Аннотация: "Технология летального исхода" - это реально происходившие события в основном районной больнице, безо всяких прикрас.
Бесплатное и общедоступное.
Это рассказ о цветущей женщине одного большого начальника, которая
заболела аппендицитом во время беременности, в конце 80-х.
Пришла на работу с легким недомоганием. Что-то болело в животе, трудно было преодолевать слабость. Она была беременна, и вначале относила неприятные ощущения к этому. А боли продолжались. "Простуда" - думала она - "Вечером прогреюсь, выпью чай с малиной и все пройдет". Но после обеда боли в животе стали нестерпимыми и пугающими. Она пошла и легла в бытовке, попросила женщин вызвать "скорую". Через полчаса пришла машина, вошла фельдшер, стала спрашивать, измерять давление, температуру. Ее взяли на носилки и повезли в гинекологическую больницу. Срок беременности был 12 недель, и было подозрение на аппендицит. В приемном покое гинекологической больницы ее не стали принимать, сообщив, что у них неприемный день. Ее повезли в другую такую же больницу, где отказали уже после осмотра гинеколога, сказав, что больную надо оперировать в хирургическом отделении. И вот она в приемном покое областной больницы. Санитары внесли ее в огромный холл перед регистратурой, и оставили на носилках. Сопровождавшая ее фельдшер бросила документы и уехала, опасаясь, как бы и здесь не отфутболили. Никто к ней не подходил уже около часа. А состояние становилось невыносимым. Не было сил двигаться от боли и слабости. Во рту пересохло, в животе все горело огнем. Любое движение отзывалось пронизывающей болью в правом боку. В голове перемешался страх за свою жизнь и жизнь невыношенного ребенка. Но больше всего терзалась она мыслью о муже, зная, что он бы все сделал и заставил ИХ спасти ее. Она много слышала о бардаке в здравоохранении, о черствости наших медиков. Но, испытав за сегодняшний день все на себе, ужаснулась. Она прекрасно сознавала, что может умереть. Вот уже второй час она лежала на носилках в приемном покое, а никто и не думал к ней подходить. Мимо проходили родственники больных, персонал появлялся в проходе то тут, то там. Ее никто не замечал. "Но ведь я же не бомжиха, они же видят мою приличную одежду, и понимают, что за меня заплатят" - думала она - "Чего же они тянут?" Если бы она знала, что одной из причин "маринования" ее в приемном покое была, как раз богатая одежда, внушавшая неприязнь медсестрам, проживающим в нищете, и стремление "содрать" с ее родственников деньги по неписанным законам. Она пыталась позвать медсестру, но голос не слушался ее. Слезы текли по щекам. Она увидела какую-то женщину, подошедшую к ней из сострадания, и стала шептать ей: "Позвоните, пожалуйста, моему мужу по номеру (она его повторила, как заклинание) - он приедет. А то я умру" - в ее глазах было столько страдания и мольбы, что женщина тут же пошла к телефону. Ольга стала терять сознание от слабости и боли. Долгожданное забытье наплывало на нее, голова кружилась. Все становилось безразлично. Она почувствовала, что ее рвет, и не в силах подняться, она только повернула голову. С удивлением и ужасом почувствовала на лице холодеющие остатки пищи. "Неужели это я?" - спрашивала она себя, ведь она всегда была чистюлей. И тут она услышала знакомый громкий голос, который кого-то ругал, и требовал. Знакомые руки, которые гладили ее. Вокруг засуетились. Снимали одежду, накрывали простыней, ставили уколы. И все исчезло. Очнулась она в белой палате. Операция прошла удачно. Аппендицит, хоть запоздало, но был удален. Беременность была прервана, но у нее уже было трое детей, и это не было так страшно. А вот болеть с тех пор она стала чаще, и здоровье было уже не таким цветущим.
28.7.1 Юрий Генч.
Технология летального исхода.
Любой случай материнской смертности в здравоохранении заканчивается долгими и тяжелыми разборками, наказаниями врачей и главных врачей. И независимо от того, что "не было бензина, не хватает лекарств", что нередко виноваты сами женщины, но спрос жестокий и неумолимый, с выговорами, вплоть до увольнения не минует никого - от главного врача до рядовой акушерки.
Случай, который я представляю читателю, реально произошел в одном из районных центров*, и не представляет собой, конечно, чего-то совершенно невероятного, но является ли он закономерностью или случайностью - отдельный разговор. Несомненно, были и более вопиющие случаи, о которых писали, и те, которые остались в безвестности. Но этот - особый, и по сути своей и по оценке post factum.
Эта молодая симпатичная женщина 28 лет была женой офицера, и у нее была долгожданная и первая беременность и предстояли первые роды. Все это наполняло душу Валентины какой- то радостной тревогой ожидания, и особой значимостью своего существования. С мужем она была ласкова и кокетливо капризна, с подругами - мила. Незаметно приближалось время родов. Становиться на учет ей можно было и в районной больнице, и в железнодорожной, где устроилась работать ее близкая подруга. Очереди с разговорами в женской консультации несколько тяготили ее. Этому была причиной сложившаяся враждебность между обеспеченными и благополучными домохозяйками - женами военных и измотанными нуждой и работой женами гражданских. Впоследствии эта многолетняя враждебность исчезла сама собой с введением рыночной экономики, когда страдать от нужды стали одинаково и военные и гражданские. А тогда, на закате брежневского "застоя", эта конфликтность сопровождалась постоянной неприязненостью в отношениях местных женщин с офицершами и драками с пожовщиной местных парней с офицерами. Возможно, это была одна из причин, по которой Валентина шла без желания в районную больницу. Тем более что подруга - гинеколог несколько раз уговаривала ее идти рожать к ней, в железнодорожную больницу. В тот день Валентина шла в женскую консультацию, как обычно, со смешанным чувством радостной тревоги и ожидания напряженности от утомительного стояния в очереди. Но особенное волнение исходило из живота, где в это утро возникли необычные, пронизывающие всю ее ощущения начала какого- то действия.
"Неужели роды?" - думала она, хотя по ее подсчетам оставалась одна неделя. * *
Перед кабинетом врача сидели пятеро женщин. После нескольких минут ожидания она, почувствовав толчки и распирающую боль в низу живота, попросила соседок пройти без очереди. Те, увидев ее большой живот, и гримасы боли на лице, конечно же, согласились. Она вошла в кабинет врача. Из-за ширмы, где проводились манипуляции, на нее резким тоном прикрикнули: "Вы что, подождать не можете?". Невыносимая боль в животе, обида захлестнули Валентину, она заплакала и пошла к двери. "Какая же я дура! Подруга зовет меня, ждет, только мною и будет заниматься, а я хожу сюда, как за милостыней" - думала про себя и направилась в железнодорожную больницу.
Когда подруга провела ее в стационар и раздела, она успокоилась, несмотря на рвущее распирание от толчков в низу живота. Ощущения притупились. Она стала ждать.
"Теперь все сделают" - вертелось в голове.
Ее подруга, имевшая всего двухлетний стаж гинеколога с последующим 4-х летним перерывом, была довольно самоуверенной дамой и ко всему в жизни относилась легко. Такой подход никогда не обманывал ее. И удачное замужество, и безоблачная жизнь - подтверждали ее кредо: "Все, что ни делается - к лучшему, а я не хуже других".
-67-
"Молодая, здоровая, спортсменка в прошлом - думала она про Валю, - конечно, родит, какие могут быть проблемы". Первые опасения легли на нее тяжестью, когда после отхождения вод прошло несколько часов, а головка не продвигалась. Когда же она вновь просмотрела карту беременной, и убедилась, что размеры таза Валентины имели критические величины для реальных родов, опасения переросли в страх.
"Значит, ее надо было с самого начала готовить к кесареву сечению, так, что же они в районке не взяли ее заранее и не предупредили?".
Видя прогрессирующее ухудшение состояния роженицы, она поставила в известность главного врача больницы, стала требовать санавиацию и приглашения районных специалистов для срочного хирургического родоразрешения.
Вера Петровна Симонова, опытнейший гинеколог района, проработала по этой специальности более 15-ти лет. Когда ее экстренно вызвали на консультацию в отделенческую больницу, она поняла, что ситуация должна быть очень серьезной. Осмотрев женщину, и убедившись, что та находится в критическом состоянии, и необходимо срочное хирургическое вмешательство, она довольно грубо, с угрозой, сказала и главному врачу и гинекологу:
"Зачем таких тяжелых женщин берете? Не имея ни квалифицированного персонала, ни соответствующего оборудования, почему рискуете жизнью женщин? Кто вам дал такое право? Ее нужно срочно оперировать. Вызывайте санавиацию и отправляйте в область, боюсь, что здесь в условиях районной больницы мы уже будем не в состоянии сделать все необходимое".
Она прекрасно сознавала, что женщина, как минимум отделается операцией с тяжелыми последствиями, и будет ли жива, ответят руки хирургов, которые будут запоздало исправлять ошибку природы, и первого акушера.
А Валентина все слабела и впадала в забытье от непрекращающейся боли, от введенных лекарств. Мысли о ребенке, о счастье материнства накрывал девятый вал боли, темной и грызущей ее тело многозубой пастью. Потеря сознания, которая подступала к ней, была, как спасительная дверь в другой, странный и неожиданный мир. Ее измученное, осунувшееся лицо выражало все больше безразличия к своему телу и окружающим людям, она все больше стремилась не замечать их и уйти в другой мир, где нет боли, где нет крушения светлой мечты, а есть что-то другое, необычайное, могущее заменить все. Обессиленная и изможденная она только иногда входила в этот мир, попросив пить. Но, глотнув пересохшими губами немного воды и ощутив, что сухой, как щетка язык, уже не может быть напоен земной влагой, она вновь отрешалась. Все ее существо ждало неведомого и жуткого, того, о чем боятся говорить нормальные люди, и с чем она уже стала сближаться. Иногда она с удивлением узнавала окружающих, вспоминала, что она в больнице, замечала, что ее куда- то везут, укрывают, но все это казалось ей чуждым, неуместным, отвлекавшим от встречи с главным, которое приближалось неумолимо. Воспоминания детства, родителей, образ дарящего мужа мелькали в голове, как кадры фильма в тяжелом тумане зрительного зала Смерти. Только подсознательно Валя понимала, что это - Смерть. Это Она - всемогущая и главная властительница всех живых тварей, но Валя боялась называть ее страшным человеческим словом. Ведь эта Госпожа уже несколько раз показала ей, что она властна и над болью, и над любыми потерями. Все человеческие мечты и крушения, желания и опасения, любовь и вражда, наслаждения и муки - все человеческое с легкостью накрывает черное крыло Смерти. И за ним нет ничего из того - жалкого, смешного, человеческого, а должно быть что-то необычайное, вечное, чего все ждут и боятся. Но она уже не боялась, а стремилась туда. Всеми силами она пыталась прыгнуть, нырнуть туда, в черную тьму этого крыла, приблизить к себе это лохматое, неуловимое покрывало.
-68-
Транспортировать женщину санавиацией в область не удалось, и ее запоздало госпитализировали в роддом районной больницы.
Третьим врачом в судьбе этой женщины была Тамара Федоровна Кущина, старейший акушер - гинеколог района, более 30 лет - бессменная заведующая родильным отделением. Когда она увидела привезенную в полубессознательном состоянии роженицу, то поняла, что операция будет тяжелая, и ее исход сомнительный. И все же это был единственный способ спасти женщину. Ясно, что ребенком придется жертвовать. Застрявшая в малом тазу на недопустимо долгие часы головка плода вызвала отек тканей и исключала возможность родов обычным путем.
Опыт подсказывал ей также, что вероятно и при кесаревом сечении извлечь живой плод не удастся. После консилиума решено было идти на плодоразрушающую операцию, как менее травматичную, учитывая тяжелое состояние женщины. Но делать пришлось более сложное и обширное хирургическое вмешательство, чем рассчитывали. В послеоперационном периоде женщина не выходила из бессознательного состояния, несмотря на большое количество перелитой ей крови.
Четвертый врач, взявший ее судьбу в свои руки, Петр Мункуевич, был также один из ведущих специалистов района, но имел три свойства, которые вызывали к нему насмешливое отношение. Он был мужчиной - гинекологом, несколько простоватым в манерах, и любителем выпить. Будучи бурятом, говорил с акцентом, и его знаменитое: "ордом" вместо - "роддом" - всегда вызывало улыбку. Когда Валентина после операции была переведена в родильное отделение, он стал исполнять там обязанности заведующего вместо Тамары Федоровны, которая вдруг заболела, и почти месяц была на больничном, и он вел эту умирающую женщину. Валентина угасала около месяца. Спасти ее было уже невозможно, несмотря на массивную терапию, которую она получала. Сепсис делал свое дело, травматическая операция с тяжкими нарушениями трофики тканей в малом тазу подорвали иммунитет невосполнимо. Тем более, что всей душой Валентина не хотела жить.
Иногда, приходя в себя, сознавая потерю ребенка, ощущая свое искалеченное молодое тело, она ужасалась мысли о том, что будет жить и неудержимо желала покинуть этот мир. Когда она пробуждалась от забытья и видела нестерпимо яркий свет, она закрывала глаза и стремилась лететь туда, в черную, освобождающую бездну, всеми силами удаляясь от этого мира, от белых халатов, от сияющих счастьем соседок, которые благополучно родили.
И в одну из ночей она ушла. Навсегда. Страдальческая гримаса неуловимо мягко сменилась долгожданным выражением смирения и покоя на лице.
И вот идет разбор этого случая. Претензии и замечания к врачам касались несвоевременности оказания помощи, плохого ведения документации.
Обсуждалась техника операции, адекватность лекарственной терапии,
количество перелитой жидкости, и многое другое. И хотя выяснилось, что она состояла на учете в группе риска, и операцию провели ту, которую только и можно было сделать в её ситуации, и лечение было соответствующим, но наказать кого-то надо было, и наказали... Петра Мункуевича.
Но главное. Почему- то, никто не вспомнил о том, что все началось с того окрика в женской консультации, который и подтолкнул Валентину в смертельный маршрут.
* - Фамилии героев изменены
** - Первая беременность наиболее часто дает ошибки в прогнозе даты родов.
19.11.00. Юрий Генч.
Крещенье.
Фельдшер привезла своего брата из деревни в горячечном бреду, а потому, как он был пьяницей, его госпитализировали в наркологическое отделение.
-69-
Когда я осмотрел его, то обнаружил, что его состояние крайне тяжелое. Сильная одышка, температура 39№, низкое давление заставляли считать диагностированную пневмонию угрожающей его жизни, а потому требовалось переводить его в терапевтическое отделение. Но для этого пришлось сделать рентгеновское обследование и анализы крови. На снимках грудной клетки был выявлен туберкулез легких и в присутствии
фтизиатра больного было решено перевести его в туберкулезное отделение. Так как пациент был крайне ослаблен и передвигался с трудом, то повезли его на "скорой" двое санитаров.
На следующий день дежурная медсестра фтизиатрического отделения сообщила, что больной ушел из отделения так, как не захотел лечиться. Случилось это так. Его привезли на "скорой" санитары и проводили в палату, раздели и уложили на койку. Дежурная медсестра приняла историю болезни и вещи больного. Но через некоторое время, будучи невменяемым, то есть, совершенно не ориентируясь в окружающем, больной, едва передвигаясь, прошел мимо медсестринского поста, и на ее вопрос: "Куда пошел?" ответил, якобы, что лечиться не желает, и направился во двор больницы. Было это 17 января, в 45№ крещенский мороз. Вышел больной совершенно раздетый в одном пиджаке. Через два часа, уже заполночь, его обнаружили замерзшего во дворе больницы. Дежурный врач констатировал смерть.
Подала ли сестра умершего больного в суд мне неизвестно.
19.11.00 Юрий Генч.
Технология летального исхода.
Любой случай материнской смертности в здравоохранении заканчивается долгими и тяжелыми разборками, наказаниями врачей и главных врачей. И независимо от того, что "не было бензина, не хватает лекарств", что нередко виноваты сами женщины, но спрос жестокий и неумолимый, с выговорами, вплоть до увольнения не минует никого - от главного врача до рядовой акушерки.
Случай, который я представляю читателю, реально произошел в одном из районных центров*, и не представляет собой, конечно, чего-то совершенно невероятного, но является ли он закономерностью или случайностью - отдельный разговор. Несомненно, были и более вопиющие случаи, о которых писали, и те, которые остались в безвестности. Но этот - особый, и по сути своей и по оценке post factum.
Эта молодая симпатичная женщина 28 лет была женой офицера, и у нее была долгожданная и первая беременность и предстояли первые роды. Все это наполняло душу Валентины какой- то радостной тревогой ожидания, и особой значимостью своего существования. С мужем она была ласкова и кокетливо капризна, с подругами - мила. Незаметно приближалось время родов. Становиться на учет ей можно было и в районной больнице, и в железнодорожной, где устроилась работать ее близкая подруга. Очереди с разговорами в женской консультации несколько тяготили ее. Этому была причиной сложившаяся враждебность между обеспеченными и благополучными домохозяйками - женами военных и измотанными нуждой и работой женами гражданских. Впоследствии эта многолетняя враждебность исчезла сама собой с введением рыночной экономики, когда страдать от нужды стали одинаково и военные и гражданские. А тогда, на закате брежневского "застоя", эта конфликтность сопровождалась постоянной неприязненостью в отношениях местных женщин с офицершами и драками с пожовщиной местных парней с офицерами. Возможно, это была одна из причин, по которой Валентина шла без желания в районную больницу. Тем более что подруга - гинеколог несколько раз уговаривала ее идти рожать к ней, в железнодорожную больницу. В тот день Валентина шла в женскую консультацию, как обычно, со смешанным чувством радостной тревоги и ожидания напряженности от утомительного стояния в очереди. Но особенное волнение исходило из живота, где в это утро возникли необычные, пронизывающие всю ее ощущения начала какого- то действия.
"Неужели роды?" - думала она, хотя по ее подсчетам оставалась одна неделя. * *
Перед кабинетом врача сидели пятеро женщин. После нескольких минут ожидания она, почувствовав толчки и распирающую боль в низу живота, попросила соседок пройти без очереди. Те, увидев ее большой живот, и гримасы боли на лице, конечно же, согласились. Она вошла в кабинет врача. Из-за ширмы, где проводились манипуляции, на нее резким тоном прикрикнули: "Вы что, подождать не можете?". Невыносимая боль в животе, обида захлестнули Валентину, она заплакала и пошла к двери. "Какая же я дура! Подруга зовет меня, ждет, только мною и будет заниматься, а я хожу сюда, как за милостыней" - думала про себя и направилась в железнодорожную больницу.
Когда подруга провела ее в стационар и раздела, она успокоилась, несмотря на рвущее распирание от толчков в низу живота. Ощущения притупились. Она стала ждать.
"Теперь все сделают" - вертелось в голове.
Ее подруга, имевшая всего двухлетний стаж гинеколога с последующим 4-х летним перерывом, была довольно самоуверенной дамой и ко всему в жизни относилась легко. Такой подход никогда не обманывал ее. И удачное замужество, и безоблачная жизнь - подтверждали ее кредо: "Все, что ни делается - к лучшему, а я не хуже других".
-67-
"Молодая, здоровая, спортсменка в прошлом - думала она про Валю, - конечно, родит, какие могут быть проблемы". Первые опасения легли на нее тяжестью, когда после отхождения вод прошло несколько часов, а головка не продвигалась. Когда же она вновь просмотрела карту беременной, и убедилась, что размеры таза Валентины имели критические величины для реальных родов, опасения переросли в страх.
"Значит, ее надо было с самого начала готовить к кесареву сечению, так, что же они в районке не взяли ее заранее и не предупредили?".
Видя прогрессирующее ухудшение состояния роженицы, она поставила в известность главного врача больницы, стала требовать санавиацию и приглашения районных специалистов для срочного хирургического родоразрешения.
Вера Петровна Симонова, опытнейший гинеколог района, проработала по этой специальности более 15-ти лет. Когда ее экстренно вызвали на консультацию в отделенческую больницу, она поняла, что ситуация должна быть очень серьезной. Осмотрев женщину, и убедившись, что та находится в критическом состоянии, и необходимо срочное хирургическое вмешательство, она довольно грубо, с угрозой, сказала и главному врачу и гинекологу:
"Зачем таких тяжелых женщин берете? Не имея ни квалифицированного персонала, ни соответствующего оборудования, почему рискуете жизнью женщин? Кто вам дал такое право? Ее нужно срочно оперировать. Вызывайте санавиацию и отправляйте в область, боюсь, что здесь в условиях районной больницы мы уже будем не в состоянии сделать все необходимое".
Она прекрасно сознавала, что женщина, как минимум отделается операцией с тяжелыми последствиями, и будет ли жива, ответят руки хирургов, которые будут запоздало исправлять ошибку природы, и первого акушера.
А Валентина все слабела и впадала в забытье от непрекращающейся боли, от введенных лекарств. Мысли о ребенке, о счастье материнства накрывал девятый вал боли, темной и грызущей ее тело многозубой пастью. Потеря сознания, которая подступала к ней, была, как спасительная дверь в другой, странный и неожиданный мир. Ее измученное, осунувшееся лицо выражало все больше безразличия к своему телу и окружающим людям, она все больше стремилась не замечать их и уйти в другой мир, где нет боли, где нет крушения светлой мечты, а есть что-то другое, необычайное, могущее заменить все. Обессиленная и изможденная она только иногда входила в этот мир, попросив пить. Но, глотнув пересохшими губами немного воды и ощутив, что сухой, как щетка язык, уже не может быть напоен земной влагой, она вновь отрешалась. Все ее существо ждало неведомого и жуткого, того, о чем боятся говорить нормальные люди, и с чем она уже стала сближаться. Иногда она с удивлением узнавала окружающих, вспоминала, что она в больнице, замечала, что ее куда- то везут, укрывают, но все это казалось ей чуждым, неуместным, отвлекавшим от встречи с главным, которое приближалось неумолимо. Воспоминания детства, родителей, образ дарящего мужа мелькали в голове, как кадры фильма в тяжелом тумане зрительного зала Смерти. Только подсознательно Валя понимала, что это - Смерть. Это Она - всемогущая и главная властительница всех живых тварей, но Валя боялась называть ее страшным человеческим словом. Ведь эта Госпожа уже несколько раз показала ей, что она властна и над болью, и над любыми потерями. Все человеческие мечты и крушения, желания и опасения, любовь и вражда, наслаждения и муки - все человеческое с легкостью накрывает черное крыло Смерти. И за ним нет ничего из того - жалкого, смешного, человеческого, а должно быть что-то необычайное, вечное, чего все ждут и боятся. Но она уже не боялась, а стремилась туда. Всеми силами она пыталась прыгнуть, нырнуть туда, в черную тьму этого крыла, приблизить к себе это лохматое, неуловимое покрывало.
-68-
Транспортировать женщину санавиацией в область не удалось, и ее запоздало госпитализировали в роддом районной больницы.
Третьим врачом в судьбе этой женщины была Тамара Федоровна Кущина, старейший акушер - гинеколог района, более 30 лет - бессменная заведующая родильным отделением. Когда она увидела привезенную в полубессознательном состоянии роженицу, то поняла, что операция будет тяжелая, и ее исход сомнительный. И все же это был единственный способ спасти женщину. Ясно, что ребенком придется жертвовать. Застрявшая в малом тазу на недопустимо долгие часы головка плода вызвала отек тканей и исключала возможность родов обычным путем.
Опыт подсказывал ей также, что вероятно и при кесаревом сечении извлечь живой плод не удастся. После консилиума решено было идти на плодоразрушающую операцию, как менее травматичную, учитывая тяжелое состояние женщины. Но делать пришлось более сложное и обширное хирургическое вмешательство, чем рассчитывали. В послеоперационном периоде женщина не выходила из бессознательного состояния, несмотря на большое количество перелитой ей крови.
Четвертый врач, взявший ее судьбу в свои руки, Петр Мункуевич, был также один из ведущих специалистов района, но имел три свойства, которые вызывали к нему насмешливое отношение. Он был мужчиной - гинекологом, несколько простоватым в манерах, и любителем выпить. Будучи бурятом, говорил с акцентом, и его знаменитое: "ордом" вместо - "роддом" - всегда вызывало улыбку. Когда Валентина после операции была переведена в родильное отделение, он стал исполнять там обязанности заведующего вместо Тамары Федоровны, которая вдруг заболела, и почти месяц была на больничном, и он вел эту умирающую женщину. Валентина угасала около месяца. Спасти ее было уже невозможно, несмотря на массивную терапию, которую она получала. Сепсис делал свое дело, травматическая операция с тяжкими нарушениями трофики тканей в малом тазу подорвали иммунитет невосполнимо. Тем более, что всей душой Валентина не хотела жить.
Иногда, приходя в себя, сознавая потерю ребенка, ощущая свое искалеченное молодое тело, она ужасалась мысли о том, что будет жить и неудержимо желала покинуть этот мир. Когда она пробуждалась от забытья и видела нестерпимо яркий свет, она закрывала глаза и стремилась лететь туда, в черную, освобождающую бездну, всеми силами удаляясь от этого мира, от белых халатов, от сияющих счастьем соседок, которые благополучно родили.
И в одну из ночей она ушла. Навсегда. Страдальческая гримаса неуловимо мягко сменилась долгожданным выражением смирения и покоя на лице.
И вот идет разбор этого случая. Претензии и замечания к врачам касались несвоевременности оказания помощи, плохого ведения документации.
Обсуждалась техника операции, адекватность лекарственной терапии,
количество перелитой жидкости, и многое другое. И хотя выяснилось, что она состояла на учете в группе риска, и операцию провели ту, которую только и можно было сделать в её ситуации, и лечение было соответствующим, но наказать кого-то надо было, и наказали... Петра Мункуевича.
Но главное. Почему- то, никто не вспомнил о том, что все началось с того окрика в женской консультации, который и подтолкнул Валентину в смертельный маршрут.
* - Фамилии героев изменены
** - Первая беременность наиболее часто дает ошибки в прогнозе даты родов.
19.11.00. Юрий Генч.
Крещенье.
Фельдшер привезла своего брата из деревни в горячечном бреду, а потому, как он был пьяницей, его госпитализировали в наркологическое отделение.
-69-
Когда я осмотрел его, то обнаружил, что его состояние крайне тяжелое. Сильная одышка, температура 39№, низкое давление заставляли считать диагностированную пневмонию угрожающей его жизни, а потому требовалось переводить его в терапевтическое отделение. Но для этого пришлось сделать рентгеновское обследование и анализы крови. На снимках грудной клетки был выявлен туберкулез легких и в присутствии
фтизиатра больного было решено перевести его в туберкулезное отделение. Так как пациент был крайне ослаблен и передвигался с трудом, то повезли его на "скорой" двое санитаров.
На следующий день дежурная медсестра фтизиатрического отделения сообщила, что больной ушел из отделения так, как не захотел лечиться. Случилось это так. Его привезли на "скорой" санитары и проводили в палату, раздели и уложили на койку. Дежурная медсестра приняла историю болезни и вещи больного. Но через некоторое время, будучи невменяемым, то есть, совершенно не ориентируясь в окружающем, больной, едва передвигаясь, прошел мимо медсестринского поста, и на ее вопрос: "Куда пошел?" ответил, якобы, что лечиться не желает, и направился во двор больницы. Было это 17 января, в 45№ крещенский мороз. Вышел больной совершенно раздетый в одном пиджаке. Через два часа, уже заполночь, его обнаружили замерзшего во дворе больницы. Дежурный врач констатировал смерть.
Подала ли сестра умершего больного в суд мне неизвестно.