- Мать вашу так - перетак!!! - не выбирая слов и поминая не только наших, но и свою матушку тоже, врывается Лёня в аудиторию. Человек-гора, слегка оплывший и отяжелевший, с длинными руками-кувалдами.
Не обращая внимания на то, что занятия идут полным ходом, а руководитель курсом немецкого языка застыла соляным столбом, Лёнечка с ещё большим остервенением продолжает выплёскивать на нас вместе с негодованием свои неисчерпаемые залежи матерного.
- Леня! Кто это тебя сумел обидеть? - спрашиваю, завороженный потоком его артикуляционных извержений. К счастью, немка - ни слова ни по русскому, ни по матерному. А нас уже никаким диалектом не испугаешь.
- Да, тётенька одна, задолбай ее козёл! Заперла меня на полтора часа в магазине, а сама... эм... упёрлась куда-то! - бешено вращая глазами, слегка косящими - в разбежку, а сейчас еще и выпученными, как у быка в брачный период, переходит он к относительно вразумительной речи, весь еще разрумяненный от бурных переживаний.
- Нет, меня в немецких магазинах за человека не считают, как только зайду в супермаркет, служба безопасности уже тут как тут, будто только меня и ждали - по пятам ходят, через плечо заглядывают... Никого не трогают, козлы, а меня обязательно на выходе обшмонают. Задолбали, блин!.. У меня что, здесь что-нибудь написано? - шлёпает он увесистой пятерней по бритой голове, украшенной мясистым носом и оттопыренными ушами, торчащими острыми концами вверх. Когда-же его спрашивали, в кого он такой уродился, с гордостью отвечал: "Папа мой - еврейский казах, мама - русская немка, а дедушка - грузин!"
Теперь же мы, восторженно любовались мимической акробатикой его живописной физиономии, достойной кисти великого Босха и с наслаждением вслушивались в водопад Лёниного красноречия, забыв про курсы.
- Лёнь! Ты, пожалуйста, все сначала и по порядку. И можешь даже доступным тебе сленгом - предложил кто-то из дам, благосклонно.
- Да я... это... едрит-мадрид... На большой паузе заскочил в частный магазин, тут неподалеку... Где разные дела для домашнего хозяйства. Ну, и инструменты всякие... А там тётенька сидит, такая плюгавенькая - божий одуванчик, ковыряется в своем компьютере. Дебет с кредитом выверяет... И никого больше во всем магазине. А мне универсальный разводной ключ позарез понадобился. Ага, вот этот, - показывает ключик размером с небольшой ломик.
- Ну, я и начал искать в её развалах. Спросить-то, мать её, не могу. Вы же знаете мой немецкий? Два слова, да и те вслух не везде скажешь. - Проявил он вдруг уважение к аборигенам, сложив при этом губки безобидным "женским" бантиком.
- Да чего там, думаю, сам найду. Ищу себе... Я же не знал, что у неё обеденный перерыв вот - вот, едрит её через качель! Ну, значит, там посмотрел, здесь посмотрел... Кое-как нашёл, падла! Вот он родимый - на нижней полке. Я и присел, что бы получше рассмотреть, прикинуть перец к носу, так сказать, на глаз - подойдёт, не подойдёт. Инструмент всё-же!.. А там их, мать моя гимназистка, штук двадцать, самых разных! Ну, я и закопался. А когда выбрал, подхожу к кассе платить, а она, сука, куда-то пропала. Я бегаю по всему магазину с ключом наперевес, ищу её, зову: "фрау... фрау", - никого. Тогда я - в дверь, думаю, хрен с тобой, не хочешь, чтобы платил - не буду. Дёргаю, а она закрыта. Снаружи... Блин!
В моем воображении в считанные секунды нарисовалась милая опрятная старушка, которая, потеряв из виду затаившегося между полками Лёню, с легким сердцем отправилась в ближайшее кафе, что бы чинно провести заслуженный перерыв в кругу своих коллег. Попить кофейку и всласть почесать языком.
- Ёкарный бабай!!! - возопил этот малый, заново расчувствовавшись - Стучаться в окна, звать на помощь боюсь - ещё полицию вызовут. Те точно повяжут! Чего я им расскажу с двумя-то матерными и одним литературным? Жестами что ли? Так они у меня тоже все специфические. Нет, клянусь, я чувствую себя в этой стране каким-то ущербным. Даже выразиться по-человечески не могу. Ни фига, ведь, эти чухонцы не понимают.
- Что делать? Надо ждать... Ну, я и присел у входа на порожках. Полтора часа прождал её, козу драную! - Взорвался снова Лёнечка, прожигая глаголом ту бедную старушку и нас попутно. Затем, все же угомонившись, повращав глазами, пошевелив ушами и поиграв угрожающе желваками, наверное для нас уже, чтобы тоже боялись, продолжил:
- Наконец нарисовалась... внучка Бормана, блин! Открывает дверь, а тут я. Вот с этим ключом в руках - потрясает он 'ломиком' - Сижу... жду её - не дождусь. Нет, ну, полтора часа!!! - взвивается он вновь, будто шилом в зад ужаленный.
- Дальше, Лёня! - скандирует уже вся группа, изнемогая от гомерического хохота.
- Так вот, я вскакиваю и к ней. Хочу напомнить, заразе, как я здесь оказался. А не могу! Стою только, трясу у неё перед носом своей железякой и пытаюсь ну хоть одно знакомое слово с этих обдолбанных курсов вспомнить! А тётенька как-то побледнела вся, прижалась к двери спиной... Дверь-то вовнутрь открывается. Куда ей от меня деться? И вижу, что-то тоже сказать мне хочет, и тоже не может. Ну всё, думаю, и эта языка лишилась... Как же мы теперь общаться-то будем?
Я попробовал жестами, да этот грёбаный ключ мешает! На пол его положить от волнения не догадался, машу, как Чапай саблей, коня только не хватает... Смотрю, она уже совсем на пол сползать стала, глаза уже закатываться начали. Твою дивизию!.. Все, думаю, писец мне теперь окончательный! Еще помрёт здесь, калечная, а я ей даже скорую вызвать не могу. Ну, вы же знаете - два матерных...
И тут меня как торкнуло промеж ушей: "Kaufen! - кричу ей - Ich... kaufen!" Куплю, мол, - заботливо переводит он для нас - и ей на ключ показываю, и деньги достаю уже... Глаза у тётеньки назад в орбиты вкатываться стали. В себя приходит...
Знаете, я обрадовался так! А... Жить-то все-таки хочет, чесать её кочерыжкой! Уже и румянец на щеках прорезался. А я ей все это волшебное слово долдоню: "kaufen, kaufen", - уже и деньги показываю...
Короче, дар речи она так и не приобрела, но к кассовому аппарату прямо-таки ласточкой сиганула. Заплатил я всё, как положено. Не... в этот раз ничего не спёр. Вышел из магазина и слышу, тётенька моя уже ключом изнутри заскрежетала, закрылась от меня, нахрен! Блин... Я так и не понял, чего ей помирать-то вдруг захотелось? Кто-нибудь мне скажет?
Никто его монолога не прерывал - не в состоянии мы были: кто стонал, кто плакал, кто икал.
Перевести эту историю нашей бедной "немке" тоже никто не решился - словарный запас подвёл. Так и осталась она стоять соляным столбом, не решаясь сделать своему опоздавшему ученику замечание.