальянский посол осклабился и снял с шеи ожерелье, где в три ряда были нанизаны разные когти.

- Вот это, - горделиво стал демонстрировать итальянец, - это, доктор, медвежьи когти, а это вот крокодильи. А вот весь ряд тигриных когтей, а тут у меня чересполосица: коготь варана, коготь льва, коготь муравьеда, коготь орла...

- О, какая богатая коллекция, - оценил доктор Манго. - А откуда вы это взяли?

- Да серет же он ими, говорят же вам! - вновь загремел хор голосов.

- А! - уяснил наконец доктор. - Ну, так что же... Ничего особенного - типичный случай маниакального когтеходства. В моей практике случались весьма похожие случаи. Один известный миллионер, к примеру, извлекал из сжатого кулака предмет собачьего естества, так называемый пэнис канина - причем, это был не фокус, а исключительно морально-волевой акт. Вот так-с!

- Доктор, расскажите подробнее! - попросила императрица. - Это так интересно!

Все поддержали, и летописи некитайского двора обогатились следующей невероятной историей.

ПОЧЕМУ РОГФЕЙЕРУ НИКТО РУКИ НЕ ПОДАЕТ

Вы скажете: эка загадка, почему Рогфейеру никто руки не подает! Да потому, дескать, что поди до Рогфейера доберись - сидит себе в миллионерской недосягаемости и знать никого не желает. А вот и ни фигошеньки подобного. Как раз наоборот - Рогфейер очень даже подает руку, и вообще - пожимать руки его самое любимое занятие. Он даже нарочно ездит туда, где его никто не знает, чтобы пожать руки разным простодушным гражданам. Встанет где-нибудь у порога в ресторане, поставит рядом табличку: "Здесь побивается рекорд по числу пожатия рук" - и знай обменивается с прохожими крепким мужским рукопожатием. Конечно, это больше в выходной - в будни-то некогда, надо бизнес двигать.

Ну, откровенно говоря, таким демократом Рогфейер был не всегда. Не сразу он до демократии докатился. Раньше-то он на работе за руку только со своим главным бухгалтером здоровался. Вот и в этот день, пришел он к себе в офис и поприветствовал главбуха:

- Привет, Арчи! Прекрасно выглядишь,- да и прошел к себе в кабинет.

Только дверь закрыл, а следом Арчибальд и заваливает. Покраснел, лицо пятнами, очки вспотели.

- Арчи, что с вами? - Рогфейер-то его.

А главбуха аж трясет всего:

- Мистер Рогфейер, я вас крепко уважаю, вы мультимиллионер, мой босс и все такое, а токо я этого терпеть не согласен! Увольняться я, понятно, не буду, деньгу вы мне хорошую платите, а токо руки я вам после этого никогда не подам, так и знайте!

Швырнул на стол и убежал. Рогфейер смотрит - что это такое ему главбух кинул. Взял, вертит - да и допер наконец: это же, извините меня, penis canina, по научной латыни выражаясь, а если не по латыни, так вообще собачий член! Рогфейер чуть со стула не свалился, когда расчухал: ну, где это видано в приличной компании, чтобы главбух своему родному президенту на стол член собачий швырял! - Да,- думает Рогфейер,- заездил я главбуха, он, вишь ты, в рассудке повредился, бедняга! А интересно, где же это он собачий-то предмет взял? Неужели какую-нибудь дворнягу специально ловил?

Тут к Рогфейеру в кабинет вошел его главный соратник по бизнесу некто Ворденбийт. Обрадованный встречей Рогфейер распростер ему свои объятия. Они крепко пожали друг другу руки, и Рогфейер принялся делиться новостями:

- Ах, Ворденбийт, как ты кстати! Представляешь, у моего главбуха крыша поех...

И вдруг Ворденбийт оборвал его:

- Рогфейер, ты зачем мне в ладонь собачий член сунул?

У Рогфейера аж челюсть отпала:

- Что сунул?

- А вот то,- ответил Ворденбийт и протянул липкую ладонь под нос Рогфейеру. - Да еще кончил туда! Знаешь, Рогфейер, так благородные люди не поступают, да еще с деловыми своими партнерами.

Осерчал Ворденбийт, кинул собачий отросток Рогфейеру на стол и ушел, и дверью хлопнул.

- Да что же они - сговорились меня разыгрывать? - произнес ошеломленный Рогфейер. - Ведь, кажется, серьезные люди, и вдруг - член собачий на стол кидают.

В этот момент запищал селектор, и секретарша сообщила:

- Босс, к вам тут делегация из Голопузии, звонил Президент всея Америки, очень просил их принять.

Вошла делегация, блеща белозубыми улыбками, впереди король и госдеповец, рядом переводчик, а следом еще десяток голопузцев. Ввиду политического этикета Рогфейер, разумеется, принялся их обихаживать:

- Давно, давно мечтал познакомиться!

И руки всем трясет с сердечной улыбкой. Ну, голопузцы польщенные рты лыбят, а дядя короля голопузского - больше всех и долго, долго руку Рогфейера не выпускал - так приятно было ему с самим Рогфейером здороваться.

Тут госдеповец к Рогфейеру подходит и тихонько так спрашивает:

- Рогфейер, вы зачем нашим потенциальным союзникам в руку собачьих членов насовали?

Вот те на! - Да, это уж на дружеский розыгрыш не спишешь,думает Рогфейер. Но деваться-то некуда, держит мину:

- Все,- говорит,- путем, не обращайте внимания.

И переводчика-то наставляет:

- Переводчик, ты растолкуй им в том духе, будто у нас так принято уважание оказывать. Вроде как знак отличия.

Переводчик перевел, голопузцы полопотали, и переводчик обратно перевел:

- Они спрашивают, а почему тогда в Белом Доме им никто никакого почета не воздал?

Рогфейер и тут нашелся:

- Скажи, подобные знаки выдавать могут только очень богатые люди, вот как.

Переводчик и растолковал - дескать, Рогфейер миллионер, ему для друзей ни члена не жалко, а у правительства на это казны нет. Голопузцы закивали, заулыбались, а переводчик снова переводит:

- Король спрашивает: почему ты моему дяде два знака отличия в руку сунул, а мне один?

- Так он меня вдвое дольше за руку тискал, вот ему больше и досталось,- разъясняет Рогфейер.

Вот, ушли они, Рогфейер и думает: - Надо что-то делать,ну и, срочно звонит своему психоаналитику.

- Билл,- говорит,- я тебе деньгу хорошую плачу?

- Спрашиваешь!

- Тогда срочно гони ко мне!

Потом давай своему главному биохимику звонить в промышленную лабораторию:

- Биохимик, ты чем занят?

- Да вот, многомиллионый эксперимент провожу, дело всей жизни.

- Бросай к хренам, и сию минуту чеши сюда!

Вот, психоаналитик-то приехал, Рогфейер и говорит:

- Билл, давай за руку поздороваемся!

Ну, потрясли они ладошки, психоаналитик смотрит - Рогфейер ему собачий член всучил. Спрашивает, конечно:

- И давно это с тобой?

- Да с самого утра,- отвечает Рогфейер. - Только что голопузскую делегацию проводил - каждый по собачьему отростку унес на память. А дядя королевский на две памяти собачатины унес. А вон на столе видишь? - еще два члена валяется. Это Ворденбийт и мой главбух мне вернули.

- Слушай, Рогфейер, а тебе дворняг не жалко? Поди, сколько их, тварей-то бессловесных, распотрошить пришлось?

- Да ты чо, Билл! - Рогфейер даже руками замахал. - Нешто я Божью животину резать буду! Ты не понял - я ведь не нарочно кобелятину-то людям сую. Это само так выходит - пожму кому-нибудь пятерню, а у него это... penis canina в ладони.

- Да ну, брешешь! - психоаналитик-то не верит, конечно.

- Бля буду! Вот смотри - видишь, чистые руки. Да я хоть пиджак скину - видишь, нигде ничего не спрятано? Теперь смотри...

И Рогфейер стал сам себе руки пожимать. И что же? Так на пол члены-то собачьи и посыпались. У психоаналитика глаза на лоб. Тут биохимик подъехал. Глядит - весь кабинет в кобельих прелестях. Ну, интересуется:

- Вы что, мужики, решили своих дамочек порадовать?

- К чему ты это?

- Да вот кино недавно видел - оказывается, в Китае эти штуковины женщины для красоты едят.

- Надо же! - говорит Рогфейер. - Может, мне в Китай это продавать?

В общем, растолковали они биохимику, что к чему,Рогфейер, озорник, уж конечно, и с гением биохимии за руку не преминул поздороваться,- и сел гений на стул, крепко задумался над научной загадкой.

А тут Президент всея Америки звонит:

- Рогфейер, ты что это себе позволяешь? К нам голопузская делегация приехала денег просить, а ты им - собачий член в зубы.

- Во-первых, не в зубы, а в ладонь, а во-вторых, эко диво,- оправдывается Рогфейер. - Мало ли кто у нас денег просит, а мы ему в ответ - член собачий. Обычная межгосударственная практика.

Президент так и взвился:

- Дак они же мне нужны для борьбы с коммунизмом! Ты мне не порти политику. Думаешь, деньги гребешь лопатой, так что угодно можешь вытворять?

- Да ты чо в бутылку-то лезешь? - урезонивает Рогфейер. - Все ить в лучшем виде прошло, они все во как довольны, особенно дядя королевский. Спроси хоть госдеповца своего.

- Ладно, я еще позвоню! - пообещал Президент.

А Рогфейер говорит своей науке:

- Вы, господа гении, сидите, решайте научную проблему, а мне надо в одно местечко смотаться. Вот-вот грандиозная премьера нового русского балета начнется, а я - глава общества покровителей. Никак нельзя пропустить, да и тащусь я от балета-то.

- Это у тебя наследственное, тонкий вкус,- говорит психоаналитик.

- Ага,- говорит Рогфейер.

Биохимик с психоаналитиком забинтовали ему руку на всякий случай, наказали беречь себя, и Рогфейер уехал. А наука осталась в кабинете Рогфейера и размышляет - как это все с точки зрения законов природы происходит. Сошлись на том, что ладонь у Рогфейера ловит импульсы подсознания и преобразует их в живое вещество,- так сказать, торжество мысли над мертвой материей! Биохимик говорит:

- Мне вот интересно, а как это у него получается, что эти обрубки еще и в ладонь спускают? Надо анализы сделать - чья это сперма, собачья или Рогфейеровская?

- А мне интересно,- говорит психоаналитик,- по чьей линии это комплекс - от папеньки или от маменьки.

Пока они свои теории выводили, вернулся из балета Рогфейер. Залетел, как ошпаренный, и с порога начал рассказывать:

- Ну, мужики, что со мной приключилось, это волосы дыбом! Сначала, значит, еду, звонит Президент всея Америки: Рогфейер, ты что наделал? В Голопузии из-за тебя переворот вышел. Дядю короля голопузского на трон посадили,- говорят, раз у него два собачьих члена, так он главнее! - Я отвечаю: Я, что ль, виноват, если он мне руку дольше всех жамкал! Бороться-то с коммунизмом, чай, будет? - Будет-то будет,- говорит Президент,дак ить опять скажут - дескать, Америка во внутренние дела вмешивается. - Ну и хрен ли? - говорю. - Если кто будет шибко выступать, дак пошли ко мне, я и с имя всегда за руку поздороваюсь.

Ну, ладно, приехал, смотрю представление, па-де-де из балета. И такой, понимаете, восторг, такое умиление на сердце - ну, не утерпел, побежал за кулисы.

- Как же тебя пустили? - спросил биохимик.

- Не пускали, да я объяснил - я, говорю, главный балетный попечитель, Рогфейер,- небось, слышали, хочу засвидетельствовать свое восхищение гениальным артистам. Ну, режиссер разрешил - стой, говорит, за кулисами, токо не безобразничай. А они тут как раз па-де-де танцуют, за плечики обнялись и туда-сюда по сцене. А у меня умиление, прямо слезы из глаз, про все забыл, и не знаю, как это вышло, а токо, едва крайняя-то танцорка ко мне приблизилась, я бух! на колено да хвать ее за руку. И ладошку-то грациозную ей жму и губами, значит, жаркий поцелуй почтительного восторга запечатлел. Тут ее товарки, за плечи сцепленные, в другую сторону потащили, она руку-то вырвала и удаляется. А я вижу, в ладошке-то ее сжатой что-то трепыхается. И вот моя прелесть балетная ладошку-то осторожно разжала, глянула, что у ней там, да как запустила им самым в оркестровую яму! Эх, думаю, и как это я забыл. А ее тут снова ко мне пританцевали - и что вы скажете? Как помрачение какое-то, силой искусства, на меня нашло - снова я бух на колено! да хвать за ручку,- и опять она от меня с собачьим обрубком оттанцевала на середину. Косится на меня, глаза злые-злые, а я сам остолбенел весь с раскрытым ртом. А она снова р-раз! - собачий кусок в орестровую яму. Чувствую, разорвать меня готова - а что делать, искусство требует жертв, танцует, как ни в чем не бывало. И вот, она все танцует туда-сюда, а я все ручку-то ей целую, а собачатина все в яму-то валится. И как-то так эта балеринка пристрелялась, что падает вся эта песья гордость прямехонько в большую трубу. А большая труба как дунет, да как снова дунет - члены-то собачьи так в публику и полетели!

Вы представляете, господа ученые, какой тут ажиотаж в публике поднялся? Одни возмущаются, другие от восторга визжат, а два наших национальных балетмейстера сидят оба зеленые от зависти - дескать, опять их русские обскакали. И то сказать - когда еще такой авангард видали? Чтобы артистов всякой дрянью заваливать - это бывало, а чтоб сами артисты публику собачьими членами закидали - это, сами понимаете, революционная трактовка бессмертной классики.

А тут Лоэнгрин побежал на сцену арию петь. Я и ему руку пожал - напутствовал, значит. Только он рот раскрыл, да тут же поперхнулся, стоит, уставился в свою ладонь. Ему арию петь надо, а он, бессовестный, собачий член разглядывает - в общем, непрофессионально к делу подошел. Ну, а тут на меня как навалились все эти танцоры, а я им руки жму, а они...

Короче, очнулся я в своем ролс-ройсе. Шофер перепуганный на газ знай жмет, кабина вся членами завалена, под глазом - видите? - синяк, зуб шатается, жопа болит - чувствуете? - а тут снова Президент всея Америки звонит: Рогфейер, гад, ты чего это наделал? - Я говорю: ты про гастроли русского балета, что ли? - А он мне: какие, к хренам, гастроли балета! Тут у меня новый король голопузский на аудиенции был, и ты даже представить не можешь, чем он со мной поздоровался! Вы, говорит, при личной встрече для меня знака отличия пожалели, а мне для друзей нашей Голопузии собачьего члена никогда не жалко! - И орет на меня: Гад ты, Рогфейер, гад, гад!

Рогфейер налил себе виски и, допив бокал, обнаружил там собачий член. Он спросил:

- Биохимик, это ты кинул?

- Ничего не я,- обиделся биохимик. - Ты же правой рукой бокал-то жамкал,- ну, вот и получил плод рукопожатия своего.

- И то верно,- признал Рогфейер. - Ну, а вы выяснили, господа гении, как это я чудотворцем-то заделался?

- Да кое-что разузнали,- говорит биохимик. - Члены-то, Рогфейер, эти не настоящие!

- Как так? - спрашивает Рогфейер.

- Да так - муляжи это пластмассовые, оказывается.

- Эка жалость! - расстроился Рогфейер. - А я-то хотел их в Китай продавать модницам тамошним. И почему это из нас с Родшидом настоящих чудотворцев не выходит, а, мужики? У Родшида, слышь, из промежности монеты валятся, да токо фальшивые, у меня из ладони собачатина поддельная сыпется... А я-то уж планы строил - пойду, думаю, в цирк, в его номер, да как сзади схвачу Родшида за пизденку! То-то, поди, скривится, когда из своей скважины собачий член достанет!

- Ну, дак иди да сделай! - говорит психоаналитик. - Отличная идея!

- Не,- отказался Рогфейер. - Кабы член был собачий натуральный, другое дело. А раз поддельный, уже неинтересно.

Вздохнул Рогфейер сокрушенно и говорит:

- Ну, видать, не судьба. Ладно, психоаналитик, давай исследуй срочно мое подсознание. В чем это там подоплека?

И что вы думаете? Не сплоховал ведь психоаналитик, докопался до подоплеки. Оказывается месяц тому назад у Рогфейера один великий писатель, Ли Фань его фамилия, домогался деньжатами до получки разжиться по причине бедности. А Рогфейер-то неосторожно его собачьим членом и угостил - дескать, много тут всякой шантрапы шляется. Ну, и обиделся великий писатель, сел да в момент сатиру накатал.

Так что вот, господа, имейте в виду - не надо художников слова penis canina угощать. Не любят они этого, великие-то писатели. Бережней с ними надо, любовнее. А то обидится корифей словесности - и пожалуйста, в момент Бидермайеру начнет дурной сон сниться - будто он не Бидермайер, а вовсе Рогфейер, да еще с собачьим рукопожатием.

- Профессор, - спросила императрица, сияя глазами, - признайтесь - это ведь вы были тем психоаналитиком, что раскрыл причину болезни Рогфейера, да?

- Ну, я вообще-то не хвастась своими заслугами, - замямлил доктор Манго, - да и врачебная тайна, знаете ли... Ну, я!

Прозвучал хор похвал медицинскому гению, а доктор Манго подытожил, обращаясь к де Перастини:

- Так что, голубчик, у вас все приключилось на почве самовнушения. Вы, должно быть, чересчур увлеклись индейской этнографией.

- Да не! - опять раздался хор придворных. - Это, доктор, он из-за аббата Крюшона хворает!

- Ну, историю болезни я установлю позднее, - самолюбиво отвечал доктор, - после обследования, да-с... Тогда мы и подумаем, какой курс лечения применить, вот так-с...

Де Перастини в раздумьи осклабил рот - он уже привык быть когтеходцем и теперь сам не знал - а стоит ли ему от этого лечиться? Но императрица ухватилась за слова доктора Манго:

- Да, да, профессор! Кстати о лечении! Как бы нам вылечить моего мужа, чтобы он не лазил дрочкать на дерево?

- Полагаю, это будет не так уж трудно, - заверил психиатр. - А вы сами, ваше величество, хотели бы покончить с вашим расстройством?

- А что у меня? - заинтересовался император.

- У вас, по-видимому, аутосуггестивный невроз на почве компульсивной депрессии сексопатологического характера, - пролил свет научной истины доктор Манго.

Император испугался:

- Доктор, а это очень опасно? Я могу умереть, да?

- Ну, почему же, мы за вас поборемся... Будем лечить... вплоть до летального исхода, да-с...

- Профессор! - простонала императрица. - Умоляю вас! Приступите к лечению немедленно!

- Ну, если супруга настаивает... - развел руками психиатр. - Ответьте, ваше величество, пожалуйста, мне на один вопрос: вы по-прежнему утверждаете, будто лазили на грушу и так далее?

- Ясное дело, лазил, - отвечал император, ухмыляясь. - Да это весь двор видел.

- Та-а-ак-с, а как, по-вашему, - императоры лазят на деревья, чтобы онанировать в форточки своим фрейлинам?

- Фигню вы спрашиваете, доктор. Ясное дело, что не лазят, - удивленно отвечал государь. - Им это не полагается. На что король Луи додик, и тот не лазит!..

- А! - воскликнул доктор Манго. - Я вижу, мой метод уже дает эффект... Итак, рассудите сами, ваше величество. Императоры, как вы признали, не лазят на деревья и не онанируют в форточки к фрейлинам.

- Само собой, - подтвердил император.

- А вы, как утверждаете, на дерево лазили и так далее.

- Что было, то было!

- Значит, вы не... не... - произнес доктор, глядя на государя ободряющим взором школьного учителя, подталкивающего двоечника к верному ответу.

- Что не? - не понял император. - Яйца не расшиб, что ли?

- Начнем сначала, - терпеливо предложил психиатр Манго. - Ни один император не лазит на грушу, чтобы онанировать в форточку фрейлине. Ни один и никогда, так?

- Ну!

- А вы полезли. Значит, вы не... не...

- Я не...

- Не им...

- Кому не им?

- Не им... пе... ра... - доктор Манго, сияя глазами, ободряюще кивал императору, призывая закончить фразу.

- Я им не пера никому, - повторил владыка Некитая. - Точно! - воскликнул он. - Во вам, по-ал?!. - император показал придворным большой кукиш. - Молоток, доктор! Правильно ты мне подсказал!

- Так, - протянул, нахмурясь, доктор Манго. - Похоже, без курса усиленной терапии все же не обойтись.

В это время позади трона послышался скрип потайной двери и свистящий голос Фубрика окликнул императора:

- Лысый! Лысый! А ну, подь сюда!..

Император втянул голову в плечи и поспешно оглянулся. Внимание всех в этот момент сосредоточилось, однако, на докторе Манго: он с важным видом что-то растолковывал придворным, которые стеснились вокруг него поближе к трону. Пользуясь этим, император потихоньку сполз с кресла и юркнул за его спинку. Фубрик делал ему рукой нетерпеливые знаки, высунув голову из-за двери.

- Че за шухер, Фубрик? - как можно развязней спросил 63 император, в душе прозорливо приготовясь уже отведать моргушника.

Предчувствие не обмануло государя - моргушник Фубрика был болезнен и свиреп, а его выволочка справедлива:

- Лысый, - злобно выговорил урка, - ты нам какого гов.маршала прислал, падла?

- А что? - упавшим голосом спросил государь.

- Да ни хрена же не слышит, дятел! Хотели его на стрему поставить, а он, гондурас, не понимает!..

- А, - признал император, - это я перепутал, точно. У меня тут два гов.маршала - один глухонемой, а другой у воров на стреме стоит.

- Так какого же Нельсона? - вскинулся Фубрик.

- Уй-а-а... - отступив на шаг, император потер лоб. - Фули ты, Фубрик, ну, перепутал я... В натуре, я сейчас другого гов.маршала вам пошлю!

- Да ладно уж, - махнул рукой Фубрик, смягчаясь. - Мы уж пошабашили на сегодня.

- Ну? А много выкопали?

- Да ништяк. Эти копали твои пособили, - снисходительно похвалил вор.

- А фараон этот как? Принес карту?

- Куда он денется, - ухмыльнулся Фубрик. - Маета мне с ним, Лысый.

- Пошто?

- Да... - махнул рукой Фубрик. - Чмокать, зараза, приладился. Пока карту отдал, пять раз почмокал. Отдаст лист, покажет где что - и чмокает. Потом еще лист отдаст - и опять чмокать ему надо. Так вот всю карту и разобрали - через чмок. У меня конец весь распух.

- Ну, - покрутил головой император. - Это, Фубрик, у тебя от сострадания к своему ближнему. Мне вон только что наука разъяснила - от того всегда что-нибудь распухает, яйца или... А слышь, Фубрик, может, мне его на гауптвахту посадить за это?

- Да хрен с ним, - скривился вор. - Он мне теперь без надобности. Если что - сам с ним потолкуешь. Слышь, Лысый, - и урка кивнул в сторону зала, - а что у тебя там за толковище?

- А, это... Это у меня прием тута, - стеснительно разъяснил император. - Тут к нам доктор научный приехал, психозы будет лечить, у кого крыша едет.

- Ты смотри, - сплюнул Фубрик, - психозы им лечить, фраерам... Ну, а что за шмон-то был? Фараоны тут чего шманались?

- А, это... лысого пидара искали, - отвечал император вору, оглядываясь назад - не видит ли кто затянувшейся беседы. - Да токо не нашли никого!

- А чего его искать, - заржал Фубрик, - когда вот он - передо мной!

Император помрачнел.

- Да ладно, Лысый, - похлопал блатной императорское плечо.Не вешайся покамест, шуткую я. Мы с пидарами не водимся, сам знаешь! Ну, до завтра!

Император вернулся на трон. Он кинул опасливый взгляд на МВД - не заметил ли Кули-ака его отсутствие. Но министр внутренних дел о чем-то разговаривал с министром секретной связи и газетчиками и, вроде бы, ничего не замечал.

Меж тем императрица отозвала профессора Манго от толпы придворных и вполголоса расспрашивала его:

- Доктор, не щадите меня - сообщите, что с моим мужем? Он ведь болен? Чем?

- Увы, государыня, - вздохнул суперпсихиатр, - я не могу скрыть от вас - болезнь вашего супруга очень серьезна. У него мания величия - он считает себя императором Некитая.

- Да?!. - ахнула государыня. - Скажите, это очень опасно? Вы сможете что-то сделать? Он будет жить?.. О, ну, скажите же мне!

- Я сделаю все, что в моих силах, - успокоил доктор Манго. - Но, однако, на быстрые результаты, увы, рассчитывать не приходится. Его мания чрезвычайно запущена.

- О чем вы толкуете? - поинтересовался император. - Обо мне, что ль?

- Лысый! - в этот самый момент снова послышался голос Фубрика. - Лыс-сый!..

Государь, перегнувшись назад через спинку трона, взмолился свитсящим шепотом:

- Фубрик, в натуре! Засекут же!..

- Не ссы, Лысый!.. - таким же шепотом отвечал Фубрик. - Я тебе сказать забыл: завтра на час раньше приходи, по-ал?

- Фубрик! - вдруг вспомнил император и, соскочив с трона, поспешил к своему пахану. - Слышь, подмогни, а? Тут такое дело - кент весточку прислал, а мои, понимаешь, шифровальщики, ни хрена понять не могут. Во, читай, - и государь протянул вору святое письмом от графа Артуа.

Фубрик, посопев, прочел депешу и цыкнул сквозь зубы:

- Пидары твои секретники! Как дважды два ясно - граф твой вставную челюсть бабки своей у твоей марухи в спальне оставил. Просит прислать, по-ал?

- А чего же мне какое-то фуфло гнали про северный полюс? - изумился император.

- По фене это, - авторитетно растолковал урка. - Нашу феню, кореш, никто никогда не расшифрует. Ну, бывай!

- С кем там шепчется ваш супруг, мадам? - осведомился меж тем доктор Манго у императрицы.

Императрица с задорными огоньками в глазах заговорщицки сообщила:

- Это Фубрик, кент моего мужа. Он такой блатной, такой блатной, у! Они с Жомкой и моим мужем роют подземный ход, чтобы ограбить дворец. Но только тс-с-с!.. Это государственная тайна!..

- Да?.. - скрутило голову на бок светило психиатрии. - Инте-рес-но... Любопытнейший случай коллективного самовнушения... Я должен это исследовать, да!

- Доктор! - императрице не терпелось поговорить о своем. - Вы знаете - у меня тоже ужасная патология. Мне так необходим ваш диагноз! Представляете? - когда меня умоляют снизу сбоку, я всегда плачу, а когда умоляют сверху сзади, я всегда хохочу - ну просто как дурочка! Это ведь невроз, правда?..

- Ну, - сказал доктор Манго, - так сразу я установить не могу. Нужен осмотр, знаете ли, то, се...

- Так зачем же вы медлите, доктор! - вскричала императрица. - О, я так больна, так больна! Идемте же - я вверяю вам жизнь свою! осмотрите меня всю-всю!..

Императрица схватила доктора Манго за руку и поволокла в будуар. Принц проводил их взглядом и сказал, имея в виду рабочий ресурс доктора Манго:

- Дольше двух недель не продержится.

- Продержится, - отвечал Ахмед. - Он ей мозги психиатрией чесать будет. Макрай!

КОРОЧКИ МАДЕМУАЗЕЛЬ КУКУ

- Ну-с, на что мы жалуемся? - бодро вопросил профессор Манго, поправляя очки.

Мадемуазель Куку хитро посмотрела на него и хихикнула.

- Корочки... - тихонько прошептала она вдруг и застенчиво закрылась платком.

- Что-с? - нахмурил лоб великий психиатр.

- Корочки! - громко повторила девица и показала доктору Манго язык.

- Мадемуазель Куку, - перешел в наступление доктор, - почему вы забинтовали правую руку бинтом, измазанным чернилами?

- А это я руку поцарапала и теперь не хочу, чтобы меня все спрашивали, что у меня с рукой и сочувствовали! - здравомысленно отвечала фрейлина - и вдруг снова захихикала.

Доктор Манго подошел к окну и осмотрел форточку.

- Вот в эту самую форточку вам показалось, что в вас из веток груши плюнула ядом змея?

Фрейлина вдруг забралась под стол и начала гавкать:

- Гав!.. Гав!..

- Ну-ну, мадемуазель Куку, - успокоил доктор, - все в порядке. Змеи нет, все спокойно, вас никто не троне...

Неожиданно фрейлина выскочила из-под стола, подбежала к знаменитому психиатру и стала его душить, накинувшись сзади.

- А! О-о!.. - застигнутый врасплох, профессор кое-как отодрал от себя взбесившуюся женщину и толкнул ее в кресло. - А ну у меня! - доктор Манго замахнулся на нее и топнул ногой.

Девица Куку вжалась в кресло, с испугом глядя на разгоряченного психиатра.

- Рассказывайте!

- Корочки... - пролепетала фрейлина - и вдруг ее прорвало:

- У нас, у фрейлин, у дам и девиц это уж так повелось: все знаем, что некрасиво, а все равно корочки мажем. Уж на что Гу Жуй мужлан неотесанный, а как войдет в салон, так только носом крутит. Да, - говорит, - ну вы тут, девчонки, и... А мы уж, бабенки-то, глаза в пол и сидим все краснеем. А фрейлина Зузу - гав! гав! - вдруг тявкнула мадемуазель Куку, - к ней пришли офицеры, все так благородно, пригласили в сад, конфеты подарили, колготки новые, очередь меж собой разыграли на спичках, она только хотела юбку снять, а у ней как припустит, как припустит! - она давай бежать, и из глаз слезы от стыда, ей кричат: ты, куда, лахудра, отдай конфеты! А она бежит ничего не видит - корочки! Да мы все мажем, стыдно, конечно, а а без этого никуда, вот и мажем. И все мы, девчонки, меж собой знаем, а никто не признается. Сидим, на пяльцах вышиваем, а Ван Вэй как подскочил сзади: что это у вас? - и пальцем не проткнуть! - а девчонки только краснеют да переглядываются. Корочки, корочки... хи-хи... А у гов.маршальши больше всех торчит, она руками закрыла, ей надо поднос подавать, а она шагу ступить не может, гав! гав! Император только носом закрутил: это кто у вас тут? - а девчонки хихикают промеж собой - опять корочки!

- Это что?!. - внезапно подскочил на своем кресле психиатр Манго и побагровел как свекла. - Это как вы смеете так пахнуть?!. Это вы что?..

- Корочки! - захихикала фрейлина Куку и стыдливо закрылась платочком, но закаленный в терапии психиатр Манго уже малодушно бежал прочь, зажав нос.

ДНЕВНИК ПРИНЦА

пнд. Ну и додик этот доктор Манго! Вот не думал, что найдется придурок еще хуже моего папашки. А я уж их стоко видел козлов один аббат чего стоит. Как это Джуси Манго может лечить психов если сам псих? Впрочем, он говорит, что папанька не псих, а только внушил себе это и остальные психи то же самое. Посмотрим, как он будет лечить мадемуазель Куку эта грымза совсем рехнулась.

пнд. Вчера спрятался на сеансе фрейлины Куку. Полный отпад: та час несла ахинею про какие-то корочки. Непонятно что, токо понятно, что какая-то несусветная непристойность. А сегодня этот додик залез на грушу (кстати, на самом деле это слива) под окном Куку и хотел свистеть оттуда соловьем. Это чтобы сменить у грымзы форточную установку с отрицательной на положительную - это он так объяснил. Но наша Куку приделала к ветке веревку. Горе-врач полетел очками вниз в яму с гнилыми помидорами. Старушка выкопала ее ночью тайком от всех. Вот тебе и чокнутая.

Кстати, насчет копать - додик-папаня все ходит с этим Жомкой и Фубриком рыть ход. Нет, все-таки этот Манго папашке и в подметки не годится - тот просто суперкозел. Как он будет сам себя обворовывать? Может, он в книгу рекордов Гиннеса хочет попасть?

пнд. Похоже этот Манго что-то прознал про подкоп - больно усердно он взялся пользовать козла-папашку. Смешно до чертиков, только больно громко они лают и орут.

А вообще на доктора большой спрос - весь двор взялся у него лечиться. Конечно, им всем место в дурдоме да токо первым туда надо отправить это сочное Манго. Вчера вечером он проводил терапию папаньке. Папанька висел на дереве, перекрутившись вниз головой и дрыгал ногами. Манго заставил его орать тонким голосом:

- Я маленький розовый раздолбай! Я застенчивый розовый раздолбай!

А сам доктор в это время враскорячку бегал взад-вперед по траве в одних кальсонах и гудел, размахивая американским флагом:

- В-жж-ж-ж-и-у! В-жж-ж-и-и-у!

Мне это до того обрыдло, что я взял на кухне ушат помоев и окатил их сверху, а Ахмед гаркнул:

- А ну харэ орать, людям спать надо!

Папаня кое-как сполз вниз и сказал, что чует запах какого-то гнилья.

- Я тоже, - обрадовался доктор Манго. - А крик вы слышали?

- Харэ орать? Слышал, конечно, - отвечал папанька. - Это мой конюх кричал.

Доктор Манго объявил, что это великая минута: у них наконец-то состоялась перцептуальная синхронность и установился раппорт. Теперь, мол, начался новый отсчет. Наверное, он имеет в виду, что начнет брать за лечение втрое больше.

пнд. Смотри-ка, наш психиатр оказывается не такой козел: у него на приеме побывали эти сиамские педики Тяо Бин и Сюй Жень, и он объявил, что впервые встретился с безнадежным случаем. Еще бы - аббат Крюшон их в поросячей моче крестил и то не помогло - охота что ли доктору с ними связываться.

А я вчера написал Манго записку, чтобы он ночью полез в спальню к маманьке по водосточной трубе и чтобы непременно голым и головой вниз задом вверх. А сегодня поспорил с Ахмедом на 2 шелбана, что додик-психиатр полезет по водосточной трубе голым задом кверху. Интересно, кто выиграет? пнд. Я! Я выиграл! Манго не только пытался залезть, но еще и застрял. Он заранее сбросил с крыши веревки хотел залезть каким-то горным способом. Токо альпинист из него такой же говенный как психиатр - наш скалолаз зацепился за трубу сразу бородой, ухом и кое-чем. Зато мамочка была жутко растрогана сегодня все толкует о романтичных мужчинах и фрейлины дуры ей подпевают тоже.

Кстати, эта ее Зузу лахудра та еще. Она вечером зажала меня в коридоре и полезла лапой в штаны идиотски хихикая. А я достал из кармана жука-оленя и сунул ей за пазуху. Она визжала громче сотни розовых раздолбаев.

пнд. Папашин подкоп идет полным ходом. Мы с Ахмедом пробирались к месту и все осмотрели. Ахмед сказал, что ход ведет не к казнохранилищу, а к маминой спальне. Это мамины штучки. Они с доктором Манго все хотят встрять в эту папанину паранойю с ограблением.

Два дня назад папанька возил психиатра и придурка гов.маршала в кабак на встречу с кентами. Они все оделись как чучелы - думали что это по-простонародному для конспирации. Манго надел шахтерский шлем и телогрейку, папаня прицепил бороду и парик. Фубрик увидел, как они вырядились и сразу всадил папе-додику моргушник. Между прочим, я тоже туда втихаря ходил. А маманя приперлась вся расфуфыренная и намазалась как мумия и села через стол. Кстати первый раз видел Пфлюгена и Тапкина как они поют в кабаке "Дрочилку Артуа". Такая умора!

Потом все нажрались как поросята. Папа все пытался доказать какой у него авторитет, а Фубрик ставил ему моргушники, а гов.маршал объяснял козлу-психиатру что это в шутку, а Жомка расспрашивал Манго из какой психушки он сбежал но доктор не раскололся. Этот горе-врач все пытался поставить Фубрику и Жомке диагноз и заработал от обоих по моргушнику. Я уже видел как Фубрик ставит папаньке, а оказывается Жомка тоже умеет. А маманька села Жомке на колени и хохотала как лягуша а потом они куда-то ушли и унесли карту с подкопом они ее тоже в кабаке все смотрели, а папаня с гов.маршалом стали спорить кто из них лучше на стреме стоит а Манго полез к Тапкину и Пфлюгену лечить им самовнушение что они иностранные послы и рикши, но тут меня увел домой Ахмед и я больше ничего не видел.

пнд. Наконец-то ограбление состоялось. Штемп-полицай конечно никого не поймал. И вообще никого не поймали хотя в газетах отчет Кули-аки о полной победе и разгроме банды и бегстве. По-моему никто вообще ничего не понимает. Маманька ходит вся сердитая, психиатр разводит руками и лепит какую-то лажу про самовнушение папанька как говна поел но он всегда такой, а обер-полицай ревел в туалете я сам видел. Спецоперацию спецслужб провели блестяще токо ни сейфа ни короны со скипетром ни Жомки ни Фубрика - тю-тю! один гов.маршал арестован и дает показания да и того скоро выпустят так Ахмед сказал он все знает.

пнд. Папа вылечился и отрекся от престола.

К О Н Е Ц

- И неправильно! - хором вскричали пещерные поселенцы. - Это что за конец такой?

- Все скомкано, характеры неразвиты, линии не завершены, - возмущался громче всех Суперкозел. - Нет, если ты романист, ты все до конца доведи: кто на ком женился, кто кому рога наставил, когда помер и прочее такое.

***

- Да, да, - поддержал император. - Целиком согласен. Ты, Ли Фань, корифей, конечно, только это у тебя не конец, а... как это называется... импотенция!

- То есть - дезэакуляция, выше величество? - переспросил Ли Фань.

- Чего дезау?

- Это когда интим не достигает своего пика, - разъяснил профессиональный знаток лексических тонкостей.

- Это... семяизвержения, что ли? - догадался император. - Во-во, это я и имел в виду. Это... шоркались-шоркались - и вдруг повернулись задом к другу и захрапели. Разжопились, значит, а где, понимаешь, романтика? Цинизм это. Промежхуитет!

- Промискуитет, ваше величество?

- Ну, а я что говорю! - обиделся император. - Ты это, понимаешь, перепиши.

- Хорошо, ваше величество, - обещал некитайский классик. - Только раз уж тут написано было, что конец, то я остаток в приложение поместил.

- Это зачем так?

- Ну, во-первых, выпендреж, чтобы авангардизм был, - бойко отвечал корифей. - А во-вторых, это у меня переход на астральный план. Получается, книга кончилась, а все равно продолжается.

- Это... жизнь после смерти, что ли? - сообразил император.

- Именно, ваше величество!

***

- Мужики! - объявил Фубрик, заглядывая дальше в книгу. - А ведь тут дальше есть. В "Приложении", как и написано. Как схимичим - сразу туда пролистнем или по порядку читать будем?

Пещерные жители на сей раз даже не спорили - они поступили так, как поступил и читатель этой в высшей степени невероятной и столь же правдивой истории.

ЭПИЛОГ

Вот, дорогой читатель, и завершились невероятные приключения святого графа Артуа и отважного аббата Крюшона в горных дебрях неведомого Некитая, таинственного предместья Шамбалы. Конечно же, тебе не терпится узнать, а что же сталось с ними и со всеми остальными потом, по завершении этих приключений. Что ж, в меру сил постараюсь удовольствовать сие законное и понятное любопытство.

Итак, граф Артуа. Сразу по возвращении граф взял две ветрогонки подряд (абсолютное первенство, и золото в отдельных видах - вонючести, громкости и скорострельности. Что же до артистического впечатления, то, увы, оно всегда оставалось ахиллесовой пятой спортсмена - но впрочем, это не умаляет его достижений, раздвинувших наши представления о человеческих возможностях).

Аббат Крюшон, по вере его, вновь обрел член и яйца (но не воссоединился с ними). В чуде новообретения теперь может убедиться каждый - обретенное выставлено в музее Ватикана (экспонаты ? О-367/1008 и /1009).

Де Перастини все так же серет когтями. Но - теперь уже исключительно для этнографического и зоологического отделов Британского музея (вообще-то я не уверен - может, для музея Прадо в Мадриде? - запамятовал. Знаете что, уточните сами - позвоните директору. Как это сделать, спрашиваете вы? Да просто: наберите номер: алле, это музей Прадо? - Да, Прадо. - Скажите: де Перастини для кого серет когтями - для вас или Британского музея? - Простите, я что-то не понимаю... - А вы директора позовите. - Господин директор, тут кто-то спрашивает, для кого некий де Перастини... простите, что вы сказали он делает? - Серет когтями. - Да, да, для нас тоже, недавно подписали крупный контракт. - Как я рад за славного посла солнечной Италии! Ну, все, извините за беспокойство! - Ничего, были рады помочь, звоните еще; - ну, поняли технологию? - тогда звоните. Сейчас! Не откладывайте!)

Адмирал Нельсон принят в действительные члены королевского орнитологического общества (заглазно).

Король Луи сбежал в Африку, где успешно овладел баобабом, бутылочным деревом и эвкалиптом (одновременно), а затем кактусом, саксаулом и верблюжьей колючкой (поочередно).

Наполеон отстреливался до последнего патрона от десанта амстердамских контролеров, после чего из принципа съел билет на Багамские острова и плыл туда зайцем в подводной лодке капитана Немо. Теперь он своей рукой переписывает письмо счастья (осталось всего 15 тыс.экз).

С остальными тоже полный порядок - они жили счастливо и не умерли до сих пор (ибо бессмертны силой писательского гения маэстро Ли Фаня).

..............................................................

П Р И Л О Ж Е Н И Е

ЛИ ФАНЬ И ЕГО СТРАННЫЕ ПЕРСОНАЖИ

Послесловие

"По сути, великое творение Ли Фаня - это восторженный гимн в честь Мужчины, младшего друга и верного помощника своей великой сестры - Человека.

"Весь пафос "Чудо-моргушника" - это пламенный призыв к духовному пробуждению: проснись, мужик! ты се...

Таковы только некоторые отзывы и толкования многочисленных аналитических работ, посвященных эпохальной книге. Можно извращаться и дальше, приводя их и заключив статьей в том же духе - но неохота. Надоело, мужики-бабоньки! Столько лет писал. Обрыдло. Может, потом когда напишу. Знаете что - я тут пустое место оставлю, а вы сами чего туда вставьте. А я потом посмотрю и может включу в очередное издание. Пишите, друзья!

...............................................................

***

- Проснись, мужик!.. Ты серешь!!!

- А?!. Че?!. - разбуженный среди ночи, император дико озирался по сторонам своей спальни. В свете ночника перед ним зыбко лыбились родимые лица двоих корешей - Фубрика и Жомки. Довольные наколкой, оба ударились в ржачку.

- Кенты! А я... это... думаю, засыпался кто... - забормотал император спросонья.

- Вставай, Лысый! На дело пора.

- Да? На дело? А разве мы седни идем? Разве сейчас? - сыпал государь бестолковыми вопросами - он никак не мог вернуть себя к реальности.

- Хватит растыкать! - строго приказал Фубрик. - Забыл, где ты должен быть?

- Я-то? - и государь наконец все вспомнил.

Накануне состоялся последний решающий сходняк. Фубрик и Жомка сводили императора вместе с верным гов.маршалом в подземелье и провели по всему ходу с ответвлениями.

- Вот тут, - показал на потолок Жомка, - мы и войдем к медведю.

Император не понял и испугался:

- Кенты! А у меня тама нету медведя, это у короля Луи был медведь, да и то в Булонском лесу, да и то говноед, дак зачем он вама, а у меня токо акула-кроко...

Фубрик, конечно, влепил отеческий моргушник:

- Козел! Медведь - это сейф по фене, по-ал?

- А, сейф! А как же мы его вскроем? Прямо тама, что ли? - спросил император. - А то у меня ключей нету, они... как его... у казночея, что ли...

- Не ссы, Лысый, обойдемся, - ухмыльнулся Фубрик. - Мы сейф унесем. Вон на твоего ложкомойника нагрузим и унесем, - Фубрик кивнул в сторону гов.маршала.

- А я тама что буду делать?

- На атасе стоять, что же еще! - заржал Жомка. - Если фараоны сунутся, ты им отлуп - пошли, мол, к хренам! - государь тут онанировать желает в интимной обстановке.

- А с этим... ну, штемпом-то обсудили все? - спросил император.

- Да чмокал с утра, - нехотя отвечал Фубрик и сплюнул.

После этого у государя было новое толковище, тьфу ты - совещание - с министром внутренних дел. На это совещание чуть ли не силой вклинилась супруга императора, а с нею и доктор Манго. Вообще - психоаналитик проявил живейший интерес ко всему криминальному делу.

Случилось это во время одного из сеансов психотерапии, когда государь - такой терапевтический метод доктор Манго практиковал в это время - государь, раздевшись до пояса снизу, стучал головой в подвешенный мешок с опилками, а в перерывах между ударами нараспев произносил фразу:

- Кто в Гренландии козел? - и сам себе отвечал: - Я в Гренландии козел!

- Ты в Гренландии козел! - подтверждал доктор Манго и вприпрыжку обегал вокруг императора, тряся бороденкой.

- А совсем не там козел! - неожиданно возражал на это император и снова ударялся головой в мешок с опилками. После этого начиналась новая серия:

- Кто в Испании козел? Я в Испании козел!.. - и так далее, включая все мировую географию с ее 11948 странами (а может, их меньше? - хрен знает! - вероятно, государем упоминались и некоторые исторически угасшие государства, как-то - Византия, Элам, Ассирия, Швегия, Нормандия, Удмуртия и проч.)

В это время в стене открылась потайная дверь, и Жомка своим пришепетывающим голосом окликнул:

- Лысый! Лысый! Канай до нас!..

Император немедленно поспешил к закадычным корешам.

- Ваше величество! - громко позвал недовольный психиатр. - Почему вы прервали лечебную процедуру? Это совершенно недопустимо.

В ответ на это Фубрик вывалился из хода, подошел к светилу всемирной психотерапии и вколотил ему увесистый моргушник. Профессор заткнулся, а император потолковал с кентами по неотложному землеройному вопросу, и те скрылись. Доктор Манго потер лоб и осведомился о том, кто эти люди.

- Да это... - небрежно отвечал император, - кореша мои!

Чрезвычайно заинтересованный, профессор Манго вытянул из государя все, начиная от знакомства с Жомкой и Фубриком. Психиатр очень разволновался и объявил, что дело имеет величайшую терапевтическую ценность.

- Батенька! - строго выговорил врач императору. - Крайне необходимо, чтобы вы держали меня в курсе всего дела, да-с! Это, батенька-с, в интересах лечения!

Ну, а поскольку все, касающееся лечения, доктор Манго сообщал императрице, то и она приобщилась к этой вот потайной стороне жизни своего мужа. Более того, психиатр и государыня изъявили желание принять во всем живое участие, и императору пришлось свести их всех вместе - кентов, супругу, профессора, гов.маршала - не было только обер-полицая, но и с тем накануне потолковал Фубрик. После этого ночные сеансы психотерапии в будуаре императрицы сократились ровно вдвое - возможно, ее и проводили в другие ночи, но уже без прямого участия доктора Манго. Кто же был этим новым терапевтом? Фиг его не знает, но только Ахмед, встретив во дворцовом саду императора вместе с его корешками, подошел к Жомке и крепко обнял его, приговаривая:

- Макрай, Макрай!

И вот, день назад, император проводил свое секретное совещание со своими секретными службами, где пристуствовала его супруга и профессор Манго. Императрица солировала:

- Голубчик Кули-ака! Мы с доктором Манго изобрели отличный план. Сейф надо спрятать у меня под кроватью!..

Министр внутренних дел почтительно наклонил голову и, причмокивая, попытался возразить:

- Ваше величество! М-м-м... мы... м-м... не должны подвергать вас такому риску! Эти головорезы...

- Эти головорезы, батенька, - вмешался доктор Манго, - придут в казнохранилище, а не в спальню императрицы. В чем же тут угроза для государыни? Да и сейф там спрятать надежней всего.

- Скажите же, государь! - беспомощно повернулся обер-полицай к императору.

- Я, это... кенты... точно, им в казну надо, - забормотал император.

- Вот и его величество с нами согласен, да-с! - блеснул очками мировой профессор.

- Но если, не обнаружив сейфа в казне, преступники все же решатся пробраться в спальню? - вопросил Кули-ака.

- Да-да! - подхватила государыня. - Они врываются, на лицах - черные маски, я - в прозрачном пеньюаре, том, розовом, - ну, ты сказал, что он мне очень к лицу...

- Да-да, я помню, - перебил доктор Манго.

- ...вся такая дрожащая, беззащитная, - продолжала императрица, - с трепещущей бледной грудью, просвечивающей сквозь шелк, - они ко мне: где драгоценности короны, мадам? - Я в ответ: о, берите, что хотите, только пощадите мое девичество!

- Какое девичество, что с тобой?!. - перебил император.

- А, да! - поправилась императрица. - Я им говорю: делайте со мной что хотите! все-все! Я готова на что угодно, лишь бы сохранить достояние нации и короны! Тут один из них отбрасывает в сторону пистолет, окидывает меня плотоядным взглядом и с голыми руками устремляется на меня. Ах! - кричу я и падаю в обморок и потом целый час ничего не помню... Тем временем врываются гвардейцы, офицеры, там есть один молоденький, такой интересный мальчик, уже с усиками, они все кричат: как вы смеете нападать на слабую женщину!..

- Нет-нет! - вмешался обер-полицай. - Мы возьмем преступников раньше, еще в казнохранилище.

- Согласен, - сказал доктор Манго, - преступников следует задержать ранее, чтобы раз и навсегда отвадить от спальни государыни. Однако сейф надлежит заблаговременно перенести туда.

- Но зачем же туда? - недоумевая, спросил государь.

- Это необходимо в интересах нашего курса терапии, - строго заявил доктор Манго и непререкаемо сверкнул очками. - Да-с!..

- Хорошо, я внесу изменения в оперативный план... м-м-м... - кивнул Кули-ака. - М-м-м... смотрите, вот у меня схема расстановки постов.

- Слушай, ты эту схему у меня оставь, - сказал император - он вдруг вспомнил, что ему говорили накануне Жомка и Фубрик. - Мне помозговать надо, а то куда потеряется...

- Нет! - вскричала государыня. Она вырвала бумагу и прижала ее к груди. - Я сохраню ее у себя, вот тут! Ее увидит лишь тот кому надо!..

- Тот кому надо прекрасно увидит ее и у меня, - возразил министр внутренних дел и нерешительно потянулся рукой к карте. - М-м-м...

Государь оторопел от такой вольности.

- Слышь, Кули-ака, - строго заметил он, - ты что все время чмокаешь, а? Ты что - в рот берешь?

Министр побагровел и опустил глаза, слепенько блестя стеклами. А император продолжал распекать провинившегося сановника:

- Министр, понимаешь, можно сказать, в государстве самое первое лицо после монарха, а у блатных сосешь, - сурово выговаривал он. - Извращение это. Адюльтер, понимаешь! Фелляция.

Обер-полицай позеленел и причмокивая попятился к выходу. "Опять я его уел!" - радовался император.

- Ну, батенька, вы тут в корне неправы, - заметил на это Манго. - Вы, голубчик, совершенно невежественны медицински, да-с... Фелляция, сударь мой, не извращение, а совершенно естественный способ поведения в интимных отношениях!

- Да-да! - подхватила императрица.- Я всегда учу своих фрейлин: в отношениях с мужчинами самое главное - естественность...

Они все расстались, после чего император имел свидание с корешами, собираясь известить их насчет схемы постов и прочего такого. Однако, эта схема у Жомки и Фубрика уже была.

- Откуда? - изумился государь.

- От верблюда, - ухмыльнулись урки на вопрос государя и дали ему, в свою очередь, свои инструкции, когда, где, что и как должен делать император вместе со своим гов.маршалом.

И вот - эти двое будили его в урочный час. Император, собственно, не просто проспал - он хотел таким способом уклониться от всего мероприятия: дескать, литру водки выжрал че-то, а потом че-то спать захотелось и отрубился. И все тут! - с пьяного какой спрос? А все потому, что накануне вечером как-то не по себе стало государю. Уж на больно отчаянное дело тащили его кореша, роковые обстоятельства жизни и собственный рисковый характер. Не очень-то хотелось императору торчать темной ночью на стреме в сыром подвале да еще затем, чтобы ограбить собственную казну. "Да на хрена мне это?" - малодушно размышлял государь - ведь даже таким государственным мужам и историческим людям, даже самым великим и решительным из них, каким был владыка Некитая, свойственны мгновения слабости - и как раз такую минуту сполна пережил император. Да и риск, как-никак, был немалый - поймают, напинают под зад, да еще в тюрягу засадят. Охота что ли! Поэтому император мудро задумал залечь на дно и продрыхать весь шухер в своей спальне. А там... Но - не вышло: разве таких как Жомка и Фубрик на кривой объедешь!

- Ну, похезали! - меж тем заторопил Фубрик. - Пора.

- А гов.маршал? - спросил государь - но тот уже показался из-за спины Жомки и робко поклонился императору.

Они прошли по потайному ходу в сад, пробрались к подвалу и ступили в ход. Было темно, сыро и очень страшно. Чадили факела в руках, и зловещие тени плясали на стенах; с потолка свисали огромные мерзкие пауки; пролетали летучие мыши с ужасным кровожадным писком. "Так и в штаны наложить нетрудно", - подумалось государю. Он уже еле шевелил ватными ногами.

- Гов.маршал! - позвал император слабым голосом. - Если что, то ты должен меня до последнего защищать - я твой император, я тебя гов.маршалом сделал!

- Не ссы, Лысый! - сквозь зубы прошипел Фубрик и влепил императору моргушник.

Это успокоило государя. "Если что, буду под сумасшедшего косить, - сказал он себе. - Манго подтвердит - он вон сколько меня лечит, а толку с гулькин хрен. Так и буду говорить на допросах - дескать, псих я, и точка. С обанутого что взять."

- Стой! - шепотом скомандовал Жомка. - Лысый! - стой здесь. Если что, чпокни погромче. И не пускай никого!

- Ага, ага! - закивал головой император.

- Теперь ты, - распорядился Фубрик, ткнув гов.маршала пальцем. - Иди вон туда по коридору и жди, когда тебя позовут, по-ал?

Гов.маршал весь побледнел, что было заметно даже в тусклом пламени факела.

- Ваше величество, - спросил он тихо, - я... вы приказываете?

- Исполняйте, гов.маршал, - холодно кивнул император. "Че он ссыт, в натуре? - удивлялся про себя государь. - Ну, отправят в в тюрягу парашу чистить - нам, блатным, впервой, что ли?"

Фубрик и Жомка тем временем удалились в темноту. Через некоторое время послышался негромкий скоблящий звук, будто где-то в катакомбах камень шоркнулся о камень.

- Жомочка! - слабо прошелестел голос государыни где-то в пространстве и все стихло.

Факел в руке императора чадил. Где-то во тьме слышались чьи-то шаги и страшные шорохи. Летучая мышь едва не коснулась крылом императорского лица. Откуда-то из мрака вдруг вынырнул обер-полицай с кучей альгвазилов за спиной.

- Государь! - ахнул он. - Вот так встреча! А что это вы делаете здесь в такое время?

- Я... это... - и тут император вспомнил совет Жомки и нашелся: - Мужики! Вы мне не мешайте - я тута онанировал втихаря, во как.

- Онанировали? - грозно переспросил Кули-ака. - В такое время? В таком месте? А ну-ка, покажите ладони!

У государя душа так и ушла в пятки. Но он мужественно стоял на своем:

- Да, онанировал! - а руки-то не липкие! а к ладоням волосы не прилипли! а ширинка застегнута! а глаза не тухлые! Не онанировал, ой, не онанировал!

Сердце так и стучало в груди государя. "Загребут! - холодело внутри. - Фараон, Берия, гестаповец, сука!" От отчаяния его осенило:

- Внутренний министр! - сказал он. - Ты не обращай внимания - ты сам у блатных на фелляции стоишь. У меня это... лунатик я. Хожу ночами, а куда - сам не знаю. Очнусь где ни то, смотрю - ночь вокруг, а я стою у стены и онанирую на стреме...

- Вы больны, государь, - нахмурясь, сказал министр внутренних дел.

- Ага, точно, шибко болею, - довольный нашедшимся выходом подхватил государь. Он потянулся и с сонным видом произнес, нарочно зевая: - Че-то спать охота, к себе на хату, что ли, пойти!

- Проводите государя, - кивнул Кули-ака своим альгвазилам. Министр сделал несколько шагов в ту сторону, куда делись Жомка и Фубрик, и вскоре тоже канул во тьму. Император в сопровождении пары стражников побрел прочь.

- Лыс-с-с-ый!!! - послышался яростный шепот откуда-то из темноты. - Ты куда поперся, гондурас?!.

Император обернулся. Сырой туман стелился по подземелью, заслоняя взору государя все, что находилось в двух шагах. Растерянный повелитель испуганно озирался по сторонам, но никого не видел. Однако чья-то рука, выплыв из тумана, вколола ему крепкий моргушник.

- Стой, где сказанао, по-ал? - распорядился кто-то голосом Фубрика.

Император икнул.

- Мужики! - скомандовал он своему эскорту. - Слышали? Вас Кули-ака зовет - ему пособить нужно!

Альгвазилы удивились:

- Ваше величество, мы ничего не слышали.

- Плохо! Плохо у вас со слухом, - строго указал государь. - Идите к министру, будете в его распоряжении. А я тута... я сам дойду.

Стражники исчезли где-то в тумане. Император присел к стене. Ему было страшно. Он даже не знал, чего больше боится - министра-гестаповца, свирепого Фубрика или просто пронзительного одиночества в этом промозглом мрачном подземельи. "А может поонанировать для храбрости?" - подумал император. Вдруг где-то вдали послышались крики и что-то гулко забухало.

- А, гад, попался! Вяжите его! - прозвучал где-то далеко возбужденный голос Кули-аки.

- Ой, - сказал себе император, весь покрываясь холодным липким потом.

Он тихонько, по шажочку, стал пятиться все дальше, дальше... Его никто не останавливал. Наконец, император выбрался наружу и быстрым шагом поспешил во дворец. Тут он забрался в кладовку в закутке, где дворник хранил метла и прочий инвентарь; в кладовке нашлось несколько старых мешков, видимо, предназначенных на тряпки, император постелил их на пол, закрылся остальными взамен одеяла, заткнул уши ватой из халата и мгновенно уснул. Неудобство положения не было препятствием для его сна - императора отличало умение вырубиться в любое время и в любом месте - ведь у него была железная воля.

Разбудил императора Ахмед - ему что-то понадобилось в чуланчике. Было позднее утро. Под заботливой рукой конюха государь пошевелился - и неожиданно скатился на пол с какого-то сундука. "Что-то не помню, чтобы тут был сундук. Когда это я на него забрался?" - шевельнулась посторонняя мысль, но государю было не до этих мелких тем - он прозорливо чувствовал, что ему предстоит разбираться в куда более масштабных вопросах. Тем не менее, он мужественно прошел к себе в спальню и попытался уснуть. Однако в дверь тотчас принялись стучать.

- Ваше величество! - слышался хор голосов. - Чрезвычайное происшествие! Умоляем, вставайте!

- Сир, у меня экстренное сообщение! - пробился голос Кули-аки.

Император придал своему лицу государственное выражение. Он хотел уже отворить, но вспомнил науку Жомки - тот как-то учил в кабаке императрицу вместе с доктором Манго: "Маруха, вот представь - фраер твой в кабаке застрял, ты сидишь в фатере одна, а за дверью какой-то бугай шмоняется и в дверь кулаком. Что ты будешь делать?" "Я скажу: мужчина, вы некрасиво себя ведете, люди же спят", - отвечал психиатр вместо государыни. Жомка вколол моргушник: "Козел, да он тогда сразу тебе дверь выломает! А надо так: подойди к двери, сделай голос погрубее да как рявкни: тебе какого х... надо?!. - точно говорю, его сразу сдует!" "Ой, я обязательно попробую!" - сказала тогда государыня.

И вот, император понял, что теперь самое время применить этот воровской прием. Он так и сделал: подошел к двери и заорал грубым голосом:

- Тебе какого хрена надо?!.

Галдеж восклицаний недоуменно оборвался, а затем возобновился:

- Что с государем?..

- Это не император!

- О Боже, я так и знала! - простонала императрица. - Его похитили! Его взяли в заложники! О!..

- Ломайте двери! - скомандовал Кули-ака.

"Не получилось", - догадался император. Но он не стал отчаиваться, а на цыпочках вернулся к постели и залез под нее. Двери меж тем выбили, и в спальню ворвалась толпа. Гомон стоял пуще прежнего:

- А где государь?

- Никого нет!

- Обыщите все!

"Пора", - понял император. Он слабо застонал и пошевелился, корча из себя раненого.

Его услышали:

- Вот он! Под кроватью!..

Император думал, его будут вытаскивать за ноги и нарочно поджал их, но кровать вместо того подняли и отнесли в сторону.

- Ваше величество! - склонились придворные и среди них - императрица, обер-полицай, доктор и невесть зачем притащившийся де Перастини. - Что с вами?

- Я... это... - слабым голосом отвечал император. - Ничего не помню... Четверо в масках... Я отбивался ногами... Они убежали... куда-то...

Опять поднялся галдеж. Императора бережно положили на постель. Доктор Манго, как специалист по пограничным состояниям, снимал государыне стресс:

- Сударыня, успокойтесь! Опасность миновала. Государь внушил себе, что на него напали, но все уже позади. Вот он - жив-здоров... килда с ушами... да-с...

Распаренный де Перастини растолкал всех и, нависнув над императором, возбужденно забормотал какие-то жалобы плаксивым бабьим голосом:

- Ваше величество!.. Меня ограбили! Утащили весь запас когтей! Вчера подписал договор с венецианским торговым домом на поставку партии крокодильего когтя, развесил их сушиться во дворе... Утром встал - когтей нет... Пятьсот метров гирлянда висела - тю-тю!..

- Да подождите вы со своими когтями! - накинулись на итальянца. - Государь ранен!..

- Вам легко ждать, а где я теперь возьму? - стонал посол. - Контракт подписан!.. Ведь пятьсот метров связка была, коготь к когтю!

- Не беда, новые высерете, - цинично успокоил Гу Жуй.

- Да ведь это когда еще! - плачуще воскликнул пострадавший.

- Прекратите! - гаркнул МВД. - У меня неотложнейшие сообщения для государя. Попрошу всех выйти.

Гвардейцы кое-как выставили толпу за дверь, и обер-полицай доложил:

- Ваше величество! Спешу донести отличную новость: операция блестяще завершена. Полный успех. Планы грабителей разбиты вдребезги.

- Да? - слабо переспросил император. - Что, всех поймали?

Кули-ака несколько сбился, но тут же продолжал рапортовать деланно приподнятым тоном:

- Не совсем, ваше величество. К сожалению, незначительной части злоумышленников удалось прорваться сквозь оцепление. Однако главарь банды схвачен и сейчас дает следствию подробные показания.

Император приподнялся на постели:

- Главарь? А кто это - предположительно Жомка или предположительно Фубрик?

- Н-нет, не они, - отвел глаза Кули-ака. - Мы задержали другого - того, что выдает себя за гов.маршала.

- Ну, а эти... как их... предположительные?

- К сожалению, им удалось прорваться, ваше величество, - отвечал МВД несколько виновато. - Но в остальном успех полный.

- То есть ограбление не состоялось?

Обер-полицай опять сморщился:

- Разумеется, мы полностью сорвали преступный план. Правда, нам пока не удалось обнаружить сейф...

- Что, и сейф унесли? - подпрыгнул император. - Но ведь он же был в спальне императрицы.

- Мы не допустили преступников даже до возможности посягательства на государыню, - успокоил министр. - С вашей супругой все в полном порядке.

- А моя корона, скипетр, фамильные королевские украшения?

- Все цело, - заверил Кули-ака. - Правда, мы пока не знаем в точности, где это находится. Но этот... псевдо гов.маршал, главарь шайки, с минуту на минуту даст необходимые показания, и тогда мы доведем дело до окончательной победы.

- Блестящая операция! - одобрил император. - Молодцом!

- Рады стараться, ваше величество! - щелкнул каблуками министр внутренних дел. - Разрешите откланяться? - я хотел бы не мешкая лично допросить гов.маршала... псевдо гов.маршала, - поправился министр.

- Идите, голубчик. Всем вашим альгвазилам - мое императорское спасибо, - напутствовал государь.

- Слушаюсь! - Кули-ака вновь щелкнул каблуками, помялся, почмокал и нерешительно добавил: - Ваше величество, я вот что думаю... этот высокопоставленный покровитель преступников во дворце...

- Что такое? - нахмурился государь.

- Я полагаю так, эти, временно не пойманные, они захотят с ним связаться... Я так прикидываю, они попытаются выручить гов.маршала... Ну и, четвертая часть сокровищ за него... как бы... Мы старались все-таки, вот главаря поймали... м-м-м...

- Какая четвертая часть? - не мог сообразить император. - Голубчик Кули-ака, да вы не чмокайте тут, понимаешь, вы мне прямо скажите - чего вам надо-то?

- Да... собственно ничего... м-м-м... вот я тут газеты принес - там все написано про нашу операцию, - свернул на другое министр.

Император взял свежий номер "Голоса" и прочел на первой полосе изложение ночных происшествий. Разумеется, сообщалось о полной победе ведомства Кули-аки, отмечалось его умелое руководство поистине выдающейся операцией некитайского спецназа и т.д. в том же духе. В конце говорилось: "Блестящим итогом явилось освобождение государя, захваченного в заложники террористами. Осознав окончательный провал злодейского плана, преступники и святотатцы были вынуждены спасаться бегством, довольствуясь всего-навсего сейфом и драгоценностями короны. Но группа захвата и здесь оказалась на высоте и пленила главаря банды, после чего остальные злоумышленники панически разбежались кто куда, с перепуга прихватив с собой сейф. Вопрос их поимки - дело практически решенное. Что же до нелепых слухов, будто бы задержанный главарь банды - недавно назначенный гов.маршалом любимец императора, с которым у государя якобы были особо доверительные отношения, то это настолько смехотворно, что не требует опровержения.

Вот что заявил по этому поводу наш бдительный обер-полицай в своем интервью для газеты:

- Все преступники до единого будут изловлены и преданы суду. Я подчеркиваю, - выделил министр, - все до единого невзирая на их звания и посты. Пусть каждый, будь он хоть трижды гов.маршал или император ответит за свои злодеяния перед народом!"

Государь так и похолодел. "Сдаст, стукач, чека, эсэсовец! В каторгу закатает!" - пронеслось у него в мозгу ледяной тенью. Надо было что-то придумать, и государь не откладывая приступил к медитации. Он подошел к груше, свисающей тут же в спальне по терапевтическому приказу лечащего профессора Манго. Император прогнулся назад и бухнулся лбом в грушу:

- Кто в Бразилии козел? Я в Бразилии козел...

- Вы в Бразилии козел, - немедленно подхватил голос доктора Манго.

- А совсем не там козел!.. Кто в Испании козел...

Государь перебрал Бенгалию, Антарктику, Исландию, Румынию, Францию и еще с десяток стран, меж тем как обер-полицай почтительно ожидал завершения высочайшего размышления. И надо отдать должное методу профессора Манго - государя-таки осенило.

- Слышь, Кули-ака, - сказал император, - ты не знаешь, а я знаю. Помнишь, у нас аббат Крюшон жил? Он мне одну историю рассказал из своей Библии. Как раз о похожем случае.

- Слушаю, ваше величество, - наклонил голову МВД и почмокал губами.

- Одного мужика начальник позвал к себе, попросил кое-чего сделать, - начал повествование государь, - а тот говорит: а ты мне дашь за это два динария? Начальник пообещал, а у самого-то денег ни шиша не было. Он тогда позвал другого мужика, тот сказал: я все без денег сделаю, из любви к начальству. Вот, провернул послушный мужик все дело, наварил сто динариев и принес начальнику отдал. Начальник говорит: да ты бы хоть себе десять динариев взял. Мужик отвечает: мне ничего не надо, я начальника возлюбил как себя самого и пуще. Тогда начальник взял и сам ему десять динариев дал. А другой мужик пришел и говорит: а мне два динария. А начальник ему: а вот хрен тебе, накося-выкуси. Вот оно и вышло: один просил два динария, чтобы сделать, а ни шиша не получил, а другой сделал за так, а ему десять динариев дали, хотя он не просил. Во как, по-ал?

МВД выслушал библейскую притчу в императорском переложении, задумчиво почмокал губами и удалился. А император принялся соображать - и ничего не мог сообразить. То, что обер-полицай, как водится, облажался, - это было единственно ясным пунктом. А вот остальное... Император даже не был уверен, что сейф с драгоценностями унесли Жомка и Фубрик - он подозревал, что все попало в руки самому же Кули-аке и теперь этот штемп корчит дурочку... хотя куда ему, малохольному, обставить таких кентов! Орлы! И еще непонятно, к чему тут в газете приплели доктора Манго? Может, и он в деле? Недаром, поди, хотел сейф заполучить в спальню своей этой... пациентки... А может, Манго в доле с Фубриком и Жомкой? Или они и его обставили? Хрен проссышь, как говорится. "А может, гов.маршал что-нибудь знает? - подумал государь и решил нагрянуть на допрос своего подчиненного. - Послушаю-ка, чего он тама про меня порет!"

Император надел парадный мундир с погонами главного генерала в Некитае и прошествовал к кабинету Кули-аки, где и должно было проходить дознание. Он любил вот так экспромтом заглянуть к своим чиновникам и застать их врасплох посреди привычных занятий. Государь не слишком полагался на ревизоров и инспекторов - ему нравилось самому вникать в разные как будто бы заурядные дела его подчиненных. Зайдешь так в канцелярию, а там заместитель Сюй Женя (не Тяо Бин, а другой, как его бесценная фамилия? - увы, запамятовал - знаете, спросите у Сюй Женя) - сидит, значит, зам Сюй Женя, а на колени посадил себе голенькую посетительницу: значит, лапушка, ты хочешь чего-то? - и вежливо так обсуждаешь с дамой детали ее ходатайства. А тут государь в дверях: проснись, мужик, ты сереш-ш-ш! Зам Сюй Женя: а? чо?!. - а император по-отечески грозит пальчиком, а другим-то просительнице... это... того... проверочку, значит... корочки!

Чиновники знали за своим повелителем эту повадку Гарун-ар-Рашида, поэтому всегда были настороже и не позволяли себе никаких вольностей на службе - а вдруг государь их застукает? Вот почему в канцелярских и иных делах Некитая был образцовый порядок и напрочь отсутствовал всякий бюрократизм.

- Хм-хм, - покашлял следователь, вскочивший при виде императора и уже снова опущенный на свой стул снисходительным мановением августейшей руки. - Значит, продолжим, подследственный... Итак, вы подтверждаете свои показания в части того, что...

Подследственный, а ранее гов.маршал, а еще раньше - придворный, влюбленный в императора, подтверждал все: и то, что ограбил дворец, и то, что возглавлял Козу Ностру в 1854-2907 годах, и то, что в качестве агента всех иностранных разведок орудовал по всему свету, не говоря о Некитае. Кроме того, он 247 раз был предан смертной казни как педофил и стоматолог, из них - 13 раз в Глазго, 24 - в Иокогаме, 11 - в Аделаиде, далее везде, у него, конечно же, была масса агентов и сообщников во всех странах, столицах, правительствах, городах, деревнях и детских садах мира, это он провалил сухой закон в Америке и избрал Ельцина в России, а еще поджег храм Артемиды Эфесской, оглушил Бетховена, ослепил Гомера, кастрировал Казанову, лишил - трижды - невинности Екатерину Великую Российскую и т.д. и т.п. Разумеется, в его банду входили все придворные и вельможи, начиная с Кули-аки и кончая фрейлиной Куку, и наконец...

- И наконец, - зачитал следователь, - вы утверждаете, что наш император - на самом деле самозванец и вражеский шпион по имени Конан Хисазул-Рэтамон?

- А хрен ли фармазонить, - развязно отвечал подследственный, - так оно и есть, шпандох тебя чтоб ты сдох! Да, еще забыл - он, мужики, брат Тарзана, во как!

Медлить далее было нельзя - грозило полное разоблачение. Император уже собирался подскочить к гов.маршалу и вколоть ему моргушник - как вдруг, уже сделав шаг и внимательней взглянув на лицо, оторопел и замер на месте от удивления: задержанный был вовсе не гов.мрашалом, а Гу Жуем! То-то он нес всякую ахинею!

- Мужики! - торжественно объявил император. - А вы ведь не гов.маршала поймали! Это же Гу Жуй, колбаса мой сентябрь! На хрена вам только этот бздежник, а?

Следственная бригада, за исключением присутствующего Кули-аки, повскакала с мест и уставилась в глаза друг другу. Все поразевали рты: этот, казалось бы, очевидный факт почему-то прошел мимо их сознания. Главный прокурор только руками развел, дивясь прозорливости и ясновидению императора.

А государь умел вот так поразить своих царедворцев и чиновников. Все бьются-бьются над каким-нибудь сложным вопросом, а он придет, разок глянет и хоба! - вот оно, гениальное решение: скрестить павиана с человеком-невидимкой, - вот вам и опровержение дарвинизма. Сколько было разговоров о том, что дигамбары вместе с примкнувшими к ним шветамбарами на грани бунта из-за указа о необходимости уринотерапии! Все управы держались за голову, не зная, как сладить с этим самоуправным народом. А государь вышел к ребятам да потолковал ладком да попил вместе с ними пивка - и все, и никакого бунта, никакой тебе дурацкой уринотерапии - как ветром сдунуло. Вот и теперь - у всех как замстило в мозгу, а император глазком глянул - и хоба! - все результаты следствия псу под хвост. Ну, гениально!

Вот и теперь чиновники Кули-аки были поражены: как же они сами упустили эту, казалось бы, очевидную, подробность? Только Кули-ака виновато понурил голову и чмокнул губами. "Да он все знал!- ахнул государь, догадавшись. - Он нарочно!" Впрочем, император не рассердился на провинившегося министра, он понимал - тот поступил так из-за служебного рвения: чтобы спасти честь мундира. Ведь надо же ему хоть кого-то задержать, а то сразу станет видно, что он полный штемп, а никакой не обер-полицай.

Министр был понятен государю. Но вот чудак Гу Жуй зачем...

- Гу Жуй, - прямо спросил император, - а ты-то какого хрена грабителя из себя корчишь?

Вновь уличенный, незадачливый бздежник стал привычно оправдываться:

- А я что, я иду вечерком, вдруг крик, шмон, альгвазилы бегут, я за ними, меня спрашивают: ты, что ль, главарь банды? а я че-то испугался, думаю это игра такая, а я не знаю, "ага" говорю на всякий случай...

Кули-ака только рукой махнул:

- Отпустите его...

- А че - идите? - уперся Гу Жуй. - Следствие еще не закончено! Я вам еще столько народу могу заложить!..

- Да оставьте же нас! - рявкнул раздосадованный министр внутренних дел. Ему было стыдно - так облажаться в присутствии государя!

- Плохо, Кули-ака, - строго выговорил император. - Ищите лучше! Чтоб к вечеру мне был сейф! Кровь из носу!..

Сотрудники ведомства Кули-аки согнулись в поклоне. А император вышел в победительном настроении. "Еще судом пугал, гестаповец! Сукач какой нашелся, тоже мне, - презрительно думал государь. - Сам сосать к блатным бегает, а туда же - судом пугать. Да я сам тебя закатаю тудыть-растудыть. Вот выгоню из министров как суку отвязанную!"

- А кстати, - сказал государь сам себе вслух, - где все же тогда гов.маршал? Неужели с Жомкой и Фубриком упорол?

Но гов.маршал был до конца предан государю и не упорол с Жомкой и Фубриком. Он был тут как тут: призывно свистел и махал рукой из-за угла:

- Лысый! Канай до меня!..

Император, оглянувшись, поспешил за угол.

- Лысый, - торопливо сообщил верный гов.маршал, - Жомка и Фубрик тебе слово брякнули - быть сегодня в трактире на толковище.

Император снова оглянулся:

- А не брешешь? Зачем?

- В твоих собственных интересах, по-ал? - отвечал гов.маршал.

- А... - и тут император вспомнил свои недоумения по поводу лечащего психиатра: - Слышь, гов.маршал, а ты про этого придурка... ну, про этого врача-шизика ничего не знаешь?

Гов.маршал лихо сплюнул и с презрением произнес:

- Сукач твой Манго. Я из-за него чуть не погорел. Мне сейф нести надо, а он, гондурас, вцепился в рукав и про самовнушение толкует. Тут Фубрик и говорит: слышь, доктор, ты можешь себе внушить, что тебе по башке стулом треснули? Тут доктор и расслабился...

- Внушил, стало быть? - догадливо усмехнулся император.

- Внушил, - усмехнулся гов.маршал.

- Стало быть, все путем обтяпали?

- В натуре, бля!

- Молодцом! - одобрил государь.

Переменив тон, он громко добавил:

- Успокойтесь, милейший. Следствие уже во всем разобралось, и все обвинения с вас сняты. По недоразумению был задержан Гу Жуй, ошибочно названный гов.маршалом.

- Я знал, что моя невиновность будет доказана... - заплакал гов.маршал. - Я всегда был вашим верным рабом, государь...

- Ну, ну, - успокаивающе похлопал его по плечу государь. - Сходите-ка к гералдмейстеру, выберите себе орден покрасивее, я уже распорядился...

Рыдая от верноподданического экстаза гов.маршал ушел получать орден, а государь вызвал к себе газетчиков и министра печати и распорядился о подобающем освещении событий. После этого император конспиративно переоделся и садом пробрался в трактир "Клешня".

К нему вскоре подсели.

- Привет, корешок! - толкнул его слева Жомка.

- Ну, Лысый, ты и любишь ухо давить! - добродушно укорил Фубрик, усаживаясь справа.

- Этот твой Манг, сученок, - поделился Жомка, - он нам чуть всю малину не зашухерил.

- Ха, кенты, мне уж гов.маршал об этом все уши прожужжал, - небрежно отвечал государь.

- А твоя бикса, - продолжал Жомка, - вот такой засос поставила, - и Жомка показал большое черное пятно на шее. - Во лярва! Еле оторвал пиявку.

- Кенты, а вы как фараонов-то проскочили? - спросил император. - Я уж думал - хана...

Воры посмеялись.

- Как, как... срак... Легавые нас внизу ловили, а мы по дворцу по этажу прошли - и голый Вася, - объяснил Фубрик. - Сыскари хреновы, тоже мне!

- Лысый, - спросил вдруг Жомка, прищурившись. - А вот та баба во дворце... Ну, у ней еще сейф был под кроватью...

- Императрица, что ли?

- Ну да, маруха твоя - она еще в кабак как-то приходила...

- Ну?

- Ты с ней как - в законе живешь или так, спишь просто?

- В законе, мужики, - вздохнув, отвечал император. - Супруга она мне.

Жомка покачал головой:

- Тогда хреново, Лысый. Она с другими мужиками спит, по-ал?

- Разврат это, - объяснил Фубрик. - Адюльтер. Промежхуитет, по-ал? Драть тебе ее надо или гнать в дупу.

- Рогоносец ты, Лысый, - посочувствовал Жомка. - Император, а рогоносец. Гони ты ее!

Император побагровел.

- Да я... - начал мямлить он. - Дело, конечно, такое...

- Ладно, Лысый, - оборвал как всегда Фубрик. - Мы тебе это так, по дружбе шепнули.

- Мы тебя знаешь, зачем звали?

- Зачем?

- Разбегаться нам пора, Лысый, - сказал Фубрик. - Большой шухер может выйти. Поделимся по-честному - и кранты.

- Как по-честному?

- А поровну, - отвечал Жомка. - Треть тебе, треть мне, треть Фубрику.

- А гов.маршалу? - спросил император машинально - на самом деле ему не было дела до доли гов.маршала, он был как-то весь огорошен новостью - что его друзья собираются покинуть его.

- А с гов.маршала ордена хватит, - сплюнул Фубрик. - Скажи, Жомка!

- Я тоже думал, - вступил Жомка, - может, по четверти каждому? Но мы с Фубриком потолковали - и не по правилу выходит. Сам суди, Лысый, ты сам урка, законы наши должон знать...

- А, ну это... - сказал польщенный император. - Если по закону блатному...

- Сам суди, - продолжал Жомка, - мы с тобой столковались, что втроем на дело идем - ты, я, Фубрик. Ну, ты гов.маршала в подельники позвал себе - так ты ж это без нас решил, верно? Ты звал - ты, значит, от своего куска и отстегивай.

- Все честно, Лысый, - подтвердил Фубрик. - Если хошь, сам от своей доли делись - твое дело.

- Ну, а где ж моя-то треть? - спросил император.

- В сейфе, где же еще! - сплюнул Фубрик.

- А сейф-то где?

- В чулане, где ж еще, - отвечал Жомка. - Где ты кемарил, там и стоит. Мы его как туда притащили, так и поделили все. Тебя будили-будили, а ты все кемаришь. Ну, мы харей тебя на сейф уложили и ушли. Думали, ты как зенки протрешь, так сейф увидишь и учумекаешь что к чему.

- Не боись, Лысый, - успокоил Фубрик. - Сейф и сейчас там, мы только что смотрели.

- А если этот, ну, штемп тот доли попросит? Дать ему, что ль?

- Говно твой штемп, - сказал Жомка. - Только чмокать умеет!

- Не ссы, Лысый, - ободрил Фубрик. - Он уже все у меня получил. А мало ему - так и скажи: Фубрик сказал - пущай придет ко мне и свою долю почмокает.

Урки расхохотались. Император вежливо вторил двум авторитетам.

- Мужики, - спросил он, - а это... Когти у де Перастини кто увел? Вы, что ль?

- А кто же еще, - ухмыльнулся Жомка. - Да мы бы не стали, это нас фараон твой надоумил.

- Он мне прошлый раз брякнул: вам, говорит, с Жомкой пора рвать когти, - сообщил Фубрик. - Вас, грит, засада накроет!

- Ну, а с кого когти-то рвать? Только с итальяшки этого.

- А как же вы их понесете? Вес-то какой!

Фубрик и Жомка снова посмеялись.

- Не боись, Лысый, тебя нести не заставим. Мы их уже ему обратно загнали. В треть цены, конечно, - объяснил Фубрик.

Император только головой покрутил, восхищаясь оборотистости своих старших товарищей. "Орлы! Махатмы!" - с невольной гордостью подумал он.

Меж тем Жомка скосил глаз и поинтересовался:

- Лысый, я вот корону себе взял в счет моей доли, ты как - не против? - и он украдкой показал императору то, что назвал короной - старую деревянную гребенку без половины зубьев.

Император поморгал в крайнем удивлении - а Жомка в ответ стал ему усиленно подмигивать.

- А я, слышь, кореш, твоей скипетр взял, - заговорил меж тем Фубрик. - Ты же не против, в натуре? - Фубрик показывал императору, загородив полой пиджака для секретности, грязную облезлую зубную щетку. - Уж больно мне тут камешки понравились, Лысый. Ну, ты как - не возражаешь? А то скажи, ежели для корешей жалко.

Император пожевал челюстями слева направо, не зная, что и сказать, и наконец выдавил из себя:

- Ну... для корешей... ничего не жалко... в натуре!

- Это точно, - ухмыльнулись Жомка и Фубрик. - Свой ты в доску, Лысый!

- Ага, - закивал император.

Неожиданно Фубрик сделался серьезен и спросил, нахмурив брови:

- Лысый, ты хоть напоследок нам скажи, мы с Жомкой уж на хренах ходим, все понять не можем... На шиша тебе понадобилось у себя самого воровать, а? Тебе, может, какую растрату покрыть надо, а? Или ты извращенец, может?

- Это... - вступил Жомка, - как это Манго говорил? - клептоман. Или этот... мазохист. Кто ты, а, Лысый? Зачем на дело пошел? Колись, бля!

Император заморгал того пуще: он и подумать не мог, что для паханов мотивы его соучастия были загадкой, над которой те ломают голову! "Таинствен я, - с невольной гордостью подумалось государю. - Загадочен! Не только психиатрия Европы - меня даже урки понять не могут!" Но что-то отвечать было надо, и император забормотал:

- Да я... как-то само так вышло... Вы думаете - это такой мед страной править? Все в рот смотрят, жена лысым пидаром обзывает, народ мочу пить не хочет... гов.маршал на стреме стоит... Откровенно же - ни с кем... А тут вы... приключение же! У меня, может, это мечта детства - дворец ограбить... Можно, сказать душой с вами отдыхал, только у тебя, Фубрик, моргушник больно крепкий...

- Разнообразия, значит, захотелось, - вздохнул Жомка.

- Ага, ага, - закивал император. - Дай, думаю, пошухерю!

Фубрик сидел, весь наливаясь какой-то нехорошей зеленью.

- Я думал, он из-за дружбы воровской, - прохрипел наконец урка. - А для него, значит, это царская прихоть, забава... Ну, Лыс-сый!..

И вор влепил императору такой моргушник, какого еще никому в жизни не ставил. Даже тренированный лоб государя весь загудел, однако - закалка сказалась: император только заморгал, а со скамейки на пол уже не свалился. А вот Жомка и Фубрик уже поднимались со своих мест.

- Это тебе на прощание, фраер, - бросил Фубрик не глядя. - Учился, учился - так ничего и не понял... Какой из тебя урка!

- Слышь, Лысый, - нагнулся Жомка к уху императора, - вот тебе слово - берегись ты психиатра, погубит тебя это Манго, точно говорю. Бери ноги в руки, пока не поздно. У нас, блатных, самое главное - слинять вовремя! Ну, прощевай!..

Он шагнул следом за Фубриком. Император растерянно провожал их взглядом - оба прошли к противоположной стене и нырнули за занавеску, отгораживающую нишу со столиком для уединенных бесед. Неожиданно государь ощутил какую-то великую потерю. Что-то очень важное, светлое уходило из жизни - и вдруг государю показалось, что он еще чего-то не спросил, о чем-то таком самом-самом важном не договорил со своими старшими корешами.

- Братки, - рванулся он следом за ушедшими авторитетами, - да как же это... Что ж, мне одному срок мотать теперя? Кенты, а у меня ведь еще казначейство есть! Давайте его тоже ограбим!

Император отдернул занавеску и оторопел: за ней находился пустой столик без единой живой души за ним. Ни двери, ни окна - лишь на стене висело полотно неизвестного художника. Император невольно глянул на картину - и обомлел: на ней были изображены двое воров - один был в короне, другой держал в руке скипетр, оба были поддатые и веселые, они сидели, обнявшись за плечи, в коляске рикши. Рикша, это был граф Артуа, вовсю работал голыми пятками по каменистой дороге, а на запятках коляски присел, спрятавшись, аббат Крюшон. К раме картины была приделана медная табличка с названием - "Жомка и Фубрик делают ноги из Некитая". Император остолбенело глядел, глядел, - и вдруг ему показалось, что Жомка поднес к лицу руку и сделал императору нос, а Фубрик согнул пальцы, изображая моргушник - и оба заржали. "Орлы! - ахнул император. - Они в картину ушли! Вот это урки!"

- Каких фраеров теряем!.. - скорбно вздохнул император и осел на табурет. - Эх! Ну что за ребята: пришли, взяли в дело, обворовали по-честному - две трети себе, одну мне... все, как договорились... Эх! Завалили медведя - и ушли! Килда с ушами!

Полчаса спустя в заветном чулане государь, действительно, обнаружил сейф. Ключей не было, но, как научили его воры, они и не потребовались: оба замка государь отпер ногтем большого пальца. Император посветил фонарем внутрь и недоуменно хрюкнул: сейф был почти совершенно пуст. Впрочем, кое-что там было - но только на императорские драгоценности это походило не больше, чем Жомкина гребенка на императорскую корону с брильянтами. Содержимым сейфа был разный мусор: какие-то поганые вонючие тряпки, чешуя от воблы, пачка фоток в углу. Государь растерянно взял пару фотографий в руки и разинул рот: на них был запечетлен Кули-ака, занятый делом не то что внутренним, но весьма конспиративным и даже интимным и именно таким, от которого у него появилась привычка чмокать и подсасывать губами. На всех остальных снимках печатлелось это же, в самых разных ракурсах. Одна из фотографий была подписана: "На память дарагому Кулиаке от воров-грабитилей". Император чуть сам не зачмокал губами, в такую он впал прострацию: это что - и есть его треть? А где же драгоценности, другая корона, прочее все? "Хрен со мной, - размышлял император, - я-то давно рехнулся, меня вон и Манго вылечить не может, даром что мировой академик. Но Жомка-то с Фубриком - они что, тоже с приветом? На хрена им эти гребенки и зубные щетки?" Император повертел снимки и сунул обратно в сейф. Неожиданно он почувствовал укол острой ревности. "Вишь ты, какой, Фубрик. Небось, своему дружку Кули-аке фотку подарил на память. Как он там назвал его? Милый? А я? А мне?" - обиженно подумал государь.

И вдруг императора осенило. Он бросил фотографии в сейф и снова захлопнул его. После этого он прошел в кабинет и срочно вызвал Кули-аку.

- Слышь, Кули-ака, - сказал государь и подмигнул. - Ты не знашеь, где сейф, а я знаю.

Министр изумился. Он что-то забормотал про императорскую прозорливость, но император продолжил:

- Я вот что подумал. Вы тут операцию готовили, рисковали, то-се... Как-то запустил я твое ведомство, обер-полицай. Полиция-то у меня без наград ходит.

- Государь! - с чувством сказал министр и даже не зачмокал. - Нам ничего не надо! Мы служим начальству бескорыстно, потому что возлюбили начальника как себя самого!

- А, ну это правильно, - похвалил император. - Токо все равно расходы всякие бывают. Я что сподумал: коли вы этот сейф найдете, то из найденного ты себе уж возьми скоко надо... Это в счет твоей доли как бы...

Министр внутренних дел остро глянул из-под очков на государя и быстро спрятал глаза.

- Ваше величество, вы говорили, что у вас есть информация о местоположении сейфа, - напомнил он государю.

- Ага, есть, только ты репортеров сразу позови, чтобы все видели, какие у меня сыскари расторопные. А как же - ночью унесли, вечером уже нашли. Где еще так могут? Токо у нас в Некитае.

Обер-полицай поклонился:

- Рады служить нашему государю! Я так воодушевлен похвалой его величества, - зачмокал было он.

- Ты мне это тут не чмокай, - строго указал государь. - Извращение это. Адюльтер, понимаешь! Клептомания.

Государь и МВД пошли в сопровождении толпы альгвазилов, придворных и редакторов Вана Вэя и Вана Мина к заветному чулану. Конечно, тут же терся и доктор Манго с супругой императора. Воровской схрон был мгновенно оцеплен тройным окружением и всего через минуту победоносно взят штурмом. Сейф был вынут и выставлен на всеобщее обозрение. После этого его всего за каких-то полчаса удалось вскрыть с помощью пяти слесарей и четверых молотобойцев. Дверцу откинули и торжествуще продемонстрировали публике.

- Вот они, похищенные сокровища короны! Ваше величество, - и министр внутренних дел победительно повел рукой в сторону отпертой дверцы. - Все в целости и сохранности.

Однако замешательство, отобразившееся на всех лицах, заставило Кули-аку оборотиться и обнаружить то, что до этого уже обнаружил там император. Оторопевший обер-полицай стал было разглядывать извлеченные снимки, сразу и густо побагровев. Спрятать найденное он не успел - император просунул руку и выхватил у него пачку фоток.

- Ну-ка, что там у тебя, - царственно протянул государь. - Так, любопытно... Взгляни-ка, голубушка, это по твоей, кажись, части - что там такое? - и он передал сакраментальные картинки своей супруге.

Фотографии пошли по рукам, меж тем как Кули-ака стоял у сейфа весь зеленый и клацая челюстями.

- А я всегда говорил, - раздался голос Гу Жуя, - наш обер-полицай - это первый вор. Где это видано - я во всем признался, а меня даже под домашний арест не посадили!

- Штемп он, давно уже всем ясно! - поддержал и Ван Вэй.

Зазвучали голоса и прочих - все, конечно, в том же духе.

- Слышь, Кули-ака... - голоса смолкли - ... Я тут что подумал, - продолжал император. - Ты вот месяц назад просился в отставку, а я не дал тебе. Куда такого орла отпускать! Жалко. И не ошибся ведь я - вон ты какое дельце-то провернул... Ну, а сейчас, когда такие заслуги перед троном... Что так-таки по-прежнему на покой просишься? Не передумал?

- Нет, ваше величество, не передумал, - просипел еле слышно Кули-ака.

- Ну, раз такие заслуги, - развел руками государь. - Как тебе откажешь... Герой! Иди-ка ты на... пенсию, во как.

Послышалось чье-то хихиканье. Государь посмотрел - это был доктор Манго: он злорадно ухмыллялся и показывал отставленному обер-полицаю язык. "Нет, что-то не то с этим психиатром, - решил государь. - Вылечит он меня. Не устоять мне! Правильно Жомка меня остерегал".

- И действитлеьно, с этого дня психиатр сосредоточился на терапии почти исключительно одного императора.

- Ну-ка, ну-ка, - говорил профессор Манго по окончании географической медитации, - повторим тесты! Та-ак, вопрос первый. Императоры воруют сами у себя корону и скипетр?

- Куда им, малохольным, - отвечал император Некитая. - Конечно, нет! Откуда они таких кентов возьмут, как мои?

- Ага! А вы, стало быть, сами у себя корону и сокровища украли?

- А что мне? Ништяк, корешки пособили, - соглашался император. - Один-то бы, конечно, не сладил с медведем.

- Императоры у себя не воруют, а вы украли. Значит, вы не... не... - и доктор Манго гипнотическим взглядом сверлил венценосный лоб своего пациента.

Император поморгал:

- Слушай, Манго, ты мне лучше прямо скажи - тебе чего надо? Орден, что ли, какой? Или женку мою? Так она и так твоя... да Ахмеда ишо... ну, и прочих, по желанию. А может, тебе корону надо? Так ты скажи - я велю, мне еще одну сделают, а я тебе подарю.

Психиатр возмущенно сверкнул очками:

- Меня, ваше величество, интересует ваше полное исцеление, я как врач забочусь о летальном исходе... о конечном успехе, то есть!.. Да-с!.. А не об этой вашей короне...

- Ну, а к чему ты клонишь-то? - спросил император. - Что я псих? Так я ж тебе это с самого начала сказал.

- Ну, я не стал бы употреблять столь сильные оценки, - уклонился доктор Манго, - но, действительно, у вас налицо некоторое расстройство... чрезвычайно запущенное, да-с...

- Какое расстройство?

- Ну, по деревьям лазаете, крадете сейф в своем дворце, - перечислил доктор Манго.

Император заморгал: как же так, ученый человек, врач, а не понимает казалось бы само собой разумеющихся вещей.

- Но, доктор, - в замешательстве объяснил он, - как же мне было не украсть? Мне ж это гуру велели, наставники святые!

- Что-о-о?.. - изумился доктор Манго. - Какие еще гуру?

- Фубрик и Жомка, какие... Сам ведь их видел, помнишь в "Клешне"-то. Жомка тебе еще моргушники ставил.

- Вы хотите сказать, что эти двое уголовников - святые? - озадаченно заблестел очками профессор.

- А как же! Иначе разве я стал бы их слушать? Из самой Шамбалы вестники. Кто же еще такое заставит - чтоб у самого себя воровать? Истинные махатмы! Мне ли их не знать - вон их сколько у меня побывало.

- И что же, - заинтересовался доктор Манго, - все заставляли воровать сейфы?

- Да зачем, - улыбнулся император.- Кто телепатии обучал, кто прорицал - вот про чудо-моргушник, к примеру.

- Чудо-моргушник? - переспросил доктор. - Нуте-ка, нуте-ка, расскажите-ка подробней.

Император, дополняемый свитой и супругой, охотно поведал про визит святого старца.

- И ведь все, доктор, - с жаром излагал он, - тютелька в тютельку сбылось: и Жомка с Фубриком явились, треть тебе, треть мне, а остальное пускай... ну, это... и граф, опять же, святой Артуа с Крюшоном прибыли - ну и прочее такое. Теперь вот чудо-моргушника жду - куда деваться.

- Значит, чудо-моргушник... Значит, вот оно как началось, - задумчиво процедил гений-психиатр. - Так-с, так-с... Поздравляю, ваше величество! - неожиданно заключил он. - Похоже, мы наконец-то вышли на пружину психопатического комплекса. Вас до смерти напугал шарлатан-экстрасенс, с того все и началось.

Эту пружину доктор Манго начал усиленно выкручивать на последующих сеансах.

- Значит, батенька, - допытывался психиатр, - вы полагаете, будто существуют так называемые ясновидящие, которые могут, так сказать, предсказывать так называемое будущее?

- Ну, а как нет, - недоумевал государь о причине столь детских вопросов. - Вон, у аббата целая Библия была. Он туда только посмотрит и сразу своему другу святому графу говорит все как есть: ах, дескать, дружок граф! - не жрите сегодня лягушачьей икры - императрица не примет вас: корочки. Заранее все знал, будто календарь вел.

- Ну, и где теперь эта предсказательная книга? - инквизиторски прищурился Манго. - Конечно, пропала вместе с аббатом?

- Зачем пропала, - отвечал император. - У меня на ночном столике лежит. Люблю почитать на ночь. Интересно же знать, где чего произойдет.

- Ну-ка, ну-ка, - загорелось светило медицинских наук, - а нельзя ли на нее взглянуть?

Книгу принесли и подали доктору Манго.

- Значит, там уже все записано? - спросил доктор. - И вот этот, к примеру, наш разговор о сей книге?

- Да вы сами прочтите, - отвечал император.

Психиатр листнул пару страниц и начал читать:

- "Эту пружину доктор Манго начал усиленно выкручивать на последующих сеансах. - Значит, батенька, - допытывался психиатр, - вы полагаете, будто суще..." - профессор Манго остановился и воскликнул: - Что за дьявол! А, ну да, - сообразил он, - надо отдать должное вашей тайной полиции. Это не то что с сейфом - поражаюсь, как они успели все подслушанное сюда записать. Но, обратите внимание, ваше величество, - здесь, конечно же, не может быть той фразы, которую я сейчас произнесу.

- А вы проверьте, - отвечал император, - скажите и посмотрите, что там дальше написано.

- Делириум абсолютум, - научно произнес психиатр и откинул страницы в месте, которое он заложил пальцем. Убрав палец, доктор Манго зачитал: - Делириум абсолютум.у, это просто совпадение! - и посмотрев дальше, профессор обнаружил там вновь произнесенную фразу.

- Кой черт? - возмутился Суперкозел. - Это значит, я еще только скажу фразу, а она уже вот в этой книге прописана?

- А чего же нет? - отвечал Ходжа. - Вон, уважаемый психиатр опыты производит - у него все так и получается. Я вот тоже слыхал, что у Аллаха есть такая же книга - там все, что было и будет, есть.

- Ни за что не поверю! - возмутился Суперкозел. - А если я сейчас пролистну несколько страниц и свое там напишу? Жомка дурак, к примеру? Или вырву листок? Ну, и что тогда?

- Да, вот именно, и что тогда? - согласился доктор Манго. - Погодите-ка, - спохватился он, - какие такие суперкозлы? Какой Ходжа? Это еще откуда взялось?

- А это святые махатмы из пещеры, - объяснил император. - Они эту же самую книгу сей момент читают, а в ней про них тоже написано.

- Но я вообще не собирался говорить о них, - возразил психиатр.- Я зачитал это случайно.

- Ну, правильно, - согласился владыка Некитая. - Написано было, вот ты и зачитал.

- Какие ненаучные предрассудки, - сморщился профессор Манго. - Ну, хорошо, проведем опыт. Я вот напишу записку, открою - ну, скажем, на странице 123 - посмотрим, будет ли там то, что я написал.

- А чего это он решил, что надо на сто двадцать третью листать? - неожиданно вопротивился Суперкозел. - Там у нас уже все прочитано. Нет, давайте-ка мы на пятьсот пятую листнем!

- Нет, на сто двадцать третью! - сверкнул очками доктор Манго.

- Нет, на пятьсот пятую! - сверкнул лысиной Суперкозел.

***

- Господа, господа! Прекратите! - вскричал император встревожившись - и с ним в голос воззвали махатмы из пещеры. - Мы так застрянем из-за вашего научного спора! Перестаньте же!..

***

- Не хотел я, - вздохнул Фубрик, - а придется Суперкозлу моргушник ставить - не уймется он иначе. Влепить бы еще доктору Манго, да мне отсюда не дотянуться, а император, фраер хренов, так и не научился.

- А ты гов.маршала попроси - он умеет, - подсказала Прелесть Прерий.

- Точно! - обрадовался Фубрик и громко крикнул: - Гов.маршал! Гов.маршал, идрит твою! А ну, влепи доктору Манго моргушник, чтоб он заткнулся!

- Не так надо, - возразил Жомка. - В книге должно быть:

психиатр Манго громко зачитал:

- Гов.маршал! Гов.маршал! А ну, влепи мне моргушник, чтоб я заткнулся!

Нарушив психотерапевтическое уединение, в зал вбежал послушный гов.маршал и мастерски вкатил психиатру Манго моргушник.

- Что это вы делаете, сударь! - вскричал психиатр, захлопывая книгу. - Ваше величество! Примите меры к своему церберу - он меня стукнул!

- А зачем же вы орали: гов.маршал, гов.маршал! влепи мне моргушник! - возразил гов.маршал. - Вы просили, я и сделал.

- Точно, точно, - подтвердил император. - Ты, доктор, так и попросил, я сам слышал.

- Я просто зачитал этот бредовый текст, - сердито отвечал Манго. Он потер лоб и, покраснев, резко отодвинул книгу. - Ну ее, эту вашу дурацкую книгу. Я ее не буду читать. Это, батенька, все ненаучно.

- Ну, а как же тогда по науке выходит? - заинтересовался государь. - Самовнушение, что ли?

- Это мы еще выясним, - все так же сердито отвечал Манго. - Сеанс окончен, ваше величество.

В тот же день к государю попросился на приватную беседу британский посол. Лорд Тапкин имел секретное сообщение:

- Ваше величество! - доверительно произнес посланец туманного Альбиона, понижая голос и наклоняясь ближе к трону. - У меня есть совершенно конфиденциальная информация о случившемся во дворце ограблении. Ведь ни воров, ни похищенных сокровищ так и не обнаружили?

- Ну, ну, и где же они? - оживился император. - Говорите, говорите, посол!

- То есть, - сдал назад Тапкин, - я не имел в виду, что располагаю информацией об этом. Но!

- Что?

- Я знаю людей, которые способны разгадать это запутанное дело. Вы, ваше величество, не слыхали о нашем национальном герое детективе Шеллоке Хомсе?

- А как же! Читал, читал... Только не помню, в какой газете.

- Этот знаменитый сыщик - мой слуга, - таинственным шепотом открыл Тапкин.

- Да-а?..

- Мы нарочно скрывали от всех этот факт, - заявил лорд Тапкин. - Хомс обожает конспирацию.

- Что, он тоже на стреме стоит? - оживился государь. - Ну да, вы же тут у нас все шпионы, конечно, конечно...

- Более того, - продолжал посол Британии, - Хомс здесь не один. Вы, вероятно, помните миссис Хацон, квартирную хозяйку, у которой жил Шеллок Хомс?

- Ну, ну?

- Она тоже здесь. И тоже маскируется. Это ваша фрейлина Куку.

- Ты смотри, - покачал головой император. - Всюду шпионов расставили!.. Ай, ай...

Он был очень изумлен: надо же, фрейлина Куку - миссис Хацон. Он бы уж скорей подумал, что это...

Меж тем Тапкин поспешил разъяснить подоплеку:

- Это все в ваших же национальных и императорских интересах, ваше величество! Мы печемся исключительно о благе вашей страны и лично вас с августейшей супругой. Так вот, я мог бы поручить Хомсу с его помощником заняться этим похищением.

- Похищением? А, да, да! Конечно, поручи, - одобрил император. - Но ты мне вот что скажи - я помню, у Шеллока Хомса помощник-то был... этот...

- Доктор Уацон.

- Точно, Вацон. Он-то где?

- Тоже здесь, ваше величество. Он чрезвычайно законспирирован - нам удалось внедрить его в самое логово вражеской разведки. Это, - хриплым шепотом поведал британец и оглянулся, - это германский посол барон фон Пфлюген-Пфланцен! Но только, ваше величество, это ужасная тайна - я сам только недавно узнал обо всем. Нельзя допустить, чтобы резидент Бисмарк что-нибудь заподозрил.

- Всюду шпионы! - изумился владыка Некитая. - А я-то еще думал, что Пфлюген - это переодетый Лоэнгрин. Вот как можно ошибаться в людях! Охренеть!

- Охренеть! - хором согласились пещерники. - Барон Пфлюген - доктор Уацон. Вот это маскировка!

- Всем так надо конспирироваться! - возгласил Суперкозел. - Доктор Уацон - это выдающийся ниндзя. Он даже "Дрочилку Артуа" научился на губной гармошке играть. Вот пример для романтичной молодежи!

- Да, агент Уацон - это гордость нашей секретной службы, - согласился Тапкин. - Кстати, я тоже не лорд Тапкин. Я - инспектор Лестрид. Но т-с-с!.. Это тоже тайна.

Император только головой качал, не в силах оправиться от изумления.

- Но ведь это надо же: фрейлина Куку - миссис Хацон! Кто мог подумать! Я бы, - признался он, - скорей уж заподозрил, что девица Куку - это, как ее, мисс Маапл.

- Ну, что вы, ваше величество, - снова улыбнулся Тапкин, то есть Лестрид. - Мисс Маапл - это де Перастини.

- Мисс Маапл - это де Перастини! - вскричал император.

- Ну да, точнее - де Перастини - это мисс Маапл. А что же вас так удивило, ваше величество?

- Но ведь де Перастини серет когтями! - возопил император.

- Сэр, - отвечал инспектор Лестрид, - каждая английская девушка серет когтями. Правда, по разным причинам. Половина это делает потому, что припозднилась выйти замуж, остальные же серют когтями из-за того, что слишком с этим поторопились.

Император все не мог поверить:

- Хорошо, а почему же тогда де Перастини... то есть мисс Маапл прижималась к аббату Крюшону, вздыхала томно, дышала жарко?

- Сэр, - с чувством отвечал ветеран Скотланд-Ярда, - в этом-то и беда с женщинами в разведке. Они действуют прекрасно, но каждая, в конце концов, становится жертвой какой-нибудь сердечной слабости. И ведь всегда в самом неподходящем случае, ваше величество! Что ж до мисс Маапл, то эта дама, эта, так сказать, гордость английского сыскного интеллекта, она... ну, в самом деле, не будем строги, сэр - хочется же девушке какого-нибудь утешения в этой тягостной жизни.

- Ну, допустим, - все не отступал император, - допустим, что это мисс Маапл - хотя я скорее допустил бы уж, что де Перастини - это Джеймс Бонд...

Тапкин (Лестрид) коротко рассмеялся:

- Сэр! Вы опять не угадали. Джеймс Бонд - это Гринблат-Верди-Шуберт.

- Верди-Шуберт! - возопил в величайшем изумлении император. - Но зачем же тогда де Перастини... то есть мисс Маапл вместе с ним искала под кроватью посла Пфлюгена... то есть доктора Уацона?!.

- Элементарно, - спокойно разъяснил Лестрид (Тапкин), - они проводили конспиративную встречу.

- То есть они ныряли под кровать, Верди - то есть Джеймс Бонд начинал громко стонать, а мисс Маапл кричала на всю улицу "Ой, тащусь! Хорошо мне!.." - а сами в это время занимались передачей разведданных?!. - у императора аж глаза выкатились на лоб.

- Именно так, - уверил британец. - Вы довольно точно описали процедуру обмена секретной информацией, как она была предписана двум нашим великим агентам.

- Ну и ну, - развел руками император. - Да уж, инспек...

- Т-с-с!.. - приложил палец к губам Тапкин (Лестрид). - Прошу вас, пока я для всех лорд Тапкин. Пусть все остается в тайне.

- Бля буду, - обещал император.

- Итак, я пришлю к вам Хомса, - заключил британец.

Вскоре эта встреча состоялась.

- Сэр! - обратился Шеллок Хомс. - Вы в большой опасности.

- Что, чудо-моргушник при входе?!. - вскинулся император.

- Чудомо... что?.. А, нет, ваше величество, доктор Манго. Это, - Шеллок Хомс перешел на свистящий шепот, - очень опасный человек. Это не психиатр. Это профессор Мориарти!..

- Ах! - ужаснулась императрица, прижимаясь к супругу и трепеща всем телом. - А я-то с ним... танцевала без корсета!

- А кто это такой - профессор Мориарти? - спросил император.

- Это глава всего преступного мира, сэр, - отвечал Хомс, несколько удивленный вопросом. - Страшный человек, ваше величество! В Швейцарии мне довелось столкнуться с ним нос к носу. Сели играть с ним в рулетку, я выиграл на черном, он проиграл на красном. Потом он дважды промазал на бильярде, а я сделал тройной карамболь. Сели дуться в очко - у него очко на трех семерках, а у меня два туза. Он весь побледнел, затрясся... Вскочил из-за стола да как хлопнул дверью! Самолюбие адское, сэр! Ну, назавтра подошел, извинился, в горы на прогулку позвал, а там схватил за ноги да как швырнул в пропасть!.. у меня только башка и сбрякала. Посмотрите, какой у меня остался шрам на лбу.

Император оцепенел от ужаса. Вот ни фига себе, кого к нему занесло! А ну, если и его, императора, профессор Манго, то есть Мориарти пригласит в казино, а потом поймает в саду, напинает под зад да как швырнет в пропасть! С такого станется - небось, только голова и состукает о камень.

- Это ужасно, Хомс, - насилу смог выговорить государь. - Подумать только, какой опасности я подвергался все это время! Но как же вам удалось спастись?

- Элементарно, ваше величество, - отвечал Шеллок Хомс. - На мое счастье, я так закричал, что с гор сошла снежная лавина, и я провалился в толстый слой снега. Но, сэр! Эта лавина погребла бы меня под собой заживо и навеки. К счастью, в это время мимо проходила Сара Бернар с труппой. Своими великолепными чуткими радувающимися ноздрями эта великая артистка учуяла присутствие путника под снегом. Ну, а затем Сара Бернар своими мощными лапами с великолепными черными когтями буквально выцарапала меня из-под горы снега. Она улеглась мне на замерзшую грудь, отогревая меня своей теплой мохнатой грудью и громко лаяла до тех пор, пока не прибыла подмога. Я очнулся от того, что кто-то лизал мне лицо широким влажным языком. Это была Сара Бернар.*

______

* читатель уж, верно, ожидает рассказа наподобие того, что был дан про Родильду Пезендонк - о том якобы, как знаменитая актриса удалилась под старость лет в Альпы, обросла шерстью, обзавелась когтями на руках и посвятила себя откапыванию путников из-под снежных заносов. Но, конечно же, ничего подобного в действительности не было - великий сыщик просто-напросто ошибся: он перепутал Сару Бернар и сенбернара. - А как это возможно? - опять спросит недоверчивый читатель. - Ведь эти двое столь розны по своей конституции и характеру! И действительно, Сара Бернар и сенбернар мало чем сходны друг с другом. Судите сами - у сенбернара рост в холке метр двадцать, а у Сары Бернар, если встанет на четвереньки, всего пятьдесят семь сантиметров, у сенбернара хвост купируют в двухнедельном возрасте, а Сары Бернар - не купируют, у сенбернара подбрюшье опушено густым мехом белой окраски, а у Сары Бернар опушка подбрюшья имеет рыжий окрас и не то чтобы очень густа. Так что если и есть какие-то сомнения, то достаточно кинуть взгляд на опушку подбрюшья. Ну, положим, по ее окрасу еще можно ошибиться, но шелковистость-то у сенбернара значительно сильнее, уж это-то всегда можно проверить с помощь осязания! Нужно признать: спутать этих двоих решительно невозможно даже слепому. Но ведь Хомс-то травмирован! Головкой же о камень стукнулся, что с него возьмешь, ушибленного - ошибся, да и все тут. Не будем же придираться к знаменитому сыщику.

- Благодарю вас, Хомс, - произнес после всех разъяснений и остережений император. - Хорошо, что вы меня предупредили. Это мороз по коже, какой угрозе я подвергаюсь. Ну уж, я теперь к чертям прекращу его преступную терапию!

- Ни в коем случае, сэр! - воскликнул Шеллок Хомс. - Если вы прекратите сеансы, Мориарти сразу заподозрит, что вы его раскусили. Нет, пока что все должно идти по-прежнему. Но, разумеется, под негласным надзором охраны. Я попрошу миссис Хацон - она будет все время за ширмой. Не волнуйтесь, у ней черный пояс по джиу-джитсу.

Делать нечего - повинуясь рекомендациям корифея сыска, император продолжил курс лечения у псевдо-психиатра профессора Манго (Мориарти). Манго (Мориартри) гнул свою линию.

- Пора, - заявил он, - приняться за гавкотерапию. Это, гав-гав, самое сильное средство.

- А! - догадался император. - Я должен на вас, гав-гав, лаять?

- Гав! р-гав! Верно. А я - на вас, гав-гав.

Они встали на четвереньки друг против друга, и император поинтересовался:

- Так что же, гав-гав, я уже совсем, псих? Безнадежен, гав-гав?

- Неизлечимых, гав-гав, не бывает, - отвечал доктор. - Р-р-р!..

"В ляжку, стервец, норовит вцепиться, - догадался император. - Мало мне было английской экспедиции!" Он отступил к стене:

- Доктор, гав-гав, а чем же я болен? Гав!

- Само... гав-гав... внушение, батенька, самовнушение! Вас напугал, гав-гав, этот шарлатан, гав-гав, предсказатель.

- Гав-гав? - переспросил император.

- Гав-гав! - заверил профессор Манго (Мориарти). - Вы стали - р-р-р-гав!.. бояться чудо-моргушника. Ну и, гав-гав, внушили себе всю эту небылицу, гав-гав... будто вы - император и такое прочее, гав-гав...

- А про сейф, гав-гав, я тоже внушил себе, гав?

- Гав! Естественно.

- И про моргушники, гав-гав, будто их мне Фубрик ставил? Р-р-гав!

- Ну да, гав-гав. Кстати, - сообщил профессор Мориарти (Манго), поднимаясь с колен. - Тут я недавно слышал, как двое ваших придворных называли друг друга пособниками чудо-моргушника, Очевидно, гав-гав, у них те же симптомы, что и у вас. Сеанс окончен.

Император весь побелел. "Вот оно! Начинается", - кольнула сердце горькая догадка о неизбежном. Государь спешно вызвал Хомса и стал расспрашивать его об успехах расследования. Как оказалось, великий сыщик не подкачал и моментом во всем разобрался.

- Сэр! - доложил Шеллок Хомс. - Это дело, конечно же, происки Мориарти. Страшный человек, ваше величество! Все ограбление - плод его рук. Я пришел к логически неопровержимому выводу, что Фубрик и Жомка даже не касались ваших драгоценностей - их загодя вынул из сейфа доктор Манго, а то есть профессор Мориарти. Недаром он до неузнаваемости изменил свою внешность.

- Вот те на! - огорчился император. - Зачем же я тогда Кули-аку на пенсию отправил? Значит, корешки мои тут и не при чем?

- Совершенно верно. Хотя, конечно, у Мориарти были сообщники.

- Кто же?

- Сэр! - Шеллок Хомс вынул из зубов прославленную трубку. - Держитесь крепче за трон... Все дело обтяпали известные вам аббат Крюшон и граф Артуа! - выпалил Хомс и рассмеялся своим неповторимым хомсовским смехом.

- Гав-гав! - разинул рот император. - Когда же они успели?

- Они воспользовались шухером во дворце, - поведал всемирный сыщик, - когда силы полиции были брошены на облаву. Практически беспрепятственно эти двое проникли в будуар императрицы.

- О! Я знала!.. Я всегда знала, что он вернется! - вскричала императрица. - Ах, мой милый Артуа!.. Я поняла все из его письма...

- Я продолжаю, мадам, - учтиво поклонился корифей сыска. - Итак, двое ваших друзей, ваше величество, были тоже отвлечены. Жомка, как известно, пытался вырваться из железной хватки бедер императрицы...

- Шалун! Он сбежал в такой момент... - вздохнула государыня и обмахнулась веером.

- ... а Фубрик сошелся с глазу на глаз с Кули-акой и тоже безуспешно пытался вырваться из его челюстей...

- Вон оно как было! - хлопнул себя по лбу император. - А я-то гадал, чем это Кули-ака занимался во время облавы...

- Во всеобщем замешательстве аббат Крюшон и граф Артуа незаметно выдернули сейф из-под императрицы, вынули оттуда все драгоценности, отдали их профессору Мориартри и срочно покинули дворец. Фубрик и Жомка брали уже, так сказать, выпотрошенного медведя.

- А где же сейчас граф и аббат?

- Скрылись, - невозмутимо отвечал Шеллок Хомс, попыхивая знаменитой трубкой, сделанной из когтя игуанодона (подарок де Перастини (мисс Маапл)). - Впрочем, не исключено, что Мориарти уже расправился с обоими подельниками, не желая делиться добычей. Где-нибудь на горном перевале он, вполне вероятно, схватил их за ноги да швырнул в пропасть - только башка и состукала.

- Какой страшный человек! - поежился император.

- Совершенно верно, сэр! - кивнул Хомс. - У миссис Хацон после его сеансов возобновились женские недомогания - это в семьдесят четыре года! Что же ей пришлось вынести, чтобы...

- Ну, это уж не такое диво, - отмахнулся император. - Аббат вон рассказывал про брата Изабеллу у них в монастыре. У этого Изабеллы женские недомогания были в двадцать лет, а ведь он все-таки был мужчиной. Я другого не пойму - на фига Мориарти было красть эти драгоценности? Они же все фальшивые!

- Как фальшивые? - оторопел Хомс.

- Да вот так, фальшивые. А каким же им еще быть, если у нас тут страна праведности, и золото мы презираем и все сдаем на утиль в Шамбалу?

- Да-а-а... - попыхтел трубкой гений дедукции. - Этого я не знал. Но, ваше величество, это означает только одно - Мориарти вынашивает какой-то совершено дьявольский план. Это невозможный человек, ваше величество! Самолюбие адское. Как-то он продул мне партию в домино. Так потом поймал в горах, пнул ногой да как скинул в пропасть! У меня только голова и состукала...

- Да-да, вы рассказывали, - кивнул император, погружаясь в рассеянность - его уже одолевали мрачные предчувствия.

- Кстати, сэр... Я тут слышал проходя коридором, как шепталась между собой кучка каких-то придворных... По-моему, они обсуждали каких-то пособников чудо-моргушника... Не сомневаюсь, что эти пособники - часть дьявольского плана Мориарти! Сэр!..

И великий сыщик отбыл, пообещав продолжить свое расследование.

А император предался нервному ожиданию зловещих событий. Все признаки указывали на это. Всюду за спиной государю мерещились шепоты пособников чудо-моргушника. Они виделись ему везде: палач - пособник, Ахмед - пособник, Гу Жуй - явный пособник, даже гов.маршал, влюбленный в своего императора, и тот пособник. А как-то, прогуливаясь по аллеям сада, император заслышал голоса за кустами. Он присел и глянул из-под веток. Мимо шли двое - мрачно вышагивал строевым шагом Кули-ака и сбоку семенил гов.маршал - не тот, что стоял на стреме, а глухонемой.

- ... а потом, - пылко излагал гов.маршал, - гов.маршал и говорит: ладно, вяжите всех, только Фубрика не троньте! и Жомку, это клевые фраера! а де Перастини тигриные когти одел на пальцы и хохочет: щас, говорит, я всех буду чесать посношивая!.. Чесал я, грит, всех пособников, я сам - первый пособник!.. А гов.маршал бежит за ними и подсивает: только Фубрика не троньте!.. токо Жомочку не троньте!..

Император онемел. "И мисс Маапл туда же! ЛИНЯТЬ!!!! Срочно линять!" - зажглось огненными буквами у него в мозгу. К этой идее пришел и совет детективов в составе Шеллока Хомса, доктора Уацона (Пфлюгена), инспектора Лестрида (Тапкина) и мадемуазель Куку (миссис Хацон).

- Сэр! - заявил великий Шеллок Хомс. - В создавшихся условиях самое разумное - исчезнуть на время и переждать где-нибудь в надежном месте.

- Говоря по блатному, вам нужно залечь на дно, ваше величество, - добавил Тапкин (Лестрид). - Иначе нельзя гарантировать вашу безопасность от этого изверга Мориарти.

- Он подкрадется да сбросит вас с балкона, - поддержал Шеллок Хомс. - Только башка и сбрякает!

- Прямо в яму с гнилыми помидорами, - подхватила миссис Хацон (фрейлина Куку). - Хи-хи. Корочки! - и девица (вдовица) стыдливо закрыла лицо полой кофты.

- Это есть очень скверный субъект, - закивал доктор Уацон (барон Пфлюген). - Я как медик убедился в порочности его терапевтических методов. Он не признает достижений британской пиявкотерапии!

Император переводил взгляд с одного на другого и наконец сообщил:

- Мужики! А я ведь вовсе не император. Я - Конан Хисазул-Рэтамон.

Он пошел прямиком к доктору Манго (Мориарти) и заявил:

- Доктор! Я вылечился!

- Ну-ка, ну-ка, - поспешно воодрузил свои очки на нос профессор Мориарти (Манго). - Так что вы, гав-гав, сказали?

- Я говорю, - продолжал владыка Некитая, - императоры по деревьям не лазят и в форточку не онанируют, они сразу в постель к мадам Помпадур ложатся. И себя они не грабят, они народ грабят и никому не отдают, во как. А я по дереву лажу и у себя сейф краду. Значит, я не император. Я - Конан Рэтамон-Хисазул.

- Ага! - вскричал доктор Манго (Мориарти). - Свершилось!.. Вот она, гав-гавтерапия! Но, - спохватился психиатр (мафиози), - этого недостаточно.

- А чего же тебе еще-то надо? - спросил император, весь похолодев в ожидании злодейского подвоха.

- Так просто освободиться от вашей мании не удастся, - объяснил медик-головорез. - Пока вы болели, то внушали себе, что все реально - вы сами, ваше императорство, ваши придворные и так далее. Поэтому сейчас все тоже должно обстоять как бы по-настоящему. Чтобы перестать быть императором, необходима процедура, полностью вопроизводящая все детали реальности. Только тогда излечение будет окончательным.

- Так мне что - отречься? - сообразил наконец император.

- Именно, ваше величество! То есть, - поправился Манго (Мориарти), - сударь Конан.

- А в чью пользу-то отречься? Принца, что ли? - уточнил император деталь последнего терапевтического действа.

- Сдался вам этот выблядок! - подпрыгнул Манго-Мориарти. - Ну, подумайте сами: кому вы обязаны своим исцелением?

- Как кому - профессору Мори... то есть вам, вам, дорогой профессор Манго!

- Так разве не будет разумно передать свою мнимую корону человеку, который вас от нее избавил?

- А! Точно, доктор, - наконец уяснил государь. - Ну, усек. Манго - теперя ты первый фраер... то есть император. Царствуй, колбаса мой сентябрь. Хватит с меня.

Днем позже эта церемония состоялась. Император сложил с себя корону и скипетр (они действительно откуда-то взялись и принес их, подтверждая дедукцию великого Хомса никто иной как Манго (Мориарти)). Он произнес все необходимые формулы и объявил своим правопреемником доктора Манго:

- Оставляю, значит, тебе свою корону, свой трон, свою, стало быть, жену и державу и все прочее, что я себе внушал, а чего на самом деле никогда не было, - сказал теперь уже экс-император. - Гов.маршал! А ты говно все-таки, а я тебя гов.маршалом сделал!

Император мужественно всхлипнул и велел придворным и прочим придуркам:

- Ну, мужики! Присягайте, что ль, на верность психиатру, а то он и вас вылечит, как меня!

Императрица слила свои губы в жарком поцелуе с губами нового императора - экс-доктора Манго (Мориарти). Не дожидаясь конца церемонии венчания на царство, экс-император прошел к себе, собрал свои скудные пожитки - ведь у государя не было сокровищ, он не думал о своем богатстве, все его мысли всегда были о благе народа. И вот - теперь он мог собрать весь свой личный скарб в течение пяти минут. Он сделал это и прошел во дворцовый сад. На него сверху смотрели горы - вечные, величественные, возвышенные отроги Шамбалы. Государь вздохнул полной грудью - и внезапно испытал прилив сил, будто стряхнул наконец какое-то дурное наваждение, свинцовой гирей повисшее за плечами. Он, Конан Рэтамон-Хисазул будет терять свои богатырские силы на такую тщету как престол и корона! Управлять этим бренным миром, этими серыми людьми! Да они даже сейф у себя украсть не могут, ну и фраера, колбаса мой сентябрь! Ну, килда с ушами!.. теперь-то с этим покончено!

Торжественна, исполнена мощи и благородства была поступь императора, огненное зияние неукротимого духа светилось в его глазах - и мудрость, превышающая мудрость иных академиков и психатров виделась в них взору посвященного. Подобно льву, шествующему на водопой, император (экс-император) прошел сад, ступил на дорогу, ведущую в горы, оглянулся и наложил, сделав жест в воздухе, на оставляемое прошлое и весь Некитай свой королевский моргушник. "Суд истории меня оправдает!" - хотел сказать поверженный властелин. Но опять его подвела отличительная императорская черта: хотеть сказать одно, а вслух произнести другое.

- Я - Конан!- богатырским криком вскричал император. - Я - Конан, брат Тарзана!

- Зана-зана! - согласились горы, давая вещий знак в виде эха.

- Я Конан! - снова возгласил государь. Он дал петуха и неожиданно сам для себя гнусаво добавил: - Рэтамон-Хисазул! - и как-то змеино шевельнул туловищем.

А затем богоравный владыка Некитая, гордо отрекшийся от совей недостойной державы пошел в неизвестность и пропал в ней навеки.

Он уже не видел, как тут же у трона банда иностранных шпионов начала дележ власти и сокровищ великой азиатской державы. Он не был свидетелем того, как катались по ковру, оспаривая друг у друга лучшие посты и лучшие провинции Тапкин и Пфлюген (Лестрид и Уацон), как был послан конный разъезд, чтобы на аркане приволочь во дворец когтеходца де Перастини (мисс Маапл - а разве так можно с дамами?) - и как когтеходец скрылся в чулане Джеймса Бонда (Гринблата-Верди-Шуберта). Он не узнал о депеше, посланной во все управы - найти графа Артуа и аббата Крюшона и сбросить к хренам в пропасть, чтобы башка состукала. Он не был очевидцем свирепств цензуры, немедленно запретившей к исполнению народную балладу "Дрочилка Артуа". Все это уже никак не коснулось бывшего - нет, вечного! - императора Некитая - подобно королю Лиру, он исчез, оставив свое царство хищным и неблагодарным наследникам и уже никогда - никогда-никогда-никогда! - НЕ ВЕРНУЛ ЕГО ВНОВЬ.

***

Чудо-моргушник пришел внезапно. Бац-бац-бац! - прошелся, подобно первым брызгам налетевшей грозы, по лбам забегавших придворных. Хлобысь! - и пробежала вторая, уже куда более чувствительная волна. Уйа-уйа-уйа! - заголосили все, шарахаясь, как от молнии, в разные стороны. И вот они побежали прочь из дворца кто куда. Но моргушник не отставал, он догонял, вкатывал в лоб, в бок, в зад - и гнал, гнал, как плетью все дальше и дальше. Отовсюду неслись крики огорчения, досады, неудовольствия, недоумения, недопонимания происходящего. И вот уже они вопят как недорезанные свиньи. А чудо-моргушник только разворачивался. Вот он пошел вглубь дворца, раздавая моргушники налево и направо, не минуя женска и мужска и гомосексульна, слуги и вельможи, стара и суперстара. Бац-ц!.. - схватился за лоб доктор Манго, и заорали блажными голосами Тапкин-Пфлюген-Уацон-Лестрид. И несется прочь, тряся задом, женка их, блудливая коза, неверная императрица. Это тебе, понимаешь, не промежхуитет! Бац-бац-бац! - и глаза выкатил сквозь докторские очки вшивый мафиозы Мориарти, - побежал, психиатр хренов, Манго ты прокисшее! Что, трона захотелось? Ну, отмахивайся теперь от моргушников, блядий сын! Вот тебе и поцарствовал! вот тебе и "сбросить в пропасть, чтоб голова сбрякала!" Вот тебе твое самовнушение - хлобысь! хлобысь! хлобысь!.. Никого во дворце не осталось, и корона не нужна, валяется в сортире рядом с золотым унитазом и сесть на него никто не хочет, а это ведь трон! Ну, беги, гондурас, чтобы духу твоего не было! Всех сдуло из Некитая - ни одного психиатра не осталось, ни тебе Гринблата-Шуберта, ни де Перастини, ни Жомки-Фубрика, ни графа Артуа, ни аббата Крюшона!.. колбаса мой сентябрь!.. хороший был человек... килда с ушами!..

Кто это там бежит по заколдованному перевалу, только пятки мелькают? Чудо-моргушник вам всем пришел, во как! По-ал? В натуре, бля!

***

- Суперкозел, - позвал Жомка, - а что ты... Мужики, а где Суперкозел?

И тут все заметили, что Суперкозел куда-то делся. Фубрик прислушался к чему-то и вдруг вскочил с места. Следом за ним из пещеры рванулся Жомка, на ходу выкрикнув:

- Обожрет, падла!

Остальные поспешили за двумя вождями. Выйдя, они убедились в прозорливости своих друзей. Неподалеку от пещеры расположились крестьянин-доброхот (тот, что кормил пещерников в зачет будущего ветра) и Суперкозел. Крестьянин разложил перед Суперкозлом разную снедь, а тот торопливо пожирал самое вкусное и с набитым ртом вещал крестьянину самую несусветную клевету. Крестьянин слушал с раскрытым ртом:

- ...Они ведь, пещерники эти, закоренелые извращенцы! Ты бы видел, что тут днями творится! Возьмут куричью лапу да себе в жопу засовывают, кто глубже засунет,тот и выиграл, а главарь у них, голый этот, тот вообще головорез. Спит-спит да как вскочит! да как заорет! - Я в Швейцарии козел! Я в Бразилии козел! И тут все вскакивают и начинают друг через друга сигать. Это у них называется молебен служить. И башкой в стенку бумс! бумс! Ты мне принес говяжий язык с чесночным соусом? Где? А, вот... Смотри, никому не говори, что ты язык приносил!.. Это ведь бандиты такие - узнают, что им не досталось, у тебя язык вырежут да зажарят, по-ал?

Первым опомнился ученик дзенца. Он схватил свою дубину, подскочил к Суперкозлу, взметнул оружие в воздух, и - бац по башке! И - попал! Дубина вдребезги, а Суперкозлу хоть бы хны.

Мастер дзена ошеломленно закрутил головой и захлопал в ладоши:

- Ты смотри-ка, попал! Ну, значит, дорос. Ступай, братец, проповедуй по своей вере, - обратился он к ученику. - Я тебе больше не учитель, ты теперь посвящение принял, как я. Косоглазый, а по голове дубиной попал! Отличное просветление!

Ученик дзенца всхлипнул, сдернул капюшон и простонал:

- Яйцы вы мои яйцы!.. Член ты мой член!..

И тут все поняли, что это на самом деле аббат Крюшон. А на дороге показалась группа каких-то оборванцев-доходяг. Они торжественно приблизились к обитателям пещеры, и стало видно, что среди них все уроды. Старший из процессии почтительно поклонился аббату Крюшону и возгласил:

- Святой аббат, узнаешь ли ты меня? Я - Блудный Бес, которого ты с помощью св<ятаго?> креста и св<оего?> члена наставил на путь истины и добродетели. Поздно же мы узнали о злодейском замысле Бисмарка и опоздали помешать ему. Но никогда не поздно исправить оплошность и вернуть законному владельцу то, что ему принадлежит по праву. Любезный аббат! Вот твой член, а вот и яйца! Прими же их от нас в знак искренней любви и благоговения.

И Блудный Бес взял из рук своих подчиненных большую бутыль, в коей нетленно были заспиртован девяносто два сантиметра аббатской плоти (царь-член, всем членам член, о таком всякий мечтает\каждому бы такой\никто не откажется), и с поклоном вручил эту бутыль святому аббату. А потом Блудный Бес принял из рук другого подчиненного шелковую вышивку, к которой бережно были подшиты засушенные яйца аббата, и тоже передал их аббату. И аббат прижал к груди эти дары и со слезами просветления молвил:

- Сегодня лучший день моей жизни: я вновь обрел член и яйца (но не воссоединился с ними)!

А Суперкозел дожевал язык (говяжий, конечно, а не свой) и сказал:

- Ой, аббат ты наш Крюшон, любезный аббат из далекой Франции! От всего сердца поздравляю тебя с такой редкой удачей - ты вновь обрел член и яйца (но не воссоединился с ними)! Килда с ушами...

- Суперкозел, - сказал Фубрик, - что же ты книгу-то не дослушал? Там ведь чудо-моргушник произошел! Всех из дворца повыгнали - и Мориарти (Манго), и фрейлину Куку (миссис Хацон), и даже доктора Уацона.

- Стало быть, и трон снова свободен? - оживился Суперкозел. - Что же, тогда и мне можно вернуться. Поцарствую еще, колбаса мой сентябрь!..

И тут все поняли, что это император. А он встал и пошел прочь - в Некитай, в родную столицу. Родина - она ведь каждому милей всего на свете, даже общества мудрецов Шамбалы.

- Ой, я с тобой, я с тобой, дорогой муженек!.. лысый ты мой пидар!.. - кинулась за ним следом Прелесть Прерий.

И тут все поняли, что это императрица.

А мимо ехал какой-то мужик европеец на какой-то телеге. Он увидел толпу, слез с телеги и подошел к ним:

- Мужики, скажите, я правильно еду? Я - датский посол, еду в столицу Некитая, а дороги совсем не знаю.

Жомка принюхался и спросил:

- Что-то от тебя бумагой знакомой пахнет. Ты, случайно, не Гамлет, принц Датский?

- Да, меня зовут Гамлет, и я действительно наследник трона, - признался Гамлет. - А откуда вы...

- Ха, кент, - отвечал Жомка, еще не дослушав вопроса. - Я эту бумагу на всю жизнь запомнил. Зря, что ль, я с полковником Томсоном из-за тебя соревновался!

- Слышь, Гамлет, - сказал Фубрик, - ты в этот Некитай не ехай - ничего не получится.

- Но как же, - удивился Гамлет, - мне поручено...

- Да сколько же можно повторять, - закричал аббат Крюшон, - император не поставит вас на фелляцию!

- Да какое на фелляцию, - заметил граф Артуа. - Его и к онанавтике-то не подпустят.

- Эти датские Гамлеты, - произнес Ходжа, - они всегда едут в Некитай и хотят произвести культурную революцию. А через месяц...

- А через месяц, - подхватил мастер дзена, - они говорят: а что де Перастини тоже мисс Маапл, хоть и серет когтями.

- А потом, - сплюнул Фубрик, - ложатся на фиг в лужу, суют в зад запаленную сигарку и машут рукой: ту-ту, я маленький пароходик!

Гамлет растерянно переводил взгляд с одного на другого - он еще не хлебнул сокровенной мудрости Востока. А они все кинулись на Гамлета, сорвали с него одежду, отобрали все вещи, документы, вставную челюсть дедушки и прочие безделушки и затащили Гамлета в пещеру, и положили на пол, а рядом с ним - святую книгу, а Жомка вырвал оттуда два листочка, и тогда они все ушли. И они шли, обнявшись за плечи, все выше и выше - в бессмертье, в небеса Шамбалы, и они там вечно сияют, и у Жомки два листочка в руке, а в них неизвестно что - может, это конец, и он неизвестен. А Жомка идет и идет, и даже не будет читать, я люблю тебя, Жомка, ты прелесть! прелесть!.. косоглазенький мой... И тебя, Фубрик, люблю, ты прям махатма, строгий, но справедливый. И тебя, Суперкозельчик, люблю просто обожаю, близок ты мне, порешь хрен знает что, родной ты мой! И ты, Прелесть Прерий, пусенька, виноват я перед тобой, плохо я развил твой бессмертный образ, не смог я, бесталанный, сочными мазками передать всю неповторимость и глубину твоей женской души! А кто бы смог? - ты душка, душка, душка! И ты душка, аббат Крюшон, лучше всех ты удался мне, частица души моей в тебе, как вот извлекать ее буду в перепросмотре? прости уж ты меня за член и за яйца (но не воссоединился с ними). Да всех я вас крепко люблю, вы - лучшие, нет таких больше, некитайчата вы мои! Даже тебя обожаю, Сюй Жень, ты уж не сердись на меня - передумал я, - не посношивали тебя почесывая, и тебя тоже, Тяо Бин, не почесывали посношивая, враки, не было этого, а вот в поросячью мочу вы все-таки с крыши сигали, я сам видел, ну и что такого, люди вон даже в космос летают. Всех люблю, все вы моя детка, нет среди вас плохих, даже профессор Мориарти на самом деле всего лишь Манго, а если мисс Маапл немножко когтями серет, так это ж у нее душа такая ранимая девичья, неповторимость это ее женская! И даже додек-педирас говенный рецензент Гастон де Мишо не злодей, - ну, поручили ему, хрен ли - не разбирается человек в литературе, мало что ль таких, написал лажу, не смог при жизни оценить творение гения - он покается - и ведь даже он не станет стрелять лысого пидарчонка по весне настоящими пулями - вот какой у меня гуманизм, никого не убили не зарезали в моей книге, вот какая ахинса, а потому что люблю вас! люблю! родненькие! Всех некитайчаток моих обожаю, люблю сердечно, ну все, все, папка уж слезьми исходит, не буду больше, идите в мир, живите как можете, я дал вам Жизнь Вечную, колбаса мой сентябрь!

А Гамлет лег в пещере, и от удивления он крепко уснул, и он спит до сих пор, а рядом с ним раскрытая книга, и на самом деле это не Гамлет.

К_о_н_е_ц

ЭПИЛОГ

Итак, граф Артуа. Сразу по возвращении граф взял три ветрогонки подряд (абсолютное первенство, и золото в отдельных видах - вонючести, громкости и артистическом впечатлении. Что же до скорострельности, то, увы, она всегда оставалась ахиллесовой пятой спортсмена - впрочем, это не умаляет его достижений, раздвинувших наши представления о человеческих возможностях).

Аббат Крюшон, по вере его, вновь обрел член и яйца (но не воссоединился с ними) - сейчас это экспонаты ? О-367/1008 и 0-367/1009 в музее Ватикана.

Де Перастини все так же серет когтями. Но - теперь уже исключительно для этнографического и зоологического отделов петербургского Эрмитажа (вообще-то я не уверен - может, для музея Прадо в Мадриде? - запамятовал. Знаете что, уточните сами - позвоните директору. Как это сделать, спрашиваете вы? Да просто: наберите номер: алле, это Эрмитаж? - Да, хоздвор Эрмитажа. - Скажите, пожалуйста, де Перастини для кого серет когтями - для вас или музея Прадо? - Кто-о-о?.. - Де Перастини. Ну, мисс Маапл. - Простите, я что-то не понимаю... Может, вам директора позвать? Он тут случайно завернул к нам с утра... - Да, да, позовите. - Господин директор, тут кто-то спрашивает, для кого некий де Перастини... простите, что вы сказали он делает? - Серет когтями. - Здравствуйте! Да, да, для нас тоже, недавно подписали крупный эксклюзивный контракт, готовим выставку художественного когтя! - Как я рад за Эрмитаж! давно пора! Извините мое нескромное любопытство, а что это вы с утра делаете на хоздворе? - А я, знате ли, с утра всегда на хоздвор заворачиваю. Утром встанешь - голова как сундук, а тут грузчики утречком поправляются, ну, так я и... - А, понимаю! Это хорошо - вместе с народом! Ой, так я вас поди оторвал? - Да нет, ничего, я уже свое принял. - А, ну, тогда все, извините за беспокойство, идите продолжайте! - Ничего, были рады помочь, звоните еще; - ну, поняли технологию? Тогда звоните. Сейчас! Не откладывайте! тел. (812) 110-96-25 )

Адмирал Нельсон принят в действительные члены королевского орнитологического общества (и заглазно, и заочно).

Король Луи сбежал в Африку, где успешно овладел баобабом, бутылочным деревом и эвкалиптом (поочередно), а затем кактусом, саксаулом и верблюжьей колючкой (одновременно).

Наполеон отстреливался до последнего патрона от десанта Багамских контролеров, после чего из принципа съел билет на Амстердамские острова и плыл туда Немом в подводной лодке капитана Зайца. Теперь он своей рукой переписывает письмо щастья (осталось всего 115 тыс.экз).

С остальными тоже полный порядок - они жили счастливо и не умерли до сих пор (ибо бессмертны силой писательского гения маэстро Ли Фаня).*

_____

* различия с данным выше вариантом Эпилога объясняются переработкой, предпринятой автором с учетом замечаний читателей. Кстати, тому, кто найдет 2219 различий в этих вариантах, автор обязуется лично выполнить татуировку своего автографа на любом месте тела читателя согласно его желания. За всего 15 тонн баксов. Нет-нет, благодарности не надо.

П Р И Л О Ж Е Н И Е

СЕРВИС И МЕНЕДЖМЕНТ

Джим Драккер и Пит Грейсон - известные американские специалисты в области менеджмента. "Сервис и менеджмент" - это обобщение их богатого практического опыта в литературной обработке Л.Фаня. Книга построена в виде рассказов от первого лица и в живой, занимательной форме, на примерах из реальной жизни раскрывает секреты таких важных сфер как менеджмент, промышленная социология, сервис и проч. Читатель может также извлечь немало нового и новаторского из передового опыта западных фирм, а также узнать сенсационные подробности знаменитого хоторнского эксперимента. О революционном значении этой книги говорят не только приводимые далее отзывы, но и золотая медаль Чикагской промышленной выставки, присужденная "Сервису и менеджменту" в 1992 г. Книга предназначена для широкого круга читателей - предпринимателей, маркетологов, социологов, экономистов и др.

ОТЗЫВЫ О КНИГЕ ЛИ ФАНЯ "СЕРВИС И МЕНЕДЖМЕНТ"

Да, если бы мы вовремя прочли эту книгу, то не просрали бы япошкам на Плайя-Хирон!

Генерал Эйзенхауер*

__________

* на старости лет генерал напутал: если япошки, тогда ПерлХарбор. А если Плайя-Хирон - тогда кубишки. Но то, что не просрали бы, - это точно. (Л.Ф.)

Джимуля, лапушка, иди ко мне под одеялко! Уотермен - сука!

Элизабет Тейлор, Уитни Хьюстон, Мэрилин Монро и все остальные женщины Голливуда

Д.Драккер и П.Грейсон - исполинские характеры. Их можно сопоставить разве что с титанической фигурой поручика Ржевского.

Теодор Драйзер

Я фсигда думал - на фик фсе эти пасобия по бизнису, адна ерунда. Наканец-то стоящая книга. Рибята знают свае дело!

Рокфеллер

Согласны с Рокфеллером.

Морган, Дюпон, Ротшильд и прочий Уолл-Стрит.

Интересно, но ненаучно, и про меня неправда.

Хельмут Штагенбух, президент "Дечекако Лтд."

1. ДЖУНГЛИ (менеджмент)

Давно подмечено: если президент компании - голубой, то все будет делаться через задницу. Не верите мне - спросите у Джима. Уж он-то знает - испытал, так сказать, на собственной шкуре. Я это в прямом смысле, насчет шкуры-то.

А дело было так. Мы тогда работали в "Дженерал неглектик", я - начальником службы маркетинга, а Джим - помощником кладовщика в оранжерее. Чем фирма занималась, я до сих пор без понятия. Главное, платили неплохо. А работа простая: утром соберешь подчиненных и даешь втык - вы, дескать, олухи, должны землю рыть от счастья, что имеете честь работать в такой компании... опережать конкурентов... расширять рынок - ну и все такое, сами знаете. Потом в кабинет зайдешь, подмахнешь пару бумаг - и завалишься куда-нибудь, расслабиться, а вечерком звякнешь: как, мол, там? босс не искал? Ребята во мне души не чаяли: все бы, мол, такие начальники были. Дизайнер один был, так тот со слезами на глазах признавался - вы, мистер Грейсон, первый босс, который не мешает работать, да что там - вообще единственный порядочный человек на фирме! Ну, мне это везде говорили. А все почему - не лезу куда не надо, - зачем мне знать этот дизайн или эти рынки? - я ж менеджер, мое дело организовать все да поплевывать в потолок. А если уже все организовано - так тем более, и соваться нечего. Но я забыл Джима - он, само собой, не больше моего напрягался, а вот получал меньше. А все потому, что числился не кладовщиком, а только помощником, хотя работа была той же: выдай пару раз в неделю кой-какой инструмент садовнику и сиди себе посматривай видик. Опять же, на совещания ходить не надо. А мне раз, а то и два в неделю приходилось. А тоска там была! Президент чего-то лепит, лепит - одно и то же, конечно, и все без толку, а слушать все равно приходится. Джим вот меня не понимал, пока сам не попал - пришлось ему как-то раз подменять начальника хозяйственной службы. Порядок был такой: если сам отсутствуешь, то должен идти заместитель, а если его нет - то еще кто-нибудь. А как раз заместитель был с бодуна, а начальник в командировке. Садовник отказался идти - я, говорит, этих начальских рыл на дух не переношу, - ну, Джим и пошел представлять, так сказать, в своем лице хозяйственную службу.

С этого все и началось. Джек Уотермен, президент наш, как водится, час талдычил, что, дескать, конкуренты наступают, надо приспосабливаться к новым условиям, то, се, - в общем, тоску нагнал жуткую. Тут Джим и встрял:

- Это вы верно говорите, мистер Уотермен, что надо приспосабливаться. Я вот, кстати, случай припомнил из жизни. Даже не случай, а анекдот. Тетка Энн как-то рассказывала отцу. Пришла, значит, обозленная, после ссоры с любовником - у них насчет уз Гименея как-то все не было понимания, ну, да это уже другая история... Пришла, значит, тетка Энн к моему старику и говорит: - Какой я анекдот про вас, мужиков, знаю, - вся ваша в нем подлая сущность! - Что за анекдот? - А вот слушай: поймали дикари в джунглях автобус с туристами. Вывели их, разделили - мужиков налево, баб направо. Приходит вождь, осмотрел тех и других и рассудил: "Баб на мясо, а мужиков будем трахать." Тут бабы как взвыли: "Вы что! Мужиков же не трахают!" А мужики им в ответ: "Трахают, трахают! Еще как трахают!" - Рассказала, значит, тетушка Энн этот анекдот папане и говорит этак обвинительно: - Вот ведь какие вы приспособленцы! - мужики, то есть. А старик газету отложил и отвечает ей, - главное, на полном серьезе: - Ну, так ведь жить-то хочется. Так что я и говорю - насчет приспосабливаться - это вы, сэр, в самую точку.

Тут все как-то странно стали смотреть на Джима. Уотермен помолчал и спрашивает:

- Что-то я не припоминаю вас, мистер... э...

- Драккер, Джим Драккер, сэр. Можно просто - Джим.

- Хорошо, Джим. Вы у нас чем занимаетесь?

- Я-то? Кладовщику в оранжерее помогаю. Кладовщика-то нет, так я помощником там.

- А, ну, ну! Очень приятно познакомиться, Джим. Как-нибудь непременно к вам загляну.

И что же - не то что заглянул, а прямо-таки повадился ходить к Джиму в оранжерею. Я-то и знать не знал, это уж мне Джим потом рассказал. А только и мы заметили - новый какойто крен наметился у нашего шефа. Как ни совещание, у него один разговор - про джунгли. Что хватит, дескать, довольствоваться традиционным рынком, пора осваивать третий мир. Мол, сидят в джунглях бедные дикари и страдают по зажигалке для газовых плит. Пропадают, значит, без электронных календарей. А мы, "Дженерал Неглектик" то есть, р-раз и появляемся при всех зажигалках и водяных зубочистках: "Вот они мы, мистер каннибал!" Ну, и так далее. Слушаем мы это неделю, балдеем, конечно, а в толк взять ничего не можем. А Уотермен уже и приказ отдает - подготовить план широкомасштабной экспансии в джунгли. Ну, плановик его и спрашивает: "А в какие джунгли прикажете готовить экспансию - в Конго или Бразилию? Уотермен сверкнул очками и говорит: "Это я вам поздней сообщу" - вроде как пока секрет.

Проходит еще неделя, прихожу я как-то на фирму и узнаю новость: наш президент сбежал! Ночью на самолете компании улетел с мешком золота и, по слухам, спрыгнул на парашюте в джунглях не то Боливии, не то Заира. Я бегом к Джиму: слыхал новость? Смотрю, Джим сидит какой-то грустный, задумчивый. Я, - говорит, - теперь ничему не удивляюсь. И тяжело так вздохнул.

- Что с тобой, старина? - изумленно воскликнул я. - Ты такой рассеянный и печальный! Это так не похоже на тебя, Джим!

А Джим только вздыхает. И лицо такое - будто он кошелек потерял. Взял я его за плечи покрепче и говорю:

- Не забывай, старина, - мы с тобой друзья. Выкладывай - что у тебя стряслось?

- Не знаю, поймешь ли ты меня, Пит.

- Да задница ты проктитная (у Джима проктит), когда же я тебя не понимал!

- А ты не выдашь?

- Как ты можешь так думать, Джим!

Джим вздохнул еще пару раз и такое мне рассказал - у меня челюсть отпала.

Оказывается, после того случая с анекдотом Уотермен зачастил к Джиму в оранжерею. Придет, принесет с собой бутылку виски и затевает беседу.

- Помните, Джим, вы случай про туземцев рассказывали?

- Как же, помню мистер президент.

- Нет-нет, Джим. Давай просто - Джек.

- Хорошо - Джек.

- Так вот, как вы думаете, в каких джунглях было дело?

- Не знаю, сэр.

- Джек.

- Может быть, в Бразилии?

- Может быть, и в Бразилии.

- А как насчет выпить по маленькой, Джим?

- Так на работе же...

- А что - на работе. Рабочий день уж кончился. Мы бы присели тут под пальмой да и сделали по глотку.

- Что ж, я не против, Джек.

- Так в каких джунглях, говорите? В Сенегале?

- Может, и в Сенегале.

- Слушай, ты славный парень, Джим!

- Ты тоже, Джек!

В другой раз придет, и вновь о том же:

- Как, Джим, насчет того, чтобы горло промочить? Я вот тут ром захватил.

- А что, Джек, можно и промочить.

- Я вот хочу тебя спросить... Ты как-то про туристов рассказывал... Ну, что их дикари в джунглях трахают.

- А как же, рассказывал.

- А как ты сам к этому делу относишься - ну, к голубым?

- А никак не отношусь, Джек. Меня-то они не трахают - ну, и пусть себе живут потихоньку.

- А вы сами, Джим, не...

- Что вы, мистер Уотермен!

- Джек.

- Так что, Джим, вы и мысли не допускаете, что сами могли бы... ну, как вот эти туристы...

- Если честно, Джек... Пока я в ясном сознании и твердой памяти - то нет, исключено. Как-то мне это не по кайфу.

- Ну, а если в бессознательном состоянии?

Джим подумал-подумал:

- Ну, если человек в бессознательном состоянии - упившись, например... Кто ж про него чего скажет... Это ведь не за деньги. Взять хоть меня - я человек бедный, тысчонок десяток не помешали бы, но чтоб за деньги... Это - нет. А к чему вы это спрашиваете?

- Да я вот все думаю - в каких краях тот инцидент был с туристами? Может, в Индонезии?

- Может, и в Индонезии.

- Ну что, еще по глотку, Джим?

- Давай, Джек!

Вот, ходил он так к Джиму, ходил, да и признался:

- Ты, Джим, поди все думаешь, - чего это я к тебе хожу?

- А мне-то что, - говорит Джим, - Нравится, ну и ходите. Чего ж не выпить с хорошим человеком.

- Ну, а что мне надо, как ты думаешь?

- Не знаю, Джек. Гнетет вас что-то, наверно.

- Это верно, что гнетет... А хочешь знать - что? Я, Джим... Я... Джим! Я люблю тебя!

- Ну, так что же, - отвечает Джим. - Меня все любят. Да и я вас, Джек, тоже крепко уважаю.

- Нет, Джим. Ты меня не понял. Я тебя иначе люблю - как мужчина мужчину - вот как.

У Джима чуть стакан из рук не выпал:

- Как муж... Это что же, мистер Уотермен - вы трахнуть меня хотите?

- Да, Джим. Хоть и грубое это слово, но... хочу. Именно тебя. Трахнуть.

Джим помолчал и спрашивает:

- А какое у вас образование, мистер Уотермен?

- Джек.

- Джек. Так какое образование?

Босс на него покосился подозрительно:

- А ты что, только образованных к себе подпускаешь? Если так, то не сомневайся - образование самое что ни на есть высшее: Массачусетский технологический институт.

- Я это потому спрашиваю, - про образование-то, - объяснил Джим, - что у меня наблюдение есть проверенное: не к добру эта учеба. Что ни человек после Гарварда или там Принстона - непременно его в какую-нибудь дурь заносит.

- Нет, Джим, образование мое тут ни при чем. Я и до института по этой части был ходок.

- А чего же вас тогда ко мне потянуло?

- Любовь - это загадка, Джим. Сам не знаю. Как ты рассказал тот случай про туристов, так меня и потянуло. Как на тросе за буксиром. Волшебник ты, Джимулечка, заколдовал ты меня. Прямо наваждение, - сплю и вижу, как я тебя под пальмой этой... как мужчина мужчину...

Джим и сказать не знает что.

- Знаете, что я вам скажу, Джек - останемся друзьями.

- Э, Джим, друзьями меня не устроит. Скажи мне правду, - у тебя есть кто-нибудь?

- Это в каком смысле?

- Ну, как партнер?

- Да нет же, Джек, говорю тебе, что я не... никогда...

Уотермен так и повис на Джиме:

- Зулус мой невинненький!

Джим еле от него освободился.

- Что это африканского вы во мне нашли, мистер Уотермен? Вы оставьте это, а то я ведь рассердиться могу.

- Хорошо, Джим, но только знай - я от своего никогда не отступаю. Раз сказал - значит, так оно и будет. Под этой вот самой пальмой.

- Да ну, бросьте, мистер Уотермен!

- Джек.

Ну вот, а на следующий же вечер приходит, босс к Джиму с портфелем: так и так, Джим, разбил ты мне сердце, надумал я уехать, хочу вот только с тобой бутылочку распить - прощальную, так сказать. Присели они под пальмой, выпили по стаканчику. Уотермен достает какую-то бумагу и дает Джиму. Он прочитал и спрашивает:

- Зачем вы мне даете данные своего теста на спид, Джек?

- Это, Джим, чтоб ты не волновался понапрасну. А то, поди, боишься, - вдруг, мол, у меня спид.

- Да ну, Джек, я же говорю... А зачем вы мне деньги показываете?

- Вот, смотри, - десять тысяч - все, как ты говорил. Мало если, так скажи. Я еще тыщу добавлю. Твое будет, Джим.

- Перестаньте, мистер Уотермен. А то я уйду или позову кого-нибудь.

- Не получится, Джим. Я всех отправил домой, а оранжерея закрыта. Вот он, ключ, - у меня. Так что снимай штаны, Джим.

- Как вам не стыдно, мистер Уотермен! Вы же президент крупной компании, такое положение в обществе, а вы...

- Вот именно, - я, босс крупнейшей компании, должен спорить с каким-то паршивым кладовщиком. Других трахал - и тебя трахну! Снимай штаны!

- Не сниму!

Ну, тут они немного поспорили.

- Немедленно снять штаны! - выходит из себя Уотермен.

- Да будет вам известно, что у меня проктит! - режет в ответ Джим.

Не мог же бедняга знать, что это только распалит вельможного извращенца! У Уотермена аж руки затряслись, а вслед за тем он полез в портфель и достал - что бы вы думали? - пистолет! Навел на Джима и приказывает:

- Достань из моего портфеля бутылку рома! Налей стакан! Пей!

Если бы он что другое скомандовал, так это, конечно, западло слушаться, - ну, а выпить стаканчик, так в этом ничего ведь такого нет, верно? Джим и выпил стакан. А потом еще, и еще. А потом и за второй бутылкой в портфель слазил. Короче, в конце концов он свалился под пальму в бессознательном состоянии. Ну, а как с ним обошелся коварный транссексуал - это уж вы и сами представите. А когда Джим очнулся, то вокруг была глубокая ночь да бутылки вокруг пальмы, а Уотермена, конечно, и след простыл. В общем, оттянули Джима Драккера! В полный рост!

Тут я Джима прервал и спрашиваю:

- А почему ты думаешь, что этот гад тебя... того... поимел? Может, он так только - попугал да ушел?

- Нет, не ушел, - с грустью отвечает Джим.

- Да откуда ты это можешь знать? Ты ж в беспамятстве был?

- Знаю, - так же задумчиво говорит Джим.

- Да откуда? Болит, что ли? Так это же, поди, от самовнушения!

- Нет, не только. Он мне одиннадцать тысяч оставил, - объясняет Джим. - Вон, на столике лежат.

Как он это сказал, меня аж мороз по спине продрал: это же надо - одиннадцать тысяч долларов! И такая меня тоска, такая обида взяла - да что же это такое, иной честный труженик за такие деньги должен месяц, а то и два вкалывать, на рабочем месте торчать, на совещания всякие ходить, а тут - выпил бутылку виски да полежал полчаса со спущенными штанами - и тебе за это одиннадцать тысяч! Ну, где же после этого правда на белом свете!

Посмотрел я на Джима и прямо возненавидел его. Весь он мне стал отвратителен: и глаз его косой, и голос этот пришепетывающий, и улыбочка его идиотская... Вот так сижу и чувствую - ненавижу Джима!

- Джим, - говорю, - одиннадцать-то тысяч не мало, кажись, за задницу-то, за хворую!

- Нет, не мало, - вздохнув, отвечает Джим.

- И что же ты теперь делать будешь? Поди, на Гавайи махнешь? Ты ведь теперь Рокфеллер!

Джим молчит, только вздыхает грустно.

- Знаешь что, - предлагаю, - пожертвуй ты эти тыщи ордену Святой Агнессы, - я тут неподалеку часто монашку вижу, она все пожертвования собирает.

Джим так и подскочил:

- Это с чего вдруг я Святой Агнессе буду свои деньги отдавать? Она, что ли, ромом давилась под дулом пистолета? Или, может, ее монашка тут без штанов валялась? Нет уж, я пострадал, на себя и истрачу! Может быть, я акции "Тошибы" хочу купить! Может, я через это миллионщиком стану!

Все-таки до чего в нас, американцах, сильна предприимчивость! Как она выручает нас в трудные минуты! Вот Джим, - президент компании привел его в бессознательное состояние, после чего насладился им. Как мужчина мужчиной. Что бы сделал на его месте какой-нибудь французский виконт? Наверное, вызвал бы Уотермена на дуэль: извольте, мол, дать мне удовлетворение! Ну, Уотермен бы его не понял - дескать, что же, с одного раза не удовлетворил, что ли? - но тот бы все равно настаивал: вопрос чести! Или какой-нибудь меланхоличный швед - он бы год потом ходил к психоаналитику: отчего, мол, мне пальмы снятся каждую ночь? Ну, русский бы сел, конечно, писать психологический детектив - что-нибудь вроде Достоевского "Братья Уотермены" или что-нибудь. Гордый испанец - тот бы, конечно, за Уотерменом с кольтом гонялся, а может - повесился бы. Не таков Джим. Переживает, конечно, парень, не без этого, но что же - повесился, бегает по джунглям с револьвером, роман пишет? Нет, нет и нет! Он уже сейчас смотрит вперед, размышляя, как ему лучше распорядиться свалившимся на него богатством. Джим, так сказать, с оптимизмом вглядывается в лицо будущего, твердо веря, что удача и впредь его не оставит! В этом весь Джим. Я ему так и сказал:

- Это правильно, Джим. Я тебя одобряю. Это хорошо, что ты оправился от удара. Я теперь всем буду тебя в пример приводить как образец стойкости и деловой инициативы.

Смотрю, у Джима что-то мелькнуло в глазах. Вроде как задумался о чем-то. А я его подбадриваю.

- Не горюй, Джим. Я тебя не оставлю. Мы же друзья, - радость, горе - у нас все поровну. Так что не брошу я тебя в беде, и не думай!

Вижу - озарило Джима.

- Знаешь, Пит, - говорит Джим. - Мы с тобой друзья...

- Ну?

- Всегда друг за друга...

- Ну, ну? - подбадриваю я его, потому что чувствую - решился Джим.

- Так я что подумал - давай эти деньги между собой разделим! Шесть тысяч мне и пять - тебе. Что скажешь?

В этом - весь Джим! За ним как за каменной стеной. Казалось бы, я-то тут при чем? - но нет, Джим и теперь хочет все поровну. Но я сначала все же спросил - может, думаю, он так это только, из вежливости.

- То есть вроде как, получается, нам обоим премия?

- Ну ясно, - поровну, - подтверждает Джим.

- Вроде как нас обоих тут, под пальмой?..

- Что ты, Пит... Я ж не в том смысле... А в смысле, что как друзья...

Посмотрел я на Джима - и прямо сердце сжалось. Чувствую, - ну, не могу, не могу я в такую минуту оставить друга один на один с его горем. Я и говорю:

- Что ж, если как друзья... Чтоб поровну... А! - так и быть - согласен! Только почему тебе шесть тысяч, а мне пять?

Джим глаза отвел:

- Ну, все-таки...

- Да ладно, я ж не то что чего. Пять так пять. Чего уж там! Пластырь на больное место - он, конечно, лишней тысячи стоит. Ладно уж!

- Чего ты ко мне пристал, Пит? - обиделся Джим. - Ты вон в Японии у орангутанга минет брал, так я ж ничего не говорю!

Джим иногда такой дурачок! Я ему так и сказал:

- Какой ты чудак, Джим! Как ты можешь сравнивать? Это же совершенно разные вещи! Одно дело - орангутанг, другое - президент компании, - ну что между ними общего? А во-вторых, мной же тогда двигала не корысть, а чувство жажды и любопытство, - я же думал, что орангутанг пластмассовый! И наконец, не я один тогда так попался, - на той фирме, почитай, весь менеджмент обезьян-то так побаловал!

Джим только фыркнул:

- Ну и что, что не ты один! А ты думаешь, я один так пострадал? Да этот Уотермен, наверное, весь персонал перелопатил от вахтеров до директоров!

Джим - так. Он если скажет, то хоть высекай в мраморе и относи в национальный банк. Так сказать, гарантируется и обеспечивается золотом. Бывает, конечно, что и ляпнет, но уж если скажет... В общем, он и тут прав оказался: все не все, но добрая половина менеджмента компании и впрямь пострадала от любвеобильного извращенца. Это все потому выяснилось, что в связи с бегством президента компании нагнали, как водится, ревизоров, открыли следствие, то да се. Ну и что же - из директоров от Уотермена каждый хоть раз да пострадал. А главный бухгалтер - так тот регулярно страдал, раз, а то и два в неделю. А кто бы мог подумать, зачем он с боссом в кабинете запирается? Да, хитрая штучка был наш президент, ничего не скажешь! Мало того, что трахал, так еще и в дневнике своем записи делал: кого, когда, каким образом... И ко всем ведь подход нашел: к кому с выпиской подъехал, как вот к Джиму, кого по службе продвигал, кого в финансах запутал. Начальник службы безопасности был, такой крупный, видный мужчина, - прямо Сильвестр Сталлоне, - и что же? - тоже пострадал! Да так пострадал, что в домино с друзьями перестал играть: как увидит на доминушке четыре кости, так ему плохо становится. В общем, не фирма, а голубятня. То-то они на Джима так уставились, когда он им анекдот про туристов-то рассказал! Я Джиму и напомнил:

- Помнишь анекдот-то свой, с которого началось-то все? Теперь понятно, что они на тебя пялились тогда! Вот такие джунгли!

- Эх, Пит, - говорит Джим, - вот ты на меня все обижаешься из-за той лишней тысячи, а мне ведь что обидно: ну ладно, извращенец он, болезнь у него такая... Но ведь он говорил, что любит, а сам, когда уходил, даже "Джимулечка!" не сказал. Ни словечка последней-то своей любви! Вот они, акулы большого бизнеса! Не люди, а тигры в джунглях!

И только плюнул Джим. Вот так!

Так что имейте в виду - как устроились на новое место, первым делом расскажите тот анекдот про каннибалов. Ну, а потом замечайте: если ваш босс начнет вдруг про экспансию в джунгли рассуждать или в оранжерею зачастит, - ну, вы теперь знаете, что это значит.

А сейчас вы меня спросите, как же это я не постеснялся про друга-то своего такое рассказывать, интимные его, значит, подробности? А потому и рассказываю, что ничего тут для Джима постыдного. Об этом и в книжке написано, попалась нам как раз после того случая, - "Непреднамеренная педерастия". Так вот, мужик пишет там, что случаев вроде тех, что у Джима, видимо-невидимо на разных фирмах и, дескать, надо разграничивать. Если кто за деньги или там по пристрастию - то это, конечно, извращение. Ну, а если в бессознательном состоянии - то это просто несчастье такое и ничего тут зазорного нет. Джим как прочитал это, так даже духом воспрянул, хотя я ему это и без всякой книжки говорил. Ну да, в книжке оно как-то убедительней, это уж всегда так.

2. ЯПОНСКОЕ ЧУДО (передовой опыт)

Про Японию я вам расскажу - Пит стесняется, хотя чего тут стесняться? Если б он знал, дело другое, а как он мог знать? Слава Богу, не экстрасенс какой-нибудь. Это я о том, как весь менеджмент нашей фирмы в Японию съездил за опытом. А было все, когда нашу фирму слопали японцы, ну да, та самая акула - "Ихайко Ихуйко". Наши-то директора лепили "слияние, слияние" - а какое там слияние, - проглотили нас япошки с потрохами, вот тебе и слияние - с желудком акулы. Ну вот, а когда дело это произошло, то стали мы, значит, перенимать передовой опыт. Перво-наперво, конечно, сам босс поехал. Вернулся он с этой "Ихуйко" - сказать, что в трансе, - значит ничего не сказать. Как будто ему там раскаленный гвоздь в зад воткнули: злой, в глазах остервенение, и весь из себя потрясенный. Будто прожил жизнь в грехе и скверне, а под конец сподобился света истины. И хочет, значит, отыграться за все прошлые годы - бесцельно прожитые, так сказать. Ну, само собой тут же объявил всем, что каждый должен съездить к япошкам и все, что полагается, изучить. А потом успешно применять. А кому не нравится - милости просим. И еще спасибо скажите, что вас японцами не заменяют. И т.д. Ну, составили график и принялись ездить. И должен сказать, что, по всему, было, было у япошек от чего в транс придти. Кто не вернется - все, как один, с потрясением в глазах. Только и слышно - "японский опыт, японский опыт"... И главное, никто ничего рассказывать не хочет. К кому ни ткнись, у всех один ответ: "Дойдет твоя очередь, и поедешь". Кто еще не съездил, сначала обижались, - дескать, нельзя пару слов, что ли, сказать. Ну, а как сами побывают, то это же долдонят: "Мы ездили, и вы поедете".

И вот, наступило Питу ехать в Японию, он тогда за связи с общественностью отвечал. "Чем, - думает, - меня япошки удивить могут?" А в самолете ему попутчик попался, Билл Саули, хороший мужик, он в Иокогаме вроде бы кабачок держал для наших морячков, кто к японской кухне непривычен. Так и так, познакомились, поговорили, понравились друг другу. Ну, а как Билл узнал, куда и зачем Пит едет, как-то по-особому стал на него смотреть - вроде как с сочувствием, как на смертника примерно. А как подлетели к Токио, Билл Питу и говорит:

- Я, браток, тебе сейчас ничего рассказывать не буду - все равно не поверишь, бесполезно. Ну, а как надоест обезьянье дерьмо хлебать, - вот тебе адресок мой, приходи, я тогда тебе и объясню что к чему.

- Какое еще обезьянье дерьмо? - спрашивает Пит.

- Это ты сам увидишь - какое.

И адрес Питу дал, куда зайти - "Ихайко"-то тоже в Иокогаме.

И разошлись - Билл кормить моряков, а Пит - перенимать японский опыт. Собрали, значит, японцы всех - с Питом еще двое наших бухгалтеров было да еще группа каких-то датчан из Европы приперлась. Спросили их, кто кем работает, и развели кого куда, а Питу говорят:

- Вам покажут полный цикл производства.

- Да зачем мне это? - заспорил Пит. - У меня работа с людьми встречаться, разъяснять политику нашей фирмы то есть.

А с япошками спорить невозможно - головой кивают, сюсюкают, а сами все свое гнут:

- Да, да... Вам надо знать все от начала до конца... Все покажем, обязательно... Ваш президент особо просил... Да, да, мистер Донелли...

Деваться некуда, пошел Пит с японцами смотреть производство. Только проходную прошли - слышится жуткий вопль, нечеловеческий прямо.

- Что-то похоже на голос нашего бухгалтера, - говорит Пит.

- Нет, нет, не бухгалтер, - ему говорят. - Это орангутанг.

И правда: моргнуть Пит не успел, как вылетает откуда-то из-за угла отряд орангутангов в цепях и несется мимо рысцой. А рядом япошки бегут с хлыстами.

- Это наши работники, - объясняют японцы.

Тут один орангутанг снова завопил - да так, что кровь в жилах заледенела. А япошка, значит, хлесть его! да еще хлесть! - и скрылись все из виду. А сбоку рядом с проходными две тумбы и на каждой по орангутангу - подпрыгивают, себя в грудь колотят.

- Это пластик, роботы, - Питу объясняют. - Для разрядки!

Пит смотрит - рядом с тумбой дубинка лежит, на цепи. Японец-гид взял ее да как треснет орангутанга по башке! Тот встал на задние лапы и запел гимн фирмы. А японец хвать орангутанга за... это, кругляшки и сдавил - и стаканчик тут же подставляет бумажный. А орангутанг туда наливает - ну, вы понимаете, - откуда.

- Юмор, - японец снова объясняет. - Кока-кола.

Сам выпил и Питу стакан налил. Ну, Пит у нас без предрассудков - тоже попробовал. И правда, кока-кола - вкус, запах - все, как положено. Пошли они дальше и заводят Пита в цех, а потом в комнату какую-то вонючую.

- Это, - говорят, - ваше рабочее место на сегодня.

- Да вы что, ребята? - у Пита даже челюсть отпала. - Кто вам сказал, что я работать у вас собираюсь?

А япошки вдруг все шмыг за дверь! - один Пит остался. Пит толкнулся в дверь - шалишь, заперто, в другую - и с тем успехом. А в комнате вонища! Пит, бедняга, не знает, что и подумать. Даже какая работа - и то непонятно: в помещении только здоровенная бадья метра четыре в диаметре, а сверху с потолка какие-то лопасти свисают на штыре - вроде как мешалка. Подошел Пит к бадье, от нее разит по-черному, смотрит - не дерьмо ли? - и точно, оно. Пит туда-сюда - нет ли кнопок каких, чтоб мешалку включить - нет, ничего не видно. Как же этой штукой управлять? - думает. - И зачем дерьмо-то мешать? Думает - ну их на фиг, им надо, пусть сами и мешают. А я-де лягу тут и курить буду до конца рабочего дня. А завтра уж хрен вы меня заманите на вашу обезьянью ферму! И только он закурил сигарету, как открывается с лязгом железная дверь и орангутанг влетает в комнату. С воплем, значит, вот тем, леденящим. Подскакивает к Питу да как пнет его! Пит так и подскочил. А орангутанг снова как приложится! Да, - думает Пит, - пластиковый-то он пластиковый, а пинается не хуже настоящего! И стал он уворачиваться, да только где же человеку против робота! Бегал Пит от проклятого изверга, орал, на помощь звал - все без толку. Ну и куда еще прятаться - со страху-то и кинулся в бадью. Ну, в дерьмо, - а что делать, жить-то хочется. И что же - отстал робот-орангутанг - стоит у бадьи, зубы скалит, ворчит, но в дерьмо не лезет. А бадья - она, как оказалось, широкая, но не очень глубокая, до пояса примерно. Сидеть даже можно, если, конечно, ты не очень низенький. Лицо только выставить над поверхностью и сиди себе. Хоть бегать не надо, а к запаху Пит уже вроде притерпелся немного. Да только не получилось так - едва Пит отдышался, как вдруг завертелись лопасти над потолком и стали спускаться все ниже к бадье. А что дальше - понятно: пришлось Питу с головой в дерьмо нырять. Да не просто нырять, а ритмически. Один раз не рассчитал, так такое бум-бум башкой заработал - чуть ко дну не пошел. А я его еще, помнится, спросил потом - нельзя ли, мол, было за лопасть-то ту схватиться да на ней верхом кататься? Но Пит говорит - нет, нельзя, у него голова закружилась и держаться трудно - руки-то мокрые! Так поработал Пит дерьмолазом - ну, пусть дерьмоныром, один черт, и стало дерьмо загустевать. Притоптал. Тут лопасти остановились, и динамик заговорил в стенке:

- Перерыв двадцать минут, покиньте бадью.

Пит вылез, косится на орангутанга - тот ничего, стоит и Пита не трогает. Ну, а Пит так и рухнул на пол. Тем временем автоматика заработала, старое дерьмо откачали, нового налили. И тут же орангутанг хвать Пита за шкирку и в бадью закинул. Не пофилонишь, дескать, - пора за работу. И по новой все началось.

Потом наступил обед - это Питу динамик объявил. Другой орангутанг в комнату вошел и поднос поставил на край бадьи. Ну, Питу не до еды - горло бы промочить, если не виски, так хоть соку какого. А на подносе еда-то есть, а питья никакого. Тут Пит вспомнил, как утром его японец кока-колой угощал и сообразил. Смотрит на орангутанга - где у него там заветная кнопка - нет, ничего не видно. Подошел, стал в шерсти рукой шарить - орангутанг не препятствует, даже фыркает от удовольствия. Пит думает: да, далеко шагнула техника у японцев - вот робот, пластик, а от живого не отличишь, и даже фыркать запрограммирован. Но кнопку все-таки никак найти не может. Думает: попробую-ка я подсосать. Ну и - подсосал. И не ошибся - потекло из орангутанга. Да только не кока-кола. И уж не виски. Орангутанг-то не пластиковый оказался - натуральный калимантанский! Вот так. Ну, Пит, чего тут терзаться - ты ж не знал. Обидно, конечно, а чего стесняться-то? Иные еще и мечтают об этом. А так - выплюнуть на пол да растереть. Ну, а дальше, собственно и рассказывать нечего - до конца дня Пит в бадье плюхался, а вот орангутанга заменили, потому что он Пита отпускать не хотел - понравилось. А как кончился рабочий день, прямо в этом же помещении сверху душ открылся, вымылся Пит кое-как, накинул на себя какую-то робу - тоже сверху кинули и поплелся к проходной. Что он чувствовал - это у него надо спросить, да только лучше не спрашивать. Ну, а как увидел Пит у проходной орангутангов на тумбе, то себя не вспомнил - схватил дубину да как огрел по башке пластиковую скотину - бац! бац! бац! И что вы думаете - зажглась по-английски надпись: "Вы недостаточно выложились на производстве, назначается 2 часа сверхурочных"! И тут же к Питу подскочили две зверюги и уволокли его. К прежнему занятию приставили, я имею в виду. Вот так: японская усидчивость! "Ихайко Ихуйко"! Нечего говорить, до койки в гостинице Пит полумертвым добрался. Заказал себе бутылку виски в номер, выдул ее и свалился.

Утром поднялся кое-как и стал думать, что дальше делать. В полицию идти или газету какую - это Пит западло держал, а тут пошел бы - да ведь - что толку? Или не поверят и засмеют, или поверят и засмеют. Ничего никому не докажешь - это точно. И потом, какая у него мысль была, - а чего, собственно, кипеж-то ему поднимать? Все ездили - и помалкивают. Пусть и остальные съездят, дерьма похлебают - а то где же справедливость. "Мы ездили, и вы поедете" - еще пол-фирмы осталось нехлебавших. И решил Пит: до конца командировки остаться в Японии, а там, как все, вернуться и делать вид, что все о'кей - изучил опыт. А эти дни просидеть где-нибудь в баре - и как раз Билла Саули вспомнил. Пораньше бы его расспросить, - да ведь опять же, прав он - кто в такое дело поверил бы? Ну и вот, толкнулся Пит к соседям, сначала к нашим, потом к датчанам и говорит:

- Ну что, ребята, какие у вас планы? Снова японское дерьмо хлебать или как?

На Пита смотрят с тоской в глазах и спрашивают:

- Ты-то что предлагаешь?

- А - н и ч е г о, - говорит Пит. - Тут у меня есть адресок, - кабачок, говорят, что надо, - посидим, может, девочек снимем - так и проживем до конца учебы. И - молчок обо всем.

- Насчет молчка, Пит, - отвечает один, - я с тобой, пожалуй, согласен... А насчет остального - я думаю снова в "Ихайко" пойти.

- Да ты что, Стив! Опять же дерьмом накормят!

- Ну, значит, планида моя такая, - говорит Стив, - а сам чуть не плачет. - А только боюсь я, Пит. Не пойдем - как бы чего похуже орангутангов не было. И потом - не верю я, что такое повторится.

- Почему это?

- Да потому, что это вроде прописки было - знаешь, как в школах или там армии новеньких, чтоб обломать, тоже пропускают через всякое. И потом - не в этих же орангутангах секрет японского чуда заключается? Как бы тогда они нас сделали? Экономически, то есть, превзошли?

- Ну, это ты сам выясняй, если ты такой крутой, - говорит Пит. - А мы в кабак пойдем, - верно, ребята?

А что дальше - Пит и сам может рассказать.

- А что? И расскажу. Ребята меня поддержали, и датчане тоже, и завалились мы в кабачок к Биллу. А Стив - ну, может, он тронулся, конечно, - он еще неделю с обезьянами проваландался. И что вы думаете? - ему что-то кроме обезьяньего дерьма на "Ихуйко" показали? Хрен! Одно говно - и ничего больше. Так что когда наш Стив у Билла появился, то, само собой пил за нас всех - догонял. Ну вот, а потом приехали мы на фирму домой, на первом же совещании - краткий отчет о поездке. Я долго не думая сказал, что поездка была, конечно, чрезвычайно поучительной и полезной, а вот много мне не о чем рассказывать, потому как у них там вся сила в иероглифах, это по бухгалтерской части, а по моей области ничего такого особенного. Ну, бухгалтера тоже чего-то наплели, и стали мы ждать, когда в с е съездят. И съездили. И собрали тогда большое совещание по итогам учебы. Награждение особо отличившихся, предложения по новой организации труда и прочее такое. Начали, значит, с круглого стола - у кого какие, дескать будут мнения и предложения. Ну, встают наши менеджеры один за другим и лепят, что положено, - о кружках качества, о системе "точно-вовремя", о патриотизме фирмы там. А Донелли, босс наш, слушает это все и багровеет на глазах. И десяти человек не выступило, как встает он с места и начинает ставить каменные точки. Ах вы, сукины дети, такие-распротакие! Я полгода ждал, - может, кто из вас расколется, чем вы там занимаетесь с дерьмом вашим обезьяньим, а вы - что же это - катаетесь себе в Японию, сосете там у орангутангов, - и ничего, - все так и положено?!. Я думаю, - ну ладно, я попался, посмотрю, как подчиненные-то мои - не все же, наверное... А вы - у меня слов нет - вы что же - готовы в дерьмо нырять, лишь бы вас не трогали, олухи, лгуны, кровопийцы, у меня на каждого из вас видеопленка, чем вы там занимались! Я всех - слышите - в с е х - увольняю и сам ухожу в отставку! И еще полчаса не мог успокоиться.

Вот так оно - "Ихуйко Ихайко", японское чудо. Ну и - так и сделали, всех уволили, и Джим вылетел с работы, даром, что он-то не нырял, - ездил, но не пошел на "Ихайко", сразу к Биллу - предупредил я его.

А как же японское чудо? Подъем промышленности, технологии эти передовые и так далее? А - вранье это все, липа, я так и думал. Билл мне на второй же день все и растолковал. Весь этот промышленный расцвет, оказывается, - журналистская утка, а вернее даже не утка, а диверсия Советов против Соединенных Штатов Америки. Все, что у японцев есть, новинки разные, - это все они у нас и в Европе купили или украли на золото Советов. Те сами открыто действовать не решаются, ну и стакнулись с япошками, чтобы подрывать, значит, нашу экономику их руками. Так оно и идет: советское золото, калимантанские орангутанги да японское коварство - вот вам и все чудо. И что обидно - во всем мире об этом давным-давно знают, а вслух заговорить не решаются! Потому что боятся. Орангутангов.

3. КАПИТАН ФРИКАССЕ (промышленная социология)

Вот вы говорите: индустриальная социология, психологический климат, хоторнский эксперимент... А я вам говорю: фигня! Фигня это все. Откуда я знаю? Еще бы мне не знать, если все это дело было на нашей фирме, на моих глазах и с моим участием. Ну и что, что в учебнике не так написано, ясное дело - там правды не напишут. Уж больно она неприглядная, эта правда, никак не в пользу этих ваших фиглей-миглей. А что - и расскажу. Пусть все знают! Так что включайте ваш магнитофон.

Было это примерно в конце 70-х годов и ни в каком не Хоторне, а в Лос-Анджелесе, а компания наша называлась "Дечекако". Название-то было звонкое, а вот дела шли неважно. Ну и вздумал, значит, владелец наш нанять нового исполнительного директора. Немца. По фамилии Штагенбух, по имени - Иоганн, по виду - белобрысый и лупоглазый, а по характеру - невыносимый педант и аккуратист. Он с первой же встречи так и повел дело: вы, дескать, не умеете соблюдать порядок и организацию, а надо, чтоб все по науке. И убедил хозяина пригласить к нам на фабрику социологов, чтобы они, значит, все исследовали, а потом дали научные рекомендации - как работать. И нагрянула к нам орава этих доков, а возглавлял их некто Джонсон, само собой, полный профессор всех наук и носатый очкарик. В длину он был что твой баскетбольный центровой, а в ширину узкий, как оглобля, пальцы длинные и так все и щупают. Ходил он, согнувшись, как складная линейка, и все норовил при случае рассказать, как он когда-то в университете исполнял в студенческом спектакле роль капитана Фракасса. Люди у нас разные работали, но этого Джонсона все невзлюбили, особенно начальник сбыта, его прямо трясло при виде социологического профессора. Вот как-то раз Джонсон выходил, а сбытовик-то наш и кинул ему в спину со злости:

- Фрикассе ты, стукачина, а не Фракасс!

Так оно и приклеилось - капитан Фрикассе, - мы уж потом и забыли, что он на самом деле Джонсон. Ну, и начал этот капитан Фрикассе со своим пиратами свирепствовать на нашем тонущем корабле. Иные из этой банды еще были так-сяк, а уж сам Фрикассе - тот, действительно, страшная личность. Такого страху нагнал на всех - шелохнуться боялись! Перво-наперво, его за то не любили, что была у него подлая привычка: непременно навонять в конце беседы. Встанет, стервец, на пороге, пернет - и сразу за дверь:

- Я, - говорит, - ученик Дюркгейма*!

___

* Трифон Дюркгейм (1835-1952) - выдающийся португалський археолог и этнограф. Имел блестящие вокальные способности и в молодости колебался между наукой и сценой. В 1858 г. исполнил в Вене заглавную партию в опере Гуно "Пердунчик". От волнения фальшивил и был освистан, после чего переключился на этнографию. Пит Грейсон, судя по тексту, осведомлен со слов проф.Джонсона об этом эпизоде из жизни его учителя, но превратно истолковывает факты.

Сам выйдет, а мы нюхаем. Кто этот ваш Дюркгейм - этого я не знаю, да и никто на фирме не знал, но, видать, бзднуть любил. А запашок! - минут двадцать у всех аж слезы из глаз. И, главное, беззвучно все делал, паршивец, - поди докажи, что это он.

- Я, - говорит, - последователь Адорно**!

___

** муз.критик, теоретик "немого" направления в музыке.

Видимо, из той же компании субчик.

И ведь ничего нельзя было поделать - в таком фаворе был у босса, что куда там! Денни Брукс, начальник производства, грубый был мужчина, так он как-то на совещании попробовал высказаться:

- Вот вы, профессор Джонсон, собираетесь оздоровить атмосферу в нашей компании, верно? Тогда почему вы сами портите воздух? Вы что, думаете, все так и будут терпеть?

- Вы про что это? - спрашивает Штагенбух.

- А про то самое - про кишечные газы Фрик... профессора Джонсона. Полчаса после него проветриваешь комнату, и все равно воняет. Работать ведь невозможно! Если у него со здоровьем неважно, пусть таблетки какие пьет, а почему мы должны за ним нюхать!

Ну, все поддержали:

- Правильно, Денни!

Денни Брукс! Когда требуется вспомнить пример человека, который перед лицом грозной опасности в одиночку выступил на борьбу за свои убеждения, перед моим взором всегда встает твой героический образ! Твой суровый профиль, твоя бородавка на лбу, твоя решимость правозащитника, - ты достоин стоять в одной шеренге с легендарными шерифами Дикого Запада, Денни! Нет, старина, - ты превзошел их: у шерифа по крайней мере был кольт в кармане, а у тебя - только щипчики для удаления волос из ноздрей. И все же ты выступил!

А Фрикассе наш побагровел и только было начал:

- Я, как последователь Дюркгейма...

Но тут уж сам Штагенбух поднялся, пуще того багровый:

- Не обращайте внимания, профессор, это у некоторых наших работников такой неудачный юмор. Смело продолжайте свои исследования, а если будут какие препятствия, обращайтесь непосредственно ко мне!

Вот так - при всех: стучите, герр Фрикассе, в любое время! Порядок унд дисциплина! Нечего и говорить, языки-то после этого все прикусили. А Фрикассе - тот, понятно, пуще прежнего лютовать принялся. Что касается вони, то против этого мы с Джимом нашли средство. Почему я говорю - мы - потому что мы с Джимом тогда вместе работали, в одном офисе сидели, я - начальник снабжения, он - заместитель, - рука об руку, кресло к креслу. Ну и - Фрикассе вместе нюхали. И придумали: Джим кстати вспомнил старое верное средство. Встал, значит, у двери, а как капитан Фрик вышел, он зажигалку зажег да огнем-то поводил в воздухе. А потом кондиционер включили да закурили по сигарке - так совсем и не чувствуется. Второй раз испытали - действует безотказно. Джим тут же Денни Бруксу позвонил:

- Ден, зайди к нам поскорей.

- Не могу, ребята, - у меня тут на главном конвейере поломка.

- Да брось ты эту ерунду, говорят тебе - срочно.

Денни пришел, а мы ему ему говорим:

- Понюхай-ка воздух.

- Да вы что, мужики, я ж сказал, - у меня авария...

- А ты понюхай, понюхай.

Ну, он понюхал.

- Чувствуешь что-нибудь?

- Сигарой пахнет, а так - ничего.

- Вот! А пять минут назад здесь Фрикассе бзнул.

Так Денни даже не поверил:

- Да ну, разыгрываете? Серьезно, что ли? А как вы это?..

А мы только смеемся.

- Э, так мы тебе и сказали!.. С тебя выпивка.

Покуражились сначала, ну, а вечерком в баре рассказали, конечно.

Да только если б дело в одной вони было! Кому же охота по лезвию ножа ходить, - а как банда фрикассевая нагрянула, мы все так и ходили. Во-первых, у каждого страх, как бы его не уволили, - фиг ведь его знает, что они там в своих исследованиях определят. Может, ты у Фрикассе главный диверсант окажешься! Он нам и так толкал при каждом случае, что мы, дескать, дремучие пни по части методов управления. А во-вторых, за каждым, естественно, разные грешки водились. Скажем, сбытовик наш - тот некондиционную продукцию с одним жучком толкал в третий мир, а по бумагам, понятно, она вообще нигде не проходила. Ну, мы с Джимом ничем таким не занимались, конечно. Это мы всем чужим сбытовикам так и говорили: "Если ты, парень, думаешь, что с нами, как везде, можно, то крупно ошибаешься." "Как то есть - как везде?" "Ну, ты ведь думаешь: отстегну, мол, ребятам, так они и товар возьмут у меня, а не у того парня, что вчера приходил. Да только мы не из таких, нам с тебя отката не надо." "А чего же вам надо?" Мы и объясняем: "Нам в людях душевность важна, сочувствие. Вот, например, если кто бедной старушке помогает или там сиротке..." "А где живет бедная старушка?" Нам, конечно, адреса не жалко, - как же, человек своему ближнему помочь хочет. Дадим и адресок - у Джима не так далеко тетушка жила, очень нуждалась, а у меня опять же дедуля знакомый. Ну, а у других на фирме тоже всякие свои сюжеты, - оно и понятно, компания-то прогорает, а жить как-то надо. И конечно, у всех опаска, - как бы этот носатый Фрикассе не залез своим длинным носом куда не положено. Пока еще он к девкам на конвейер таскался, все ничего, это мы даже одобряли. Что такого - придет, наметит какую-нибудь биксу погрудастей и утащит ее в уголок для социологического опроса. Нависнет над ней своим носом и весь исходит: "А как вы считаете, к кому вы обратились бы... А... А... А кто из ваших подруг... А...А..." А сам так и тычется блудливыми пальцами своими ей в бока да постанывает. Девка уж чуть не ревет: "Что вы ко мне пристали? Других разве нет?" Вся красная сидит, а он, стервец, знай свое - пока не исщупает сверху донизу всю, не отпустит. Потом другую потащит - и снова - так и трется о нее, так и исходит. Чем исходит - это уж вы сами сообразите.

- Я, - говорит, - ученик Адорно!

Ну и - навоняет, конечно, это уж не забудет.

Вот, значит, исследовал капитан Фрикассе моральный климат среди наших рабочих и перекинулся на менеджмент. Все и всполошились. Ларри Хукер, сбытовик, и прибегает к нам с кипой анкет:

- Ребята, может, вы растолкуете, что с этим делать? Я вообще-то грамоте знаю, да что-то тут слова все больно мудреные.

- А нам-то почем знать, думаешь, мы это заполнять собираемся.

- Так как же, Фрикассе вторую неделю ко мне ходит. Штагенбуху при мне звонил - ябедничал.

- Да плюнь ты, расставь крестики наугад, да и все.

- Да ведь попрут же! У меня же семья, мужики.

- Может, и попрут.

- Так что же делать?

А что делать - собрались мы все, менеджеры, и стали мозговать. И опять мы с Джимом нашли выход.

- Кто, - говорю, - Фрикассе не боится?

Молчат все, задумались.

- Ну, - говорю, - вспомните, - я не про нас, управленцев, - мы-то все капитана Фрика ссым. Но на фирме-то кто у нас его не боится?

А был, был такой человек: охранница Тельма. Здоровенная была негритянка, ростом, правда, пониже Фрикассе, зато в толщину! Не баба, а тумба для объявлений. Вот она одна только и знала слово на капитана Фрикассе. Он-то все норовил по-хозяйски себя держать на фирме, сновал во все двери, как к себе домой. А с Тельмой - шалишь, ничего не выходило. Как-то попробовал он мимо нее проскочить в проходной, так она его как хвать за шкирку:

- А где ваш пропуск, мистер?

Он - тык-мык, я, дескать, такой большой и важный - ни фига. Задержала его да еще рапорт составила начальнику охраны - мол, пытался проникнуть без пропуска. Ну, а как Фрикассе пошел назад с завода, она его снова остановила и полчаса шмонала по всем папкам - нет ли чего недозволенного. Так у них и повелось - как Фрикассе попадет на Тельму, так она его утюжит: то фотография на пропуске у ней сомнения вызывает, то от Фрикассе алкоголем пахнет, то еще что. Так уж он, как у Тельмы дежурство, старался и на завод не ходить, посылал кого-нибудь.

Ну, я о толстухе-то Тельме и напомнил нашим:

- Ребята, если кто может сладить с Фрикассе, то это толстая Тельма - больше некому!

Все согласились. Ну, а потом еще немножечко подумали - и придумали. А помог нам соратник фрикассевый, не скажу - кто, а то Бог его знает... Но в общем, нашелся в его команде человек, который, как он выразился, не одобрял "методов исследования", а попросту тоже страдал аллергией на запах. Ну вот, в один прекрасный день пошел Фрикассе с завода, а в проходной Тельма. Останавливает она Фрикассе, принимается шмонать - и что же? - находит у него в портфеле разные детали с нашего производства и флакон спирта.

- Что ж ты это, Фрикассе, - она ему, - обворовать компанию вздумал?

Он так и взвился:

- Фракасс! Капитан Фрак... то есть, я хочу сказать, моя фамилия Джонсон.

А Тельма, само собой, вызывает начальство и составляет акт о попытке хищения. Тут приходит начальник охраны Боб Дастерс и тоже, конечно, начинает выговаривать: ай-ай-ай, как же так, профессор, мы-то думали - наука, поможете фирме, а вы вон как, придется поставить в известность мистера Штагенбуха - и т.д. Фрикассе то в жар бросает, то в холод, пробует он объяснить, что ему, дескать, это кто-то подбросил, он, мол, носит с собой только анкеты и всякие там научные бумаги, вот, пожалуйста, - и достает, значит, из папки свои бумажки - да как глянул, так и выронил из рук всю кипу. А Дастерс поднимает их - да так и ахнул:

- Вот так анкеты у вас, мистер Джонсон! Вот так научные бумаги!

А ахнуть есть от чего: на бланках-то изображен коленопреклоненный Штагенбух, целующий руку сидящему перед ним Фрикассе, на что тот милостиво ему изрекает: "Научней, Хельмут, научней!" Причем, все так нарисовано, что не совсем понятно - то ли руку Штагенбух целует, то ли... ну, вы понимаете. И дается, значит, под картинкой социологическое задание - оценить вышеприведенный рисунок по следующей разбивке:

1 - содержание одобряю, форму подачи - нет

2 - одобряю форму рисунка, но не содержание

3 - не одобряю ни форму, ни содержание

4 - одобряю и форму, и содержание рисунка

И во всех анкетах отмечен, значит, пункт 4. А ко всему еще здесь итоговый листочек результатов другого социологического исследования - по вопросу "Как считаете лично вы, кому следует поручить руководство нашей компанией?" И результаты: за Штагенбуха - 0,0%, за профессора Джонсона - 93,7% всех опрошенных.

А тут как раз и сам Штагенбух подоспел. Начальник охраны и докладывает честь по чести: ознакомьтесь, герр директор, чем тут у нас наука занимается. Мало того, что воруют, так... в общем, смотрите сами.

Конечно, Штагенбух понял, что дело это все подстроено - не совсем дурак. Да только прежняя-то любовь между ним и Фрикассе как-то кончилась. Хоть и побушевал "Порядок-унд-дисциплина" на совещании по поводу возмутительного хулиганства, хоть и обещал виновников найти, но чувствовалось, что это уже больше для приличия. Ну, а через пару недель объявил Штагенбух, что научные изыскания у нас окончены и эксперимент успешно завершен.

- А как бы узнать насчет результатов? - поинтересовался кто-то.

Тут Штагенбух принялся извращаться, что это, мол, дело небыстрое. Компьютеры, мол, полгода будут считать, да после анализ, да то-се, но несомненно, что огромадный будет вклад в науку и еще более огромадная польза для усовершенствования стиля деятельности нашей фирмы. Встал тут заместитель фрикассевый - самого уж Фрикассе, конечно, не присутствовало - и клятвенно заверил, что подробным образом каждого участника ознакомят со всеми результатами, так что будьте покойны и прочее.

И - в с ё: больше ни одного социолога, кроме разве подпольных каких, мы далеко не видели у нас на фирме. Никаких тебе анкет, никаких тебе учеников Адорно, никаких капитанов Фракассов. И ничего - как до этого копошились потихоньку, так и после этого - без всякой вашей науки. Я, правда, в "Дечекако" больше не работаю, так что не знаю даже, жива ли еще фирма. Зато другое знаю: фигня! Фигня вся эта ваша социология промышленная, а ваш Фрикассе никакой не капитан, если с какой-то черномазой толстухой не смог сладить. Так что не верьте вы всем этим вашим учебникам про хоторнский эксперимент. Я сам, когда мне прочитали, поразился - это надо же все так переврать! Не так все было. Вы теперь знаете - как.

5. ТИПОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ХАРАКТЕРОВ

- Меня часто спрашивают: Пит, как это вы с Джимом навострились в людях разбираться? В каком, мол, Гарварде психологию изучали?. Гарварда, ребята, у нас нет, а вот знание жизни - есть. Я вам, док, так скажу: хочешь понять человека - сходи с ним на нудистский пляж - ну да, тот, где голышом загорают. Вы ведь как думаете - мол, пришла гурия нагишом полежать - значит, хорошая баба. Э, не так оно просто - хорошая-то она хорошая, да не всегда. Короче, берите блокнот и записывайте. Какие бывают люди и как их распознать. Наблюдения, проверенные многолетней практикой - это уж не сомневайтесь (Пит Грейсон и Джим Драккер - ведущие специалисты в области практического менеджмента - прим.автора).

I. ДАМЫ

СТЕРВА

НА ПЛЯЖЕ

Не пытайтесь заглянуть в ее дырку - нарочно лежит так, чтобы не было видно. На попытки познакомиться крысится. Может и заехать.

В ЖИЗНИ

- Ненавидит все и всех, особенно мужчин. На работе ее боятся как чумы. Запинает кого хочешь, хоть и президента. На пляж ходит исключительно затем, чтобы и здесь всех доставать.

ПРИЛИПАЛА

НА ПЛЯЖЕ

Зануда. Пристает чуть не ко всем проходящим мужчинам. Так уж хоть бы так и сказала, что хочет! А то: "Извините, у вас не найдется крема от солнца... а сигаретки... а вы не знаете телефон зоопарка..."

В ЖИЗНИ

- В жизни то же самое - как прилипнет, не отстанет. Не дай ей Бог стать хотя бы мелким начальником - будет зудеть над подчиненными, пока - ну, пока ей чего она хочет. А этого с ней мало кто хочет, вот она и зудит.

КОРОВА

НА ПЛЯЖЕ

Телеса в стиле Рубенса. Левую грудь стелит на покрывало, правой закрывает голову. Вся колышется от одного вдоха-выдоха, а уж если замыч..., тьфу ты, засмеется!.. Но на любителя - самое то.

В ЖИЗНИ

- Требует подхода. В руках умелого дояра и накормит, и молоком напоит, да еще и полижет своим теплым коровьим языком. Ну, а если что не так - берегись! - забодает.

КРУТАЯ

НА ПЛЯЖЕ

В зеркальных черных очках. Присмотрев самца поаппетитней, дожидается, пока тот не пройдет мимо. Валит его на песок отработанной подножкой, имеет три раза подряд, после чего откидывает в сторону, собирает одежки и уходит.

В ЖИЗНИ

- Типичная карьеристка. У ней или есть, или будет все - покорный муж, семья из скольки надо детей и кресло президента. Но ей мало - приходит на пляж и там имеет.

ПРОГРЕССИСТКА

НА ПЛЯЖЕ

К пляжу подготовлена по последнему слову прогресса - лежит на раскладном ложе-вертушке и в перископ наблюдает окрестности. Заметив шевеление в свой адрес, поворачивается в нужную сторону и, раздвинув ножки, покачиватся туда-сюда для полной обозримости.

В ЖИЗНИ

- Хорошая баба, но чокнутая. На фирме всегда носится с какими-то новшествами, в постели бывает просто опасна - заставляет опробовать всякие новоизобретенные средства. Ухо востро! - не член сломаете, так язык обожжете.

ПУСЕНЬКА

НА ПЛЯЖЕ

Грудки что надо и прочее тоже. Разглядеть это легко - фея вам приветливо улыбается и угадывает желания: хочется вам посмотреть ее в рост - встает, прохаживается; хочется потрогать - подсаживается поближе. Вам хочется - даст тут же, на берегу; хочется, чтоб она была сверху - будет сверху; хочется орально, сделает орально. Пусенька, да и только!

В ЖИЗНИ

- Хар-рошая девка! В работе умна, исполнительна, безотказна. Все сделает как надо и прибавки не попросит. Верная жена, любовница, отличная мать. Не женщина, а мечта - да где ж ее встретишь? О такой только и можно что мечтать!

II. МУЖЧИНЫ

СЛЮНЯВЫЙ

НА ПЛЯЖЕ

Вперяется взглядом в лежащую поблизости натуру с отвисшей челюстью. Застывает в таком положении на все полчаса, рот слюноточит. На оклики не реагирует. В конце концов поворачивается и произносит: "Вот бы с ней... это..."

В ЖИЗНИ

- Хороший мужик, но несколько замкнутый. Незаменим при работе, требующей длительной концентрации, глубокого проникновения в материал. На живую работу лучше не ставить.

АРТИСТИЧНЫЙ

НА ПЛЯЖЕ

Откровенно демонстрирует свою озабоченность. Встает напротив натуры и громко восклицает: "Фея! Ласточка! Пряничек! Лапушка! Я торчу! Я теку!" - до тех пор, пока на его плавках не начнет расплываться мокрое пятно. После чего исполняет национальный гимн. После чего делает сальто и, подмигнув, подсаживается к очарованной гурии.

В ЖИЗНИ

- Душа общества, компанейский парень. Конечно, изрядный балабол. Отлично знает, как прервать какое-нибудь нудное совещание. Минус - писается, когда напьется (проверено).

ЛОЖНЫЙ ОПЕНОК

НА ПЛЯЖЕ

"Ничего телка, а?" - его первое восклицание, едва он присел где-нибудь на песке. После этого начинает громко рассказывать про свой длинный и толстый и про то, как от него торчат все бабы. Потом подсаживается к даме и говорит: "Если уговоришь меня сходить с тобой в водичку, то не пожалеешь". На отказ реагирует так: "Ты что, серьезно?"

В ЖИЗНИ

- Жлоб. Кстати, непременно страдает запором. Ничего общего не имеет с настоящим половым гигантом (см. дальше).

ФИЛОСОФ

НА ПЛЯЖЕ

Обязательно найдет собеседника или нескольких и поглядывая на возлежащие вокруг прелести пустится в рассуждения о природе сексуальности, начнет вспоминать всякие авторитеты и так далее. Откуда-то достанет - непременная принадлежность! - карманный энциклопедический словарь и примется его цитировать. Не ждите от него попыток пойти на сближение с какой-либо прелестницей - их не будет.

В ЖИЗНИ

- Зануда, болтун, нигде и ни в чем не пойдет дальше разговоров. Жена перестала давать ему так давно, что он уже привык.

ИМПОТЕНТ

НА ПЛЯЖЕ

Садится спиной к натуре с угрюмым лицом. На обращения типа: "Глянь-ка, Фил, какая сзади телка" - криво улыбается. В конце концов начинает играть с кем-нибудь в покер или - если не подобралась компания - принимается читать газету.

В ЖИЗНИ

- Пассивный, безынициативный работник. Склонен к меланхолии, вечерами пьет один и плачет над своей несчастной долей.

НЕРВНЫЙ

Разновидность А.

НА ПЛЯЖЕ

Начинает бегать по пляжу, рассматривая всех дам подряд. Время от времени прибегает и делится с остальными своими наблюдениями. В своих блужданиях раза по два-три подсаживается к каждой даме и делает откровенное предложение. За час до семи раз может забегать в воду для разрядки.

В ЖИЗНИ

- Отличный сбытовик, успешный коммивояжер, брокер и т.д. Но страшный сплетник и обязательно придумает для босса какое-нибудь гадкое прозвище.

Разновидность Б.

НА ПЛЯЖЕ

Выбирает какую-нибудь одну натуру и начинает сновать вокруг то на четвереньках, то ползком, оставляя в песке борозду. Причмокивает и стонет. В конце концов выбирает позицию напротив промежности и ерзает, лежа на животе. Может и совершить рывок вперед, если не удержать.

В ЖИЗНИ

- Незаменим для поддержания устойчивых деловых связей, - например, с поставщиками или клиентами. Но несколько консервативен, сторонится разнообразия.

ЛИЦЕМЕР

НА ПЛЯЖЕ

Едва приземлился на песок, спешит состроить кислую мину: "Не понимаю, зачем вы меня сюда притащили?" На проходящих див морщится: "Фу, какое бесстыдство!" Но вскоре незаметно достает зеркальце и что-то больно долго причесывается.

В ЖИЗНИ

- Продаст, обманет, оговорит при всяком удобном случае. А после будет смотреть вам в глаза и уверять в своей неизменной дружбе. По некоторым сведениям, ночью, тайком от жены запершись в туалете, онанирует на карточку Клаудии Шифер.

РОБКИЙ

НА ПЛЯЖЕ

Смотрит на натуру испуганно, искоса или исподлобья. Может начать всхлипывать. В конце концов принимается строить песчаный замок. Когда его стена приближается к конечности лежащей вблизи дамы, робко замирает на месте. Может вскочить и с рыданьями убежать.

В ЖИЗНИ

- Типичный начальник контрольно-ревизионного управления. Следует обратить внимание: убегает ли он от натуры или в конце концов как бы невзначай задевает ее мизинчиком. В первом случае побоится взять в лапу, во втором - можно договориться.

ПОЛОВОЙ ГИГАНТ

Разновидность А.

НА ПЛЯЖЕ

Ложится на спину и накрывает член шляпой. Когда его знамя замечено, поворачивается на бок и вступает в разговор.

В ЖИЗНИ

- Крутой мужик; крутой босс. Держите ухо востро - если он еще не занял свое место на Олимпе, то вы послужите ему ступенью при его восхождении.

Разновидность Б.

НА ПЛЯЖЕ

Ложится на живот и засекает время, потребное для возникновения в песке скважины. После этого ложится рядом и прутиком меряет глубину. Может повторить это несколько раз, время от времени вздыхая: "Раньше было на дюйм длиннее..."

В ЖИЗНИ

- Симпатяга, добродушное подобие разновидности А. Слишком занят девками и своим совершенством, чтобы идти по головам. В фирме предпочитает заведовать библиотекой или оранжереей (удобно для встреч).

ИДЕАЛ

НА ПЛЯЖЕ

Сразу признается: "Ребята, у меня эрекция!" Выбирает какую-нибудь посдобнее и кидает в ее сторону воланчик (мячик от пинг-понга и т.п.). Садится поближе и представляется. После пары фраз делает комплимент и спрашивает: "Можно, я возьму воланчик?" - и лезет рукой куда надо. Все кончается телодвижениями под накинутым покрывалом (или без оного).

В ЖИЗНИ

- Наш парень. Хорош для чего угодно. С таким и в каталажку сесть приятно. Настолько хорош, что очень редок, и настолько редок, что может быть причтен к суперменам.

Н Е К И Т А Й Щ И Н А

МЕТАМОРФОЗЫ

Как-то раз бонза Хун произносил проповедь в храме Благоденствия. Ли Фань и Гу Жуй заспорили, на кого больше похож наставник. Ли Фань говорил, что на борова, а Гу Жуй - что на барана. Остановили служку и попросили рассудить их. Тот всплеснул руками:

- Учитель Хун известный праведник, его вот-вот причтут к лику святых! Как вам не совестно спрашивать о подобном?!. Конечно, на барана!

Тогда Ли Фань сунул служке Юаню монету и спросил:

- Ну, а теперь на кого походит достопочтенный Хун-цзы?

- Теперь на борова, - отвечал служка.

Гу Жуй дал на пару монет больше.

- А теперь как?

- На борова, конечно, тоже немного походит, - задумался служка Юань, - но если приглядеться - баран-бараном.

- Приглядись получше, - сказал Ли Фань и прибавил еще несколько монет.

- На борова.

- А теперь?

- На барана... на борова... на барана...

Тут Ли Фаню стало жалко денег, и он сказал:

- Свинина кончилась, придется бонзе оставаться бараном!

Этот спор привлек внимание, и бонза Хун-цзы подошел узнать, в чем дело. Служка стал оправдываться:

- Я собирал пожертвования для храма, что тут особенного, если пару раз поддакнул двум мудакам!

- Нет, это дело надо разобрать окончательно, - возразил Хун-цзы. - Принеси-ка зеркало.

Наставник долго рассматривал себя, но не мог решить, кто же из спорщиков прав. Тогда он сунул зеркало под нос Ли Фаню:

- Кого ты там видишь?

Ли Фань посмотрел и неожиданно увидел в зеркале... козла! Но признаться он не решился и соврал:

- Себя.

- А ты, Гу Жуй?

Гу Жуй тоже увидел козла и тоже сказал:

- Вижу себя.

- Ну, так позвольте и мне походить на самого себя! - приговорил бонза Хун.

- А что делать с мясом? - спросил служка, потряхивая монетами в руке.

- Свинину с бараниной раздай прохожим, а этих козлов гони отсюда!

На обратном пути Ли Фань сказал Гу Жую:

- А ты знаешь, Гу Жуй, я понял, что ты был прав - бонза-то больше похож на барана!

- Почему? - удивился Гу Жуй. - На борова!

КИТАЙСКАЯ КЕРАМИКА

Как-то в молодости Ли Фань с приятелем пошел в художественную галерею. Ему не понравилось с каким надутым лицом смотрят на него старухи-смотрительницы. "Что бы такое брякнуть?" - подумал Ли Фань.

Мимо него как раз проходила какая-то музейная дама, и Ли Фань спросил:

- Скажите, а почему не представлена коллекция китайской керамики?

Музейная чиновница просто взбесилась:

- Какая еще китайская керамика? Да у нас никогда не было такой коллекции!

- Да? А мне говорили, что есть, - продолжал свистеть Ли Фань с самым серьезным видом.

С музейной дамой едва истерика не случилась:

- Кто говорил такую чушь? Скажите, кто? Мы ничего не прячем в запасниках!

Кое-как Ли Фаню удалось отделаться от сварливой музейщицы.

Прошли годы. Однажды Ли Фань прочитал в местной газете о культурном обмене с Китаем. Было написано, что в художественной галерее выставлены разные керамические поделки китайских художников. "Как знать, может быть мое идиотское замечание помогло состояться этой выставке", - с удовлетворением подумал Ли Фань.

ОБА КОЗЛЫ, А ОДИН УЛЫБАЕТСЯ

Как-то на прогулке Гу Жуй предложил Ли Фаню:

- Чем постоянно спорить, кто из нас одаренней, давай спросим у какого-нибудь незаинтересованного лица. Пусть он беспристрастно оценит каждого!

- Тогда надо спрашивать незнакомого человека, - возразил Ли Фань, - а откуда он может знать, кто мы есть? Это все равно, что обращаться к гадалке!

Гу Жуй обрадовался:

- Ну вот, у ворожеи и спросим! Знать она нас, конечно, не знает, но пусть проявится перст судьбы.

- Раз так, то сам плати плати за гадание.

А они как раз были в двух шагах от ворожеи, с которой у Гу Жуя был уговор на этот счет. Они зашли к ней, и Гу Жуй сказал:

- Почтенная ворожея, мы хотим узнать кое-что о наших приятелях, погадайте нам. Только прошу вас - говорите все, как есть, нелицеприятно, а то нам предстоит сделка, и мы не знаем, стоит ли нам с этими людьми сходиться.

- Загадайте первого, - предложила ворожея.

- Это буду я, - шепнул Гу Жуй Ли Фаню.

Гадалка поворожила и принялась брехать:

- О, это человек редких способностей, нечасто такие спускаются к нам на грешную землю! Приятное обхождение, вкус, высокий и проницательный ум, благородство - всем взял. А таланты какие! Одно плохо: окружающие его люди - пустые, посредственные личности, - где им оценить по достоинству вашего приятеля!

- Да, все это очень похоже на него, - сказал, весь сияя, Гу Жуй. - Ну, а второй каков по своей сути?

"Если я и второго распишу, то решат, что я хочу им подольстить,"- подумала гадалка. И она сказала:

- О, этот совсем другой. Так себе человечишка - ни большого ума, ни способностей. Чувства заурядные, суетные, душа мелкая. Посредственность - что о таком говорить?

- Тоже похож, - согласился Гу Жуй.

Они вышли на улицу. Ли Фань шел с таким видом, будто ему показали, как его отца поджаривают в преисподней, и все молчал. Зато Гу Жуй так и заливался:

- Ты не расстраивайся, Ли Фань, ворожея, пожалуй, немного недооценила тебя. Ну, а про меня все верно, ничего не скажешь! А уж в соседстве с таким человеком, как я, и тебе будет передаваться что-нибудь. Что толковать, я бы императорский совет давно возглавил, да не хочу: зачем подавлять своим величием этих бездарностей! Какой-нибудь шедевр написать - картину ли, книгу ли, - это мне семечки. Не знаю вот - может, согласиться всемирную ассамблею возглавить?

Меж тем они шли мимо дома мудреца Дэ-цзуна, известного безошибочными предсказаниями. Мрачный Ли Фань предложил:

- Раз уж на то пошло, заглянем к старику Дэ, уж он-то правду скажет.

Они принялись стучаться в дверь.

- Мудрец Дэ не принимает, - пытался объяснить им слуга.

Но приятели настаивали:

- Нам срочно нужно узнать у почтенного Дэцзуна, что мы за люди, каждый из нас.

А старик Дэ накануне принимал друзей, выпил пару лишних кружек и теперь лежал в своей постели с мокрым полотенцем на голове. Шум у двери окончательно доконал его, и мудрец Дэ завопил:

- Оба козлы, гони их в шею!

- Вот это больше походит на правду, - произнес довольный Ли Фань.

- Слово мудреца - закон, - подтвердил слуга и прогнал двух друзей прочь.

Теперь Гу Жуй мрачно молчал, зато Ли Фань так и светился.

- Не понимаю, чему ты-то радуешься, - не выдержал наконец Гу Жуй. - Можно подумать - меня одного назвали козлом!

- Мы оба козлы, - отвечал Ли Фань, - но ты заплатил деньги, чтобы услышать ложь, а я узнал правду да еще и бесплатно. Как не радоваться?

ЛИ ФАНЬ И ПЕРСИКИ

Как-то раз поехал Ли Фань в Лоян (не тот Лоян, что славится своими пионами, а некитайский). Он остановился в гостинице напротив рынка, лег поздно и спал чуть не до полудня. Утром ему приснилось, будто он превратился в дерево где-то в волшебном саду. В сад вошли две девушки и удивились:

- Какое необычайное дерево выросло за ночь! Какой аромат!

- А какие плоды - они так и манят!

- Давай попробуем - это, наверное, персики!

И девушки потянулись, желая сорвать то, что им показалось персиками. Ли Фань испугался и закричал:

- А вот и не персики! А вот и не персики!

А на улице под окном расположился торговец и как раз расхваливал свой товар:

- Кому персики! Покупайте персики! Какой запах - вы только понюхайте! Какие еще плоды могут похвастать столь тонким, столь изысканным ароматом? Только персики!

В это-то время Ли Фаню и приснился его сон, и он закричал:

- А вот и не персики!

- А что же это, Ли Фань? - крикнули с улицы.

- Это два моих кругляшка, - отвечал спросонья Ли Фань.

Народ засмеялся, а торговец пришел в ярость:

- Козел, думаешь, к тебе очередь выстроится понюхать?

Он подал жалобу начальнику рынка:

- Мудила Ли Фань испортил мне всю торговлю.

Начальник рынка разобрал дело и присудил:

- Раз Ли Фань испортил торговлю, то пусть теперь ее поправит.

Ли Фань встал с торговцем и принялся зазывать покупателей:

- А вот персики! Берите персики! Вы только понюхайте - они пахнут значительно приятней, чем два моих кругляшка!

Народу вокруг толпилось много, но персики почему-то никто не брал.

- Наверное, надо сменить место, - предложил Ли Фань.

Они с торговцем перешли в другой конец рынка, но и там все было по-прежнему: все сбегаются, глазеют, а товар никто не покупает. Целый день переходили с места на место, по всему городу вытаскались, а персики так и не продали. Да и вообще с тех пор в Лояне перестали есть персики, так что и привоз прекратился. Бывало, какого-нибудь бедолагу угораздит привезти на рынок персики, как тут же соберутся молодые зубоскалы и начинают:

- Эй, - скажет один другому, - посмотри, какие персики: они значительно круглей, чем...

Да уж и продолжать не могут - только стоят и покатываются со смеху.

ЛИ ФАНЬ И ПОРТНОЙ

Ли Фаня в деревне считали странным: он каждый день взбирался на дерево у себя во дворе и начинал кричать. Крестьяне уж знали: бывало, заслышат вопли и говорят друг другу:

- А, это Ли Фань на дерево залез!

- Ли Фань, зачем ты это делаешь? - спросил его однажды портной, живший по соседству.

- Я возношу хвалу Небу, - отвечал Ли Фань.

Портной был потрясен: они-то все считали, что Ли Фань орет, потому что блажной, а он, оказывается, возносит хвалу Небу!

- А за что же ты благодаришь Небо, Ли Фань? - спросил его портной.

- Я благодарю его каждый раз, когда мне удается вдеть нитку в иголку, - объяснил Ли Фань. - Руки у меня трясутся, глаза не видят, а нитку вдел, - как же мне не радоваться?

Портному стало жаль Ли Фаня, и он предложил:

- Если хочешь, Ли Фань, можешь приходить ко мне с этим делом, - я охотно помогу тебе!

На следующий день Ли Фань так и поступил. Поблагодарив портного, он тут же побежал во двор, залез на дерево и забазлал:

- О, хвала Небу! Портной вдел нитку вместо меня! О!

Так продолжалось несколько дней, и тогда портной отказался вдевать нитку Ли Фаню. Но тот все равно приходил просить об услуге, а когда портной отказывался, все равно оставался и ждал, пока портной не вденет нитку сам для себя. Тогда Ли Фань бежал домой, лез на дерево и вопил:

- Хвала Небу! О! Портной удачно вдел нитку в иголку! Не для меня, но все равно удачно! С одного раза! О!

Портной стал гнать Ли Фаня и начал вдевать нитки, запершись где-нибудь в комнате, а потом попробовал уходить для этого в лес. Но Ли Фань проникся таким сочувствием к труду портного, что уже на расстоянии это чувствовал. Он сразу бросал все и немедленно лез на дерево вознести хвалу Небу.

- Бросил бы ты это, Ли Фань, - посоветовали ему. - Портной говорит, что наймет кого-нибудь, чтобы навсегда заткнуть тебе глотку.

Ли Фань испугался и уехал. Прошло несколько дней, и портному стало как-то не по себе. Он неделю ходил сам не свой, а затем полез на дерево и заорал вместо Ли Фаня.

А голос у него был гораздо противней и громче, чем у Ли Фаня. Крестьяне вздыхали:

- Оказывается, Ли Фань спасал нас всех от этого ишачьего рева! Нам бы беречь его, а мы...

Вот так живешь бок о бок с человеком - и не замечаешь его. А потеряешь его - и становится видно, что он значил!

УМЕЛИ РАДОВАТЬСЯ!

или

ПРАЗДНИК ПЕРВЫХ КЛОПОВ

Сейчас не то - вот в старину были праздники так праздники. К примеру, Праздник Первых Клопов. Его как отмечали? Переберется семья в новый дом, а клопами разжиться никак не может. Хозяин туча-тучей ходит, жена на сеновал всех парней переводит - все равно не помогает. Детишки по соседям шустрят, но там тоже не дураки - следят, к ногтю клопа прижать дают, а чтоб с собой унести - ни-ни.

Ну да, клопы народ жалостливый - покочевряжатся, да и сами в новый дом заберутся. Тут уж масть переменится - почет такой, что впору себя в князья записывать. Вот, в объявленный день соберется деревня у дома, ждут. Час, другой - а семья не торопится, знает себе цену. Ну, выйдут, клопов в хрустальной вазе вынесут. Сначала, понятно, старикам покажут, потом уж и остальным, по старшинству. Если клопики махонькие, худосочные, то еще ничего. Ну, а уж коли здоровенные да жирные, то хозяин-то и глядеть ни на кого не хочет, стоит, нос задирает - ну, а все шапки долой и стоят согнувшись. А тут ребятня налетит, вырвет вазу-то да и клопов всем зашиворот давай кидать! Смеху-то, хоязин ругается, все одежонку скидают, чешутся, семья бегает, клопов своих собирает - а озорники на крышу залезут и хохочут. Умели радоваться!

ТИПОВЫЕ МЕТОДИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ ПО ИЗУЧЕНИЮ РОМАНА Л.ФАНЯ "ЧУДО-МОРГУШНИК В НЕКИТАЕ"

Пособие для преподавателей литературы средних учебных заведений

1. Методические рекомендации при изучении темы "Удалой Луи и дерево любви".

Вопросы к ученикам.

Какой художественный прием использует Ли Фань, описывая склейку короля Луи с деревом? Как правильно говорить - древосеки или дровосеки? Чем они отличются? Какой исторический случай послужил основой для всего рассказа? Кто в реальности послужил прототипом при создании Ли Фанем образа медведя-говноеда? Из чего видно хорошее знание писателем мира природы (подсказка - приведенный в рассказе пищевой рацион хищников)? В чем состояли нарушения техники безопасности при сооружении скважины и ее использовании? Извлекли ли вы, мальчики, для себя выводы на будущее (наводящие вопросы - каким образом следует вводить в дупло, а каким - не следует)? А вы, девочки, сталкивались с похожими случаями? Опишите. Какие меры вы предпринимали, когда сучок был излишне толст - подстругивали, пересаживались на другой, обгладывали лишнее? Раскажите.

2. Методические рекомендации при изучении темы "Злоключения аббата Крюшона".

Вопросы к ученикам.

Вопрос на проверку знания текста: что приобрел аббат, а что потерял во время схватки с акулой-крокодилом? Как вы считаете, образ акулы-крокодила, откусывающей яйца, - это метафора или всего лишь реалистическое описание произошедшего несчастья? Девочки, как на ваш взгляд - компенсирует ли удлинение члена свыше 90 сантиметров усекновение яиц? А вы как считаете, мальчики? А вам хотелось бы иметь такой же в длину? Кому в классе больше всех этого хочется - девочкам или мальчикам? Мальчики, а у кого в классе и так самый длинный? А вы что скажете, девочки? А у кого больше всех в соседнем классе? в школе? в городе? Дайте адрес классной руководительнице.

3. Типовой образец сочинения на заданную тему по проблемам, поднятым в романе Л.Фаня.

КРАХ ТРАНСАЗИАТСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ

4. ОБРАЗЫ ДВУХ КОМАНДИРОВ В ЭПОПЕЕ ЛИ ФАНЯ "КРАХ ТРАНСАЗАТСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ"

Сочинение

Бессмертное произведение Л.Фаня "Крах трансазиатской экспедиции" - замечательный пример использования метода контраста. Противопоставляя храброго и опытного воина полковника Томсона самозваному лидеру Жомке, Л.Фань достигает необыкновенной выпуклости и яркости этих образов.

Полковник Томсон в его хронике предстает как закаленный и мужественный руководитель. Он мудр и прозорлив - быстро раскусил Жомку и не поддался его разлагающему влиянию. Кроме того, полковник прекрасный семьянин, всегда носит с собой фотокарточку тещи. Этот командир - культурный и разносторонний офицер, он в оригинале читает Шекспира. К солдатам он внимателен, понимает их нужды и готов при необходимости пойти им навстречу. Ночами полковник ходит вокруг палаток, слушает разговоры, то есть старается знать чаянья сержантско- солдатских масс. В походе он подбадривает солдат озорными шутками, поет для них песни. Когда полковник Томсон съедает свой офицерский паек, то не чурается простой солдатской пищи, ест из общего котла и даже не просит добавки. Вместе с тем полковник строг и требует неукоснительного соблюдения дисциплины. Он стремится постоянно совершенстовать свою оперативно-тактическую подготовку, чтоб не пропадало время, на привалах читает "Военно-морское уложение", хотя до моря далеко. Даже Жомка отмечает умение полковника определить господствующую высоту и расставить посты. На первый взгляд, полковник Томсон может показаться нерешительным при броске через Кашанский перевал. Но на самом деле он проявляет стратегическую дальновидность. Лишь исчерпав все другие вариан- ты, полковник принимает нелегкое, но единственно правильное решение и вместе с рядовым Ходлом штурмует непокорную высоту. Редкое хладнокровие и отвагу этого командира вынужден признать даже Жомка - ведь полковник в критический момент лично бросается в атаку на некитайского императора, поддерживая героический порыв Ходла!

Полную противоположность полковнику-смельчаку представляет фармазон и разгильдяй Жомка. Правда, он тоже постоянно подчеркивает свою показную простоту, свою мнимую близость сержантско-рядовому составу. Но чувствуется, что это напускное - ведь в решающий момент Жомка превращается в кокер-спаниеля и убегает вместе с бродячим цирком, бросая экспедицию на произвол судьбы. Понимая, что ему не провести назначение Франциски на пост главы экспедицию через канцелярию главного штаба, Жомка предпочитает действовать исподтишка. Он внушает солдатам, будто их командир проводит время в кустах не для изучения "Военно-морского уложения", но занимается там онанизмом. По наущению Жомки сержант Липтон пытается выследить полковника, но тот для него слишком крепкий орешек - ведь он в совершенстве владеет искусством маскировки и умело путает следы на местности (наш физкультурник тоже пытался застукать нас с Фредом Доули, но мы ему не по зубам). Тогда Жомка кладет ночью руку полковника в ведро с теплой водой и шепчет ему на ухо: "Пи-пи, Тедди, писай, мой мальчик, писай!" (правда, у Ли Фаня об этом не написано, но так делал один вредный парень у нас в бойскаутском лагере, так что я знаю). Но полковник стойко выдерживает и это испытание. Кроме того, Жомка всячески превозносит свои заслуги перед экспедицией, выставляя себя этаким "благодетелем". Ли Фань своим мастерским пером дает нам ясно понять: этакий Жомка и портупею полковника способен обменять на винно-водочные изделия где-нибудь в горной деревне!

К счастью, лишь ничтожное меньшинство солдат поддерживает новоявленного "комиссара". Живописуя поведение низов, Ли Фань, как блестящий мастер психологической достоверности, и здесь выдерживает принцип контраста и противопоставление двух лидеров дополняет противопоставлением сержанта Липтона и рядового Ходла.

Сержант Липтон - это типичный армейский карьерист. Чтобы устроиться в армии "потеплее", он заискивает перед начальством, всячески угождая разным сомнительным личностям типа лейтенанта Слейтера. Липтон до того мил лейтенанту, что тот и находясь во сне дает ложное медицинское заключение - и все затем, чтобы потрафить своему любимцу! Интриган Липтон тоже боится действовать открыто и выставляет себя этаким служакой. Что бы ни случилось, с него взятки гладки, он то и дело повторяет: "Приказ командира, полковник приказал..." В общем, это пособник Жомки - недаром он выгораживает его и во всем обвиняет полковника Томсона: "надо было лучше тренироваться!" Липтон и действует в стиле Жомки - подбивает ламу-гипнотизера внушить всем, будто полковник состоит с ним, сержантом Липтоном, в неуставных отношениях. Кстати, не есть ли этот лама переодетый Жомка? Липтон доходит до панибратства с полковником и пренебрежительно величает его "товарищем майора", но полковник Томсон сурово его одергивает. Однако сержант Липтон продолжает мнить себя этаким Робин Гудом, слепо веря в свою незаменимость для экспедиции. Становится ясно -Липтон приучает всех к мысли, будто бы он и есть тот народный сер- жант, о котором так много поется в английских песнях (хотя таких песен вообще не существует).

К счастью, британская армия состоит не из одних липто- нов и слейтеров. Ее основа - такие, как Ходл. Правда, поначалу кажется, будто Ходл тоже попал под дурное влияние Жомки. Но это все временно, пока не настал час решающих испытаний. Именно повар Ходл, хотя у него и шатаются передние зубы, плечом к плечу с полковником кидается на азиатского деспота. Напрасно лейтенант Слейтер и сержант Липтон пытаются убедить Ходла, что он должен выставиться в окно и помочиться на голову какому-нибудь зазевавшемуся лейбористу. Ходл понимает, что не спасет этим Англию, и отказывается участвовать в их авантюре. И неслучайно полковник Томсон в наиболее ответст- венный момент отстраняет Липтона от проведения операции и останавливает свой выбор на Ходле. Это - явный символ нерушимого боевого братства высшего командного состава и армейских низов, вклиниться в которое зря пытаются всякие липтоны!

Правда, гениальный Л.Фань, как суровый реалист, показывает, что справедливость еще не во всем торжествует: орден Бани все же минует Ходла и достается выскочке Липтону, хотя заслуги Ходла неизмеримо выше. Тем не менее рядовой Ходл продолжает скромно тянуть армейскую лямку и не претендует на награды. И все-таки, хочется верить, что английское правительство в конце концов исправит свою ошибку.

Я обязательно буду таким, как Ходл, а потом пойду в армию и в нужный момент волью новые силы в парочку генералов.

ЛИ ФАНЬ И ЕГО СТРАННЫЕ ПЕРСОНАЖИ

Послесловие к роману

В мировой литературе нет, пожалуй, другого произведения, породившего столько кривотолков, пересудов и разночтений. Поражает даже не количество комментаторских работ - в конце концов, библиографический список ученых трудов, посвященных, к примеру, "Дон Кихоту" или "Алисе в стране чудес" тоже составит не один пухлый том. Поражает другое - спектр оценок, диапазон суждений по самым, казалось бы, очевидным моментам творчества Л.Фаня настолько широк, что... Впрочем, судите сами - взять хотя бы лишь некоторые из бытующих толкований смысла великой книги:

- "методичный пересказ некитайских исторических хроник, разбавленный литературной отсебятиной (проф.Ежко из Принстонского ун-та и некот.другие козлы*);

_________

* здесь и далее в подборке мнений относительно "Чудо-моргушника" опечатка: "козлы" следует читать как "коллеги". Приносим свои извинения за досадную ошибку. (прим.ред.)

- "учебник сексологии для младших ступеней общеобразовательных учебных заведений (проф.Нуфа, Марсельский ун-т, и нек.др.к.);

- "пламенная ода в честь Мужчины - младшего брата и верного спутника Человека (академик Лигачев, ПБ ЦК и н.др. совсем к.);

- "лучший в мире роман про шпионов, братву и криминал (проф.Кара-Богаз, Варшавский пед.ун-т, и ндк);

- "широчайшая антропологическая панорама национальных характеров (акад. из ун-та и ндк)

- "настольная книга авангардистов, кинематографистов и проктофантасмистов (проф. и ндк)

- "наилучший путеводитель по столице Некитая и на туристическом маршруте Базель-Амстердам (те же)

- "да просто шедевр (все умные люди с развитым художественным вкусом)

- и т.д. вплоть до "великой мировой книги смеха" и "великолепного способа сэкономить тонну сметаны" (фразы, использованные в рекламном ролике при продвижении книги на американский рынок).

Так что же такое шедевр Ли Фаня - исследование национальных характеров, исторический роман, книга про шпионов, хрестоматия по сексопаталогии, художественное произведение юмористического жанра? Самое удивительное, что взятые порознь, все эти оценки справедливы. Но если взять их вместе, то ни одно из толкований не выдерживает критики. "Чудо-моргушник" все это - и ничто из этого.

Взять, к примеру, широко распространенное заблуждение, что "Чудо-моргушник" есть произведение, скомпонованное из некитайских (и иных) исторических хроник. Да, действительно, события описываемые в романе, до мельчайших деталей совпадают с такими хрониками. Действительно, факт отправки графа Артуа и аббата Крюшона с миссией в Некитай зафиксирован в средневековых европейских летописях. Правда, их посылали не вместе, а порознь, и не из Франции, а из Норвегии, и не в Некитай, а в Патагонию. Да и графа Артуа на самом деле звали Васко да Гамо, а аббата Крюшона - Бертольд Шварц, и аббатом он не был. Но это, в конце концов, незначительные отступления от буквы истории, право на которые имеет всякий автор - ведь "Чудо-моргушник" все-таки художественное произведение, а не труд историка. Широко известно также, что Некитай и по сию пору расположен на территории геомагической аномалии, соединенной пространственно-временными корридорами с различными историческими эпохами. Чем и объясняется одновременное проникновение туда аббата Крюшона и графа Артуа из Франции времен Луи неизвестно какого по счету и британца Тапкина из викторианской Англии - равно как и Жомки и Фубрика из постиндустриальной Америки, де Перастини из гарибальдийской Италии и т.д. Правда, ко времени визита графа Артуа и аббата Крюшона (уж будем держаться имен, данных их прототипам автором) де Перастини уже покинул Некитай, а Тапкин и Пфлюген там еще не появились, да и аббат Крюшон так и не достиг некитайской столицы, но это неточности нисколько не погрешают против общей исторической достоверности "Чудо-моргушника".

Чрезвычайно скрупулезно передан в романе и местный колорит - общая атмосфера и все детали ритуалов национального некитайского праздника, - дебил-карнавала, на который и попадают граф и аббат по прибытия в Некитай - как это широко известно, дебил-карнавал проводится в Некитае каждую тысячу лет в течение десяти или пятнадцати лет (в зависимости от желания участников и дольше), а суть его заключается в том, чтобы поставить императором максимального додика и все делать в духе полного идиотизма. Этот обычай, весьма похвального и завидного свойства, соблюдается с древнейших времен и нужен некитайцам, чтобы передохнуть от излишнего законопослушания и чинопочитания. Сказать иначе - это такой грандиозный хэппенинг лет на десять вроде русской перестройки, только в колорите Дальнего Востока. Цель, разумеется, та же самая - балдеж с последующим укреплением мировой гармонии.

Однако следует ли из этой вот антропологически точно описанной картины народного гулянья, что книга есть культурологическое исследование? Да ни в малейшей степени! И точно так же она не есть исторический роман. Дело здесь даже не в многочисленных отклонениях от исторической правды. Важно другое - все эти исторические события, весь этот местный колорит, переданный столь живописно и вместе с тем точно, есть не более чем антураж, на фоне которого разворачиваются истинные приключения, к сути которых мы перейдем позднее. А достоверность описаний - это лишь свидетельство поразительной зоркости и наблюдательности, свойственной гениальному писателю.

Итак, история, как мы установили, в романе не более чем фон. Что же в таком случае его суть? Может быть, основная задача романа, это действительно, как считают акад. из ун-та и ндк, "широчайшая панорама национальных характеров"? В этом нельзя не усомниться. Казалось бы, перед нами действительно целая галерея национальных типов - французы аббат и граф, немец Пфлюген, британец Тапкин, турок и негр Ахмед, американцы Жомка и Фубрик, не говоря о типах собственно некитайских - скептик А Синь, бздежник Гу Жуй, гений Ли Фань и т.д. Но позвольте-ка спросить, а где в этой галерее прочие европейские типы? Где итальянец, русский, испанец, берлинец, пигмей, хананей и прочая европейская этническая инфекция? Ни слуху, ни духу! Так где же эта "широчайшая национальная галерея"? По-вашему, Ли Фань кроме англичан и пруссаков и народов в мире не знает? И во-вторых, как выясняется ближе к концу романа, все эти псевдо-немцы, итальянцы и т.д. на самом деле являются тщательно законспирированными британскими шпионами: Пфлюген в действительности доктор Уацон, де Перастини - мисс Маапл и т.д. Так о каких же национальных характерах можно вести речь?

Столь же уязвимы и неосновательны и все прочие гипотезы, кроме одной-единственной, безусловно верной. "Да просто шедевр" - с этим невозможно не согласиться. Однако это так неконкретно...

Так что же, что же в действительности представляет собой роман? На этот счет у нас есть собственная, и весьма доказательная версия. Ключ к истолкованию всего произведения - маленький эпизод, вставная новелла, которая отсутствует в основном корпусе романа, но изучена нами по ранним рукописям книги. Это - "Футбол аббата Крюшона". Он-то и послужил толчком к обнаружению потайного шифра и к расшифровке всего образного строя романа. Сейчас уже можно считать окончательно установленным, что вся книга есть метафорическое иносказание, в деталях передающее все перепитии футбольного матча Голландия-Бразилия в финале последнего мирового первенства. Состав и расстановка игроков, поминутный ход матча, расположение игроков на поле в каждый данный момент и т.д., вплоть до поведения тренеров и болельщиков - все это нашло точное отражение на страницах романа.

К примеру, сцена на приеме императора Некитая, когда после чтения письма из Шамбалы, Тяо Бин и Сюй Жень навлекли на себя монаршье неудовольствие. Да всякий футбольный фанат без труда опознает в этом метафорический пересказ эпизода с назначением и розыгрышем штрафного вблизи бразильских ворот на пятьдесят третей минуте. "...И когда Тяо Бина (Хулит) почесывали (посылает мяч Бомбастену), то посношивали (овладел им), а когда Сюй Женя (Бомбастен) посношивали (получает мяч от Хулита), то почесывали (овладел им). И когда Сюй Жень (Хулит) повизгивал (пропинывает мяч между ног Филе), то попискивал (бьет по воротам), и когда попискивал (вратарь отбивает), то о всеобщем осчастливливании (мяч отскакивает к Бомбастену), и когда Сюй Жень (овладел им) попискивал (пас Хулиту), то (бьет по воротам) об эффективности (попадает во вратаря) всеобщего (гол, хрен! штанга!) осчастливливания (овладел им).

Так же очевидно и распределение ролей, а с тем и функция персонажей: император - судья в поле, два гов.маршала - судьи на линии (глухонемой - тот, что дважды прозевал оффсайд), де Перастини (мисс Маапл) - непобедимый Кроив, мальчик, выбивший ему глаз из рогатки - английский хулиган-фанат на трибуне, кинувший в Сико шотландской волынкой и т.д.

К сожалению, размеры Послесловия не позволяют нам остановиться на этом подробней и привести множество других любопытнейшних соотнесений, а также поделиться некоторыми раздумиями относительно иных дискутабельных моментов. Так, неоднозначен образ дятла, долбанувшего Луи - то ли это Филе, подковавший Бомбастена, то ли Хулит, подковавший Филе. Все это, включая темы и вопросы для дальнейших исследований, обстоятельно представлено в нашей работе "Чудо-моргушник в Некитае как зеркало финального матча Голландия-Бразилия", к которой мы настоятельно отсылаем всех читателей.

Кстати, абсолютным доказательством нашей разгадки образного строя Чудо-моргушника является убедительное разрешение наиболее дискутабельной проблемы лифанистики - ответ на вопрос, кому принадлежал голос, подсказавший графу Артуа онанировать при пересечении границы Франции. Фраза эта является ключевой во всем тексте романа (иначе не было бы Некитайской онанавтики с последующим бегством графа, а то есть, практически, и всего романа) и до сих пор считалась неразрешимой загадкой. Однако наша теория дает ответ и на этот архисложный вопрос - конечно же, на самом деле фраза "И онанировать будете!" это просто иносказание, передающее выкрик с трибуны "Судья - дрочила!", прозвучавший на четырнадцатой минуте матча.

Таким образом, из сказанного выше очевидно, что роман Л.Фаня был и остается незаменимым пособием для тренеров и футболистов, а также для всех любителей футбола, и должен быть рекомендован к изданию в серии спортивной литературы.

Тынянов-Белинский, известрый критик

НА СУДЕ ИСТОРИИ

- Лысый, а ты из столицы сбежал, да?

Император повернулся - вопрос исходил от мальчика лет десяти. Он критически разглядывал императора с ветки дерева, а дерево росло за забором, во дворе деревенского дома, и было вне досягаемости.

- Чего тебе, мальчик? - ласковым голосом отвечал император.

- Лысый, а ты императором был, да? Ты сбежал, чтобы в тюрьму не посадили? - мальчик говорил это скорее утвердительно. Император смешался.

- Мальчик... ты, это... как я... в форточку... нехорошо, - выдавил он наконец из себя какую-то нелепицу.

- Лысый, а тебя куда отправить хотят - в психушку или в тюрягу? - непочтительно продолжал допытываться мальчишка.

Император неловко потоптался на месте, не зная, что еще сказать, а потом резвым шагом направился прочь дальше по деревенской улице. В затылок государя что-то стукнуло - видимо, негодник запустил в императора галькой. Государь припустил бегом.

- Лысый, а тебя все равно поймают! - громко закричал ему в спину юный хулиган.

Император споткнулся и упал. Кряхтя он поднялся, отряхнулся и хотел было сделать шаг вперед, но остановился, не имея перед собой пространства для движения: путь ему преграждал здоровенный детина, не уступающий в громадности тела даже Ахмеду. Лицо у детины было самое бандитское, а взгляд свиреп до крайности. Головорез угрожающе молчал.

- А я че-то упал, а мне сюда и не надо вовсе... - забормотал император. На ватных ногах он повернулся, чтобы пойти прочь, и замер на месте - еще два громилы со столь же разбойничьими рожами перекрывали ему отход. Из-за ног одного из головорезов выглядывал все тот же мальчишка. Он указал пальцем на императора и звонко произнес:

- Это он к себе во дворец подкоп вырыл!

Император побледнел. Он попытался улыбнуться и, сплюнув - слюна упала ему же на грудь, - произнес блатным голосом:

- Кенты, вы чего, в натуре? Мы, урки, промеж себя всегда столк...

В этот миг ему сзади на плечи легла пара тяжелых рук и прозвучала команда предводителя:

- Хватай его!

Двое подначальных головорезов сграбастали императора за ноги, и дальнейший путь император проделал по воздуху, несомый под мышки и за ноги. Он не сопротивлялся. "А че, в натуре, - думал император, - нас, императоров, так и положено на руках носить. Видать, ребята поняли, что у меня ноги ходить пешком устали. Все равно принесут куда-нибудь. Небось, дорогу знают!"

Похоже, ребята и впрямь знали дорогу - императора внесли на деревенскую площадь и прислонили к забору.

- Ну-ка, кликни начальника амыня, - велел вожак.

Вскоре один из его подручных вернулся с местным полицмейстером.

- Принимай, начальник, - доложил вожак головорезов. - Вот он, вирус геморроя, язви его в колено. С тебя семь кусков.

- Уже поймали? - восхитился начальник местной полиции. - В камеру негодяя! - приказал он своей свите.

Императора грубо толкнули и заставили проследовать в какое-то мрачное каменное строение. "В камеру, на нары", - подумал государь - и ошибся. Его ввели в кабинет, усадили на железный круглый табурет перед столом, за которым сидел какой-то мужик кляузного вида. Император узнал его - феноменальная память на лица подсказала государю, что это кто-то из ведомства Кули-аки. Император приободрился:

- Голубчик, а не ты ли в тот раз допрашивал Гу Жуя? Вы его еще приняли за гофма...

- А, добегался! - хищно ощерился крючкотвор, недавно ведший следствие по делу ограбления императором своего дворца. - От нас не уйдешь!

Император оробел.

- Да я... Тута... Я не знал, что меня ищут, а то бы... - забормотал он с потерянным выражением на лице.

Следователь кляузного вида стукнул кулаком по столу.

- Да хватит уже, подследственный! Кончайте запираться! Вот показания на вас, - он поднял толстую кипу бумаг. - Единственный выход - чистосердечное признание. Ну?

Следователь поднялся, вышел из-за стола и сел на его край перед императором.

- Без протокола, - предупредил он тоном помягче. - Давай так: ты колешься, а мы тебе - явку с повинной. Считай, полсрока скостишь. Камеру выделим получше, то, се... А там ходатайство подашь о помиловании - ну, мы поддержим. Глядишь, и сидеть-то выйдет всего ничего.

У императора отлегло от сердца.

- А дак это... Я уж давно думаю - с повинной мне надо... Ну, пришел в деревню, сразу в тюрягу. Колюсь, начальник! Эх-х!..

- Ну, ну! - ободрил следователь крючкотворского вида. - Рассказывайте. Закурить, может, хотите?

- Да, спасибо, - император взял уже зажженую сигарету и неумело затянулся. Едкий дым обжег легкие, и он раскашлялся. "Как эту гадость курят? - удивился государь. - Моча вроде и то легче шла!"

- Значит, пиши, - кивнул он писцу в углу кабинета. - Колюсь! Это мы с Фубриком и Жомкой сейф во дворце на уши поставили. То есть так, - государь опомнился и перешел на язык протоколов, - стало быть, я, бывший император Некитая, был соучастником в деле ограбления дворца. Мои сообщники...

- Да хватит же валять Ваньку! - багровый как свекла следователь снова стукнул кулаком по столу. - Ты что мне тут позволяете, понимаешь!.. Я с ним как с человеком, а он, падла, дает показания по закрытому делу! На шиша мне твой сейф! Его давно на место вернули... за отсутствием состава преступления... Сообщники у него, понимаешь!.. Жомка, видишь ли, и Фубрик! Авторитетами пугаешь, гнида?!.

Император обомлел. По всему, он допустил какую-то оплошность - не будет же зря мент гнать такой кипеж. Но что за ошибку он сделал - этого император не знал.

- Сейф, значит! - продолжал бушевать кляузный следователь. - А импотенции, значит, за ним не водится! А в саду на яблоне, значит, не он онанировал, а внук эфиопского султана!..

У императора забрезжила смутная догадка.

- Да я... это... Ну, сейф, это я шутканул малехо... извиняйте, начальник... Я нынче че-то все не то вспоминаю, не серчай, начальник... Токо ты бы подскзал, че вспомнить-то, а я всегда сознаюсь!..

Следователь помаленьку отходил от вспышки. Он уткнулся в бумаги, порылся и задал вопрос, не глядя в глаза императору:

- Скажите, подследственный, вы знали, что наместник Бисмарк в Неннаме ввел нелегальную фелляцию правонарушителей?

- Бисмарк был назначен в провинцию согласно рекомендации Госсовета, - поспешно отвечал император.

- Инспекция выявила, что Бисмарк наладил откачку некитайской спермы с последующим экспортом за границу, - заметил кляузный следователь. - Контрабандным экспортом, между прочим.

- Инспекция была отправлена в Неннам мною лично, - с готовностью сообщил государь.

Крючкотвор-дознаватель снова порылся в бумагах и задал другой вопрос:

- Вы подтверждаете, что распорядились ввести принудительную уринотерапию в рамках медицинской программы для населения Некитая?

- Это делалось по настоянию министерства здравоохранения в целях оздоровления национального духа, - заявил император.

Получив отлуп и по этому пункту, следователь опять углубился в бумаги, после чего задал новый каверзный вопрос:

- Скажите, подследственный, когда вы в последний раз состояли в интимной близости с императрицей?

- А я... - император задумался. Вопрос был не из простых. Он честно пытался вспомнить, не смог и решил отвечать как есть. - А я сам не помню - когда.

- То есть вы признаете, что в течение продолжительного времени не исполняли свои супружеские обязанности? - с прежним кляузным лицом спросил следователь.

- Да куда мне их исполнять, - невесело улыбнулся император. - Импотенция же у меня.

- Это - отягчающее обстоятельство, - строго заметил следователь. - За дезэрекцию придется отвечать по закону.

Император похолодел. Вот на чем попался! У него вдруг пересохло во рту.

- Да когда ж мне было исполнять-то их, интимные-то обязанности - севшим голосом начал он оправдываться. - То ей нельзя из-за Ахмеда, другую ночь - граф с визитом... Вы думаете, мне приятно было? Я по ее сильным просьбам...

- Подпишите показания, - оборвал речь государя кляузный следователь.

Император посмотрел на бумагу - все буквы плыли перед глазами. Не глядя он подмахнул протокол допроса, поднялся и ничего не видя перед собой пошел перед конвоиром. "Попался!" - колотилось его сердце.

Как оказалось, ему отвели камеру-одиночку. Император бухнулся на топчан, закрыл лицо рукой и заплакал. В каком-то тяжелом полузабытьи он вдруг услышал чьи-то голоса:

- Это и есть пойманный преступник? - спрашивала какая-то дама, императору даже показалось, что он узнал голос Зузу, фрейлины его супруги.

- Он самый. Видите, лежит и не встает. Не может!

- А сколько ему дадут за импотенцию? - поинтересовалась другая дама.

- По полной программе, - ворчливо отвечал кто-то. - На суде скажут.

- Таких пожизненно надо! - прозвучал возмущенный голос Зузу. - Чтоб не обманывали несчастных женщин. А то с виду мужчина как мужчина, его позовешь, бутылку поставишь, а он - не может.

- Да на феллляцию таких! - гневно добавил чей-то знакомый, уже мужской голос. - Свистеть не умеют, подкоп рыть не умеют, на стреме стоять не могут... Что могут?

- Ла, гофмаршал, не бухти, - отвечал тому мужской голос. - У меня к Лысому базар.

И вслед за тем императору вдруг показалось во сне, что над его топчаном склоняется Фубрик и заносит руку с целью влепить моргушник. Его сердце радостно встрепенулось, и государь открыл глаза.

- Уйа-уйа-уйа! - застонал он тотчас и схватился за лоб - моргушник ему не пригрезился. - Фули ты, Фубрик, в натуре, больно же!

- Лысый, ты зачем с повинной явился, додик? - строго спросил Фубрик, присев на край топчана.

- Да это... замели меня, ну, я и чистосердечно...

- Лысый, а ты про семью Або слыхал, как они за свое имя отвечали? - задал вор-наставник новый вопрос, сопроводив его новым моргушником.

- А я... абы как, дак... - забормотал было император под пронзительным взором своего блатного друга и сдался: - Не, Фубрик, ни хрена не слышал, в натуре!

Фубрик цыкнул сквозь зубы.

- То-то и оно, Лысый, что ни хрена ты нашего закона не знаешь! У воров так: сам погибай, а кента не сдавай! Ла, слушай, Лысый.

АБО НЕ МЕНТЫ

В одном городе жила семья Або. Они были великими мастерами поездухи. Так их называли потому, что Або часто ездили в поездах и следили за порядком на транспорте. Если они видели, что вещи лежат без присмотра, то уносили их и хранили в надежном месте. Главный министр транспорта очень ценил работу Або и всегда ставил в пример на оперативках. Когда надо было найти чьи-то вещи, то он посылал к Або и те за умеренное вознаграждение выдавали потерянное, а если вещи никто не спрашивал, то Або делили все честно поровну и никогда не обманывали. У них был большой авторитет в известных кругах, и все воры их очень уважали.

Но один ментовский начальник все время копал под мастеров поездухи, потому что Або не платили налоги. Да и вообще они ему не нравились, но он никак не мог их поймать. И тогда подлый милиционер нарочно пустил слух, что Або стукачи и работают на ментов. Среди воров в законе случилось два провала, и все стали думать на семью Або.

Тогда собрался большой сходняк, и Або позвали на толковище. Все воры возмущались и никак не могли понять, что происходит. "Как могло случиться, чтобы такая заслуженная воровская семья вдруг перебежала к ментам? Что заставило их решиться на такой отчаянный шаг?" - недоумевали авторитеты. И тогда поднялся глава семьи Або, весь побледнел и сказал: "Я вам докажу, что Або - не менты".

Он сказал всем, чтобы они вечером включили телевизор в девять часов. И все Або вышли с решимостью разоблачить беспрецедентный поклеп. Они взяли револьверы и ворвались к милицейскому начальнику, и захватили его, и поволокли в телестудию, и потребовали включить прямой эфир. Старший Або приставил к виску мента дуло и попросил, чтобы тот во всем признался. И ментовский начальник все рассказал: "Да, Або не менты, мы нарочно пустили эту клевету, чтобы очернить их в глазах общественности". А Або сказали: "Мы лучше пойдем на нары, но не позволим опорочить свое честное имя" - и все застрелились.

И все авторитеты и воры в законе плакали у экрана телевизора и говорили: "Да, Або сказали нам правду, мы напрасно им не поверили". И весь народ пришел в большое восхищение от такого подвига, и даже милиция очень переживала, а заграница никак не могла поверить, что простые мастера поездухи способны на такое мужество. А главный министр транспорта тоже плакал и был сильно потрясен их героизмом. Он выключил телевизор и собрал коллегию, чтобы в каждом городе воздвигли памятники в честь семьи Або. И тогда сразу на многих остановках нарочно поставили будки и там стали продавать билеты, а на будках крупными буквами написали: "АБО НЕ МЕНТЫ".

Фубрик закончил и сверлящим взглядом уставился на императора, растроганно утирающего скупые блатные слезы, катящиеся по императорским щекам.

- Ну, фраер, поал?

- Поал, Фубрик, все поал! - всхлипывая, отвечал государь.

- А что ты поал?

Император заморгал.

- Это... по абонементу в поезде не ехать, во!

- Дурак ты, Лысый! - и поставив наставляющий моргушник, пахан разъяснил блатную джатаку: - Вор за свое слово всегда отвечает, поал? Сам застрелится, а кентов никогда не выдаст, поал?

Император, похолодев, закивал:

- Ага, ага!..

"Хана!.. Он меня теперь стреляться заставит!" - с тоской подумал государь.

- Ты, фраер, следаку про нас с кентом говорил чего? - неожиданно спросил Фубрик, видимо, имея в виду Жомку.

- Да че ты, Фубрик, в натуре!.. - поспешно обнадежил император. - Меня по другому делу замели. Неисполнение супружеских обязанностей с отягчающей импотенцией, во как...

- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался пахан. - Говори!

Государь коротко рассказал.

- Слышь, Лысый, - заметил Фубрик, - я не понял, в натуре - ты же онанировал на стреме! Какая же импотенция? Ты, в натуре, скажи адвокату - пусть он на это бьет!

- Спасибо, Фубрик, - расчувствованно поблагодарил государь, - что значит кента иметь!

- Это точно, - хохотнул урка. - Ну, а как у тебя вообще было-то, с бабой твоей? Ты к ней в натуре ночью не лазил?

- Да я... - и государь поведал историю своей супружеской жизни от начала до конца.

Выслушав монолог государя, Фубрик поднялся с места и постучал в железную дверь.

- Чего тебе? - сонно отозвался надзиратель.

- Слышь, вертухай, мне к следователю срочно! - громко потребовал Фубрик. - Тут этот ваш вирус геморроя раскололся. Показания хочу дать!

Звеня связкой ключей надзиратель отпер дверь камеры. На выходе Фубрик повернулся к недоумевающему императору и велел:

- Фраер, про нас с Жомкой молчок, поал? А то я тебя так отожму! - и с этими словами блатной друг императора исчез.

"Орел! - с невольным восхищением подумал император. - Махатма! Какую рассказку про Або слепил! Всем ворам вор: разузнал, что надо - и стучать! Ну, крутой... прямо киллер!"

------------- отсюда и ниже до конца начинается новый вариант окончания романа:

------------- пояснение к сведению и для удобства читателей, уже читавших книгу.

Утром к императору заскочил какой-то шустрый человечек с белым бантом на груди. Приглядевшись, император заметил, что это не бант, а уложенная розочкой белая резинка. Императора будто молния всего насквозь пронзила. "Так вот оно что! Ну, теперь держитесь!" Безотчетно, в каком-то сногсшибательном озарении он протянул руку, сорвал уложенный белой розой кондом с пиджака шустрого человечка, прикрепил его к своей груди и хитро подмигнул вошедшему.

- Во вам, поал?

Шустрый человечек мгновенно достал из кармана другой бант, заменил оторванный и затрещал с озабоченным видом:

- Ваше величество! То есть, подзащитный, - поправился он, - зачем вы дали сами на себя такие показания? Я не знаю, как мне вас теперь защищать!

- Слышь, фраер, - сказал император, - а ты что ль давокат мой? Мне Фубрик сказал - ты, главное, их подальше посылай и в полную несознанку затырься!

Адвокат в ужасе замахал руками:

- Ни в коем случае! Мы будем упирать на полное раскаяние и осознание вины! Если бы вы еще сами на себя не... и зачем вы столь опрометчиво откровенничали с этим вашим дружком? Его показания служат основой всего обвинения!

- Ты чего, кент? - вытаращил глаза государь. - Да мы их как сморчков раздавим! Ты, голуба, не сомневайся - наша полная победа будет! Тут такие люди на самом верху замешаны, и-и! - и император подмигнул - по-свойски, как блатной блатному. - Мигом оправдают, поал!

- Ну, если вы так по-боевому настроены... - несколько озадаченно отвечал адвокат. - Что ж, будем бороться! - но было ясно, что он ни на что не надеется. - Я бы все же советовал налегать на чистосердечное раскаяние, а то...

- Эй, арестованный! на выход!.. - меж тем скомандовал надзиратель.

Император полагал, что его снова поведут на допрос, но его вели на суд. Из двери с задней стороны тюрьмы путь лежал на деревенскую площадь. Императора сопроводили на помост, сооруженный для действующих лиц суда, и усадили на место слева от возышения, где располагались судьи и заседатели. Он глянул на площадь - и сердце его возликовало. Все пространство занимали жители окрестных селений - левую половину площади дигамбары, а правую жительмены. Жительмены, особенно в первых рядах, почти поголовно были украшены белыми бантами, как мамина любимая первоклассница. Дигамбарам в силу их обнаженности повязать белый кондом было некуда, но зато многие из них держали подмышкой надувные матрацы, расписанные помадой различными рисунками и эротическими словами. Толпа что-то неистово вопила и махала руками, указуя на императора.

- Ну, вот видишь, - обратился государь к адвокату, - а ты еще сомневался. Да мы это дело в два счета выиграем, с такой-то поддержкой всего народа!

- О чем это вы, подзащитный? - с недоумением спросил адвокат.

- Да как о чем, о дигамбарах! Чай, они меня в обиду не дадут - я их мочой поил! Народ, он добро во как помнит!

К императору вдруг вернулась вся его удаль и самость духа - он будто перенесся в те славные времена, когда у стен дворца вот так же гудела народная толпа нагих дигамбаров, среди которых сновал затесавшийся аббат Крюшон, а он, государь всея Некитая, в наивысшем расцвете императорских сил, у них на виду прыгал на батуте и бесстрашно заглядывал в окна императорских покоев, где из-под юбки императрицы пытался высвободить свою руку граф Артуа.

Кстати, императрица присутствовала и здесь - довольно близко к помосту, где находился суд, было еще одно сооружение - трибуна с несколькими ложами, занятыми разными высокими особами, и в главной из них император заметил некую даму в вуали, подле которой находился Ахмед.

- Встать, суд идет! - прозвучал зычный голос, и судебный процесс пошел - в пространстве между помостом и дигамбарами появилась долговязая Лотта Бенкендорф, сопровождаемая гурьбой малолетних рецидивистов, причем, Лотта несла на руках огромадный матрац (надувной и надутый), а рецидивисты - веселые резиновые уточки, какие пускают в воду детишкам, когда они моются в ванне.

Императора будто подбросило. Он вскочил на ноги и режущим слух, пронзительным голосом начал чеканить жгучие, бьющие наповал строки:

Капитан надувных матрасов

Был свиреп и отменно крут -

Он не плакал, когда ел мясо -

- и голос императора зазвенел, как упырь, посаженный на золотую цепь с каменными алмазами:

- он ннне плллакал, когда елл мяссо,

И смеялся, когда е...

- Подсудимый, прекратите немедленно! - заорал опомнившийся судья. - Уважайте суд, черт вас побери!

- У нас чрезвычайное заявление, - поспешно поднялся со своего места адвокат. - Мой подзащитный заранее признает себя во всем виновным и в доказательство своего раскаяния требует себе самого сурового приговора!

В ответ на это заявление не менее поспешно вскочил с места и прокурор.

- Вы, того, что вы себе позволяете? Вы мне тут процесс хотите сорвать?!. Дескать, все признаю, не надо меня судить?!

Жительмены на площади недовольно загудели.

- А ну, кенты, тихо все! - рявкнул император. - Давокат напутал просто. Я, кенты, вообще ни в чем себя не признаю, от всех показаний отказываюсь, ни в чем не раскаиваюсь, а суд ваш не признаю, он вообще на фиг нелигитимен! Вы тут жулики все, во как, поал?

Как ни странно, жительмены вновь недвольно загудели - видимо, гудеть они умели только недовольно.

- Значит, ни в чем себя не признаем, да? - сквалыжно заметил на слова императора прокурор. - А что вы на это скажете, - и прокурор потряс стопкой листков в руке, - это, может, не вы говорили, да? А вот я сейчас зачитаю, чтоб все слышали!

И прокурор стал зачитывать:

- Укокошить курицу можно одним ударом.

Слабовольный шакал массажирует ногу, потом лапу.

Часы - это пунктуальный навоз.

Если подчиненные пахнут так же, как их начальник, коллектив разлагается.

Ниже ушей только шея.

Натереть себе ногу верблюжьим яйцом способен не только верблюд.

Опытный шпагоглотатель напоминает ежа: глаза злые и жопа в носу.

- Ну, что, - оторвавшись от чтения торжествующе произнес прокурор, - слышали? Значит, курицу он, понимаешь ли, может укокошить одним ударом! А? Не вы это говорили? будете отрицать сделанные признания?

Император растерялся - он даже не мог вспомнить, говорил чего такого или не говорил.

- Слышь, кент, а я хрен его не знает насчет куриц... их у меня повар на кухне кокошит, спроси его, может, он чего скажет...

- А вот это, - продолжал прокурор, не слушая эти неубедительые оправдания. - Вот это - натереть себе ногу верблюжьим яйцом способен не только верблюд! А кто? Кто, если не верблюд? А? я вас спрашиваю!

- Брюс Ли! - неожиданно послышалось из толпы - и раздвинув ряды жительменов, на площадь выбрался Ли Фань. - Я говорю, Брюс Ли еще способен! Разрешите, я дам показания.

И быстро взойдя на свидетельскую трибуну, довольный Ли Фань принялся излагать подробности. Дело было в том, что изречения, зачитанные прокурором, на самом деле принадлежали его перу, и, разумеется, Ли Фань не мог допустить их поругания, а с другой стороны, хорошо знал все их подтексты и предтексты.

- Значит, это. Насчет яйца верблюда - это завет такой Брюсу Ли его наставник оставил перед смертью, - охотно разъяснял Ли Фань. - У Брюса Ли упадок сил был и неверие в себя, а наставник его ободрил: запомни, Брюс Ли - натереть себе ногу верблюжьим яйцом способен не только верблюд. Брюс Ли год размышлял, а потом стал тренироваться. Пошел в пустныю, договорился с погонщиком и каждый день по нескольку часов подпрыгивал под верблюдом и подрыгивал ногой. Да так подрыгивал, чтобы шоркнуться, значит, положенным образом о положенный предмет. Так продолжалось много-много лет. Верблюд смотрел вдаль, жевал саксаул и размышлял о чем-то своем. В конце концов, он стал о чем-то догадываться. И вот, в одно прекрасное утро верблюд надвинулся на Брюса Ли, вжал его в бархан всей своей пятисоткилограммовой тушей и натер ему ногу. Яйцом. Своим. Верблюжьим! - и палец маэстро воздернулся ввысь.

Ли Фань оглядел толпу на площади победительным взором и продолжил заговорщицким голосом:

- Он натер Брюсу Ли не только ногу. - Тут мэтр наклонился в сторону суда и произнес еще более доверительно. - И не только яйцом. А потом...

- Да, да, что потом? - выдохнула вся площадь.

- Потом верблюд встал, отряхнулся и ушел жевать саксаул.

- А Брюс Ли? - спросил заинтересованный судья.

- Умер.

Ли Фань развел руками и заключил:

- Так что, как видите, способен не только верблюд!

И под рукоплескания дигамбаров корифей некитайской словесности гордо сошел с помоста.

- Господа, господа! - занервничал судья. - Все это не имеет никакого отношения к делу. В конце концов, мы разбираем дело не о Брюсе Ли, а о преступной импоте...

- Вы разбираете преступную импотенцию, - вдруг послышался задорный женский голос, - а преступная импотенция никого не разбирает! Ваша честь, разрешите я тоже дам показания! - и на сцену состоялся выход фрейлины Зузу.

- Я, говорю, эта ваша импотенция - она мужиков так и косит, так и косит! А каково ей, - фрейлина поклонилась в сторону дамы с вуалью, - каково матушке нашей государыне, если у ней тело свято, а она в ночь по проспекциям! Ваша честь, мы тут с девочками нарочно песню разучили по теме, так с вашего позволения сейчас мы ее исполним... разрешаете?

- Да, пожалуйста, - благосклонно позволил судья.

- Нет! - пророкотало над площадью. - Ни хрена не пожалуйста. Не фиг тут всякие кордебалеты устраивать, - твердо заявил император, вставая с места. - Это вам суд, а не вопля с пляской. Никаких хоров фрейлин.

В полной растерянности судейские принялись перешептываться - все расписание и процедуры летели ко всем свиньям.

- А как же некитайский порыв? неизъяснимая грусть и гибельность? протяжно-вихревое раздолье? - робко пробовал настоять недоумевающий судья.

- Отменяется, - отрезал император.

- А...

- Тоже.

- Но... какая же причина? почему? - продолжал допытываться негибкий крючкотвор.

Император вскинул голову и произнес куда-то в небесное пространство:

- Я - мукомол.

Вот так - жестко. Загадочно. Всем - и никому. Во вам, поал?

Площадь ахнула. Содрогнулась. Мукомол! Му-ко-мол... Аж мороз по коже! Из задних рядов попятились и по шажочку, тихохонько, потянулись прочь отдельные неустойчивые жительмены и примкнувшие к ним слабонервные дигамбары, а на землю посыпались первые белые банты, поспешно срываемые с себя отдельными несознательными случайными людьми, оказавшимися в массовке. Заметив общее смятение, император счел необходимым приободрить публику. Резким, хриплым, тарзановским, бегемотьим голосом он завопил в спину отдельным удаляющимся дигамбарам:

- Ну вы чего, как бараны, блин! куда побежали на фиг? А ну, кидайтесь на этот суд и освобождайте меня! Я вас потом за это месяц мочой поить буду!..

Почему-то этот призыв подействовал на толпу противоположным образом - на землю полетело еще большее количество резиновых бантов, а ряды дигамбаров стали жидеть. Уходили. Уходили вместе с матрацами. С неиспользованными матрацами. А те, что уже были использован... впрочем, такие тоже уносили - очевидно, на память.

Совершенно потерявшийся суд обалдело совещался, не перенести ли им заседание, а адвокат императора просто сбежал. В ложе напротив судейского помоста прокатывался ропот неодобрения. Фрейлины в вывернутых наизнанку шубах, вышедшие на середину площади для дачи танцевально-хоровых показаний, бестолково перетаптывались с ноги на ногу, озираясь то на суд, то на ложу в ожидании руководящих указаний.

Но там, где робко отступили слабые женщины, за дело принимаются придурковатые милиционеры.

- Я хочу дать показания! - послышался голос Кули-аки - и бывший МВД с подленькой ухмылочкой взошел на трибуну. - Разрешаете, господин судья?

- Приступаем-к-заслушиванию! - выпалил судья и с облегчением откинулся в кресле.

- Я расскажу,- злорадно начал бывший МВД, плотоядно сверкая очками,- я все расскажу! Такое расскажу! Пошли мы, значит, в бордель. Этот, - Кули-ака повел головой в сторону императора, - обвиняемый напросился: Ребя, возьмите меня!

Император сник. Этот... этот с потрохами заложит... есть за что... и есть о чем... И вдруг, вдруг холодное бешенство пронизало все его тело. И всю его душу. И мозг. А ну-ка он сам, сам все про себя расскажет, да так, да такое, что никакой Кули-ака ни в каких показаниях не додумается! Разоблачить, значит, вздумали? А он сам себя возьмет да разоблачит! Вот вам, поал?

- Слышь, начальник, - охрипшим голосом перебил Кули-аку император, - хочу чистосердечное признание сделать! Я сам расскажу, ты записывай! - это секретарю суда, ну, знаете, тому, с родинкой на губе. - Слушайте, люди добрые! Граждане судьи... вот как на духу...

- Пошли мы, значит, в бордель - я, этот... - император так же недружелюбно кивнул в сторону бывшего МВД, - и Матрац. Ну, может, еще кто был, я уж не помню... Но Матрац точно был! Я к ним и напросился: Ребя, возьмите меня - до того трахаться охота, прямо мочи нет терпеть! Идем, значит, а я все бухчу про то, как круто в дыру долблю да как подо мной бабы стонут от счастья. А Матрац, он таких, как я, за версту чует, он и говорит: да ты, парень, и бабы еще не пробовал, видать! Ну, я, понятно, фраерюсь - да ты чё, да я... Короче, подошли к красному фонарику, - чё-то у меня гиперпотенция вся куда-то девалась, ну, я отговариваться стал: говорю, мол, чё-то раздумал, мне сегодня неохота... Ну, Матрац меня за шкирку взял - и в дверь лбом. Вошли, ну, я и Матрац с этим...

- Со свидетелем, - подсказал судья.

- Да, со свидетелем - значит, они все девочек сняли, а я чё-то в угол забился... Этот... свидетель... смотрит, Зюзька свободна - ну, говорит ей: возьми-ка нашего желторотого, вон он в углу, а то заревет скоро. Ну, она увела меня. А у него... ну, у этого... - вновь презрительный кивок в сторону Кули-аки - значит, кабинет был через стенку с Зюзькиным. Вот он ночью слышит у нас тут базар какой-то да и думает - не иначе, мол, я - не он, этот... свидетель... а я! сбежать хочу. А потом слышит кровать-то заскрипела. Да как заскрипела-то! Прямо ходуном ходит! Кули-ака и удивляется: а парень-то - я то есть - и впрямь из крутых, мялся-мялся, а стоило дорваться - вон как работает. Зюзька уж на весь бордель стонет.

Вот, ну, ночью он, значит, проснулся, а я в это время скулил в коридоре. Этот... свидетель... думает, собачонка голодная, взял со стола объедки, выглянул - а там я сижу у двери в одних трусах и плачу. Этот мне и говорит: ты чё, до того Зюзьку затрахал, что она тебя выставила? А тут вдруг кровать как заскрипит - и ходуном по новой. До Кули-аки и дошло - да это же не я с Зюзькой был! А я, значит, всхлипываю и объясняю: она мне не дала-а-а... к ней ухарь прише-о-ол!..

- Этот... - новый кивок в сторону бывшего министра - говорит: ну, пойдем ко мне, моя Люська добрая, она тебе даст. Я поднялся, пошел - весь такой лысый, тощий, как Ганди, весь трясусь, на носу очечки прыгают, семейные трусы до колен шире маминой и засморканные все. Этот... свидетель и говорит: теперь все понятно - кто же тебе в таких трусах даст! Ладно, пойдем - это он мне - только я свет пока включать не буду, а то и Люська тебя не пустит в этих семейных!

Зашли, свидетель мне и шепчет: ты сними, в натуре, эти шаровары, лучше уж в простыню замотнись. Люську разбудил - так и так, пареньку надо, токо ты с ним тихонечко, а то он пугливый, а надо же когда-нибудь... "Иди сюда, сладенький", - ласково позвала меня Люся сиплым голосом. Я - тут император не удержался и вставил фразу из знаменитого рассказа - я окинул ее колючим взглядом своих больших водянистых детских глаз и зажмурился. Люся взяла меня за руку, потянула и усадила на кровать. Она положила мою ладонь на свой волосатый живот. Я весь побелел, прерывисто задышал - вот прямо как собака в жару - и весь затрясся. Потом я перестал прерывисто дышать и спросил: - Скажите, а у меня потом произойдет испускание семени, да? - Чего-о-о? - спросила Люся сиплым голосом. - Понимаете, - объяснил я не открывая зажмуренных глаз, - я читал в газете, что в таких случаях происходит испускание семени... - А ну, паршивец, марш с кровати! - скомандовала мне Люся и больно пихнула меня ногой в голову.

- Простите, ваше вели... то есть, обвиняемый, - вмешался в чистосердечное признание судья. - Хотелось бы сразу уточнить... насчет испускания. А как же вы тогда... это... в форточку фрейлине Куку, если вам, по вашим словам, не знаком процесс испускания?

- А кто тебе сказал, что я ей в форточку испускал? - окрысился император. - Да я вообще никогда этой гадостью не занимался!

- Что же, и на грушу у нее под окном не лазил? - недоверчиво спросил прокурор.

- Как это не лазил? Лазил. Да только я с собой нарочно брызгалку брал. Из-под йогурта. Дырочку в пробке гвоздем проковырял, да кааак надавил на бутылку! Грымзе этой придурковатой прямо на прыщавый нос йогуртом и брызнуло. А она, чокнутая, давай бегать и всем рассказывать, будто ее домогаются... щас, размечталась!

Вот когда перед народом предстала вся неприкрытая правда! Будто пелена спала с некитайских очей. А они-то - бегали всем дворцом, всей столицей по саду, ловили заколдованного... а это брызгалка с йогуртом!

- Ну ты давай, давай, дальше жги! - нетерпеливо прокричали из толпы жительменов. - С Люськой-то что дальше было?

- Да, да! - откликнулся судья. - Обвиняемый, продолжайте чистосердечное признание.

- И продолжу! Значит, Люська меня, всего трясущегося, пнула ногой в голову. Я отлетел к стенке и ушибся. Всхлипывая я пошел к двери вдоль стены на ощупь, пока не нащупал лицо... ну этого... свидетеля. Этот... - еще один презрительный кивок, - уронил камеру мне на ногу и стал ругаться, что я испортил ему съемку. Я сел за дверью в коридоре, надел трусы и жалобно плакал, пока не уснул.

- А утром... - грозно произнес император и обвел притихшую площадь колючим взглядом своих больших водянистых детских глаз, - утром Зюзька выкинула мне одежонку. Я, Матрац и этот... тот... и вон тот... да там из судейских тоже были... похожий на прокурора... собрались у входа, стоим. Матрац, он через две комнаты спал, только головой крутит: да, говорит, ошибся я, ну ты и жеребец, Лысый! - на весь бордель было слышно, как вы с Зюзькой вертитесь! Ну, я и давай фуфло гнать как ни в чем не бывало: ой, да я и не хотел вовсе, это она меня завела, давай, мол, покруче, а я чё-то увлекся... Этот - очередной кивок в сторону онемевшего Кули-аки - стоит, слушает, весь не может - думает, видел бы ты, Матрац, этого жеребца ночью в тех семейных трусах!.. Ну, собственно все.

- Обвиняемый, вот когда вы плакали вторично сидя в коридоре, то скулили? - задал вопрос прокурор.

- Да, скулил, - подтвердил император. - Даже подвывал. Вот так: ууу-у-у, ууу-у-у!

Прокурор что-то отметил в своих бумагах.

- А когда Зюзька выкинула вам одежонку - до ухода своего хахаля или после?

- После. Дверь за ним стала закрывать, а мне в коридор швырнула рубашку, штаны... сандалии...

- Носки?

- Нет, в моих носках ее ухарь ушел. По ошибке.

- Более вопросов не имею, - объявил прокурор.

- Свидетель, вы подтверждаете показания обвиняемого? - спросил судья.

Кули-ака, весь бледный и даже весь зеленый, только молча кивнул. Говорить он не мог - все разоблачения за него сказал император. Даже мысли его прочитал до единой! И добавить-то ведь нечего.

А меж тем, через площадь с торопливо жидеющей публикой, медленно, шаркающей походкой, но неотвратимо, как голос совести, шла Она. Шла взглянуть в бесстыжие шары императора. Возможно, даже плюнуть в них - как он плюнул в ее женскую душу своей струйкой йогурта. Шла постоять за права фрейлин в вывернутых шубах. Шла мелкими шагами, посланная трибуной напротив судейской сцены. Той, где собрались все вот эти... закулисные... вдохновители... Манго-Мориарти, де Перастини, Пирло, Иньеста, Хави, Алонсо, Шумахер... хотя нет, нет, - Иньеста и Хави это же каталонцы, а Шумахер вообще хоккеист!

Ее послали - и она шла: черная магия женского лона против белой магии мужской уринотерапии. Старушка Куку. Фрейлина. С въевшимся в прыщавый нос пятнышком несмытого йогурта. Больше идти было некому. Она или никто!

В предверии встречи этих двоих над площадью повисла тишина, звенящая, как вампир на ржавой... нет, как вурдалак на полированной... нет, как упырь на золотой цепи с бриллиантами!

Император, только что совершивший, казалось бы, невозможное - разоблачив свидельские показания еще более свидетельскими и еще более изобличающими, на какой-то миг дрогнул. "Вот подойдет она, скажет - Санта-Клаус, пожалуйста... будь теперь всегда моим сутенером! - и что ей отвечать?" - уныло подумал государь. Но железным усилием воли он стряхнул с себя наваждение. Фрейлина еще не пересекла и половины пространства до судейской сцены, а император уже стоял на краю помоста и чеканил - нет, резал! - нет, рубил! - короче, жег глаголом в лицо всей этой судейской вакханалии, всем этим малодушным дигамбарам, всем этим белорозочным жительменам огненные бессмертные строки:

Когда на площади болотной

интеллигенция гниет,

воспалена идеей рвотной,

и чушь такую же несет,

когда весь оффисный планктон

накрыл один фрондогондон,

но презирая зной и стужу,

все выливаются наружу

одною каплей млад и стар,

олигофрен и олигарх,

и, повинуясь зову плоти,

гуляют взад, целуют против,

вставляют мимо, ссут в кустах

и там же спят - да ну их нах!

Но пропагандой высурковской

не сокрушен хомяк московский -

он шилом в глаз вооружен

и Ходорковским окрылен.

Се понт, се кент, а се студент,

а вот честнейшний цвайпроцент,

а се увитый лентой белой,

душою свят, беремен телом,

вещает миру охламон,

что возлюбил его ОМОН

и возлюбляет, возлюбляет...

Течет, гудит река людская,

и в ненаглядной красоте,

плечом к плечу с эЛ-Гэ-Бэ-Тэ,

Сын Справедливости, Навальный,

крестясь, бежит в исповедальню,

чтоб замолить проступок тяжкий -

он жабу задавил подтяжкой:

ведь эта дрянь, как ни целуй,

сосёт бабло, а надо - руль.

Увы, нелегок путь к штурвалу,

по криминалу и безналу,

а там уж и лесоповалу,

вслед за любимым Тесаком

валетом с женщиной-чирком.

Высоко вьется дева-птица,

она большая мастерица

передней лапой на ходу

чесать - вот-вот, пора к Пруду -

революцьонный сеять хаос,

а там податься в спасо-хаус,

где наблюдательный Макфол

слюною сердца изошел,

зане глаза его воззрили

на чхорт-те-что и чхарт-те-швили

(а чхорт-те-что и чхарт-те-швили

обнялись крепко - и завыли).

Но однополые труды

бесплодны, если нет Звезды.

И вот, сняв френч, накинув брюки,

се, мнится, Человек-Тютюкин

воздвигнул табор-на-Абае,

где все - грузин, а он - любая.

И в Химкинский гуляет лес

отары творческий протест,

где день и ночь не пьет, не ест,

не спит, не мусорит, не дышит,

горшок зовет - их не колышет!

И в чистом поле Пусси-рьот

зашил свой зад - а пусть не срёт!

И им в подмогу с белой розой,

- нет, с алой - нет, вообще тверёзой! -

дитя невинности, Собчак,

чинарик курит натощак.

Блажен твой муж, о Дева Света!

Ты сокрушаешь дом минета,

ты совершаешь путь во мгле,

чиста, как Хайкин на земле!

А в небе, целью высших рас,

скрипит навздроченный матрас.

Хорошо, что в этот миг никто не смотрел на Ли Фаня. Весь белый, да, весь горячий, да - нет!!! - вообще в какую-то багровую крапинку! весь содрогался в конвульсиях мэтр некитайской словесности. Прямо заходился весь от черной зависти и праведного негодования. Ну куда же это годится - опять все собрались, опять звучат литературные произведения, и лучшее из них принадлежит не его перу!?. И ведь видно, что написано непрофессионалом - ЛГБТ должно произносится с мягкой эль, а не элгэбэтэ... безграмотные... это он, он, он должен был читать эти строки народу с трибуны!.. но их прочел император, и где теперь Ли Фань со своим Брюсом Ли с его верблюжьим яйцом? И весь трясся Ли Фань от большого писательского горя.

А народу действительно было не до Ли Фаня. Если раньше публика на площади тайком жидела, то теперь открыто и стремительно разбегалась. На землю шмякались белые ленты и целые надувные матрацы. Как дождем с небес сыпало. Уже никого - только седоусый старшина дигамбаров с хохолком на лысой голове стоял посреди пустой площади и тупо пялился на сцену - видимо, надеялся, что император справжно исполнит свое обещание насчет уринотерапии. Видимо, привык. Видимо, понравилось. А может, просто ждал, когда ему заплятят оговоренное за выход на площадь. Да какая разница?.. Торчал, и все тут.

Видя такое запустение публики суд принялся стремительно совещаться. Собственно, процесс уже фактически состоялся и оставалось только огласить. Но что и в каких формулировках? - крючкотворская жилка судейской братии не могла попустить стихии даже в такой великий момент.

Император тем временем откинулся на сиденье деревянной скамейки и вдруг - вдруг его охватило видение. Он словно перенесся куда-то в далекую чужую страну, где он скромно зарабатывал на жизнь в какой-то шарашкиной конторе на какой-то шарашкиной должности. Теперь - так чудилось императору - он находился у себя в норке, а перед ним находился какой-то плоский черный предмет размером с небольшой поднос. На подносе лежал кусок хлеба с колбасой, а в центре была большая кнопка с надписью "нажми меня!" Император нажал - и на подносе появилось пять бутербродов - и каждый был точь-в-точь, как исходный. Просто отличить невозможно. А что, если пива бутылку? А пожалуйста - вот уже пять бутылок пива стояли, голубушки, на волшебном подносе. Ошалевший от свалившегося счастья император подумал: а ну-ка, если денежку попробовать! Он положил на поднос сторублевую бумажку и нажал кнопку. Вжжжик! - и на подносе появилось пять таких бумажек! И все неразличимые одинаковые! Император весь прерывисто задышал и принялся лихорадочно размышлять, как поступить со счастливой находкой.

- Деньги - это, конечно, хорошо, - забывшись, император даже не заметил, что рассуждает громко вслух, - да ведь номера-то на них тоже все одинаковые! Ну, сунешь продавщице в магазине пачку, она, конечно, номера-то смотреть не будет, в крайнем случае, через детектор пропустит, а они все настоящие, с рук сойдет... но потом-то, потом все равно как-нибудь да обнаружится. Придут, напинают, аппарат отнимут... ладно еще, если полиция за жопу возьмет, а то ведь мафия выследит... вообще зарежут... Нет, тут надо по системе! Значит, накопить с десяток пятитысячных купюр, растиражировать каждую, скажем, с десяток раз. Разложить по пачкам по десять штук, чтоб в пачке все разные были... В один магазин за плейером с одной пачкой, в другой магазин за мебелью с другой... Хотя нет, нет! еще лучше можно! Надо золотые монеты купить в Сбербанке, да их и тиражировать! На них номера нету, потом пошел да сдал обратно, а остальные в ломбард... а на руки денежки.

- Но опять же опасно, - осторожничал император, - ну, раз сдал коллекцию... два... а потом снова такая же? Заподозрят же... Значит, надо по городу к разным перекупщикам ходить и в разные ломбарды... А да, да! - зачем золото? я же на десятчиках вообще могу всю жизнь прожить! кто их-то проверять будет?

- Но опять же, - остудил себя государь, - тут тоже с умом надо - раз в магазине сотней десятчиков расплатился, два... Следить начнут... Скажут, на паперти вроде не стоит, откуда столько берет? Придут домой, напинают под зад, аппарат отнимут... Хотя, конечно, часто-то в магазин ходить не надо... На одной буханке всю жизнь можно прожить! Купил один раз и знай копируй... напитки там, колбаса, лакомства... А денежки, их ведь в разных городах тратить можно! В один город с одной пачкой съездил, потратил, в другой с другой пачкой... так, может, эти-то, под одним номером бумажки вообще друг с другом-то и не встретятся!

- Господа, господа! - послышался сквозь пелену сладких размышлений заполошный голос секретаря суда, - ну, того, с бородавкой на губе, знаете. - Да оглашайте же вы скорей! Я этого больше не вынесу! лучше бы уж мочой нас напоил, чем это сидеть слушать!..

Государь опомнился. Перед ним не было волшебного подноса в уютной норке - он сидел на скамье подсудимых некитайского суда... точнее, уже стоял и заслушивал то, что торопливо, пулеметной очередью, зачитывал перепуганный судья:

- ...согласно закону Некитая и заповеданиям божественной Шамбалы... за укоснительное несоблюдение супружеских обязанностей с отягчающей импотенцией... в чем подсудимый признан виновным... приговаривается: к неукоснительному соблюдению оных! Отныне и вовеки! Приговор окончательный, обжалованию не подлежит! - и уже мягче, по-отечески в сторону императора: - Да идите же уже, исполняйте, ваше величество! Погуляли и хватит!

А к императору уже взбегала на помост его законная жена, матушка-императрица, вся такая красивая, вся такая счастливая, декольте дотуда, а к кому же ей еще бежать-то, как не к императору, ведь если его приговорили к исполнению супружества, то, стало быть, он император, а не консорт какой-нибудь малохольный!

- Милый... чмок-чмок-чмок - ... лапушка!.. ты был... - чмок! - неотразим!.. я тобой горжусь!..

Но повиснув на мужней шее, императрица все же мягко укорила супруга:

- Солененький, я на тебя сержусь - ну зачем ты мадемуазель Куку не дал ноэль про Уточку рассказать? Она так готовилась, неделю текст учила, ей же восемьдесят уже, а она три часа тут в шубе парилась... А ты рта не дал открыть... фу, бяка, не люблю!.. - и снова - чмок-чмок-чмок.

Осталось добавить, что и весь двор в целом остался доволен судебным процессом, его течением и итогами. Хотя нашлись, само собой, и такие, что сожалели о старой версии. В целом они, впрочем, соглашались, что новая версия некитайской истории - это выход на качественно иной, новый, не имеющий аналогов в мире, уровень. Однако, добавляли такие, некоторые отдельные частности стоило бы перенести из старой. Вот хор фрейлин, к примеру... Но это были чисто абстрактные сожаления - а в реальности чисто конкретно состоялась уже новая версия, и переменить ее на другую было невозможно даже в Некитае. Даже императору - да пусть он сам скажет.

- Эта... ты к чему клонишь? Что, значит, я снова книжку твою читаю?

- Ну!

- Имперский футуризм, стало быть?

- Он!

- А Гамлет-то как же?

- Лежит в пещере, поал?

...И это не Гамлет. Хрен знат кто!

ВОТ ТЕПЕРЬ ЦЗИ.

Совсем-совсем цзи!

Безо всяких послецзивий!

=======================

ОТ АВТОРА. К Некитаю то, что я здесь и сейчас в этих строках пишу, особого отношения не имеет, а имеет отношение к истории написания книги. Заключительная его глава, "На суде истории", меня сугубо не удовлетворяла с самого начала. Дело в том, что "Некитай" - особая книга: я писал ее как Бог на душу положит, исключительно для собственного удовольствия, самому посмеяться. Что и имело место в целом и что в книге чувствуется. В целом, она не пошлая - она смешная: книга смеха. А вот окончание - окончание я дописывал, силовым, можно сказать образом, и то, как и что тут пишется, мне не особо нравилось уже в момент написания. Но надо было как-то это все закрыть. Вооот.

И вот, десять лет спустя представилось возможным к этой главе вернуться на качественно новом, тэсэзать, субстрате. Я вновь все в свое собственное удовольствие (посмеяться люблю) переписал или сочинил заново. Вот теперь тут уже - все весело и в моем стиле. И честно говоря, я даже задумываюсь задним числом - а может, потому-то тогда, 12 лет назад, оно и не написалось как надо, потому что должно было написаться то, что написано сейчас? а ведь тогда это все появиться не могло: рано было! Ну вот - а теперь цзи (цзи - это конец по-китайски) - написалось. Фразу-другую, опечатки там разные, возможно, и поправлю - а текст готов: ГОТОВ - таким и останется. Так что - прощай, дорогой читатель! До новых книг и чтений!

1994-1998, 2000, 2012 (4-6 июля)

Комментарии: 4, последний от 12/09/2006.
Размещен: 07/04/2002, изменен: 07/07/2012. 398k. Статистика.
Роман: Фантастика, Фэнтези, Юмор

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"