Заметки врача: сорок лет в пустынях Казахстана. Глава 9
Давид Генис
Глава 9. Собаки, медведи, да кабаны...
Болезни,и не только "от любви"..
Заголовок главы, возможно, покажется странным. Нет, не о зоопарке тут пойдет речь. Бродит по интернету древняя шутка: все болезни от нервов, только сифилис от любви. Паразитологи и эпидемиологи на другой платформе: многие болезни (заразные) человека от животных. Даже такой, казалось бы, сугубо человеческий грипп, и тот то "птичий", то "свиной"... Что делать, дорогие защитники разных зверушек, больших и малых, такова природа.
Очень много, если не большинство, заразных болезней пришло в род людской из дикой природы. Большая сфера интересов, где стыкуются самые разные науки и специалисты (врачи, биологи, зоологи, энтомологи, ботаники, генетики и т.д.), завязана на проблемах т.н. природно-очаговых болезней человека, животных и растений.
При Биологическом отделении Академии наук СССР существовал Совет по проблемам этой обширной группы болезней. Я был включен в его состав единственным врачом (практическим), да еще и всего лишь кандидатом наук. В Совет входили 40 ученых по многим разделам биологической, сельскохозяйственной и медицинской науки из разных научных учреждений страны. Академики, доктора наук и профессора... Пишу об этом, дабы подчеркнуть: проблема болезней, источники возбудителей которых находятся в условиях дикой природы, была очень серьезной и многогранной.
Жизнь заставила, и я тоже занимался некоторыми инфекциями из этого нерадостного "букета". Изучал их не за письменным столом, а в очагах и у постели больных. Были свои наблюдения и некоторый практический опыт. Выступал на конференциях, писал статьи. Конечно, было приятно, когда ценили. Приглашал меня на работу в Тюменский научно-исследовательский институт природно-очаговых болезней его директор. Мы с ним познакомились, оказавшись в одном гостиничном номере в Душанбе. Там оба участвовали и выступали на Всесоюзной конференции по природно-очаговым болезням. Обещал должность заведующего лабораторией гельминтозов. Весомое предложение было, ибо должность по рангу для доктора наук. Подобные институты или отделы были и в других городах Союза. В ведущем академическом НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Н. Ф. Гамалеи АМН СССР (ныне РАМН) также был подобный отдел. Уже само название научных институтов говорило о серьезных проблемах этой науки и практики.
Дело в том, что в природе всё взаимосвязано. Животный и растительный мир, климат
и географические особенности данной местности составляют природный комплекс, который ученые называют биоценозом, сообществом. И на законном основании в состав любого биоценоза входит и микромир. А это - бактерии, вирусы, грибы, паразиты. Существуют они как бы сами по себе, но между участниками биоценоза за многие века установились свои взаимоотношения. Другими словами, существуют эти природные сообщества, "нас не трогая", живут своей, веками установившейся, жизнью. Но стоит в природные очаги проникнуть человеку, на отдых или в экспедицию, для освоения под строительство и жилье или для выпаса скота и агроосвоение, как он тут же автоматически становится там непрошенным гостем.
Известный ученый, ленинградец академик Евгений Никанорович Павловский (1884-1965) всё это в свое время изучал, на основе чего обосновал и создал учение о природной очаговости заразных болезней. В 1946 году в "Журнале общей биологии" опубликовали его статью "Основы учения о природной очаговости трансмиссивных болезней человека". Первоначально внимание ученого было привлечено только к болезням, которыми люди заражались через кровососущих паразитов (комаров, клещей, москитов). Подобный способ передачи возбудителей называется трансмиссивным.
Была у меня его книга "Природная очаговость трансмиссивных болезней" ("Наука". Москва, 1964) в качестве настольной. В заголовке её уже нет слова "людей". Ибо к тому времени стало понятным, что и для болезней животных и растений тоже существует природная очаговость. В последующем учеными было доказано, что ряд болезней этой группы передаются и без участия кровососущих переносчиков.
В принципе, учение Павловского было не просто теоретическим построением. Жизнь доказала его полную правоту. Ныне это азбука - существуют природные очаги инфекционных, паразитарных и грибковых болезней. Вернее, в природе, среди диких обитателей конкретной местности, циркулируют микроорганизмы и многоклеточные паразиты. Все они за многие века "притерлись" друг к другу. Временами могут и среди диких животных возникать какие-то вспышки, тогда они болеют или погибают. Потом
всё само собой "успокаивается" и продолжается, как обычно.
Но стоит в природные очаги попасть человеку, не имеющего иммунитета против местных возбудителей, как он там может заразиться, заболеть и даже погибнуть. В предвоенные годы, например, когда началось интенсивное освоение тайги на Дальнем Востоке, там вспыхнул среди "покорителей тайги" клещевой энцефалит. Многим, побывавшим в сельской местности Узбекистана или Туркмении, хорошо знакома "пендинка", или кожный лейшманиоз. В Сибири этой болезнью не заразишься, ее там
нет, потому что нет "южных" грызунов и москитов, а значит, нет и природного очага.
Не буду утомлять списком всех этих болезней, которые человек может подхватить, "без спросу" проникнув в природный очаг какой-либо "заразы".
Я заочник-аспирант
В 1964 году я был в командировке в Москве. Зашел в гости в наш головной Институт медицинской паразитологии и тропической медицины им. Е.И. Марциновского. Многие называли его просто - "Тропический институт". Это был мой первый визит в этот храм науки.
Здание еще старой дореволюционной постройки, располагалось оно на тихой Малой Пироговской улице. У этого здания интересная история. Москвичка Морозова В. А.
(1848-1917), после смерти мужа, богатого фабриканта, передала часть своего состояния
на строительство больниц. Сейчас это комплекс в районе Пироговских улиц. В 1898 году она, вместе со своими сыновьями, жертвует 150 тысяч рублей на постройку здесь и института для лечения больных с опухолями. Раковый институт, "Морозовский", был открыт в 1903 году. Ныне в этом здании находится НИИ им. Е. И. Марциновского.
В общем, нашел я этот институт. Сразу увидел кабинет с надписью на двери: "Ученый секретарь Чалая". Зашел туда. Хозяйка кабинета, пожилая худощавая женщина, приняла меня без всякого чванства. По фамилии я ее знал, она была кандидатом наук, описала интересную и новую амебу, назвав ее в честь видного паразитолога профессора этого института, амебой Мошковского.
Когда я представился, она сказала, что знает меня по моим публикациям. И в процессе разговора пригласила сдавать экзамены в очную аспирантуру. Сказала о возможности остаться после защиты в институте на работе. Для меня это стало неожиданностью. Но менять на Москву наши проблемные пески? Я даже жене не позвонил ради доброго совета. Правда, за что потом получил от нее по полной...
Уговорила на заочную аспирантуру. Я не готовился к такому жизненному испытанию. Но, философски подумав, всё же понял, что ничем не рискую. Сдам - хорошо, но вернусь в свою Кзыл-Орду. Не сдам, всё равно вернусь туда же, в мою "столицу". Не испугался, что нас, рвущихся в науку, было, кажется, человек пятнадцать. Сдал успешно экзамен по специальности, конкурс прошел.
Диссертацию ("Особенности эпидемиологии эхинококкоза в зоне пустынь Казахстана") готовил, будучи аспирантом-заочником этого же института. Защитил её в 1969 году тоже в Москве, в Центральном НИИ эпидемиологии Минздрава СССР. В положенные сроки уложился, что для заочника было сложно. Ведь от работы меня никто не освобождал, и свою зарплату я должен был всё же зарабатывать. Тем более, что никакой финансовой поддержки от института я не имел. Даже автореферат и диссертацию печатал сам.
Научный руководитель - доктор медицинских наук, профессор Евгений Семенович Шульман (1899-1990), известный ученый-гельминтолог. Я с ним познакомился еще в 1959 году в Харькове, где он заведовал кафедрой в Институте усовершенствования врачей. В течение месяца на курсах этой кафедры я постигал азы диагностики болезней, вызванных гельминтами и патогенными простейшими.
Уже после его первой лекции, наши курсанты спрашивали у преподавателей: "Это тот самый Шульман"? Для многих он был человеком из учебников, а тут вдруг его живьем увидели. Евгений Семенович, эрудированный и ответственный специалист, для нас был воплощением науки в живом виде. Позже он переехал в Москву и заведовал отделением гельминтологии в Институте Марциновского.
Во время моего курсантства на кафедре Шульмана в 1959 году, занятия с нами вела доцент Розалия Григорьевна Лукшина. Спокойная, улыбчивая и строгая. Мы постигали азы специальности на ее практических занятиях. После отъезда Е. С. Шульмана в Москву она, уже став доктором медицинских наук и профессором, много лет заведовала этой кафедрой. В 2012 году старший преподаватель этой кафедры Людмила Викторовна Газзави-Рогозина сообщила мне о том, что Розалия Григорьевна ушла из жизни... Доброй ей памяти...
Проф. Шульман Евгений Семенович (1899-1990)
Итак, сдал вступительный экзамен в аспирантуру. Моим руководителем дирекция назначила проф. Е. С. Шульмана. Пришел я к нему на собеседование. Его первый вопрос
о том, какой темой я хотел бы заниматься. У меня уже были наработки по трем темам из области гельминтологии, актуальных для Казахстана. В этот "букет" входили серьезные заболевания людей: тениаринхоз, трихинеллез и эхинококкоз. Вот тут как раз и были "завязаны" собаки, медведи и кабаны.
Помню лицо моего расстроенного руководителя. Он этой темой не занимался и предложил другую проблему, которая меня как раз и не привлекала. Я настоял, сказал, что материал и тема у меня уже есть. Надеюсь на успех. Запомнил его слова: "Ну что же, попробуем". Правда, произнес он эти слова грустно и достаточно неуверенно. Думаю, исключительная интеллигентность не позволила ему отказаться от такого самоуверенного будущего ученика. Я был врачом "из песков", а он был ученым с мировым именем. Знал он и представлял себе все тернии на пути к защите диссертации, о которых вслух старались не говорить. Единственное, что было в мою пользу, он помнил меня еще по Харькову и впечатление у него тогда, видимо, сложилось о моей персоне неплохое.
- Ну что же, составляйте план и пришлите в институт на утверждение. - На этом, улыбаясь друг другу, мы расстались.
Дома, конечно, пришлось посидеть, подумать. Досточно детальный план я составил и отправил своему шефу. Получил от него позже письмо. Мой план в институте сократили, оставили только тему по эхинококкозу. Добавили при этом: сначала надо кандидатскую защитить, потом уже планировать докторскую... Через четыре года, на Ученом Совете в НИИ эпидемиологии Минздрава СССР, где я "защищался", из тридцати шаров мне "бросили" только один черный. Шефы сказали, что это отличный успех. Я был доволен. Моего руководителя я не подвел. Да еще и попал в категорию ученых. Приятно...
"Очник,заочник" - у всех свои проблемы
Как-то в разговоре собеседница, по профессии педагог и профсоюзный деятель из сферы образования, узнав, что я окончил заочную аспирантуру, непроизвольно и глубокомысленно хмыкнула. Я понял - она по аналогии вспомнила, каким макаром заочники учились. Но заочный институт и заочная аспирантура абсолютно разные вещи.
Основная цель аспирантуры все-таки не учеба, а подготовка научной работы по разработке конкретной темы или проблемы. Она и есть диссертация. Задача в том, чтобы защитить диссертацию на ученом Совете и получить научную степень. А "учить", вернее, углубленно изучать материалы по специальности и имеющуюся литературу можно было дома или в библиотеках.
У очного аспиранта чаще всего были две-три основные задачи. Надо помогать своему шефу, что нередко означало выполнение каких-то разделов и исследований для нужд шефа; ждать, пока шеф придумает тему диссертации, составит ее план и "пробьет", т.е. утвердит на Ученом Совете; и готовиться к сдаче кандидатского минимума. Кроме того, собирался экспериментальный или "полевой" материал для своей диссертации, что во многих случаях было доступно именно в рамках очной аспирантуры. Но я сейчас не о том. В очную аспирантуру обычно приходили выпускники института, вчерашние студенты. Они именно и нуждались в лекциях и беседах руководителя работы в рамках очной аспирантуры.
Я от всего этого был "избавлен". Тема и материал у меня были, рожденные из моей практической работы. Литературу по специальности я имел возможность читать - через межбиблиотечный абонемент я её выписывал из Москвы. Получал все профильные журналы, в том числе и реферативные журналы издательства "Медицина" и Академии наук СССР. Ежегодно, раз или два, мне удавалось вырываться в Москву на неделю. И до позднего времени в Центральной Медицинской библиотеке я просиживал там дни. Для кандидатского минимума, который я сдавал на равных с очниками в Москве, моих знаний, кажется, вполне хватало.
Мне не надо было слушать лекции, которые профессора читают студентам и на которых их аспиранты обязательно присутствуют, "впитывая" знания. Я мог "впитывать" знания и сидя у себя дома. Правда, у меня и другого выхода не было. Главную задачу аспирантуры - подготовить и защитить диссертацию, я выполнил. Это было главным на тот момент.
Всё написанное выше, однако, не означает, что заочником быть лучше, чем очником. Нет, конечно. В очной аспирантуре стремящийся стать ученым всё-таки посвящает все время и силы одной теме. Контакты и беседы с руководителем, тем более, с крупным ученым, никакой библиотекой не заменить. Совмещая науку и будничную работу, заочнику требуется намного больше сил, времени и выдержки. Не случайно, многие заочники бросают учебу, не выдержав давления обычной "службы" и семейных забот. Спасибо моей жене, взявшей на себя решение многих бытовых нужд, включая таскание тяжелых сумок с базара...
Заочнику, чаще всего, заметно не хватает общения и "вращения" в кругу специалистов своего профиля, участия в конференциях, обсуждениях работ коллег и т.п. Очникам минимум раз в неделю выделяют т. н. "библиотечный день". У меня на всё были только ночи. Как бы там ни было, собрал большой литературный материал плюс собственные наблюдения по теме диссертации. Но оформить всё это в виде монографии так и не выбрался. Как раз и не хватило всего того, что только что упомянул. Уехал, всё оставил...
Хочешь стать ученым - будь дипломатом...
Вернусь к себе. Что я не знал, не варясь в "котле" очной аспирантуры, это то, кто с кем, кто зачем и почему. Не знал технологии "взаимотношений" и прочие "детали", которые определяют и "украшают" жизнь любого научного института.
Не забуду "тихий" скандал с утверждением моих оппонентов. Два ученых человека, сотрудники одного института, доктор и кандидат наук. Их утвердил для меня Ученый Совет института. Оказалось, они - враги. Они не хотели, чтобы их фамилии стояли рядом. Я таких "тонкостей" не знал, поначалу даже растерялся. От их отзывов зависит, утвердят или провалят меня на защите. Спасибо им, пошли мне навстречу и не выплеснули свои отношения на мою голову.
Готовя к защите диссертацию, я приехал в Москву на очередную консультацию к своему руководителю. Но уже был конец дня, и я решил не беспокоить шефа, а позвонил сразу же моему основному оппоненту доктору наук Николаю Павловичу Лукашенко. Я его знал по серьезным работам по эхинококкозу и альвеококкозу. Мы были знакомы и лично, встречались на научных конференциях. Чувствуя себя "вольным стрелком", по его приглашению, я и поехал к нему домой. Поговорили, он посмотрел мою работу. Что-то по ходу посоветовал.
На другой день я позвонил Е. С. Шульману, сообщил, что я явился в Москву и жду встречи с ним. Встретились. И тут я получил хорошую головомойку. Евгений Семенович был очень интеллигентный и выдержанный человек. Но по его реакции я понял, что совершил нечто чудовищное. Так ни один аспирант не поступает. Мое поведение дает
ему повод отказаться от руководства моей диссертацией.
Я считал, что для меня все ученые, это, прежде всего, коллеги. А дипломатии я не был обучен. Вырос и работаю в пустыне... Конечно, я извинялся. Ну, откуда же мне было знать, что "по этикету", сначала надо к шефу, а потом уже к оппоненту. Материал весь полностью мой, разработки и текст полностью мои, я "хозяин-барин", никому и ничем
не обязанный, я не очный аспирант института, а, так сказать, независимый...
Кроме того, я даже и не думал о том, что мой будущий главный оппонент может быть врагом для меня или моего шефа, или подложить "свинью" во время защиты, или еще что-то неприятное сотворить. Хотя, теоретически, задача оппонента в том, видимо, чтобы вскрыть возможные недостатки, ошибки диссертации и т.п. Я же на оппонента смотрел, прежде всего, как на коллегу и как на ученого. Тем более, что я уже и ранее был знаком с Николаем Павловичем.
Даже больше. Во время моей защиты на Ученом Совете он выступил с такой горячей поддержкой моей работы, что, кажется, убедил даже сомневавшихся, если такие были. В общем, с точки зрения шефа, я повел себя очень наивно и не так, как это было принято в ученом мире. Истина: хочешь стать ученым, будь дипломатом. Не был я дипломатом. В этом, конечно, был один из явных изъянов моей заочной аспирантуры... Cанитарка
нашего отдела, Мария Ивановна Докучаева, всегда в таких случаях говорила: "О, господи, прости нам грехи наши..."!
Дальше Кзыл-Орды меня не сошлют...
Летит восторженная слава
На крыльях вдохновенных лет,
И голос зависти гнусавый
Хрипит избраннице вослед.
Илья Резник
Квадрат четверостиший. 2006
Я чувствовал себя достаточно независимо и на работе. С моим непосредственным алма-атинским руководством я никогда не лебезил и не боялся "санкций". Почему? Кзыл-Ординская область считалась одной из самых трудных в республике (условия, климат и т.п.). И я говорил: "дальше Кзыл-Орды меня никуда не сошлют. Просто некуда". Могли освободить от заведывания отделом. Я отвечал за всю паразитологическую службу области (это было заметно больше ста сотрудников). Доплачивали мне к зарплате врача
за заведывание десять рублей. По тем временам это было три бутылки водки. Так стоило ли кого-то бояться?
Заведующая областным отделом здравоохранения Софья Утегеновна Макашева меня хорошо знала как совсем не бездельника, и приехал я в Кзыл-Орду на работу по ее ходатайству перед Министерством здравоохранения. Думаю, меня бы она не наказала, если бы кто-то в средних "верхах" и выразил неудовольствие в мой адрес. Меня однажды уже пугали проектом решения райисполкома об освобождении от должности главного врача районной санэпидстанции. Это за то, что я не поехал в колхоз по вызову на случай послеродового кровотечения, а попросил выехать туда специалиста, областного акушер-гинеколога.
С таким же фокусом "пугания" я столкнулся в 80-х годах. Мой авторитет в республике был неплохим. И алмаатинская "начальница", мадам Р-ва, страшно завидовавшая мне, боялась, что я претендую на ее пост заведующего отделом республиканской СЭС (между прочим, зам.министра и директор Института эпидемиологии К.А. Костина мне предлагала эту должность). И, где могла, строила мне козни. Даже в Институт мед. паразитологии в Москву, когда я готовился к защите, на меня какие-то сплетни писала...
... Приехал в Москву. Зам. директора по науке Любовь Ильинична Прокопенко пригласила меня к себе.
- Получили мы какое-то странное письмо из Алма-Аты.
- Догадываюсь...
- Мы вас знаем. Поэтому всерьез его не приняли, можете спокойно готовиться к защите. - На этом тема о "письме" была закрыта.
...В Аральске серьезная вспышка паратифа, "горят" все школы города, я там сижу уже почти две недели. Вдруг мне передают приказ главного врача Д. Шека: срочно выехать в Кзыл-Орду. А моя младшая дочка серьезно болела аллергией. Я подумал, что-то с ней случилось, ибо Шек никогда просто так меня бы не отозвал из очага, где я возглавлял все мероприятия. В панике мчусь к ближайшему поезду. Местные коллеги убеждают меня, что всё будет нормально, вызов, скорее всего, по работе. Я на ходу обещаю, если прогноз оправдается, за мной самый лучший коньяк. На том я втиснулся в вагон скорого поезда и через семь часов был в Кзыл-Орде.
Оказалось, нас с Шеком срочно вызывают в Алма-Ату, в министерство, на коллегию. Почему вызывают? Шек тоже удивлен. Прилетели в Алма-Ату. В конференц-зале масса народу. Кто такие, зачем они? Любили в СССР подобные массовые "разборки"... Один вопрос в повестке: разбор моего поведения. Какого поведения? На столе у членов коллегии увидел проект решения об освобождении меня от должности зав.отделом.
Что-то знакомое мелькнуло в памяти. Вспомнил психопата первого секретаря райкома партии, кричавшего на меня, что ему "такие врачи не нужны". Кому я здесь оказался
тоже "не нужным", сразу понял...
К нам на пару дней приезжала научный работник из Москвы, никакой пользы для нас не оказавшей. Но с гонором. Вот ее и "обидел", как ей показалось, наш заведующий инфекционным отделением областной больницы Чун Сюн. Он отнесся к ней без соответствующего "уважения". Нет, он ее не ругал и не оскорблял. Она посетила инфекционное отделение. О чем у них там был разговор, не знаю. Также гостья выступила на семинаре. Чун Сюн заявил, послушав ее выступление, что она не врач. Не этично? Возможно. Но он был человек резкий и называл вещи своими именами. В нашем отделе Чун Сюн совмещал на полставки. В чем же было мое плохое поведение? Значит, оказалось, виноват я, "распустил", понимаешь, своих сотрудников.
Вел коллегию начальник Главного санэпидуправления Минздрава Н. Гончаров.
Когда-то, во время вспышки дизентерии в Кзыл-Орде, он приезжал к нам. И на совещании начал читать мораль Чун Сюну. С. У. Макашева, заведующая облздравотделом, тогда сказала ему "Николай Петрович, не трать нервы. Чун Сюн никого не боится и поступает так, как считает нужным".
И когда сейчас речь пошла о Чун Сюне, я встал, не очень вежливо заявил: "Николай Петрович, вы хорошо знаете Чун Сюна. Я уже месяц нахожусь в очаге серьезной вспышки. И то, о чем вы говорите, ко мне никакого отношения не имеет, я за Чун Сюна отвечать не могу". Гончаров только и нашелся, что предложил мне сесть и на этом коллегию закрыл. Ни решения коллегии, ни какого-либо приказа так и не родилось...
А я вновь вернулся в Аральск, да не один, а с бутылкой дефицитного классного коньяка. Было, конечно, приятно с друзьями распить напиток буржуев и богов. Но все же, за дурость министерского чиновника почему-то расплачивался я...
Однажды, это было в 80-х годах, главный врач областной больницы Шадыбай Абдуллаев предлагал мне должность первого заместителя по лечебной работе. Адольф Клинк, классный рентгенолог, занимавший эту должность, уехал в Россию, где в одном
из городов его назначили главным врачом областной больницы. Вот на его место меня и приглашали. Но это была, в основном, бумажно-организационная работа сверх головы, что меня, понятно, не привлекло. Мне нередко приходилось бывать в этой больнице и я видел, как он с головой уходил в круговерть жизни крупного лечебного учреждения. И даже то, что Ш. Н. Абдуллаев пообещал мне в случае согласия дать возможность совмещать на полставки врача по любой лечебной специальности, не соблазнило меня. Заведующая облздравотделом приглашала меня на должность главного эпидемиолога области (где зарплата была намного выше моей), причем высказала это категоричным образом. В Кзыл-Орде я бы без работы не остался. Поэтому был "смелым".
А моя алмаатинская "начальница" бывшая, как "овца заблудшая", явно заповедь Божью забыла: "Не отзывайся о ближнем своем ложным свидетельством" (Тора и Библия). Потому и безвестно сошла со стези "руководителя" паразитологической службы республики, сопровождаемая вздохом облегчения паразитологов, ибо творила она
пакости далеко не только мне...
О Хохольковой Наталье Алексеевне
Хочу сейчас вспомнить действительно настоящего врача-паразитолога 50-60-х годов, руководителя этой службы в Казахстане Наталью Алексеевну Хохолькову. Я ее видел в Джамбуле, где проходила конференция врачей-паразитологов нашей республики. Худощавая, подвижная, источавшая массу энергии, она беспокоилась не столько о своем предстоящем выступлении на конференции, сколько о том, как и где мы устроились, всё ли у нас в порядке, как дела на работе. Она действительно болела за службу, она много сделала для ее развития и авторитетности в системе здравоохранения республики.
Ее по праву относили не просто к категории "ответственных" работников, а к когорте известных и уважаемых специалистов здравоохранения. Кстати, ее хорошо знали и уважали именно как специалиста высокого класса и в Москве, в Институте медицинской паразитологии и тропических болезней. Она не завидовала и не мешала тем, кто сочетал практическую работу и науку. Наоборот, всячески пыталась помогать и поддерживать, считая, что такой симбиоз только на пользу дела. Ни от кого и никогда я не слышал о
ней плохих отзывов.
В годы войны в Казахстан, в Джамбульскую и Чимкентскую области, прибыли переселённые насильно греки с черноморского побережья Кавказа. Многих из них заставили работать в местных шахтах. Спустя какое-то время, и среди них, и даже среди местного населения была выявлена высокая заболеваемость анкилостомидозом. Этому способствовали "теплый климат" шахт и отсутствие какой-либо гигиены.
Анкилостомы - кишечные гельминты. Питаются кровью, повреждая слизистые оболочки кишечника. Следствие - постоянные кишечные кровотечения, анемия, потеря трудоспособности. Нередко и смерть. Хохолькова с местными медиками и занялась, в частности, этой проблемой, опубликовала ряд научных статей. Мне известны сейчас, к сожалению, только две ее работы, но хочу их упомянуть. В те годы проблема анкилостомидозов стояла в центре внимания не только медиков, но и правительства республики. И Наталья Алексеевна успешно "приложила руку и голову" к ликвидации этой заболеваемости. Вот ее научные статьи:
Мне, к сожалению, с Натальей Алексеевной недолго пришлось работать совместно,
она вскоре ушла на пенсию.
Защитил диссертацию без... банкета? Nonsense!
Прошу извинения. Отвлекся. Вернусь к своей диссертации. В связи с ней не могу не вспомнить с громадной благодарностью не только Е. С. Шульмана, но и его жену, профессора и заведующую отделением лейшманиозов того же института Наталью Николаевну Духанину (1910-1991). Кстати, с ней я позже сотрудничал по этой теме. Я у них бывал дома и неизменно чувствовал искреннее и радушное отношение. Помню, я очень переживал по поводу, по тем временам обязательного, послезащитного банкета. И услышал:
- Не переживайте. Вечером, после защиты, приходите к нам домой. Отметим это событие в семейном кругу.
Для меня это было настолько неожиданно, что я растерялся.
В день защиты Николай Павлович Лукашенко, мой основной оппонент, тоже спросил о планах. Я чистосердечно признался, что растерян от приглашения Н. Н. Духаниной. Он улыбнулся: "Ваш банкет ни им, ни мне не нужен, пусть остальные вас не беспокоят. А на следующий вечер приходите ко мне домой в гости, отметим событие, и этого будет достаточно". Потом, когда я в Кзыл-Орде рассказывал об этой истории, на меня смотрели как на героя анекдота. Наши многие врачи защищали диссертации. Но чтобы так, без банкета и всех "прочих" расходов? Защита без банкета? Nonsense!
Название болезни - мудрое, исходы - трагические.
Напомню: темой диссертации был "Эхинококкоз" - болезнь серьезная, из группы гельминтозов (глистных болезней). Ее знали хирурги, особенно в животноводческих зонах юга страны. Лечение было только одно - операция, как правило, тяжелая. У больных развивались паразитарные кисты (пузыри) в печени, легких и других органах. Они росли медленно, нередко годами, достигая в диаметре иногда 10-20 и больше сантиметров, сдавливая соседние ткани и органы и нарушая их функции.
Я помню девушку из района, дважды оперированную в нашей областной больнице и у которой по поводу крупных эхинококковых кист были удалены оба яичника. Трагедия? Абсолютная! Помню мальчика, у которого эхинококковая киста развилась в глазнице и выдавила глаз. Хирурги вынуждены были его удалить.
Не забыть страдальческое лицо пожилой медицинской сестры из Чиили. Она поступила в хирургическое отделение областной больницы. Это было где-то в шестидесятые годы. Поступила на обследование и операцию, но потом отказалась оперироваться. Мне она тогда сказала, что уже измучилась, "что будет, то будет". Вскоре, от осложнения, уже дома, умерла. За двадцать лет перенесла шестнадцать (!) операций на брюшной полости по поводу множественного эхинококкоза...
Среди всех больных эхинококкозом в нашей области поражение печени было в половине всех случаев, легких - у одной трети больных. У 14 процентов пациентов кисты развивались в брюшной полости или в малом тазу. Нередко случалось, что диагноз становился ясным только во время операции. Помимо трудностей диагностики, отличалась болезнь высокой смертностью и среди заболевших, и среди оперированных.
Эхинококковая опухоль, вернее, пузырь, или киста (оболочка, наполненная жидкостью) содержит массу почти микроскопических зародышей. Жидкость внутри под большим давлением. И стоит на операции хирургу нечаянно проколоть оболочку пузыря, как жидкость (содержимое пузыря) изливается в операционную рану. Самопроизвольный разрыв кисты тоже возможен. В итоге, легко обсеменяются окружающие ткани. Удалить полностью эти микрозародыши не всегда было возможно. Через какое-то время они начинают расти, причем не все сразу. Через год-два возникает рецидив. Опять операция. Той женщине крайне не повезло, как впрочем, и некоторым другим... Конечно, вполне вероятно и повторное заражение, и развитие до того как бы "спящих" в течение ряда лет зародышей...
Ныне ситуация несравнимо лучше. Появились лекарства, убивающие паразитов и на стадии ранних кист, и на стадии микрозародышей. Значит, есть шанс предупредить рецидив болезни. Но в мои времена эти вопросы мог решать только хирург со скальпелем в руке...
Водопой у скважины на отгонном участке животноводства. Место, где собаки могут заражать овец паразитами, опасных и для человека. Каратау. 60-е годы.
Фото Д. Гениса.
В 90-х годах ХХ века ситуация осложнилась. Распался Союз. Наработанная долгими годами система профилактики рухнула. И в Казахстане, например, в 2006-2007 годы заболевание эхинококкозом было выявлено примерно у двух тысяч человек! Если точно,
у 1879-ти, из которых было 407 детей! Такого раньше никогда не было.
За девять месяцев 2007 года в Кызылординской области было зарегистрировано 28 случаев эхинококкоза, из них одиннадцать детей. Нешуточные цифры для такого серьезного заболевания. Работая над своей кандидатской, я собрал за 18 лет (1950-1967) "всего" 84 случая. Если заняться арифметикой, то это примерно пять случаев в год! Вот какая разница, больше чем в пять раз!
В газете "Кызылординские вести" (8 июня 2010 г.) прочитал: "В областном акимате состоялась пресс-конференция "Особо опасные инфекции и меры по их профилактике, в частности, полиомиелита, туберкулеза и эхинококкоза". В ней приняли участие старший научный сотрудник Алматинского научно-исследовательского центра карантинных и зоонозных инфекций и заместитель директора Казахской республиканской СЭС. Это называется: дожили... Значит, так ситуацию довели, что среди людей уже эхинококкоз не просто "случаи", а что-то массовое, эпидемическое, сопоставимое с полиомиелитом и туберкулезом?
По данным Ж. Шапиевой (2012) из Центра санэпидэкспертизы Казминздрава, эхинококкоз в Казахстане встречается повсеместно, хотя в начале 90-х годов выявлялся, в основном, в южном регионе. За последние 20 лет показатель заболеваемости вырос в 4,5 раза. Намного чаще эхинококкозом стали болеть дети, на их долю приходилась почти четверть от общего числа заболевших. Такова цена развала действовавшей когда-то ветеринарной системы борьбы с эхинококкозом.
Обратил внимание и на то, что удельный вес выявленных больных среди городских и сельских жителей стал одинаковым. Значит, улучшилась диагностика в районах. В этом большая роль современных лабораторных методик. Наши давнишние первые шаги в ее налаживании сегодня выглядят "древней стариной". Но наши шаги были в числе первых.
Вот такие "собачьи" дела...
Вся беда в том, что человек заражается от собак. Эхинококки в сотнях и тысячах экземпляров могут паразитировать у них в кишечнике. При обследовании 385-ти собак у 22-х из них были обнаружены эхинококки. Это почти шесть процентов. Если пересчитать на всё собачье "поголовье" нашей области... А что, сегодня там больше порядка? Судя по числу заболевших людей, не похоже. По современным данным специалистов (2004-2010) 22% чабанских собак и до 10 % городских собак в среднем по Казахстану, были заражены эхинококками. Так что высокую заболеваемость людей есть с чем связать...
Брошюра Давида Гениса. Медгиз, Москва, 1963, 30 с., тираж 100 тыс
Во время поездок к чабанам на эту тему я часто заводил разговор. Удивлялись, когда объяснял, чтобы человек заразился, не обязательно общаться напрямую с собакой. Ни в дома, ни в юрты к чабанам собаки никогда не заходили. Не видел я, чтобы с ними
"близко общались". В аулах собаки вели безнадзорный образ жизни. В городе, в том числе, у заболевших, далеко не всегда они были во дворе.
Слушали с интересом, когда на пальцах перечислял возможные моменты заражения людей. Эти животные загрязняют яйцами эхинококков места своего содержания, дворы, места выгула, огороды. В сельской местности это помещения и загоны содержания скота, территории выпаса. Люди заражаются, занося в рот яйца этих гельминтов грязными руками или с загрязненной пищей. Мне всё это было так понятно. Вот только до моих слушателей не всегда доходила серьезность этих доводов... Если раньше ветеринары планомерно обследовали и оздоровляли собак во всех животноводческих хозяйствах области, то после развала Союза этим перестали заниматься. Результаты не заставили
себя ждать. Вернулись опять в двадцатые годы? Собаки стали приносить человеку угрозу "эхинококковой" смерти...
Пришлось заняться "кустарщиной"
Диагноз эхинококкоза по клиническим признакам поставить было достаточно сложно. А на ранних стадиях болезни зачастую и невозможно. Эхинококковые опухоли чаще всего поражали печень. Как туда заглянуть и понять, что там такое, если опухоль в диаметре всего несколько сантиметров? Болел человек месяцами, а то и годами, пока опухоль ясно заметной не становилась. И оперировать кисту, когда она всего два сантиметра в размере или уже сантиметров десять-двадцать, есть разница? Сравнить в какой-то мере можно с онкологией. Чем раньше выявил, тем успешнее операция.
А что было делать? Рентгеном не просветишь (только кисту в легком можно было так выявить). Лабораторных анализов не существовало. Часто врачи диагноз ставили уже во время операции. Потому и послеоперационный прогноз нередко был совсем не тот, на который надеялись... Однажды зав. хирургическим отделением областной больницы
М. Н. Ким, что называется, "прижал" меня:
- Давыд, ты же знаешь, хирурги в других местах применяют пробу Казони. У нас нет этого диагностикума. Можешь найти?
- Да, знаю. Аллергическая проба по имени ученого, ее предложившего. Но в Союзе никто же препарат для пробы не выпускает.
- Знаю. Если бы знал, где, сам бы достал. Всё равно, подумай. Почитай статьи хирургов. Сами как-то готовят.
Пришлось заняться кустарщиной. На нашем мясокомбинате я собирал жизнеспособные эхинококковые пузыри от овец. Полученную из них жидкость разводил физиологическим раствором в 50 раз. После стерилизации и проверки на бактериологическую стерильность в лаборатории областной санэпидстанции мы полученную смесь запаивали в ампулы. С целью контроля затем часть ампул вскрывали и содержимое повторно проверяли на стерильность. Только после этого препарат ("диагностикум Казони") использовали для обследования людей.
Мой аллерген "работал" хорошо. С его помощью я обследовал 594 чел. Причем, пробы как в стационарах, так и при выездах на сельские участки я всегда проводил и оценивал лично. У 46 (7,4%) обследованных проба оказалась положительной. Разложу результаты "по полочкам". Положительные пробы мы получили у 25 больных в терапевтическом и хирургическом отделениях больницы. Из них было прооперировано 15 больных. Наш главный хирург Ким М. Н. очень внимательно отслеживал результаты обследования и послеоперационные итоги. И после каждой операции звонил:
- Давыд, ты прав. И Казони прав. На операции оказался эхинококкоз!
Да, было приятно, что проба помогала идти хирургам на операцию не совсем вслепую. Так вот, из 15 оперированных у 12-ти оказался эхинококкоз. У двоих обнаружили злокачественную опухоль печени и у одного хронический аппендицит. И еще у двоих из числа неоперированных, на рентгене обнаружили эхинококкоз легкого. Остальных оставили для диспансерного наблюдения.
Мне интересно было, а что у тех, кто показал отрицательную пробу? Представил себе, как будут реагировать в мой адрес и больные, и медики, если проба даст отрицательный результат, а на самом деле у больного окажется эхинококковая киста. Я никогда не утверждал, что проба "честная", врать не будет. Анализов, которые бы всегда на 100% соответствовали реальности, не бывает. Но ведь всегда хочется найти истину, тем более, что препарат готовил я и все "шишки" были тоже только для меня.
У 59 человек, поступивших в областную больницу по поводу различных заболеваний, и которым я, "на всякий случай", ставил пробу Казони, получил отрицательный результат. По клиническим показаниям в связи с другими заболеваниями, 20 из них подверглись операции. Ни у одного из них эхинококкоз не был обнаружен. Конечно, радость, что диагностикум сработал без обмана, или, наоборот, он не сработал, потому что не на что было положительно реагировать.
Через поликлинику мне удалось пригласить семь человек, перенесших в разные годы операции по поводу эхинококкоза. У 5-ти проба оказалась положительной. Это не удивило. После перенесенной даже давно болезни с аллергическим компонентом, что характерно для эхинококкоза, проба долго может оставаться положительной. В таких случаях она не помощник врачу.
Да, на первый взгляд, проба вроде бы "ничего". На самом деле, "диагностика" оставалась условной. Почему? Она служила только ориентировочным методом. Даже положительная проба скорее указывала только на наличие аллергического следа у пациента. Но есть или нет в данный момент паразит (эхинококковый пузырь) на ее основе судить было сложно. Скорее всего, был. Так хирурги и расценивали. Но аллергия могла держаться много лет и после бывшего заражения и после удачной операции. Как ни крути, это всё же был достаточно условный метод. Почему же хирурги продолжали реакцией Казони пользоваться? Я читал статьи хирургов в журналах. И видел, что пользовались. Ответ прост - ничего другого не было.
Существовала опасность и серьезной аллергической реакции на введение этого препарата вплоть до тяжелейшего шока. Слава богу, у нас - "пронесло". Но описаны случаи тяжелого анафилактического шока со смертельным исходом. Мы поэтому вскоре от нее отказались, хотя она и считалась общепринятым методом среди хирургов.
Приятно и важно стать пионером...
Нет, речь не о красном галстуке на худой шее подростка. Я заглянул в "Словарь иностранных слов" (Москва, 1989). Там вычитал: "тот, кто прокладывает новые пути в какой-либо области деятельности". Мне нравится более короткий перевод этого слова: "первопроходец, зачинатель". Почему об этом вспомнил?
В 50-х годах ХХ века австралийский ученый разработал анализ крови в так называемой реакции латекс-агглютинации. В СССР этот метод впервые применила, с собственной методикой приготовления "диагностикума", Зорихина Вера Ивановна, кандидат медицинских наук, научный сотрудник Института медицинской паразитологии и тропической медицины (Москва).
Когда я прочитал ее первые журнальные статьи, понятно, загорелся и написал ей. С любезного согласия В. И. Зорихиной, я приехал в Москву. В ее лаборатории в 1965 году освоил методику этого лабораторного теста (исследования). В итоге, мне первым в практическом здравоохранении страны в те 60-е годы удалось широко применить для лабораторной диагностики реакцию латекс-агглютинации. Это был первый и единственный в то время лабораторный тест на эхинококкоз, который получили наши практические врачи. Позже, по просьбе алмаатинского руководства, я провел семинар для врачей республики по освоению методики. Мы тогда собрались в Павлодаре.
Мои статьи по итогам применения этого метода были опубликованы в 1968, 1969, 1971, 1974 году (Алма-Ата, Москва). В частности, одна из них была посвящена анализу ситуации по итогам обследования населения с помощью реакции латекс-агглютинации ("Сероэпидемиологическое изучение эхинококкоза в зоне пустынь Казахстана" в журнале "Медицинская паразитология и паразитарные болезни", Москва, Медицина, 1974, 1, 84-89). Эти данные вошли и в автореферат диссертации (Москва, 1969). За несколько лет (1967-1972) удалось обследовать 4689 человек из 113-ти поселков. У 66 (1,4%) из них, проживавших в 31 поселке, были выявлены положительные результаты.
Помню один из первых впечатляющих случаев. У больного выявили определенную симптоматику со стороны печени. По этому поводу он поступил в терапевтическое отделение областной больницы. Мне было важно проверить достоверность метода. И потому я исследовал кровь от больных с разными диагнозами. Положительный результат анализа в данном случае смутил терапевтов. Больного перевели в хирургию. А там врачи явных симптомов за эхинококкоз не находили. И все же, решились на операцию. Провели т.н. диагностическую лапаротомию. Каково же было удивление хирургов, когда на печени они обнаружили небольшую эхинококковую кисту размером в пару сантиметров. Ее спокойно удалили. Послеоперационный период протекал без осложнений. Больной выписался в хорошем состоянии. После этого случая хирурги, да и не только они, всегда звонили с просьбой обследовать очередного пациента. В Казахстане нигде больше в те годы таких исследований не делали.
Хочу добавить еще деталь. В качестве диагностического основного компонента, т. н. антигена, мы применяли жидкость плодоносных, т.е. жизнеспособных, овечьих эхинококковых пузырей. Собирали мы их на местном мясокомбинате. Антиген я готовил сам. Работал он намного более четко, чем официальный антиген, который позже мы получали (за деньги) из Ставрополя.
