Аннотация: По мотивам открытой серии Ю.А. Никитина "Княжий пир". ГГ и сюжет никак с серией не связаны. Формат: что-то вроде повести в три главы. Предупреждение: славянское фентези.
Киев, стольный град. Пир в Большом Зале княжеских хором собрал богатырей, героев по иноземному, воевод, бояр и прочий знатный люд. Добрыня, славный, умудренный жизнью воин, чья сила уступала лишь Илье Муромцу, Алеша, безусый щегол, красными лицом похожий на девицу, но снискавший уважение старшей дружины за силу и отвагу. Бывает и Муромец, громадный, как скала, что сейчас на заставе оберегает границы Руси. Столы из дуба протянулись в два длинных, как вавилонские башни, ряда и уперлись в стол князя, что стоит чуть выше остальных. Массивные лавки прибиты к полу - народ горячий, вино льется рекой, так что бывало, бывало. Во главе княжеского стола сидел мужчина в расшитой рубахе. Могучие плечи широко раскинуты в стороны, толстые, перевитые канатами мышц, руки заканчиваются широкими ладонями. Грудные пластины выпирают, как две наковальни, сквозняк заставляет черный чуб на выбритой голове шевелиться, как змея, а хищный взгляд темных глаз устремлен к пирующим.
Князь, которого даже враги уже кличут великим, больше слушает, чем пьет, больше смотрит, чем ест. Это для тех, кто спит на конюшнях, вытирает дерьмо рукавом, пиры, это просто веселые попойки. Нет, княжеский пир - совет ближников, где заключаются союзы, начинаются свары, куда приходят за помощью к князю. И, что самое важное, место, где Владимир видит, кто чего стоит на самом деле.
Над головами повисли три огромные люстры с десятками свечей, через распахнутые ставни вплывал густой летний воздух.
Створы дубовых дверей поползли в сторону, в зале появились мужчины. Кто стар и припорошен сединой, кто низок, кто-то высок, но всех объединяют дородность и богатые одежды. Гости построились рядком, меховые шапки покинули головы, людской гул постепенно стих. Мужчины вразнобой поклонились князю. Тот ладонью упирается в подлокотник резного кресла, золотой браслет с бицепса пришелся бы впору на пояс беременной девке. На волевом лице не дрогнул и мускул, темные глаза воткнулись в гостей. Огонь свечей колыхнулся от силы в молодом голосе:
- Здравствуйте, купцы. С делом пришли али так, поглазеть?
Над столами пробежал смех, строй мужчин еще раз поклонился, самый старый, осторожно шагнул вперед.
- И тебе здравствовать, великий князь. Пришли молить тебя о помощи
- Слушаю.
- В недели пути от Киева разбойничает шайка лихих людей. Ликом они страшны, словно звери, один побеждает пятерых, а их вожак разрывает доспешных воинов голыми руками.
- С каких пор новгородские купцы забоялись разбойников? - в голосе князя прозвенела насмешка.
- Все торговые люди уже стонут под ним, великий князь, никто не смог одолеть проклятого.
- Ну и как же кличут этого вожака?
- Зверян, великий князь, - в старческом голосе появилась надежда.
- Решаю так. Вы отправите караван по дороге, где орудует Зверян, а я дам десяток младших гридней. Они, да ваша охрана - справитесь.
- Нам бы еще кого-то из сильномогучих богатырей, великий князь, - старец обвел руками столы, - Непрост Зверян, ох не прост.
Ближе ко входу поднимается низкий воин. Овальное лицо усыпано глубокими впадинками, волосы мышиного цвета растрепаны, словно у бабы, которую пьяный муж ухватил за космы и протащил по селу. Приплюснутый нос рассекает шрам, редкие усы переходят в бородку. Серые глаза хмуро уставились на князя.
- Ты отправишься с гриднями, - продолжает Владимир, - Погляди, так уж страшен Зверян, как блеют купцы.
Воин молча кивнул, лавка скрипнула под его тщедушным телом. Взгляды купцов скрестились на Храбре, в облике сомнение. Понятно, что за этот стол просто так не попасть, но помимо богатырей тут бывают и послы заморские, и прочий люд, интересный Владимиру.
- Идите, - прогремел князь, - Караван должен отбыть через день.
Купцы вышли, взгляды пирующих скрестились на Храбре. И без того не широкие плечи того ссутулились, но подбородок взлетел вверх, а в глазах загорелся волчий блеск. Широченная ладонь врезалась в спину Храбра, он чуть не вылетел из-за стола.
- Не менжуйся, вой, - прогудело слева, - Справишься.
Пир для Храбра закончился рано, готовиться к походу лучше на трезвую голову. Хозяйства он так и не нажил, ночует в княжеских палатах. Короткий путь "домой" закончился дощатой дверью с навесным замком. Поворот ключа, взору предстала комнатка со спартанским убранством. Сундук в углу принял в свое чрево воинскую сбрую, кувшин с водой покинул стол, кадык на узкой шее несколько раз дергается. Ставни на окне со стуком распахнулись, ночной воздух ворвался в комнату.
- Созерцаешь звезды? - прорычало из-за спины.
Храбр дернулся в сторону, пальцы сжались на рукояти секиры, прислоненной к лавке. На пороге высокая фигура, лунный свет выхватил медвежью морду.
- Это ты, волхв, - буркнул Храбр, - Проходи, чего встал.
- Ты не девка, чтоб тебя привечать, - секира со стуком вернулась на место, Храбр снова подошел к окну.
- Девок ты тоже привечаешь редко, - раздался каркающий смех.
- Говори, что хотел, - не оборачиваясь, бросил Храбр.
- Я тоже смотрел на звезды, - короткая пауза, - И увидел... странное.
- Что именно? - в голосе Храбра проскользнул интерес.
- Я не понял, но это связано с твоих походом. Будь начеку.
Храбр поворачивается.
- Великий князь верит тебе, волхв, - серьезно сказал воин, - Мне тем более пристало.
- Это не все, - на тусклый свет появилась деревяшка на кожаном шнурке, - Возьми.
Храбр поднес дар к глазам. Непонимающе спросил:
- Детская игрушка?
- Оберег. В этой свистелке заперт крик петуха. Если встретишь нечто, с чем не справится клинок, трижды подуй.
Шнурок обхватил шею, кусочек дерева спрятался под рубахой.
- Благодарю. Надеюсь, подарочек не сгодится.
- И я, воин, и я.
Тьма коридора охватила могучую фигуру, Храбр долго смотрел в пустой проем.
Следующий день прошел в сборах. Наточить верную секиру, проверить коней, собрать припас, сходить на рынок за мелочами. Взглянуть на гридней, познакомиться с их старшим, посетить купцов и выяснить маршрут - день пролетел незаметно.
Сбор утром за воротами Киева. Мужики с матом таскали мешки из телеги в телегу, толстый, как брюхатый свин, купец тем же матом на них орал. Еще безусые гриди столковались с охраной каравана, откуда-то появилось здоровенное палено, его прикрепили к одинокому дереву, и сейчас оравой бросали на спор ножи.
Храбр замер от них шагах в десяти, внимательно смотрел за каждым броском. Участники искоса на него поглядывали, вдруг, один из самых молодых обернулся, на всю поляну прозвенело:
- Эй, как тебя, Храбр, - он язвительно ухмыльнулся, - А, может, ты?
Из толпы донесся голос десятника:
- Молчи, дурень, это старший гридень.
- Да какой он вообще воин...
Фигура Храбра смазалась в воздухе, что-то с гудением пронеслось над головами. Раздался треск, половинки мишени упали наземь. Все повернулись, взгляды непонимающе мечутся от останков палена к топорищу, что торчит из дерева. Все вздрогнули, когда Храбр процедил:
- Принеси.
Заводила стремглав бросился к дереву, толстые пальцы ухватились за рукоять. Он весь, как будто, окаменел, на лбу вздулась жила, пальцы скользнули по обмотке.
- Вошла целиком, - раздался пораженный возглас.
Подбегал второй, тянут в четыре руки. В полной тишине послышалось надрывное хрипение, металл со скрипом пополз из ствола. Толпа сдвинулась к Храбру, покрасневшие гридни с величайшим почтением отдали секиру.
Ладонь десятника обрушилась на затылок парня, тот накренился вперед.
- Всю дорогу моешь котел, дурень.
Вечером, на стоянке у костра, заводила спросил десятника:
- А кто вообще этот Храбр, - опасливый взгляд на одинокую фигуру, - Никогда не слышал, а он вон как...
- Потому не слышал, дурень, - ответил седой воин, - Что не дорос еще в дела старшей дружины лезть.
- Ну, расскажи, а. Как он вообще попал в гридни, - заголосил десяток.
- Ладно, слушайте...
***
Мальчонка так тщедушен, что, казалось, дунь ветерок, и его потащит по земле, словно лист. Ребра натянули грязную кожу, обрывки одежды свисали лохмотьями. Часовой у ворот лагеря младшей стражи спросил:
- Чего надо, малец?
- В гридни хочу, - раздался в ответ тонкий голос.
Смех молодого воина поднялся над лагерем, из ворот выходят еще люди.
Голова мальчика опустилась, но глаза упрямо таращились на воина.
- В гридни хочу, - повторил он.
От громового смеха вспорхнула стая птиц вдалеке. Во взгляде паренька обида сверкнула вперемешку с упрямством. Вперед выходит один из десятников.
- Мал ты и слаб, дружок, - в голосе сквозила веселость, - Так что иди, откуда пришел.
- Если гридня побью, возьмешь? - спросил мальчик.
Снова смех.
- А троих побьешь? - вопросом ответил десятник.
- Да.
Подождав, пока веселье стихнет, воин указал на одного из новиков. Тот, не смотря на юность, уже с медведя ростом, да и статью уступает лишь чуток.
- Вот он первый. Осилишь?
- Да, - глухо вырвалось из детских уст.
От рева десяти глоток испугано заржали кони в лагере, а на стене появились еще зрители. Детина вышел вперед, миг разглядывал утлое тельце, а затем кулак без замаха врезался в голову. Малец отлетел на два шага, кубарем прокатился по земле. Веселье вспыхнуло с новой силой, только десятник укоризненно качнул головой - зашиб Оглобля - но, бездыханное, казалось, тельце шевельнулось, толпа смолкла, малец неуверенно встал на ноги.
- Вот неугомонный, - бросил Оглобля, - Ну, смотри.
Неспешно подошел к мальцу, рука отодвинулась назад, ладонь устремилась вниз. Паренек нагнулся, пропуская удар, кулачок воткнулся в мощное колено.
- Аргх! - взревел Оглобля скорее от удивления, чем от боли, - Ну, все!
Пинок отправил легкое тело в полет. Паренек врезался в землю, воздух со свистом вырвался из груди. Рот открывался, как у рыбы, в попытке вдохнуть. Оглобля плюнул, сделает шаг в сторону толпы, но упрямый мальчонка снова поднялся.
- Вот же, - здоровяк растерянно посмотрел на десятника. Тот кивнул, - Сам напросился.
Подошел, удар уже в полную силу. Кровавые брызги веером пронеслись в воздухе, голова парня с хрустом запрокинулась, он осел вниз. Лежа, в полузабытье, он вцепился зубами в толстую лодыжку. Оглобля стряхнул его, как пиявку, отправляя снова в полет.
Через полчаса Оглобля на подгибающихся ногах подошел к десятнику. От него валил пар, как от кипятка на морозе, глаза мутные, словно после бочонка браги.
- Не могу больше, - прохрипел он. Попытался указать на мальца, но руки не послушались, - Не знаю, из чего он сделан.
А тот стоял. Руки хватали воздух, кровавые пузыри вздувались у рта, бровь висела на лоскуте кожи, закрывая глаз. Фиолетовые пятна по всему телу виднелись даже через слой грязи, но взор горел упрямством, как будто перед ним хазарин, а за спиной семья.
- А я могу, значит, победил, - вырвалось через выбитые зубы глухое шипение, - Давай второго
- Что, - вскинулся Оглобля, - Да я...
- Стихни, - буркнул десятник, его выцветшие глаза с жалостью уткнулись в худородного юношу. Могучая, перевитая канатами мускул, рука толкнула в плечо высокого, но нескладного новика. Тот, чуть не кубарем, вывалился вперед, - Вот тебе второй, - сильный голос прозвучал глухо, как со дна бочки.
Второй выпрямился, веселье давно пропало, он двинул к мальцу. Тот замер, все скудные силы, кладя на алтарь равновесия. Руки вскинулись к лицу, нога осторожно ступила вперед. Колено с явственным хрустом подломилось, земля кинулась навстречу, но, опухший и посиневший, как забытый мертвец, кулачок успел ткнуть врага ниже пояса. Второй взвыл, будто его придавила гранитная плита, ладони метнулись вниз, нескладная фигура скривилась, как знак вопроса.
Малец ворочался, поднимая облачко пыли, руки изо всех сил толкали укопыченную до твердости камня землю. Второй только начал разгибаться, а парнишка уже кое-как встал, двинул вперед, подволакивая ногу. Тень испуга легла на лицо второго, перебежала в глаза, а затем и тот незримый стержень, что заставляет выпрямлять спину и выпячивать грудь навстречу опасности, дал трещину. Убоялся новик не забитого мальчишку, ессно, а обреченной упертости, с которой надвигалось изломанное тело.
Он кинулся вперед, стиснутый до судороги кулак врезался в окровавленное лицо. Мальца подбросило, он крутнулся, как тряпичная кукла, на одинокой березе от удара посыпалась кора. Он сполз по стволу, руки слепо зашарили перед собой. Второй бросился следом, рев десятника "Не смей!" прошел мимо задавленного страхом разума. Рука отодвинулась в широком замахе, весь Мир вокруг замер и потускнел. Кулак, размером с голову мальца, обрекающе, как топор палача, ринулся вниз. Оглушающий хруст заставил безусых юнцов и опытных воев одинаково вздрогнуть, а, следом, нечеловеческий вопль порвал тишину.
Из предплечья второго вылезло что-то белое, кровь потоком хлынула вниз. Пальцы изогнулись так, что глядели во все стороны света, второй повалился на спину, вопль без остановки рвался из горла. Он не прекратился, и когда дюжие гридни оттащили в сторону. Береза величаво накренилась, все уставились на мальчика, успевшего, в последний миг, чуток сдвинуться.
Спина того уперлась в покореженный ствол, перебирая руками, малец поднялся. Из груди вместе с хрипами вырвались слова.
- Давай... Третьего...
Все смотрели на него, как на императора Царьграда, что ковыряется в дерьме на конюшне. Толпу широкими плечами раздвинул седовласый воин. Грудь выпирала, словно бочка, шея больше пошла бы матерому быку, толстые, как нижние ветви дуба, заканчивались громадными кулаками. Широкая ладонь легла на рукоять меча, блики пробежали по наточенному лезвию.
- Третьим буду я, - медленно промолвил он.
- Сотник...
- Тихо.
Сотник навис над мальцом, как могучий утес над глупым кораблем, что вот-вот разобьется о скалы, острие воткнулось в землю. Опираясь на меч, великан опустился на колено.
- Одолел ты и третьего, маленький воин, - промолвил он, - Как звать?
- На рынке.. звали.. Малютой...
- Здесь не рынок, а воинский лагерь. Отныне ты Храбр.
***
- Вот так, а вы, - пробасил десятник, рука в досаде пропахала воздух, - Да, что с вас взять, дурни и есть. Эй ты, - он прикрикнул на заводилу, что замер у котла, - Главный дурень, песочком его, песочком. Чтоб блестел, как лысина воеводы.