Аннотация: продолжение виньетки "Последняя ночь лета" (Кунсайт\Сетсуна)
Каждый раз, когда она засыпала на моем плече, я боялся дышать, опасаясь разбудить ее. Я смотрел, как дрожат ее ресницы, и морщится носик - ей снилось что-то неприятное. Тогда я осторожно гладил ее по голове и тихо шептал: "Я люблю тебя". Хотите- верьте, хотите - нет, но на ее лице появлялась улыбка, как будто она слышала мои слова. Я мог не спать целую ночь, любуясь изгибом ее смуглых бедер, освещенных только лунным светом, проскальзывающим между тяжелых темно-бордовых штор.
С ней было тяжело, но без нее еще тяжелее. Мне нужно было соответствовать ей во всем, иначе она бы никогда не стала моей. Я научился любить классическую музыку, узнавал даты всех вернисажей и биеннале, чтобы отвезти ее туда. Она радовалась, как ребенок, надевала длинное платье, гордо выпрямляла спину и неспешно выходила из машины, опираясь на мою руку. Мы часами ходили между стройных рядов картин и скульптур. Она видела только арт-объекты, тогда как я видел только ее. И к моему недовольству, большинство мужчин в зале провожали ее стройную фигуру своими взглядами. А я бесился, как мальчишка, хотя и знал, что любит она только меня. Но это не было преградой для моих детских поступков - под страстным взглядом очередного сраженного наповал ее загадочной красотой, я подходил к ней, осторожно, кончиками пальцев дотрагивался до глубоко выреза на спине ее платья и целовал ее в шею. Она - моя. Все видели? Я запрещаю вам даже смотреть на нее. Она проводила рукой по моей щеке, и тихонько шептала : "Ты у меня такой еще мальчишка".
Она отказывалась уйти с работы, хотя меня это ужасно раздражало. Она продолжала из дня в день ходить в эту свою редакцию, не смотря на то, что я мог ей позволить не работать, а сидеть дома. Но, когда я возвращался домой, она уже ждала меня там. Из кухни тянуло ароматом специй - она умела готовить, каждый раз разное, каждый раз что-то необычное. А потом мы усаживались у камина, и она читала мне вслух - Шекспир, Бродский, Достоевский, Кавабата. Она любила классическую литературу, а я любил ее. Я клал свою голову к ней на колени, и начинал медленно расстегивать кимоно, целуя ее живот. Она притворно злилась, стараясь вникнуть в сюжет книги, но потом сдавалась, и мы занимались любовь на ковре перед камином.
А однажды она просто пропала. Исчезла так же неожиданно, как когда -то и появилась. Я поднял на ноги всю полицию города, но безрезультатно. Она словно сквозь землю провалилась. Наедине с бутылкой виски я заливал свое горе. В пьяном полусне я вдруг вспомнил наш давнишний разговор в ресторане. Она слегка опьянела от вина и начала рассказывать какую-то невероятную историю про короля Хроноса и его детей, которые обречены на вечное одиночество у Врат Времени. И тогда она прижалась ко мне, запустила свою руку в мои волосы и так страшно прошептала: "Я чувствую, скоро настанет мое время. Он заберет меня, Норманн". Ледяная рука сжала мое сердце, когда я увидел ее полные страха глаза. Глупец, надо было серьезнее отнестись к ее словам. А я лишь поцеловал ее и сказал, что она слишком много выпила. Но что, что я мог бы сделать против повелителя времени. Ничего.
Прошло много лет. Пустых, вялотекущих, бесцельных лет. Работа-дом-виски. В моей жизни были женщины, но такой как она больше никогда и не было. Иногда мне казалось, что я вижу в толпе ее фигуру, и я бежал за ней, но потом терял ее в людском потоке. Порой я видел, как солнце касается своими лучами чьих -то черных волос и они вспыхивают изумрудными искрами. Меня словно током било в такие моменты. Но нет, не она. А самое ужасное, когда я находил где-нибудь дома шоколад. Эта была ее дурацкая привычка - прятать шоколад в коробках, в шкафах, в карманах пальто - чтобы потом найти и порадоваться. Годы проходят, а я периодически нахожу маленькие, завернутые в фольгу кусочки горького шоколада с миндалем и апельсином. И стою, как дурак, смотрю, как он тает в моей руке. Послание из пошлого. А сердце разрывается - ведь это все, что осталось у меня о ней. Моя вечная любовь, мое вечное проклятие - Сетсуна.