Гельфанд Майя : другие произведения.

Аквариум

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Аквариум

   Глава 1
   ...В некой удивительной Стране произошла однажды поразительная вещь. Земля сотряслась, перевернулась, подпрыгнула... И встала на свое законное место между Солнцем и Луной. Люди поначалу и не поняли, что произошло. До сих версии разнятся. Кто говорит, что на Землю было совершено нападение иноземных существ, оттого жители ее лишились рассудка и начали творить вещи несусветные; кто утверждает, что дело все в каких-то странных лучах, которые будто бы начали прорываться сквозь землю и погубили все разумное; а кто и вовсе, утверждает, что в воздух попало нечто, что отравило животных и людей, а те кто выжил - обезумели. Определить теперь, что же стало истинной причиной столь удивительных событий, сложно. Однако легенда гласит, что после Большого Взрыва огромный и когда-то процветающий мир исчез, и нетронутым остался маленький клочок земли. Он почти не пострадал, лишь слегка обгорел по краям. Отсюда-то и взяло начало новое существование человеческое, здесь-то и произошли события занимательнейшие...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

План Вальдемара.

Человек рождается из материнского чрева, из темноты и уюта, и окунается в свет и суету. Первое его желание - вернуться обратно. Второе - почувствовать защиту. И так как первое невозможно, человеку необходимо поместиться в некое пространство, где он будет ощущать свою безопасноть. Как правило, это родительские руки и люлька; или вспомогательные средства: соска, игрушка, пеленка. Однако со временем человек начинает ощущать свою отличность от остальных, свою самостоятельность. Он взрослеет физически. Но не ментально. Страх перед чуждостью преследует его постоянно. Он ищет все новые и новые убежища, где можно укрыться от пугающей неизвестности и почувствовать себя спокойно и уверенно. Поэтому и ставит он для себя рамки и границы. Любое общественное устройство - суть убежище. Будь то общество, государство, язык, искусство или религия. Ограничивая себя человек чувствует свою защиту. Внутри этих "рамок" существует сложная социальная градация и четкая шкала ценностей. Считается достойным занять высокое положение в иерархии, добиться которого можно: с помощью денег; с помощью аристократического происхождения; с помощью славы. Человек одновременно принадлежит нескольким рамкам. Например, живет в государстве, говорит на языке и служит в общественной структуре.

   Освобождения означает гибель. Полная свобода - эта пустота. Ограничения необходимы для жизни, разрушение их - торжество смерти.

Задача: создать иллюзию идеального общества.

  
  
   ...В то благословенное время крушили все.
   - Крушите! - возвещал Лысый низенький мужичонка в засаленой рубахе, - бейте и убивайте пережитки прошедшей жизни! Мы все, сейчас, начинаем новую жизнь в новом мире и с чистого листа!
   И Народ счастливо, залпом, вторил ему:
   - Ура!!!! Ура!!!! Ура!!!!!
   Люди собирались в маленькие банды и вместе вершили свои свободные поступки. Они разрушали лавки, разбивали фонтаны и выкорчевывали могилы. И животная, дикая радость блуждала на их лицах, и запах пота, крови и возбуждения витал в воздухе, и солнце светило беспощадно, словно вторя бешеной энергии, вылившейся из нутра замученного неволей человечества...
   Пропахшие пивом грузчики, носатые продавцы с рынков, горластые торговцы посеревшим от жары товаром, мелкие, тщедушные клерки, груборукие таксисты, пропитые певцы из дешевых ресторанов - грабили нещадно то, что было создано сотнями натруженных рук, и жалости к прошлому не испытывали ни малейшей. Толстенные бабы с обвисшими грудями цепляли на себя чужое украденное золото, усыпая жирные пальцы бриллиантами; грубые мужики давились сигарами из великолепного табака и поливали друг друга десятилетиями выдержанным в погребах виски; прекрасный, хоть и несовершенный, мир превращался в руины под бездушной лапой черни.
   Смыслом жизни этих людей стало обжорство, излишества и разврат. Их охватила дикая, неукротимая страсть: выпить, съесть, испытать, пережить, почувствовать. Единственное, что занимало теперь их, было стремление отхватить еще кусок, пусть самый крохотный - лишь бы он был живым, настоящим, трепещущим. Не важно - еда, выпивка, женщины, бриллианты - не важно, что, лишь бы оттяпать еще крошку от пирога, именуемого Жизнью. "Живи сегодня, завтра ты можешь умереть" - таков был девиз, провозглашенный в новой Стране.
   Потные, возбужденные лица; прилипшие к губам перья; сладострастные пустые взгляды; красные, растопыренные пальцы; застывшее выражение тупости; стеклянная маска мерзости... Жииизнь...
   Свобода лишила людей страха. Не было границ, не было законов, не было правил. А значит, не было и наказания. От этого становилось возбужденно радостно, кровь бурлила в жилах, а по телу проходила сладкая дрожь. Шальная свобода, анархия и хаос, будоражила умы и приводила Народ в состояние бешеной радости.
   - Либерте! Фратерните! Эгалите! - возвещал с трибуны Лысый, который приобрел удивительную способность появляться местах повышенной Народной активности, - запомним, товарищи, эти слова! Сегодня, как никогда, они актуальны!
   И Народ, в лихорадке, вторил ему диким воплем радости.
   Толпа смела все, что попалось на ее пути. Метнув гигантским хвостом, зевнув громадным клыкастым ртом, поглотила и разрубила она плоды цивилизации. Хотя пока еще никто толком не разобрал, что произошло, уже намечались сдвиги в историческом будущем государства.
   Город, переживший набег демонстрантов, выглядел трагично. Грязь и продукты жизнедеятельности шествующих застилали землю густым, жирным, истерзанным, тошнотворным настилом. Тут же неподалеку разместился маленький шалаш, собранный не то из сухих веток, не то из рваной одежды, а может, из того и другого. На пике шалаша красовался красный флаг со звездой, видоизмененный неизвестным художником. Изменение заключалось в том, что звезда на флаге была зачеркнута, и рядом, как в ученической тетради, красным карандашом начертано: "Государство - это вред, я - свободный человек!". В этом шалаше расположился совещательный орган. Рядом розовел костер.
   - Братья и сестры! Друзья и враги! - продолжал Лысый, - в создавшемся положении мы, Совет старейшин, приняли решение: государства больше не будет! Законов больше не будет! Все свободны! Да здравствует свобода свободному человечеству!
   - Урааа!!!! - радостно завопила толпа.
   - Никаких приличий, никаких отживших правил поведения! Человек должен вернутся к своим истокам, к природе! Нет рабству!
   - Ураааа! - опять завопила толпа.
   - А как же быть с одеждой? - раздался подковыристый вопрос, - ее что же, тоже отменим? Или как?
   - И одежду тоже! - победоносно закричал Лысый, - человек - существо свободное! Никаких вещей, которые могут помешать проявлению свободы! Одежда - для тепла, а не для красоты! - и оратор сорвал с себя грязнущую рубаху и блеснул лысиной.
   - И что же, все можно? Я имею ввиду, совсем все? - снова спросил въедливый голос.
   - Да, можно все. Друзья! Будьте счастливы и свободны!
   - Урааа! - заорала толпа и разошлась, кто куда. Лысый устало уселся на свое место у костра...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 2
   ...Брезгливо и тщательно оттерев руки от чьих-то соплей, щуплый человек с цыплячьими повадками принялся осматриваться в новой ситуации. Последняя виделась ему в следующем свете: пока обалдевшее население разрушает плоды цивилизации, он, аккуратненько, приберет эту цивилизацию к своим рукам. Несомненно, она еще пригодится. Это был Вальдемар, знаменитый изобретатель, богач, ловелас, да и просто - мошенник и аферист.
   Вообще же биография у Вальдемара была самая что ни на есть интересная, забавная даже в некотором роде. Начнем с того, что он был вундеркиндом. В три года читал, считал, стоял на голове, делал сальто, катался на коньках и придумывал сложно-сочиненные предложения. В пять - умножал в уме трехзначные числа, читал наизусть Данте и ловко жонглировал фразами типа: эпистемологические основы творчества юного Аристотеля. В 10 лет о Вальдемаре заговорила вся страна, называя его "надеждой прогрессивного человечества". Вальдемар же вынашивал в своей юной голове грандиозные Планы по порабощению мира. Вместе с этим, в 12 лет с отличием закончил университет, а в 15 стал профессором физики, математики, биологии и общественных наук, имел степень почетного магистра Всемирной Академии Искусств и вполне прилично играл на фортепьяно.
   Выглядел Вальдемар так: невысокий, субтильный, черноволосый, с огромными очками на носу и бородавкой под носом. Он был некрасив, даже уродлив, и категорически не нравился противоположному полу. Он был замкнут, задумчив и невесел. В его обществе не возникало ощущение легкости. Наоборот, его присутствие вызывало стеснение и неловкость. От этого развилась в нем неуемная амбициозность, честолюбие и ненависть ко всему вокруг. Он мечтал уложить его к своим ногам.
   Душа его, вечно в поиске, вечно странствующая, вечно неспокойная, умела самозабвенно радоваться и отчаянно страдать. Когда он был упоен счастьем или, наоборот, терзался огорчением, в своей неуемной жажде несвоевременно получить одно и освободиться от другого, не умел правильно видеть и слышать; более того, он был неспособен рассуждать. Великое умение продуцировать идеи, неукротимая энергия и желание действовать доставляли ему много удовольствия, но и много терзания, то вожделея, то насыщая вожделение; обуреваемый сильнейшими удовольствиями и печалями, он жил в состоянии безумия и был мучим им.
   Он часы проводил, разрабатывая идеологические концепции, разговаривая сам с собой и вступая во внутреннюю полемику. Дни проходили в напряженной работе мысли, и со временем суждения его становились все более злобными, все более кровавыми. И сердце его становилось суровым и злым, как истыканная иголками подушка. И теперь, наконец, Вальдемар чувствовал в себе новые силы, ощущал готовность осуществить свой План...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Вместе с нескончаемым, невероятным, невозможным удовольствием, новая жизнь принесла с собой и новые ощущения. Заключались они в основном в расслаблении всех мышц и органов, в ленности и неге. Вальдемар же, цепкий, жадный до действия, энергичный, жесткий, умный, немедленно принялся за дело.
   Первым делом обошел Вальдемар местечки, облюбованные мелкими мародерами, дешевой шпаной и охотниками за легкой наживой. Таких мест, заброшенных и забытых, было великое множество. Вальдемар понимал, что не вмешайся он немедленно, предприимчивый Народец растащит все, что плохо лежит, и тогда от его Плана ничего не останется. Он появился: руки упирались в бока, ноги широко расставлены, взгляд суров и упрям. Густые черные волосы его развевались на ветру.
   - Ты! - ткнул он пальцем в одного из ковырявшихся в чужом добре паренька, - а ну пойди сюда!
   Паренек осмотрел Вальдемар презрительно, но даже не двинулся с места. Отвернулся и продолжил свое нечестивое дело.
   Вальдемар одним прыжком оказался рядом с ним, схватил за грудки и закричал в лицо, обрызгав слюной:
   - Слушай меня, дерьмо. Или ты будешь выполнять мои приказы - или я тебя уничтожу. Выбирай.
   Вальдемар принял вид настолько угрожающий и злобный, что мальчишка от ужаса нервно рассмеялся и кинулся прочь, утирая по дороге слюну. Остальные искатели в страхе наблюдали за происходящим, понимая, что пришла Сила. Вальдемар для большего эффекта засучил рукав и обнаружил на левом предплечьи татуировку "ВОВА". От удовольствия закатил глаза.
   - Ну что, твари, - обратился он к испуганным зрителям, - играться будем или так договоримся?
   Народ долго и мучительно молчал, переминаясь с ноги на ногу и перебирая в руках награбленное добро. Наконец один из задумчивых хулиганов медленно и робко подошел к Вальдемару и положил к его ногам добычу. Так же поступил и второй. И третий. И почти все. Лишь немногие, особо несговорчивые и гордые, решили сменить место преступления и бежали. Вальдемар удовлетворенно кивнул и произнес такую речь:
   - Все, что вы уже успели унести, можете оставить себе. Мне чужого не надо. Но впредь я требую, чтобы собранные вещи, еду, инструменты вы приносили мне и только мне. За это будете получать паек - раз в месяц. Размер пайка зависит только от вас - два процента от того, что соберете. Обещаю считать честно, без обмана. Даю слово, - и он опять продемонстрировал гордую татуировку, - ты, - кивнул он в сторону первого сдавшегося, - будешь контролером. Твои полномочия я пока не определил, но на первых порах будешь следить, чтобы все было по-честному, без крысятничества. Обо всем докладывать мне лично, ясно?
   - Ясно, - тут же согласился со своим назначением контролер.
   - Лады, ребята. Думаю, мы договорились. Будете со мной - будет хорошо. Будете поодиночке - сожру. Со мной будет сыто и спокойно. Со мной будет уверенно и стабильно. Со мной будет Сила. Решайте.
   Все решили.
  
  

План Прыща

Я гений. У меня выдающиеся способности почти ко всему. Я лучше всех считаю, перемножаю и делю; я прекрасно пишу, даже тренируюсь в стихах; я играю на фортепьно, рисую и пою. Я замечателен во всем. Разве что я слаб в прыжках и беге. Но это мелочи и глупости. Это не умаляет моих великолепных умений.

Людей я ненавижу. Они вызывают у меня отвращение и брезгливость. Эти маленькие, щуплые твари с единственным желанием поесть и потрахаться существуют лишь для жалости и презрения. Хотя нет. Есть у них еще одно предназначение. Они рождены для порабощения. Они существуют для того, чтобы использовать их в качестве живой массы, которая служит лишь для исполнения чужой воли. Их, конечно, надо иногда подкармливать, и тогда они будут послушными, как псы. Я их ненавижу.

Я ненавижу их еду - эту гадкую, склизкую стряпню, которую они называют "кухней". Ненавижу их одежду, эти кичливые безвкусные тряпки, которые они называют "модой". Ненавижу их дома, эти жалкие деревянные обрубки, которые они назывюат "обстановкой". Ненавижу их общественное устройство, эту идиотскую борьбу одних паразитирующих интересов с другими, которую они называют "государством".

Я очень страдаю оттого, что пока мне приходится принимать их правила игры и есть их еду, носить их одежду, жить в их домах и подчиняться их законам. Но я пытаюсь каждый раз минимизировать потери: ем мало и специально оставляю на тарелке полпорции, чтобы позлить стряпуху; одеваюсь плохо и специально не моюсь, чтобы вывести из себя пассажиров в автобусе; комната моя обставлена исключительно аскетично, и я специально не позволяю наводить там порядок, чем привожу в ярость домочадцев; принципиально не участвую в социальной жизни и специально не хожу в школу, не плачу за проезд и не выбрасываю мусор в урну - все, чтобы сделать вызов этому дебильному обществу.

Правда, они меня тоже ненавидят. Они считают меня странным. Даже чокнутым. Ну и пусть. Придет время, когда они будут жить по моим законам, и тогда посмотрим, кто из нас идиот.

Задача: стать сильным

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 3
   ...Все смешалось в то благословенное время. Жены превратились в шлюх, мужья - в похотливых, безвольных самцов. Аромат страсти струился в воздухе, заставляя предаваться самым отвратительным, низменным удовольствиям. Даже дети и старцы - и те участвовали в безобразных оргиях. Похоть превратилась в единственный и наболее доступный способ самовыражения. Она была разной - грубой, чистой, случайной, неожиданной, нелепой, порывистой, недолгой, мучительной, приятной. Она была повсюду и заставляла подчиняться своим законам. Воздух был пропитан любовным ароматом, стал, казалось, красным и влажным от сотен потных лиц и литров выпущенных из тел элементов страсти. Модно стало носить волосы на груди. Это считалось признаком мужской силы. Те же, кого природа обделила растительностью, страдали отчаянно и использовали старинные рецепты для выращивания необходимой шевелюры.
   Надо сказать, что Лысый на одном из митингов провозгласил следующую формулу жизненного устройства:
   - Нет семье, как ячейке общества! Нет браку, как отмершей форме межличностных отношений! Женщина принадлежит мужчине! Мужчина принадлежит себе!
   Перепуталось тогда все. Мужчины совокуплялись с мужчинами, женщины с детьми, старики с молодыми, и ощущение беспрерывного счастья охватывало их.
   Бывало, женщины целыми стаями нападали на мужчин, предварительно накрасив глаза золой, а подошвы ног - алой краской, обесцветив волосы и налепив на руки, шею и щиколотки самодельные безделушки из ракушек, остатков золота и серебра, а иногда и просто, из листьев, плодов и орехов. Нападали - и завладевали жертвами, соблазняя их и ублажая своими ласками, отчего те становились податливыми и презренными, как псы, совсем забывали о своем мужестве и стелились у ног женщин, слизывая алую краску.
   Бывало и наоборот - когда мужчины нападали на девушек, оскверняя их и выбрасывая затем, как ненужную вещь. Но это - реже, ведь мужчин было меньше, чем женщин - многие умерли вскоре после Взрыва: кто от горя из-за потерянной собственности; кто от недоумения; были и такие, кто погиб на службе, исполняя мужской долг. Недостаток мужского населения, однако, мало смущал дам. Одни ублажали друг друга нежными женскими ласками, некоторые довольствовались рассматриванием радости других.
   И все пели, били в барабаны и хлопали в ладоши, трубили в трубы и перебирали струны лютней.
   Напившись, мужчины хватали жен своих соседей или их невинных дочерей и спали с ними на глазах у всех. И ни один мужчина не думал при этом, что делает его собственная жена или дочь. Все веселились с утра до вечера и с вечера до утра, а потом возвращались домой, и встречали своих родных, будто ничего и не было, и смотрели в глаза им...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ...Желтый огонек, трогательный и очаровательный, как котенок, плясал на углях, энергично, с аппетитом, пожирая их. Особенно эффектно выделялся он на фоне полночной темноты, отчего казался слабым и тщедушным, скрывая в себе, однако, великие и могущественные силы. Вокруг костерка расположились люди. Они были разными: высокими, сильными, худыми, черными, курчавыми, остроносыми, лысыми, толстыми... Все они прижимались ближе друг к другу и к огню, пытаясь ухватить частичку тепла. Всем было холодно и страшно. И лишь один голос убаюкивал и успокаивал их растерянность, вселяя спокойствие.
   - Раньше ничего не было. Раньше была тюрьма. А сейчас - свобода, жизнь, - рассказывал Лысый.
   - А что такое тюрьма? - спросил молодой, задорный голос.
   - Тюрьма - это когда нет свободы и независимости. Вот смотри, - обвел рукой Лысый и указал на разноцветные лица, - теперь каждый, живущий на земле, не зависит ни от каких условностей. Теперь нет ни Народов, ни национальностей, ни государств.
   - Значит, раньше люди не хотели свободы? Или не понимали ее? - спросил тот же голос.
   - Они боролись за наше с вами будущее. Чтобы мы вот так, запросто, сидели вокруг одного костра, все вместе. Говорили на одном языке и были счастливы.
   - Хорошее счастье, - процедил скрипучий тоскливый голосок, - когда порядка нет. Сплошной разврат и мракобесие.
   - А счастье не может быть абсолютным, - повернулся Лысый на звук и увидел морщинистого старичка, - ишь, чего захотел! Ты свободен - это уже много.
   - Так я еще и голодный, - опять проскрипел старик.
   - Не ропщи! Главное, что есть правда.
   - И можно поинтересоваться, в чем ваша правда?
   - Правда, - задумался Лысый, - правда - это когда жизнь правильная. Когда все по природе делается.
   - Неправильная это правда! - закричал все тот же голос, и откуда-то показался его обладатель - толстозадый, но тонконогий мужичок, - это как же понимать? Я после этого разгрома потерял все, остался нищим, и теперь вы предлагаете мне смириться с этим издевательством и считать, что так должно быть? Позвольте...
   - Ты что ж, продажная твоя душа, против свободы выступаешь? Ты что ж, бюргерская морда, на демократию покусился? На права?
   - А какое мне дело до свободы? Я хочу получить свое, законное, обратно. Больше меня ничего не волнует.
   - Убирайся отсюда! - закричал Лысый.
   Обладатель тонких ляжек обиженно встал и ушел, виляя толстой задницей.
   Вокруг костра воцарилось неловкое молчание. Все, по правде говоря, были голодны и совсем замерзли. Но авторитет Лысого и грозный его вид пугал, поэтому последовать примеру толстяка никто не решался.
   - Расскажу как я вам историю, - сказал вожак, - история нашего мира.
   - Да, да, - оживились люди, - расскажи...
   - Раньше, еще в незапяматные времена, ничего не было. Ни лесов, ни морей, ни людей. Были только небо и земля. И всегда вели они между собой борьбу - кто из них лучше. Небо глядело на землю своими глазами: днем - солнцем, ночью - луной. Глядело и смеялось потому, что у земли ничего не было. И однажды небо так сильно смеялось над землей, так потешалось и сотрясалось от смеха, что выронило из себя ангела. Ангел упал на землю, ударился и так обиделся на небо, что решил ему отомстить. Создал для земли глаза - моря и океаны; уши - растения и травы; руки - людей и животных. И начали они плодится, и земля зацвела, зашелестела, стала красивая и живая. И жили все хорошо, и небо зауважало землю, и счастливы были, пока не умер первый человек. И сказал тогда ангел - всех умерших будем уничтожать, чтобы ни малейшей памяти о них не оставалось; человек ценнен только тогда, когда он жив. Разозлилась тогда земля на ангела, договорилась с небом, и решили они, что умершие будут улетать наверх и превращаться в звезды, чтобы по ночам смотреть на своих близких, оставшихся на земле. И прогнали тогда они ангела, и стали вместе жить, в мире. Земля рождает людей, а небо их забирает.
   - Помнится, говорилось что-то о Боге, - проскрипел давешний изгнанный голос.
   - А, вернулся! - улыбнулся страшной улыбкой Лысый, - плохо одному, да?
   - Плохо-то плохо, но все-таки, меня интересует, как дело обстоит с Богом.
   - А Бога нет. И не было никогда. Все это выдумки.
   - Позвольте, позвольте, - проскрипел мужичок, - некий эфемерный ангел, как вы выражаетесь, существует. А Бога нет?
   - Нету, - согласился Лысый.
   - Господа, перед нами - мошенник! - возвестил старикашка.
   - Что? - взревел оратор, лысина его покраснела, а ручищи потянулись к широченному кожаному кушаку, поддерживавшему штаны.
   - Да, да! - пискнул побелевший старикашка, - мошенник! Раньше хоть чего-то боялись! Хоть Бога, хоть черта! А теперь что? Все можно, да? И никакой управы нет? И страха никакого? Ложь все это! Слышите, ложь и издевательство! - и плюнул противнику в лицо. Лысый, опешивший, как укушенный осой медведь, отерся и легонько ударил старика по голове. Тот повалился на землю, напоровшись по дороге еще на пару камней.
   - Люди! Братья! Изменник в наших рядах! Он против свободы! Против нас! Бей его!!!!- завопил предводитель. Толпа, с изумлением наблюдавшая эту сцену, как единый организм, вняла гласу начальства и кинулась на окровавленного жирного старика...
   Через несколько мгновений от него не осталось ничего, кроме влажных красных кусков, которые тут же бросили в огонь и сожрали. После этого убийцы закатили энергичный танец вокруг костра, с истошными криками, лобызаниями и неприличными движениями. Затем исступленно сорвали с себя одежды и совокупились тут же, не переставая вопить. Эта была первая смерть в Новой жизни.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

План Прыща

Я живу в нищете и бесславии. Собственно, если так пойдет и дальше, то это - единственная моя жизненная перспектива. Без денег никуда. Деньги и власть. Деньги - эквивалент власти. Без власти ты - ничто, нуль, несчастная козявка без прав и надежд. Это я. Но я не хочу быть таким. Скажем так: меня считают неудачником. Я, вроде как, уродец, скверное бездарное существо, не присопособленное к жизни и не умеющее жить "как все". Меня откровенно стыдятся. Я обычно неумыт, неухожен, от меня часто пованивает потом, да и речи я веду совершенно неконформистские. Я - урод. Не физический, а моральный. Окружающие считают, что у меня нет принципов, нет устоев, что нравственные законы на меня не действуют, а живу я примерно как таракан за печкой: вроде как и невидный, неслышный, а как вылезает, так дрожь отвращения пробегает. Меня обвиняют в том, что я не знаю жизни, что я бегу от нее, что труду предпочитаю секс, а долгу - брань. Что я трепло, бездельник, бесстыдник и откровенная сволочь. Что лучше бы меня вообще на свете не было потому, что я бессмысленное и бесполезное существо. Отброс. Мусор.

Да, так вот, я мечтаю заработать денег. Деньги и власть- это всё. Это главное. Это - выражение твоей значимости. Это - атрибут власти. Это возможности. Это статус. Я люблю деньги. Только мне их никто не платит. Потому что я бездарность и неудачник. Но все-так я поклялся себе, что буду богатым. И властным.

Задача: пробиться к власти

  
  
  
   Глава 4
   ...Работы у Вальдемара оказалось невпроворот. Брошенное добро, перемешанное с забытыми чувствами, выкинутыми воспоминаниям и перечеркнутым прошлым, манило своей доступностью. Деньги и власть валялись под ногами. Ему стоило лишь нагнуться, лишь протянуть руку, чтобы собрать оставленное в пыли имущество. И он собирал, и зорко следил за тем, чтобы ничто не ускользнуло из его цепких рук, не упорхнуло от взгляда его глубоких хищных глаз.
   Паренек, назначенный Вальдемаром контролером, оказался толковым малым. Схватывал на лету, был всегда наготове, держал руку на пульсе. С ним было легко и удобно.
   Имени его Вальдемар так и не узнал. Паренек замялся, забормотал что-то. Потом назвался Прыщом.
   - Прыщ? - удивился Вальдемар, - почему такая странная кличка?
   - Долгая история, - замялся контролер, - детская травма.
   - Ага, - согласился Вальдемар.
   Прыщ был серым, тонкоруким, вечно шевелящимся существом, чуть шепелявым, немощным, худющим. Он был неприятным и вызывал легкое чувство отвращения, смешанное с жалостью.
   Вместе проворачивали они великие дела. Прежде всего нашли они уцелевшие здания, высушили, вымыли и принялись сносить туда зерно, крупы, остатки сухой пищи - все, что могло быть съедено. Работали споро, Прыщ вид имел мрачный и упрямый, спорить с ним не хотелось. Быстро набрал он команду - небольшую, но все из людей честных, алчных. Отрабатывая свой процент, рыскали они по всем уголкам нового мира, по всем закоулкам, подвалам и дырам, и тащили все, что находили, в амбары Вальдемара. Прыщ следил за работой строго, вооружившись хлыстом из бычьего хвоста с наконечником в виде резинового шарика, и грозил им, если замечал воровство. Тем же, кто любезно рассказывал о случаях мелкого пакостничества, Прыщ оказывал особое расположение и закрывал глаза на небольшие недостачи. На каждого у него была составлена специальная папочка, которой он, при желании, собирался воспользоваться.
   Не прошло и двух месяцев, как закрома Вальдемара ломились от наживы. Специально для защиты добра от преступных элементов была поставлена охрана, а Вальдемар, любовно обходя свои владения, торжественно разглядывал свои богатства, что хранились в разбухших, словно опара, амбарах. Велел насыпать в зерно пыль, чтобы бороться с плесенью и червями, а стены обил теплым мхом, чтобы препятствовать сырости.
   Власть пахла смешанным ароматом хлеба и земли, упоительно, как ночное сено. Оставалось лишь ждать подходящего момента. Вальдемар был счастлив.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

План Вальдемара

В мире простодушие и глупость считаются главными добродетелями, а цепкость и хитрость - главными пороками. Это потому, что мир состоит из бедных. Бедных много и они всегда голодны. Мало того, они обижены. Для бедного нет разницы - одна золотая монета или тысяча. Поэтому он легко разбрасывается чужим добром и хлопочет о вселенском равноправии. Его интересуют чужие заботы и абстрактные идеи, потому что своего ничего нет. Управлять бедным легко - его нужно хорошо кормить.

   Человек - существо подневольное, ему хочется быть рабом. Ему хочется, чтобы за него решали. Так легче.

Человек глуп и слаб. Он не способен ни на великое зло, ни на великое добро. Вообще ни на что не способен. Для Человека главное, чтобы была Сила, которой можно Бояться. Вот тогда и будет Порядок.

Задача: кормить и развлекать

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 5
   ...Стоял невыносимый, невозможный, унылый зной. Воздух, попадая в носоглотку, задерживался, нагревался и застревал так, что стоило немалых усилий его выдохнуть. Казалось, все вокруг изнывало от жары. Трава пожухла, подгорела: страдала; гордые пальмы понуро опустили свои листья, склонили кроны: жаждали воды; люди бессильно валялись, на земле не желая подниматься: мечтали о холоде. Природа будто насмехалась над землей, наслав на нее страшнейший жар...
   Вальдемар велел построить широкую, просторную таверну, без окон, темную, душную, давящую. На стенах были развешаны ковры, мечи, ружья, картины с обнаженными дамами, сверкающие в темноте фантики и горящие свечи, которые создавали атмосферу мистическую и возбуждающую. Заглянув внутрь после непродолжительного строительства, Вальдемар оставлся вполне доволен: кабак, вид имевший привлекательный, должен был пользоваться популярностью у местного населения, начавшего уставать от оргий на открытом воздухе. Кроме того, заведение Вальдемара было единственным в своем роде, поэтому сомневаться в успехе не приходилось.
   Музыканты лабали популярные, незамысловатые, пошловатые и понятные всем песенки, которые приводили аудиторию в абсолютный экстаз. Плясали и орали пуще прежнего, а разогретые розданными совершенно бесплатно самогонными, сделанными неподалеку, в соседней Вальдемаровской лавке, напитками, впадали в сумасшествие. Звуки, отнюдь не мелодичные, а вполне даже отвратительные, веселящимся казались столь соблазнительными, что они воспламеняли друг друга, и, не в силах сдержать похоть, срывали одежды и совокуплялись бездушно.
   Музыкальный репертуар был очень разнообразен. Звучали песни под названием "Ла-ла!", "На-на", "Му-му", "Да-да -пойдем туда, придем сюда", а также суперхиты "Наташка-рубашка", "Катюха-непруха" и "Петя-водолаз". Народ, раздухаренный незамысловатыми напевами, срывал со стен мечи и кинжалы, и люди, одуренные, пьяные, убивали друг друга, резали волосы, обрубали носы, рассекали на части - на потеху, веселья ради. И запах крови вселял ужас и страх, но и радость, и щемящее чувство власти. Пошлость и жестокость всегда шагают вместе: пошлость отупляет голову, а жестокость отяжеляет душу.
   Расстегаи. Кулебяка. Икра. Блинчики. Водка. Котлеты. Пельмени. Пирожки с грибами, картофелем и мясом. Белый хлеб. Маслянистая селедка. Жирная сметана. Компоты. Соленые помидоры. Свиные отбивные. Холодец из ножек и пятачков. Паштет из гусиной печенки. Отварной язык, нашпигованный чесноком...
   Кудрявая толстенная певица, кокетливо покачивая задом, с песней "Залетела-залетела, ху-ху залетела...", спустилась с лестницы и приплыла к столикам. Возбужденные мужики совали ей в декольте золотые монеты, а та счастливо орала "Залетела-ла-а-а!"
   Расфуфыренные дамы, нарядные, как на похороны. Сытые морды. Потные шеи. Пьяные разговоры. Ляжки с целлюлитом. Яростный свет. Звон стаканов. Удушающий запах. Гнетущее скопище Народа. Оглушающая музыка. Беспорядочные сношения. Извращенная любовь. Красная помада на жирных губах. Расплывшиеся дамы с замашками секс-бомб. Светские львицы с томными взглядами и плавными движениями. Отрывающиеся молодые люди с набухшими веками. Надушенные белые груди. Клыкастые улыбки. Рыжие волосы. Широкое родимое пятно на чьей-то щеке...
   - Залетела-а-а-а, - вопила певица, - ла-ла-ла-ла-ла-ла-а-а-а....
   В следующем отделении начались танцы. На сцене появился Лысый. Он сменил замызганную жирную рубаху на солидный костюм, и даже, как показалось, вытянулся и похорошел. Лысый объявил:
   - А теперь хит! Песня, побившая все рекорды популярности! Танцуют все!
   Толпа взвыла.
   - Забирай меня скорей! - громогласно возвещал Лысый, - уноси за сто полей! - зычно, с чувством и расстановкой, пел он, - и целуй меня везде, 18 сейчас можно всё тебе! - выкладывался певец.
   Народ танцевал отчаянно, как на могиле у врага - деловито и с самоотдачей.
   Кульминацией вечера стало цирковое представление. Лысый снова появился на сцене и провозгласил:
   - Дамы и господа! Смертельный номер! Номеро мортале, так сказать, хе-хе, - хрюкнул он, - впервые в Новое время вам предоставляется уникальная возможность лицезреть живого, настоящего, лю-до-еда. Итак, людоед! Встречайте, господа!
   Народ зааплодировал. Вывезли вместительную клетку, в которой, привязанный цепью к прутьям, сидел голый мужчина вполне приличного вида.
   - Перед вами, господа-товарищи, единственный в мире образчик человекоядного существа, дошедший до наших дней. Мы его называем Витей. С виду, как вам может показаться, он ничем не отличается от всех нас. Но у него все-таки есть одна отличительная особенность. Витя, покажи зубы, - попросил Лысый ласково.
   Витя открыл пасть, из которой выкатилась ужасающего вида черная челюсть с громадными клыками. Народ охнул.
   - Спасибо, Витя, - поблагодарил Лысый и предложил:
   - Есть желающие увидеть Витю, так сказать, в действии? Витя хочет кушать!
   Народ испуганно молчал.
   - Ну, смелее, господа хорошие! Кто из вас самый смелый?
   - Можно узнать? - поинтересовался кто-то, - представление за плату?
   - А то! - улыбнулся Лысый, - что ж он, бесплатно человечину жрать будет?
   Народ дико вращал глазами и напряженно молчал.
   - У меня предложение, - послышался тот же ьголосок, - а давайте мы скинемся, чтоб он это...людей не ел. Ну, мяско ему купите, курочку, туда-сюда.
   - Это можно, хе-хе, - поразмыслив, хрюкнул Лысый, - это пожалуйста.
   И подставил здоровенную шляпу, в которую тотчас же посыпались золотые монеты.
   - Витя, поблагодари товарищей, - приказал Лысый, когда шляпа наполнилась до краев.
   Витя встал на четверенки, задрал ногу и по-собачьи пописал, улыбнувшись зловещей пастью.
   - Спасибо, Витя, - отвесил поклон Лысый, после чего исчез вместе с клеткой.
   Народ вздохнул облегченно...
   ...И пыльный запах денег сочился отовсюду; и блестящая сытость проникала в каждую пору; и чувства и ощущения становились круглыми, покатыми, гладкими, как монеты; и животы росли, а усы топорщились; и фальшивые зубы сверкали в полумраке, а бюсты неприлично, тяжело вываливались из платьев; и музыка была неистово задорна, так, что становилось страшно...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ...Заглянув однажды в продуктовые шкафы, сооруженные на заре новой жизни, женщины в ужасе увидели, что они пусты. Когда же это осознали и мужчины, начался голод.
   Голод был ужасным. Он прожигал изнутри, липкой массой, разбухающей, как губка, наполнял он тело и вопил, вопил, вопил о себе, заставляя сходить с ума.
   Голод был везде. В глазах, в мыслях, в разговорах, во снах. Он уничтожал разум, поражал чувства, и, как гнойный червь, разрушал организм.
   Люди умирали тихо, молча. Казалось, исполняли свой скромный долг и уходили неслышно, будто так и полагается. Падали на улицах - без криков, без эмоций: ложились и умирали. Сначала хоронили по-человечески, в землю закапывали. Потом начали есть. Набрасывались на трупы, пожирали их. Ко всему тогда привыкли - к смерти детей, любимых, чужих; к убийствам, грабежам, безумиям. Только к одному не могли привыкнуть - голоду.
   Голод булькал и шамкал, как беззубая старуха, и казалось, все кругом превращается в открытую, зияющую пасть: ненасытную, бездонную, беспощадную.
   Бывало, ели и себя. Отрезали по кусочкам - на завтрак палец, на обед - целую руку. И так до конца, пока не вырезали собственное сердце.
  
   ...Народ еле передвигая ногами, обессиленный, с источившимися зубами, с невидящим взглядом, никак не мог взять в толк, как же случилась такая напасть. Почти неживым мозгом своим строил он всевозможные догадки, одна ужаснее другой. Но все они, и он чувствовал это, были ложными и фальшивыми, а одна, правильная, звучала жестоко, гудя ненавистью: Вальдемар, умнейший из живущий, гениальный венец творения - он был повинен в происходящем. Это он захватил закрома государства и теперь безжалостно губил человечество. Это он прикарманил Народное добро, чтобы тешить свое тщеславие. Ууууу, кровопийца! Пиявка на теле трудового Народа! Клещ, впившийся в сердце пролетариата! Чума, шагающая по незримым просторам Родины!
   С трудом, проявляя недюжинную волю, взбирался Народ по нескончаемым, великолепным лестницам Вальдемаровского дворца, со вкусом и шиком инкрустированным изысканным черным мрамором и покрытым нежной и тонкой пурпурной тканью, которая обволакивала изможденные ноги, как объятия красавицы, и, подходя к шикарной зале, из которой доносилась сладкая музыка и роскошно пахло жареным молочным поросенком с яблоками и виноградом, розовым, толстым, аппетитным, свежим, совсем еще невинным, но так умопомрачительно вкусным, который чуть жалостливо, немного тоскливо, но невыразимо соблазнительно манил своим жирным, сочным ароматом горьковатого аниса и мягкого базилика, Народ совсем растаял. Давясь собственной слюной, теряя сознание, пытаясь возродить в себе чувство классовой ненависти, почти упал он к ногам Вальдемара, который энергично наяривал на недавно изобретенном инструменте - козлодое (замечательный инструмент: коровий желудок, наполненный воздухом, от которого отходят различной длины и толщины дудки: тянешь за одну - выливается целая мелодия, тянешь за другую - лишь невнятный писк. Музыка получается разная - никогда невозможно предугадать, какой концерт выдаст козлодой на этот раз, зато всегда интересно) и проборматал:
   - Пиявка... Кровопийца..., - выдохнул он, после чего потерял сознание и почти умер.
   Вальдемар тут же отбросил козлодой, подхватил Народ за обвисшие, безмясые плечи, и уложил на широкую софу из велюра цвета бордо.
   - Вина! - закричал он собравшимся вокруг в испуге обормотам и троглодитам - своей свите, - вина и мяса, быстро! Бегом!!! - рявкнул он.
   Тут же был сооружен стол с различными явствами, от которых сводило дух, в рот Народа была влита рюмка вина, а музыканты, отдыхавшие во время игры Вальдемара, залились елейной, ненавязчивой музычкой.
   - Вальдемар... - прошептал Народ, лишь придя в себя, - мы погибаем от голода. Съели всех собак, кошек и мышей. Начали есть друг друга.
   Вальдемар слушал напряженно, нахмурившись.
   - Люди сходят с ума от голода. Закалывают собственных детей и съедают их. Едят землю и дерьмо.
   Богач все больше тускнел.
   - Поделись, пиявка, - пискнул Народ и испугался.
   - Чем? - поинтересовался богач.
   - Всем этим, - он обвел тусклыми глазами Вальдемаровскую залу, - ведь это принадлежит Народу, - заключил он гневно и глухо.
   Оба помолчали в задумчивости. Мимо прошмыгнул очаровательный, пепельного цвета, пушистый котенок по кличке Пышка. Глядя на него, невозможно было не умилиться трогательной красоте маленького существа. Даже у Народа появилась на губах улыбка, которую он поспешно спрятал.
   - А где был ты, Народ, когда добро под ногами валялось? - спросил Вальдемар ледяным голосом, - когда втаптывали в грязь все, что было накоплено тысячелетиями? Когда ты - Народ - мочился в вазы из богемского стекла и испражнялся в мешки с зерном? Когда изливал свое вонючее семя на драгоценные памятники искусства? Когда блевал и разрушал то, чего раньше боялся и чем гордился? Кто оказался тогда единственным, кто поднял и спас то, что было обречено на смерть? Кто?
   - Ты, Вальдемар, - охотно согласился Народ, разомлев от угощений, - и я ничуть не умаляю твоих заслуг. Но ты далек от меня. Ты не знаешь. Я умираю.
   - Я знаю, - стальным тоном произнес Вальдемар, - у меня все под контролем.
   - Знаешь? - изумился голодающий, - и продолжаешь эту пытку? И продолжаешь измываться над униженным, обиженным Народом? И продолжаешь жрать деликатесы, пока я давлюсь собственными кишками? Кровопийца! Ирод! Предатель! Олигарх! - заорал Народ что было мочи и снова упал бездыханно.
   Вальдемар нежно, по-матерински обнял обессиленное тело, приподнял голову, влил плошку вина.
   - Потом, потом, - сказал он, - потом поговоришь. Кушай.
   Покушав нежного молочного поросенка, выпив терпкого и чарующего вина, довольно икнув, так, что желудок с удовольствием принялся обливаться соком и приятно урчать, чуть обжигая замечательным огнем сытости, Народ довольно замолк...
  
   Дождавшись, пока все деревья были обглоданы, кожа от старых ремней- сварена и съедена, и не осталось ни одной, ни малейшей крошки, Вальдемар открыл свои закрома.
   Толпа повалившая к еде, сначала была малочисленной и жидкой. Двигались они медленно, по чуть-чуть, будто в замедленной съемке. Каждый получал полкило съестного.
   Сначала еда раздавалась бесплатно. А уж когда народ немного окреп, и начал вставать на ноги, Вальдемар установил цену.
   Холуи Прыща выдавали Народу пайки, в строго ограниченном размере. Правда, за это каждый гражданин обязан был написать расписочку примерно следующего содержания:
   "Я, житель страны Новой жизни безвозмездно и с удовольствием передаю себя во власть Вальдемара. Обязуюсь служить ему верой и правдой, трудиться в поте лица и соблюдать все положенные нормы и законы".
   Вскоре отдавать стало нечего. Тогда люди приходили целыми семьями и продавали себя. За ребенка давали полкило мяса, за взрослого - два. Ставши рабами, шли они пахать на полях Вальдемара.
   Очередь стала живым организмом. Разным, многоликим, переливчатым, как кожа змеи. Она не была однородной, смешались все: молодые, голые, морщинистые, нервные, задиристые, наглые, очкарики, безрукие, пышногрудые, тонкотелые. В очередь ходили, как на работу, по специальному графику. Устроили запись: записываться нужно было с вечера, а лучше - за сутки до предполагаемой раздачи еды. Тогда уж точно можно было быть увереным, что пайку не вырвет наглый конкурент. Но и это не гарантировало положительного исхода дела. Бывало, получишь честно остоянный в очереди паек - а за углом поджидает здоровый хам, да еще и с палкой. И давай лупить-молотить. Хорошо, если живым выйдешь. А бывало...
   Пожилые приходили раньше всех, еще затемно. Занимали свои места, условленные многодневным опытом, и принимались ждать раздачи, каждый раз надеясь, что сегодня обязательно повезет. Разговоры тогда происходили разные.
   - Говорят, сегодня манку давать будут, - сообщала одна старушка с огромной черной бородавкой на носу.
   - Кстати, насчет яиц, - встревала другая, худая, с болезненными, изрытыми язвами руками, - вот бы яички дали. Вот бы побаловались... Да где ж их щас найдешь-то...
   - А вы что сдаете? - интересовались иные, - я вот часы старые, золотые. По звену выдираю из браслетика и несу. Уже пять килограммов еды так купила.
   - А я зубы золотые, - промямлил нестарый еще, но крайне неприятный тип, - они у меня, когда голодно было, повыпадали все. Так я коронки поснимал, теперь живу по-человечески... Детей кормлю...
   Много было разговоров таких.
   К полудню подтягивалась молодежь. Отоспавшись, заступали они на свой пост. Кокетничали, ссорились, мирились, сплетничали, интриговали, веселились, обижались.
   Неказистая молодуха, почему-то в черном берете, скошенном набок и скривленным в ту же сторону ртом, неясно заигрывала с несимпатичным, заикающимся молодым человеком. Тот ее чурался, и наоборот, стремился прижаться поплотнее к толстой, но доброй бабе, которая комплиментарно относила себя к молодым.
   В другой части очереди стоял лысый конопатый паренек с залихватской улыбкой и сомнительным видом. Он приставал ко всем и отвечали ему взаимностью самые скромные, из-за чего дрались беспрестанно и ожесточенно. Парень только отплевывался и посмеивался.
   Толпа была говорлива, ободрана и стыдна. Фразы выхватить было сложно, они сливались в единый голос толпы - ниший, голодный:
   - В прошлый раз вкусно было...
   - А стыдно-то как... Хлеба просить...
   -А чего стыдно-то? Положено, пусть дают...
   - Пайки маленькие, на один зуб. Совсем зажрались, буржуи!..
   - Ага, феодалы!..
   - Варвары!!!..
   - Вот, помню, в прошлые времена хорошо было...
   - Женщина, не толкайтесь!..
   - Ты куда прешь, морда?
   - Я стоял, позвольте! Граждане, подтвердите, я стоял!
   - Не видела
   - Не было тебя, аферист!
   - Да как же не было, я ж только на секунду отошел, помочиться.
   - Не было и все тут. Вали, пока живой...
   - А моя вчера опять заявилась чуть свет - говорит, снова беременная ходит. Эх, подхватила... Разврат!..
   - А пойдемте к нам, поужинаем, поговорим за жизнь...
   - А вам яички-то получше достались, покрупнее. Ходят слухи, вы дружите с начальником смены?..
   Давки и драки были ужаснейшими. Снова обезумевшие, бросались люди друг на друга, топтали, били кулаками, кусали и душили. Тогда много Народу погибло. Кто задохнулся, кто пал под ногами товарищей, кто был забит до смерти. Детей вышвыривали вон, женщин лупили локтями. Крики и проклятия стояли пронзительные, но каждый боролся за свой кусок. Иногда раздатчики выносили вяленое мясо и кидали под ноги ожидающим. Те вырывали мясо друг у друга из глоток и, не жуя, переваривая прямо во рту, бросались за новой порцией. Выжили тогда только самые выносливые и сильные.
  
   глава 6

План Вальдемар

Суета - удел мелочи. Спокойствие - признак величия. Мыши нервно мельтешат в клетке: грызут прутья, копошатся в опилках и дергают друг друга. Кролики сидят достойно, по сторонам не смотрят. Созерцают. А лев - спит. Чем мельче букашка, тем больше она суетится. А вообще главный враг человечества - это его лень. Ведь посмотреть на человеческую историю - сплошное желание избежать работы, ответственности и всяческих трудностей. Да обезьяна впервые палкой начала бананы сдергивать только по одной причине - чтобы было легче. Чтобы поменьше думать. И поменьше напрягаться. Вы хотите, чтобы было легче? Вы хотите меньше думать? Вы это получите!
Задача: создать положительный образ меня

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ...Прошло время. Жизнь, прежде казавшаяся непрерывной и бурной волной счастья, теперь стала иной. Будто снежный шар раскручивался в обратном направлении, становясь все меньше и слабее, все бледнее и жальче. Мало кто вспоминал уже о безумствах, весельи, пьянстве, разгуле низменных страстей.... Все изменилось.
   Что случилось с Вальдемаром? Куда подевались его скромность, застенчивость, понурый взгляд? Куда пропали испуг, вялость, тусклость? Куда исчезли неприметность, неспешность, несмелость? Глаз горит, нос - крючком, уши торчат, волосы топорщатся! Движения порывисты, голос звонок, язык остер, шаг скор! Молодой, перспективный! Надежда, опора! За Народ, за закон, за порядок! Да здравствует правосудие! Да здравствует глас Народа! Да здравствует свобода! Да здравствует всеобщее равенство! Все люди - братья, все братья - люди! Ура, Вальдемар! Ура! Ура! Ура!
   Огромный, трехметровый, портрет сиял, как маяк; прямо-таки полыхал единственным островком света в чернеющей, тоскливой пустыне. Вальдемар, чуть улыбнувшись и романтически подняв глаза вверх, изображая любование сумеречным пейзажем, смотрелся эффектно.
   Фонарей на улице было мало. Они были расположены скученно, и лишь в определенных местах - возле портретов. Вальдемар с собачкой; Вальдемар в задумчивости; Вальдемар на отдыхе; Вальдемар за работой; глаз Вальдемара; усы Вальдемара; перстень на пальце Вальдемара...
   То и дело попадались люди, куда-то спешащие, о чем-то толкующие. Они стремились к свету, толпились вокруг фонарей, отчего совершенно естественно воздевали глаза к портрету Великого. Присутствие Вальдемара везде стало частью жизни. Его любили трепетно и беззаветно. По крайней мере, так утверждала статистика. С его приходом к власти многие забытые старые институты были восстановлены. Начал он, конечно, с внутренних органов, обеспечив себе надежную защиту. Для этого была создана специальная организация - Другоеместо. Она осуществляла Контроль. Работники Другогоместа сновали по просторам Родины нагло, как хозяева. Так повелось в Народе, чуть что: "а с тобой, товарищ, поговорят в Другомместе". Значит, дело важности необычайной, конфиденциальное. Видимо, будут пытать. Или: "тамразберутся". Значит: не лезь, не твоего ума дело, для этого есть спец. органы.
   Начальником Другогоместа стал Прыщ. Удивительно, но богатство и положение ничуть не изменили его. Он был таким же тощим, щуплым, шевелящимся, как ящер; только стал, пожалуй, еще более злобным, еще более жестоким. Выглядел он отвратительно. Ладони его были изъедены экземой, кровавые пятна покрывали его кисти, до локтей. Он обгладывал пальцы и ногти с каким-то увлеченным, почти исступленным, удовольствием. Он засовывал палец в глотку, как леденец, и доставал оттуда изувеченный отросток, покрытый слюной и свежей кровью. Он выгрызал ногти до мяса, а кожу вокруг них объедал с таким наслаждением, будто обгладывал куриную ножку.
   Кроме того, он беспрестанно ковырял в носу и ушах, и в искусстве этом достиг значительных успехов. Он погружал палец в нутро свое так глубоко, что, казалось, еще чуть-чуть, и он вылезет из другой ноздри или из другого уха. Затем он тщательно изучал содержимое своего дыхательно-слухового аппарата, а потом с удвоенным рвением погружался в обследование ротовой полости.
   Он по-прежнему разгуливал со своей плеткой, только наконечник теперь был алмазным - острым-острым. Он запросто мог рассечь человека надвое или отрезать голову. А уж сколько рук перерубил - не счесть.
   Рядовые служащие Другогоместа были иными. Выбирали туда по строгим критериям: чем шире морда, тем лучше; чем тупее взгляд, тем лучше; чем крепче кулак, тем лучше; чем слабее воля - тем лучше. Они вели себя, как маленькие царьки, и держали Народ в страхе. Людей работники организации ненавидили. Они даже вывели особую касту - прыщиков.
   Они не признавали себя частью Народа, и всячески пытались доказать преданность начальнику, поэтому убивали, насиловали и грабили нещадно. Правда, только когда Вальдемар лично давал распоряжение. Без его ведома лютовать было строго-настрого запрещено. За этим Великий наблюдал особо, пристально. Произвола не допускал. Мучить - только по особой нужде.
   Прыщики, как правило, были негодяями. В основном, в Другоеместо шли предатели и воры, человеческое отребье, те, кто не находил себе места среди Народа. Им было нечего терять.
   Была, правда, одна прослойка - элита. Они-то не светились, Народ не пугали. Они жили на загороженной территории Другогоместа и редко выходили за его стены. Их мало кто видел живьем. Зато слухи ходили... Самые невероятные. Говорили, они так пытать умели - телу не больно совсем, а душа наизнанку выворачивается, в клочья рвется, кровью обливается.
   После создания Другогоместа как-то совершенно необходимы стали общепит, управдом, комитеты, комиссии, организации, объединения культпрограммы, завучи и завхозы. Были отведены также специальные площадки для совокуплений. Это было сделано специально, чтобы держать рождаемость под Контролем. Приходили пожилые любители старины, которые по привычке, деловито и напряженно, отдавались естественному зову природы, или неопытные юнцы, стремившиеся оставить свой след в истории, прежде чем кануть в небытие. Завершив свое занятие, без лишних разговоров, чуть стыдясь, расходились они по домам, стараясь не встречатся друг с другом взглядом. Не то, чтобы стеснялись. Но в Народе было принято считать, что дело это - неудобное и неприличное, хоть и естественное.
   Единственное, к чему сложно было привыкнуть, так это к сумеркам, спустившимся на Землю. Происходило это постепенно. Сначала солнце начало закатываться за горизонт. Красиво было - жуть. Долго закатывалось, полгода почти. Народ глазел на потрясающий закат, и сердце радовалось от красоты этой. А потом начало темнеть. Тоже не быстро. Вдруг чуть-чуть света становилось меньше, будто кто-то тихонько лампочку выкручивал. Сначала пугались, конечно. А потом привыкли. И так до следующего потемнения. Теперь трава, коротко подстриженная, как голова новобранца, пахла мертвой рыбой, а растения цвели неохотно, будто делая одолжение.
   О страннейшем природном явлении ходили разные слухи. Кто-то говорил о таинственных взрывах на Солнце, из-за чего оно исчезло, превратившись в ничто; кто-то истерически причитал о конце света. И поклонников у этой идеи было множество, разработали даже теорию "О конце света с остановками". В конце концов, Лысый выступил с таким заявлением:
   - Оказывается, мы живем на полюсе! На Южном! - провозгласил он, нацепив очки и придав морде умный вид, - мы думали раньше, что месторасположение нашего государства в тропиках, но как теперь выясняется, мы ошибались. Наступила Полярная ночь, граждане! Готовьтесь к глобальному похолоданию!
   Это известие серьезно встревожило жителей, и начали ожидать они медленного вымирания. Обеспокоенный Вальдемар тут же запретил все разговоры о каком-бы то ни было похолоданиии, издав указ следующего содержания:
   "Я, властитель страны Новой жизни, считаю недопустимым досужие сплетни о якобы грозящем нашему государству понижении температуры. Я абсолютно убежден, что никаких форс-мажорных ситуаций не случится и случиться не может. Поэтому настойчиво советую всем гражданам Страны носить легкую, летнюю одежду, дома обустраивать с помощью пальмовых листьев и соломы, и выкинуть из головы вредные мысли о похолодании. Сие требование обязательно для всех жителей нашего государства без исключения и вступает в силу с момента написания. Вальдемар
   P.S. кстати, митинги считаю нужным тоже запретить. Ишь, развели демократию!".
   А Лысому за дезынформацию сделали суровое внушение.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

План Вальдемара

   Подлый человеческий порок - тщеславие. Человеку стыдно признаться в своей инфантильности и он находит пафосные объяснения своей слабости: рамочный образ жизни провозглашается единственно верным, другой - всегда враг, которого следует заставить жить правильно. Отсюда происходят войны (особенно - религиозные), зависть и ненависть. Развивается соответсвующая риторика: памфлеты, лозунги, философские изыскания, песни, традиции, мода.
   А вот если предложить: отныне все будут счастливы. И подчеркнуть: одинаково счастливы. Сначала, коненчно, народ покипятится, мол, наконец-то сбылась мечта всей жизни. А потом, поразмыслив, поймет: как же так получается, больше не будет зависти? Если сегодня у меня есть много денег, а у соседа их нет, то я испытываю удовольствие от своего богатства и положения, а сосед сгорает от стыда и злобы. А если у всех всё одинаково - куда же денутся естественные человеческие радости: самолюбование, демагогия и мнительность? Нет, так дело не пойдет.
   Нужно давать людям то, что они хотят в данный конкретный момент, - и тогда они всегда будут счастливы. Нужно угадывать мнение Народа и, как бы невзначай, предлагать ему то, чего он ждет. Люди - как мелодии. Одни заставляют переживать, внимать, думать, мучиться. Другие же - легкие, неприметные, равнодушные. Первых называют личностями. Вторых - толпой...

Задача: создать врага.

  
  
  
   Глава 7
   - Товарищи, мы должны предпринять меры!!! Немедленно!!! - орал Лысый на очередном митинге.
   - Это что?- недоверчиво спросил Вальдемар у Прыща. Он теперь остерегался выходок Лысого.
   - Все в порядке, - отвечал тот.
   -Ага, ага, - соглашался Вальдемар.
   - Товарищи! - гудел Лысый, - произошла беда! Горе! На Краснопупских островах случилось свержение законного правителя Красного Пупа! К власти пришел его заклятый враг, злодей, мерзавец, а также транжира и мот Черный Пуп! Товарищи, мы должны, мы обязаны помочь нашим братьям с Краснопупских островов!
   - Урааа!!! - взревела толпа.
   - Мы должны, товарищи, - продолжал Лысый, - собрать все свое мужество, всю свою силу и любовь к ближним, а также все свои сбережения и денежки для помощи братскому Народу! Ура, товарищи!
   - Ураааа!!!
   - Прошу, прошу, пожертвования, пожалуйста, вот сюда, в коробочку. Вот она какая, коробочка-то, - выхватил откуда-то Лысый деревянную коробку - выбросил в толпу, - вот она какая, - приговаривал он, - золотая.
   Народ нехотя поковырялся в карманах и высыпал, что было.
   - Не скупись, Народ! - подзуживал Лысый, - не скупись на помощь краснопупцам, попавшим в беду! Ведь нас волнует судьба краснопупцев? - спросил Лысый строго.
   - Ура, - вяло ответил Народ.
   - То-то же...
   Наконец, коробка была полна. Надавали немного. Кто кусок картошки, кто - обрезки одежды, кто и вовсе - поплевал густо.
   - Да, маловато, - тяжело и разочарованно вздохнул Вальдемар, когда Лысый передал ему братскую помощь. Но, не желая подавать виду, он одобрительно закивал головой в сторону толпы, поддерживая искренний порыв. На долю секунды показалось ему, что вокруг стало еще темнее, чем раньше, будто огромная птица ночи опустила свое крыло на небо, оставив лишь маленький клочок света. Но он быстро отогнал эти мысли.
   - И еще, - продолжал Лысый, - "Именем великого и ужасного Вальдемара!", - зачитывал он послание Самого, - "я, великий Вальдемар, спешу сообщить Народу о страшной вести", - Лысый обвел взглядом собравшуюся толпу, - "со всех сторон нас окружают враги. С юга к нашим границам приближаются отряды Желтой Армии; с севера - отряды Зеленой Армии; с востока - отряда Синей Армии; и, наконец, с Запада - отряды Коричневой Армии", - Народ подавил возглас ужаса, - "эти отряды мечтают уничтожить нашу страну Новой жизни. Вы, новожизненцы, обязаны защитить наше государство, наш суверенитет и независимость!", - крик одобрения, - "готовы ли вы сражаться до последней капли крови за нашу Родину?", - Лысый вперил взгляд в толпу. Вальдемар довольно заулыбался.
   - Готовы! - заорало в ответ.
   - "Готовы ли вы идти на фронт, не жалея семей своих и детей своих?"
   - Готовы!
   - Тогда вперед, товарищи! Вперед, на борьбу с Врагом! На защиту нашей Родины! Дадим отпор гнусным захватчикам!
   Под одобрительные возгласы солдаты начали строиться в шеренги. Сначала неловко, путаясь и матерясь, они вставали гуськом, наступая друг другу на ноги. Лысый задорно подбадривал:
   - Не торопимся! Аккуратненько! Осторожненько!
   В толпе произошло замешательство. Появились дезертиры и прочие недовольные.
   - Молчать! - приказал Лысый, и брожение тут же прекратилось. Вальдемар широко улыбнулся
   Наконец, армия была построена.
   - Песню - зааавоооодим! - скомандовал Лысый.
   И воины затянули:
   - Ааангел Вождя храниии, миииилой держаааавы!... Влааааствуй во слааааву, на страаааах враааагам! - Вальдемар помахал ручкой.
   Бойцов провожали слезами, криками и напутствованиями. Больше их никто и никогда не видел.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 8
   ...Он все больше времени проводил, отдыхая. Любил подставить свое волосатое брюшко под сумеречное, еле живое, солнышко, и не думать ни о чем, лишь попивая новомодный напиток под названием "Потогон". Его изготавливали из томатного сока, самогонки, и непременно с добавлением пота - это придавало напитку соленый, чуть вонючий привкус и особую пикантность. Для этого специальная бригада прыщиков ходила по полям, где трудился рабочий класс, и собирала пот. Пролетариат делился телесным имуществом неохотно, требовал особой платы или хотя бы некоторых привилегий. Требовать-то требовал, да кто ж даст-то?
   Снова начался голод. Теперь он звался Дефицитом. Снова раздавали пайки. Малюсенькие, на один зуб. Впору бы желудок в узел завязать, чтоб меньше помещалось. Давали черствого хлеба и повидла - чуть-чуть, жизнь подсластить. Да одно только: сколько ни работай - больше не дадут. Сколько ни проси - не выпросишь. Сколько не тужься - не выклянчишь. И только работники Другогоместа, привелигированный класс, купались в жире, пьянствовали и развлекались, кутили в ресторанах, как ни в чем не бывало. Будто ничего и не изменилось. В Народе появились пословицы: "Лишь бы не было Войны" да "Где бы ни работать, лишь бы в Другомместе" и еще "Сколько Прыща ни корми, ему все равно мало", но это - тихонечко, чтобы посторонние не услышали. Тогда и повелась такая присказка: "это не прилюдный разговор". Мол, терпи до покойного местечка, где можно всю правду-то и высказать....
   Самое неприятное было то, что в Народе стали ходить слухи о том, что война - эта придумка Вальдемара, а на самом деле солдаты, ушедшие на фронт, заключены в тюрьмы, где гниют заживо. Народ заволновался, заскрежетал зубами. Но работники Другогоместа были начеку. Так, во всяком случае, казалось Вальдемару...
   А тем временем Вальдемар велел соорудить для себя бассейн - мол, решение государственных дел требует полного расслабления конечностей. Утро начинал он теперь с глубокого очищения организма. Клизмы, целебные настои, витамины и, конечно, строжайшая диета: чуть-чуть осетринки с утра (так, для услады желудка), немного коньячку (для поднятия настроения) и обязательно слезинку младенца (для поддержания рабочего духа).
   Потом Вальдемар принимался за чистку бассейна. За ночь утопали в воде тысячи мошек, жуков и стрекоз; изредка попадались даже тараканы. Это если не считать листочков и палочек, ветром занесенных в Вальдемаровскую ванну. Пока каждого выловишь, пока почистишь, пока воду-то сменишь - умаешься, сил нет. Полдня и пройдет. В заботе о себе.
   Вообще же Вальдемар был очень пугливым. Его пугало все: неизвестность и ясность; будущее и настоящее; безвластие и закон. Даже собственной тени он боялся. Он боялся бунта, боялся крови, боялся войны, боялся Народа, боялся Прыща, боялся смерти. Он боялся, что однажды свершится Переворот, и его тогда не пожалеют. Боялся людского гнева.
   А гнев копился. В Народе начались слухи, о том, что Войны-то никакой и нет. Что Бойцы уходят не на Фронт, а прямиком в тюрьмы, которые во множестве построены на окраине Страны. И что там они умирают от голода и холода. А главное - от одиночества. И что Врагов вообще не существует, потому что после Взрыва на Земле никого не осталось. И что в Стране творятся вещи несусветные. Страшный обман, который просто обязан рано или поздно вскрыться...
   Прыщ предложил прекрасный выход: страх Вальдемара побороть страхом Народным. Тогда Великий будет в безопасности, а Народ безмолвен и бессилен. На том и порешили.
   Прыщики усердно ловили людей на улицах, организовывали обыски в домах, избивали и калечили. Часто забирали с собой, и те, кто возвращались, становились неживыми, как ходячие мертвецы. Вечно прислушивались к чему-то, спину горбили, как будто хотели раствориться, так, чтобы их не видно было.
   Вальдемар не был зверем. Он был, в общем-то, гуманистом. Он придумал "свидетельства о жизни". Получить такое свидетельство означало право жить счастливо и, может быть, долго. Раздавали их почти всем. Надо было всего лишь в присутствии прыщика три раза поклониться портрету Вальдемара и трижды его поцеловать. И - держи свое свидетельство, и гуляй себе, сколько влезет. А не поклонишься и не поцелуешь - тогда извиняй. Бывали, например, такие случаи: жена бумагу получает, а муж - нет. Из гордости. А иногда родителям дадут свидетельства, а детям - нет. Для профилактики.
   Была, конечно, специальная норма, сколько отказников в день следовало отловить и обезвредить. Прыщ настаивал на тысяче. Вальдемару достало бы и троих. Порешили на трехстах. Каждому прыщику было задание дадено: столько-то поймать. Сложно, конечно, поначалу было. С трудом норму выполняли. А потом приноровились, руку набили. Даже перевыполняли, норму-то.
   Но так было поначалу, чтобы законность установить. А то Вальдемар не монстр ведь, не кровопийца какой-нибудь, не олигарх. Потом полегчал режим, помягчел. По первости много погибло, правда. А потом попривыкли - уже и не так прыщики в глаза бросались, не так страшно было Другоеместо. Ну, Другоеместо, ну и что же теперь? Жизнь-то продолжается, идет. И ничто ее не остановит, никакие режимы.Темно только стало. И холодно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

План Вальдемара

Вкус власти - удивительная вещь. Вкус власти - он сладкий, как виноград и терпкий, как гранат; он пьянящий, как вино и манящий, как запах свежего хлеба; он острый, как перец, и вязкий, как масло. Неповторимый, упоительный вкус. Познав его, невозможно от него отказаться, забыть его. Невозможно жить, не вдыхая, не вкушая, не чувствуя его. Вкус власти - удивительная вещь.

А человек? Что человек? Он очень любит массовость. Любит быть, как все. Отсюда такие явления, как мода и традиция. Человек не любит выделяться, не любит быть другим. Ему гораздо комфортнее бежать в стае, чем бродить одиночкой. Поэтому в Народе любой ценой нужно поддерживать ощущение стадности. Главные словесные кодировки: вместе, рядом, друг с другом, все, всё, общность, связка, семья, родина.

Задача: бороться за власть любой ценой

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 9
   ...- Надо бы это, - почесал в голове Вальдемар, - Народ-то успокоить. А то запугал до смерти, - обратился он к Прыщу, - так, мол и так, сказать, у нас наступила власть Народа. Все равны. Эгалите. А предателей нужно уничтожать нещадно.
   - Сделаем, - ответил Прыщ и щелкнул хлыстом.
   Вызвали Лысого, который, взобравшись на помост, провозгласил:
   - Товарищи! Друзья! Люди! - завизжал он высоким тенорком, - наконец-то наступила эра всеобщего благоденствия, когда все стали равны! Нет - буржуям! Нет - олигархам! Народ, так сказать, теперь правит балом! Ура, товарищи! Эгалите!!!
   - Ура!!! - заорал Народ и воздел руки к небу, - Слава Вальдемару! Вальдемару - Слава! Урааааа!!!
   - Нет - кровопийцам! Равенство всех перед всеми! Товарищи! Нам довелось жить в великую эпоху! Да, товарищи, истинно великую! Мы живем с вами в то время, когда различия между людьми уничтожаются! Испепеляются, как пепел! Разрушаются, как разруха! Убиваются, как убийство! Ура, товарищи! Урааааа!!!
   - Ураааа!!! - заорал Народ и в едином порыве послал Вальдемару, выглянувшему из окна, воздушный поцелуй.
   - А теперь немного статистики, - деловито нацепив очки на нос, начал Лысый, - за последнюю неделю наши войска заняли важнейший вражеский бастион на Южном фронте. Отряды Желтой Армии разбиты на четверть.
   Возглас удовлетворения.
   - На Северном фронте дела еще лучше. Наши Воины находятся сейчас на подступах к столице, а отряды Зеленой Армии разбиты на треть.
   Возглас радости.
   - На Западном фронте совсем замечательно. Наши Бойцы взяли в плен все высшее командование Коричневой Армии, а отряды ее разбиты наполовину.
   Возглас удовольствия.
   - Ну, а на Восточном фронте дела обстоят просто прекрасно. Наши Герои взяли столицу, руководство страны уничтожено, а отряды Синей Армии разбиты полностью.
   Возглас ликования.
   - Ура, товарищи! Только вместе мы победим грозного, жестокого, беспощадного Врага!
   - Урааа!!!
   - А теперь, товарищи, я вынужден сообщить вам трагическую новость, - вновь заговорил Лысый, теперь уже низким басом, - в наших рядах завелся предатель.
   Возглас ужаса.
   - Да, да, товарищи, - важно продолжал Лысый, - предатель. Он распускает слухи о неких тюрьмах, где томятся наши доблестные Воины, ушедшие на борьбу с Врагом!
   Возглас удивления.
   - Да, да, товарищи. Именно так. Этот гнусный мошенник вселяет в наши ряды смуту. Но этого мало. Он оскверняет светлое имя Воинов, Бойцов, Героев, которые, не щадя себя, воюют за нашу независимость! За нашу свободу! За наше равенство!
   Возглас поддержки.
   - Он утверждает, что наш Великий Вождь Вальдемар не настолько велик, каким мы привыкли его считать.
   Возглас негодования.
   - Но и это еще не все. Он утверждает, что Войны не существует!
   Возглас возмущения.
   - И самое главное: он осмеливается заявлять, что Победа никогда не наступит!
   Возглас оскорбления.
   - Товарищи! С этим разгулом вранья необходимо покончить. Раз и навсегда!
   Возглас одобрения.
   - Товарищи! Наш Дорогой и Великий Вождь Вальдемар принял непростое, но единственно верное решение. Предателя необходимо уничтожить. Сейчас! Немедленно! Навсегда!
   Возглас удовольствия.
   - Витя! - заорал Лысый и тут же откуда-то появилась клетка с людоедом. Он изрядно поправился с того момента, как впервые появился в кабаке у Вальдемара. Теперь Витя ни за что не встал бы на четвереньки, как давеча; он вяло развалился в клетке, которая явно становилась ему мала, ковырял палкой в страшенных зубах и вяло реагировал на публику.
   Народ замер.
   - Витя хочет кушать, - сообщил Лысый.
   Народ испуганно молчал.
   Лысый шагнул в толпу и выволок худого кудрявого паренька.
   - Вот он! Этот злобный, ненавистный, лживый предатель!
   Народ гневно зарокотал.
   Лысый, не обращая ни малейшего внимания на бурное сопротивление молодого человека, схватил его за космы грязными руками и кинул в Витину клетку. Снаружи запер на засов. Несчастный бросился на прутья, разбивая голову, завопил так, что даже у Народа защемило сердце.
   Витя тяжело подполз, деловито осмотрел свою жертву со всех сторон, затем, напружинив жирное тело, прыгнул на бедолагу, схватил ручищами, свернул пополам и переломил позвоночник. Тот только успел крякнуть, а Народ в ужасе ахнул.
   Витя начал с головы. Тщательно обглодав нос и губы, обсосав глаза, не побрезговав и волосами, перешел к дальнейшим частям тела.
   Народ, давясь рвотой, наблюдал за трапезой.
   Наконец, Витя вытер кровавый рот, улыбнулся, покакал. Почистил клетку: выбросил кости в толпу, облизал руки и улегся отдыхать.
   - Представление окончено, - сообщил Лысый, - и помните: Витя всегда хочет кушать!..
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

План Прыща

Если бы он знал, как я его ненавижу. Жирный, уродливый боров, нажратый, напитый и надутый. Вот он, сидит на солнышке, брюхо поглаживает. Но это даже и хорошо. Он теперь забронзовел. Живет строго по Плану. Разучился думать. У него теперь такая фраза появилась: мои решения не обсуждаются. Это замечательно. Ха-ха! Он уверен в своем величии. Он считает, что уже все понял. Он не представляет, этот идиот, как скоро потеряет он свою власть. Он превратился в памятник самому себе. Он забыл, что памятники не распоряжаются собой. Это всего лишь куски камня - тупые и безвольные. И ему кажется, этому безмозглому булыжнику, что он может сражаться со мной! Смешно! Нет, это просто уморительно!

Он законсервировался. Он слишком погружен в заботы о себе. О своем жирном, обрюзгшем теле. О своих мелких телесных радостях. Он слишком о своем облике в глазах общественности. Он слишком любит себя, чтобы бороться. Он слишком занят собой, чтобы думать.

Это отлично. За это он заплатит. Страшно. Кровью.

Задача: захватить власть

  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 10
   Неуклюже и мягко ступая по оттертым до блеска мраморным полам, смешно цепляясь коготками за плоскую поверхность, пытаясь балансировать на разъзжающихся в стороны лапах, напряженно размахивая пушистым хвостом - на террасе показался маленький, очаровательно белоснежный котенок по кличке Пышка, Вальдемаровский любимец. Хозяин расплылся в улыбке, обхватил очаровательное существо руками, прижал к себе крепко и почувствовал ласковое щекотанье тонкой шерсти. Котенок был теплым и доверчивым. Пальцами ощущал Вальдемар пульсацию крови в маленьком теле. Дышал котенок часто, ровно сердечко стучало гулко, быстро, и грудка поднималась и опускалась, не сбиваясь с ритма.
   И подумалось Вальдемару тогда, что котеночек этот крепко привык просто так, бесплатно, получать жратву. Привык он, что подойдет к миске, а там - мяско чистейшее, нежное, и кусочки маленькие, специально для его крошечных зубчиков порезаные; а рядом блюдце с парным молочком, только что из-под коровы, и пахнет оно теплом, немного грустным, но таким спокойным, домашним. И очень удивится котенок Пышка, очень расстроится и возмутится, если однажды не обнаружит в кормушке своей всего этого великолепия. И оскорбится даже, на такую несправедливость, и завопит об ущемлении своих законных прав и негуманном отношении с ним, домашним питомцем. И будет прав, абсолютно, категорически прав!
   Между тем, котенок уютно устроился в большой сухой руке хозяина. Вальдемар нежно взглянул его, закопался в нежной шерстке, пощекотал любимца, отчего тот блаженно замурлыкал.
   - Спорим, я его сейчас убью? - предложил Прыщ, как всегда неожиданно образовавшийся в Вальдемаровском поле зрения.
   - Рука не поднимется. Кишка у тебя тонка, хе-хе, - отвечал Вальдемар, не оборачиваясь на голос помощника.
   - Смотри, - пообещал отвратительный монстр и выхватил из рук богача котенка.
   Прыщ пощупал тонкие позвоночки своими мерзкими, сухими, шевелящимися пальцами-щупальцами, пробежался, как по клавишам, по тонким ребрышкам, сжал крепко-крепко; живой комок запротестовал, цапнул изверга за палец, но жесткие руки держали так, что несчастное существо, как ни пыталось, не могло выбраться; Прыщ смотрел безжалостно, как бедное тельце корчилось в предсмертных муках, как крошечные лапки пытаются отчаянно бороться за жизнь, а розовые нежный язычок хватает воздух; котенок то и дело бросал на Прыща взгляд - то угрожающий, то молящий, и на Вальдемара - удивленный, вопросительный; но Прыщ смотрел холодно, железно, и ни один мускул не дрогнул на его морщинистом лице, а Вальдемар настолько опешил, что потерял всякую возможность действовать, и лишь испуг играл на изможденной, оплывшей, вмиг постаревшей физиономии; мешки под глазами Прыща напряглись, стали тяжелыми, налитыми, зловещими, а губы сжались в тонкую линию, настолько, что между ними не смог бы поместиться и волос; Вальдемар скомкался, как использованый носовой платок; наконец, все было кончено; котенок выдохнул последний всхлип, в последний раз доверчиво, внимательно, изумленно посмотрел на своих мучителей, и испустил дух; Прыщ улыбнулся, напряжение ушло; стряхнул остатки пыльной, намокшей шерсти, колышащейся на ветру, и уселся в Вальдемаровский трон, глубоко вдохнув липкий запах жасмина.
   - Убил, - бросил Прыщ под ноги хозяину окровавленный труп.
   - Что ты натворил? - заплакал Вальдемар совсем по-детски и подполз к погибшему малышу на коленях, - маленький мой, любимый! О, что ты наделал, мерзавец?
   - Вот интересно, что мне за это будет? - улыбнулся наглый Прыщ.
   - Да я тебя в порошок испепелю! - взревел Вальдемар и накинулся с кулаками на подлеца.
   - Только попробуй, - прошипел Прыщ и выхватил из-за пояса смертельный хлыст с алмазным наконечником, - только тронь.
   И Вальдемар остановился в прыжке. Негодованию его не было предела, но он впервые всерьез испугался.
   - Уйди, - прохрипел он, - прошу.
   - Это пожалуйста, это завсегда, - весело ответил Прыщ, соскочил с трона, и выбежал из залы, оставляя за собой запах крови.
  
   ...Однажды случилось страшное. Как-то ночью, когда Народ спал, Луна ярко светила, звезды энергично вторили ее блеску, и сверчки нежно щебетали в кустах, раздался мощный взрыв. Народ сначала и не понял, что произошло. А потом сообразил: стены тюрем, где томились Воины, были разрушены и толпа обозленных, голодных, отчаяшивхся людей вывалила вон из своей темницы и отправилась на поиски отмщения.
   Сначала Народное возмущение было скромным. Но Народ - существо растущее, видоизменяющееся. Изо всех сил культивировал он в себе ненависть и распалялся от сознания собственного оскорбления с удовольствием, упоительно. Ощущать себя обиженным было приятно, а потребность в справедливом возмездии разбухала и множилась. Так закрытый, сжатый бутон, раскрываясь, превращается в пестрый цветок со множеством лепестков.
   Снова, как и вначале, стали возникать очаги волнения. То там, то тут - соберутся люди и давай критиковать создавшийся Строй. Мол, достояние Народа, священное право, олигархи и кровопийцы, да здравствует справедливость, каждому - по способностям, богатым - по шапке, отобрать и поделить, права человека, обязанности - отменить, нет - эксплуатации человека человеком, дружба Народов, пролетарии всех стран, верните наших мужей, нет войне, предателей - под суд...
   И все же война началась. Страна заполыхала. Кругом взрывались зажигательные бомбы и бутылки, набитые порохом; кровавое зарево облизывало небо, обволакивало, обнимало землю; природа вопила о своей боли: деревья и цветы черными страшными угольками чернели на фоне красноты, а море, дотоле синее, нежное, стало пепельным, жестким.
   Огонь изгнал людей из их укрытий. В поисках убежища, метались они среди пожарищ и развалин, но не могли найти спасения. Всюду поджидало их пламя - коварное, жирное, кровавое.
   Матери прижимали к груди детей, в чьих глазах светилось удивление и страх, тоска, боль, надежда...
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 11
   Стояли пепельные сумерки. Затягивающие, завораживающие, обволакивающие. Выбраться из них почти невозможно - они забираются и пожирают изнутри, так, что кажется, всё вокруг превращается в серость.
   Это был первый в истории человечества Парад, и случился он ровно через год после появления Врага. Вальдемар решил, что наступило время объявить о Победе. Готовились тяжело и долго, организационные силы были брошены выдающиеся, а творческие ресурсы были исчерпаны уже на начальной стадии подготовки праздника. Поэтому сначала все шло гладко, с некоторой даже искоркой и остротой, а потом увязло и завяло, и пришлось возвращаться к старым, проверенным способам. Парад был отрепетирован четко, вплоть до малейших деталей, поэтому ждать непредвиденных казусов не приходилось.
   Парад Победы обещал быть грандиозным и торжественным. Специально для Вальдемара и его свиты был сооружен своеобразный помост, с красным бархатом и золотом. Вождь теперь изменился: покрылся щедрой рыжей шевелюрой: на голове, щеках, руках и даже спине начали расти волосы. Бронзовел. Фигура его теперь напоминала чайник: короткая маленькая головка, толстый подбородок, непосредственно переходящий в туловище - широкое, колышащееся, жирное. Передвигался он с трудом, с одышкой, переваливаясь, с одной ноги на другую. И ноги у него стали кривыми и короткими, в форме треугольника.
   Вальдемар решил, что пришло время объявить о Победе. Народное возмущение было активным, и Вождь чувствовал необходимость усыпить бдительность своего населения, запудрить мозги, как он прекрасно делал раньше.
   Стоя на постаменте, взгляду его открылась огромная, необъятная даль, усыпанная мошками. Он померил ее руками. Она не помещалась в раскрытые его руки, была невозможно велика и проглотила все вокруг, подчинив своей серости. С одной стороны садилось за горизонт тщедушное, хилое солнце. С другой - пробивалась кислая луна. Померил ее пальцами - она была маленькой, уютно вмещалась в сложенный из пальцев кружок.
   Усталый и голодный, Народ вяло выкрикивал лозунги: "Фратерните!", "Эгалите!", "Смерть врагам!". Даже приезд Вити не смог воодушивить измученный Народ. Тогда Лысый провозгласил:
   - Товарищи! Наш дорогой Вождь, Великий Брат и Старший Товарищ Вальдемар должен сообщить нам трагическую весть.
   Вальдемар вышел на сцену и внимательно оглядел толпу.
   - Товарищи! - начал он, - несмотря на грандиозную Победу, на выдающиеся подвиги наших доблестных Воинов, на великую жертву, которую принес наш Народ в борьбе с Врагом, я принял решение о том, что не могу далее исполнять свои обязанности Преданного Вождя и даже не имею права быть Мудрым Учителем. Отныне управлять нашей славной страной будет мой Преемник, - с этими словами он подал знак Лысому, и тот выволок на трибуну огромное, с человеческий рост, зеркало. Вальдемар встал так, чтобы Народу видно было его отражение, - вот он, товарищи, мой Преемник, - и отражение приветливо помахало ручкой.
   Народ вздохнул. Удивленно переглянулся. Пожал плечами. И взвыл от удовольствия.
   Вальдемар с Преемником стояли на помосте и лоснились от удовольствия. Всё им нравилось: и замечательная, приятная темнота, освещенная мощными прожекторами; и ощущение собственного величия, яркое, как брызги шампанского; и бодрая, кипящая толпа, с благоговением глядящая на них снизу вверх. Вальдемар довольно ухмыльнется - и Преемник глазки сощурит; Вальдемар смачно почешет за ухом, и Преемник тянет руку к затылку; Вальдемар дунет в усы, и у Преемника растительность послушно топорщится.
   Но больше всего нравилось Вальдемару и Преемнику представление. Сначала было не очень интересно - выступали ансамбли творческой самодеятельности, которые нескладно и не в такт устраивали акробатические номера. Потом на сцене появился гундосый Платон, начальник культурного отдела, и с выражением начал читать стихи следующего содержания:
   "Был мир когда-то мелок и жесток,
   Буржуи этим миром заправляли,
   Нам с детства говорили, что бедность - не порок,
   И ценности циничные вбивали.
  
   Но был средь нас отчаянный отрок,
   Что мужественен был, не ведал и печали,
   Злодеев победить он в одиночку смог,
   И спас Народ от алчной длани.
  
   Он равенство и братство нам принес,
   Неравенство и рабство он разрушил,
   Он воплощеньем стал всех смелых грез,
   Принес он доброту на все пространство суши.
  
   Теперь всем миром счастливы сказать:
   Спасибо, наш достойный воин!
   Тебя всегда мы будем восхвалять
   Лишь ты один быть вожаком достоин !"
   Стихи Вальдемар написал самостоятельно, но природная скромность не позволяла ему открыто признаться в своем литературном таланте. Бывало, взгрустнется ему, да так грызть душу начнет, что сядет он за стол, перо схватит, и начнет писать. И так жалобно, так робко выходят у него слова, так кротко на него глядят с бумаги, что нежность охватывает Вальдемара, любовь поглощает его, и он, на миг, вновь становится запуганным и запутавшимся Вальдемарчиком, который ищет, ищет помощи, но никак ее не найдет. И так жалко ему себя становится, так обидно, что плачет, плачет он до утра, а буквы, размытые, пляшут под его слезами в такт его горю, и кричат, кричат безмолвно: спааассииии, спааассиии...
   Потом началось танцевальное отделение, где молодые девушки исполняли незамысловатые па под аккомпанимент того же гундосого Платона, который теперь играл на трубе.
   Пришлось прождать еще немало, пока праздничная программа подошла к своему главному номеру. На середину площади вывезли огромный, пышущий жаром котел, полукруглый, булькающий и страшный. Под звуки трубы, почти утопающие в бурном клокоте, множество людей, организованные в длинные шеренги, улыбаясь и приветственно маша рукой, заходили в специальную дверку, у основания здоровенной кастрюли. Зрелище была захватывающим и пугающим - один за другим, мужественно, шагали они в варево, и мурашки бежали по коже от одной лишь мысли, что происходило с ними там.
   Наконец, очередь кончилась, и дверь закрылась. Раздалась барабабанная дробь, труба загудела утробно, котел вспыхнул, покраснел и потрескался. Раздались возгласы ужаса, кто-то истерично засмеялся. Преемник явно занервничал - он хоть и был посвящен в Планы оргкомитета, но знал, что фокус этот, как прыжок с парашютом, - не репетируют, а совершают лишь единожды.
   Итак, после нескольких секунд ужаснейшего ожидания в условиях полной тишины, послышался тоненький треск, будто хрустнуло что-то. Крошечная дверка с другой стороны котла отворилась, и чуть испуганные, измазанные дегтем, стали выходить давешние смельчаки - в одинаковых костюмах, одного роста, похожие друг на друга, как капли воды, с портретами Преемника в руках, флажками и орденами на груди. Это был отличительный знак Воина. По цепочке, счастливые и растерянные, показывались они из дверки, выпячивая маленькие картинки.
   Толпа взревела, расхваливая Преемника на разные лады, а он не мог нарадоваться на эту стройную картину: одинаковые, с одними мыслями и одной жизнью - были его подданные.
   - Идиоты, - счастливо сообщил Преемник, повернувшись к Прыщу, - да если бы я им деньги дал! А так - за побрякушки радуются! Идиоты... Все моеееее!!! - закричал он неистово и простер руки, пытаясь обнять безграничные свои владения.
   - Ураааа!!!! - кричала толпа.
   - Моёёёё!!! - отвечал Преемник.
   - Ураааа!!!
   - Моёёёё!!!
   - Ураааа!!!
   - Моёёёё!!!
  

План Вальдемара

Я очень доволен собой. У меня все прекрасно. Народ подчинен мне, обожает меня и молится на меня. Для них я все равно, что небожитель. Бог. Я очень доволен собой. У меня настолько все хорошо, что я готов закрыть глаза на мелкие неприятности, которые меня преследуют. Меня больше волнует деятельность моего кишечника и количество сахара в крови. Во всех своих действиях я исхожу исключительно из собственного удобства. Народ настолько подчинен мне, что его мнения можно и не спрашивать. Особенно если учесть, что он все равно ничего самостоятельно не соображает, а если и пытается думать, то только в рамках моей пропаганды.

Собственно, я, наконец, дожил до того момента, когда могу позволить себе все. И всех. Могу купить, могу убить, могу унизить, а могу и простить. И я это заслужил. Безусловно.

Задача: сохранить все, как есть

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 12
   Однажды Вальдемара посетило ужасное откровение. Как-то ночью он сидел на балконе и взирал на свои владения. Вдруг в темноте что-то блеснуло. Страдая одышкой, подбежал он к тому месту, от которого исходил блеск. Он сверкал, как вода на солнце, и у Вальдемара перехватило дух, когда приблизился он к таинственному мерцанию. Вдохнул и почувствовал запах - так пахла свежеубитая рыба. Вождь удивился, но наклонился низко-низко к земле, стараясь рассмотреть и понять необычайное явление. Увидев вблизи источник блеска, Вальдемар испытал недоумение. Дотронулся: это было стекло. Твердое, жесткое стекло. Он сбегал во дворец, притащил лопатку и принялся расчищать поразительное место. Сантиметр за сантиметром открывал он стеклянную поверхность, скрывающуюся под земляным настилом. Попытался пробить стекло, поднажал, ударил - тщетно. Лопата сломалась под сильнейшим его напором, но оно осталось целым.
   Вальдемар побежал. Бежал долго, казалось, удалился на километр от проклятого места. Снова начал копать - теперь руками, ломая ногти. Каково же было его изумление, когда и здесь он обнаружил стекло.
   Дальше проводить эксперименты было бессмысленно. Страшная догадка поразила его. Вокруг - стекло!..
   А ночью приснился Вальдемару ужасный сон. Будто он, голый, бродит по густому дремучему лесу, а вокруг - темнота, сырость и совиный гул. И так страшно ему, так жутко, что нежное тело его покрывается кошмарной сыпью, но не обычной, как у всех, мурашками, а зловещими нарывами, из которых выглядывают белые гнойные головки. И бродит так Вальдемар по лесу, а он все гуще становится, все таинственней. И натыкается на заброшенный гнилой дом, откуда пахнет смертью. Он заходит в дом, и видит на столе деревянный, крашеный в черное, гроб. Подходит к гробу, вдыхает затхлость и влажность, и сердце замирает от ужаса: из гроба лезут руки - множество костлявых, жирных, волосатых, мертвых, изъеденных червями, живых и с маникюром, детских и старческих - и руки эти тянутся к его причинному месту, а страшные их голоса кричат: "Дааай!!! Дааай!!!". И звучит страшная музыка, и невидимый музыкант изо всех сил бьет в тарелки так, что голова прыгает, как футбольный мяч, и накал звуков настолько силен, что кажется, будто они становятся живыми и мощными, как стрелы, и вонзаются в Вальдемара со всей мощи, и терзают его белое, слабое тело, а он пытается вскрикнуть, но не может, потому что ужас сковал его волю, а руки лезут, и звуки режут, и голоса вопят...
   Вдруг мертвецы принялись вылезать из гроба - их было множество, и все они почему-то были маленькими, как грудные младенцы. И эта необъятная стая трупов - отвратительная, страшная, с чудовищным оскалом пустых губ - плясала вокруг него жуткий танец духов и хихикала - безобразно, тоненько.
   Вальдемар зажмуривал глаза и закрывал голову руками, надеясь, что страшное видение исчезнет. Но ужасные его преследователи не оставляли, наоборот, становились все назойливее, хватали несчастного за руки, щипали и царапали. Вальдемар бежал долго, пытаясь укрыться от наваждения, но духи повсюду настигали его: и в канаве, и в дупле дерева, и на чердаке заброшенного дома. И никакой возможности скрыться не было.
   Наконец, Вальдемар, изможденный, упал на землю, распластался и приготовился умирать. Мертвецы окружили его и с интересом разглядывали мягкое, холеное, полноватое и староватое тело. Один из призраков с некоторыми намеками на женскую сущность, попытался дотронуться до главного Вальдемаровского органа, отчего тот рассвирепел неописуемо, влепил нахалке оплеуху и содрал с нее прозрачный саван, под которым обнаружилось изъеденное червями женское тело. Как ни билась бесстыжая, как ни пыталась вырвать из рук Вальдемара свою последнюю одежонку, он, почему-то, был неумолим и держался за саван смертельной хваткой. Мертвая извивалась своим убогим телом изо всех сил, пугала и щипала Вальдемара, а он тихонько стонал и периодически терял сознание, каждый раз считая, что это уже конец, причем мучительный. И в тот самый момент, когда тело его совсем обмякло от бесчисленных толчков и издевательств покойницы, когда Вальдемар совершенно твердо уверился в том, что жизнь его, никчемная, подошла к своему логическому завершению, пробил час ночи. Призраки, явно с неудовольствием, принялись исчезать. И голая мучительница, сделав злобный знак костлявой рукой, растворилась в темноте.
   В поту Вальдемар проснулся и ощупал себя. Все было на месте. Залез под подушку - здесь тоже все было цело: замечательная коллекция из расписок. Он тяжело и счастливо вздохнул.
   Каким же был его и ужас, когда рядом с собой обнаружил он кусок белой ткани - грязноватый, пахнущий потом и землей. Вальдемар заорал что есть силы, хотел было выбросить саван, но избавиться от него было невозможно. Наоборот, саван облеплял лицо Вальдемара вонючей своей пеленой так, будто хотел утащить его с собой в могилу.
   Несчастный богач пытался по-всякому: и топил его, и в печь засовывал, и пытался резать на куски. Но назойливая белая гадость была неумолима. Сначала еще можно было его в руках носить, под мышкой. Но к середине дня саван, как вторая кожа, прирос к телу Вальдемара и совершенно недвусмысленно намекал на свою функцию.
   Показаться перед людьми в саване было категорически стыдно. Поэтому обессиленный Вальдемар закрылся во дворце и велел никого к себе не пускать.
   Промучавшись весь день, к ночи Вальдемар свалился мешком и заснул. Ровно в полночь он почувствовал на своих плечах легкие прикосновения и даже улыбнулся во сне, предположив, что это пришла его утешить замечательная юная спутница. Открыл глаза и завопил, как резаный. Над ним стояла давешняя призрачная красавица и пыталась сдернуть с его груди свою собственность.
   - Ааааа! - орал Вальдемар, - аааааа!!!! Помогите!!!!
   Никто почему-то его не слышал, а покойница все настойчивее отдирала от бедного Вальдемаровского тела саван, приговаривая:
   - Дай, дай, дай.
   Тот не поддавался ни в какую.
   Наконец, поняв, что ничего не получится, мертвятина уселась на пол и из глаз ее - пустых и безмозглых - выкатились натуральные, человечьи слезы. Они были холодыми, крупными и такими жалкими, что Вальдемар было тоже прослезился.
   - Отдай, - прошептала она безгубым ртом, - ну пожалуйста.
   Вальдемар, зная, что содрать саван невозможно, решил немного помучить призрака.
   - Неа, - ответил он, - не отдам.
   Покойница заплакала пуще прежнего, и слезы ее, слипаясь, вырастали в сосульки.
   - Не отдам, пока не ответишь мне, почему вы меня преследуете.
   Мертвая долго не отвечала, лишь плакала, не утирая нос и не всхлипывая. Потом, увидев, что Вальдемар непреклонен, наконец, созналась.
   - Из-за тебя мы все умерли, - и опять заревела.
   - То есть? - удивился Вальдемар.
   - Мы жили хорошо, весело. Но вдруг нас начала одолевать страшная болезнь. И никто не мог ее вылечить.
   - Первый раз об этом слышу, - потер лоб Вальдемар. Плохо работает служба информации, - подумал. Его воображение рисовало картины, где население его страны составляли лоснящиеся розовые старички с лысинами, толстозадые и толстокосые крестьянки и крепкими грудями, сытые и довольные бюргеры с брюшками и откормленные рыжие коровы, которые, умиротворенно пожевывая травку и откладывая толстые, сочные лепешки, сочились молоком, как проткнутый шланг.
   - И мы начали умирать, один за другим. Покрывались гнойными пятнами и подыхали, как тараканы. Умирали и старые, и молодые, и дети. Смерть - она возраст не разбирает, - заскулила барышня, - и все из-за тебя, паразит! - взглянула она злобно, и сосульки раскрошились ледяной пылью.
   Вальдемар был совершенно потрясен такой историей. И надо же, ничегошеньки ни о каких эпидемиях не слышал.
   - А сейчас как? - спросил.
   Мертвая не отвечала, рыдала только.
   - И сейчас погибают, но меньше. Говорят, тут у вас новая Сила появилась. Тебе на смену, - съязвила убиенная, - вот он-то все на свои места и поставит. Но все равно мрут. Как мууухиии, - завыла она, - вот, недавно, новую порцию привезли. И красивые все, и молодые, им бы жить да жиииить.
   - Что же ты делаешь? - продолжила она гневно, утерев слезы, и совершенно сразила Вальдемара, схватив тощими костяными руками сладкую виноградинку и ловко проглотив ее, - это же грабеж!
   - Почему грабеж? - сделал удивленные глаза Вальдемар и проследил взглядом за исчезающей в глотке призрака ягодой.
   - А как по-другому назвать действие, когда один человек отнимает у другого то, что ему принадлежит?
   - Я это называю первоначальным накоплением капитала!
   - Циник! Вор и циник! - завизжала покойница.
   - Вот предположим, - с удивительной невозмутимостью сказал Вальдемар, - человек потерял шапку, а я ее нашел. Представляешь?
   - Угу, - прошипела мертвая.
   - Если я ее нашел, примерил, и она вполне мне подошла, я могу взять ее себе?
   - Нет, конечно! Она принадлежит другому!
   - А где хозяин? - задал резонный вопрос Вальдемар.
   - Даже если нет хозяина, ты должен сдать находку государству, чтобы получить по закону двадцать пять процентов, а не присваивать ее себе.
   - Так государства нет! Вы сами же его и отменили! - вскрикнул Вальдемар, - ну, двадцать пять процентов от собачьей шапки - капитал невеликий, - продолжил он уже спокойно. А так я могу использовать ее по назначению - то есть, для согрева головы. Представь, а если холод?
   - Это демагогия. Ты не отвечаешь по существу на брошенное тебе обвинение.
   - Ты права. Предположим, я не сдал шапку государству, а пользуюсь ею в свое удовольствие. Это один вариант. Но существует и другой.
   - Какой же?
   - Объявляется хозяин и требует вернуть ему шапку. И какие мои действия?
   - Конечно, вернуть.
   - А я считаю по-другому. Пусть он сначала докажет, что шапка принадлежит ему. Пусть приведет свидетелей, которые видели его в этой шапке, чек из магазина и все как положено. Тогда я обязуюсь вернуть его имущество.
   - Да почему же это он перед тобой, незаконно присвоившим его шапку, должен оправдываться? Еще доказывать, что шапка его, когда он настоящий хозяин?
   - Он ее потерял? Потерял. Значит, проявил недостаточное внимание к своему имуществу. Позволил некоему третьему лицу, то есть мне, завладеть его собственностью. Если бы не терял, а держал эту свою шапку двумя руками - и разговора бы не было. А если уж потерял - терпи.
   - Ну, предположим. Но тут же речь идет о целом достоянии цивилизации!
   - Технология, на мой взгляд, та же. Или держи крепко и не теряй, или потерявши - не жалуйся. Кроме того, на моей стороне сила, поэтому я могу совершать с приобретенным мною имуществом абсолютно любые действия. И с этим ты ничего не поделаешь.
   - Как все неправильно! Как неправильно и подло устроен ваш мир! - расстроилась женщина-привидение.
   - Отнюдь, - улыбнулся Вальдемар, - в данном случае мы имеем дело с типичным случаем невежества, то есть, глупости. Миром правят умные и сильные. Они-то и остаются в выигрыше, когда слабые идиоты рыдают от своей немощи...
   Помолчали. Мертвая снова проглотила ягоду.
   - А как там у вас? - поинтересовался Вальдемар, раз уж вышла такая оказия.
   - У нас скучно, - посетовала женщина-призрак, - у нас уже ничего нельзя. Никаких там вольностей. Ни-ни. Только ночью иногда разрешается выходить из вечного сна и шалить немного. И то, всего только час времени дают. А все остальное время - лежишь себе, о вечном размышляешь. Скука.
   - Значит, все-таки в этом мире было лучше?
   - Ой, не знаю я, - опять зарыдала бывшая развратница, - вроде и лучше. Но умирать надо. А здесь - скучно, спокойно так. И есть надежда, что назад вернемся. А у вас - какая надежда? Только лишь к нам попасть, в могилу.
   Помолчали.
   - А Бога видела? - опять спросил Вальдемар.
   - Подумаешь, Бог, - скривилась мертвая, - да он нам каждый день проповеди читает. Мол, вы мои бедные, вы мои глупые, вы мои заблудшие. Считает, что дело справедливое совершил, что нас к себе прибрал - на перевоспитание.
   Вальдемар крепко задумался, и пришла ему мысль, что неплохо бы организовать свидание с Богом. Тет-а-тет, то есть.
   - А где Бог? - спросил.
   - Он - везде, - отвечала, - он повсюду. И везде за нами наблюдает.
   - И откуда же у него столько глаз, чтобы за всеми наблюдать?
   - А нам в первый же день после Восхождения объяснили: мол, человек - это подобие Бога. Только мелкое. Бог - огромный, а человек - крошечный. Бог - могущественный, а человек - немощный. Бог - справедливый, а человек - алчный и корыстолюбивый. Но что объединяет человека и Бога - это мозг. Представляешь, у него такие же мозги, как и у всех. Только у человека мозг развит на 3 процента, а у него на 100. Поэтому человек туп, завистлив и смотрит на мир со своей мелочной перспективы. А он - над всем возвышается.
   Вальдемар слушал очень внимательно, а про себя подумал, что Бог, наверняка, выдал ему двойную порцию мозгов, забрав их у кого-то. Например, у Прыща. Поэтому его нужно жалеть и оберегать, а не пугаться там или злиться. Он же несчастный...
   - Так как бы аудиенцию получить? - поинтересовался.
   - А никак, - просто ответила покойница, - я же тебе объясняю, он повсюду. И везде он тебя услышит, только обратись к нему. Правда, отвечать не будет.
   - Это почему?
   - Нельзя. Таков Закон. Пока живой - говорить с тобой не будет. Ну, максимум, знак пошлет. А ты, если не идиот, знак этот разберешь.
   - А потом?
   - А потом это уж как получится. Договоритесь - и мы страдать перестанем. Нет - и дальше тебя кошмары будут мучить.
   - Не надо! - взмолился Вальдемар.
   - Тут уж извини. Приказ.
   Часы пробили один раз.
   - Ой, засиделась я, - испугалась мертвая, - мне пора. Отдавай барахло.
   Вальдемар нехотя снял с себя белое одеяние, неожиданно легко покорившееся его нажиму.
   - Ты заходи иногда, - предложил, - так просто, пообщаться. По-человечески.
   - Не могу, - ответила, - без нужды особой не имею права. Но я тебе обещаю, я сильно стараться и мучить тебя не буду. Да ты и не испугаешься теперь, - и она игриво, по-женски, подмигнула.
   - Ну, прощай. Счастливо оставаться! - взмахнула он прозрачной рукой и исчезла.
   Проснувшись, Вальдемар обнаружил, что руки его старчески трясутся, а челюсть безобразно вываливается...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

План Прыща

Пора действовать. Время пришло. Надо брать его тепленьким. Пока он разомлел. Пока он пребывает в сладостном ощущении, что с ним (уж с Ним-то!) ничего не случится. Иногда, правда, его посещают кошмарные видения, но энергично гонит их прочь. В целом же он настолько доволен собой, что потерял ощущение опасности. Более того, он потерял ощущение жизни. Он зажрался, забылся и зарвался. Ему кажется, что он победил всех, включая самое что ни на есть простое умение мыслить, которое, все же, у некоторых (у меня, то есть!) еще присутствует. Он влюблен в себя так, как мальчишка влюбляется в красивую, но недосягаемую девчонку. Нет, не так. Он влюблен в себя так, как религиозный фанатик любит своего бога. Он любуется собой, как шедевром и не понимает, как он мелок, ничтожен и пошл. Он тоже фанатик. Только у него три бога: власть, общественное мнение (короче - показуха) и тело. С первым я согласен. Остальное я ненавижу.

Как человек уязвим, когда у него много богов! Он буквально раскладывается на куски в своем стремлении защитить и оправдать своих богов. Вот когда один - тогда попробуй его сломай. Тогда всю свою силу он направляет на одну цель и поколебать его почти невозможно.

Но он собственными руками создал свое поражение. Сам виноват в своем падении. Сам подставил себя под удар. И он его получит. Непременно получит. Потому что он мразь и ничтожество.

  
  
  
   Глава 13
   ...Отряды Прыща уверенно атаковали малочисленную, изнеженную, слабую армию Вальдемара. Прыщики были безжалостными и фанатичными: вожак сумел зажечь их огнем войны. Солдаты же Вальдемаровского войска были безыдейными и трусливыми, они лишь хотели, чтобы сыр-бор этот поскорее кончился, и они вернулись к теплым жениным бокам да к манящим ночным играм. Днем и ночью было теперь светло от зарева рушащихся домов, лопания стекол, треска падающихся деревьев; столбы огня то и дела вздымали к небу, унося с собой тысячи жизней; пламя расползалось, пожирало, уничтожало все, что попадалось на его пути.
   Обезумевшие от страха люди пытались скрыться в тех немногих уголках, которые огонь уже оставил. Это были полуразрушенные строения, что устали гореть и люди обманывались их устойчивостью, погибали под обломками. От жара горели лица, слезились и гноились глаза, а горло спирало едким удушающим дымом. Но люди бежали.
   Кто в силах описать ужас и немую мольбу о помощи тех, что мечутся в огненном вареве? Кто в праве осуждать тех, что убивают близких ради своего спасения? Кто в мыслях не пожалеет тех, что оказались заложниками собственных пороков?
   То и дело вздымались столбы дыма, искры взлетали в небо, невыносимое зловоние стояло в воздухе, невыразимый стон боли звучал в природе.
   А сверху было даже интересно смотреть на этот пылающий очажок жизни. Было интересно наблюдать, как что-то в этом закрытом мирке лопается, трескается, взмывается вверх; забавно было слушать завывания несчастных, отчаянные их крики и призывы о помощи. Сверху происходящее в Стране выглядело так, будто прыщ, долго назревавший, красневший, наливавшийся гноем, наконец, прорвало, и мерзость вырвалась наружу... Хорошо...
   Вальдемар чувствовал надвигающуюся беду, но все никак не мог осознать ее масштабы. Он ощущал некоторый страх. Тот был маленьким, неясным, тусклым. Но он был. Кошмары одолевали его все чаще, ужасы нападали на него теперь не только ночью, но и днем, в безопасной, казалось бы, обстановке. Ему все чаще становилось дурно среди людей, и все реже удавалось ему забыться, успокоиться.
   Все казалось ему, что пронесет. Но когда раззадоренная бравыми лозунгами толпа затопала вокруг дворца, он запаниковал.
   Широким нервным шагом расхаживал он по пурпурным коврам и поглядывал в окно. Внизу, на плацу для маршей, где недавно проходил Парад, собирался Народ и что-то энергично выкрикивал. Вальдемар украдкой взглянет - и назад, в хоромы, в уютное тепло богатства. Немножко послушает и отпрыгнет: неприятно становится. Так продолжалось весь день. За это время Вальдемар дважды перекусил. Один раз - нежной лососинкой. Это знаете как - сначала на костре быстро обжарить, чтобы воду выпарить, а потом в печку - на 10 минут и ни Боже мой больше. А то мяско-то нежное, сливочное, пересушить можно. Запил Народной кровью. Это напиток такой: охлажденный томатный сок, чуток перца и непременно капелька крови. Питье это обычно готовил кто-то из многочисленной свиты Вальдемара.
   Второй раз Вальдемар покушал икорки зернистой, водочкой запил, витаминами подкрепился. Разморило.
   И показалось Вальдемару, что он заснул. Провалился в глухую дыру, будто утонул, а потом выплыл и не узнал себя. Вокруг ходили неизвестные люди - видимо, из прыщиков, - о чем-то переговаривались, громко ржали, били друг друга по конечностям: развлекались. Подошел Прыщ, ощупал ступни Вальдемара.
   - Чувствуешь? - спросил.
   Вальдемар напрягся, поднатужился и с ужасом понял, что не чувствует ног. Прыщ сжал сильнее. Ноги онемели. Тогда он нещадно ударил плетью. Хлынула кровь, но Вальдемару не было больно. Кровь была жаркая, красная. Она лилась бурным потоком из бесчувственных конечностей, и Вальдемару хотелось заорать, что было мочи, вызвать боль, ожить. Но боли не было. Он снова провалился в пропасть.
   Проснулся он от того, что Прыщ больно бил его по щекам. Вальдемар дико обрадовался - значит, ему приснился кошмар, он способен чувствовать!
   - Проснись, тварь, - сказал Прыщ, и Вальдемар поразился такой наглости.
   Чудовище провело рукой по бедрам Вальдемара, по ягодицам, пощекотало. Ничего. Полнейшее онемение.
   - Стынет понемногу, - бросило оно куда-то в сторону, - ну что, допрыгался, моралист хренов? - наклонилось над Вальдемаром, - свобода, равенство, гласность! Фигня все это. И ты - идиот полный.
   - Караул! Предательство! Ты отравил меня! - сообразил Вальдемар, - негодяй!
   - Ой да ладно, - ощерился Прыщ, - конечно, как грязные дела делать - так моими руками. А сам-то чистенький, Порядок он, смотри-ка, наводит! Идиот! А ты Народ спрашивал, что ему надо? Ты хоть раз поинтересовался? Доигрались, теоретики хреновы! Теперь я буду править. Я в тенечке все был, ждал, пока, вы, идиоты, похоть свою словоблудную натешите, идеями нажретесь, и власть мне сами принесете, на тарелочке.
   Прыщ снова поводил рукой по Вальдемаровскому телу. Оно коченело на глазах. Вальдемар уже не чувствовал живота.
   Размахнувшись в неистовом порыве, негодяй распорол туловище Вальдемара так, что вмиг все вокруг стало кровавым. Вытащил брезгливо кишки, они повисли, как сосиски.
   - Жрать будешь, - сказал он твердо, и начал толкать внутренности в рот Вальдемару. Тот послушно жевал. "И совсем даже не страшно",- думал он про себя, - "умирать-то. Совсем не страшно. И не обидно даже. Только грустно".
   Наконец, Прыщу надоело издевательство. Пощупал Вальдемаровские руки. Их не было.
   - Скоро до сердца дойдет, - сообщил он, - тогда и помрешь, - и ушел.
   Вальдемар был еще жив и вполне сносно соображал, когда услышал, как Лысый, забравшись на трибуну, объявлял Народу, новость.
   - С сожалением вынужден оповестить вас, - рассказывал Лысый со скорбной миной, - что наш любимый Вождь, великий Главный, сам Вальдемар безвременно покинул наш бренный мир., - искренне расстроился Лысый, - товарищи! Почтем же минутой молчания кончину нашего бесконечно обожаемого Вальдемара!
   "Да что ж это такое происходит?" - возмущался про себя Вальдемар, - "я жив!!! Я жииив!!! Я туууут! Я жииивооой!!!"
   А Народ уже энергично сооружал Мавзолей. Послышался скрежет пилы, грохот отбойных молотков, терпкий мат; услышал, как ворочают камни и выкорчевывают деревья.
   - Я!!!! - кричал Вальдемар.
   - Цок-цок, - отвечал ему стук молотка.
   - Жииивооойййй!!!! - надрывался Вальдемар.
   - Кхы-кхы, - отвечала пронзительным кашлем пила.
   - Пааамагиитеее!!! - вопил Вальдемар.
   - У-ух, у-ух, - отвечал град раскалывающихся камней.
   Неожиданно Вальдемар совершенно отчетливо почувствовал улучшение. Он приподнял голову, вытянул шею. Совершенно определенно, ему стало лучше!
   - Прыыыыщ! - захотелось завопить ему, - Прыыыыщ! Я живооой! Я этого так не оставлю! Ты за все заплааатииишь!!! - казалось Вальдемару, что крик его раздирает душу. На самом же деле, его никто не услышал. За окном полным ходом шла подготовка к похоронам.
   Вальдемар полежал еще немного и ощутил, как голова его приростает к полу. Ему показалось, что из черепа вылезли щупальца, которые впились в землю, пустили корни, и держат его крепко-крепко. Намертво. Он понял, что это конец. Посмотрел вверх и вдруг увидел огромный, страшный Глаз. Он моргнул и снова уставился на Вальдемара. Тот совсем не испугался. Как будто всю жизнь прожил под Глазом.
   Глаз смотрел пристально, хотя и без особого интереса. Даже со скукой, - так, во всяком случае, показалось Вальдемару. И отражались в этом Глазу и мудрость, и жестокость, и упрямство, и знание. Все в нем было.
   "Бог", - догадался Вальдемар.
   Глаз подмигнул хитро и сощурился. Посмотрел еще раз - умно-умно, в самую душу въелся. В зрачке что-то вспыхнуло, будто молния пронеслась, и Вальдемар неожиданно ощутил холод в груди. Мгновение - и сердце застыло... На лице его сохранилась бронзовая маска.
  
   ...После похорон Вальдемара Народу было объявлено, что к власти пришел Прыщ. Народ радостно возопил и начал привыкать к новой жизни.
   Первым своим Указом Прыщ ввел Налог на Жизнь.
   На Землю окончательно опустилась ночь...
   Чья-то рука закрыла крышку Аквариума.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   77
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"