Георгиев Андрей Владимирович : другие произведения.

Квант на удачу

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Человек-мод, человек-специалист, оцифрованное сознание и виртуальная реальность. Люди забыли, что такое настоящие чувства и что такое любить. Исчезнувший с радаров лайнер "Пальмира", гибель четырёхсот сорока пассажиров и двадцати членов экипажа. Кто за этим стоит? Это предстоит узнать капитану лайнера Громову, "чудом" выжившему во Внеземелье. Кто спас капитана и кому понадобилось, чтобы Громов продолжал жить? Временные изломы и точки бифуркации, Храм Предтеч и Пифия-предсказательница из будущего, корабли пришельцев и новые планеты. Громову предстоят тяжёлые испытания, но он уверен, что они того стоят. Каждый охотник желает знать ...

Квант на удачу

[]

Annotation

     Человек-мод, человек-специалист, оцифрованное сознание и виртуальная реальность. Люди забыли, что такое настоящие чувства и что такое любить. Исчезнувший с радаров лайнер "Пальмира", гибель четырёхсот сорока пассажиров и двадцати членов экипажа. Кто за этим стоит? Это предстоит узнать капитану лайнера Громову, "чудом" выжившему во Внеземелье. Кто спас капитана и кому понадобилось, чтобы Громов продолжал жить? Временные изломы и точки бифуркации, Храм Предтеч и Пифия-предсказательница из будущего, корабли пришельцев и новые планеты. Громову предстоят тяжёлые испытания, но он уверен, что они того стоят. Каждый охотник желает знать ...



Часть I. Каждый охотник желает знать....



Глава 1.




     Сто двадцати пятиметровый лайнер «Пальмира» вздохнул, как живое существо. На время перезагрузки главного бортового компьютера система кондиционирования корабля отключилась. Через пять секунд она заработала вновь, нагнетая в рубку управления лайнера прохладный свежий воздух. Пискнул маршрутизатор, заработал норма-контроллер, на изогнутом дисплее пульта управления появились цифры и символы. Дисплей стал матово-белым, потом на нём появилось изображение переходного тамбур-шлюза посадочной палубы орбитальной базы Алькос-Первый. Служба сервисного обслуживания космопорта подала к прямоугольному люку выдвижной трап-гармошку. На вспомогательном дисплее было видно, что возле регистрационной стойки столпились разумные, рассматривающие белоснежный лайнер через витринные стёкла.
     — Борт десять-десять, это диспетчер Алькоса. Посадка через десять минут. Как поняли, «Пальмира»?
     — Поняли, диспетчер. Выравниваем давление в приёмном шлюзе. С нетерпением ждём пассажиров. Особые есть?
     — Да, «Пальмира». Две семейные пары с Терра-Нова, одна особь женского пола с Тейк-Со. Красивая, слов нет.
     — Хорошо, диспетчер, вас поняли. Подробности мне ни к чему.
     Капитан встал из противоперегрузочного кресла, подошёл к сервисному терминалу, налил в пластиковый стаканчик кофе. Двойной и без сахара, как он любил.
     — Всё, ребята, отдохнули двое суток, теперь нас ждут великие дела. За работу.
     — Скорее бы, – отозвался второй пилот, тридцати пяти летний Георг Бродски. – Как здесь, на выжженной Альбедосом планете можно жить?
     — Ну, живут же как-то, – пожал плечами капитан.
     — Наш Георг два дня прождал свою любовь в баре, она не пришла. Глаза все высмотрел, бедолага. Напился до чёртиков, обгорел на пляже, вернулся в бар, напился до чёртиков, проспался в гостинице. Теперь здесь нам душу изливает, – покачала головой Вега, навигатор «Пальмиры».
     — А ты не допускаешь, что я тебе в жилетку хочу поплакать? Именно тебе, Вега, – огрызнулся второй пилот. – Капитан – особь мужского пола, а мне нужно внимание со стороны... Тьфу, совсем люди с ума сошли. Ну что за правило называть мужчин и женщин особями?
     — Мельчают особи мужского пола, мельчают, раз ищут утешение на груди особей женского пола, – перебив Георга, притворно вздохнула Вега. – Капитан, вам пора в шлюз встречать гостей.
     — Заправка завершена, командир, – произнёс энергетик, выбираясь из ложемента. – На пять переходов с гарантией. Генератор в ждущем режиме, холостой ход пять процентов от номинала. Многовато, конечно, но в пределах верхнего допуска.
     — Спасибо, Марк, – ответил капитан, подходя к зеркальной панели.
     Он стряхнул несуществующие пылинки с тёмно-синего кителя, причесался. Светловолосый, серо-стальные, слегка прищуренные глаза, тяжёлая складка на переносице. Капитан улыбнулся отражению в зеркале, оглянулся. Вега и Георг стояли возле ложементов, рассматривая командира Громова. Она – высокая, стройная, голубоглазая, светловолосая. Он – прямая противоположность навигатору: невысокого роста, кареглазый, с длинными каштановыми волосами, собранными сзади в хвост. Марк, энергетик, высокий и худощавый, со стрижкой «под ноль», возвышался над навигатором и вторым пилотом, как скала над каменистым пологим берегом моря. Большую часть времени Марк молчал, всегда был на чём-то сосредоточен. Работа энергетика накладывает отпечаток на характер человека, ко многому обязывает. Три члена экипажа – модифицированные специалисты, впрочем, как и капитан Громов. Пилот-мод с правом занимать должность капитана корабля малого и среднего класса.
     — Не скучайте. Вега, отработай все возможные варианты входа в гиперпереход, включая аварийные. Георг, систему на самодиагностику. Старт через двадцать пять минут. Всё, я пошёл.
     Пшикнула пневматика, дверь рубки управления втянулась в стену.
     — Интересно, все капитаны такие странные? – спросил Георг у Веги.
     — Что ты имеешь ввиду, особь мужского пола?
     — Прекращай, Вега! Давай по-человечески общаться, – поморщился второй пилот. – Я о его недоверии к членам экипажа. Знает же прекрасно, что ты уже просчитала тысячи вариантов векторов возможностей, я ровно пять минут назад включил самодиагностику системы управления «Пальмиры».
     — Капитан отвечает на корабле за всё, – пожал плечами Марк. – Может, из-за этого он всё проверяет и перепроверяет? Да, Георг, все капитаны похожи друг на друга, как и энергетики, навигаторы, пилоты. Импланты делают своё дело и никуда от этого не деться. Учитывая, что Громову всего-навсего тридцать пять лет, и ему нельзя рисковать...
     — Хватит болтать, – произнесла Вега, устраиваясь в ложементе. – Сказал капитан, нужно выполнять. А то ишь ты, распустились, расслабились. Молитесь своим богам, что не я ваш капитан.
     Крышка ложемента навигатора плавно закрылась, с тихим жужжанием отработали сервоприводы, сработали механические захваты. Узкая полоса индикации состояния ложемента, в нижней его части, налилась зелёным светом: швы капсулы срослись.
     — Видал? – засмеялся Георг. – Вот она, какая, наша любимая женщина. Кремень.
     — Георг, я всё слышу. – Из интеркома раздался голос Веги. – Я ещё не в системе. Затаскаю по судам за женщину.
     Марк По засмеялся, похлопал по плечу Георга Бродски.
     — На время отсутствия в рубке управления капитана корабля, старшим автоматически становится второй пилот. Ты подрываешь свой авторитет, Георг. Ты же сейчас капитан и наш босс.
     — И папа и мама, – добавила навигатор. – Только какие-то они у нас несерьёзные, эти родители.
     — Ну вас, – махнул рукой пилот-мод, удобно устраиваясь в ложементе. – Ну что, поехали, Мила?
     — Не поняла вопроса, второй пилот, – отозвался искусственный интеллект «Пальмиры». – Старт корабля через восемнадцать минут.
     — Тьфу на вас на всех, – успел сказать Георг прежде чем две части ложемента управления соединились воедино. – Пошутить нельзя.

     Капитан вернулся в рубку управления ровно за восемь минут до старта. Он сменил китель на удобный комбинезон, сел в кресло, посмотрел на огромный изогнутый дисплей. Системы жизнеобеспечения, обозначенные на дисплее прямоугольниками, находились в зелёной зоне, нагрузка на генераторе была в пределах нормы, чуть больше пяти процентов. На отдельный дисплей, справа от основного, Вега «выбросила» три варианта маршрута до ближайшего межсистемного перехода. Оптимальный, рекомендованный навигатором, был обозначен более яркой линией зелёного цвета. Расчётное время до перехода на плазменных двигателях – два часа сорок две минуты. Два остальных маршрута, обозначенных красным и жёлтым цветами, были, соответственно, на двадцать и двадцать две минуты короче. Громов согласился с навигатором: лучше потерять какое-то время, но без риска, с гарантией, доставить четыреста сорок пассажиров и двадцать членов экипажа ко входу в переходной тоннель. Зачем весь путь ломать голову и переживать о том, что может произойти столкновение с каким-то кораблём, выходящим из Ничто? Страшный сон любого капитана корабля: от одной мысли о столкновении двух кораблей на душе становится тоскливо, тело покрывается бисером холодного пота.  Громов подошёл к ложементу, ещё раз посмотрел на индикаторы состояния систем корабля. Никаких изменений.
     — Мила, как самочувствие? – улыбаясь, спросил Громов у искина «Пальмиры».
     — Великолепно, капитан, – ответила Мила. – У вас учащённое сердцебиение.
     — Знаю-знаю. Встреча с Особыми для человека никогда не проходит бесследно.
     — Даже для модифицированного?
     — Даже для него, – ответил Громов. – Встретимся в системе.
     После закрытия ложемента, внутри несколько секунд ничего не видно. Вокруг Ничто и Нигде. После адаптации зрения, появляются очертания капсулы управления. Через несколько секунд мозг человека адаптируется к новой реальности, он оказывается в виртуальной рубке управления кораблём. Громов посмотрел направо и сразу же почувствовал тёплое прикосновение зелёного сгустка энергии. Вега приветствовала капитана, и он, на ментальном уровне, ответил ей взаимностью. Бесформенная клякса ярко-синего цвета прикоснулась к капитану тонким лучом света: Георг дал понять, что видит капитана и готов выполнять свои обязанности.
     «Разрешите, капитан?» – осторожно, на выдохе, спросил второй пилот.
     «Только до перехода, Георг», – ответил Громов.
     «Спасибо, капитан, я ваш должник».
     Красный треугольник вспыхнул ослепительным светом: Марк По поприветствовал капитана, дал понять, что с энергетикой всё в порядке, он ждёт указаний.
     ««Пальмира», считываем вашу телеметрию. Старт через двести сорок секунд», – прозвучал голос диспетчера.
     «Поняли, диспетчерская. Старт через двести сорок секунд».
     Капитан чуть изменил наклон головы, поправил полусферу ментообмена, произнёс: «Мила, полный контакт».
     Она появилась сразу. Светловолосая, с необычным разрезом синих и бездонных глаз. Девушка шла к Громову по степи, не касаясь ногами тёмно-зелёного покрывала травы, держа в руке венок из полевых цветов.
     «Готов, Антон?»
     «Всегда готов, Мила, – усмехнулся Громов. – Хорошо выглядишь».
     «Апгрейд системы, – вздохнула девушка. – Но прошлое тело мне нравилось больше».
     Громов чуть наклонил голову, Мила протянула ему венок и Антон мог поклясться, чем угодно, что почувствовал прикосновение венка к голове, уловил дурманящий запах цветов. Мир вокруг взорвался разноцветным конфетти, которое на фоне абсолютно чёрного неба превратилось в яркие немигающие звёзды, галактики, в огромную Вселенную.
     «Ох, капитан, – раздался голос Георга. – Так и до оргазма недалеко. Ну у вас и фантазия! Степь, трава, девушка, конфетти».
     Вега вздохнула, потом засмеялась. Капитан посмотрел вправо, увидел аватары Милы и Георгия. Чуть сзади и сбоку – Марка. Он был как всегда серьёзный, сидел в виртуальном кресле чуть откинувшись на спинку, положив руки на подлокотники.
     «Десятисекундный отсчёт времени», – прошелестел голос диспетчера.
     Звёздное небо теперь было внутри виртуального дисплея, появилось чётко очерченное изображение подковы пульта управления. На нём всё так же перемигивались огни зелёного света, на дисплее появились неоновые цифры обратного отсчёта времени: десять, девять...
     «Есть отрыв, капитан, – произнёс диспетчер. – Мягких переходов».
     «Спасибо, Алькос. До встречи! – ответил Громов. – Георг, готов?»
     Капитан увидел, что второй пилот крепко сжимает правой рукой джойстик управления «Пальмирой». Через секунду Громов услышал:
     «Да, капитан. В работе маневровые двигатели. Совмещаю траектории и работаю над тангажом. Тангаж положительный. Нагрузка на реакторе двенадцать процентов. Расстояние до орбитальной базы восемьдесят тысяч метров, девяносто тысяч...»
     Громов наблюдал, как накладывается реальная траектория движения «Пальмиры» на траекторию, рекомендованную навигатором.
     «Долго, – недовольно произнесла Вега. – Разброс пять секунд».
     «Не мешай пилоту, – одёрнул навигатора Громов. – Маршрут несложный, пусть тренируется. Наверстаем упущенное».
     Две линии, белого и зелёного цвета идеально совпали, траектория движения к гиперпереходу засияла золотом. Георг выдохнул воздух, Громов улыбнулся, вспомнив как ему, неопытному выпускнику Академии, первый раз доверили управлением танкером «Альбатрос».
     «Георг, расслабь кисть руки и придерживай джойстик двумя пальцами. В принципе, можешь к нему и не прикасаться, но дело традиции. Капитан у штурвала и всё такое прочее».
     «Да, капитан, спасибо, капитан», – зачастил второй пилот.
     — Наружный обзор, – прозвучала голосовая команда Громова.
     Землеподобная планета Алькос осталась внизу. Хрупкая, похожая на не огранённый бриллиант светло-голубого цвета. Жемчужина Империи, рай для туристов и экстремалов. «Пальмира» сделала пол оборота, Алькос ушла вбок и вниз, перед глазами теперь было плотное одеяло звёздного неба. Громов посмотрел на шкалу нагрузки реактора: Георг долго держал её на отметке пятнадцать процентов, потом резко увеличил нагрузку до двадцати пяти.
     «Эй-эй, потише, пилот, – недовольно произнёс Марк. – Ты не на танкере, парень, в каютах находятся люди, а дюзы выплёвывают плазму».
     Антон перевёл связь в режим «приват»:
     «Георг, Марк правильно сделал замечание. Рекомендуемый шаг изменения нагрузки на реакторе для кораблей класса «Странник» – пять процентов. Не спеши. Реакторы ITr-ne очень чувствительные к изменению нагрузки».
     «А как же разброс в пять секунд, капитан?» – спросил второй пилот.
     «Когда нагрузка на реакторе будет тридцать пять процентов, добавь две сотых. Этого будет достаточно, чтобы вовремя подойти к точке перехода».
     «Спасибо, капитан. Я ваш должник. Только сейчас понял, что инерция на «Пилигриме» сильно отличается от инерции «Пальмиры»».
     «Всё познаётся в сравнении. Любой корабль нужно принять в себя, и тогда корабль станет с тобой одним целым и неделимым. Ты почему уволился с танкера?»
     «Его отправили на списание с последующей утилизацией. Порт приписки Луна-10. Прошёл курсы переподготовки, мне заменили имплант, и вот я здесь».
     Громов вышел из «привата», потом из виртуального пространства, верх ложемента приподнялся и открылась. В обязанность капитана входил обход корабля, общение со стюардами и пассажирами. Но правила написаны людьми, люди их нарушают. Громов хотел выбраться из ложемента, но, посмотрев на капсулу второго пилота, покачал головой, изменил свои планы: пообщаться с желающими можно и в режиме видеоконференции.
     — Мила, найди старшего стюарда.
     — Милн на связи, капитан. – На вспомогательном дисплее появилось изображение рыжеволосого, зеленоглазого Милна. – Всё в штатном режиме. Вы, как я понимаю, не собираетесь делать обход жилой палубы?
     — Милн, не получается.
     — Ничего страшного. Для Особых попробую придумать правдоподобную историю, – ответил старший стюард, лучезарно улыбаясь, как это учат делать в учебном центре на Земле.
     — Удачи, Милн, я на связи.
     Георг поднял нагрузку на реакторе до тридцати процентов, потом добавил две сотых.
     Капитан понимал, что очень рисковал, когда нанимал Бродски на Луна-10. Должность второго пилота звёздного лайнера по ответственности на порядок выше должности второго пилота на грузовом корабле. Но жизнь среди звёзд – сплошной риск, а нарабатывать навыки необходимо. За Вегу и Марка Громов был спокоен: двадцатый рейс вместе и ни одного сбоя. Капитан, сидя на краю ложемента, вывел на вспомогательный дисплей новостной пакет, скачанный на Алькосе. Земля жила своей жизнью и людей не интересовало, что творится там, за гранью понимания, под сенью чужих звёзд. Горели леса, Европа воевала со всеми и против всех, натуралы не прекращали митинги и шествия, призывая Императора запретить улучшения людей.
     На Земле существует множество мест, куда не ступала нога человека, но людей тянет к необъяснимому и загадочному – к звёздам, чтобы там найти себе подобных. Нашли, но жизнь от этого на Земле проще не стала, всё получилось с точностью наоборот. Громов жестами листал ленту новостей, но на одной остановился чуть дольше: Императрица Тианатина совершала «обход» колонизированных землянами планет, собираясь посетить Алькос, Терра-Нова, Альбедос, Юнону, Баррету. Маршрут лайнера «Пальмира» частично совпадал с маршрутом движения эскорта Тианатины, и это капитана очень сильно напрягало.
     Сервисный терминал находился в углу рубки управления, рядом с нишами для скафандров, редко используемых экипажами кораблей: ложементы управления за сотые доли секунды превращались в автономные спасательные капсулы, способные уберечь людей от «прелестей» космоса. Громов взял в руки обжигающий пластиковый стаканчик с кофе, посмотрел на таймер обратного отсчёта: пятнадцать минут до прибытия в расчётную точку. Маловероятно, но возможна полная остановка лайнера и длительный дрейф из-за встречи с кораблями сопровождения Императрицы. Громов тихо выругался, поставил недопитый кофе в нишу утилизатора, тот издал характерный чавкающий звук.

     Десять минут до прибытия в расчётную точку. Капитан прошёл мимо ложемента, сел в кресло командира.
     — Капитанский доступ, Мила.
     — Выполнено, – откликнулся искин.
     — Выведи на главный дисплей вид пассажирской палубы, в отдельных окнах покажи каюты Особых.
     Громов отругал себя: ещё чуть-чуть и он назвал бы Особых Чужими. Это строго настрого запрещено законом Империи, подобные вольности пресекались на корню. Были случаи, когда спецы-моды, прослужившие в космофлоте по двадцать и более лет, увольнялись с «волчьим билетом».
     — Капитан, обзор третьей каюты невозможен, – доложил искин.
     — Что значит невозможен, Мила? Укрупнить изображение.
     Искин развернул на вспомогательном дисплее изображение третьей каюты, в которой находилась особь женского пола с планеты Тейк-Со. На дисплее сверху вниз, похожие на капли дождя, струились прерывистые полосы серого цвета. Глаза заболели от мельтешения чёрных и белых точек.
     — Наблюдения невозможно из-за работы какого-то электронного оборудования, блокирующего сигнал...
     — Срочно найди старшего стюарда и маршала Фергюссона. Пригласи их в рубку, – произнёс капитан, добавив: – Срочно, Мила.
     Восемь минут до выхода лайнера в расчётную точку. В рубке управления стало тесно от ворвавшихся Милна и Фергюссона. Оба высокие, широкоплечие. Глаза у маршала внимательные и цепкие. Он прекрасно понимал, что вызов в рубку управления капитаном – дело чрезвычайно серьёзное. Громов показал на дисплей:
     — Каюта три, представитель Особой расы с Тейк-Со. Сигнал наблюдения блокируется неизвестным типом излучения.
     В руке маршала хищно оскалился станнер военного образца, Фергюссон кивнул:
     — За мной, стюард.
     Пискнул интерком, Громов услышал голос навигатора:
     — Капитан, время шесть минут. Пора.
     — Да, Вега. Ещё минута и я в ложементе.
     — Что происходит, капитан? Почему вы меня отстранили от управления энергоустановками? – недовольным голосом произнёс Марк По.
     — Марк, – Громов сглотнул слюну, – я этого не делал. Мила, аварийный стоп двигателей, включи сигнализацию, Вега, полный контроль пространства. Мила? Мила?
     — Капитан, нагрузка на реакторе снизилась до двадцати семи процентов, – доложил Марк По. – Нагрузка стабильная, но... Энергоустановками кто-то управляет извне, командир.
     — Мы отклонились на ноль-семнадцать-тридцать от курса, капитан, – срывающимся на крик голосом, произнесла Вега.
     «Ноль градусов, семнадцать минут, тридцать секунд, – пронеслось в голове Громова. – Учитывая скорость корабля и угол входа в гипертуннель, это...» Громов тряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Но от чувства приближения чего-то неизбежного, он избавиться не смог.
     Крышка ложемента опустилась в аварийном режиме, Громов без всяких вступлений и объяснений перевёл управление кораблём на себя. Вокруг замерцали звёзды. Свайпами справа налево капитан листал изображения, которые превратились в никому не нужные застывшие мнемосхемы. Наконец-то, появилось изображение подковы пульта управления и виртуального дисплея.
     — Искин–2, капитанский доступ, – произнёс Громов. Команда адресовалась вспомогательному, малому искину корабля. Изображение ожило, появилась «плавающая» кнопка аварийного останова двигателей, отключения основного генератора, перевода реактора в режим ожидания. Капитан нажал виртуальным пальцем на красную кнопку, сразу услышал приглушенное завывание аварийной сигнализации. Бушующая плазма, удерживаемая обмотками силового трансформатора реактора, теперь должна прекратить движение в сторону камеры смешения, но она этого делать не собиралась. Наоборот, нагрузка на реакторе подскочила до сорока процентов, потом до пятидесяти. Громов понял, что через три минуты сорок две секунды произойдёт что-то страшное.


     __



     Принцесса Акун-Ро, из древнего рода Цзы, кружила в неистовом танце. Одурманенный хантилом мозг особи женского пола рисовал яркие картинки. Неожиданно нахлынули воспоминания: тогда ещё маленькая, принцесса, накалывая пойманного жука на булавку, спросила у Наставника:
     «Что жук по сравнению с мощью такунов, Наставник?»
     «Один он ничто. Когда жуки объединяются, горят поля и дома такунов, моя принцесса. Жуки очень мстительные создания».
     «Что мы, такуны, против сильных рас, Наставник?»
     «Мы подобны жуку на булавке, моя принцесса. Сильные расы никогда не допустят объединения такунов с планеты Тейк-Со с другими слабыми расами, моя госпожа».
     «И что же это получается, Наставник? Мы так и будем влачить жалкое существование из-за сильных рас?»
     «Не думаю, моя принцесса. Рано или поздно должно произойти что-то глобальное, что может изменить расклад сил. Слабые придут на помощь слабым и станут Сильными. Тогда новые Сильные противостоят старым Сильным, стена окажется напротив стены, мощь оружия будет направлена против мощи оружия. Или смерть или процветание. Только так, моя госпожа, только так!»
     «Что мешает слабой расе с планеты Земля объединиться со слабыми с планеты Тейк-Со, с нами? Кто им в этом мешает?»
     «В первую очередь, моя госпожа, Император. Ставленник Сильных в мире людей».
     «Значит, Император должен умереть?»
     «Это ничего кардинально не изменит, моя госпожа. На место старого Императора придёт новый. Никто не знает к чему может привести смерть Тианатины, Императора людей. Скорее всего, её смерть породит множество других смертей, погибнут люди, такуны и другие слабые. Возможно, исход будет другим. Но каким, я не рискну даже предположить, моя принцесса».
     Время шло, принцесса Акун-Ро достигла половозрелого возраста. Восемнадцать ун, пришло время сделать свой выбор в жизни. Однажды, прогуливаясь по саду с экзотическими растениями, принцесса встретила своего Наставника.
     «Теперь ты можешь мне рассказать всё, Наставник!»
     «Вы о чём, моя госпожа?»
     «Что сделать ради объединения слабых рас против сильных?»
     «Я не знаю», – ответил Наставник, опуская глаза.
     «Я знаю, – произнесла принцесса. – Если люди уничтожат себе подобных и одновременно с этим уничтожат кого-то из расы слабых, то слабые объединятся. Они не захотят остаться в роли вассалов у Сильных и начнётся война. Империя людей из слабых постепенно становится сильной, поэтому они нам и не друзья и не враги. Умрёт Император, умрут люди. Умрёт кто-то из такунов, выжившие обвинят в этом людей. Нам на помощь придут слабые расы».
     «Нет, глупая моя госпожа, – засмеялся Наставник. – Слабые расы не из-за того слабые, что не имеют грозного оружия на борту военных кораблей, а из-за того, что они слабы духом, у них нет силы воли, чтобы пойти против Сильных. Слабые навсегда останутся слабыми, сколько бы они не построили военных кораблей и не колонизировали планет. Слабость внутри нас, моя госпожа, моя любимая принцесса Акун-Ро».
     «Ты меня назвал глупой? – прищурила глаза принцесса. – Да как ты смел, старик?»
     Через два дня Наставника казнили и только сейчас, находясь в каюте круизного лайнера «Пальмира», Акун-Ро поняла, что в чём-то Наставник был прав: без синтетического наркотика хантила, она никогда бы не включила прибор, перехвативший управление кораблём землян. Такуны, действительно, слабы духом.
     Тревожно мигал зелёный светодиод на панели прибора, сиротливо лежали на столе ритуальные ножи. Что сделано, то сделано. Акун-Ро верила, что её смерть будет не напрасной, люди поймут свою цену, а слабые расы, после смерти принцессы и Императора Тианатины, наконец-то объединятся, из слабых превратятся в сильных.
     Акун-Ро разделась, включила зеркальную колонну. Стройное, с красноватым оттенком, тело было прекрасным: стройные ноги, высокая грудь, глаза огромные и тёмно-синие, длинные, до пояса, чёрные волосы. Расстелив на белоснежном ковре простынь, Акун-Ро, стоя на коленях, прошептала молитву Создателю. Потом принцесса взяла со стола ритуальные ножи ажво-атаран, закрыла глаза. Левый нож вошёл, по самую рукоять, вошёл в тело, останавив работу левого сердца. Хантил блокировал болевые рецепторы, но Акун-Ро знала, что это ненадолго. Правый ажво-атаран только прикоснулся к телу и в каюте раздался выстрел. Акун-Ро с удивлением посмотрела на человека в тёмном костюме, сжимающего в руке оружие. За плечом, как поняла принцесса, маршала лайнера маячил стюард в нелепом малиновом костюме.
     — Подожди, не делай этого, – произнёс высокий мужчина. – Давай спокойно и обстоятельно поговорим.
     — Глупец, – захрипела Акун-Ро. Лезвия ритуальных ножей были обильно смазаны ядом змеи наросоко. Яд начал действовать, ещё чуть-чуть и… – Вы смирились с ролью слабых, человек. Может, гибель корабля исправит положение дел и расклад сил. Прощайте...
     Второй выстрел из станнера отбросил принцессу к иллюминатору каюты. Маршал, увидев лежащий на полу прибор непонятного назначения, ударил по нему ногой, превращая глянец пластика в крошево осколков. Светодиод некоторое время продолжал мигать, потом погас и маршал выбежал из каюты. Светодиод через секунду «ожил».


     ____



     Громов понял, что через три минуты сорок две секунды произойдёт что-то страшное. Он вызвал подменю, на виртуальном дисплее появились четыре кнопки управления ложементами.
     — Капитан, вы что делаете? – спросил Георг. – Неужели ничего не...
     — Молчи, идиот, – услышал Громов голос Веги. – Справа в кармашке найди капу и засунь её себе… сам знаешь куда.
     Марк По нервно и рвано засмеялся, капитан увидел на дисплее, что пространство по правому борту лайнера стало похожим на ярко-синюю линзу. В яркой вспышке света из подпространства появился огромный военный корабль.
     — Курсы пересекаются, капитан, – доложил навигатор. – Столкновение возможно избежать при условии изменения вектора тяги и выполнения манёвра уклонения.
     — У нас нет возможности для каких-либо манёвров, Вега, – ответил капитан. – Неизвестные заблокировали доступ к энергетическим узлам, аварийный сброс капсул с пассажирами невозможен. Я вижу, что стюарды пытаются сделать это вручную, но…
     — Борт десять-десять, говорит капитан линкора «Миссури» Стив Брейли. Через семьдесят секунд наши курсы пересекутся. Капитан, ты что творишь?
     — У нас не работают системы управления двигателями и энергоустановками, капитан Брейли, они кем-то заблокированы, – ответил Громов. – Попробуйте вы сделать манёвр уклонения.
     Капитан «Пальмиры» сделал всё, что от него зависело: он задействовал систему отстыковки второго, пассажирского, и третьего, силового, модулей. Даже находясь в ложементе, Громов почувствовал рывок, в душе стало пусто и тоскливо. Нет корабля, нет капитана. В голове пульсировала мысль: а вдруг курс поменяется и....
     — Бесполезно, капитан, – раздался голос Веги. – Отклонение ноль-ноль-пять. Пора прощаться.
     — Капитан Громов, – громыхнул голос капитана военного корабля, – у меня на борту находится первое лицо Империи. Вы мне не оставляете выбора. Извини, парень, но приказ поступил от...
     От кого последовал приказ на уничтожение «Пальмиры», Громов не услышал. Погасла вторая сверху виртуальная кнопка: ложемент Веги скользнул вниз, за ним провалился вниз ложемент Бродски, через мгновенье – Марка По. За секунду до начала работы молекулярного дезинтегратора «Миссури», Громов нажал на кнопку аварийного катапультирования своего ложемента, который превратился в автономный спасательный модуль.
     Корабельные молекулярные дезинтеграторы БЧ-1 линкора «Миссури», выплюнув смертоносное излучение, уничтожили третий модуль «Пальмиры», превратив его в Ничто и Нигде. Второй и третий модули были уничтожены спустя три секунд после первого выстрела. Линкор вошёл в гиперпереход мягко, как нож в брикет с маслом, ускорился.
     — Вас вызывает Его Императорское Величество, – обратился к коммандеру Стиву Брейли вахтенный офицер. – Сказала срочно, сэр.
     — Какая же она сука, – выдохнул коммандер.
     Лейтенант-коммандер промолчал, тяжело вздохнув.
     — Ты понимаешь, Пол, что мы только что натворили?
     — Понимаю, сэр. Но мы солдаты и обязаны...
     — Заткнись, Пол, заткнись! Какая была необходимость уничтожать первый и второй модули? А, лейтенант-коммандер? Капитан «Пальмиры» успел отстрелить второй и третий модули. Согласен, что третий, с реактором, необходимо было уничтожить. Но остальные-то зачем? Мы и так прекрасно вошли бы в гиперпереход. Молчишь, Пол?
     — Политика, сэр. Грязное это дело, сэр.
     — Вот и я говорю: сука она. Сколько, Пол?
     — Четыреста сорок человек плюс двадцать экипаж. Четыре капсулы покинули корабль за секунды до молекулярного распада модуля, Стив.
     — Думаешь, после работы дезинтегратора кто-то сумел выжить? Сомневаюсь. В районе перехода кроме «Миссури» и «Пальмиры» были какие-то корабли?
     — Да, каботажник «Коперник». Возможно, он и подберёт капсулы. Идите, коммандер, пока наш Император не рассерчал. Я думаю, о капсулах Тианатине знать не обязательно. Уничтожили мы их или нет, этого мы знать не могли. Спасутся люди – хорошо, если нет, то... Всё в руках Бога.

     Перед каютой, которую занимала Императрица Тианатина, коммандер остановился, достав из накладного кармана кителя расчёску, причесался. Каюта, превращённая по распоряжению Тианатины в триклиний, по своему убранству напоминала столовую комнату Древнего Рима. Коммандер осмотрелся: он, с момента выхода эскадры из места базирования, в гостях у Императрицы не был. Пол устлан мягкими коврами, стены покрыты живописью с изображением плодов, гроздей винограда, сатиров, собирающих виноград и охотящихся на зверей.
     «Чёрт знает во что превратили линейный корабль! – со злостью подумал Брейли. – Дай волю гражданским, на военных кораблях появятся занавески с рюшечками и поющие фонтаны».
     Стол из дорогого «пахучего» дерева ломился под тяжестью золотой, серебряной и хрустальной посуды. По углам огромной каюты, бывшей кают-компании, курились благовония. На кровати, заправленной одеялом пурпурного цвета с золотой оторочкой, лежала Императрица со своим новым фаворитом, молодым парнем лет двадцати-двадцати пяти. Они только что закончили заниматься сексом, Тианатина, с раскрасневшемся лицом, произнесла:
     — Не присоединитесь к нам, коммандер Стив?
     — Благодарю за приглашение, моя Императрица, но я при исполнении служебных обязанностей. – Коммандер непроизвольно отступил к двери каюты. – Если вы прикажете, я зайду чуть позже.
     Тианатина не спеша опустила ноги на ковёр, встала с кровати, погладила руками великолепную грудь. Потом её левая рука легла на живот, правая опустилась чуть ниже. Брейли опустил глаза и сглотнул слюну.
     — Я думала, что у меня в подчинении офицеры, которые, не раздумывая ни секунды готовы выполнить любое моё распоряжение или приказ.
     — Я не задумываясь умру за вас, мой Император, моя жизнь ничего не стоит. Империя превыше всего!
     — Хорошо, это хорошо, – произнесла Императрица, подходя к коммандеру на опасную для него дистанцию. – Я приказываю вам, коммандер, умрите здесь и сейчас. Выполнять!
     Брейли посмотрел в глаза Тианатине, достал из кобуры станнер. Индикатор на рукояти налился зелёными светом, прозвучал сигнал-предупреждение о готовности оружия к бою. Пот заливал глаза, Стив поднёс станнер к виску. Тианатина, высокая, со смуглым оттенком кожи, с точёной фигурой, смотрела на офицера своими бездонными синими глазами и улыбалась. Палец лёг на спусковую скобу, время для Брейли замерло.
     — Хорошо, вы прошли проверку, коммандер, – произнесла Императрица. Она подошла к кровати, накинула на себя полупрозрачный невесомый халат, потом присела за стол.
     — Давайте выпьем вина, Брейли, и поговорим о произошедшем. Да, коммандер, вид вашего оружия у меня вызывает некий диссонанс. Уберите станнер в кобуру, офицер.
     «Сука, какая же она сука! – выдохнув воздух, подумал Брейли. – Выстрелил бы я в висок? Да, пожалуй, выстрелил бы».
     В голове у коммандера прочно засела мысль, которую он, зная ментальные способности Тианатины, глубоко спрятал в недрах своего мозга.
     — Жалеете, что не согласились на моё предложение, Стив? – усмехнулась Императрица. – Трансфер у нас продолжительный, все желания легко выполнимые. Я умею любить, поверьте мне на слово. Итак, что произошло? Почему, из-за какой мелочи вы меня оторвали от занятия любимым делом? Да-да, в это время я занималась сексом с.... этим животным.
     Тианатина качнула бокалом вина в сторону кровати.
     — Эскадра сопровождения, моя Императрица, воспользовалась резервным каналом, чтобы встретить линкор «Миссури» по другую сторону гиперперехода. Во избежание, так сказать, недоразумений.
     — Хорошо. Кто отдал приказ на разделение эскадры, коммандер? – спросила Тианатина, рассматривая Брейли через хрустальный искрящийся бокал.
     — Мой непосредственный начальник кэптен Моррис, моя Императрица.
     — Морриса немедленно ко мне, – бросила в пустоту Тианатина, – живым или мёртвым.
     Последнее слово, что называется, пробрало Брейли до костей, его лоб покрылся испариной.
     — Продолжайте, коммандер.
     — Такое в эскадре, при сопровождении высших чинов Империи, часто практикуется, – попытался защитить кэптена Брейли. – В этом ничего криминального нет. Вероятность встречи линкора с каким-то другим кораблём в точке входа в гиперпереход была ничтожно мала.
     — Но она была, – прищурив глаза, произнесла Тианатина. – Какая?
     «Чуть волнистые, смоляные волосы, правильные черты лица, чувственные губы, белоснежные зубы, красивая и открытая улыбка, – усмехнулся про себя офицер. – Как это может сочетаться с жестокостью и деспотизмом?»
     — Свои рассуждения оставьте при себе, коммандер, – засмеялась Императрица. – Я в первую очередь женщина, а потом уже ...
     — Моя Императрица, кэптен Моррис по вашему приказу прибыл, – услышал Брейли голос своего старого друга.
     Не обращая внимания на вошедшего, Тианатина обратилась к коммандеру:
     — Так какая была вероятность?
     — Одна целая и семнадцать сотых процента, моя Императрица, – тихо произнёс Брейли, покосившись на Морриса. Тот понял о чём разговор, кивнул коммандеру. – Если бы вероятность встречи приблизилась к трём процентам, мы бы приняли соответствующие меры.
     — Например? Какие меры?
     — Мы бы ушли вслед за эскадрой, моя Императрица.
     Тианатина встала из-за стола, подошла к офицерам.
     — Моррис, Моррис, Моррис. Сын неудачников, которые покончили жизнь самоубийством. Интернат… это не интересно, как и первоначальное обучение. Так, закончил Академию... это тоже неинтересно. Во время Вторжения попал в плен и только Богу известно, как он оттуда выбрался. Планета, не помню названия, на которой Сильные держали пленённых, разнесли в пыль корабли Империи. Но чудо: Моррис без единой царапины прибыл в расположение эскадры на планете Этта. Прошёл полное обследование и ментосканирование, был допущен к несению службы. Допуск осуществил лично генерал Трикс, легендарный человек, да упокоится его душа с миром. Послужной список впечатляет, впечатляет, кэптен. Но! Вопрос о чудесном возвращении Морриса на Этту как-то сам собой утих. Как вы думаете, кэптен …
     Брейли смотрел на Морриса и не мог понять, что с ним происходит: изменились черты лица, пигментация кожи изменилась, руки удлинились, синие глаза стали карими. Станнер скользнул в руку, Стив почувствовал холод рукояти. Когда Моррис сделал шаг к Императрице, станнер выстрелил. Тианатина задумчиво смотрела на труп кэптена и именно сейчас Брейли понял, что в Императрице ничего не осталось от женщины. Просто Император, просто человек, лишённый эмоций.
     — Зря вы ему выжгли мозг, коммандер, – покачала головой Тианатина.
     — Извините, целиться в сердце не было времени, – ответил офицер. Брейли почувствовал, как течёт кровь из прокушенной губы, достал из кармана кителя платок.
     — Ну да, – согласилась Императрица, – тем более, что у него два сердца.
     — Что? Это такун с планеты Тейк-Со?
     — Ага. Хорошая работа, не так ли, коммандер?
     — Я не о том, моя Императрица. На лайнере «Пальмира», который мы... – Брейли замялся, – который был уничтожен, находился представитель такунов.
     — Что!? – Тианатина отступила на шаг от трупа Морриса. – Откуда у вас эти данные, коммандер?
     — Искин «Миссури» скачал всю информацию о пассажирах, членах экипажа «Пальмиры». У нас есть право обходить запреты искинов гражданских кораблей.
     — И? – топнула ногой Тианатина.
     — Там находилась принцесса Акун-Ро из...
     — Древнего рода Цзы, – закончила Императрица. – Значит так, коммандер... нет, теперь кэптен Брейли. Информацию о произошедшем удалить, при выходе из гиперперехода узнать о возможных свидетелях инцидента. Если есть свидетели..., Впрочем, это уже не ваши проблемы. Занимайтесь своими делами, кэптен. Я бы вам, и всему дежурному персоналу, рекомендовала пройти курс очищения памяти. За прошедшие сутки, так будет правильно. Я понятно объяснила?
     — Да, моя Императрица, – склонил голову Брейли. Когда он почувствовал вкус мяты на губах, то потерял голову. Его сознание от поцелуя Тианатины сказало «прощай». Брейли, как изголодавшееся дикое животное, рыча, разорвал на женщине халат и взял её здесь же, в двух шагах от мёртвого кэптена Морри, смотрящего в потолок, на сатиров с луками, на спелые грозди винограда, невидящими глазами.



Глава 2.




     Нет ни низа, ни верха, нет радости от огромной скорости, с которой двигалась спасательная капсула, бывший ложемент «Пальмиры». Сознание вернулось, и это радовало, но когда Антон представил возможный конусообразный веерный залп дезинтегратора, то понял: остаться в живых вряд ли удастся. Боли и обиды в душе не было, было ощущение грязи и разочарования в людях.
     Через узкую щель в верхней части ложемента Громов скорее почувствовал, не увидел, как военный корабль два раза выплюнул смертоносное излучение, разрушающее всё живое и неживое на своём пути. Потом пришла боль. Всего лишь на мгновенье, но этого мига хватило Антону на осознание того, что линкор «подчищал» за собой следы преступления, и уйти живым вряд ли удастся, ни о какой спасательной операции речи не может быть. Нижняя часть ложемента исчезла, специальная герметизирующая пена за сотые доли секунды затянула зияющую прореху, отгородив остатки человека от звёзд, космоса и холода. Встроенный в капсулу медицинский модуль бережно обернул культи ног человека гелевой плёнкой, ввёл в кровь наноботы, которые обезболили тело капитана, остановили кровотечение, попытались уменьшить страдания человека, погрузить его в сон. Медицинский модуль не учёл одного: в человеке находился имплант, который стимулировал мозговую деятельность капитана для выполнения им своих должностных обязанностей. Бывшего капитана. Нет корабля, нет капитана, нет прежней жизни. Улучшенный человек лежал с открытыми глазами, смотрел на вращающиеся звёзды, думал.
     Потом пришли воспоминания: «Ты мне не оставляешь выбора. У меня на борту первое лицо Империи», «Извини, парень, но приказ поступил от...»
     Перед глазами Антона появлялись и исчезали цифры: 4,5 и 9. Они, ярким светом неона, навсегда впечатались в мозг. Четыреста сорок плюс девятнадцать. Люди, доверили свою судьбу ему, капитану Громову, и он их не уберёг. Никогда человек не возьмёт в ладони звёзды – слишком уж обжигающий у них свет. Если любить и не получать ничего взамен, то это неправильно, это называется безответной любовью. Так не бывает, и так неправильно. Человека создали для звёзд, для галактик и необъятной Вселенной. Но только Вселенная, почему-то, людей не любит, свет звёзд губителен для человека. И ничего с этим не поделаешь. Мотыльки летят на свет и сгорают в пламени свечи.
     Так и с человеком: увидишь вблизи звёзды, похожие на огоньки ламп новогодней гирлянды, и забыть их не сможешь никогда. Вдохнёшь пьянящий воздух другой планеты, и обязательно захочешь вернутся именно на эту планету: посмотреть на восход и закат местного солнца, пригладить рукой неестественно яркую и сочную траву, сорвать с ветки дерева сочный плод, похожий на яблоко, но со вкусом малины, искупаться в бирюзовой воде океана и поиграть с неутомимыми дельфинами. После непродолжительного отдыха, отдохнувшим, полным сил и энергии, прибыть на космодром и вдохнуть перед полётом тот запах, который нигде больше не встретишь: запах звёздной пыли, запах раскалённой жгучими лучами солнца брони корабля, и чего-то неуловимого. Возможно, то, что ты никогда не почувствуешь в другом месте: запаха странствий, который смешан с едким запахом гексопропила и жжённой резины.
     Плазма, вырываясь из дюз кораблей, оставляет на бетонных плитах взлётно-посадочных полос космодрома незамысловатые узоры. И самому Богу неизвестно, о чём в момент посадки или взлёта думал мастер-пилот, держась за джойстик управления кораблём. Пилот – художник, джойстик – кисть, плиты космодрома – мольберт. Всё просто, и одновременно с этим, всё сложно. Рождённые в огненном вихре плазмы картины, чёрно-белые и абстрактные, навеки вплавляются в бетон. Гений-художник-пилот-корабль, непризнанный и никем не оценённый шедевр на бетонном мольберте. Шедевр бетонного мольберта. Пикассо, рисующий плазмой.
     Слёзы в невесомости превращаются в разноцветные бусинки, их как магнитом притягивает к смотровому стеклу. Может быть, им тоже хочется в последний раз посмотреть на звёзды? Антон увидел, как покрывало звёздного неба исчезло, почувствовал, что с каждой секундой увеличивается скорость падения в бездну. Остатки ложемента попали в гиперпереход и какая теперь уготована судьба Громову – неизвестно.
     Изнанка пространства – случайное открытие учёных. Можно двигаться вне изнанки, можно по её внутренней стороне. Одно и то же расстояние, от одной звёздной системы до другой, можно преодолеть за пятнадцать лет, двигаясь на релятивистской скорости, но можно преодолеть это же расстояние и за пятнадцать часов, использую гиперпереходы. Можно всё, было бы желание. У людей такое желание было, и они возможностью гиперпереходов воспользовались. Многие учёные полагают, что гиперпереходы, свёрнутые в рулоны участки Вселенной, которые протыкают иглы-корабли, возникли во Вселенной из-за аномалий самой Вселенной. Но их оппоненты считают, что переходы-струны создали Предтечи, чтобы сократить время путешествий, объединить всю Вселенную в одну транспортную магистраль или в сеть дорог. Для чего, интересно? Для того, чтобы разумный, выпив чашечку утреннего кофе в одном месте, смог решить насущные проблемы за сотни миллионов километров от дома, и в тот же день вернуться к своей семье. К жёнам, или мужьям, к детям, или к родителям. У некоторых учёных бытует мнение, что Сильные расы и есть Предтечи, которых никто и никогда не видел. Они существуют, устанавливают законы и правила поведения для той или иной расы, предпочитая ни во что не вмешиваться. Принцип невмешательства. Мягкий и, с точки зрения человеческой расы, бессердечный. Люди, как и такуны, альворады с Терра-Нова, все человекоподы похожи на детей. Им нужен Наставник, мудрый и сильный. Но он спит и когда проснётся – неизвестно. «Всевышний, высший разум, – прошептал Антон, – если ты сейчас слышишь, то дай мне шанс выжить, вложи мне в руки квант милосердия своего, квант на удачу. Я хочу вернуться в свой несуществующий дом, который меня предал, я хочу посмотреть в глаза тому человеку, для которого не писаны законы, который стоит выше людей, который решает судьбу сотен миллионов и даже миллиардов человек одним словом – «уничтожить». Всевышний, прошу: всего лишь квант на удачу».
     Антона обожгло прикосновение к неизвестному. Он оторвал от полусферы ментообмена много сот килограммовую голову и посмотрел вдоль тела, посмотрел с ужасом и восторгом на то место, где заканчивалась реальность и начиналась нереальная реальность. В ногах пилота, рядом с тем, что осталось от ног, появились яркие искры, похожие на искры бенгальских огней. Только разноцветные и обжигающие. Огни поднимались выше и выше, растворяли в себе человеческую плоть, превращая в атомы ложемент управления корабля, которого нет и никогда не существовало. Пройдёт относительно немного времени, и Антон перестанет быть Антоном. Но он верил, что превратится в элементарную частицу, и как нейтрино, минуя десятки, сотни парсеков Вселенной, пролетит сквозь толщу Земли, и лишь на миллисекунду остановит свой стремительный бег, чтобы посмотреть в глаза той, которая произнесла одно единственное слово «уничтожить». «Император должен умереть!» От этой нелепой мысли на душе стало почему-то тепло и уютно. Громов улыбнулся, закрыл глаза. Неизвестность была уже рядом, и Антон принял её, она приняла Антона. Дайвер, погрузившись в Ничто, превратился в Ничто. Он был везде, и одновременно с этим – нигде. «Если любишь звёзды, люби, но никогда к ним не приближай, малыш». ____ «.. и сначала мир увидел свет, мир прозрел и появилась плоть..» Антону хотелось спросить: чья плоть? У любой планеты появилась плоть-твердь или появилась плоть человеческая? Громов смотрел по сторонам и ему в голову пришла ужасная мысль: он ослеп. Вокруг двигались смутные тени, воздух был прохладным и сухим. Тихо, очень тихо. Человек боится тишины, ему хочется общения, социума. Но тишины и уединения ему хочется даже больше, чем общения. В мире людей наличие сплошных антагонистов: слов и дел, мыслей и безмыслия, сочетание несочетаемого. Сознание медленно, словно ворочая пласты нужной и ненужной информации, возвращалось. «Извини, парень, но ты мне не оставляешь выбора...» – Громову стало не по себе. «Император должен умереть!» – Громов усмехнулся. «Нейтрино, блуждающее и бороздящее просторы Вселенной...» – По щеке Антона сползла предательская слеза. У Громова появился главный вопрос: «где я и кто я». Вопрос «кто я», пожалуй, сейчас была наиглавнейший из всех существующих. Вопрос жизни и смерти. Что первично, а что вторично, какой запах у ноты «до», какой звук у гексопропила?
     «Что такое гексопропил, кстати?» – этого Антон не знал, возможно, не помнил, поэтому пожал плечами. «Тени мелькали, свеча горела. Пламя, размеренно колыхаясь… нет, слово неправильное какое-то. Не колыхаясь, а трепетало в ожидании... Ожидание чего и от чего трепетало пламя? От ветра, отчего же? Или от сквозняка, который, в принципе, тот же ветер. Ветер странствий и приключений, без которого жизнь невозможна. Но многие же живут, не выходя из дома? Живут и ничего страшного в этом нет: они творят, ваяют, пишут замечательные книги, сочиняют бесподобную музыку и любят жизнь. Всеми фибрами души, даже больше тех, кто вдыхает в себя ветер странствий. Существо, попавшее в неволю, стремится разрушить кокон одиночества и заглянуть, хотя бы одним глазком, на жизнь других и их дела насущные. Идущих против солнечного ветра и света, поднимающих паруса на барках и каравеллах, держащих в руках штурвал космического корабля».
     Громов понял, что сам себя пытается успокоить: он постепенно подводил сознание к неизбежному, он готовил себя к роли заключённого. «Если ты вышел из Ничто, значит не всё потеряно», – назидательно сказал Антон Громов. Тот Громов, который бредил когда-то звёздами. «Ну да, я почти ничего не потерял. Кроме ног. Извините, дамы и господа, разрешите проехать на колясочке капитану Громову, ему нужно попасть в рубку управления нашего круизного лайнера. Ох... нет воздуха, и это значит, что нет кислорода. Нет кислорода, поэтому в голову лезет всякая чушь. Откуда, например, это: «Если любишь звёзды, люби, но никогда к ним не приближай, малыш». Это не мои мысли. Тогда чьи? Не знаю», – Громов Антон, мотылёк, побывавший вблизи племени свечи, усмехнулся и попробовал приподняться. Что-то мягкое и эластичное удерживало его на месте. Только знать бы ещё, что это за место. Чем больше Антон прилагал усилий приподняться, тем мягче и настойчивее это что-то эластичное удерживало его тело, обездвиживало. Зрение начало понемногу восстанавливаться: буквально в метре от себя Громов увидел тело человека. Только он было какое-то непривычное и негармоничное, чего-то в нём не хватало. Антон присмотрелся и вздрогнул: на столе, похожего на хирургический, лежало его тело. До пояса, ниже ничего не было. Лицо умиротворённое, глаза закрытые, светлые, цвета спелой пшеницы волосы почему-то стали цвета серебра. «Как же так? – промелькнуло в голове Антона, – если я там, на столе, то кто же тогда здесь? Я мыслю, значит существую, если существую, – значит у меня должно быть тело. Или нет? Этого ещё не хватало! Бестелесное создание? Лучше бы я умер!» Антон вздохнул и попробовал пошевелить пальцами правой руки. Это сделать получилось, но очень как-то неуверенно и неуклюже. Создавалось впечатление, что Антон, точнее, его тело, никогда не выполняло простейших команд, поступающих из головного мозга по нейронам к мышцам. Левая рука согнулась в локте, Антон закричал от боли. Потом он почувствовал укол в шею и сознание провалилось куда-то вниз. Там была тьма и одиночество. И ещё холод, нечеловеческий и пахнущий, почему-то, вишней. 3D-биопринтер закончил работу, прозрачная полусфера открылась. В операционной появился человек со светлыми, собранными сзади в хвост, волосами. Он подошёл к «новорождённому», посмотрел на тело-донор, лежащее на операционном столе, покачал головой. На человеке была одежда, напоминающая буддийский наряд кашаи, только белого цвета, на ногах – сандалии. Человек держал в руках небольшого размера бокс из стекла, в котором находилось существо, внешне напоминающее медузу ируканджи, только розового цвета. Медуза скользнула по стенкам бокса, оказалась в области правой грудины человека, лежащего в биопринтере. Молодой мужчина дёрнулся, зашипел от боли, попытался приподняться на локтях. Медуза начала медленно погружаться в тело человека, раздвигая плоть множеством миниатюрных ножек-щупалец. На дисплее биопринтера появилась надпись: «Начало установки бионической нейросети «Наблюдатель». Окончание установки импланта и активация нейросети через десять часов сорок минут». Включился в работу молекулярный деструктор: над столом, на котором лежало тело-донор, возникла вспышка ярко-голубого цвета. Старое тело Антона Громова исчезло со стола в результате молекулярного распада.



Глава 3.




     Сколько угодно можно было искать солнце глазами, но его не было. Само небо, синее и безоблачное, излучало свет. В одно и тоже время, как по расписанию, шли дожди, и комнату наполнял запах озона и осени. Громов не помнил почему, но был уверен, что осень – его самое любимое время года. Не та промозглая осень, с затяжными ливнями, слякотью под ногами и насморком, а осень с нарядными, золотисто-багровыми листьями. И птицами, улетающими на юг. Туда, где тепло, где можно перезимовать и потом вернуться «домой». Лёгкая, похожая на тюль занавеска едва заметно затрепетала, Антон посмотрел на противоположную от окна стену комнаты: пять минут тому назад контура восьмиугольной двери не было. Антон мог поклясться, чем угодно, что именно так всё и было. Не «просочился» сквозь стену робот, не происходило никаких медицинских обследований Громова, которые ему изрядно надоели. Единственное дополнение к произошедшему изменению: на выдвижной пластине серебристого цвета находились два туба. Первый, зелёного цвета, был чуть больше и толще второго, цвета неба.
     «Еда и питьё», – понял Громов. – Если это так, то карантин, скорее всего, окончен и хозяева лечебного модуля разрешают своему пациенту совершить небольшой променад. Только одного они не учли: Антон не знал куда идти и что или кого искать. Но движение, как известно, это жизнь и двигаться, неважно в какую сторону, для человека вполне нормальное и обычное дело. Даже не так: это привычное состояние души человека. Иди не знаю куда, принеси то, не знаю что. Мудрые были предки, очень мудрые. Антон взял зелёный туб, посмотрел на яркую наклейку: производители рекомендовали делить содержимое туба на три части, отмеченные на наклейке поперечными пунктирными линиями. С водой было проще, на тубе не было никаких поясняющих рисунков, кроме изображения огромной капли воды. Вода есть вода, её капля, скорее всего, олицетворяет самое важное в природе химическое соединение, основа жизни во всех мирах, в любой точке Вселенной.
     Антон провёл рукой по белоснежной стене, по ней пробежали сполохи света, стена из матово-белой превратилась в зеркальную. На Громова смотрел знакомый и незнакомый мужчина лет тридцати. Неужели он так выглядел там, в другой жизни? Светловолосый, с ярко-голубыми глазами и упрямой складкой между бровей? Об этом можно было только догадываться: своей прошлой жизни Громов почти не помнил. Только имя, только то, что он родился на далёкой планете Земля. И ещё: он когда-то давно, может быть много миллионов лет тому назад, умел перемещаться от одной звезды к другой, управлял тяжёлыми и мощными кораблями. Но как он ими управлял, Антон не помнил. Не помнил он и того, как попал в медицинский модуль, что с ним произошло, почему ег, на протяжении тридцати дней не выпускали «на волю». Только таблетки, обильное питьё, два раза в день – обследования организма, дневной сон и сон ночью. Еда невкусная и однообразная, но никакого голода Громов не ощущал. Взрослый мужчина в пижаме нежно-голубого цвета – зрелище не для слабонервных. На пижаме было множество линий, которые переплетались, образуя при пересечении множество геометрических фигур. Они, в свою очередь, при изменении угла зрения, становились объёмными. Кубы, сферы, объёмные треугольники, восьмиугольники. Как понял Антон, даже изображения на пижаме должны его к чему-то подталкивать, к каким-то воспоминаниям.
     — Что, и в этом мне разгуливать по улице? – Антон замолчал: он первый раз за тридцать суток произнёс слова вслух.
     Общение с «хозяевами» медицинского модуля, в основном, происходило на ментальном уровне: хочу есть, хочу спать, мне холодно или мне жарко, хочу принять душ. Открывались невидимые для глаз ниши или двери, и Антон получал желаемое. Так произошло и сейчас: Громов представил платяной шкаф, мысленно открыл дверцу, чтобы прикоснуться к разнообразной одежде. Раздался мелодичный сигнал, в отражении зеркала Антон увидел противоположную стену, в которой чётко очерченным контуром просматривались прямоугольные двери. Да, шкаф был именно таким, каким и должен быть: левая внутренняя часть – три полки с нательным бельём, носками, платочками, правая часть – на блестящей перекладине, сбившись, как шпроты в банке, на плечиках висели вещи. Из разнообразия всевозможных костюмов, деловых и спортивных, Громов выбрал комбинезон на лямках, на полке нашёл белоснежную футболку, носки белого цвета. А вот с нательным бельём он не знал, что делать: оно было прозрачным. Хмыкнув, Антон начал одеваться. Здесь же, в шкафу, он нашёл матерчатые тапочки кремового цвета и чёрный, вместительный рюкзак.
     — Ты посмотри, всё предусмотрели, – тихо произнёс Громов, рассматривая содержимое рюкзака. Два полотенца, смена белья, две футболки синего цвета, три комплекта тубов, аналогов, лежащих на выдвижной пластине, и много-много разной мелочёвки. Моток тонкой верёвки, крючки для ловли рыбы, жидкость для розжига костра, нож со множеством лезвий. И самая главная находка – оружие. Привычный для землянина станнер.
     — Поход в неизвестность должен получиться отменным, – произнёс Громов, рассматривая в зеркале своё отражение. Антон подмигнул Антону, оба улыбнулись. – Пора в дорогу, парень.
     Только сейчас Громов увидел на комбинезоне яркую прямоугольную нашивку: жёлтый луч света, попадая на плоскость параболического зеркала, отражался и уходил в бесконечность.
     — Зеркало, но почему?
     Восьмиугольная белоснежная дверь бесшумно исчезла в стене.
     — Зеркало!
     Дверь оказалась на своём месте.
     — Это что, какое-то слово-маркер? – бросил в никуда Громов. Ответа, как и ожидалось, не последовало. – Понятно. Происходит процесс самообучения.
     Антон посмотрел на кровать, на окно, потом, тряхнув головой, словно прощаясь с комнатой в модуле навсегда, произнёс:
     — Зеркало.

     За открывшейся дверью был длинный, восьмигранный коридор. Каждая грань имела свой цвет.
     — Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, – пробормотал Антон. – Только чёрный цвет не гармонирует ни с чем. Хотя... чёрный со всеми цветами гармонирует. Универсальный цвет.
     Антон стоял как раз на грани чёрного цвета. Слева от него грань искрилась красным цветом, справа – переливалась фиолетовым, меняющим свои оттенки.
     — Мир радуги, не иначе, – пожал плечами Громов и сделал первый шаг по коридору. Пройдя метров пять, он остановился: двери для выхода наружу не было.
     — Вот незадача. Попробуем встать на красную грань. Вдруг да получится.
     Громов поставил левую ногу на красную грань, потом перенёс на неё центр тяжести тела, и только потом поставил на грань правую ногу. Тело находилось в горизонтальном положении, фиолетовая грань стала выше, её место заняла чёрная.
     — У, как, а ведь получилось! Мы плевали на все законы физики. Ну-ну, так даже интереснее. Только возник вопрос: в каком же я сейчас нахожусь мире?
     Дверь красного цвета была нестандартная: она состояла из сегмента октагона, то есть в форме треугольника. Антон попытался найти глазами элементарную дверную ручку, но лишь выругался, потом произнёс всё тоже слово «зеркало». Открытие двери для человека – понятие давно устоявшееся и почти ритуальное. За дверью дома человека ждали какие-то открытия, возможно, приключения, начало нового пути. На ту же работу. Сейчас же сегмент восьмиугольника просто исчез и Антон увидел голубое небо, ярко-зелёную траву, в коридор ворвался птичий гомон и ветер с запахом… Антон задумался... запахом свободы? Неужели так пахнет свобода? Одурманивающе-сладостно и желанно? Возможно-возможно. В голове появилось очень знакомое, но почему-то забытое слово «тамбур-шлюз». Посмотрев на стены коридора, Антон чуть пафосно произнёс:
     — Отныне и навеки веков коридор именуется тамбур-шлюзом. Аминь, мать вашу.
     Степь, огромная и безграничная, запах разноцветья и ласковое солнце. Высоко в небе едва различимая паутина облаков. Антон оглянулся: медицинского модуля с тамбур-шлюзом не было, путей к отступлению тоже. Только бесконечная степь. Порыв ветра колыхнул траву и она, как огромная волна тёмно-зелёного цвета, разошлась по степи, сама степь ожила, наполнилась пением жаворонка, нестройным хором цикад. Впереди, в метрах ста от Громова, находилось нечто, что отражало лучи солнца. Ослепительно-белый луч света уходил в безграничное небо, растворялся в его синеве.
     — Скорее всего, и там зеркало. Что же может...
     Громов от неожиданности даже присел, посмотрел по сторонам: он находился в тамбур-шлюзе медицинского модуля на грани красного цвета.
     — А что, очень удобно. Сказал определённое слово, и ты дома. Нужно привыкнуть слово-маркер не произносить, иначе... Теперь попробуем открыть дверь-не дверь оранжевого цвета. Хм... хоть бы никуда не влипнуть, чёрт побери.
     Сегмент оранжевого цвета исчез, когда Громов стал двумя ногами на грань октагона цвета апельсина. Мела метель, куда глаз хватало, лежал снег. Температура, по ощущению, была в районе нуля. Антон зябко поёжился, хотел вернуться «домой», но пронизывающий насквозь тело ледяной ветер стих, из-за пелены снега показались стройные ряды низкорослых зеленеющих деревьев.
     — Это что же получается? Здесь зима, там лето? Интересно.
     «Включён режим адаптивной терморегуляции», – прозвучал в голове женский приятный голос.
     — Это что-то новое, – покачал головой Антон. – Голоса в голове – это не к добру. Как сказала Алиса «Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее!»
     От тела исходил жар и снежинки, не долетая до человеческого тела, таяли.
     — Вперёд, мой верный копьеносец! Нас ждут великие дела!
     Громов прошёл метров триста, оглянулся: следов, которые, по идее, он должен оставить за собой великое множество, не было.
     — Всё страннее и страннее!
     Не доходя до границы зима-лето метров пятьдесят, дорогу Антону перегородило небольшое застывшее озеро. Между льдом и берегом была вода, в которой копошилась шуга. До льдины – метров пять.
     — Герои не идут в обход и не ищут лёгких путей.
     Антон отошёл от воды на десять шагов, разогнался и оттолкнулся ногами от раскисшего берега.
     — Ох, ну ты посмотри! Как в сказке! – удивился парень. – Метров десять пролетел аки птица. То ли пониженная гравитация помогла, то ли с телом что-то не так. Впрочем, должен радоваться, что не в воду приземлился. Не помогла бы тебе, Антон, адаптивная терморегуляция. Вообще бы ничего не помогло. А с твоим иммунитетом, который, скорее всего, слетел к чёртовой матери, пришлось бы несладко.
     Прыгнув ещё раз, теперь оттолкнувшись от льдины, Громов оказался на противоположном берегу озера. Воздух был значительно теплее, с неба сыпал мелкий снег, больше похожий на острые льдинки. Лето наступило сразу, как только человек пересёк невидимую границу: солнце ударило кулаком по макушке, Антон задохнулся от горячего воздуха, закашлялся. Ровные ряды деревьев, ветви которых ломятся под тяжестью странных плодов. И не груши и не яблоки. Но размер плодов впечатлял. Антон один плод взял в руку и прикинул вес. Получилось что-то около трёх килограммов. Захотелось сорвать грушу-яблоко, вонзить в мякоть зубы, захлебнуться соком, кисловато-сладким и терпким. Но пробормотав «бережённого Бог бережёт», Громов пошёл по междурядью туда, где виднелся силуэт дома с красной крышей. Возле одного дерева он остановился, присвистнул: если нижние ветки были усыпаны чудо-плодами, то верхние только-только выпустили ярко-зелёные молодые листочки. На некоторых деревьях плодоносящие ветви соседствовали с ветвями, на которых распустились цветки ярко-розового, персикового цвета. Завывая своими крыльями трудились пчёлы, порхали разноцветные бабочки.
     — Земных бы селекционеров сюда, – произнёс Антон. – Этот мир для них покажется раем. Да и мне он кажется раем, главное не ошибиться и не попасть в чистилище... а это что за чудо?
     За деревом, усыпанном плодами, похожими на земные баклажаны, в междурядье стоял комбайн. В привычном для землянина смысле этого слова, это был именно он: самоходное колёсное шасси, огромный, усиленный рёбрами жёскости бункер, застеклённая кабина, поворотный рукав. Кабина была открыта, словно незадачливый комбайнёр, увидев что-то страшное, покинул кабину, даже не закрыв дверь. Антон, по небольшой лестнице, поднялся в кабину, сел в кресло. Именно, в кресло. Оно, вздохнув, подстроилось под анатомию человека и... ничего не произошло. На выносной панели Антон увидел тревожно мигающий красный светодиод, под ним был закреплён шильдик с какой-то надписью.
     «Включена система адаптивного перевода»
     Громов подскочил на месте и посмотрел по сторонам. Рядом никого не было. Буквы, похожи на арабские, исчезли, на шильдике появилась надпись: «недопустимо низкое напряжение в бортовой сети, необходима полная зарядка аккумуляторных батарей».
     — Что же это с хозяевами произошло, интересно? Бросили технику, изверги.
     Антон знал, именно знал, что в подобной технике должен быть резервный источник питания. И он его нашёл, точнее, нашёл переключатель с основного элемента питания на резервный. Бортовой компьютер, расположенный справа от водительского кресла, ожил, пару раз пискнул. На небольшом дисплее появилось изображение клетки сада, местоположение комбайна, отмеченное зелёной точкой, и пульсирующие красные точки – местоположение ещё трёх комбайнов. Компьютер опять пискнул, на дисплее появилась надпись:
     «Коммутация с остальными машинами?» и две кнопки красного и зелёного цвета. Громов, естественно, выбрал зелёный цвет. Новые надписи Антона заставили задуматься: «База?» и «Продолжить движение?»
     Если с комбайном, в котором находится Громов, произошла поломка, то она не исключена и на других трёх. После нажатия на кнопку «База», комбайн ожил, медленно, почти бесшумно, поехал в сторону двухэтажного дома. Руля нет, джойстика управления нет. Кто-комбайном-то управляет? Антон невольно посмотрел на небо. Возможно, где-то высоко, в чёрном от ночи звёздном небе, находились спутники управления. Скорее всего, база управления комбайнами находится в доме. Или-или, как говорится.



Глава 4.




     Антон долго наблюдал, как комбайны, выползшие из сада, неуклюже разворачивались за домом, становились на зарядку. Навес над базами для зарядки был лёгким и, казалось, невесомым. Покатая крыша, тонкие стойки, классические конструкции Ферма, шесть баз для зарядки. Непрерывно сигнализируя о движении назад, комбайны находили свою базу, из которой выдвигались длинные токопроводящие шины. Машины радостно замирали, получая то, что им было так необходимо.
     — Дело сделано, – произнёс Антон. – Только непонятно где два недостающих комбайна.
     Он посмотрел на дом с красной крышей и громко засмеялся: строение состояло из отдельных кубиков, из которых дети строят игрушечные домики для кукол. Фиолетовый куб, ярко-красный, ядовито-жёлтый. В каждом, словно нарисованные, были окна с занавесками. За навесом с базами для зарядки аккумуляторов, Антон увидел приличных размеров ангар классической формы. Откатные ворота была закрыты, на петлях висел самый обычный замок с дужкой.
     «Почему так всё запущено? – подумал Громов. – Компьютеры соседствуют с примитивным бытом. Просто удивительно».
     Он обошёл дом, остановился перед ступеньками, ведущими к двери, с виду металлической и массивной. Несмотря на то, что кубики не внушали доверия, дом выглядел крепко сложенным, как говорится, построенным на века.
     «Как мне попасть в дом?» – повторила Алиса громче.
     «А стоит ли туда попадать? – сказал Лягушонок. – Вот в чём вопрос».
     Громов засмеялся, поднялся по ступенькам лестницы, увидел блестящую пластину с единственной кнопкой и узкой щелью разговорного динамика, который «ожил»:
     — Зачем пришёл? – Голос был женский, приятный, с небольшой хрипотцой.
     — Чтобы познать себя, – ответил Громов ни на секунду не задумываясь.
     Через домофон было слышно, что кто-то тяжело вздохнул, щёлкнул замок, дверь приоткрылась.
     — Заходи, но только без глупостей.
     Антон увидел над дверью глазок камеры наблюдения и на поворотном шарнире турель автоматического оружия. Странного по форме, но, скорее всего, смертельно-убойного. Покачав головой, Громов потянул дверь на себя, сделал шаг внутрь. В какой-то момент времени ему показалось, что он попал в самый обычный земной дом: два на два метра свободного пространства прихожей, слева от входа на стене вешалка, под ней полка для обуви. Справа от входа – закрытая деревянная дверь. Наверх, на второй этаж, вела деревянная лестница с рассохшимися от времени ступеньками. Очень скользкими ступенями, как понял Громов при подъёме наверх. Лестница закончилась площадкой два на два метра, справа расположено небольшое окно, напоминавшее бойницу, слева – дверь. За ней Антон увидел небольшой коридор, двери. Дверь справа, двухстворчатая, оказалась открытой. Комната шесть на шесть метров, огромный диван, два кресла, трёх полочный невысокий стеклянный столик, скорее всего журнальный, окно от пола до потолка, прикрытое тяжёлыми, с подвесами, занавесями светло-коричневого цвета. Женщину, из-за огромного размера дивана, Громов увидел не сразу.
     — Мир вашему дому, хозяйка.
     — Если пришёл, нечего в дверях стоять. Садись в кресло, – ответила темноволосая женщина. В её руках плясали спицы, три мотка нитей, находившихся в полупрозрачных ящиках, непрерывно проворачивались и двигались, как живые существа. Ноги женщины были укрыты клетчатым пледом, под спину она положила огромную подушку.
     — Антон, – представился Громов.
     — Криспа, – ответила женщина. Потом она посмотрела на слегка изогнутый дисплей, закреплённый на стене напротив дивана. – Ты новый техник?
     — Нет, скорее прохожий, – пожал плечами парень.
     — С комбайнами лихо управился. Они почувствовали силу, стали послушными. Просто удивительно!
     — Чтобы управлять комбайнами нужен техник?
     Спицы замерли на мгновение, Криспа с удивлением посмотрела на гостя.
     — А как по-другому? Один печёт хлеб, другой, как я, выращивает биомассу, третий – непонятно чем занимается, но тоже при деле. Антонэ... – Криспа произнесла имя именно так – так всё же, зачем ты сюда пришёл и как пересёк зону климатизатора? Там же чудовищно холодно.
     — Там, где я жил, для человека такие температуры вполне приемлемы, вреда для здоровья нет никакого, – ответил Антон, рассматривая изображение на дисплее, поделенный на шесть секторов. В четырёх Громов увидел своих недавних «питомцев», жадно поглощающих электроэнергию из баз, в двух прямоугольниках был виден огромный сад и часть приграничной зоны. Антон даже сумел различить часть замёрзшего озера. Криспа перехватила взгляд Громова:
     — Думала, что утонешь. А ты взял и полетел, малыш.
     — Малыш? – удивился Антон. – Вы же меня лет на пять старше?!
     Антон встретился взглядом с Криспой, и опустил глаза: во взгляде женщины читалась вековая мудрость и познание сути жизни.
     — Выглядеть молодым – это не значит быть таковым, – покачала головой Криспа. – В век Перерождения всё возможно, мальчик мой. У тебя какое воскрешение? Только честно.
     Громов растерялся и не знал, что ответить.
     — Что такое век Перерождения и что такое воскрешение? Смысл этих слов я знаю, конечно, но...
     — Антонэ хочет мне сказать, что он перворождённый? Не верю!
     — Знаете, Криспа, а ведь я никому ничего доказывать не собираюсь. – тихо сказал Антон, снимая лямки рюкзака. Рюкзак он положил на пол, возле ног.
     — Извини, теперь я вижу, что ты говоришь правду. – Криспа долго рассматривала рисунок параболического зеркала на комбинезоне, который раньше прикрывала левая лямка рюкзака. – Не думала, что встречу живого прогатора. Как теперь к тебе обращаться, Антонэ? На «вы» и стоять по стойке смирно? Я бы встала, только у меня нет ног. Нет, бионические протезы есть, но в них мне некомфортно.
     Криспа хрипло рассмеялась, отложила вязание в сторону. В её правой руке появилась тонкая изящная сигарета, в правой – зажигалка. По комнате пополз пряный запах из смеси табака и вишни.
     — Меня зовут Антон, не Антонэ, – Громов сделал акцент на последней букве и решил в общении перейти на «ты», – я прибыл издалека и часть твоих слов мне непонятна, Криспа.
     — Хорошо, Антон, – согласилась женщина. – Твоё имя трудно произносить, но я привыкну. Давай начнём сначала: привет, Антон, меня зовут Криспнесс, друзья зовут Криспа.
     — Привет, Криспа, – улыбнулся Громов. – Меня зовут Антоном, друзей у меня нет, как и дома. Я прибыл издалека и не знаю, как себя в этом мире вести. Я как чистый лист бумаги: что на нём напишешь, то и прочитаешь.
     Женщина вздохнула, откуда-то из-за дивана появились протезы ног.
     — Если хочешь – смотри, но зрелище не из приятных, мальчик мой.
     Антон кивнул, подошёл к окну: куда хватало глаз, был сад. Ухоженный, как под линейку посаженные деревья и ни одной травинки или сорняка. Это Громов заметил, когда ехал в кабине комбайна.
     — Красиво, да?
     Громов обернулся: перед ним стояла симпатичная женщина, лет тридцати-тридцати пяти. Волнистые каштановые волосы, карие глаза, аккуратный нос, правильные черты лица. Криспа была одета в простенький, «домашний» халат с абстрактным рисунком. Она улыбнулась:
     — Есть хочешь, Антон?
     — Нет, спасибо. Давай лучше поговорим, Криспа, и я пойду дальше.
     — Хм... Да ты, похоже, уже пришёл. На этом острове я одна осталась в живых, если так можно выразиться. Для четверых моих друзей век Перерождения закончился. Проще говоря, они не смогли оплатить новые тела. Вот такая печальная история, малыш.
     — Тела? Вы покупаете новые тела? – Антон непроизвольно сделал шаг назад.
     — Ты с какой планеты, парень? – прищурив глаза, спросила женщина.
     — С Земли, – ответил Антон.
     — Что за ерунда? Земля — это верхний плодородный слой почвы. Какое название у твоей планеты?
     — Другое название у неё Терра, – ответил Громов. – Разве так важно название планеты? Я считал, что самое ценное на ней это люди.
     — Естественно, люди, – согласилась Криспа. – Мы в это верили, причём, слепо верили. Но потом произошло то, что в нас эту веру убило. А название планеты мне нужно для того, чтобы найти её на атласе. Вот смотри, Антон.
     Взмахом руки Криспа убрала с изогнутого дисплея изображение комбайнов, сада и замёрзшего озера. Вместо этого на дисплее появились звёзды. Много звёзд, галактик с пыльными рукавами, созвездия.
     — Звёзды, – выдохнул Антон.
     — Да, это они, – подтвердила Криспа. – В каком квадрате звёздного неба находится твоя галактика ты, скорее всего, не знаешь.
     — Нет, Криспа, может я это когда-то и знал, но теперь забыл. Ты знаешь, я когда-то передвигался от одной звезды к другой на большом корабле. Но как я это делал, не помню. Ты мне веришь?
     — Верю, – ответила женщина. Она посмотрела на Антона так, что у него сжалось сердце, перехватило дыхание. – К этому вопросу мы ещё вернёмся, Антон. Хорошо?
     — Конечно.
     — Вот это и есть ареол обитания людей. – На дисплее появилось укрупнённое изображения части звёздного неба. Яркими пульсирующими точками выделялись пять звёзд. Изображение ещё укрупнилось, и Антон увидел планетарную систему: звезда-солнце, пять планет. Две из них были газовыми гигантами. Криспа по очереди приближала изображение звёзд, давая Антону возможность их рассмотреть. В принципе, все планетарные системы были похожими друг на друга, разница была лишь в количестве планет и в наличии газовых гигантов.
     — В пяти звёздных системах по одной планете, пригодной для существования людей. Воздушная смесь примерно одного состава, сила тяжести плюс минус три десятых. Пять планет объединены в Содружество. Но главное не в этом, Антон. Какая вероятность того, что на пяти планетах почти одновременно возникли благоприятные условия для возникновения жизни?
     — Ничтожно мала. Какой разброс?
     — Пятьдесят-сто лет, Антон. Такого, в принципе, не может произойти. Согласен?
     — Конечно, – согласился Громов.
     — Не может, но это произошло. Удивительно, да? Дальше ещё интереснее. За много сот миллионов километров от Содружества были обнаружены ещё пять планет, заселёнными человекоподобными существами. Да-да, не смотри на меня такими глазами, мальчик мой. Ты, скорее всего, догадался, что жизнь на этих пяти планетах возникла примерно в одно время с возникновением жизни на планетах Содружества. На сто пятьдесят лет позже, но что такое пятьдесят лет по сравнению с возрастом Вселенной? У тебя не возникло никаких предположений?
     — Одно единственное: кто-то вдохнул в планеты жизнь.
     — Совершенно верно, – согласилась Криспа. – Кто-то могущественный, щедрой рукой засеял благодатную почву семенами, они проклюнулись и появилась жизнь. Сначала в воде и так далее и тому подобное. Здорово, да? Есть одно «но», Антон! Никто и никогда этих могущественных созданий не видел. Они ушли. Навсегда? Неизвестно. В какую область Вселенной – тоже неизвестно. Печально, но это так и есть на самом деле.
     — Ну... Вселенная безграничная. Возможно, они сейчас находятся вот в этом квадрате, – Антон наугад ткнул пальцем в точку на карте звёздного неба, – занимаются терраформированием планет или поиском планет, на которых существуют благоприятные условия для возникновения жизни. Кто знает?
     — Зачем? – спросила Криспа. – Зачем им это делать, Антон? Можно жить на благоустроенной планете, и ни о чём не думать, не нести колоссальные затраты на поиски пригодных для жизни планет. Зачем им терять время и колоссальные убытки, Антон? И почему они ушли? Устроили эксперимент, поставили на этом точку и удалились? Нет, что-то в этом неправильно. Кстати, ты показал на область Вселенной, осознанно или нет, которая закрыта для посещения.
     — Это как? – не понял Громов. – Замок на пространство не повесишь, не поставишь в космосе табличку «Проход запрещён».
     — Они поступили с нами очень жестоко, – вздохнула Криспа. – Просто-напросто взяли и закапсулировали нашу область. Триста пятьдесят миллионов километров от условной границы. Дальше – ни-ни. Условная граница – это десять астрономических единиц от нашего солнца.
     — А вы пробовали нарушить это «ни-ни»?
     — Пробовали, – ответила женщина. – Корабли уходили в затяжной прыжок и исчезали. Это было похоже на растворение соли или сахара в стакане горячей воды. Был корабль и не стало корабля.
     — Возможно, вы по отношению к ним проявили какую-то агрессию, Криспа?
     — Мы думали над этим, Антон. Может быть, когда мы начали убивать друг друга, когда плазмой выжигали города и разрушали планеты, они покачали головой и плюнули на нас? Неудачный эксперимент и всё на этом, достаточно, наигрались? Но тогда зачем они оставили среди нас прогаторов, которых мы называем Наблюдателями? На каждой планете Содружества и на планетах Империи есть места, огороженные силовыми барьерами. Снять их невозможно, что-то рассмотреть через серо-стальную пелену нельзя, ничего не видно. На орбитах находятся спутники, которые что-то фиксируют, куда-то передают информацию. Зачем, для чего, для кого?
     — Империя это пять других планет? – спросил Антон, подходя к дисплею.
     — Да. Сначала они себя называли Федерацией, потом появилась та, которую все возненавидели. Высокомерная, кичливая, заносчивая, амбициозная, бессердечная. Она зарыла в землю зерно разобщения, плоды созрели, всё пошло кувырком, начались войны. Они, как взрыв сверхновой, безжалостные и уничтожающие всех и всё. Содружество и Федерация уничтожили бы друг друга, но пришли Они и в один миг война закончилась, представляешь? Вокруг десяти планет появились миллиарды серебристых шаров, которые объединились между собой тонкими лучами света. «Покрывало тишины», так мы назвали силовое поле вокруг планет, накрыло искусственные и естественные спутники планет. Кораблям военным стоп, торговым – стоп. Живите каждый в своём мире. Хотите воюйте, хотите живите мирно.
     — И вы, кто это сделал, опять не увидели, – произнёс Громов.
     — Нет, конечно, – ответила Криспа. – Около трёхсот лет продолжалась изоляция планет. Потом серебристые шары исчезли, но появилось ограничение в полётах. Как я уже сказала – триста пятьдесят миллионов километров от условных границ. Теперь между Империей и Содружеством мир, но только что от этого толку? Я тогда проходила службу на крейсере, мы случайно оказалась за силовым полем, этим, так называемым, «покрывалом». Вернулись на планеты на спаскапсулах, их, слава богам, силовое поле пропустило. Так я и оказалась на этой планете с одним огромным островом. Город, в котором я выросла, превратился в ничто, там до сих пор гуляют протуберанцы. В этом доме жил фермер, который научил ухаживать и выращивать неплохие урожаи биомассы.
     — Если вы научились выращивать новые человеческие тела, то почему..
     — Почему я хожу на протезах? – усмехнулась Криспа. – Чтобы память осталась о смутном времени Разобщения, о войне, которой могло не быть. Я солдат, Антон, а кто лучше всех знает, что такое война!? Только тот, кто убивал и кого убивали.
     — Подожди, – тихо произнёс Антон, – ты воевала? Сколько же тебе лет, Криспа?
     — Пятьсот, – так же тихо ответила женщина. – Никогда бы не подумала, что от жизни можно смертельно устать, Антон. Я последний раз купила тело, больше этого делать не собираюсь.
     — Поэтому этот век вы называете веком Перерождения?
     Криспа кивнула, увеличила область Вселенной, на которую указал Антон. Исчезли звёзды и галактики, исчезли сверхновые и чёрные дыры. На дисплее были разлитые неумехой чернила, бесформенное пятно тёмно-фиолетового цвета. Закрытая область, запретная территория. Только кто дал право сверхсуществам ставить такие барьеры и ограничения? В этом было что-то нечеловеческое и неправильное.
     — Скажи, Антон, каково это умирать?
     — С чего ты решила, что я умирал?
     Криспа повернулась к Громову, и он увидел слёзы. Ни одна война, ни одна даже самая маленькая капелька крови не стоит женских слёз.
     — Глаза никогда не обманут, Антон. У тебя взгляд человека, прошедшего... нет, не так. Познавшего, что такое смерть. Это страшно? На войне погибнуть, это нормально. Но чтобы вот так, в мирное время взять и умереть? Нет, это, наверное, всё-таки страшно.
     — Умирать не страшно, страшно воскреснуть и осознать, что это произошло именно с тобой, – произнёс Антон. – Я понимаю, что скажу ерунду, но я даже благодарен судьбе за свою смерть.
     — Вот уж действительно, ерунда, – кивнула Криспа. – Если бы не смерть, то…?
     — То я никогда бы не попал в этот мир, на эту планету, не встретил бы тебя. Это глупо звучит, конечно, но наши войны, я так думаю, впереди, Криспа. Как я понял, вы старше нас и мудрее. Но несмотря на это воевали. Что тогда говорить о нас? Я чувствую, что и на наших планетах появилось зло, которое, рано или поздно, приведёт к разобщению. Воспоминания стёрты, смутные картинки возникают только по ночам, во сне. И я их стараюсь отогнать от себя, утром забыть, как страшный сон, который никогда не повторится. Но сон приходит вновь и вновь, и я не знаю, что с этим делать. Там, во сне, погибает мой корабль. Я вижу звёзды и чувствую боль. Она во всём теле, в голове пульсирует мысль: нас предали. Иногда я отчётливо вижу цифру 459, но я не понимаю, что она может для меня значить. Ещё во сне я вижу молодую женщину, которую зовут Мила. Она идёт ко мне по полю, не касаясь ногами травы, и дарит мне венок из полевых цветов. Мне обязательно, обязательно нужно вернуться домой, потому что я чувствую за собой неоплаченный долг и…
     — И? Не бойся, говори, Антон, – произнесла Криспа.
     — Император должен умереть, Криспа. Почему? Я не знаю. Возможно, она виновата в смерти моего корабля. Но я со временем во всём разберусь. Готов умереть сотни раз для того, чтобы вернуться домой. Там мои звёзды, не здесь.



Глава 5.




     Криспа готовила на кухне обед, Антон вышел из дома, подошёл к комбайнам. Зарядка батарей подходила к концу, на базах горело восемь из десяти зелёных светодиодов.
     — Какой идиот опустил нижний предел разряда до двух процентов? Я бы этого техника...
     — Ты о чём, Антон?
     Рядом стояла Криспа внимательно рассматривая комбайны.
     — Не знаю, какая была квалификация у техника, но он, идиот, опустил нижний предел разряда по минимуму. Компьютер не обманешь: он просчитал, что комбайны до базы не доедут, остановил машины в саду. Криспа, ты побледнела. Что не так?
     — Во-первых, техником у меня работал мой отец. Биологический, в смысле. Во-вторых, у него нет и никогда не было никакого технического образования и подготовки. Он всё делал по наитию. Как бы тебе это объяснить?
     — Методом научного тыка, – улыбнулся Громов. – Получится – хорошо, а не получится сейчас – в следующий раз обязательно получится. Но у твоего отца хватило ума зайти в меню компьютера, потом в подменю, потом в раздел настройки, отключить систему безопасности, понизить процент разряда. Нет, Криспа, твой отец не так прост, каким тебе кажется. Или...
     — Или эту операцию провёл кто-то другой. Ты это хотел сказать?
     — Да, именно это. Скажи, ты являешься владельцем части острова или владеешь всем островом? – Антон внимательно изучал лицо женщины.
     — После смерти последнего фермера, я выкупила землю всего острова, – ответила Криспа.
     — Тебе кто-то угрожал, предлагал выкупить остров за большие деньги. Так?
     — Угрожают и предлагают, – кивнула Криспа. – Только я на их предложения никак не реагирую, Антон. Так ты исправишь ошибку отца?
     — Пока ехал в комбайне к дому, исправил. Здесь есть удобная функция, называется «коммутация комбайнов и линейное управления всеми доступными функциями». Это очень...
     — Знаешь, мне это ни о чём не говорит, Антон, – пожала плечами женщина. – Обед готов, хотя какой он обед? Скорее, ужин.
     Над головой, заслоняя полнеба, находилась нежно-голубая планета, в разрывах облаков просматривались неправильных очертания материков, больших островов, океанов и морей.
     — Как планета называется, Криспа?
     — Тельфера, но мы её чаще называем Прим. Главная среди пяти планет Содружества.
     — Получается, что мы сейчас находимся на спутнике Тельферы?
     — Да, на планетоиде, – вздохнула женщина. – Естественном планетоиде. А что?
     — Да нет, просто спросил. Почему Прима главная?
     — Резиденция той твари находится на Тельфере, из-за этого, – объяснила Криспа.
     — Подожди, ты же говорила, что Содружество и Империя – два разных образования, – удивился Громов. – Какое отношение к Содружеству имеет Император?
     — Долго объяснять. За ужином попробую всё рассказать. Пойдём в дом.
     Антон пропустил вперёд Криспу, сам на несколько минут задержался на ступеньках лестницы.
     «Если для меня открыт проход на планетоид, а не на Тельферу, то он играет какую-то важную роль в истории чего-то там. Что за история? Темнит Криспа, темнит».
     Антон лениво ковырял вилкой овощное рагу, запивая его соком, странным на цвет и вкус.
     — Не нравится еда? – спросила Криспа, смешно наморщив нос. – Понимаю, что еда из синтезатора не сравнится с нормальной едой. Но в ней нет химии, это главное.
     — На деревьях ты выращиваешь биомассу для синтезаторов?
     — Конечно. Люди давно забыли, что такое готовить пищу или выжимать из фруктов соки. Зачем терять время? Синтезатор всё сделает сам, добавит, если это нужно, полезные минералы, витамины. Хотя... – Криспа посмотрела в окно, не донеся ко рту вилку, – вот тёмный, опять след.
     — Какой след? – Антон посмотрел в окно: на вечернем, начинающем темнеть небе он увидел инверсионный след. Белая полоса конденсированного водяного пара расползалась по небу, превращаясь в бесформенные пунктиры невесомых облаков.
     — У тебя гости? Ждёшь кого-то? – спросил Громов, отставляя в сторону тарелку.
     — Незваные гости. Второй пожаловал. Садятся за климатизатором, на брошенных землях.
     — Брошенные? Из-за чего?
     — Далеко от дома, это раз, два – у меня комбайнов на все сады не хватает, – ответила Криспа. – Неужели они… Антон, тебе лучше уйти. Это не твоя война, малыш. Хорошо-хорошо, ты не малыш. А вон и третий след. Пора службу безопасности потревожить.
     — Безопасники с Тельферы будут лететь?
     — Нет, ну что ты! – воскликнула женщина. – Расстояние от планеты до Гао четыреста тысяч километров, от планетарной базы до планетоида всего-навсего сто пятьдесят. С базы и прилетят. Только...
     — Только... – Антон выжидающе посмотрел на женщину, – если...
     — Если это вторжение не проплачено Гильдией Свободных Торговцев. Элементарный подкуп.
     — Час от часу не легче, – пришла очередь вздохнуть Антону. – Вот тебе и другие миры, другие порядки. Чуть глубже копнёшь, та же грязь. Только цвет и оттенок у неё другой, но название одно: дерьмо. И что теперь?
     — Ну, не воевать же с ними, – пожала плечами Криспа. – Ждём вызова на связь. Пойдём в зал, Антон.

     На изогнутом дисплее, в правом верхнем углу, настойчиво мигала красная точка.
     — А вот и они, – выдохнула Криспа.
     — Ты сможешь сделать связь односторонней? Чтобы ты видела говорившего, а он тебя не видел?
     — Они сразу же что-то заподозрят, Антон. Тебе лучше постоять в коридоре, послушать.
     — Нет, я встану возле панели. Не думаю, что угол обзора у камеры сто восемьдесят градусов.
     Антон «прилип» к стене, кивнул Криспе. Та сделала свайп справа налево, включился экран инфопанели, как здесь называли дисплей. Громов чуть отодвинулся от стены, осторожно посмотрел на экран и сразу понял с кем у Криспы состоится разговор. Он увидел худощавого мужчину, с короткими белыми волосами, с тёмными, чуть навыкате глазами, гладковыбритого, с плотно сжатыми губами.
     — Здравствуй, деточка, – откашлявшись, произнёс мужчина.
     — Отец? – Криспа сделала шаг назад, села на диван. – Как ты мог?
     — Ну... – отец Криспы закашлялся. – Как видишь, как видишь. Противостоять торговцем, сама понимаешь – бесполезно. Если они что-то задумали, то...
     — Я вызвала безопасников, – произнесла Криспа. – Они не станут разбираться Гильдия совершила нападение или нет. Предатель!
     — На орбите Гао стрейсард, девочка моя. Сама знаешь его способности. Апсы работают уже два часа, на базе никто твоё сообщение получить не мог. Хе-хе...
     — Это нарушает все мыслимые и немыслимые законы Содружества, отец, – произнесла Криспа. Её лицо полыхало от гнева, кулаки были сильно сжатые.
     — Забудь о таком понятии, как Содружество, моя милая и глупенькая девочка. Через сто суток, максимум, все пять планет перейдут под протекторат Империи. Ты никогда не смотришь потоковые каналы, в том числе новостные, и это твоя основная ошибка. Если бы вникала во все вопросы, то многое бы поняла. Нет больше Содружества, нет и никогда не будет.
     — Боги милосердные! – всплеснула руками Криспа. – Когда тебе успели промыть мозги, отец? Хорошо, ты сейчас на острове? Тебя что, уполномочили вести со мной переговоры?
     Изображение отца Криспы исчезло, на экране появился добродушный, с заплывшими жиром глазами, розовощёкий мужчина средних лет.
     — Здравствуй, милая Криспнесс.
     Криспа не ответила, лишь сильнее сжала кулаки. Мужчина усмехнулся.
     — Ну что же, милая моя. Пришло время сделать выбор. Джатты готовы сделать два-три захода над твоими чудесными садами. Никаких химикатов, никакого огня. Просто пролетят низко-низко, касаясь донцами верхушек деревьев. И знаешь, что с садом произойдёт? Ой, через тридцать дней деревья превратятся в труху. Пилоты негодяи, да? Их, возможно, лишат лицензии на право управления маломерными кораблями, но это, сама понимаешь, дело поправимое. Деньги в наше время решают всё без исключения. Костыли морали давно поржавели и превратились в пыль, ссылок на какие-то правила, сносок на законы не будет. Тем более, как поведал тебе отец, Содружество ожидает великое потрясение. А в такой неразберихе поди что-то разбери. Не делай глупостей, деточка. На орбите стрейсард, один залп и твой климатизатор исчезнет, как будто его никогда и не было. Холод, снег, лёд, промёрзшая земля. Б-р-р! Как представлю!
     — Зачем вам мой остров? Вам нужны сады? Ерунда! Тогда что вам нужно, тан...
     — Тан Квартер, к вашим услугам, танесса Криспнесс, – улыбнулся розовощёкий темноволосый мужчина. – Мне нужна земля. Садов, после заключения сделки, в течении часа не будет. Хотя, нет. Пусть цветут деревья, радуют глаз. Решайте!
     — Сколько времени у меня есть на принятие решения, тан Квартер?
     — Ну… я думаю, что до утра времени предостаточно. Если примете решение, канал связи у вас прописан. И ещё раз говорю: не делайте глупостей, танесса Криспнесс. До связи.
     — Вот сволочи, – выдохнула Криспа. Она заплакала, Антон, присев на диван, приобнял женщину за плечи.
     — Слезами горю не поможешь. У меня на планете есть такая пословица, Криспа.
     — Они-то ладно, но отец! Как он мог?
     — Отец работал техником?
     — Да! Ты бы знал, из какого я дерьма его выдернула, Антон! Его же отправили на биофабрику, на переработку!
     — Ого, – покачал головой Громов. – Ну у вас и законы!
     — В Империи социально малозначимые индивидуумы, чьё содержание превышает стоимость страховки, отправляются в утилизаторы. Мир чище, проблем меньше. Удобно, не так ли?
     — Это правило введено Императором? – спросил Громов.
     — Да. Императрицей Дианатиной.
     — Правильно называть Император Дианатина, – произнёс Антон и потом схватился за голову: в мозг как будто кто-то вогнал раскалённую иглу. Очертания комнаты «поплыли», в ушах появился звон. – Дианатина, Дианатина... Что-то мне это имя напоминает, но вспомнить не могу. Чёрт, да что со мной происходит?
     — Антон? – встревоженно произнесла Криспа, – Антон, с тобой всё нормально?
     — Нормально. Стоит начать что-то вспоминать из своей прошлой жизни, случается какой-то припадок. Сейчас всё пройдёт.
     — Нет, Антон, она, Дианатина издала специальный указ о обращение к ней как к Императрице. Никак по-другому. Иди домой, Антон. Ты помочь мне ничем не сможешь. Это не твоя война.
     — Добавь слово «малыш», – усмехнулся Громов, поднимая с пола рюкзак и вытряхивая содержимое на диван.
     — Ого, парализатор, – произнесла Криспа. – Десять выстрелов, перезарядка в течении пятнадцати минут. Не убойное, но безотказное.
     Антон держал в руках набор разноцветных стержней, чем-то похожих на вязальные спицы.
     — Не пойму, что это за хрень.
     — Это наручники, – сказала Криспа. – Бьёшь спицей по рукам, или по ногам, сталь намертво охватывает конечности. Потом приходится чем-то резать, каким-то инструментом. Да и то, приходится изрядно повозиться. Хорошая штука, но очень дорогая. Ты правда собрался воевать, Антон?
     — А что нам остаётся делать? – Громов специально сделал акцент на слове «нам». Криспа улыбнулась.
     — А ты отважный, капитан Антон с планеты Земля.
     — Как ты меня назвала? – опешил Громов.
     — Ну, ты же летал от одной звезды к другой, значит капитан. Я на корабле была навигатором. По сравнению с тобой я так, звёздная пыль под ногами. Жду распоряжений, капитан.
     Антон засмеялся, засмеялась Криспа, потом улыбка с её лица сошла на нет.
     — Бесполезно противостоять гигантской машине, Антон. Правильно отец сказал: лучше согласиться с предложением торговцев. Иначе потеряю всё. Жизнь в том числе.
     — Что такое... – Громов щёлкнул пальцами, – стрейдсард, джатт и апс. Я догадываюсь что есть что, но...
     — Стрейдсард – малый десантный корабль, две палубы, шесть джаттов, до ста пятидесяти десантников, скорость...
     — Понятно, – перебил Криспу Антон. – Все характеристики мне ни к чему.
     — Хорошо, – кивнула женщина. – Я на таком служила. АПС – система подавления сигналов, постановки помех. Этой системой мерзавцы и воспользовались.
     — Собирай вещи, Криспа. Только в темпе.
     — Это как? – женщинам от удивления приоткрыла рот. – Ты что задумал, Антон?
     — Воевать, что же ещё, – усмехнулся Громов. – Климатизатор, как я понимаю, создаёт какой-то защитный барьер над твоим садом и домом. Так?
     — Ну да. Радиус пять километров. За барьером холод и отрицательные температуры.
     — И какая автономная работа климатизатора без вмешательства человека?
     — Теоретически, бесконечно долгая. Если его уничтожить, через полчаса сад исчезнет, будет идти снег. Ну, и всё остальное-прочее.
     — Ты ещё не собрался, сержант? – рявкнул Антон.
     — Обижаешь, капитан. Я дослужилась до убермейта, – засмеялась Криспа. – Это звание чуть ниже, на полступени, капитана. Да мне, в принципе, нечего собирать. Кредитка вшита в тело, взять три съёмных накопителя информации, и так, по мелочи. Сменное бельё. Ах, да, чуть не забыла.
     Она подошла к гладкой, белоснежной стене, приложила указательный палец к едва заметному выступу. Раздался мелодичный звон, открылась дверь гардеробной комнаты. На плечиках висели пять комбинезонов защитного цвета, красивая, тёмно-синего цвета, как понял Антон, офицерская парадная форма, головные уборы. Криспа оценивающе посмотрела на Громова, сняла с плечиков комбинезон:
     — Надевай, он с системой самоподгонки, сейчас что-то подберу из обуви. Я отцу покупала, – словно оправдываясь перед Антоном, произнесла Криспа. Потом она подошла к дивану, села. – Антон, а как мы пройдём зону климатизатора? Мои протезы через сто метров сдохнут. Точнее, батареи сядут. На руках понесёшь?
     — Вот же … – выругался Громов.
     — Третье слово мне ни о чём не говорит, – улыбнулась Криспа.
     — Это так, для связки слов, – ответил Антон. – А скажи, комбайн сможет пересечь, как ты говоришь, зону климатизатора?
     — В принципе, да. Ты хочешь с ветерком проехать? Нет, Антон. Нас сразу же увидят на радарах. Только не повторяй слово для связки.
     — Не буду, Криспа. Так, нужно подумать. Слушай, а сам дом можно поставить на... ну, я не знаю, на охрану, что ли? Какой-нибудь купол накроет дом и базу для зарядки комбайнов?
     — Да, радиус силового барьера примерно триста метров. Купол плотный, выдержит даже удары из плазмаргана.
     — Это что за птица? – спросил Громов.
     — Плазма, удерживаемая в капсуле электромагнитным полем, двигается со скоростью...
     — Опять ты со своими подробностями. В двух словах: мощное оружие?
     — Да, очень, – кивнула Криспа. – Плазмарганы установлены на джаттах последнего поколения. Только я давно не проверяла работоспособность системы. Она в подвальном этаже.
     — А выйти из купола мы сможем? – с надеждой спросил Антон.
     — Конечно. Пойдём проверим систему.
     Дверь, справа от входа в дом, беззвучно открылась, Громов увидел стальную крышку подпола. Посмотрев на навесной замок, Антон не выдержал, засмеялся.
     — Ну что за...
     — Если висит замок, не смей к нему прикасаться. Прописная истина, – удивлённо произнесла Криспа. – Ты, скорее всего, прибыл с какой-то отсталой планеты, капитан Антон.
     Женщина прикоснулась указательным пальцем к пластине жёлтого цвета, замок открылся. Громов с трудом открыл крышку, внизу загорелся свет.
     — Спускайся, мне подашь руку, – сказала Криспа.
     — Ты в платье, поэтому женщины - вперёд, поднимаются первыми мужчины. Этика! – поднял указательный палец вверх Антон.
     — Ну у вас и правила, – пожала плечами Криспа, нащупывая ногой ступеньку лестницы. – Хорошо, мой капитан, так и сделаем.
     Крышка подпола закрылась с невыносимым грохотом, Антон вставил дужку замка в петли.
     — Извини, Криспа.
     — И ты меня предал? – раздался приглушенный голос женщины.
     — Это не то, о чём ты подумала, – извиняющимся голосом ответил Громов. – Ехать незаметными мы не сможем, идти долго ты не сможешь.
     — И что? Нужно было меня здесь закрывать? Вот ты сволочь!
     — Мог бы и не закрывать, только птичка вылетела бы из клетки. Я прав, Криспа?
     Через несколько секунд Антон услышал:
     — Да. Ты же вернёшься за мной, капитан Антон?
     — Постараюсь вернуться, Криспа. Я не знаю... Короче говоря, не люблю пустых обещаний, но даю слово. Ты там не задохнёшься?
     — Вали отсюда, – донеслось из подпола. Антон понял, что Криспа рыдает. – Зачем тебе это всё? Зачем? Тебя могут убить, потом придут и убьют меня. И кто от этого выиграет?
     — Зачем? – задумчиво переспросил Громов. – Я же тебе сказал, что у меня в один прекрасный момент забрали всё: друзей и знакомых, корабль и жизнь. В конце концов, у меня украли дом, Криспа. А дом должен быть у любого человека. Чтобы вернуться уставшим после работы и увидеть улыбающуюся жену, которая приготовила вкусный ужин, обнять детей. Дом он как маяк, Криспа, дарит надежду морякам на благополучное возвращение домой. Может, я ищу свой маяк? Как думаешь?
     Антон знал, что ему не ответят, поэтому он поднялся по лестнице на второй этаж, надел удобный комбинезон защитного цвета, в гардеробной подобрал по размеру тяжёлые ботинки. Потом Громов собрал свои вещи в рюкзак, станнер положил в нагрудной карман комбинезона, спустился на первый этаж, крикнул:
     — Я ушёл на войну. Включай купол, Криспа.



Глава 6.




     «Нашёлся, понимаешь, рыцарь без доспехов, оружия, без верного копьеносца, – ругал себя Антон, размеренно шагая вдоль рядов деревьев. – Воевать с огромной машиной под названием тоталитаризм – дело неблагодарное и смертельно опасное».
     Антон оглянулся, посмотрел в сторону дома Криспы. Ему показалось, что в окне второго этажа на какое-то мгновение зажёгся и сразу же погас свет. Неужели птичка вылетела из клетки? Громов пожал плечами и сам себе ответил: сто процентов. Это он впоследствии узнает, есть ли из подпола есть второй выход или нет. Какой-то талантливый архитектор-абстракционист планировал дом-трансформер из стандартных модульных кубов. Каждый, при желании, мог превратить один и тот же куб в просторный зал, в кухонный бло, или в спальню. Нижний блок, гордо именуемый подвалом, вряд ли чем-то отличался от остальных, верхних. Криспа могла отсидеться в подвале, дождаться капитана Антона, но этого не стала делать. Почему? Ответ лежал на поверхности: если тебе и твоим близким грозит опасность, то сидеть сложа руки и ждать чего-то хорошего нет смысла. Одно успокаивало Громова: на протезах пятисот летняя женщина далеко не уйдёт. Пусть посидит в доме, успокоится. Хотя, какое тут спокойствие?
     Громов незаметно для себя подошёл к краю сада, посмотрел в сторону «зимы».
     «Боги всемогущие, это же надо быть таким идиотом! – Антон остановился, закрыл глаза и произнёс слово-маркер «зеркало»». Ничего сверх и экстраординарного не произошло, Антон оказался в коридоре с восемью гранями. Дверь в «его» комнату была открытой, молочно-белый свет стен и потолка манил, расслаблял и предлагал плюнуть на все приключения. На Криспу, на Гильдию Свободных Торговцев. Лечь в кровать и забыться сном. Антон отогнал от себя эти мысли, но в комнату с белыми стенами зашёл и даже присел на кровать. В комнате произошли изменения и довольно-таки значительные: появился небольшого размера письменный, двух тумбовый стол, кресло. На столешнице лежал чистый лист бумаги, по земным стандартам формата А3, примерно триста на четыреста миллиметров. Антон сел в кресло, которое подстроилось под анатомию человека, взял лист в руки, по столу скользнул тонкий, едва видимый кабель, заканчивающийся каким-то прибором: прямоугольник размером со спичечный коробок, матовая чёрная поверхность, с одной стороны закрыта то ли бумагой, то ли пластиком. Громов подковырнул белый прямоугольник, увидел светящиеся продольные и поперечные линии.
     — И куда эта штука вставляется? В ухо не вставишь, ко лбу не прилепишь, – Антон пожал плечами, поднёс прямоугольник поочерёдно к левому и правому виску. Не то. Тогда Громов начал водить странным датчиком, так он его назвал, по шее и в одном месте почувствовал небольшой, едва ощутимый укол. Датчик примагнитился.
     — А дальше что? – вслух произнёс парень. – Опять нужно слово-маркер? Хорошо, пусть этим маркером будет слово «зеркало».
     Ничего не произошло, но на листе бумаги появилось подобие виртуальной кнопки включения. Вот только включения чего? Электронного гаджета? Похоже-похоже. Антон приложил палец к кнопке, появился рисунок капиллярных линий.
     — Хм... биометрический контроль, – спокойно произнёс Громов, продолжая прикладывать палец к кнопке под разными углами. Капиллярный рисунок постепенно заполнялся данными, становился ярко-зелёного цвета. – Ну, нас этим не удивить. А вот это интересно, очень даже! Ух!
     Исчезла комната, исчезла кровать, стол и кресло. Антон понял, что находится в каком-то пространстве, в котором нет низа и верха, нет никаких направлений, течение времени остановилось. Вокруг был рой ярких точек в молочной пелене чего-то незыблемого и вечного. Точки начали двигаться сначала хаотично, потом упорядочили своё движение, и Антон увидел безграничную степь. По колено в траве, очень сочной и яркой, на фоне синего неба к нему шла молодая женщина, держа в руке венок из полевых цветов. Светлые, волнистые волосы, непривычный разрез бездонных тёмно-синих глаз. По земным меркам женщина была неестественно красивая, хотя какую градуировку и шкалу можно применить по отношению к красоте? Как зло можно назвать умеренным, а предательство приемлемым? Как доброту можно назвать вынужденной, а любовь искусственной, вызванной раздражением определённых участков головного мозга? Таких определений нет и никогда не будет.
     «Здравствуйте, носитель нейросети поколения пять плюс плюс», – прозвучал в голове ставший знакомым с недавнего времени женский голос. Антон непроизвольно скривился и выругался.
     «Команда не распознана», – мило улыбнулась светловолосая женщина.
     — Это была не команда, а выражение эмоций, – вслух произнёс Громов. – Мне не нравится, когда меня называют словом «носитель». Носителем может быть искусственно созданный разумными существами предмет.
     «Не совсем верное определение слова «носитель», – покачала головой женщина. – Как к вам можно обращаться?»
     — Антон. Если ты нейросеть, а я являюсь её носителем, – Громов опять поморщился, – то я имею полное право присвоить нейросети имя. Мила, это приемлемое обращение?
     «Принято. Да, мне это имя нравится, Антон. Начнём вводный урок?»
     — С удовольствием с тобой пообщался бы, Мила, но у меня на это нет времени. Давай отложим обучение на неопределённый срок».
     «Принято. Подтверждаю: обучение отложено на неопределённый срок».
     — Ты можешь показать моё местоположение, Мила?
     «Относительно чего, каких материальных тел или координат в пространстве?»
     — М-да... Нейросеть всего-навсего послушная машина, вживлённая в организм человека. Хорошо... Планета Тельфера, планетоид Гао. Наблюдение с расстояния двух тысяч метров. Выполнять».
     — Потише-потише, Мила, – прошептал Антон.
     Он схватился руками за подлокотники кресла, сглотнул слюну, подкатила тошнота. Громов перемещался по безграничной Вселенной с огромной скоростью. Тельфера появилась неожиданно, но её изображение было чуть размытое. Почему, это стало понятно через секунду: планетоид Гао наползал на Тельферу, заслоняя её от Громова.
     Неправильной, кубической формы естественный спутник Прим, или Тельферы, Гао находился одной и той же стороной к планете. Лёд и снег, застывшие реки и озёра. В трёх местах работали локальные климатизаторы, превращая поверхность планетоида в оазисы благополучия. В одном из них сейчас находилась Криспа. Возник вопрос: климатизатор работают, но сады цветут в одном месте. Почему? Зачем? Зачем выращивать пусть и очень хорошие урожаи биомассы на Гао? Антон был больше чем уверен, что на Тельфере много мест, где можно было обустроить сады. Без лишних энергозатрат.
     — Мила, приближение пятьсот метров.
     «Выполнено».
     Теперь Антон легко различал ровные клетки садов, увидел дом Криспы. Как он и предполагал, в окне на втором этаже горел свет. Три оазиса располагались в вершинах равностороннего треугольника, в центре которого, скорее всего, находилась мощная установка под названием климатизатор. Зоны комфорта между собой пересекались, образовывая сектора-дольки. В одном таком секторе горел костёр, рядом с ним находились три джатта.
     — Мила, приближение… – произнёс Антон, покачав головой. – Какая умная программа. Только подумал о чём-то и о ком-то, получите желаемое в полном объёме.
     «Ментообмен, – подсказала нейросеть. – Вы можете управлять новыми возможностями, не используя голосовые команды».
     — Как-то непривычно их произносить про себя, – сказал Громов. – Иначе во мне ничего не останется от человека. Интересно, на сколько процентов я сейчас человек? Да, ну и рожи! Сытые и довольные наши пилоты. Но почему с ними находятся ещё три человека, Мила? Как думаешь?
     Шесть человек сидели на земле, разогревая на огне банки с едой. Они передавали по кругу плоскую флягу, смеялись, между собой переговариваясь. Можно было спросить у нейросети о возможности подслушать разговор людей, но Антон этого делать не стал. За костром, в нерабочее время у мужчин разговоры примерно об одном и том же. Антон увидел двух женщин с привычным для землянина ирокезами на голове. Более утончённые черты лиц, обтягивающие тела комбинезоны чётко очерчивали и подчёркивали их гендерную принадлежность. Громов опять не сдержал себя, выругался: он начал разговаривать сам с собой, думать, как какой-то не человек, а … грудь комбинезоны подчёркивали, гру-у-дь. Мужчина, светловолосый и высокий, изобразил в воздухе какой-то замысловатый знак, женщина, тоже светловолосая, ответила ему таким же знаком. Они, взявшись за руки, отошли от костра на сто шагов. Антон вздохнул: он прекрасно понимал, что сейчас между мужчиной и женщиной произойдёт. Громов подумал о джаттах, и серебристые «птички» приблизились настолько близко, что парень смог рассмотреть внутренность выступающей над фюзеляжем истребителя кабины пилота. Два кресла, подкова терминала управления с большим дисплеем, между креслами две рукояти, похожие на джойстик.
     «А джатты красивые, – отметил про себя Антон, – треугольники крыльев плавно перетекают в фюзеляж яйцеобразной формы».
     — Мила, управление джаттами ручное или с помощью ментообмена?
     «Комбинированное. В зависимости от ситуации».
     Другого ответа от нейросети Антон не ожидал. Да и вопрос он задал очень глупый: скорее всего, на всех планетах принципы управления летательными аппаратами одни и те же. В джаттах было что-то странное, но что, Антон никак не мог понять. Шасси! Вот оно что! В летательных аппаратах не было выдвижного шасси, джатты просто висели в воздухе, скорее всего, опираясь на гравитационные подушки. Другого объяснения у Громова не было. Он решил перекусить, но увидев на выдвижном лотке два туба, поморщился, потом вспомнил, с каким неудовольствием ковырялся в овощном рагу. Открыв шкаф с одеждой, Громов, к своему удивлению, увидел рюкзак. Клон того рюкзака, который сейчас лежал на полу.
     «Это что же получается? В новый мир с новыми вещами?»
     — Мила, кто меня оживил?
     «Закрытая информация».
     — Кем закрытая информация?
     «Доступ к этой информации отсутствует».
     — Как получить доступ к информации?
     Ответа Антон не дождался.
     — Мила, какие изменения произошли в моём физическом теле? На сколько процентов я остался прежним человеком?
     «Но сто процентов. Произошёл симбиоз вашего организма с искусственно созданной нейросетью. В результате вы имеете модифицировано-улучшенное тело…»
     Антон, как возле дома Криспы, схватился за голову, опустился на колени. На этот раз в голове кто-то ворочал раскалённым докрасна шилом. Боль не отпускала, становилась всё сильнее и сильнее. Воспоминания прежней жизни, далёкой и скрытой пеленой, похожей на тончайшую плёнку мыльного пузыря, на какое-то мгновение дали о себе знать: в прошлой жизни он был генно-модифицированным человеком, в него был вживлён модуль улучшения работоспособности, выносливости организма. Чувство страха, как таковое, отсутствовало, на первом месте было чувство ответственности, выполнения своего долга. Какого? Этого Антон не мог вспомнить. Но одно он знал точно: модифицированные люди не могут любить. Любовь — это то, что мешает человеку-моду нормально выполнять поставленные перед ним задачи.
     — Вот сволочи, – прошептал Антон. – Интересно, а у меня кто-то спрашивал в прошлой жизни хочу я кого-то любить или ненавидеть? Или всё делается на благо общества? Вот уроды! Криспа, казалось бы, должна своего отца ненавидеть. Но она его любит и говорит о нём с теплотой. Пусть отец её и предал, но он её отец, человек, который подарил Криспе жизнь. Кто вправе решать за человека кем ему быть, какие ему нужны чувства? Человек-мод, обретая сверхспособности, теряет несоизмеримо больше: любой, чувство сострадания, переживания.
     Антон смахнул с глаз предательские слёзы, достал из второго рюкзака станнер, набор спиц-наручников, набросив на плечи лямки рюкзака, вышел из комнаты. Громов встал двумя ногами на полосу оранжевого цвета, вернулся в мир Криспы.

     ***

     — Элли, милая моя, где ты? Ау-у! Как мы с тобой сейчас позабавимся, кто бы знал! Элли, ты где?
     Пилот джатта услышал приглушенный женский голос, принял чуть правее. В свете Тельферы и отблесков костра, обнажённое женское тело выглядело аппетитным. Брик поморщился, представив, что займётся с Элли сексом после потного Грига. Припорошённый алкоголем мозг пилота рисовал красивые картины: Брик сверху, сбоку женщины, под ней. Почувствовав справа от себя движение воздуха, мужчина повернул голову, увидел направленное на него оружие. Молодой светловолосый парень, как показалось Брику, посмотрел на него с сожалением и выстрелил. Земля больно ударила пилота по лицу, он затих.
     — Минус три. Три не шесть, тем более остальные пьяные в стельку.
     Возле костра, вороша уголья, сидел старший «группы захвата», как их назвал тан Квартер, Малк Крой. Он, услышав за спиной шорох, спросил:
     — Ну что, Григ, как наша Элли? Не выдохлась ещё? Ай-яй, какая же она ненасытная! Ты знаешь, моя жена была в молодости та ещё штучка! Эй, Григ!
     Малк посмотрел направо, потом повернул голову налево и застыл, как каменное изваяние: рядом с ним на корточках сидел молодой, лет тридцати, парень.
     — Красиво, правда? – спросил незнакомец, качнув оружием в сторону костра. – Умирать не страшно?
     — Ты что... – Малк закашлялся, – ты кто и что...?
     — Можешь даже покричать, дядя, – перебил парень. – Может быть, тан Квартер на стрейсарде тебя и услышит. Хотя, я в этом сильно сомневаюсь. Так что насчёт смерти?
     От открытой улыбки незнакомца Малку стало страшно, он понял, что обмочился. Парень засмеялся, Крой вздрогнул.
     — Значит, страшно. Ладно-ладно, я никого убивать не буду. Вы исполнители, что с вас взять. Или всё же убить?
     — Нет-нет, парень, – выдавил из себя Малк. – Нам приказали, мы выполнили. Пока не выполнили, но...
     — Приказ на убийство Криспы у вас был? – почти шёпотом спросил незнакомец. – Не вздумай врать.
     — Был.
     — Неужели убили бы, дядя? Криспа причём? Она человек, женщина, в конце концов.
     — Ну... – развёл руки в стороны Крой. – Дело-то не в ней и в этих садах, дело в базе, парень.
     — О, как! А ну-ка, расскажи-ка мне, дядя, правдивую историю о базе. И тогда, возможно, ты не умрёшь. Говори!
     — Ох, – вздохнул полной грудью Малк. – Только я тебе ничего не рассказывал, хорошо?
     — Замётано, – кивнул парень.
     — Тогда слушай. Давно, во время Смутного времени и войны между бывшей Федерацией и Содружеством, на Гао существовала секретная ….база…
     Малк лежал на земле, руки за спиной были связанны. Рядом, на траве, находилось пять обездвиженных тел. Рядом с Малком лежала обнажённая Элли, которая смотрела на Тельферу остекленевшими глазами.
     «Не соврал парень, – подумал Крой, – не убил, хотя мог. А Элли хороша, одна грудь чего стоит».
     Малк засмеялся, из темноты появился светловолосый. Он вопросительно посмотрел на Кроя, тот показал глазами на Элли.
     — Ничего, не замёрзнет. Ночи тёплые. Итак, Малк. Сколько человек на стрейсарде?
     — Пилот, навигатор, отец Криспы и тан Квартер. Дело нам предстояло не сложное, тан дополнительные силы брать не стал.
     — Хорошо. Управление джаттом с привязкой к пилоту?
     — Нет, ну что ты, парень, – ответил Малк и первый раз в жизни пожалел, что не соврал. – Если ты хочешь попасть внутрь стрейсарда, то я должен находиться в джатте. Голосовое распознавание. Слыхал о таком?
     — Брешешь ты, Малк. Не стыдно? – засмеялся светловолосый. Его имя Крой никак не мог произнести. Анэтэн, Анотан, Антонэ. – Ладно, пошли к джатту. Лишнее движение и ты полутруп. Понятно?
     — Да уж куда понятнее, – ответил Милн. Он посмотрел на пять тел, непроизвольно вздрогнул: после выстрела «глушилкой» часть мозга человека на несколько месяцев утрачивала способность нормально функционировать. Проще говоря, люди от месяца до года пускали изо рта слюни и ходили под себя.
     — А ты меня точно потом отпустишь? – спросил Малк, когда он и парень стояли возле джатта.
     — Век воли не видать.
     — Хорошая клятва, хорошая, – усмехнулся Крой. – Руки освободил бы, куда мне бежать-то?
     Светловолосый достал из комбинезона военного образца складной нож, разрезал верёвки. Он первым встал на крыло истребителя и с нечеловеческой грацией опустился в кресло джатта. Крой, покачав головой, занял место пилота.
     — Ремни пристегни, парень, без этого птичка не взлетит, – сказал Малк Крой, беря в руки кабель нейроразъёма. Он левой рукой приподнял на затылке волосы, нейроразъём, с противным чавкающим звуком, встал на место, соединился с нейрошунтом. Парень поднёс свой разъём к шее, тот беззвучно «прилип».
     — Это как это? – Малк от удивления открыл рот. – У тебя же нейроразъёма нет! Эй, парень! Ты, вообще кто такой?
     — Человек, – усмехнулся Анэтэн, Анотан, Антонэ. – Летим к звёздам, дядя. Давно я их не видел вблизи.
     — Куда-куда? На кой тебе звёзды, парень? – спросил Малк.
     Ответа не последовало, поэтому Крой закрыл глаза. Джатт «ожил», почти бесшумно поднялся на двухсотметровую высоту и потом скользнул скользнул вверх. К звёздам.



Глава 7.




     — Хей, Малк, какого тёмного ты вернулся?
     — Им, Данг, выпивки не хватило!
     На дисплее джатта изображения пилота стрейсарда и навигатора не было, и Антон выдохнул воздух.
     — Угадали, Талрот, на свежем воздухе аппетит хороший и алкоголь как-то незаметно быстро заканчивается, – ответил Крой, закладывая на джатте замысловатый вираж. – Открывайте двери-окна, мать-перемать.
     До малого десантного корабля было относительно далеко, и Громов насладился мощью и формой стрейсарда. Метров триста в длину, он напоминал своей формой гигантского кальмара. Щупальца вытянуты вдоль тела, головная часть чуть приплюснута. Малк, усмехаясь, спросил:
     — Как наш красавчик, парень?
     — Форма необычная, Малк. Такое впечатление, что его не построили, а вырастили в каком-то питомнике. Зачем кораблю эти щупальца, к примеру?
     — Вот тебе и здравствуйте-до свидания, – воскликнул Крой. – Это же волноводы, как без них корабль будет двигаться? Там, где ты вырос, другие корабли?
     — Совершенно другие, – согласился Антон. – Во всяком случае, такой формы кораблей я в космосе не встречал.
     — М-да... видно издалека ты прибыл.
     — Ты даже не представляешь из какого далека, – усмехнулся Антон и про себя подумал: «Я сам не представляю, как далеко отсюда моя галактика, моё солнце, планетарная система, Земля».
     Потом Антон задал вопрос нейросети:
     «С управлением разобралась, Мила?»
     «Да, Антон. Между искусственным интеллектом джатта и пилотом устанавливается частично ментальная связь, но в основном, пилот управляет машиной с помощью джойстика. У тебя способности к ментообмену на порядок выше, чем у этого пилота, с управлением джаттом проблем не будет. Главное слияние с искином и немного пространственного воображения».
     — Спасибо, – произнёс Громов.
     — За что спасибо? – удивился Малк. – Заходим на посадку. Возможно, немного тряхнёт, парень.
     В средней части корабля часть обшивки исчезла, Антон увидел два яруса посадочной палубы. Малк сбросил скорость джатта до минимума, истребитель завис над палубой. Антон ожидал, что включатся мощные компрессоры, нагнетающие воздушную смесь, но ничего подобного не произошло. Фонарь джатта скользнул назад и начал открываться.
     — Как воздух, точнее, чем он удерживается в корабле, Малк?
     — Силовым полем, чем же ещё? – искренне удивился Крой. – У вас не так?
     — Так-так, – поспешно ответил Антон, – думал, у вас принцип немного другой. Выходи и без глупостей.
     — Даже в мыслях подобного нет. Не хочу под себя год ходить и постоянно гадить. Выйдем, и что дальше?
     — Я тебя свяжу, что же ещё? Подожди, разве пилоты не наблюдают за причальной палубой? Почему я не вижу встречающих? Ну и гостеприимство!
     — Видят, – кивнул Малк, – и встречают гостя дорогого. Лучше руки поднять, но перед этим отдать мне оружие, парень. Пилот и навигатор поняли, что со мной летит чужак. Есть специальные условные сигналы. Эх, парень-парень.
     На палубе стояли два человека, держа Антона на прицеле оружия. Один из встречающих повторил слова Малка, направив подобие автомата с широким раструбом на джатт.
     — Встречают? – спросил Антон. – Ну-ну. А ведь я никого не хотел убивать, Малк.
     — Ну и не надо, – кивнул Крой. – Давай мне свой странный пистолет и выбирайся из кабины. Только медленно-медленно.
     — Вот вы меня и поймали, – покачал головой Антон. – Ну что же, держи пистолет. Ой, а он упал, Малк.
     — Подниму, не переживай.
     Крой нагнулся за станнером, который «выронил» Антон, Громов выдернул нейрокабель Малка из разъёма, тот закричал и, по всей видимости, потерял сознание. В правой руке Антона хищно оскалился второй станнер, который выстрелил. Пилот, или навигатор, перед тем как выстрелить, чуть дёрнулся, увидев в руках чужака оружие. Что-то огненное и злое обожгло Громову щёку. Станнер выстрелил второй раз. Пилот и навигатор начали медленно оседать на пол, Антон, посмотрев на регулятор мощности выстрела, выругался: регулятор стоял на минимуме. Фонаря кабины как не бывало, Громов не увидел на палубе ни одного осколка.
     — Чем они приголубили, интересно?
     — Импульсное оружие, – прохрипел Малк, держа руку на затылке. Между пальцами сочилась кровь, лицо пилота было белее мела.
     — Неужели больно? – спросил Антон.
     — Тебе бы такое испытать, – огрызнулся Малк. – Не дай Всевышний второй раз...
     — У тебя второго раза не будет. Спи спокойно, дорогой не-товарищ.
     Малк, с остекленевшими глазами, остался в джатте: истребитель был без фонаря, а значит к полёту непригоден. Как сказала Криспа, стрейсард – малый десантный корабль, несущий шесть джаттов. На верхней палубе находился истребитель Малка, значит три должны быть на нижней палубе. Антон осторожно, придерживаясь руками сначала за фюзеляж, потом за треугольное крыло джатта, спрыгнул на палубу и сразу же услышал непонятный звук. Громов попробовал приподнять правую ногу и понял, что подошвы ботинок примагничиваются к стальной палубе.
     — Вот и не полетал, – буркнул Антон. – А хотел.
     Он, стараясь часто перебирать ногами, подошёл к лежащим пилоту и навигатору. Один из «встречающих» не подавал признаков жизни, его голова была неестественно вывернута.
     — Несчастный случай на производстве, – покачал головой Громов. – Подошвы примагнитились и вот... результат.
     Второго «встречающего» Антон перевернул на спину. Совсем молодой парень, лет восемнадцати-двадцати, смотрел на Громова, из его глаз текли слёзы.
     — Ты же солдат, парень! Разве солдаты плачут? Тебя, скорее всего, зацепило, но чуть-чуть. Так?
     — Да, – кивнул парень. – Левая рука парализована. Ты меня добьёшь?
     — Я что, похож на зверя? – опешил Антон.
     — Да. Зачем пилота убил? Это мой дядя.
     — Он сам виноват. Видишь, шею сломал. Идти можешь? – спросил Громов.
     — Не знаю. Руку дай, помоги встать.
     — Бог подаст тебе и руку, и ногу. Встать! – рявкнул Антон. – Только дёрнись, сволочь, дай мне повод тебя убить, и я это сделаю.
     У навигатора, когда он встал на ноги, тряслись колени, из глаз не прекращали течь слёзы.
     — Какое у тебя перерождение? – спросил Антон.
     — Ещё не было, – ответил парень.
     — Понятно. На корабле кроме вас кто-то есть?
     — Какой-то гражданский и тан Квартер. Гражданский напился, спит в своей каюте, тан Квартер смотрит потоковое видео.
     — Веди, – произнёс Антон. – Только смотри, шаг в сторону и....
     — Я понял. Идти?
     — Да иди ты уже, – засмеялся Громов.
     Никакого переходного шлюза не было, за стальной дверью начинался длинный и прямой коридор. Стены, потолок, сам пол были отделаны дешёвым, на вид, серым пластиком, ботинки заметно меньше примагничивались к полу. Идущий впереди парень постоянно оглядывался, словно ждал подмоги.
     — Иди-иди, – произнёс Антон. – Никто на помощь не придёт.
     — Там, внизу, все мертвы? – спросил навигатор.
     — Конечно. На деревьях вниз головой висят, – оскалился Антон, парень еле устоял на ногах. – Вы же прибыли убить женщину, значит преступники, преступники должны сидеть в тюрьме, ожидая казнь. Тюрьмы нет, но казнь свершилась. Справедливость превыше всего.
     — Сволочь, – навзрыд заплакал навигатор. – Там был мой отец. Бриком его звали.
     — Бывает. Где каюта гражданского?
     Коридор закончился полупрозрачной перегородкой с дверью, за ней, справа и слева, находились две каюты. Откатные двери отделаны дорогим, на вид, тёмным деревом, блестящие ручки в форме знака бесконечность.
     — Справа – находится гражданский, слева каюта тана Квартера. – Что ты со мной сделаешь, убийца?
     — Ложись на пол, – произнёс Антон, доставая из накладного кармана комбинезона спицы-наручники. – Если дёргаться не будешь, полежишь, отдохнёшь пару часов, потом... потом посмотрим. Как тебя зовут, парень?
     — Вальд.
     — Ты бы смог убить безоружную женщину, Вальд?
     — Никогда, – сразу же ответил навигатор. – Если бы она первой не напала, конечно.
     — Всё правильно. Чувствуется хорошее воспитание Брика.
     Парень дёрнулся, Антон надавил на спину коленом.
     — Живой он, живой, успокойся. Держи руки вместе.
     Антон ударил спицей по запястью навигатора, спица, как живая, обернулась вокруг рук.
     — Не жмёт? – усмехнулся Антон. – Лежи и не дёргайся. Хотя нет, бережённого, как говорится, Бог бережёт.
     Вальд со связанными руками и ногами остался лежать в коридоре, Антон осторожно открыл дверь каюты отца Криспы и поморщился. Запах был просто убийственный: перегар, смешанный с запахом давно немытого тела и ещё что-то незнакомое, что оставляло во рту сладковатый привкус. Отец Криспы лежал на полу каюты, сжимая рукой початую бутылку со светло-коричневым напитком. Из нейроразъёма мужчины к плоской пластиковой коробке чёрного цвета тянулся кабель связи, сама коробка ни к чему подсоединена не была.
     — Не мир, а хрен знает что, – покачал головой Громов, переворачивая пьяного на живот. Через пять минут, связав отца Криспы, Антон вышел из каюты, спросил у Вальда:
     — Что за коробка чёрного цвета у гражданского в каюте?
     — К которой он подключён?
     — Да.
     — Приставка для просмотра потокового видео.
     Каюта тана Квартера утопала в роскоши: стены отделаны плотной тканью светло-бежевого цвета, на полу ковёр с высоким ворсом. Вместо иллюминатора в каюте был прямоугольник информационной панели, от которой к нейроразъёму тана шёл длинный, скрученный несколько раз кабель. Справа от входа Антон увидел шикарную кровать, рядом с кроватью два кресла и небольшой деревянный столик. В одном кресле находился тан, его глаза были закрытыми, руки на подлокотниках. Антон прислушался: Квартер сладостно постанывал. От чего и почему? Громов посмотрел на экран инфопанели и засмеялся: Квартер смотрел довольно-таки жёсткое порно. На пляже, на берегу какого-то то ли океана, то ли моря с бирюзовой водой, занимались сексом зрелая женщина, очень красивая, и подросток. Потом, откуда ни возьмись, на берегу появился мачо с огромными усами, с тёмным цветом кожи. Он отшвырнул мальчика в сторону, как котёнка.. Антон сплюнул на пол.
     — Извращенцы.
     Громов, особо не церемонясь, рванул на себя нейроразъём тана, тот обмяк и тихо застонал. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Квартер пришёл в себя.
     — Доброе утро, тан. Птицы поют в небе, деревья шумят, ручьи журчат, а вы всё спите и спите.
     Тан, увидев в руке незнакомого мужчины оружие, заикаясь, спросил:
     — Что вы себе позволяете? Я заместитель президента Гильдии Свободных Торговцев и не позволю...
     Антон ударил левой рукой. Удар смазался, но голова Квартера дёрнулась, и он на некоторое время затих. Громов взял со стола подобие графина, понюхал содержимое: вода. Вылив жидкость на голову тана, Антон похлопал его по щеке:
     — Утро на улице, а ты всё спишь, красавица. Подъём, мать твою!
     — Что вам от меня нужно, уважаемый тан? – спросил Квартер.
     — Что мне нужно? – тихо произнёс Громов. – Это тебе что нужно от танессы Криспнесс, идиот?
     — Я… по поручению президента.. – заикаясь произнёс торговец. – А вы кем приходитесь танессе?
     — Внучатый племянник, – произнёс Антон. – Ты хотел убить мою тётю, хотел разорить её крепкое хозяйство, забрать силой участок планетоида Гао. Обвинений достаточно, чтобы суд вынес вердикт: убить нельзя помиловать. Где ты в последнем предложении поставишь запятую, то и произойдёт. Судьба она такая, тан.
     — После нельзя, – Квартер изобразил на лице улыбку.
     — Ты сейчас напишешь расписку, иуда, что ни ты, ни Гильдия не претендуют на так называемый остров планетоида Гао. Это понятно? Да, ещё! Пару-тройку миллионов кредитов танессе Криспнесс не помешают.
     — Побойтесь Всевышнего, молодой человек. Такие деньги просто невозможно выплатить вашей тёте в качестве компенсации за нанесённый моральный ущерб. Ни у меня, ни у Гильдии таких денег нет и в помине. Это же неподъёмная сумма для многих государств Содружества, да и для многих государств Империи тоже.
     — Какая подъёмная сумма будет предложена танессе? – спросил Антон, направив станнер на Квартера. – Ну?
     — Сто тысяч максимум, – ответил тан.
     — Двести пятьдесят, и никто сегодня больше не умрёт.
     — Не умрёт... – как эхо повторил Квартер. – Это значит, что...
     — Пять трупов на Гао, три на стрейсарде.
     — Двести. У меня правда нет больше, тан.
     — Обойдёмся без всякой волокиты. У вас, надеюсь, банковская карта не вшита куда-нибудь в запястье, тан?
     — Нет-нет, я же не военный, – ответил Квартер. – У меня есть с собой кредитная карта, но на ней всего сто пятьдесят тысяч полновесных кредитов.
     — Хорошо, – согласился Антон, – будешь должен. Карты на стол, то есть, карту на стол и оформляем что-то типа договора о ненападении. Пакт о ненападении, вспомнил.
     — Мне нужен кабель подключения, тан, – произнёс Квартер. – Вызов электронного юриста займёт не более двух минут. Можете отойти куда-нибудь в сторону, чтобы...
     — Чтобы ты, мерзкая рожа, не умер, – кивнул Громов. – Карточка где?
     Договор оказался, скорее всего, типовым. Но Антон несколько раз его прочитал, прежде чем понял о чём он. Потом, взяв из кармана пиджака Квартера пластиковую карту золотистого цвета, связал по рукам и ногам заместителя президента Гильдии, вышел из каюты. Вальд всё так же лежал на полу, тихо посмеиваясь:
     — Лихо вы его, тан.
     — Пусть спасибо скажет, что не убил. Боги космоса, какая же мерзость! А знаешь, Вальд, я не представляю, как снять наручники. Беда.
     — В комплекте с наручниками должен быть резак, тан, – как-то неуверенно произнёс парень.
     Резак, похожий на самый обычный складной нож, нашёлся в упаковке со спицами-наручниками. Он легко разрезал наручники из суперсплава, Антон хмыкнул.
     — Молекулярный, – со знанием дела произнёс Вальд. – Что дальше?
     — В рубку управления, Вальд.
     «Мила, ты сможешь изменить код доступа к стрейсарду?»
     «Конечно, Антон. Необходимо прямое подключения к искину корабля».
     — Вальд, что-то у вас корабль какой-то бедный, – сказал Громов, осмотрев рубку управления.
     — Ну... это же не круизный лайнер, тан…
     В голове Антона взорвалась небольшая атомная бомба. Его согнуло пополам, в глазах мельтешили синие пятна. Сознание и воспоминания прежнего Антона раздвинуло плёнку мыльного пузыря. В голове калейдоскопом пронеслись картинки из прошлого: белоснежный лайнер, он, Антон, в кителе тёмно-синего цвета, пассажиры, члены экипажа. Какая-то светловолосая девушка с короткой стрижкой, ложащаяся в ложемент, два парня, один из них темноволосый, второй абсолютно лысый…
     — Тан, с вами всё хорошо? – услышал Громов голос Вальда.
     — Да, голова сильно болит, а так норма, – ответил Антон, отгоняя воспоминания. Он с удивлением увидел, что сидит в неудобном кресле рубки управления, нейроразъём соединён кабелем с разъёмом искина стрейсарда.
     «Перепрограммирование завершено, Антон».
     «Если кто-то попробует взломать систему корабля искина, Мила?»
     «Искин задействует активную защиту. Если и это не поможет, то корабль будет взорван».
     «Ну да, корабль военный. Всё правильно, Мила. Спасибо».
     Вальд сидел в соседнем кресле, с интересом смотрел на Громова.
     — Вы не похожи на убийцу, тан.
     — А как выглядят профессиональные убийцы, Вальд?
     Парень, пожав плечами, спросил:
     — Я останусь на корабле?
     — Если хочешь, оставайся. Но на твоём месте я бы этого не делал. Не исключено, что корабль будет взорван.
     — О, нет, тогда я с вами, тан.
     — На край света? – улыбнулся Антон. – Грузи на плечо гражданского, и пора идти на нижнюю палубу.
     — Тан, можно я сяду в кресло пилота дж а тта? – взмолился Вальд.
     — Да пожалуйста, – пожал плечами Антон. Он был даже рад просьбе Вальда: головная боль отдавалась в висках, в глазах иногда двоилось и троилось. – Пойдём, навигатор, полетаем на джатте.



Глава 8.




     «Нейроинтерфейсы, бионика, шагающая по планетам в полный рост и семимильными шагами, генномодифицированные люди, волновая теория света, воплотившаяся в жизнь при постройке космических кораблей.
     Всё есть, но передовые новации сумели ужиться с человеческими пороками. Как?! – подумал Антон, помогая Вальду загрузить в джатт мертвецки пьяного отца Криспы. – На каком этапе своего развития люди делают фатальную ошибку и от них отворачивается вектор благополучия? Непонятно. В мире Криспы, в мире практического бессмертия, люди живут ничуть не лучше, чем в мире, в котором вырос Антон и стал капитаном межзвёздного корабля. Пятисот летняя женщина, казалось бы, должна мыслить, как человек, умудрённый опытом, но Криспа ведёт себя, как тридцатилетняя женщина. Обижается, ревнует, ненавидит, возможно, она способна кого-то полюбить. Непонятно вообще, что дала человеку возможность замены изношенного тела на новое? Неограниченные возможности? Нет, они ограничиваются сводами законов и правил, которыми довольствуются простые смертные. Бессмертие? Нет, не всякий может себе позволить купить новое тело, значит общество, в целом, не такое уж и бессмертное. Тогда почему люди пошли на такой серьёзный шаг, хотя могли ограничиться «ремонтом», заменой быстроизнашивающихся внутренних органов? Сердца, печени, почек. Это было бы намного дешевле для человека и доступнее».
     — Летим, тан Антон? – спросил Вальд.
     — Я думал, что мы уже давно в полёте, навигатор. Кстати, у тебя большой налёт на джаттах?
     — Конечно. Больше часа, тан! – с гордостью ответил парень.
     — Целый час, – прошептал Громов. – Много это или мало для человека?
     — Не знаю, тан, – Вальд как-то странно посмотрел на Антона, как будто только что его увидел. – Смотря для чего. Для закрепления навыков пилотирования джаттом, это очень много.
     Громов подсоединил второй кабель к своему нейроразъёму, мир вокруг потерял свои привычные очертания: исчезла палуба стрейсарда, исчез сам истребитель. Вокруг были звёзды, обрамляющие спутник Тельферы Гао. Антона вдавило в противоперегрузочное кресло, хотя из сопел двигателей плазма не вырывалась.
     «Сработала, так называемая, «гравитационная рогатка». Искин стрейсарда считал информацию искина джатта, сам определил направление движения истребителя, с какой скоростью он должен двигаться. Произойдёт автоматическая разблокировка включения в работу двигателей джатта, и он перейдёт в автономный режим полёта», – объяснила нейросеть.
     «Это мне понятно, Мила, спасибо. Но как искин стрейсарда определил направление полёта?»
     «Я уже говорила, что между малым искином джатта и пилотом происходит мгновенный ментообмен. Если бы пилот подумал о том, что необходимо лететь в сторону планеты Тельфера, то искин открыл бы выход с палубы по левому борту корабля, «гравитационная рогатка» придала бы джатту первоначальную и необходимую скорость, достаточную для того, чтобы преодолеть треть расстояния до планеты, использую инерционную силу. Без включения плазменных двигателей истребителя. Если ситуация угрожает жизни корабля, или пилотам джаттов, то «гравитационная рогатка» помогает лишь на первоначальном этапе движения, при включённых плазменных двигателях. Принцип наименьшего зла, Антон».
     «Удобно. Пилот подумал о потенциальной угрозе и спустя секунды уже двигается к этой угрозе. Удобно, очень. Тем более, пилот избегает стресса при отрыве от палубы стрейсарда в момент взлёта».
     Антон отсоединил нейроразъём, стал смотрел через прозрачный материал кабины на стремительно приближающийся планетоид. Лёд и снег, холод и сильный ветер. Но именно на спутнике Тельферы кем-то была построена секретная база Содружества. Или база была построена всё-таки не людьми из союза пяти планет? Прав был Льюис Кэрролл и его Алиса. Всё страньше и страньше, всё чудесатее и чудесатее.
     — Где садимся, тан? – спросил Вальд.
     Джатт завис над садами на высоте около двухсот метров. Антон сориентировался, ответил:
     — Прямо по курсу двухэтажный дом. Между домом и садом достаточно места для посадки. Смотри, Вальд, загубишь сад или даже его малую часть, да хоть одно дерево, хозяйка тебя растерзает. Даже я тебя не спасу от гнева праведного Криспы.
     — Тан, тогда может быть вы будете управлять машиной? – с серьёзным лицом спросил Вальд.
     — Нет-нет, Вальд, сам выкручивайся. Ты в кресле пилота, не я. Посади машину так, чтобы Криспа увидела моё лицо. То есть правым бортом к дому.
     Джатт завис над землёй, плазменный двигатели отключились, но истребитель вниз не рухнул.
     «В работе установка, создающая сильное электромагнитное поле, удерживающее джатт на определённом расстоянии от относительно неподвижного материального объекта», – услышал Антон голос Милы.
     «Эта технология, как и технология передвижения в космосе за счёт энергии света разработаны на планетах Содружества или на планетах бывшей Федерации, Мила?»
     «Закрытая информация».
     Для Антона услышать подобный ответ нейросети было более чем странным. Носитель нейросети – и царь и бог, казалось бы, но нет, не всё подвластно богам. Антон спрыгнул на землю, принял непробудно спящего отца Криспы, пролежавшего всё время полёта в ногах Громова. Защитный барьер, переливающийся всеми цветами радуги, мигнул, потом исчез. Дверь в дом была приоткрыта, Криспа ждала гостей. Взвалив не очень тяжёлого мужчину на плечо Вальда, Антон не спешил подниматься на второй этаж: он заглянул в небольшую комнату с крышкой подпола. Всё так же в петли была вставлена дужка замка, по-прежнему через щель между крышкой и бетонным полом пробивалась узкая полоска света. Криспа из подпола никак не могла выйти, не открыв очень тяжёлую крышку. Убрав замок, Громов рывком приподнял стальной лист, спустился по лестнице вниз. Он попал в пелену молочно-белого тумана. На расстоянии вытянутой руки ничего не было видно, упругая стена силового поля не позволяла Антону сделать шаг вперёд, влево или вправо.
     — А теперь пошли, Вальд, наверх, – произнёс Антон, закрыв стальную крышку подпола и выходя в крошечную прихожую с вешалкой для верхней одежды и полкой для обуви.
     — Как вы так быстро, тан? Прошло не больше секунды, как вы переступили порог этой комнаты.
     — Это тебе показалось, – ответил Громов, прокручивая в голове всевозможные варианты встречи с Криспой.
     — Здравствуй, Криспа, меня зовут Антон, – произнёс Громов, заходя в просторный зал. Никого.
     — Вальд, положи мужчину на диван и укрой его пледом, – сказал Громов, направляясь в кухонный блок. Никого. Антон заглянул в спальную комнату: в свете Тельферы она была похожа на комнату сказочного персонажа из непридуманной пока никем сказки: стены искрились, сама кровать, под балдахином, была заправлена серебристым одеялом, на потолке роились разноцветные точки-звёзды.
     — М-да... Не ожидал, не ожидал, – покачал головой Громов. – Но это дело такое, на любителя. Можно состариться, но в душе остаться ребёнком. И наоборот.
     Вальд, развалившись в кресле и забросив ноги на подлокотник, дистанционно, свайпами листал застывшие на экране инфопанели изображения. Стоило какому-то из них остаться на экране секунду, может чуть больше, и оно «оживало». Антон сел в соседнее кресло, посмотрел в окно: ночь, бесконечная для него ночь, закончилась. Тельфера стала заметно меньше в размерах и ушла чуть ниже. Значит, планетоид всё-таки имел ось вращения, пусть даже вращение было и незначительное. Тёмно-синий, чёрный серп неба сбоку планеты вспыхнул ослепительно-белым светом, и из-за Тельферы показалось местное солнце. Звезды отступили, лишь одна, самая яркая, сопротивлялась солнечному свету.
     — Вальд, самая яркая звезда на небосклоне... это...
     — Дельта Аграбарда, тан, – перебил Антона Вальд. – До звезды почти сто прыжков. Нам это делать запрещено, сами знаете.
     — Прыжок — это сколько, Вальд?
     — Астрономическая единица. Корабли могли бы и дальше прыгать, но люди не выдерживают, тан. Сами понимаете.
     «На моей планете принято считать астрономической единицей сто пятьдесят миллионов километров. А здесь сколько, Мила?»
     «На десять миллионов больше, Антон».
     Антон усмехнулся: то, что понятно двадцатилетнему Вальду, для него было в диковинку. На расстоянии почти пятнадцати миллиардов километров находилась звезда, по яркости не уступающая местному солнцу. Дельта Аграбарда. Получается, что ближайшая звезда с планетами, входящими в состав Империи, находится от орбиты самой отдалённой от солнца планеты Содружества не так уж и далеко. В пределах, если суммировать условные границы Империи и Содружества, тридцати миллиардов километров. Антон усмехнулся: подумаешь, пыль под ногами. О таких переходах землянам только мечтать. Если бы не гиперпереходы, случайно открытые учёными, то передвигались бы люди только внутри солнечной системы. Может быть, это и неплохо, конечно, и достаточно, но нет, люди рвутся к звёздам. Многие сгорают в их свете, многие продолжают осваивать другие миры. Удивительно!
     — Вальд, верни предыдущую картинку, – попросил Антон. – Кто это?
     — Тан, ну как можно не знать в лицо Императора Дианатину? – удивился парень. – Она подарила людям бессмертие, тан, она скоро станет единым Императором для Империи и Содружества. Оставить программу?
     — Оставь, – кивнул Антон. – Только видно плохо Императора, её постоянно кто-то заслоняет.
     — Так вам нужно полное погружение, – всплеснул руками Вальд. – Вы тогда напрямую сможете пообщаться с Дианатиной.
     — Хм... а как это сделать?
     Вальд встал с кресла, подошёл к инфопанели, из боковой рамки с щелчком достал нейроразъём, за которым тянулся длинный кабель подключения. Антон, ставшим уже привычным движением, подсоединил разъём к нейрошунту своей нейросети.
     Он, Антон Громов, оказался в огромном зале, в котором находилось не меньше десяти тысяч человек. Толпа ликовала и затихла лишь тогда, когда огромные двери зала открылись. В окружении телохранителей в зал вошла высокая женщина. Смоляные, слегка вьющиеся волосы, стройная фигура, отливающая серебром одежда. Очень сильно приталенное, в пол, платье, поверх которого наброшена лёгкая полупрозрачная накидка. Антон увидел, что лицо Императора закрывает маска. Из металла или нет, сложно разобрать, но маска, под цвет платья, также отливала серебром.
     — Вот чёрт, как же её рассмотреть поближе. Люди мешают, – произнёс вслух Антон.
     — Тан, вы убирайте рукой все ненужные персонажи, – издалека донёсся голос Вальда. – Останетесь один на один с Императором и, возможно, она с вами поговорит. Удачи, тан.
     Антон оттолкнул от себя какого-то высоко мужчину, он беззвучно исчез. Потом Антон «убрал» двух женщин в пышных нарядах, потом ещё мужчину. Все те, кого он убирал со своего пути, оказывались далеко за спиной. В трёх метрах от Громова стояла женщина, которая вершила судьбы миллиардов человек. Впереди Антона находился очень высокий мужчина в строгом деловом тёмно-синем костюме. Как понял Антон, телохранитель Императора. Громов прикоснулся к плечу мужчины и тот обернулся.
     — Не положено, тан, – произнёс телохранитель.
     — Мне положено, – покачал головой Антон. – Сгинь.
     Изображение телохранителя чуть дрогнуло, по его телу снизу-вверх прошли горизонтальные тёмные полосы, мужчина исчез. Император повернула в сторону Громова голову, произнесла:
     — Стой там, где стоишь, чужестранец! Это приказ!
     — Ну да, ещё программа полного погружения мною не командовала, – усмехнулся Антон. Он вплотную подошёл к изображению Дианатины, дотронулся до её руки. Император вздрогнула:
     — Ты что делаешь, идиот?
     — Любуюсь вами, Ваше Императорское Величество. Хороша, чего уж говорить, хороша! Смуглая кожа, карие глаза, вьющиеся волосы. У вас, Дианатина, от поклонников, скорее всего, нет отбоя! – Антон засмеялся от понимания того, что вот так свободно общается с первым лицом Империи. – Сколько у вас было воскрешений, не мой вы Император? Десять, а может быть двадцать?
     Антон обошёл Дианатину вокруг, увидел неприлично большой разрез платья, оценил стройность ног Императора.
     — Прекрати, – прошептала Дианатина. – На нас же смотрят люди.
     — Пусть смотрят, Ваше Императорское Величество. Разве вы к этому не привыкли? – засмеялся Антон.
     Дианатина стояла на верхней ступени небольшой лестницы спуска в зал, на ковровой дорожке ярко-красного цвета. Антон, своими остроносыми туфлями, непонятно откуда взявшимися, зацепился за край дорожки, начал падать. Непроизвольно он схватился за край платья Императора, сумел сохранить равновесие. Громов застыл столбом, держа в руках роскошный наряд Дианатины. Никакого нижнего белья, тело смуглое, гладкая кожа. Запах дурманящих голову духов и запах сандалового дерева. И только сейчас Антон понял, что в зале никто не смеет вздохнуть. Многотысячная толпа с вожделением смотрела на обнажённого Императора.
     — Что ты наделал? Идиот! – прошептала Дианатина. – Уничтожу!
     — А король-то гол, господа! – обратился к толпе Антон. – Сейчас мы снимем с лица маску, чтобы лицезреть, так сказать... ммм ... лицезреть.
     Антон встал на одну ступеньку с Императором, повернул её к себе лицом и поцеловал. Целовал долго, пока сам не стал задыхаться. Очнувшись от морока программы, Антон с удивлением обнаружил, что Дианатина обхватила руками его шею и смотрит в его глаза.
     — Я знаю, что ты прибыл со звёзд, чтобы меня уничтожить. Так?
     — Кто вам такое сказал, Дианатина?
     — Звёзды нашептали, – улыбнулась Император. – Только знай, чужестранец, меня уничтожить невозможно.
     — Тогда я вам разобью сердце и заберу вас с собой. Полетим на далёкую звезду, построим дом и будем жить в мире и достатке. Может, трёх-четырёх детей заведём. Вы же не против, Дианатина?
     — Да как ты смеешь! – отшатнулась от Антона Дианатина. – Ты Императору предлагаешь секс? Вы слышали, славные граждане Империи?
     Зал безмолвствовал.
     — Разве можно что-то ответить Императору без одежды? – съязвил Антон. – А ну-ка, давайте-ка, Ваше Императорское Величество, снимем с вашего прелестного личика маску. Граждане Империи хотят... нет, не так... они жаждут лицезреть ваше лицо, Дианатина.
     Император обладала просто нечеловеческой силой. Она ударила Антона по лицу и тот еле устоял на ногах. Программа полного погружения выбросила Громова из виртуального пространства, он сорвал с нейрошунта разъём. Первое, что увидел Антон – перекошенное от страха лицо Вальда. Правая щека Громова от удара Дианатины нестерпимо горела.
     — Дурацкая какая-то программа, Вальд, – спокойным голосом произнёс Антон. – Ты знаешь, я теперь понимаю тана Квартера. Не удивлюсь, что он по-настоящему занимался сексом с красоткой на берегу моря-океана. Только кем он был в программе – подростком или мачо с огромными усами? Вопрос. Эй, Вальд, ты чего на меня смотришь круглыми глазами? Вальд, очнись.
     — Тан, – Вальд сглотнул слюну, вытер рот рукавом комбинезона, – вы кто, тан?
     — Можешь звать меня просто Антоном, разрешаю, – ответил Громов, потирая щёку.
     — Спасибо, тан Антон, – кивнул Вальд. – Но я не о том. Как вы смогли переписать программу?
     — Ничего я не переписывал, – удивился Громов. – Ты о чём?
     — То, что с вами произошло в зале дворца Императора, я видел на экране инфопанели, тан. И это было... Это было замечательно, тан Антон.
     — Ты хочешь сказать, что... – застыл в изумлении Громов.
     — Именно, тан Антон. Все ваши приключения видели миллиарды людей. Больше десяти миллиардов лайков, тан! Вы теперь знаменитость.



Глава 9.




     Антон вышел из душевой комнаты, застыл с полотенцем в руках, рассматривая Вальда и отца Криспы, сидящих за кухонным столом. Пожилой мужчина и молодой парень о чём-то разговаривали, смеялись.
     «Семейная идиллия, честное слово, – подумал Громов. – Утреннее чаепитие. Плохо, что чай, как еда и напитки, синтезированы».
     Он зашёл в зал, посмотрел на экран инфопанели: на нём, стыдливо прикрывая высокую грудь, была запечатлена Дианатина. Антон присмотрелся: даже через смуглую кожу, на щеках проступал румянец. Ну надо же! Антон сел за кухонный стол, налил из заварочного чайника тёмно-коричневую, приятно пахнущую жидкость, сделал небольшой глоток. Вальд, как и отец Криспы, смотрели на Громова с некоторым удивлением, словно ожидая от него или слов или какого-то действия. Но Антон просто пил жидкость, чем-то напоминавшую цейлонский чай. Без сахара и всевозможных добавок. Просто чай.
     Громов понял, что он третий лишний, с чашкой в руках вышел из кухни. Сидя в кресле, откровенно любовался той, которая могла его уничтожить, смотрел на ту, которую ненавидел… В голове опять произошёл маленький ядерный взрыв, мыльный пузырь запрета на воспоминания сбросил радужный окрас, превратился в тонкую пелену, через которую можно было рассмотреть прежнюю жизнь Громова. Человека с планеты Земля.
     Благодарить разумное существо за своё воскрешение или нет, Антон не знал, но больше склонялся к первому варианту. Он, бывший капитан круизного лайнера, бывший землянин, бывший гражданин Империи людей, человек, у которого забрали жизнь, дом, знакомых и друзей, возможно, семью, был благодарен судьбе за предоставленную возможность жить. Полупрозрачный пузырь запрета на воспоминания приобрёл матово-белые стенки, потом на нём появились разноцветные полосы. Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Всё просто и одновременно с этим – всё очень и очень сложно. Очень. Если человек восстал из пепла, окунувшись в Ничто мироздания, значит, это кому-то нужно. Пусть будет так. Аминь.
     Сначала появился низкочастотный звук, потом звук, похожий на гул реактивного самолёта, пролетевшего над домом на сверхмалой высоте. Окна откликнулись на проделки нерадивого пилота дребезжанием стёкол. Гул стих и возник звук камертона, который находился в резонансе со всей необъятной Вселенной. От этого звука заныли зубы, в виски неприятно кольнуло, воздух, казалось, начал светиться. Звук камертона исчез, исчезло свечение. Часть пола, от окна к центру зала, скользнула вниз и вбок. Из прямоугольного проёма некоторое время были видны щупальца сизого, рваного тумана.
     Потом заработал невидимый Антону механизм лифтового подъёмника, на площадке которого стояла Она. Властная и безжалостная, способная уничтожить любого, кто встал на её пути. Прямоугольник пола зафиксировался с небольшим щелчком, женщина сделала шаг вперёд, к сидящему в кресле Антону. Маски на лице Императора не было, и Громову пришлось заново примерять по отношению к женщине несуществующую градуировку красоты. Она была красива просто до неприличия, глаза смотрели с ненавистью и с испугом. В них можно было прочитать и растерянность, и обиду, желание уничтожить и чувство сострадания. Император Дианатина, как две капли воды похожая на танессу Криспнесс, стояла посредине зала и не знала, что сказать Громову. Громов не знал, что сказать Дианатине. Он просто поднялся из кресла, подошёл к той, которую почти не знал, но почему-то ненавидел, взял её за руку и подвёл к дивану, отбросив клетчатый плед в сторону.
     — Трудно быть Богом, Дианатина? Присаживайся.
     — Очень трудно, – тихо ответила женщина. – И ещё эти дурацкие каблуки...
     Антон засмеялся, усадил Императора на диван, снял с её ног чёрные туфли.
     — Так легче?
     Громов посмотрел на Дианатину. В её глазах теперь находились хрусталики льда и искры только что разгоревшегося пламени костра.
     — Что же ты натворила, Дианатина?
     — Ты пришёл, чтобы это остановить? Ты меня уничтожишь?
     — Не уверен, – честно ответил Громов. – Видишь в чём дело... я до сих пор не стал тем, кем хотел бы стать.
     — Кем же? Богом? Или равным Богу?
     — Человеком с его набором всевозможных чувств. Я хочу любить и ненавидеть, страдать и переживать. Но меня этих чувств лишили в далёком детстве. В том мире, откуда я пришёл, детей рано лишают заботы родителей, забирают у них детство. С четырёх лет дети проходят специальную подготовку, чтобы впоследствии стать набором специальных программ. Их закладывают в модули, контролирующие эмоции улучшенных людей. Их ещё называют модами. Модифицированными. Я – пилот космического корабля с возможностью занимать должность капитана. Для меня неизвестно, что такое любовь и сострадание. Долг превыше всего, над чувствами преобладают холодный расчёт и программатика. Но так было до того момента, пока я не сгорел в пламени звёзд. Меня предали и уничтожили, но кто-то могущественный собрал меня из атомов, распылённых в гиперпереходе, заново сконструировал и установил новый модуль улучшения с названием нейросеть. Я этого не просил, я молил Всевышнего всего лишь дать мне квант на удачу и возможность выжить. Выжил, но человеком я себя не чувствую. Поэтому, я не знаю, чего хочу и на что ориентироваться в новом мире. Но то, что я увидел за несколько дней пребывания на спутнике Тельферы, мне очень не понравилось. Ты сделала много ошибок, и самая главная знаешь какая?
     Дианатина не ответила, еле заметно покачала головой.
     — Ты подарила людям возможность почувствовать себя бессмертными, выбирать себе невообразимо красивые, сильные, новые тела. Но ты их лишила души и стремления к созиданию.
     — Нет, я этого не хотела сделать, – очень тихо произнесла Дианатина.
     — Не хотела, но сделала. Знаешь, что отвратительно в бессмертии? У человека напрочь исчезает желание успеть сделать что-то полезное за относительно короткий промежуток времени. Зачем спешить рожать детей, ведь можно прекрасно без них обойтись лет эдак триста-четыреста. Зачем избегать каких-то ошибок, если эти ошибки можно исправить на следующем этапе своей жизни. Люди привыкли беречь свои тела, которые им заменили, в некотором смысле этого слова, цель в жизни. Побольше заработать полновесных кредитов, чтобы выбрать безупречное тело и продолжить беззаботную жизнь. А на самом деле должно быть всё с точностью наоборот. Не должен человек прожигать двести-триста лет своей жизни, человек должен стремиться сделать что-то полезное за семьдесят-восемьдесят лет. Полновесных лет. Человек от долгой жизни устаёт и совершает массу ошибок.
     — Как я? – спросила Дианатина. Антон увидел на её глазах слёзы.
     Громов, услышав шум, посмотрел на Вальда и отца Криспы, стоявших на коленях.
     — Видишь, в кого ты превратила людей? Они молятся на тебя, они считают тебя своим богом. Но боги – это те же люди, и они совершают ошибки. Вальд, встань с колен.
     — Не могу, тан, – с усилием произнёс парень.
     — Встань с колен, мальчик мой, – сказала Дианатина и Вальд сразу же оказался на ногах.
     — Убедилась? Вальд, отведи дедушку на кухню. Поговорите о чём-нибудь.
     Вальд смотрел то на Императора, которую обожал, то на Антона, которого боялся больше всего на свете. Только тот, кто по силе равный Императору, может указывать ему на совершённые ошибки.
     — Идите, Вальд, – устало произнесла Дианатина. – Нам с Антоном нужно о многом поговорить.
     — Где, кстати, находится настоящая Криспа, бывший навигатор, бывший солдат? – спросил Антон, когда отец Криспы и Вальд вышли из зала.
     — Она внизу, спит, – ответила Дианатина. – Проснётся, когда я отсюда уйду.
     — Она твой клон?
     — Не знаю, – честно ответила женщина. – Иногда мне кажется, что я и есть чей-то клон. У меня не было детства и родителей, я впервые себя осознала уже взрослой. Знания, которыми пользуются и в Империи, и на планетах Содружества, у меня были в готовом варианте, оставалось лишь пробиться к власти и стать тем, кем я стала.
     — Как интересно. Из грязи в князи. И как это тебе удалось?
     Дианатина смотрела испуганными глазами на Антона, взяла его за руку, потом посмотрела в сторону инфопанели, кивнула.
     — Понятно, – произнёс Антон. – Сначала техника двадцать пятого кадра, потом вшитые в развлекательные программы…
     — Да, ты всё правильно понял, – перебила Дианатина. – Я всё делала, как будто кто-то мне приказывал это делать. Веришь?
     — Конечно, – кивнул Громов. – Похоже, и на моей планете происходит тоже самое. Только в начальном этапе, так сказать, большого эксперимента над людьми. Живое общение человека с человеком полностью заменили социальные сети, а в любую программу можно прописать алгоритм подчинения, преклонения перед своим кумиром. Это называется зомбированием личности. Я вспомнил короткий временной отрезок своей жизни, когда активно пользовался одной очень популярной программой. Казалось бы, ничего серьёзного. Но через два-три дня поймал себя на мысли, что без соцсети, просто-напросто, не могу прожить ни дня. Возвращаясь из длительных рейсов, я первым делом…
     — Включал программу и общался с людьми, – произнесла Дианатина.
     — Да. Только чудом я избавился от этой зависимости. И знаешь, когда это наваждение закончилось, я стал спокойно спать и думать совершенно по-другому. Вот такая грустная история.
     — Боги, что же я натворила! – Дианатина закрыла руками лицо. – Но ведь я не могла и не могу поступать иначе. Меня тоже зомбировали, Антон?
     — Возможно, – произнёс Антон. – Но я рад, что в тебе осталось что-то от человека.
     — Ошибаешься, – ответила Дианатина. – Во мне столько ненависти, что...
     — Ты объединяешь Империю и Содружество лишь для того, чтобы отомстить тем, кто тебя такой создал? Очередная ошибка! Только и боги могут разгневаться, Дианатина. Они не раз это доказывали. Возьми, к примеру, то же ограничение перемещения в космосе. Как ты эту проблему собираешься решать?
     — Пока не знаю, но я что-нибудь придумаю.
     — Уничтожишь богов, но станешь ли ты от этого сильнее и человечнее? Когда боги злятся, одни звёзды гаснут, другие загораются. И стоит ли всё это исковерканных судеб миллиардов людей?
     — Не знаю, – неуверенно ответила Дианатина. – Ладно уничтожение, но как стать человеком?
     Антон помог встать женщине на ноги, потом поднял её на руки.
     — Ты что делаешь? – с подозрением спросила Дианатина.
     — Попробую тебя сделать хоть чуточку человечнее, – засмеялся Громов. – Есть в доме сказочно красивое место. Сказочник ещё не родился, сказки не существует. Но людям сказки нужны в любом возрасте, поэтому люди их и сочиняют. Специально для детей, специально для взрослых.
     — Я так и знала, что этим всё закончится. Как только тебя увидела, – вздохнула Дианатина. – Только учти, у меня этого ещё...
     — Как? Это за столько-то лет жизни? Какие-то препараты?
     — Неси уже в свою сказку, сказочник, – прошептала Дианатина. – Был секс, но только виртуальный.


     ***


     — Антон, останься, – вздохнула Дианатина. – Пожалуйста. Так приятно осознавать себя просто женщиной.
     — Не могу, – ответил Громов. – Я знаю, что мне нужно что-то делать. Пока не знаю, что точно, но на месте мне сидеть никак нельзя.
     — Почему ты пожалел отца Криспы?
     — Потому что Криспа его любит. Странно, да?
     — Очень, – согласилась женщина. – Даже не представляю, что бы я сделала с человеком, который меня предал.
     — Видишь, в тебе сейчас говорит Император. Женщина надела маску из серебра и стала Повелителем судеб миллиарда людей. Сколько вас таких, иллюзорных императоров?
     — Я чувствую присутствие как минимум семи человек. Но только один с очень сильной энергетикой, Антон. Даже на расстоянии многих миллиардов километров я чувствую её присутствие. Кажется, что она где-то рядом. Иногда её дыхание меня обжигает, и мне становится страшно. И одиноко. Хочется выть, но мне этого делать нельзя. Я же Император.
     — Звучит забавно, но да, ты стала и моим Императором. Пока только здесь, – Антон прижал руку к сердцу.
     — Как просто, оказывается, получить ключ от сердца мужчины. Не знала. Слышала, много раз, но то, что сегодня произошло между нами, это какое-то безумие. Это любовь, Антон?
     — Откуда мне знать, что такое любовь? – вздохнул Громов, рассматривая на потолке спальной комнаты звёзды.
     — Да ты хуже меня, – засмеялась Дианатина. – В тысячу раз хуже.
     — Возможно. Поэтому мне нужно спешить. Узнать и познать себя. Чтобы потом вернуться и ...
     — Не загадывай наперёд, – перебила Антона Дианатина, – говорят, примета плохая.
     — Угу, – кивнул Громов. – А ещё есть примета: если мужчина переспал с женщиной, то у них может появиться ребёнок. Мне нужно вставать и уходить. Пусть отец Криспы останется дома, пусть у них наладятся отношения. Кстати, на орбите Гао болтается...
     — Он самоуничтожился. Взорвался, – вздохнула женщина. – Твоя работа?
     — Моя, не отрицаю. А что с наёмниками Гильдии? Подожди, так тан Квартер погиб?
     — Наёмники под арестом, ждут моего решения. На самом деле, я давно занимаюсь проблемами Содружества, стараюсь всё успеть, но становится всё сложнее и сложнее держать происходящее на десяти планетах под контролем. А насчёт Квартера ... давно мечтала уничтожить верхушку Гильдии. Люди без понятия элементарной морали: торгуют всем подряд, не брезгуют женщинами и детьми.
     — Трудно быть Богом? – повторил вопрос Антон.
     — Очень…



Глава 10.



     Все остались при своих интересах: Криспа, когда проснётся, обнаружит в доме своего отца, Вальда Дианатина пристроит к себе в лётный отряд. Сама Дианатина получила... Антон остановился, посмотрел на окна дома, задумался. Может быть, она первый раз в жизни почувствовала, что такое быть простым человеком?
     Громов усмехнулся, подошёл к одинокому джатту, провёл рукой по его фюзеляжу, по треугольным крыльям. Ещё один подарок Вальду. Джатт без корабля-матки принадлежит теперь парню с плохой родословной. Отец, похотливый самец и пьяница, дядя непонятно что ищущий в своей жизни и так не познавший её сути. На креслах поблёскивали капельки не высохшей воды, на подкове терминала управления лежала небольшая фотография Малка Кроя, обхватившего за талию обворожительную красотку. Антон, из-за смерти Кроя, чувствовал угрызение совести. Но это жизнь, а она, как известно, состоит из сюрпризов. Не обязательно приятных и неожиданных. Дианатина пообещал найти записанную на кристалл памяти матрицу сознания Малка, и вдохнуть в Кроя новую искру жизни. Малк обманул и предал Антона, но разве он поступил бы иначе? Антон посмотрел вверх, на голубое небо, на Тельферу и на оранжевый, подвешенный на невидимую нить, апельсин. «Оранжевое небо, оранжевое солнце», – вспомнил Громов песенку, которую учили дети в интернате будущих пилотов космических кораблей. Вспомнил, и ему стало невыносимо грустно.
     Антон отошёл от дома Криспы-Дианатины на сто шагов, оглянулся. Крафт, отец Криспы, занимался с комбайнами, рядом с ним крутился Вальд.
     «Внук помогает деду. Как романтично», – подумал Антон, размеренными шагами направляясь к секретной базе. Дианатина сказала, что ещё никому не удалось опуститься ниже второго уровня базы. Без исключения все любители приключений мечтали прикоснуться к загадке непонятно кем построенного объекта. Сколько ему лет? На этот вопрос никто не дал ответа. Как сказал Крафт – сколько лет Гао, столько лет базе. Напрашивался вывод: Предтечи базу не уничтожили, значит на ней находится... Громов отогнал ненужные мысли и прибавил шаг: время юношеского максимализма канули в лета. Слева от Антона были ровные ряды деревьев. Когда одна клетка закончилась, началась вторая, а за ней, по рассказам Крафта, на небольшом возвышении находился вход в базу. Сам Крафт, в тайне от Криспы, пытался дважды «прикоснуться к тайне», но эти попытки были отвергнуты загадочным сооружением: силовое поле просто-напросто отбросило мужчину от входа. Впрочем, база поступала точно также и с другими «ловцами жемчуга».
     Вторая клетка сада закончилась, Антон поднялся на небольшую возвышенность и сразу же увидел «вход» в объект: на расстоянии ста метров от него возвышалась пирамида. Небольшая по размерам, привычной для землянина формы. Почему-то вспомнились пирамиды Египта, Мексики. Какая, интересно, связь между теми пирамидами и этой? Да никакой, решил Антон. Распространённая геометрическая форма, не более того. Как куб, тетраэдр, октаэдр. Только одно смущало Громова: почему одних людей пирамида даже близко не подпускала ко входу, другие попадали внутрь, и некоторые «счастливчики» могли спуститься по ступеням вниз до второго уровня? А что дальше? На третьем, четвёртом, на пятых подземных уровнях? И существуют ли они вообще? Антон прикоснулся рукой к грани пирамиды, и та отозвалась натужным гудением.
     Материал граней, скорее всего, – сильно тонированное стекло чёрного цвета, высота пирамиды, навскидку, метров сорок, стороны основания пирамиды одинаковой длины – по тридцать шагов каждая. Антон обошёл пирамиду вокруг и нашёл то, что люди называли входом: прямоугольный проём, закрытый завесой силового поля серебристого цвета. Сев на землю напротив входа, Антон сорвал травинку. Рот наполнился горечью, слюна стала ядовито-зелёного цвета.
     Сделав глоток воды из тубы, Громов себя отругал за неосторожность, и потом рывком поднялся на ноги. Держа в руке лямки рюкзака, подошёл к прямоугольнику серебристого цвета. Силовой барьер был на ощупь упругим и холодил кожу. Антон сначала погрузил в завесу руку по локоть, потом по плечо. Холод и ничего больше. Набрав в грудь воздуха, Громов, не закрывая глаз, сделал шаг внутрь пирамиды. Тело неприятно покалывало, в голове как будто кто-то провёл пером птицы. Несколько секунд Антон стоял неподвижно: зрение никак не хотело приходить в норму. Вокруг была ночь, над головой расплескалось звёздное небо.
     «Такое впечатление, что меня перенесло в какой-то другой мир», – это первое, что пришло в голову Громову.
     Вниз уходили гладкие ступени лестницы, излучающие приятный, рассеянный жёлтый свет. Шаг ступеней был для Антона привычный, под его рост, ширина лестницы – около метра. Удивило то, что стен, или их подобия, не было видно. Лестница, ступени, над головой перемигивались звёзды. Первый пролёт закончился, Антон насчитал ровно двадцать четыре ступени. Остановившись на промежуточной площадке, Громов посмотрел вверх. Звёзд на «небе» стало гораздо больше, они напоминали Антону звёзды в горах: такие же близкие, яркие, но недоступные. Громов прислушался: в звенящей тишине раздавалось журчание ручья. Звук струящейся воды стал громче и ближе, перед началом второго лестничного марша, отгораживая площадку от лестницы, появилась стена из полупрозрачного материала. На ощупь холодного, гладкого и упругого. Сверху вниз и снизу-вверх по стене стекали и поднимались капли непонятной субстанции. Антон подставил ребро ладони под струйку воды. Через несколько секунд поднёс ладонь к глазам, пытаясь рассмотреть серебристую, похожую на ртуть, жидкость. Без запаха, без вкуса. После того, как Антон выпил жидкость, он несколько секунд стоял неподвижно, словно чего-то ожидая. Звук ручья стал тише, серебристые капли исчезли, стена «растворилась» в ночи. Забросив рюкзак за спину и поправив лямки, Антон сделал шаг вперёд. Услышав за спиной шум, остановился и от удивления застыл как соляной столп: он увидел себя, стоящего на промежуточной площадке и смотрящего в звёздное небо.
     «Чудесатее и чудесатее, только чем эти чудеса закончатся?».
     Этого Громов не знал. Вздохнув, он начал спускаться по второму лестничному маршу. За спиной раздавалось журчание ручья, которое через несколько секунд исчезло. На предпоследней ступеньке Громов остановился и еле сдержался, чтобы не выругаться: вслед за ним по лестнице спускались три Антона Громова. Потом появился четвёртый Антон, за ним пятый.
     ««Нельзя полагаться на глаза, если расфокусировано воображение», – вспомнил Антон высказывание Марка Твена и от себя добавил: – Нельзя тянуть в рот всякую гадость. Пожевал траву, вот тебе и результат».
     Двадцать четыре Антона Громова стояли на ступенях лестницы, их лица напоминали застывшие маски. Перед началом третьего марша клубился плотный туман. Он хлестал своими щупальцами-плетьми по площадке, словно искал себе добычу для плотного завтрака, обеда или ужина. Из тумана Антон Громов вышел в единственном экземпляре. Это он понял, когда остановился на десятой ступени и посмотрел себе за спину. Фантомы исчезли и это обнадёживало. Лестница закончилась и теперь Антон стоял в начале длинного, плохо освещённого коридора. Громов сделал шаг и потолочная панель, примерно метр на метр, загорелась ярким белым светом, на полу появилась мерцающая полоса света, убегающая по коридору вперёд.
     «Понятно. Приглашают в гости. Интересно, с хозяевами я когда-нибудь встречусь? Или так и буду путешествовать по мирам и в конце концов превращусь в вечного странника?»
     Пол коридора напоминал Антону гладкую, цельную плиту из песчаника жёлтого цвета, стены отделаны светло-бежевым пластиком, потолок – матово-белый, дверей в коридоре не было. Единственную, на вид массивную и основательную, Антон увидел в конце коридоре. Рядом со стеной, в ряд лежали три рюкзака, как две капли воды похожие на рюкзак Антона.
     — Вот вам и здравствуйте, – произнёс вслух Громов. – И что сие может означать? Только одно, Антон: ты не первый, кто доходил до этой двери. И эти люди также, как и ты, когда-то находились в медицинском модуле с примыкающему к нему тамбур-шлюзу. Иного объяснения нет и быть не может.
     Антон снял рюкзак, но потом улыбнувшись, забросил его обратно за спину.
     — Ну уж нет, не хочу быть четвёртым погибшим.
     Громов оглянулся назад: ему показалось какое-то движение. Нет, всё так же ярко горели потолочные панели, заливающие коридор равномерным белым светом.
     — А вот это уже интересно!
     Антон подошёл к едва заметному контуру двери, которую сразу не заметил: не доходя до основной и массивной двери, слева и справа, примерно в метре от конца коридора, были чётко очерченные контуры прямоугольных дверей. Что было за этими дверями – непонятно. Если есть какой-то обход основной двери, то...
     — Умный в гору не пойдёт, умный поднимется в гору, – усмехнулся Антон на ощупь исследуя пластиковую дверь. Ручки нет, замочной скважины нет. Ничего нет, что помогло бы дверь открыть.
     — Сим-сим, откройся, – произнёс Антон и сразу же, откуда-то с потолка, раздался приятный женский голос:
     — Для входа в служебные помещения необходимо пройти идентификационный контроль. Будьте добры, встаньте напротив двери.
     — Ну надо же, – покачал головой Громов. – А я, по-вашему, где сейчас нахожусь?
     — Поставьте ноги на ширину плеч, руки разведите в стороны.
     Антон выполнил требование охранной системы.
     — Смотрите на красные точки и постарайтесь не моргать.
     Громов нашёл на полотне двери две яркие красные точки, задержав дыхание, некоторое время смотрел на красные огоньки.
     — Снимите заплечную сумку, повернитесь спиной к двери, разведите руки в стороны.
     — Да чтоб тебя, – выругался Антон, но рюкзак снял, положил его на пол у ног. – Теперь что? Открыть рот и показать язык или присесть?
     — Приложите ладонь к рисунку ладони на двери, – произнесла невидимая женщина через несколько секунд.
     Антон повернулся лицом к двери, увидел рисунок ладони красного цвета.
     Посмотрев на три рюкзака, лежащих на полу, свой рюкзак Антон отправил за спину. Только после этого он приложил ладонь к рисунку. Несколько секунд ничего не происходило, потом Громов почувствовал еле заметный укол в подушечку указательного и большого пальцев.
     — Обработка информации. Ожидайте. Благодарим за понимание.
     — Генотип совпадает с эталонным образцом на девяносто девять и девять десятых процента. С возвращением, тьерр.
     — Как вы меня назвали? Кто этот тьерр? – удивился Антон. – Что значит совпадает с эталонным образцом?
     Ответа он не дождался, вместо этого увидел, что рисунок ладони на двери стал наливаться зелёным светом. Щёлкнул замок, дверь приоткрылась.
     — Проходите, тьерр.
     — Благодарю, тьерресса, не знаю, как вас зовут, – буркнул Громов, открывая дверь. – Как вы определяете кто имеет право войти, кто нет? Неужели я в числе избранных? Да быть такого не может. Мне всегда везёт чуть больше чем утопленнику.
     Свет слепил, Антон заслонил глаза рукой. Яркость света уменьшилась, теперь вместо белого света длинный коридор заливал приятный для человеческого глаза жёлтый свет. Коридор круговой, слева – череда окон, но окон каких-то неправильных: они имели форму эллипса, за стеклом которых были... Громов даже потёр руками глаза. Нет, ничего не изменилось: за иллюминаторами были очень близкие и очень яркие звёзды, разноцветные галактики. От многоцветья рябило глаза.
     — Это что, чья-то неудачная шутка? Мила, где я сейчас нахожусь?
     «На объекте искусственного происхождения, расстояние от объекта до ближайшей планеты семьсот восемьдесят тысяч километров».
     — И ближайшая планета, естественно, Тельфера. Или Прим, как её называют местные люди. Так? Странно, мне казалось, что я спускаюсь по лестнице вниз, а оно вон как. И что это за объект, Мила?
     «У меня нет доступа к этой информации, Антон. Очень сильно сожалею, но ничем помочь не могу».
     — Я могу вам помочь, тьерр.
     Антон отвернулся от иллюминатора, посмотрел на светловолосую девушку. Слишком правильные черты лица. Громов задумался и понял, что лицо было чересчур симметричным и правильным. Неестественно красивым. Комбинированный чёрный комбинезон, белоснежная футболка. Девушка Антоном, как живое существо не воспринималось.
     — Это что такое? Как тебя зовут?
     — Я биомеханическое существо серии АНТ-245.
     — Вот оно в чём дело! Андроид?
     — В современном обществе понятие андроид по отношению к биомеханическим индивидуумам второй категории неприемлемо, – ответила АНТ-245. – В дальнейшем можете ко мне обращаться за помощью по имени. Моё имя – Илга.
     — Илга? Странное оно какое-то. Хотя, мне-то какая разница? И как же к вам обращаются в вашем обществе? Эй, индивидуум второй категории? С ума сойти.
     Илга не ответила. Она пошла по кольцевому коридору, потом остановилась, ожидая Антона.
     — В ваших воспоминаниях сохранилось расположение личной комнаты для отдыха, тьерр?
     — Подожди, Илга. Какая моя комната, где я сейчас нахожусь, кто оставлял эталонный образец? Кто я, в конце концов?
     — Вы всё вспомните, тьерр, – как-то очень грустно и по-человечески, со вздохом, ответила Илга. – Прошу следовать за мной, тьерр.
     — Скажи, Илга, это не совсем привычное имя придумал для тебя я?
     — Да, тьерр. Но оно очень мне нравится. Спасибо, тьерр.
     «Мила, адаптивный перевод включён?»
     «Нет, Антон, он вам не нужен. Вы общаетесь на интерлингве».
     Громову хотелось схватиться за голову и сесть на пол здесь же, в коридоре, но он взял себя в руки и пошёл за Илгой, непроизвольно оценивая её фигуру, плавность движения рук и ног, поворот шеи, наклон головы. Три рюкзака в основном коридоре никак не выходили из головы. Три клона Антона не прошли биометрический контроль и были, скорее всего, уничтожены. А за дверью, массивной и основательной, скорее всего был выход на причальную палубу или ангар.
     — Вы начинаете постепенно всё вспомнить, тьер, – произнесла Илга, словно прочитав мысли Громова. – Я очень рада за вас. Ваша комната отдыха, тьерр, вам необходимо хорошо отдохнуть. Желательно лечь в постель и крепко уснуть. Как пользоваться гипносном, вы, я надеюсь, помните.
     Антон автоматически кивнул, потом открыл дверь «своей комнаты».
     — Свет, панель, кофе, музыка, – слова вырвались непроизвольно, как будто Громов их повторял сотни раз.
     Комната была просто огромная: она совмещала и спальную комнату, в которой стояла широкая кровать, и кухню. Тихо играла музыка, но она шла фоном, мысли Антона были где-то далеко. На столе кухни находился громоздкий агрегат, чем-то похожий на синтезатор в кухне Криспы. Рядом с ним стояла кофеварка, которая сейчас шипела и выбрасывала вверх ароматное облако пара, набор кухонной посуды, стаканы, бокалы и пузатая, без этикетки, бутылка с жидкостью тёмно-коричневого цвета. Антон открыл пробку, понюхал. Запах приятный, в жидкости чувствовалось присутствие каких-то трав и неуловимый запах розы, нежный – фиалки. Взяв бокал и налив жидкость на самое дно, Громов опять понюхал. Теперь отчётливо доносился древесный оттенок с лёгким налётом запаха липы. Сделав глоток, Антон покатал жидкость на языке. Хорошо. Кофеварка отключилась, Громов с кружкой кофе подошёл к панорамному окну.
     — Свет приглушить.
     Вид из окна был просто потрясающий. Где-то далеко находилась Тельфера. Она, как драгоценный камень, была в дорогой оправе звёзд. Каждая звезда имела свою оправу и так до бесконечности. Где-то в этой бесконечности находится галактика Млечный Путь, в одном рукаве которой есть ответвление и то место, где расположена Солнечная система. Только в одной галактике больше двухсот миллиардов звёзд, попробуй найди свой путь. Но Громов почему-то верил, что, рано или поздно, он вернётся домой. Потому что за ним числится неоплаченный долг. Перед Вегой, навигатором, перед вторым пилотом Георгом Бродски и энергетиком «Пальмиры» Марком По. Мыльный пузырь запрета воспоминаний окончательно лопнул, то, что было кошмарным сном, стало явью. Как могло произойти, что он, Антон Громов, мог попасть на базу «Наблюдатель» раньше Антона настоящего, смотрящего сейчас на звёзды, было не понятно. Где-то должна быть подсказка, но где её найти?
     — Илга, – позвал Антон своего помощника.
     — Слушаю, тьерр.
     — Кем и когда база «Наблюдатель» была законсервирована? Кто отдал такую команду?
     — Вами, тьерр. Ровно семьсот пятьдесят лет тому назад. На следующий день после происшествия в квадрате двадцать-двадцать сектора сорок четыре, вы приняли решение покинуть базу.
     — Что случилось в секторе?
     — Ваши соотечественники закапсулировали сектор, связь с ними и с остальными базами «Наблюдатель» прекратилась.
     — Что могло произойти с людьми, Илга? Какие предположения?
     — С вероятностью девяносто процентов произошла техногенная катастрофа галактического масштаба. Это всего лишь предположение, тьерр.
     — Когда я уходил с базы никакого для себя сообщения не оставлял?
     — Оставляли, тьерр. Какая-то детская считалочка...
     — Каждый охотник желает знать, где сидит фазан?
     Илга кивнула, с интересом посмотрев на Громова:
     — Этот набор слов что-то значит для вас, тьерр?
     — Конечно, – ответил Антон, но объяснять Илге он ничего не стал. – Причина прошедшей войны между планетами Федерации и Содружества?
     — Вход в систему «Наблюдателя», тьерр. То есть за правые обладания входа в систему гравитационного лифта системы «Наблюдатель».
     — Интересно, что каждый по-своему видит этот вход, Илга. Один видит капитальное сооружение из бетона, другой – просто холм и стальной лист железа вместо двери или ворот. Подойди ко мне.
     — Тьерр?
     Илга подошла вплотную к Антону, он взял её за руку. Тёплую на ощупь.
     — На сколько процентов ты человек, Илга?
     — На восемьдесят восемь и восемь десятых.
     — То есть, ты по праву можешь себя называть человеком? Улучшенным человеком.
     — Да, – кивнула Илга. – Индивидуум второго порядка.
     Антон понял, что очень сильно обидел Илгу, назвав её ранее андроидом.
     — Извини, я всегда буду обращаться к тебе по имени. Как ты сохранила человеческое тело?
     — На станции существует лаборатория по выращиванию тел. Всё просто. При желании…
     — Всё просто? – еле сдержал себя Антон. – Семьсот пятьдесят лет одиночества это так просто?
     — Нет, тьерр. Я провела в общей сложности семьсот лет в камере гибернации. С перерывами на два года активной жизни. Тьерр, вы опять покинете станцию?
     На лице Илги отразился… Антон задумался. Испуг? Нет. Тогда что?
     — Как ты любишь точно выражаться, да, я уйду. С вероятностью в девяносто девять и девять десятых процентов.
     — Зачем, тьерр?
     — Чтобы найти себя и понять, что произошло в квадрате двадцать-двадцать сектора сорок четыре, почему цивилизации, за которые ответственны наблюдатели, оказались брошенными на произвол судьбы.


Часть II. Цвет фиолетово-чёрный.



Глава 1.




     Антон стоял на чёрной полосе тамбур-шлюза, смотрел на разноцветные грани. Солнце поднимается на Востоке и садится на Западе, часовые стрелки двигаются в определённом (общепринятом) направлении, проход по газонам запрещён, ходи только по тротуару, не нарушай правил дорожного движения, придерживайся норм и правил общества, будь как все, не выделяйся. В огромном обществе всегда найдётся человек, которого называют ёмким словом «бунтарь». Этот человек поднимает небольшую бурю, идёт против неспешного течения жизни, ломает устоявшиеся правила и законы.
     Какая судьба ожидает «бунтаря» – это дело третье. Но его заслуга в том, что он создаёт, поднимает, в определённом смысле этого слова, ветер перемен. Без него нет перемен, без ветра в старину останавливались корабли и суда на море-океане, без ветра перемен люди становятся похожими друг на друга, а общество серыми, с нездоровым цветом лица. Нет ветра, нет движения вперёд.
     Вот и сейчас Громов, произнеся в очередной раз детскую считалочку, задумался. Следующая на очереди была грань мира под названием «жёлтый». Может рискнуть и нарушить порядок и очерёдность путешествия по мирам, и стать ногами на грань, допустим, фиолетового цвета? Почему нет? Запретов нет, выбор только за человеком. Куда идти, зачем идти, как ему петь, какие ему рисовать картины, какие писать книги и какую музыку ему слушать или сочинять. И ещё, пожалуй, самое главное, – оставаться ему человеком или нет.
     Антон посмотрел на открытую восьмиугольную дверь медицинского комплекса, поставил правую ногу на грань фиолетового цвета, перенёс на эту ногу центр тяжести, приставил левую ногу. Сегмент двери исчез, Антон стоял на земле и не мог понять, где на этот раз он оказался. Мир умирал или он, Громов Антон, ничего не понимал в происходящем. Нет, солнца фиолетового цвета он не увидел, шарик был привычным жёлтым и ярким, а небо голубым, под вуалью белоснежных облаков, трава яркая и сочная, воздух, которым невозможно надышаться.
     Тогда что так сильно смущало его? Антон посмотрел на редкий лес, находящийся от него в ста метрах: первые три-четыре ряда деревьев с неестественно перекрученными стволами, на ветках нет ни одного листочка. Только дальние от Громова ряды деревьев явили свету молодые, радующие глаз, ярко-зелёные листья. Но сделали деревья это как-то неуверенно, словно чего-то или кого-то стесняясь или боясь это сделать в полную меру. Почему здесь не слышно гомона птиц? Насекомых, зверей, крупных и мелких, здесь тоже нет. Проклятое или гиблое место?
     Антон, не зная почему, вспомнил фотографии с места падения Тунгусского метеорита в далёком одна тысяча девятьсот восьмом году. Поваленные от центра к периферии деревья, не заживающая рана Земли. Со временем природа сделала себе небольшой «апгрейд», а жёсткому диску «дефрагментацию», но место падения метеорита, как напоминание человеку о мощи Вселенной, так и осталось местом падения небесного тела, зоной «Z». Зоной отчуждения и местом паломничества сталкеров и любителей чего-то загадочного. Того, чему спустя много веков так и не нашлось объяснения.
     Антон шёл легко, перепрыгивая поваленные ветром чахлые деревца и небольшие ручьи, периодически останавливаясь, чтобы осмотреться и выбрать нужное направление. Куда он шёл? Громов не имел ни малейшего понятия. Но он знал точно, что нужно выйти к какой-нибудь реке и только там, возможно, будут расположены поселения людей. Через три часа быстрой ходьбы, Антон присел на поваленное дерево, достал туб зелёного цвета, открыл крышку, но туб до рта не донёс: он посмотрел на место своего «десантирования» в новый мир, и присвистнул.
     Там, где Громов относительно недавно находился, была огромная конусообразная воронка. Земля со временем затянула рану травой, но не скрыла ею своего обезображенного лика. Диаметр воронки, как подсказала Мила, был чуть меньше двухсот метров. Сто девяносто восемь, если быть точным. Таких воронок, хорошо видных с возвышения, на котором сейчас сделал привал Антон, было не меньше пятнадцать. И это только те, которые он увидел.
     Мысль о падении метеорита сразу же отошла на второй план, чёрными буквами на белоснежном листе бумаги появилось слово «война». Кто с кем воевал – непонятно, но от этого сущность войны не меняется: воюют богатые, чтобы озолотиться, умирают бедные. Просто так и безо всякого смысла.
     Закончив завтракать, Антон встал ногами на дерево, скользкое от утренней росы, внимательно осмотрел окрестности. Не удержав равновесие, Громов спрыгнул с бревна и сразу же услышал хруст, от которого внутри всё похолодело. Под ногами лежал человеческий скелет: кости, выбеленные временем, беспощадными лучами солнца, ветрами и дождями. Скелет лежал на боку, его руки сжимали скелет собаки или волка. Борьба не на жизнь, а насмерть, и это было очевидно.
     Никто не выиграл от поединка, все остались при своих или при своём мнении. Похороны человека не заняли много времени. В нескольких метрах от поваленного дерева в земле было небольшое углубление, рядом с ним нагромождение белоснежных камней размером с голову взрослого человека. Антон постоял несколько минут возле могилы, подобрал с земли рюкзак, увидел среди полусгнивших листьев кусок материи. Она расползалась и почернела в руках, но Громов успел заметить чёрно-белые полосы.
     Карьер появился сразу, как только человек поднялся на искусственно созданный отвал. Вниз серпантином уходила накатанная дорога, на утрамбованной траками каменной площадке стоял остов огромного экскаватора. Металл со временем превратился в ржавчину, жалобно блестели остатки стёкол чудом уцелевшей кабины экскаватра, рядом с которым доживали свой век остатки огромного грузовика.
     Следующий карьер Антон увидел метров через триста. Не было техники, не было укатанной дороги – здесь использовали ручной труд. Громов отбросил носком ботинка землю, взял в руки кирку без рукояти. Соседство современной техники и ручного труда? Антон покачал головой. Неправильный мир. А ещё через километр от карьера Антон увидел сосновую рощу, услышал шум реки. Скорее всего, реки немаленькой. Недалеко от рощи стояли ряды перекошенных деревянных бараков и подобие кремационных печей. Антон выругался. Родовая память сделала своё дело: правая рука непроизвольно потянулась к кобуре станнера, пальцы левой руки нащупали намагниченный шпенёк рукояти охотничьего ножа, находившегося в ножнах. Дахау, Освенцим, Треблинка, Бухенвальд… Антон знал, что увидит, если приблизится к лагерю, поэтому принял чуть правее, обходя бараки и печи стороной.
     «Боги всемогущие, все миры разительно отличаются друг от друга, но в них обязательно найдётся какой-то отморозок со взглядами ортодокса и всё летит в тартарары».
     Громов стоял на правом, высоком берегу полноводной реки, смотрел на противоположный берег, на заливной луг, на сосновую рощу. Как перебраться на левый берег реки Громов пока не представлял, да и стоит ли это делать, он не знал. Антон пошёл против течения реки, обходя стороной отвесные кручи, нависшие над рекой. Сколько он шёл вдоль реки? Два часа сорок минут, подсказала Мила. Намёка на поселение людей не было. Река, со множеством порогов и редкими, относительно тихими заводями, сделала неожиданный поворот, лес, обрамляющий реку отступил, и Антон увидел нагромождение скал.
     Потом он увидел то, от чего сердце ушло в набат: по середине реки, уходя под воду и появляясь на поверхности, плыло огромное бревно, на нём, держась рукой за ветку, на полусогнутых ногах стоял темнокожий, лет четырёх-пяти, ребёнок. Услышав слово «помогите», Антон бросился к воде, на ходу сбросив рюкзак и ботинки. Разгон был приличный, прыжок получился хороший. Громов, вынырнув из воды, увидел бревно, ребёнка и понял, что перехватить его не успеет. Плавал Антон хорошо, но сейчас ему казалось, что он мчался, оставляя за собой бурун и пенный след. Негритёнок, увидев голову Громова, перестал кричать и протянул к человеку левую руку. Бревно, по всей видимости, попало в омут, его несколько раз развернуло, но потом оно двинулось дальше, подгоняемое течением реки. Расстояние от бревна до Антона было метров пятнадцать, но скорость течения реки была очень высокая.
     — Прыгай, – закричал Антон.
     Ребёнок застыл неподвижно, потом, посмотрев на воду, покачал головой. Страшно ему, это понятно, это нормально. Ненормально только умирать в таком возрасте.
     — Прыгай, малыш, как можно сильнее оттолкнись от бревна и прыгай.
     Бревно в очередной раз развернуло и его конец был буквально в паре метров от Антона.
     — Давай, прыгай, чтоб тебя! – закричал парень. – Прыгай!
     И негритёнок прыгнул в воду, сразу же погрузившись в неё с головой. Над поверхностью воды взметнулось огромное щупальце с присосками, на человека уставился огромный глаз какого-то чудовища. Вынырнувший ребёнок, увидев речного монстра, закричал и сразу же скрылся под водой. Сделав глубокий вдох и выдернув из ножен нож, Антон нырнул. Звуки исчезли, через несколько секунд, через слой жёлтой воды, Громов увидел щупальце, охватившее ребёнка за пояс.
     Увидел Антон и глаза чернокожего мальчишки. Или девчонки, что сейчас было неважно. Нож, как сказал бы с уважением Вальд, «молекулярный», легко отсёк щупальце, вода окрасилась в чернильный цвет, чудовище метнулось в сторону и исчезло. Негритёнок медленно, смотря на Антона широко открытыми глазами, опускался на дно реки. Лёгкие начали протестовать, тело – индеветь: вода в реке оказалась очень холодной, обжигающее тело. Но пути к отступлению не было, и Антон нырнул. Туда, где заканчивался солнечный свет, туда где были сумерки и тишина.
     Лёгкие, работая как меха в кузне, с сиплым звуком жадно втягивали воздух. Держа ребёнка под руки, Антон поднялся на скользкий берег реки, втыкая в глину нож. Вспомнив комплекс реанимационных действий, он начал делать массаж грудины ребёнка, дыхание изо рта в рот. Тело негритёнка было неподвижным, вокруг рта разлилась синюшность, признаки жизни отсутствовали.
     — Да живи ты, малыш! – закричал Антон и ребёнок, как будто услышав его крик, закашлялся, выплёвывая воду.
     Громов перевернул малыша на живот, тот выплюнув из лёгких остатки воды, затих и заплакал. Антон сначала рассмеялся, потом на глазах появились слёзы.
     — Дум, – сказал негритёнок, показывая пальцем на Антона.
     — Я – Антон, а не Дум. Тебя зовут Дум?
     Ребёнок покачал головой, показал пальцем на Громова.
     — Ладно-ладно. Дум, значит Дум. Где твои папа и мама и что теперь с тобой делать?
     Не дождавшись ответа, Антон, подхватив ребёнка на руки, пошёл по берегу в сторону брошенного рюкзака и разбросанных на берегу ботинок. Посадив негритёнка на траву, Антон достал из рюкзака полотенце, снял с ребёнка шорты. Тот неожиданно запротестовал, повторяя снова и снова слово «Дум», но мокрые шорты, из материала похожего на джинс, всё-таки снял. Как оказалось, сняла.
     — И что теперь, скажи пожалуйста, мне с тобой делать, девочка? – повторил свой вопрос Антон.
     Растерев тело ребёнка докрасна, Громов достал из рюкзака два энергетических батончика, один протянул девочке. Сняв комбинезон, Антон включил режим осушки, сам лёг на землю, начал смотреть на белоснежные облака. Они, как стадо барашков, сбились в одну большую отару, ждали ветра-пастуха, чтобы тот перегнал их на новое пастбище с сочной травой. На появление в небе двух серебристых игл Антон вначале никак не отреагировал, но потом, когда за иглами появились инверсионные следы, он начал пристально смотреть на небо.
     — Дум, апати катум, – сказала девочка, показывая пальцем на небо. – Дум… пу-ух! Унодо огари, Антон, унодо огари Дина.
     Девочка показала рукой на себя, повторив:
     — Угоно огари Дина.
     — Значит, ты Дина? И где же твои родители?
     Феялся, но девочка оставалась серьёзной, со страхом смотрев на небо.
     — Антон, апати катум.. пу-ух!
     — Они нас пу-ух? – спросил Громов.
     Девочка часто закивала и показала рукой на заросли ближайшего к ним кустарника.
     То, что Дина предлагала спрятаться, было понятно. Но почему эти «апати катум» хотят их убить – оставалось загадкой. Наблюдая из-за кустов зарослей, как оказалось дикого орешника, за кружившими в небе серебристыми иглами, Антон не мог отделаться от ощущения, что за ним и за девочкой кто-то наблюдает. Дина лежала на термоизолирующей подстилке, укрытая футболкой Антона и безмятежно спала, держа в руке недоеденный второй батончик.
     Только сейчас Громов заметила на руке девочки, в районе предплечья, знак, похожий на привычный штрих-код. В воздухе появился едва заметный запах мускуса. Антон, не делая резких движений, достал из ножен нож, поднялся на ноги. В этот момент с веток низкорослого дерева вниз скользнула чёрная тень. Пантера втянула в себя воздух, оскалилась и зарычала. Она, надеясь, что чужак кинется убегать, прыгнула.
     Громов сгруппировался, поднырнул под пантеру, держа лезвие ножа вертикально. Лезвие по рукоять вошло в тело кошки, легко рассекло её брюшину. Кошка, ещё не поняв, что почти мертва, поднялась на лапы, посмотрела в глаза человеку. В природе, во всех мирах существует понятие рассудка и понятие разума. Чёрная пантера была ещё не разумна, как человек, но выше любого животного с вложенным в него набором инстинктов. Пантера находилась в переходной фазе, у неё уже было сознание. Это Антон понял по взгляду дикой кошки. Оставляя на траве требуху, пантера сделала шаг к человеку, упала на лапы, закрыла глаза. Кошка плакала, это Громов понял по набору картинок, которые пронеслись в его голове.
     — Чёрт, – покачав головой, Антон встал перед пантерой на колени, – всё не так пошло. Я позабочусь о твоих котятах, обещаю.
     — Антон атор, агалакар атор!
     Громов обернулся: Дина стояла на коленях, сложив руки на груди.
     — Дина, встань с колен, – нахмурился Антон.
     — Агалакар атор, – раздалось слева от Громова. – Отаро ото донни!
     На коленях стояли десять чернокожих человек, повторяя вновь и вновь:
     — Агалакар атор! Отаро ото донни! Агалакар атор!
     Антон, вытерев нож о траву, поднялся с колен, потом посмотрел на небо. Две серебристые иглы кружили прямо над головой, был слышен гул реактивных двигателей. Потом снизу-вверх, оставляя дымный след, устремилась яркая красная точка. Иглы, заложив крутой вираж, изобразили манёвр уклонения, но было поздно: одна из игл исчезла в яркой вспышке света. Антон успел увидеть, что буквально за секунду до взрыва пилот сумел катапультироваться. Через несколько минут в небе появился ядовито-оранжевый купол парашюта.



Глава 2.




     Тёмно-серый комбинезон, на голове мешок из чёрной ткани, руки заведены назад. Девушка-пилот, примерно одного роста с Антоном, была, скорее всего, молодая. Дина, высвобождая руку, оттолкнула Громова, подошла к связанному пилоту «Иглы», пнула ногой.
     — Шархун рдара.
     — Дина, прекрати ругаться, это очень некрасиво. Никогда не забывай, что ты – девочка, – обнял Дину Мгамба, вождь племени. – И мальчикам нельзя ругаться.
     — Почему тогда взрослые ругаются? Они тоже когда-то были мальчиками и девочками, – ответила на Общем разговорном Дина.
     — Вот и попробуй таким что-то объяснить, атор Антон, – поморщился Мгамба. – На каждый довод и нравоучение моментально находится масса возражений. Иногда кажется, что не мне перевалило за сто лет, а ей. Всё, идём домой. Дина, возьми за руку атора Антона.
     — Я поведу за верёвку эту... – девочка кивнула на пилота, – чтобы все видели, что белые ничем не отличаются от животных.
     Мгамба вздохнул, виновато посмотрел на Антона:
     — Я же говорю, атор Антон, с ней особо не поспоришь.
     — Дети всегда видят мир незашоренными глазами, – улыбнулся Антон. – Плохо, что шоры на глазах у нас появляются как-то незаметно. Они, искусственно созданные, становятся неотъемлемой частью человека, человечества. То, что видно детям, для нас, взрослых, увы...
     — Верно, атор, верно, – перебил Громова Мгамба. – Мы поговорим на все темы, когда будем дома. Я не уверен, что эти твари не прилетят, чтобы отомстить за сбитый истребитель.
     — Ты хочешь сказать, за сбитого пилота?
     — Нет, атор Антон, именно из-за сбитого истребителя. Такие как она, – Мгамба кивнул в сторону пленного пилота, – для них лишь расходный материал.
     Идущая чуть впереди девушка после этих слов вздрогнула, опустила голову.
     На поиски упавшей в реку Унгу девочки отправились восемь мужчин и три женщины. Антон искал повод опустить глаза или отвернуться, когда рядом с ним находилась женщина: из одежды на них были лишь короткие, почти ничего не закрывающие юбки, смоляные волосы собраны сзади в хвост. И это выглядело – Антон тихо засмеялся – очень сексуально. Мужчины племени, точнее – общины, были все как на подбор рослые, гармонично сложенные. Волосы закручены в тугие спирали, глаза, в отличие от женских, – исключительно карие. Вооружены темнокожие были исключительно арбалетами из тёмно-серого пластика, у двоих мужчин за плечами болтались угольно-чёрные, миллиметров сто в диаметре, трубы. Мгамба перехватил взгляд Антона:
     — Да-да, из такой штуковины был уничтожен истребитель. Как называется такое оружие в твоём мире, атор Антон?
     — Переносной зенитный ракетный комплекс. ПЗРК.
     — Хорошее название. Ёмкое и звучное, – кивнул Мгамба. – Так, нам сейчас нужно спускаться вниз по тропинке очень осторожно, шаг в шаг. Дина, иди ко мне на руки.
     Люди обошли увиденные ранее Антоном неприступные скалы, углубились в труднопроходимый лес. Казалось, что листья на деревьях, на кустарниках смазаны какой-то липкой жидкостью, листья прилипали к одежде, что называется, намертво. Сначала Антон отрывал листья и веточки от комбинезона, потом плюнул на это и, поймав одобрительный взгляд Мгамбы, понял, что поступил правильно. Деревья напоминали Антону секвойи, сам лес – бразильскую сельву. Деревья, смыкаясь своими кронами на высоте более ста метров, образовывали подобие зелёного купола, из-за которого стало заметно прохладно, а дышать намного легче.
     — Скоро придём, брат атор, – подбодрил Мгамба. – Отдохнёшь с дороги, выпьем аконы, местного пива.
     Мгамба произнёс название растения, которое Мила перевести не смогла. Она выдвинула предположение, что пиво варится на основе растений из семейства многолетних цветковых гвоздичноцветного порядка. Антон понял, что такие растения на Земле называются кактусами. Но как увязать влажные дождливые леса и растения, обитающие преимущественно в сухих пустынях мира, он не знал. Секвойи как-то незаметно остались позади, уступая место стройным, похожие на корабельные, сосны. Через полкилометра лес пошёл смешанный, к соснам добавились стройные берёзы, чуть позже – дубы, орехи. Если бы Громов не знал, что находится за миллиарды километров от Земли, то мог бы с уверенностью сказать, что он сейчас где-то в Центральной части России. Почему-то сразу вспомнился город Воронеж, Владимир, Белгород, Липецк.
     — Как тебе наш Заповедник, атор Антон? – спросил Мгамба. – Красота?
     — Да, красиво, вот только если бы я не увидел...
     — Музей? – уточнил вождь общины. – Просто странно, как ты сумел вообще что-то увидеть. Обычно территория Музея для пришлых закрыта. Интересное место, не правда ли?
     — Очень интересное, – согласился Антон. – Но как может рядом находиться такая красота и концентрационные лагеря, к примеру? Кто их оставил такими, какими я их увидел? Это же позор всего человечества!
     — Это очередная загадка Заповедника, – вздохнул Мгамба. – Кто-то очень мудрый в назидание нам, ныне живущим, переносит из всех известных миров всю эту гадость. Уж извини меня, атор, за мою прямоту. Музей — это как... как напоминание людям о том, что может произойти в любом мире, когда разум человека, или нечеловека одурманен какой-то идеей. Например, идеей создания сверхнации, господства одной расы над другой, идея разделить общество людей по цвету кожи. Возможно, это и не самое удачное сравнение, но суть примерно та же. Вот ты посмотри на этого пилота и скажи: что двигает такими, условно называемыми, людьми? Почему они планомерно пытаются нас уничтожить?
     — Из-за чего в мирах, не обязательно в отдельно взятых, происходят войны? – вопросом на вопрос ответил Антон.
     — Власть, деньги, религия, – ответил Мгамба, и Антон с ним согласился. – До появления на планете сверхрасы, как белые себя называют, у нас было относительно тихо. Да, ругались, да воевали из-за территорий и вероисповедания, но всё было в границах дозволенного.
     — Нет таких границ, – покачал головой Антон. – Границы и запреты у людей в головах, они их возвеличивают, возводят в ранг обязательного для беспрекословного исполнения. В головах у нас беспорядок, из-за этого бардак в мирах, войны, голод, возникает сравнение преимущества одной расы над другой.
     — Хорошие слова, атор, – после паузы произнёс Мгамба. – Но потом, когда мы будем разговаривать за кружкой чудесного пива, я задам тебе вопросы, на которые ты не сможешь ответить. Хорошо?
     — Зачем задавать вопросы, если не ждёшь на них ответы, если заранее готовишься их отрицать, Мгамба? – усмехнулся Антон.
     — Если ни в чём не сомневаться, тогда смысл жизни теряется, уважаемый атор, – ответил вождь. – Ты молодой, но рассуждаешь как старец. Почему?
     — Может потому, что познал смерть, Мгамба?
     — Смерть – отражение света, её изнанка. Всегда после продолжительной тёмной ночи наступает рассвет.
     — А после осени наступает сезон холодов, который в свою очередь заканчивается сезоном цветения деревьев и пробуждением жизни от спячки. Это всё так, и не так одновременно, – произнёс Антон. – Человеку дано право отодвигать границу смерти на неопределённый срок, вот только пользуется человек этим правом неправильно.

     Яркое солнце на горизонте ушло в расплав меди, небо из насыщенно-голубого превратилось в тёмно-фиолетовое. Бесконечный день, проведённый Антоном в Заповеднике, похоже, подошёл к своему логическому завершению. Вопросы роились в голове нестройными рядами, но Мгамба, проживший больше ста лет, на все вопросы ответ не даст. Да и стоит ли слушать эти ответы, если все они субъективные и не выражают мнение всего разобщённого общества планеты?
     Мир Заповедника, так называлась планета, был поделен сами людьми по национальному признаку и цвету кожи. Люди с чёрным цветом кожи соседствовала с людьми, у которой кожа была красного, жёлтого цвета. Обособленно, в огромных городах, жили «белые» люди. Сама община Мгамбы находилась на берегу огромного озера, образованного при разделении русла реки Унги. Дома напоминали Антону картонные, раскрашенные яркими красками детские домики. Ярко-жёлтые стены, красные крыши, скорее декоративные фиолетовые небольшие заборчики. Кто-то отчаянно боролся с пастельными тонами, пытался и без того пёстрый мир сделать сказочно красивым и красочным. Дина мирно спала на плече Мгамбы, но проснулась, когда вождь передавал девочку жене, Тальве.
     — Атор Антон, я сегодня буду спать с тобой, – сонно произнесла Дина, потом добавила: – Можно?
     — Дина! – повысила голос Тальва.
     — Можно, Дина, – произнёс Антон. – Но мне с твоим папой нужно о многом поговорить. А вот потом ...
     — Не обманешь? Боги не обманывают, иначе от них отворачиваются люди, – тихо сказала Дина, засыпая. – Так уже было и не раз. Ты же знаешь.
     — Слушай, Мгамба, почему у Тальвы такая реакция на возвращение Дины?
     — Без всплеска эмоций, атор Антон?
     — Да. Мне показалось, что побег Дины стал для вас привычным делом. Или я ошибаюсь?
     — Ну… – протянул вождь, – слишком всё сложно у нас с Диной. Она нам не родная дочь, атор Антон. Ей двенадцать лет, веришь? Ладно, всё потом. Пойдём в дом, гость дорогой.
     — Подожди, Мгамба, – придержал вождя рукой Антон. – Как двенадцать? Что с ней произошло и почему она такая? Рассуждает как взрослый человек, но выглядит на пять лет максимум.
     — Скажи, в твоём мире есть люди, которые бродят по свалкам истории, выискивая какие-то артефакты? Не обязательно лечебные, а просто вещи из забытого доброго времени? Ведь любая свалка, это, в своём роде, – пласт истории.
     — Есть, и не одна и две. Их множество, Мгамба. Находятся любители побродить даже в тех местах, где ранее произошла какая-то очень серьёзная техногенная катастрофа.
     — В Музее, во время переноса материальных тел из других миров, находиться категорически запрещено. Мать Дины отправилась на поиски необычного, будучи в интересном положении. Понимаешь о чём я, да? Но до родов было как минимум пять месяцев, атор Антон, и Дине большой, в принципе, беспокоиться было не о чём. Но случилось то, что случилось. У матери Дины во время переноса начались схватки. В группе старателей была врач и она потом мне рассказала, что живот у женщины начал увеличиваться прямо на глазах. Дина-стпршая при родах умерла, но зато на свет появилась новая Дина. Печальная история. Сначала девочка росла как нормальный ребёнок, но потом, когда ей исполнилось пять лет, её развитие остановилось. Хотя здесь, – Мгамба постучал себя по виску, – она опережает не только своих сверстников, но и многих взрослых. А насчёт побегов, это отдельная история. Рассказать или пойдём в дом, атор? Не знаю, как ты, а я устал.
     «Антон, я второй раз зафиксировала работу радиопередатчика. Сигнал в ста метрах от дома вождя», – проинформировала нейросеть.
     — Мгамба, где пленница?
     — Там, – ткнул пальцем в сумерки вождь. – А что?
     — Вы обыскиваете пленных?
     — Естественно. Да что с тобой, атор?
     Антон услышал рычание дикого зверя, звук борьбы. Громов обогнал Мгамбу и прибежал к месту схватки в тот момент, когда чёрная пантера угрожающе нависла над пленницей. Антон побоялся стрелять из станнера, он бросил нож не целясь и без замаха. Пантера с трудом удержавшись на ногах, сделала к Громову шаг, потом завалилась набок.
     — Хороший бросок, атор, – сказал запыхавшийся Мгамба.
     Антон помог встать на ноги пленённому пилоту «Иглы», спросил:
     — Где передатчик? Ты хочешь прямо сейчас умереть?
     Девушка покачала головой, потом еле слышно сказала:
     — Воротник.
     Антон нащупал в воротнике комбинезона тонкую пластинку передатчика, сломал её.
     «Сигнал прекратился, Антон», – сообщила Мила.
     — Но как, атор? – спросил Мгамба, отступая от Громова на шаг.
     — В моём мире всегда так поступают. Вшивают передатчик в одежду, чтобы можно было определить местоположение военного, – соврал Антон. – Ты лучше ответь на два вопроса: что люди хотели сделать с пилотом, почему пантера оказалась в твоём поселении?
     Ответ Антона о передатчике, по всей видимости, Мгамбу удовлетворил. — Мы же забрали двух котят, мать которых ты убил, атор. Пришёл отец, котят не обнаружил, пошёл по нашим следам. Пантеры разумны, атор, хоть и сами этого не осознают. Больше чем уверен, что отец котят понял почему ты и Дина оказалась в зарослях орешника, почему между вами произошёл конфликт. И кошка считает виноватой эту... – Мгамба сплюнул. – Эту белую. Такое было и не раз, атор Антон.
     Стоящие рядом с вождём чернокожие люди дружно кивнули. Антон покачал головой: версия произошедшего ему не понравилась.
     — А насчёт мужчин, охраняющих пленного… – вождь сделал паузу, подбирая нужные слова. – Да, они её хотели изнасиловать, и что здесь такого, атор? Белые нас убивают, и как мы должны себя вести, атор Антон?
     — Во всяком случае, не как скоты, Мгамба. Сколько бы не было войн, военнопленные имеют особый статус. Если казнь, то после суда, если милость, то сразу. И ещё, Мгамба: я прекрасно отличаю кошку домашнюю от кошки дикой. Или ты хочешь сказать, что эта, убитая мной пантера, никогда не носила ошейник?
     Вождь промолчал, но не стал молчать Антон:
     — Как я понимаю, эта пантера имеет детей, так?
     — Да, два котёнка.
     — Я очень удивился, когда ты, Мгамба, сразу согласился взять с собой слепых котят. Ты знал, что кошка кормит свой выводок, а там, где два котёнка, там и четверо прокормятся. Я прав? По лицу вижу, что прав. И твои охранники, прежде чем бросить девчонку на съедение пантере, может и не одной, решили её изнасиловать. Но пантера, почувствовав запах страха белого человека, не выдержала, Мгамба. Она убила двоих мужчин, она хотела убить белую женщину. Ты считаешь, что построил справедливое общество, забившись в глушь континента? Чем твои люди отличаются от белых? Ничем, Мгамба, абсолютно ничем. Вы ушли из городов, боясь тяжёлой поступи цивилизации. Вы отказались от борьбы за существование, забились в непроходимые чащи леса. Но цивилизация, хорошая она или плохая, и здесь достаёт. Не убили вас сегодня, убьют завтра, а вы так и будете сидеть в своих сказочных домиках, мечтать о том времени, когда белые передохнут или сами себя уничтожат. Тогда вы, умные и красивые, вернётесь в города и через несколько десятков лет о Заповеднике вряд ли вспомните. Так устроен человек, Мгамба и нам с тобой в нём что-то изменить невозможно.
     — Тогда что нас ждёт в будущем, атор? – глухо спросил Мгамба.
     — Или вернётся время Всемирного потопа или люди исчезнут во времена Ледникового периода. Я не знаю, что будет, но произойдёт что-то страшное. У вас тупиковая ветвь развития, вождь. Вы перестали двигаться вперёд, перестали интересоваться наукой, вы забыли, что такое обжигающий свет звёзд. Вы довольствуетесь малым, живёте сегодняшним днём. А такие как Дина понимают, что так жить нельзя. Поэтому Дина несколько раз от вас убегала, она же очень умная девочка. Так жить, Мгамба, нельзя. Нужно жить, а не выживать. А если ты не живёшь, то зачем существуешь? Если твоя жизнь зависит от состояния давно не стиранного носка, в котором ты оказался по стечению обстоятельств, то найди в носке маленькую дырку и просочись наружу, чтобы всё переосмыслить и начать жить заново. Я в одном мире уже сказал, и вам скажу: когда боги гневаются, то одни звёзды загораются, другие гаснут. Намёк вы поняли, я надеюсь, Мгамба. Я уйду из вашего поселения прямо сейчас, уйду с этой женщиной. Не с «этой» и не с «белой». Уйду, но попрощаюсь с Диной. Она видит то, что от вас закрыто шорами.
      — Ты решил уйти, атор? – спросила сонная Дина.
     — Да, малышка. Мне нужно спешить, чтобы успеть сделать что-то важное.
     — Я понимаю, – совсем по-взрослому вздохнула девочка. – Мы скоро умрём, но я не хочу умирать, атор Антон.
     — И ты бежишь от смерти или в поисках новой жизни, малышка?
     — Не знаю. Я часто вижу во сне картинки, в них смерть, огонь. Обещай, что вернёшься, атор.
     — Я никогда ничего и никому обещаю, Дина. Но я постараюсь всё сделать от меня зависящее, чтобы вы остались жить.
     — Ты уничтожишь богов, я знаю, – заплакала девочка.
     — Почему я должен кого-то убивать, глупенькая? Боги мудрые, они поймут всё и простят людей. Спи, но обещай, что больше из дома убегать не будешь.
     Но Дина не ответила, она уже спала. Антон вышел на улицу, посмотрел на людей, которые стояли недалеко от дома Мгамбы. Сам вождь подошёл к Громову, положил ему руку на плечо:
     — Возвращайся, атор.
     — Постараюсь вернуться, Мгамба. Мне предстоит встреча с той, которая вас целенаправленно убивает. И я не уверен, что из схватки выйду победителем, но я постараюсь вернуться. Дина, мне так кажется, больше убегать не будет.
     Антон помог подняться на ноги сидевшей на ступеньках девушке, придерживая её за плечо, пошёл вдоль улицы. Когда они отошли от поселения на приличное расстояние, Громов разрезал на руках верёвку, снял с головы чёрный мешок.
     — Ты свободна.
     — Но...
     — Если хочешь, иди со мной, – пожал плечами Антон. – Только прошу: захочешь меня убить, сделай это быстро и безболезненно.
     — Но...
     — Пойдём, – перебил девушку Громов. – Нам нужно найти место для ночлега. Не знаю, как ты, а я валюсь с ног.



Глава 3.




     На фоне тёмно-фиолетового, почти чёрного неба, спутник планеты выглядел неестественно ярко. Даже без телескопа и других приспособлений был хорошо различим рельеф небесного тела, похожего по цвету на голландский сыр, такого же ноздреватого и неоднородного. Антон даже увидел некоторые возвышения, кратеры. Воздух в заповеднике был очень чистый, без взвеси пыли, видимость была изумительная.
     — Как называется луна? – спросил Громов.
     — Ло, – это всё, что удалось услышать от «попутчицы».
     Ночевать пришлось на берегу озера, в горы, которые были на расстоянии нескольких километров, идти на ночь глядя не стоило, да и сил на такой марш-бросок у Громова не осталось. Развести костёр было делом нескольких минут: на берегу повсюду лежали выброшенные озером сухие ветки деревьев. Антон, в свете костра, рассмотрел девушку: иссиня-чёрные волосы, приятные черты лица, чувственные губы. А вот глаза... Антон даже вздрогнул, когда Олла на него посмотрела. Именно такие глаза, чуть раскосые, с поволокой и непривычной формы были у девушки из сна Громова. Таких женщин нужно любить, носить на руках, но никак с ними не воевать. Судьба-злодейка в очередной раз преподнесла свои чудовищные выверты, и как исправить эту ситуацию – никому не известно. Антон вспомнил стихотворение из детства:
     «У него вагон достоинств,
     Недостатков нет почти,
     Ничего ему не стоит
     Вам улыбку принести... »
     Громов тряхнул головой, отгоняя воспоминания.
     С едой было сложнее: девушка категорически отказывалась есть синтезированную еду. Олла, так звали попутчицу Антона, вопрос с едой решила очень просто: раздевшись донага, с ножом в руке нырнула в озеро. Вода начала светиться, тело девушки в воде отливало серебром. Почему-то вспомнился далёкий Геленджик, ночное купание с той, которая оставила на сердце незаживающий и постоянно кровоточащий рубец. Лунный след, два обнажённых тела, искрящаяся вода, сладостный стон женщины, которую Антон никогда не забудет. Счастье было совсем рядом, но банальная до безобразия автокатастрофа решила за влюблённых их судьбу.
     Может, из-за этого Антон воспринимал дальние рейсы к чужим звёздам как нечто дарованное небесами, как возможность быть подальше от могилы той, которую никогда не забудешь? Громов достал из рюкзака початую пузатую бутылку коньяка, сделал большой глоток. Послевкусие было приятным: полынь, фиалка, липовый цвет. На берегу уже лежала рыбина килограмма на три, с крупной чешуёй, отливающей золотом. Олла выпотрошила рыбу, обмазала её глиной, посмотрела на Антона. Тот, кивнув, раздвинул уголья, сделал веткой в земле небольшое углубление.
     — Где тебя этому научили, Олла?
     — Учили, – пожала плечами девушка.
     — Не хочешь одеться? – улыбнулся Антон.
     — Тебя смущает моё неприкрытое тело? – вполне серьёзно спросила Олла.
     — Да нет, но…
     — Почему ты не дал меня убить?
     — А что, я должен был стоять рядом и смотреть, как тебя рвут на части пантеры? – удивился Антон.
     — Мог бы сам убить, – пожала плечами девушка. – Всё-равно меня обесчестили и в наше общество мне возвращаться нельзя. Вход закрыт навсегда.
     — Что-то я ничего не понимаю, Олла, – Антон взял девушку за руку, она вздрогнула, но руку не убрала. – Подробно и понятно объяснить не хочешь?
     — Нас так воспитали, вбили в голову – попасть в плен к дикарям это преступление. Это даже хуже, чем лишиться девственности прилюдно. Понимаешь?
     — Нет, Олла, не понимаю, – честно ответил Громов. – Мне также непонятно, почему вы называете людей с другим цветом кожи дикарями.
     — А что они умеют делать? Кроме животных инстинктов в них ничего не заложено. Ты думаешь почему они ушли из городов и крупных поселений?
     Антон пожал плечами:
     — Чтобы быть ближе к природе? Может, обиделись на вас. Нет?
     Олла засмеялась, откинув голову назад. Антон откровенно наслаждался красотой девушки, смотрел как на смуглом теле дрожат капли воды, и в свете костра отливают фиолетовым цветом волосы.
     — Нет, дело совершенно в другом. Они, как бы тебе объяснить, – девушка щёлкнула пальцами, – они хотели брать от жизни то, что им нужно, но не прилагать к этому никаких усилий, взамен обществу ничего не отдавать и иметь всё. Причём, бесплатно. Понятно?
     — Странно, – ответил Антон. – У меня сложилось совершенно другое мнение об общине Мгамбы.
     — Я слышала твой разговор с вождём, слышала твой рассказ, как ты спасал маленькую предсказательницу. Ты думаешь Дина первая, кто бросился в реку, чтобы быть как можно дальше от этих дикарей? Нет, дети не хотят жить так, как живут их родители. Они по своей натуре бунтари.
     — Сколько людей, столько мнений, – произнёс Антон, поднимаясь с земли.
     Он неспешно разделся, зашёл в воду.
     — Подогревали её, что ли?
     Вынырнув далеко от берега, Громов раскинул руки в стороны, лёжа на спине смотрел на Ло. Где-то там, на спутнике планеты Заповедник, должен находиться вход на базу Наблюдателей. В этом Антон, почему-то, был уверен на сто процентов. На фоне жёлтого круга появился чётко очерченный силуэт какой-то огромной птицы. Она замерла на мгновенье, потом, сложив крылья, ринулась вниз. Прикосновение Оллы к телу было очень мягким, не настойчивым и не обязательным, но чертовски соблазнительным и приятным. Антон осторожно оттолкнул от себя девушку, мягко, но настойчиво, поплыл к берегу. Даже выходя из воды, Громов чувствовал на себе взгляд женщины с удивительной формой глаз. В них было что-то от нечеловека, от представителя Чужих, или как их называли на Земле, от Особых. Рыба была обжигающе-вкусной, воздух пьянил, как и хороший коньяк и близость той, которая сидела на берегу озера, смотря на яркие звёзды.
     — Что ты теперь собираешься делать, Олла?
     — Ты о моём возвращении домой? Дом мой далеко. Скорее всего, вернусь с помощью колонны к родителям. Если получится прикоснуться к большой колонне, конечно. Здесь, на этой планете, мне больше делать нечего. – Олла вздохнула и добавила: – Антон.
     — И ты не видишь никакого выхода? Подожди, а что такое колонны? Нет, я знаю, конечно, что это такое и как колонны выглядят. Это какой-то транспортный узел? Оттуда вы летите к другим звёздам, Олла?
     — Ну что ты, – махнула рукой девушка, – у нас-то и космических кораблей нет. Никто не знает, откуда на многих планетах появились колонны. Вот смотри, Антон.
     Олла зачерпнула ладонями воду, вылила её на песок, потом утрамбовала поверхность ладонью. Веточка дерева в руке Оллы стала похожа на кисть художника. Снизу-вверх, со множеством штрихов, рос рисунок колонны. Антон подсел поближе, рассматривая изображение: колонна по форме была очень похожа на Александрийскую в Санкт-Петербурге. Даже на верху этого сооружения Олла изобразила что-то похожее на фигуру женщины с крыльями за спиной.
     — На песке много не нарисуешь, – смешно наморщив лоб, произнесла девушка. – Но получилось очень похоже, да, очень. Такие колонны, как говорится в преданиях, появились на многих планетах в одно время. Они долго не работали, словно ожидая прикосновения к себе людей, которые познали суть жизни и мироздания, прикосновение людей, которые к этому готовы.
     — Готовы к перемещениям, – уточнил Антон.
     — Да, к перемещениям. Ты меня понимаешь, как и я тебя. Потом, примерно триста лет тому назад, когда на Заповеднике появилась Она, колонны загудели, начали излучать серебристый свет. Люди поняли, что это станции, как сейчас принято говорить, нуль-транспортировки. Только работают эти колонны как-то странно. Избирательно, что ли. Одни могут ими воспользоваться, другие нет. И никто эту проблему до сих пор не решил. Может, у тебя это получится сделать?
     Антон поймал на себе заинтересованный взгляд Оллы, но отвечать не стал. Невозможно объяснить то, в чём не разбираешься и не понимаешь самой сути вопроса.
     — Поэтому-то у вас и нет кораблей, так?
     — Конечно, – кивнула Олла. – Зачем что-то строить первобытное и энергозатратное, если можно оказаться за миллионы километров от Заповедника, или от другой планеты, там, где есть такие же колонны? Логично же, так?
     — А как активируются такие колонны? – спросил Антон, заранее зная ответ.
     Олла, словно прочитав мысли Громова, кивнула:
     — Кровь. Мгновенный анализ ДНК, определение генотипа и ещё чего-то неизвестного. Может, колонны ментально сканируют и определяют достоин тот или иной человек проходить сквозь грань миров? Эти колонны, в далёкие варварские времена, пытались взрывать, поджигали и сразу же охлаждали водой, крушили тяжёлой строительной техникой. Бесполезно. Колонны исчезали, чтобы появиться в другом месте. Такая интересная история… Антон, человек с другой планеты. Я уверена, что у тебя получится перенастроить колонны. Антон... мне нравится твоё имя.
     — А зачем мне это делать, Олла? – спросил Громов, пропуская мимо ушей последнее предложение девушки. – Если их установили и настроили наши Предтечи, то зачем что-то менять? И откуда у тебя уверенность, что у меня появится допуск к настройкам? Ты, Олла, или договаривай или вообще ничего не рассказывай.
     — Так говорится в древнем писании, которое едино для всех планет, на которых установлены колонны.
     — Как интересно, – произнёс Антон. – И это древнее писание можно простому смертному взять и прочитать?
     — Нет, конечно, – покачала головой Олла. – Писание находится в Храме Предтеч, в который никто не может войти.
     — Мне обязательно нужно в нём побывать. Чего бы мне это не стоило, Олла. И на колонну посмотреть, и в городе побывать. В городе, в котором живёт та, которую вы считаете своим божеством.
     — Насчёт колонны – проблем не будет, – сказала Олла. – Ближайшая от нас находится в двух днях пути, как раз на границе Заповедника и самого Города.
     — Большой город, Олла?
     — Город? – задумалась девушка. – Я знаю ланету, оттуда родом мой отец, которая называется планетой Одного Города. Там город – вся планета, здесь... Да, большой, он занимает весь материк. С запада на восток около одиннадцати тысяч километров, и с севера на юг примерно пять тысяч. Но Город, как бы тебе объяснить, разделён на множество малых городов. Все города соединены скоростными магистралями, можно перемещаться на далёкие расстояния с помощью малых колонн. Их тоже много, Антон.
     — Ладно, дойдём до первой колонны, поймём, что нам делать, – Громов выделил слово «нам», – и как нам жить дальше, что с тобой делать, если тебя не пропустят в Город. Кстати, как он называется?
     — У него странное и почти непроизносимое имя, – ответила Олла. – Нью-Стоунхендж.
     — Что? – закричал Антон, Олла испуганно отшатнулась. – Ещё раз повтори название города.
     — Нью-Стоунхендж, – тихо произнесла Олла. – Это название тебе о чём-то говорит?
     — Нет-нет, показалось, – ответил Антон, боясь спугнуть птицу удачи. – Просто название показалось очень знакомым. Ошибся, извини.
     Громов прошёл по берегу озера, погрозил звёздам кулаком.
     — Всё равно я вас найду, Предтечи.

     Антон опять нырнул в воду, как можно больше набрав в грудь воздуха. Вода внизу, у дна, была холодной, приятно освежала тело, приводя мысли в относительный порядок. Вынырнув, Антон посмотрел в сторону костра, нашёл глазами одинокую фигуру Оллы, улыбнулся.
     — Правду люди говорят: ничего случайного в природе нет, есть случайности, ставшие закономерностями. Наша встреча – случайность? Не думаю. Значит, закономерность. Эх, звёзды-звёзды, что же вы творите с нами, с людьми? Так же нельзя!
     — На чём мы остановились, Олла? – спросил Антон, подойдя к костру. – Ты что, плачешь?
     — Нет, – ответила девушка, отворачиваясь.
     — Понятно. Так мы с тобой расстанемся возле ближайшей колонны и…
     — «И» не будет. Мы подойдём на границе к малой колонне, большие расположены в основном Городе. Как добраться хотя бы до одной большой колонны, не знаю. Меня, по закону, обязаны сразу же арестовать за измену, потом судить и предоставить на выбор вид казни. Или сгореть в Чаше Огня или раствориться в специальной жидкости.
     — Что за Чаша Огня?
     — Ну.. Долго поднимаешься по серпантину дороги к вершине горы Памяти, потом прыгаешь вниз в бушующее пламя чаши. Всё просто, – ответила Олла. – А перед растворением тебе делают укол, и ты засыпаешь. Что потом происходит, никто не может рассказать: после растворения живым никто не остался. Моя жизнь подошла к концу, Антон, но я ни о чём не жалею. Нет, жалею, но это к тебе никак не относится. Так, мелочи.
     — Ты же слышала, что я сказал Мгамбе о конце света?
     — Слышала, ну и что? Нас воспитали так, что мы смерти не боимся. Нас сделали солдатами, только с кем мы воюем – непонятно, – ответила девушка.
     — Я не о смерти, а о существовании вашей цивилизации, Олла. На Заповеднике всё неправильно. Одни живут как изгои, забившись в непроходимые чащи леса, другие живут в городах, но мечтают эти города разрушить и с кем-то воевать до победного конца. Я примерно знаю к какой войне вас готовит Она. Та, которая оживила колонны. Ваша богиня смерти и ей подобные мечтают повоевать с богами, но о гаснущих звёздах ты уже слышала и это произойдёт. Рано или поздно, но произойдёт.
     — Поэтому ты здесь? – сквозь слёзы спросила Олла. – Чтобы мы выжили?
     — Возможно, – ответил Антон. – Ты и твой ведущий, или ведомый, прилетели в Заповедник для чего? Только честно, Олла. Она, ваше божество, знала, что я приду в ваш мир и дала задание чужака уничтожить?
     — По возможности, – кивнула девушка. – Нам нужна была девочка Дина. На неё давно идёт охота. Много месяцев или лет, точно не знаю.
     — Дина? Это что, местная темнокожая Пифия-предсказательница?
     — Кто такая Пифия, Антон? Я не понимаю, честно, – удивлённо произнесла Олла.
     — Да так, один вымышленный персонаж из старинного фильма. Забудь. Значит, вам нужна Дина?
     — Да. Почему-то она понадобилась очень и очень срочно. Что-то должно произойти грандиозное, но что – я не знаю. Олла солдат и обязана выполнять приказы.
     Антон не к месту, вспомнив Льюиса Кэрролла и его «всё страньше и страньше», рассмеялся.
     — Ты смеёшься над моими словами? – вспыхнула Олла.
     — Нет, конечно. Просто вспомнил одну сказку. О маленькой девочке, которая попала в чудесную страну. В Страну Чудес, потом в Зазеркалье. Почему-то вместо маленькой Алисы представил тебя. Смешно.
     — Мне, почему-то, не очень, – вздохнула Олла. – Пойду искупаюсь, пока есть такая возможность. Скоро этого – девушка рукой показала на небо, на Ло, на озеро и отражающиеся в нём звёзды – этого скоро у меня не будет.
     Антон обнял Оллу, прижал к себе.
     — Вот сейчас я могу тебе пообещать, что ты не умрёшь. Нет, когда-то, будучи бабушкой, ты умрёшь, конечно, но от возраста. Никак не от дурости вашей богини смерти.
     — Хочется в это верить, человек из чужого мира.
     — Видишь падающие звёзды, Олла?
     — Да, вижу. Третий месяц лета, умирает очень много звёзд. Обычное дело.
     — У вас общество прагматиков, честно слово. В моём мире, когда падают звёзды, загадывают желание. Закрой глаза и ...
     — Уже загадала, – Олла повернулась к Антону, взяла его за руки и повела к озеру.



Глава 4.




     Туман, холодный и липкий, пришёл со стороны озера под утро. Он приблизился к береговой полосе, не решаясь заполонить собою сушу. Звуки исчезли, вокруг стало очень тихо. Лишь вода, лениво плескавшаяся у самых ног, шептала: озеро живое, оно никуда не делось. Оллы рядом не было, не было одежды.
     — Надо же, какая упрямая, – пожал плечами Громов. – Такой характер не у всякого мужчины есть.
     Антон прикоснулся к щеке, помнящей прикосновение губ той, которая шептала ему на ухо нежные слова, которая подарила ему, человеку с планеты Земля, безумную ночь, полную мольбы и слёз, сладостных вздохов. В каждом слове, в каждом поцелуе Оллы Антон слышал одно и тоже: «я не хочу умирать, защити меня, ведь ты же мужчина». Защитил бы, оградил бы от смерти. Но Олла ушла, посчитав это самым лучшим вариантом развития событий. Только для кого от этого стало лучше?
     Громов взял в руки ветку, со злости сломал её, бросил в чадящий увядающими едкими струйками дыма костёр. Нож, его охотничий нож, по рукоять был утоплен в песке, на выступе, чуть выше рукояти, висело тонкое кольцо серебристого цвета. Антон взял кольцо в руки, на ощупь определил, что в кольце три совсем крохотных камня. Хотела убить, чтобы искупить свою вину перед начальством? Чтобы продолжать жить в своём привычном мире, летать на истребителе? Может быть. Но не убила, а наоборот, на память о себе оставила кольцо.
     Антон посмотрел на высыпанные из рюкзака тубы с едой и водой, по одному не досчитался. Ну, хоть так. Ло ещё скользила где-то над горизонтом, в матово-белом тумане едва-едва просматривался белый круг местного солнца, который собирался явить свой лик этому странному миру со странными законами. Сбили пилота над «вражеской» территорией – убей себя, но не попади в плен. Чудовищное правило, чудовищные законы, неправильная планета. Ей дарована судьба заповедника, в котором, казалось бы, должно быть собрано только хорошее и самое лучшее. Но нет, странный Музей, деление людей на классы, возможно, на подклассы. Антон прислушался к своим ощущениям: туман был похож на разумное существо. Периодически раздавались тихие голоса, чей-то шёпот, детский смех, шум деревьев.
     «Пора отсюда убираться. Природа тумана неизвестна, не хватает ещё за миллиарды километров от дома сойти с ума».
     Залив тлеющие уголья водой, Громов бросил рюкзак за плечи, быстрым шагом пошёл по берегу, рядом с кромкой воды. Он присел, посмотрел на влажный песок: на нём были видны следы ног Оллы. Услышав за спиной чавкающий звук, Антон обернулся и замер. Туман навалился всей тушей на берег, вбирая в себя старые ветки, листья. Чуть позже исчезли остатки костра. Вздохнув, Громов прибавил шаг, пройдя метров триста от места ночёвки, он поднялся по пологому склону на небольшое возвышение, ещё раз посмотрел на туман, который теперь занялся «уборкой» береговой линии в полном объёме.
     «Вот тебе и туман. Полуразумные звери, теперь это... А задумка у кого-то, в принципе, была очень хорошая».
     Надежда на то, что туман рассеется или станет значительно реже, исчезла: чем дальше от озера уходил Антон, тем гуще, плотнее становилось белёсое облако. Оно скрывало очертания леса, находящегося по правую руку, поваленные деревья, которых было великое множество. Что-то не давало Антону спокойно, расслабившись, идти в сторону границы между Заповедником и Городом. Нехорошее предчувствие. Это и понятно: неизвестное всегда пугает, но, чёрт возьми, оно и притягивает к себе как магнитом.
     Достаточно вспомнить рассказ Мгамбы о матери Дины, Дины-большой. Вот тебе и ответ на вопрос, Криспа, зачем Предтечи занимались терраформированием планет, делом опасным и энергозатратным. Неизвестность перед результатом своего титанического труда, непомерный риск, получится – не получится. Несколько раз Антон скатывался кубарем в воронки – память о произошедших здесь боестолкновениях. Люди, стоящие насмерть, убивающие людей, что может быть страшнее? Приходилось использовать охотничий нож, втыкать его во влажную от тумана землю, чтобы помочь себе выбраться из глубоких ям. Несколько раз Громов падал, зацепившись ногами за выдавленные землёй корни деревьев. Но он шёл… Антон даже остановился от пришедшей в голову мысли: он шёл для того, чтобы увидеть огромный Город, Храм Предтеч, ради встречи с клоном Дианатины? Или всё-таки он набивал шишки ради того, чтобы ещё раз увидеть Оллу? Кто она такая, чёрт побери, чтобы постоянно о ней думать? Ушла, пусть идёт, не маленькая девочка, в конце концов.
     Антон шёл в неизвестность, шёл в Город, в котором, возможно, умрёт. Но он должен попытаться найти ответы на свои вопросы. Кто эти загадочные Предтечи, почему они создали предпосылки для создания и развития цивилизаций? Почему они самоустранились, закапсулировали участок Вселенной? Если испугались, то чего, кого? Или… нет, Громов отогнал от себя пугающую мысль. Не может такого быть! А если всё-таки не Предтечи самые умные, могущественные и сильные? А если существует сверхразум? Тогда как он выглядит? Что из себя представляет? Имеет ли телесную оболочку? Может, это просто коллективный разум каких-то одноклеточных, которые с комфортом живут в луже? Самой обычной луже дождевой воды? Дело шло к ночному отдыху, Антон облюбовал себе место для ночлега под корнями высокого раскидистого дерева, похожего на дуб. Дерево было не просто большим, оно было огромным, его верхушка терялась где-то там, в молочно-белой вате тумана. Пообедав и поужинав одновременно, Антон лёг на термоизоляционную подстилку, закинул руки за голову. Мысли опять кружили вокруг Оллы. Как она одна в этом лесу? В нём, возможно, водятся хищные звери, любители ночной охоты. После двух больших глотков коньяка пришёл сон. Со сновидениями, с тихим шелестом тёмно-зелёной травы, убаюкивающей песней ветра и с мыслями о далёком доме.


     ***


     Антон провёл в пути большую часть второго дня, так и не догнав Оллу. Да и догнать он её не мог – неизвестно в каком направлении она шла. Туман, казалось, стал ещё гуще, а звуки, через ватное покрывало липкой субстанции, были едва различимы. Но не услышать звуки завывания двигателей каких-то летательных аппаратов не мог только человек с нарушением слуха. Лес закончился, Громов вышел на относительно ровную местность, перемежёванную небольшими перелесками. Степь, как назвал Антон это место, имела небольшой уклон в сторону узкой, извилистой реки, которую пришлось переходить вброд, держа над головой рюкзак с одеждой и обувью. Но выйти на противоположный берег Громов не смог, точнее, не успел: прямо из тумана, надоевшего до почечных коликов, показалось несколько конусообразных лучей сиреневого света, скользящих по земле, на некоторое время останавливаясь над каким-то одним местом. Иногда была слышна автоматическая очередь из какого-то оружия, прозвучало несколько не очень сильных взрывов. Сиреневый свет исчез, звуки работающих двигателей. предположительно вертолётов, теперь раздавались то слева от Антона, то справа, за спиной, иногда, так Громову казалось, в нескольких метрах от него. Вода в реке была до неприличия холодной, холод облапил тело Громов, несмотря на работавшую «на всю» «адаптивную терморегуляцию». Сердце бешено колотилось, делая сто тридцать ударов в минуту. Оно разгоняло кровь по телу, делая всё, чтобы человек не замёрз. Единственное, что успокаивало Антона, это непрекращающееся завывание двигателей вертолётов: если продолжаются поиски, то Оллу не обнаружили и не арестована, она где-то скрывается и это место совсем недалеко от Антона.
     Два конуса сиреневого света на несколько секунд ослепили Антона, от грохота летящего над самой землёй вертолёта у него заложило уши. Свет первого прожектора стелился над землёй, второго – двигался над рекой, облизывая воду. Сиреневый свет стал приближаться, и Громов, загнав в лёгкие как можно больше воздуха, с головой ушёл под воду, придерживая рукой рюкзак, который сейчас выполнял роль поплавка. Илистое дно содрогнулось, как от сильного взрыва, ушло из-под ног, вода, как показалось Антону, вскипела.
     Тело обожгло огнём, в голове взорвалось множество петард, Громов почувствовал, как из носа и ушей пошла кровь, как лопнули в глазах капилляры. Свет, видимый под водой, застыл всего в двух-трёх метрах от Антона, потом сдвинулся чуть в бок и ушёл дальше, за спину. Антон, схватившись руками за лямки непромокаемого рюкзака, выдернул обессиленное тело из воды, зашёлся кашлем. Берег реки был похож на вздыбившуюся волну океана, вода в реке бурлила и парила. Вертолёты, Антон смог рассмотреть их тёмные силуэты, развернулись, начали «утюжить» степь в сотне метров от реки. Забросив рюкзак на берег, не обращая внимания на судороги икроножных мышц, извиваясь ужом, Антон выполз на берег, затих.
     Немного отдохнув, он попытался встать на ноги и еле удержался, чтобы не закричать от боли: спина, ноги, да практически всё тело было покрыто маленькими волдырями. И ещё была судорога, заставляющая человека скрипеть зубами. Рванув клапан рюкзака, Громов достал походную аптечку, вспомнив добрым словом Илгу, положившую аптечку в рюкзак. Первым делом Антон убрал судороги: найденным в аптечке подобием английской булавки, уколол мышцы на ногах, и через некоторое время боль отступила. Шепча разнообразные ругательства в особо извращённой форме, Громов надел комбинезон, на внутренней стороне накладного кармана нашёл сенсор включения встроенного модуля медицинской помощи и сразу же почувствовал серию уколов. Здесь же, на клапане, был встроен индикатор заряда автономного источника питания. Антон покачал головой: уровень заряда был на минимуме, полоска индикатора налилась тревожным красным светом. Сиреневые конусы света, их было не меньше десятка, одновременно исчезли, вертолёты, словно по чьей-то команде, полетели в сторону светящегося высокого сооружения, отмечая свой путь вспышками жёлтых проблесковых маячков.
     «А вот и колонна, – подумал Громов, надевая обувь. – Если поиск закончился, то... эх, Олла, Олла… Взрослый ребёнок, с огромными, никому не нужными амбициями!»
     Остывая, земля потрескивала. Она, после прикосновения сиреневого света, стала похожа на хорошо уложенный слой асфальта. Гладкого на ощупь, похожего на поверхность чёрного зеркала. Антон вспомнил о слове-маркере, о возможности мгновенно закончить все злоключения, но отогнал предательские мысли, спрятал их в голове далеко-далеко. Первое время Антон, пошатываясь, шёл к вертикальному снопу серебристого света, потом чуть принял вправо, когда услышал звук работающего реактивного двигателя. Ноги разъехались в стороны, Громов упал. Куда хватало глаз, точнее, куда позволял это сделать густой туман, просматривалась широкая чёрная полоса земли. Такой же гладкой на ощупь, на которой, практически, невозможно было стоять на ногах.
     «Вот и контрольная пограничная полоса. Интересно, передвижение по ней контролируется с помощью каких-то сверх чувствительных датчиков, или так, по-старинке, с помощью визуального осмотра?»
     «Нет, Антон, работа каких-либо датчиков не зафиксирована. Включить адаптивное зрение?» – услышал Громов голос Милы. Он даже не сразу понял, что ему предложила нейросеть.
     «Ах ты, бездушное создание! Ты что, не могла это зрение включить раньше?»
     «Вы не прослушали вводный урок, Антон. Если бы вы выбрали…»
     «Заткнись, Мила и включай... – прошипел Антон, закрывая глаза. – Напомни мне чуть позже, чтобы я от тебя избавился».
     «Рано или поздно это произойдёт, Антон. Открывайте глаза».
     Мир из молочно-белого превратился в сказочно красивый, но какой-то нереальный, похожий на мультяшный. Туман состоял из отдельных спиралей, начинающихся где-то вверху, появились очертания каких-то сооружений. В нескольких сотнях метров от высокой колонны, свет которой «обжигал» глаза, находился вертолёт странной конструкции: вместе с винтомоторной группой на выносных пилонах были расположены небольшие по размеру две турбинные установки. Они сейчас находились в вертикальном положении, смотрели в сторону земли, выбрасывая из себя жёлто-синее пламя. Увидел Антон и идущего от вертолёта пилота. Он отошёл от машины на несколько десятков метров, остановился. Антон сразу понял зачем. Пятьдесят метров контрольной полосы Громов скорее проскользил, чем пробежал. Пилот, облегчившись, насвистывая какую-то ритмичную мелодию, неспешно возвращался к вертолёту. Нож лёг на горло военного, тот захрипел, но вырываться из локтевого захвата Громова не стал.
     — Где она? – спросил Антон. – Только не говори, что не знаешь о ком идёт речь.
     Пилот кивнул, потом выдохнул:
     — Пятьдесят метров отсюда, охраняют двое, ждут решение командира.
     — Какое решение?
     — Или расстрелять на месте или конвоировать в Город. Скорее всего, расстреляют здесь, как предателя при попытке к бегству. Это я понял из разговора старшего по рации.
     — А ты молодец, парень, – прошептал Антон, – сразу видно, что хочешь жить.
     — Ещё бы. Не убивайте меня, пожалуйста.
     — Живи. Голова поболит недельку и всё.
     Антон не сильно ударил пилота рукоятью ножа в основание черепа, чтобы парень на несколько секунд потерял сознание. Потом, вытащив станнер, выстрелил военному в затылок. Врагов за спиной оставлять нельзя. Через месяц оклемается: мощность выстрела была минимальной. Между вертолётом и местом, где предположительно могла находиться Олла, было нагромождение деревянных ящиков. Пригибаясь, Антон осторожно, периодически останавливаясь, шёл в сторону силуэтов охранников. Несколько раз Громову пришлось ложиться на землю, прятаться от мощного луча света прожектора, который обшаривал прилегающую к контрольной полосе территорию. Олла лежала на боку, руки притянуты к ногам. Стоявший рядом с ней военный, высокий и нескладный, произнёс:
     — Может, мы её того? Пока командир выясняет, что с этой сучкой делать. А?
     — Не успеем, – ответил долговязому крепыш. – Как по-мне, то это нужно делать неспешно, со знанием дела, с расстановкой. Мы же не животные какие. Я вот что думаю, Юл, сегодня в увольнение пойдём, там и порезвимся.
     — У мамаши Кру? Согласен. К ней поступила новая партия девочек. Таких же красивых, как эта. А знаешь, мне чёрненькая очень понравилась.
     — Мне тоже, – произнёс Антон, выходя из-за ящиков. Станнер два раза дёрнулся в руке, военные упали на землю. Разрезать верёвки – дело нескольких секунд. Олла, потирая руки, произнесла:
     — Ну, и почему ты так долго?
     — Молчи уже, ребёнок. Бежим.
     — Опять в Заповедник?
     — К вертолёту. С управлением справишься?
     Так же, как и у костра на берегу озера, Олла пожала плечами:
     — Учили. Управление не такое и сложное.
     Антон и Олла пробежали мимо деревянных ящиков, до вертолёта с работающими двигателями осталось каких-то двадцать метров, когда луч света нащупал беглецов и буквально через секунду раздался звук сирены, потом звук выстрелов. Время превратилось в желе, звуки исчезли. Громов, по наитию, сделал шаг в сторону, закрывая своим телом Оллу. Первая пуля обожгла щёку, вторая нашла правое плечо, две пули толкнули Антона в спину.
     «Чёрт, не успели, – подумал Громов. – Как же обидно!»
     Движение Оллы было как в слоу-мо: она медленно повернула в сторону Антона голову, по губам он прочитал: «держись, ты же обещал!»
     Что Антон обещал девушке, он не знал. Пискнул сигнал медицинского модуля, в районе шеи появился нестерпимый жар, на некоторое время Громов получил возможность двигаться самостоятельно.
     «Ан-то-н, – густым и сочным басом пропела Олла, – запрыг-ну-ть сам смо-о-о-жешь в ка-а-бину-ууу-уу?»
     «А хрен его знает», – подумал Громов, но на всякий случай кивнул.
     Пули высекли из обшивки вертолёта снопы искр, Олла была уже в кабине, когда Антон, проползший под днищем крылатой машины, взялся рукой за ручку двери, потянул её на себя. Очередная пуля-дура, отрикошетив от днища вертолёта, ткнула Антона в правую ногу. Громов упал на колени. Кое-как, держась руками за скобу возле сидения, он сумел подняться в кабину, сел в кресло. Как вертолёт взлетел, Антон не понял: он пришёл в сознание, когда машина находилась уже далеко от земли, выше слоя рыхлого тумана.
     — Ты как Антон? – перекрикивая завывания двигателей, спросила Олла.
     Сил на ответ не было, Громов улыбнулся, кивнул: мол, пока живой.
     — Смотри, ты мне обещал, что не умрёшь!
     Когда он и кому это пообещал, Громов даже не пытался понять. Пообещал, значит так и будет. Тревожно замигала красная лампа на панели управления вертолёта, из разреженной ветром стены тумана вырвалась яркая красная точка, которая стремительно неслась наперерез им, Олле и Антону.
     — Держись, Антон! – крикнула девушка, потянув на себя рычаг ярко-оранжевого цвета.
     «Вот дурочка, – успел подумать Громов, – сверху же лопасти!»
     Но кресла пилота и кресло Антона провалились куда-то вниз, потом их почему-то отбросило в сторону от неуправляемого падающего вертолёта, потом швырнуло высоко вверх, к облакам и яркому солнцу. Антон некоторое время смотрел на раскрывшийся купол парашюта, потом закрыл глаза, провалился в чёрный омут.



Глава 5.




     Огромный аквариум, просто невероятных размеров. Раскинув руки в стороны, Антон погружался на дно резервуара с водой тёмно-синего цвета. Рыбы, разного цвета форм и размеров, осторожно прикасались к телу человека, беззвучно шевеля губами, отплывали в сторону. Антон смотрел, как медленно удаляется светлое пятно света, чувствовал прощальное прикосновение красивых водорослей. Какие он знает водоросли? Ну, например, тёмно-зелёный роголистник. Смешно как, роголистник. Или ещё, как пример, валлиснерия крученолистная, спиральная. Не от хорошей жизни водоросль с таким красивым названием перекрутило и завернуло в спираль. Хм... как его любимые макароны. А что, очень похоже. Нет, в этой жизни что-то не так. Удивительно, но чем глубже Громов погружался в воду, тем легче ему становилось дышать. Через несколько секунд он обнаружил, что прекрасно умеет обходиться и без воздушной смеси, без скафандра «Гермес-2М», да и вообще, без того мира, в котором он когда-то жил, возможно, кого-то любил и ненавидел. Всё это в прошлом, далёком и забытом. А рыбы, сволочи такие, испугались темноты, одни гуппи безмозглые снуют туда-сюда, туда-сюда.
     «Профессор, да не стойте вы столбом, в конце концов!»
     «О, чей-то знакомый голос, – усмехнулся Громов.
     Он, через тонированное стекло аквариума, увидел двух человек. Высокий и худощавый пристально рассматривал Антона, и кормил рыб сушёными червячками.
     «Хорошо рыбам, за них думают и решают как им жить и зачем жить. Нужно воду поменять в аквариуме, а ну-ка, марш в банку. Хотите размножаться – вот вам для этого все условия».
     Вторым человеком, как ни странно, была женщина. Судя по всему, молодая, темноволосая, с непривычным разрезом глаз. Бездонные, как и аквариум глаза.
     «Милочка, вы понимаете, что вы просите...»
     «Я не прошу, я требую!»
     «Хорошо-хорошо, вы требуете от меня невозможного. Я вообще удивляюсь, как молодой человек до сих пор не отправился на аудиенцию к Всевышнему. У него раздроблены пять из тридцати трёх позвонков, парализована правая сторона тела, пуля задела височную область, раздробила черепную коробку. Я уже не говорю о семи ранениях, пусть и не смертельно опасных. Крепкий молодой человек, очень крепкий. Но, милая моя, мы через три часа будем вынуждены его отключить ... М-да, вынуждены будем отключить. Как не прискорбно, дорогая моя. Крепитесь, и ещё раз крепитесь. Я бы вам посоветовал мужаться, но вы женщина. М-да, красивая женщина, но не более того».
     «О ком они говорят, интересно? – подумал Антон, переворачиваясь на правый бок и прикладывая к стеклу аквариума руку. Женщина осталась одна, тот, кого она называла профессором, вышел. – Откуда он вышел? Да мне какая разница, куда они все заходят и выходят? Жизнь штука интересная, конечно, но на каждом шагу огромное, нет, даже не так, огромнейшее «но».
     Женщина подошла к аквариуму, шёпотом произнесла:
     «Антон, сволочь такая, вот только попробуй мне умереть! Попробуешь, и ты узнаешь, что значит ад и муки. Я тебя везде найду! – женщина начала плакать и у Антона в сердце что-то кольнуло. Раз, второй, третий. – Ты обещал меня защитить, ты мне это обещал! Сделай невозможное, воскресни из пепла!»
     Мало ли кто кому обещает!? Антон оттолкнулся от стенки аквариума, продолжил опускаться вниз. Придумают же такое, воскресни из пепла. Ну, чудаки! Антон оперся спиной о что-то очень острое, перевернулся в воде и увидел огромный рапан. Он видел и раньше дома морских обитателей, но где – вспомнить никак не мог. Где-то там, в прошлой жизни. Из створки-входа в раковину наружу пробивался жёлтый свет. Громов понял, что легко пройдёт внутрь рапана. Вот только как к нему отнесётся хозяин? Радушно или выгонит в шею? Вопрос... Вход в раковину был нежно-розового цвета, гладкий на ощупь. После прикосновения к стенке, мир Антона стал похожим на отдельные фрагменты какого-то фильма. Но самым главным кадром было застывшее изображение медузы. Розового цвета. Антон хихикнул, медуза начала шевелиться.
     «Начинается регенерация повреждённых клеток, органов и костной ткани», – произнесла медуза, смешно шевеля своим маленьким ртом.
     Кто-то невидимый для Антона поднёс к его лицу маску. Громов вдохнул сладкий, дурманящий голову воздух, закрыл глаза.
     «Кто ты такая, розовая медуза?» – спросил Антон.
     «Твой друг. Симбиот. Ты меня не видел, но я всё о тебе знаю, человек с планеты Земля».
     «И что ты со мной собираешься делать, чудо розовое?»
     «Потом поговорим обо всём, сейчас не до душеспасительных бесед», – ответил симбиот, прикасаясь одним из множества щупалец ко лбу Антона. Громов замолчал, начал задыхаться. Он хотел сорвать с лица маску, но руки оказалась крепко притянуты к телу чем-то эластичным, тем, что человек не в состоянии разорвать».
     «Да кто ты такая или такой? Как ты в меня попал, симбиот?» – прошептал Антон.
     Медуза повторно прикоснулась щупальцами к голове Антона, и он увидел бесконечную череду объёмных картинок.

     ___

     «Всё, ребята, отдохнули двое суток, теперь нас ждут великие дела».
     «Скорее бы, капитан, – ответил второй пилот. – Как здесь, на выжженной Альбедосом планете можно жить?»
     ……………

     «Разрешите, капитан?» – осторожно, на выдохе, спросил второй пилот.
     «Только до перехода, Георг», – ответил Громов.
     ……………

     «Капитанский доступ, Мила. Выведи на главный дисплей вид пассажирской палубы, в отдельных окнах покажи каюты Особых».
     «Капитан, обзор третьей каюты невозможен».
     ……………

     «Борт десять-десять, говорит капитан линкора «Миссури» Стив Брейли… Вы мне не оставляете выбора. Извини, парень, но приказ поступил от...»
     Погасла вторая сверху кнопка: ложемент Веги скользнул вниз, за ним провалился ложемент Броуди, через мгновенье – Марка П. Потом пришла боль, всего лишь на мгновения, но его хватило осознать, что линкор «подчищал» за собой следы преступления… Цифры 4,5 и 9. Пульсация неона… Запомнить эти цифры, навсегда запомнить… Мотыльки летят на свет и сгорают в пламени свечи…
     Вдохнуть пьянящий запах планеты, пригладить рукой ярко-зелёную траву… запах звёздной пыли, едкий запах гексопропила и жжённой резины. Самому господу Богу неизвестно, о чём в момент старта и посадки космического корабля думают пилоты. Пилот – художник, джойстик управления – кисть, плиты космодрома – мольберт. Рождённые в вихре плазмы ... Никем не оценённые шедевры на бетонном мольберте. Шедевр бетонного мольберта, Пикассо, рисующий плазмой. Слёзы в невесомости… Квант на удачу, всего лишь квант, чтобы выжить… Изнанка пространства, серое Ничто... Точка, где заканчивается реальность и начинается нереальная реальность. Рулоны пространства и иглы-корабли. Прикосновение к неизвестному, обжигающему и манящему. Мотыльки... Свечи… Гексопропил… Плазма… Какой запах у ноты «до» и какой звук у гексопропила. А у плазмы? Тени мелькали, свеча горела... Каравеллы и барки, паруса и ветер…
     Просторная комната, светловолосый человек в ярком наряде кашаи. В руках у мужчины стеклянный бокс, в котором находится существо, внешне напоминающее собой медузу ируканджи только нежно-розового цвета. Медуза скользнула по стенкам бокса, оказалась в области правой грудины человека, лежащего в биопринтере. Молодой мужчина дёрнулся, закричал, приподнялся на локтях. Медуза начала медленно погружаться в тело человека, раздвигая плоть множеством ножек-щупалец. На дисплее биопринтера появилась надпись: «Начало установки бионической нейросети «Наблюдатель». Человек в одежде кашаи подошёл к стене комнаты, остановился.
     «Живи и помни. За тобой неоплаченный долг. Если любишь звёзды, люби. Но никогда к ним не приближайся. Император должен умереть».
     Голографическое изображение светловолосого человека дрогнуло, исчезло.
     «Ну что, теперь тебе стало всё ясно и понятно?» – как это делает человек, ухмыльнулась медуза-симбиот.
     «Нет, стало ещё запутаннее, – возразил Громов. – На столе много пазлов, но самого главного, отправного, нет».
     «Появится. У нас тоже в жизни не всё гладко. Но ничего, мы не стонем, живём и размножаемся».
     «Кто мы, симбиот? Кто вы есть на самом деле?» – спросил Антон.
     «Закрытая информация», – женским голосом ответила медуза.
     «Хорошо-хорошо. Но где я сейчас нахожусь и что со мной происходит?»
     «Ну... ты, в некотором роде, уже умер. Я пытаюсь восстановить твои … нет, мне понравилось выражение твоей женщины… ага, вспомнил. Я пытаюсь тебя воскресить из мёртвых, чтобы ты продолжил идти своим путём. Что-то там ещё было о пепле, но это неважно. А находимся мы сейчас в Бета-центре базы «Наблюдатель». Хм... в которой никаких наблюдений не производится вот уже семьсот пятьдесят лет. Печаль, да... печально...»
     «Но как я могу одновременно находиться в нескольких местах?» – удивился Антон.
     «Видишь ли в чём дело, – медуза по-стариковски пожевала губами, – вы прикоснулись к изнанке и проблеме пространства, но никогда по-настоящему не занимались проблемами временной флуктуации. Знаешь, что означает этот термин?»
     «Если в двух словах, то это случайное отклонение какой-либо величины».
     «Хм... шпаришь, как по написанному, – ухмыльнулся симбиот. – Но определение верное. Пространство и время это понятия неразрывно связанные. Почему вы рвёте пространство, а время нет? Почему вы оставляете во Вселенной приводные маяки для ориентирования в пространстве, а маяков во времени не оставляете? Не знаешь? Вот и я о том же: вы мыслите однобоко. А всё объясняется очень просто: вы ещё не готовы, чтобы принять правду».
     «Ты хочешь сказать, что ваше общество научилось менять временные векторы? Когда же вы этому нас научите?»
     «Одних уже научили, и где они? Нигде. Понаделали массу ошибок и убрались восвояси. Таким как ты, придётся исправлять чужие ошибки. Эй, ты меня слушаешь?»
     «Да, то есть нет. У меня не бьётся сердце».
     «Оно, в некотором роде, мешало процессу регенерации. Кстати, я почти закончил…ммм… воскрешать твою телесную оболочку. Скоро произойдёт обратное перемещение. Вот, кстати, наглядный пример применения временной флуктуации. Ты из палаты госпиталя никуда не исчезал, а на самом деле находишься за миллиарды километров от Заповедника. И вернёшься в госпиталь в точку-маркер временного отрезка».
     «О чём ты мечтаешь, симбиот?» – неожиданно для себя и медузы спросил Антон.
     «О том же, о чём и ты. О доме, о своих братьях и сёстрах. Но ты мой носитель и я без твоего разрешения вернуться домой не смогу».
     «Возвращайся, я разрешаю, – прошептал Антон. – Возвращайся и живи долго».
     «От бесконечно долгой жизни устаёшь и совершаешь массу ошибок. Это же твои слова. Но они правильные, Антон. Я бы вернулся, но у меня, как и у тебя, есть кое-какой долг перед человеческой расой».
     «Я когда-нибудь верну тебя в твою лужу, симбиот, – улыбнувшись, пообещал Антон. – Но для этого мне нужно средство передвижения. Не знаешь где найти суперкорабль?»
     «Закрытая информация, – женским голосом произнёс симбиот. – Эх, дети вы, дети… Так, ну что, регенерация, практически, завершена. Теперь включим твой маленький насос. Ага, заработало сердечко... Ну, что тебе сказать, Антон? Ты много сделал неверных шагов, но в этом твоей вины нет. Направление движения у тебя правильное, иди вперёд, никуда не сворачивай».
     «Чтобы исправить ошибки других? Это займёт очень много времени. После смерти слишком долго происходит процесс самооценки. Временная флуктуация мне не поможет, симбиот? Как тебя зовут, кстати?»
     «Поможет, – кивнула медуза, смешно передвигая своими щупальцами, – поможет. Зови меня Сальсом, хотя... мы все сальсы. В какой точке временного отрезка ты хотел бы оказаться?».
     «Я не хочу умирать. Мне это чертовски не понравилось, Сальс, и надоело».
     «Понятно. Ну что, начали?»

     ***

     — Пить, пить, пить, – повторял Антон. – Симбиот всю жидкость выпил. Он же привык находиться в огромной луже.
     Сидевшая на стуле возле кровати темноволосая женщина вздрогнула.
     — Антон?
     — Да дай же мне, наконец, воды, Олла!
     Расплескав из графина воду, Олла поднесла стакан ко рту Громова. Он жадно выпил жидкость, потом произнёс:
     — Мне тоже очень интересно где я нахожусь и с каким ты профессором обо мне разговаривала. Но времени нет. Отсоединяй от меня все датчики. Не знаю, что ещё на мне висит и закреплено. И держись за мои руки.
     — Антон, но тебе нельзя вставать.
     — Конечно нельзя, – через силу улыбнулся Громов. – Умирать нельзя, остальное всё можно. Держись крепко, Олла, сейчас тряхнёт.
     Профессор, опустив глаза, предвкушая тяжёлый разговор, зашёл в палату.
     — Ну что, милочка, время вышло, прощайтесь со своим мужем, или кем он вам приходится.
     От удивления профессор открыл рот, подошёл к кровати, приложил руку к подушке и простыне. Холодные. Диагностические приборы были выключены, на прикроватной тумбочке стоял пустой стакан и графин, на полу – огромная лужа воды.
     — Это что же такое происходит? Ведь я точно помню…
     — С кем вы разговариваете, господин профессор? – улыбнулась вошедшая в палату медсестра.
     — Скажите, милочка, на этой кровати совсем недавно лежал... хм...светловолосый труп. Ну, не совсем, конечно, труп, но и не жилец. Где он?
     — Вы переутомились, господин профессор, – вздохнула медсестра. – Мужчину, совершенно лысого, шестидесятилетнего, санитары пять минут тому назад отправили на вскрытие патологоанатому.
     — То есть, никакого парня и темноволосой молодой женщины в палате никогда не было? – профессор попятился к двери.
     — Нет, господин профессор. Никогда не было, – ответила медсестра.


     ***


     — Ох, Сальс, неужели нельзя было обойтись без этого кошмара? – Антон выругался сквозь зубы, извиваясь как змея, выполз на берег.
     Земля, после поцелуя сиреневого света, остывала и потрескивала, вода в реке бурлила и парила. Не задумываясь, Громов открыл рюкзак, достал аптечку, в ней нашёл подобие английской булавки. Когда судорога отступила, и Антон смог подняться на ноги, он надел комбинезон, прикоснулся к сенсору встроенного медицинского модуля. Источник питания, как и на прошлом временном отрезке, был почти разряжен. Громов расстегнул молнию внутреннего кармана комбинезона, выдрал с проводами источник питания. Достав нож, он подковырнул алюминиевую предохранительную обёртку, достал стеклянный цилиндр со светящейся флюоресцирующей жёлто-зелёной жидкостью. Встряхнув стеклянный цилиндр, Антон увидел, как забурлила жидкость, как она начала ярко светиться. Спрятав бывший источник питания в карман, Антон прислушался: в этот момент сиреневые конусы света исчезли, вертолёты (теперь Громов не был так уверен в правильности их названия), словно по чьей-то команде полетели в сторону светящегося высотного сооружения, отмечая свой путь вспышками жёлтых проблесковых маячков.
     «Мила, включить адаптивное зрение».
     «Но Антон, вы не прослушали...»
     — Выполняй, чёртова кукла, – произнёс Громов, закрывая глаза. – Потом будем разбираться кто и что не прослушал.
     «Весь мир – сплошной мультфильм», – засмеялся Антон, когда посмотрел на мир совершенно «другими глазами». – Но красиво, слов нет».
     Белый туман превратился во множество сильно закрученных спиралей, Антон не удержался и ударил кулаком по одной, ближайшей к нему. Пространство вокруг превратилось в многоголосый хор, аккомпанировал хору серебряный перезвон спиралей.
     «Всё-таки в этом что-то есть. Неземное и нечеловеческое. Главное, чтобы пилот вертолёта вовремя отошёл по своим делам от машины», – подумал Громов, подходя к чёрной полосе выжженной земли.
     Он сделал небольшой разбег, проехал на ногах по контрольной приграничной полосе, спрятался за выносным пилоном вертолёта. Пилот, как и в прошлый раз, возвращался, насвистывая какую-то весёлую мелодию. Он сел в кабину и увидел смутный силуэт человека, в левой руке которого было странное на вид оружие. В правой руке молодой светловолосый мужчина держал какую-то ампулу, или цилиндр, с яркой светящейся жидкостью.
     — Жить хочешь?
     Пилот, облизнув внезапно пересохшие губы, кивнул:
     — Очень. Вы за ней пришли? Она...
     — Находится в пятидесяти метрах отсюда, девушку охраняют двое человек, которые ждут решения командира.
     — Так, – согласился пилот. – Вы прочитали мои мысли.
     — Прочитал. И в них есть желание жить и ещё раз жить.
     — Не убивайте меня, пожалуйста, – почти шёпотом произнёс парень.
     — Знаешь, что такое флуктационная жидкостная мина? – спросил Антон, еле сдерживая смех.
     — Нет, но думаю, что флук.. эта мина сейчас у вас в правой руке.
     — Правильно. Стоит мне нажать на спусковую скобу дистанционного взрывателя, и на месте пограничной базы останется огромная воронка. А теперь смотри.
     Громов не без усилия разбил источник питания о приборную панель вертолёта, часть жёлто-зелёной жидкости вылил на комбинезон пилота, на его волосы и лицо.
     — Теперь понимаешь, что…
     — Понимаю. Мои действия? – по-военному чётко спросил молодой парень, попробовав стереть с лица светящуюся жидкость.
     — Мне твоя жизнь не нужна, веришь? Молодец, что веришь. Дай мне ровно пять минут и поднимай машину в воздух на предельно допустимой скорости. Тебя обязательно попытаются сбить с земли, но у вертолёта исправная система покидания, – произнёс Антон, чуть не добавив: «опробовано на себе».
     — Хорошо, ровно через пять минут машина будет в воздухе. Только... – пилот замялся, – не взрывайте меня дистанционно… пожалуйста.
     — И в мыслях не было, – честно ответил Громов. – Да, забыл спросить, как называется эта машина.
     — Стартфил поколения три плюс, – как-то невесело ответил пилот.
     Антон, проходя мимо нагромождения ящиков не удержался, ножом перерезал проволоку пломбы, открыл крышку. Чёрные, сто миллиметровые трубы с ремнями для транспортировки.
     — Это счастье какое-то, – улыбнулся Антон, вешая на каждое плечо по три ПЗРК. – Пошумим немного.
     Он посмотрел в сторону стартфила, засмеялся, когда увидел неподвижное пятно непонятно какого цвета.
     —… К ней поступила новая партия девочек, таких же красивых, как эта. А знаешь, мне тёмненькая очень понравилась.
     — Мне тоже, представляешь? – произнёс Антон, выходя из-за деревянных ящиков. Станнер два раза выплюнул парализующие мышцы излучение, военные упали на землю. Привычный шаг вперёд, разрезанные верёвки упали на землю.
     — Ну, и почему ты так долго? – спросил Антон.
     — Откуда ... – Олла прикусила губу.
     — Оттуда, – куда-то вверх показал Громов и улыбнулся. – Бежим. Нет, не в Заповедник. К колонне нуль-транспортировки.
     — Ты меня пугаешь, – тихо произнесла Олла, оглядываясь. – Зачем столько...
     — А ты разве не любишь бушующий огонь? Как в Чаше?
     — С этим не шутят, – на ходу бросила Олла.
     — Колонна охраняется? – спросил Громов. – Давай руку, под ногами полно всякой гадости.
     — От кого и зачем её охранять? – удивилась девушка. – Слушай, ты как будто хорошо видишь в этом тумане.
     — Вижу, и что здесь такого? Осторожно, здесь небольшой заборчик и прямая дорога к колонне. Слева и справа какие-то скульптуры. Мы правильно бежим?
     — Да.. – ответила Олла и в этот момент началось светопреставление.
     Громов увидел, как свечой вверх взмыл стартфил, как жёлтый луч прожектора сначала нашёл летательный аппарат среди лохм тумана и потом его потерял, услышал, как взывала сирена тревоги. Антон и Олла поднялись на верх пьедестала, на которую опиралась колонна, Громов положил у ног ПЗРК. Олла, ничего не спрашивая, по примеру Антона, взяла в руки чёрную трубу, откинула прицельную планку, нащупала пальцем кнопку спуска.
     — Куда?
     — По зенитным установкам, – ответил Антон.
     — Как стоишь, возьми влево десять, я беру на себя установку справа. На три.
     Две серебряные иглы, оставляя за собой языки пламени, устремились куда-то в туман, который расцвёл багровыми языками пламени. ПЗРК выстрелили ещё раз, и ещё раз. Мир из мультяшного превратился в фильм ужаса: метались тёмные фигуры военных, сдетонировали ящики с боезарядами, огонь, казалось, был повсюду.
     — На сегодня хватит, – сказал Антон.
     — На сегодня? – удивилась Олла. – Ты что, со всей планетой решил воевать?
     — Один не потяну, – покачал головой Громов. – Нужен помощник или помощница.



Глава 6.




     — Антон?
     — Что, Олла?
     — Мне кажется, что этот кошмар мы с тобой однажды уже пережили.
     «Кто-то пережил, кто-то нет», – подумал Антон.
     Вслух он ответил не сразу, рассматривая скульптуры «великих и мудрых» планеты Заповедник. Обнажённые женщины, полуобнажённые мужчины, люди в странной военной амуниции. Лишь одна скульптура, недалеко от колонны, изображала человека в нелепом, допотопном скафандре, держащего в правой руке звезду. Пять лучей, два нижних чуть больше остальных.
     — Бывает. У меня на родине это называется дежавю. Приходит понимание, что именно это ты когда-то делал. Отличить реальные видения от вымышленных иногда очень сложно.
     — Я знаю, что такое часто бывает, – Олла тряхнула головой, откинула со лба упрямую прядь волос. – Нет, у меня сейчас совершенно другое чувство. Да и то, что ты прочитал мои мысли и говорил на опережение, наталкивает на мысль, что ...
     Последние слова девушки заглушил громкий взрыв. Антон и Олла даже присели, потом одновременно посмотрели в сторону огненного смерча, на несколько секунд разогнавшего назойливый липкий туман, и поднявшегося на огромную высоту. Казалось, воздух зазвенел от негодования.
     — Скажи, этот непонятный туман появляется всегда в одно и тоже время?
     Олла задумалась. Антон усмехнулся: когда с тобой что-то происходит как само собой разумеющееся, то о природе этого «что-то» не задумываешься. Такова сущность человека.
     — Нет, туман должен был прийти через месяц. А что?
     — Да нет, ничего. Просто спросил, – ответил Громов, рассматривая вблизи колонны нуль-транспортировки. Десять метров в диаметре и метров пятьдесят в высоту, она по своей форме напомнила Антону шахматную фигуру «ладья». Вот только основание у ладьи было очень похожее на основание Останкинской башни. Каменные прямоугольные блоки песочного цвета, ничего особенного и выдающегося в здании не было. Со стороны дорожки по которой, взявшись за руки шли человек с планеты Земля и не совсем человек с Планеты Одного города, к колонне были «прислонены» две серебристые кабинки, закрывающиеся поворотными полупрозрачными рифлёными дверьми. Что-то подсказывало Антону, что мгновенное перемещение с одной планеты на другую – далеко не основная функция колонны, а так, для декорации и отвода глаз. Окна овальной формы вдоль сооружения до самого верха, прямоугольник двери слева от кабинок. Нет, здесь явно было что-то не то и не так.
     — Олла, что за дверью, не знаешь?
     — Я не вижу никакой двери, Антон. Ты о чём сейчас говоришь?
     — Окон тоже не видишь?
     — Да что с тобой? Антон, я правда начинаю тебя бояться.
     — Бойся, – кивнул Громов. – Боишься – значит уважаешь или ненавидишь. А от ненависти до любви один маленький шаг. Если разлюбишь, не убивай клинком ненависти, просто подойди, поцелуй и скажи: я тебя отпускаю.
     Олла фыркнула, подошла к одной из кабинок:
     — Чтобы разлюбить, нужно полюбить. Ты идёшь, мой принц?
     — Куда мне идти, Олла? – спросил Антон, останавливаясь. – Если ты приглашаешь в гости к своим родителям, то нет, я пока к такой встрече не готов.
     — Дело в планете, на которой существуют идиотские законы и правила? – Олла прикусила губу, взяла Антона за руки и, смотря на него снизу-вверх, сказала: – Только знай: я сбежала на Заповедник именно из-за этих правил. И мои родители их не приветствуют, скорее наоборот, отвергают.
     — Да нет, что ты, – отмахнулся Громов, – встреча с родителями девушки — это подвиг, священнодействие, магический ритуал, волшебный сон. Страшный – не страшный, это второй вопрос.
     — Сказочник, – улыбнулась девушка. – Тогда куда мы направляемся, если не мою планету?
     — Не мы, а ты, – ответил Антон, прекрасно понимая, какой последует ответ. – У меня на этой планете очень много дел. Сама знаешь.
     — Ты хочешь встретиться с той, которая может и хочет тебя уничтожить? – Олла сделала шаг назад, усмехнулась. На её глазах появились слёзы. – А обо мне ты подумал? Поигрался и выбросил?
     — Что за мысли, глупенькая, – пробормотал Антон. – Я обязательно тебя найду, где бы ты не была. Только дождись меня, хорошо? Мне обязательно нужно попасть в Храм Предтеч. Ты себе даже не представляешь, как это для меня важно.
     Олла повернулась к Антону спиной, молча подошла к вертикальной кабинке, дверь автоматически закрылись.
     «М-да... ну и характер», – подумал Громов и улыбнулся.
     Если Антон ожидал каких-то спецэффектов, раската грома и ярких вспышек молнии, то ничего этого не произошло. Лишь на мгновенье в кабине нуль-транспортировки появилось слабое свечение, которое сразу же исчезло. Был человек, человека не стало. Прав Антон или не прав, отправляя девушку к родителям? На этот вопрос он себе ответить не смог. Время покажет. Антон подошёл к прямоугольнику двери, сразу же увидел на ней рисунок человеческой ладони. Не было «расставьте ноги на ширину плеч, разведите руки в стороны» и прочей ерунды. Дверь, после окончания сканирования ладони, отошла внутрь, скользнула вбок, замерла.
     Система приняла Антона, Антон принял систему.
     На стене, справа от входа, Громов увидел подсвеченные диммер, сенсорную панель управления оттенками излучения света видимого спектра. Где-то наверху еле тлели невидимые источники света, который сейчас был тускло-жёлтым, приглушенным. Регулировка диммером яркости освещения ни к чему не привела.
     «Мила, убери всё адаптивное. Зрение, слух, не знаю всех своих новых способностей».
     Мир вокруг стал тусклым и невыразительным, цвет стен и пола «смазался», как и очертания комнаты.
     — А освещение-то аварийное, – произнёс Антон, рассматривая помещение. Внутри колонны не было никаких скруглений, была большая прямоугольная комната с белоснежными колоннами по углам. Колонны поддерживали сферу потолка, на котором просматривались тусклые мерцающие звёзды. Левый дальний угол был отделён от «интерьера» комнаты несколькими рядами округлых декоративных камней.
     — Когда-то здесь плескалась вода и плавали декоративные рыбки, – с уверенностью произнёс Антон. – Странно, что это всё в прошедшем времени. Что же случилось с этой ... станцией Наблюдателей? И второй вопрос: если перемещение людей до сих пор нормально функционирует, то должны существовать энергонезависимые источники питания. Осталось их только найти, вот только где эти источники расположены? Нет схем, нет светящихся указателей на полу, ничего нет. Кстати, и окон тоже нет, хотя снаружи я их видел. Да и с мебелью в «гостиной» не богато.
     Антон пересёк семиметровую комнату, подошёл к двустворчатой двери из тёмно-коричневого дерева, постучал по ним костяшками пальцев. Нет, вместо натурального дерева всё-таки использовался пластик. За дверью располагалась опять же закрытая прямоугольная комната со сторонами три на три метра. Антон увидел винтовую деревянную лестницу, не доходя до лестницы, – утопленный в полу диск серебристого цвета диаметром в один метр. На диске были нанесены условные обозначения ступней ног, на небольшой вертикальной консоли, рядом с диском, в ряд были расположены сенсорные кнопки. Без цифр, без каких-либо символов. Антон поставил ногу на первую ступеньку лестницы, но потом с неё сошёл.
     — Подняться наверх мы всегда успеем, нужно искать источники энергии. Если Предтечи были людьми, а они именно ими и были, то энергетика должна быть спрятана где-то на минусовых этажах. Хоть в прошлом, хоть в настоящем и будущем, но логика людей не меняется.
     Кроме лестницы и серебристого диска в комнате больше ничего не было.
     «Включить адаптивное зрение?» – спросила нейросеть, и Громов услышал небольшие, еле уловимые человеческие интонации. Ехидство?
     Яркие краски, резкость изображения, контрастные контуры углов. Рядом с серебристым диском на полу Антон увидел чёрные линии прямоугольника. Люк, прикрывающий вход на нижний этаж, был без каких-то выступов и углублений.
     — И что? Неужели без электроэнергии на минусовые этажи не попадёшь? Быть такого не может.
     Антон наступил носком ботинка на прямоугольник крышки подпола, она начала медленно открываться. Как и ожидалось, открывшаяся крышка закрывала круглую площадку цвета серебра. Встав на неё ногами, Антон почувствовал, что площадка начала медленно опускаться вниз.
     Ровно через десять секунд Громов оказался в просторном помещении. В центре, под углом сто двадцать градусов по отношению к условной оси, были установлены три куба белого цвета. Ближний к Громову изредка выбрасывал вверх и вбок ветвистые синие молнии, которые стекали по защитному куполу вниз, уходили куда-то за пределы комнаты по токопроводящим шинам. Чем проще техника, тем она надёжнее, чем меньше в предложении слов, тем оно проще для восприятия. Эти постулаты верны во всех временных линиях, во всех галактиках. Три кнопки красного цвета и три зелёного. Всё просто и понятно. Зелёный – цвет жизни, красный – цвет опасности, цвет огня. Антон стоял перед вертикальным пультом управления энергоустановками и не верил, что всё окажется до неприличия просто. Первая слева кнопка не произвела никакого действия, после нажатия средней кнопки здание пришло в «движение». После включения в работу третьего куба, в воздухе возник противный писк, от которого заныли зубы и возникло желание поскорее убраться из подвала и подняться наверх. Под защитным куполом неиствовали разноцветные молнии, похожие на изголодавшихся змей. В воздухе запахло озоном, волосы на голове Антона зашевелились. Площадка подъёмника медленно пошла вверх, Громов задумался над тем, зачем энергоустановки выключили. Тут же возник встречный вопрос: а были ли они, два неработающих куба, когда-то включёнными в работу и что сейчас происходит со станцией Наблюдателей, которую местные жители называют колонной?
     Стены, сфера потолка и пол потемнели, они потеряли свою первоначальную форму. Исчезли белоснежные колонны, исчезли декоративные камни, из которых никто и никогда не выложит комнатный бассейн. Тьма поменялась местами с ярким светом, пол под ногами норовил выскользнуть и больно ударить по лицу. Наверное, первый раз в жизни Антону стало не просто страшно, а очень страшно и немного обидно. В первую очередь за себя: прежде чем включать в работу два энергетических куба, нужно было разобраться в причине их отключения от общей системы электроснабжения. Откуда-то сверху раздались голоса. Мужские и женские, детские. Они в разнобой тянули одну и туже ноту, подстраиваясь друг под друга. И когда голоса стали звучать в унисон, на их фоне Антон услышал:
     «Запущен процесс восстановления маяка. Просьба обслуживающему персоналу и работникам маяка покинуть здание. Восстановление произойдёт откатом системы до данных ближайшей временной отметки. Повторяю: процесс восстановления ... »
     Единственное, что не претерпело изменений, – входная дверь. Она была на месте и также бесшумно скользнула внутрь, ушла вбок, Громов выбежал на улицу, окунулся в ночь, скатился кубарем по ступенькам вниз, отбежал от маяка как можно дальше. Он стоял на дорожке, по которой совсем недавно шёл с Оллой. Мир погрузился в тишину, не было слышно звуков разрывов боезарядов, не было видно взметнувшихся вверх столбов огня, не кружили в небе крылатые машины. Никто никого не убивал.
     Маяка, теперь Антон знал точное название колонны, не существовало. Громов стоял на открытой местности, по щиколотку погрузившись в мягкий ворс травы. Где-то далеко, словно не уверившись в своей правоте, прозвучал первый раскат грома, молния облизнула разорванное в клочья небо, как копье вонзилось в землю. Земля дрогнула, Антон попятился назад, подставляя лицо под первые крупные капли дождя. Гром, как звук огромного там-тама, молния от горизонта до горизонта. Всё это слилось в одну картину апокалипсиса, а звуки – в сплошную какофонию, от которой заложило уши. Дождь от души полоскал Антона, ветер швырял в его лицо острые, не огранённые кристаллы замерзающей в воздухе воды. Дождь не прекратится, казалось, никогда: ледяная вода поднялась до щиколоток ног, потом до колен. Седовласый ветер, с огромной белоснежной бородой, заставил дождь отступить, теперь с неба летели огромные пушистые хлопья снега. Изо рта валили густые клубы пара, но Антон, почему-то, сильного мороза не ощущал. Он смотрел в небо, на зарождающийся прямо над ним смерч. Ветер разогнал тяжёлые, наполненные влагой тучи, через прорехи серой ваты к земле устремились яркие лучи света.
     Земля вспыхнула мириадами ярких огней, она была устлана крупными и мелкими драгоценными камнями-дождинками. Игра света и тени, от неё закружилась голова, подступила тошнота, но Антон, сжав зубы, продолжал наблюдать за происходящим. Свет, отражённый гранями драгоценных камней, потом собранный огромной линзой в невыносимо яркий, узконаправленный разноцветный и переливающийся всеми цветами радуги поток бушующей плазмы, пронзил набравший невероятную мощь разрушительный смерч, впитал в себя его необузданную силу. Луч света, теперь рубинового цвета, вырвался из объятий смерча и ушёл вверх, к звёздам. Через мгновение, по рубиновому лучу вниз скользнул столб холодного синего огня. Земля поменялась местами с небом, Антон упал на спину, наблюдая как столба огня окутал себя короткими ярко-синими молниями. Через равные промежутки времени раздавались взрывы, земля стонала и стенала, жаловалась на свою судьбу, просила её защитить. И Антон понял, что сейчас происходит и что произойдёт чуть позже. Испаряющаяся вода, клубы пара, обжигающего дыхание, теперь всё вокруг было подвластно одному созданию во Вселенной – человеку. Человеку-скульптору, ваяющему реальность из полотна мироздания. Эфемерного и невесомого, необычайно красивого и смертельно опасного.
     Система приняла Антона, он принял систему.
     Что-то по-домашнему ласковое и нежное прикоснулось к нейрошунту Громова.
     Антон улыбнулся, система ответила Антону взаимностью.
     Парень поднялся на ноги, закрыл глаза, взял в руки тонкие нити пространства и времени. Громов сейчас был одновременно и дирижёром, и музыкантом-исполнителем, композитором и критиком. Он строил маяк, свой Маяк, которым будет управлять. У человека с планеты Земля на это было право. Право прогатора – человека, исправляющего ошибки людей. Пространственно-временной континуум взорвался мириадами осколков, подстроился под человека; и из Ничто и Нигде на планете появился новый маяк, десятки новых маяков. Антон сплетал нити мироздания, вспоминая Александрийский столп и рисунок Оллы на песке. Он вспоминал свой дом, который его предал, он видел перед собой лица Криспы и Вальда, Веги, Марка По и Георга Бродски. В стороне от Антона стояли плечом к плечу четыреста сорок пассажиров лайнера «Пальмира» и шестнадцать стюартов. Поднялся сильный ветер и парилка, в которой Громов, казалось, находился бесконечно долго, исчезла. На возвышении, протыкая своей вершиной подбрюшье звёздного неба, стоял Его Маяк. Свет маяков виден во всех существующих измерениях, ведь маяки – путь домой. Антон поднялся на первую ступеньку лестницы, ведущую к маяку. Сколько таких ступенек впереди, он не знал знать и не хотел.
     — Пусть теперь обойдутся без станций нуль-транспортировки. Научатся строить корабли, оторвутся от Заповедника, откроют для себя новые миры, – произнёс Антон, поднимаясь по лестнице к открытой двери маяка. – Не всё же нам за них отдуваться, в конце концов.



Глава 7.




     В подобных ситуациях человек задаёт себе вопрос: «где я и что со мной произошло?» У Антона такого вопроса не возникло, потому что он прекрасно помнил, что с ним произошло накануне и в каком месте он сейчас находится. Единственное, что он мог спросить у себя – почему лежит на паркетном полу в позе эмбриона. Память постепенно, пазл за пазлом, собирала воедино не очень красивую картину: Антон, насквозь мокрый, в том, что осталось от практически «вечного» комбинезона, зашёл внутрь построенного на основе его воспоминаний о доме маяка. Следующая картинка была не лучше предыдущей: Антон сделал несколько шагов по скользкому от воды полу, рухнул вниз. Остальное пазлы показать ничего не могли – Антон спал на полу всю ночь, возможно, сутки, двое, неделю или месяц. Но он проснулся и это сейчас было главным. Проснулся относительно отдохнувшим здоровым.
     Зал, другого сравнения с огромной комнатой у Громова не было, был разделён на две жилые зоны. В одной части, слева от входа, находился огромный кожаный диван, два кресла, между ними стоял небольшой стеклянный столик. Сбоку от дивана – вертикальная стеклянная ширма, по которой тонкими струйками стекала вода, почему-то ярко-зелёного цвета, двухстворчатый шкаф для верхней одежды, полка для обуви. Вторая часть зала напомнила Антону кухонный блок, который он увидела на Гао, когда был в доме Криспы. Большой стол, шесть стульев, ряд навесных шкафов, варочная панель и прочее.
     — У тебя, Громов, богатая фантазия, – покачал головой Антон. – Интересно, где находится душевая и прочие удобства, где ты их разместил? Подожди, а почему так светло?
     Антон посмотрел на восемь окон арочного типа с красивыми витражами, почесал затылок. Сквозь разноцветное стекло внутрь маяка лился яркий свет, но явно несолнечный. Свет был молочно-белый и какой-то неживой, создавая на полу причудливые узоры и незатейливые орнаменты. Громов подошёл к двери, увидел на ней самую обычную для его мира ручку в форме знака бесконечности.
     — Ну даёшь, парень, – сказал Антон и потянул дверь на себя.
     Он прищурился от яркого света, потом, когда зрение адаптировалось под новые реалии, посмотрел по сторонам: куда хватало глаз, лежал снег.
     — Это что же ты, брат, вчера сконструировал?
     Маяк, судя по всему, находился на возвышенности, вниз уходила пунктирная линия горящих фонарей. Дорога, обрамлённая фонарями, извивалась как змея, и где она заканчивалась – не известно. С серого неба, лениво кружась в сказочном танце, летели маленькие принцессы-снежинки, холодный ветер острыми иглами жалил тело, выхолаживая тепло. Белый круг солнца, спрятавшись за наполненные влагой тучами, находился почти у самого горизонта. Антон протянул руку, поймал ладонью несколько снежинок, хмыкнул.
     — Похоже на Землю, очень, но это не моя планета.
     Дверь закрылась, тело приятно обдало струями тёплого воздуха. Справа от входа, на стене находились знакомые Антону диммер и пластина регулировки спектра света.
     — Каждый охотник и далее по тексту, – пробормотал Громов, проведя по пластине пальцем.
     Повернув диммер на пол-оборота, Антон посмотрел на потолок зала и присвистнул:
     — Это где же ты такую конструкцию мог видеть?
     Потолок, точнее перекрытие, было в форме пологой усечённой пирамиды. От центра к периферии расходились балки-тяблы, упирающиеся в наружное кольцо балок, примыкающих к стенам круглой формы. На невидимом для человеческого глаза подвесе, паря в воздухе, находилась оригинальная люстра в форме розы ветров. Антон добавил интенсивность освещения и от удивления застыл на месте: люстра, отбрасывая жёлтый свет на потолок, на стены и пол, создавала иллюзию нереально красивого мира. Очень уютного, в котором хотелось надолго задержаться и жить. Просто жить и не думать о том, что за дверью холод и идёт лёгкий снежок, лечь на диван, укрыться пледом и читать книгу. Обязательно книгу, в красивом переплёте с запахом типографской краски. Многие считали, что книги отойдут в прошлое, станут раритетом, но оказались не правы. В век межзвёздных переходов книги, пожалуй, были якорем, напоминавшим людям о их доме, о родной планете. Напротив входа Антон увидел полупрозрачную двустворчатую дверь из матового стекла, за ней – небольшое помещение с привычным, утопленным в пол, диском серебристого цвета.
     — Второй этаж, – произнёс Громов, стоя на диске. Очертания предметов «размазались», прозвучал тихий мелодичный сигнал. Антон стоял в начале небольшого, хорошо освещённого коридора с чередой дверей. За первой он увидел небольшой, но очень уютный рабочий кабинет: массивный стол, на нём – уже знакомый белый лист бумаги формата А3, современное кресло на вертлюгах, слева от входа всю стену занимал книжный шкаф. Антон с сожалением провёл рукой по бутафорским корешкам книг, подошёл к огромному, от пола до потолка окну, часть окна сдвинул вбок и вышел на балкон, нависающему над огромным обрывом. Вокруг были горы с заснеженными вершинами, где-то далеко внизу тонкой серебристой лентой извивалась река. Солнце, яркое и беспощадное, находилось в зените. С жёлтым солнцем небо делили две планеты. Та, которая была побольше, была розового цвета, которая поменьше – небесно-голубого.
     За второй дверью Антон увидел спальную комнату, которая напомнила ему номер в дорогом отеле. Кровать, тумбочка, платяной шкаф, торшер с абажуром салатного цвета, окно с невесомыми занавесками, похожими на тюлевые. Всё, как он любил. За третьей дверью, напротив спальной комнаты, находился санузел, отдельная дверь вела в ванную комнату. Громов подошёл к ванне в форме огромной раковины, поднёс руку к крану. Полилась еле тёплая вода.
     — Воду горячее.
     Отрегулировав температуру воды, Антон вышел в коридор, подошёл к матовой двери, за которой... он задохнулся от аромата цветущего сада. Привычные яблони, персики, цветущая вишня, кусты сирени возле двери и белоснежная беседка на небольшом возвышении. Сад был огромным, откуда-то справа раздавался звук водопада, небо было с небольшим наплывом белоснежных облаков, а воздух звенящим и ощутимо прохладным. Где-то далеко просматривались очертания города, едва различимого: силуэты небоскрёбов, труб фабрик или заводов.
     — И где, скажите на милость, мы находимся, господин Громов?
     — Без малейшего понятия, уважаемый, – произнёс Антон. – Далеко от дома, это я знаю точно. С остальным разберёмся. Может быть. Только один вопрос меня волнует: внизу, на первом этаже, день заканчивается, здесь же солнце в зените. На какое время ориентироваться?
     Антон посмотрел на солнце. Оно ярким росчерком ушло вправо, потом нырнуло за линию горизонта, окрасив на прощание небо золотистым цветом.
     — Вот это другое дело. Однозначно, сейчас вечер и без сюрпризов он не обойдётся. Третий этаж, если он есть, осмотрим позже. Я, в принципе, предполагаю, что там увижу.
     Сюрпризы начались в ванной комнате: Антон стоял на берегу небольшого озера с парящей водой. Прикоснувшись к большому камню, с которого в озеро тонкой струйкой стекала вода, Громов понял, что вокруг иллюзия. К берегу «подплыл» надувной матрас с банными принадлежностями.
     — Живи – не хочу, – покачал головой Антон, снимая с себя одежду.
     На улице давно стемнело, но Громов с упорством маньяка рассматривал на планшете карту расположения маяков: десять «малых», располагались по концентрической окружности, четыре, «больших», были расположены в центре огромного Города, на равноудалённом друг от друга расстоянии. Проще говоря, они были установлены в вершинах условного квадрата, в пересечении которого мигала яркая зелёная метка. Храм Предтеч. Антон увеличил метку маяка, приблизил изображение и ахнул: опираясь на вершину, медленно вращаясь вокруг оси, в воздухе парила огромная пирамида с разноцветными сторонами. Восемь сторон, восемь цветов, основание пирамиды было ярко-белого цвета, сама же пирамида напоминала собой остро заточенный карандаш. Права была Олла – в пирамиду никто не мог попасть. Она выглядела монолитной, никаких трапов и лестниц не было видно. От больших колонн к перевёрнутой пирамиде протянулись извивающиеся линии синего цвета. Силовые магнитные линии? Антон решил, что линии обозначали всё-таки силовое поле, которое удерживало Храм в вертикальном положении. С помощью программы, вшитой в планшет, Громов успел определить размеры пирамиды: стороны основания – двести метров, высота пирамиды ровно восемьсот.
     Антон выпил кофе, приготовленный синтезатором, решил до конца разобраться с пирамидой-храмом, но услышал стук в дверь. Сначала робкий и нерешительный, потом громкий и настойчивый.
     — Сюрприз номер два, – тихо сказал Антон, выходя в коридор.
     Взяв в руки станнер, он подошёл к двери, прислушался.
     — Господин Громов? – услышал Антон мужской голос. – У меня есть то, что вы ожидаете.
     — Никого не жду, ничего не ожидаю.
     — Поверьте, господин Громов, что у меня нет злого умысла. Я, просто-напросто, курьер и принёс вам письмо-приглашение.
     Антон открыл дверь, в свете лампы над дверью, он увидел молодого парня в серой униформе. Круглолицый, светловолосый, выразительные серые глаза, словно приклеенная улыбка. На воротнике униформы было изображение самого обыкновенного конверта для писем и перекрещенные золотистые молнии. Взяв из рук парня конверт, Антон достал сложенный вдвое мелованный лист бумаги. На нём каллиграфическим почерком было написано три слова: «Ресторан «Вектор». Жду».
     — И кто меня может ожидать в «Векторе»? – спросил скорее у себя, чем у парня, Антон.
     — Не могу знать, господин Громов, – пожал плечами курьер. – Если вас не затруднит, то приложите указательный палец вот к этому месту.
     Парень показал на конверте круг красного цвета. После того, как Антон к нему прикоснулся, он исчез.
     — Маленькая формальность, но это своеобразный отчёт о проделанной работе.
     — Понимаю, – кивнул Громов. – Где находится ресторан «Вектор»?
     — Там, – ткнул в вечернее небо парень. – На орбите. Воспользуйтесь гравитационном лифтом, он вас домчит очень быстро и адресно.
     — Лифт? – Антон посмотрел на беседку, – это вот та...
     — Да-да, – ответил парень. – Стилизованный под беседку лифтовый подъёмник. Всего хорошего.
     Антон увидел, как парень подошёл к воздушной белоснежной беседке, потом снизу-вверх беззвучно устремилась маленькая серебристая чёрточка, раздался еле слышный хлопок воздуха.
     — Вот тебе и процветающая Земля, великая Империя, – покачал головой Антон, закрывая дверь. – Ну что, идти в ресторан или не идти? А если идти, то в чём? Не в домашнем же халате и уж точно не в тапочках. Нет, идти определённо нужно.
     Платяной шкаф оказался бездонным: Антон сдвигал одежду влево, она исчезала, но на плечиках появлялась новая. Костюмы деловые, повседневные, спортивные, комбинезоны, всевозможные рубашки. Нашлась и обувь: чёрные туфли, коричневые, комбинированные, лакированные. Пластиковую платформу с обувью, расположенную в отдельном отделении шкафа, можно было рассматривать бесконечно долго.
     — С меня достаточно, – произнёс Антон, снимая с плечиков тёмно-серый двубортный костюм, белую рубашку, с платформы – коричневые, без шнурков, туфли на небольшом каблуке. – Вот только как с размерами? Понятно, все вещи с подгонкой. Чёрт побери, как же это удобно!
     «Встроенная система подогрева и охлаждения», – подала голос нейросеть.
     «Ожила? – спросил Антон. – Почему я не мог до тебя достучаться, Мила?»
     «Независимо от вашего и моего желания произошла перенастройка системы, Антон».
     «Понятно, хотя ничего не понятно. Ты объясни, где мы сейчас находимся? Координаты можешь определить?»
     «Возможность определить координаты местоположения отсутствует. Нет точек привязки, нет никакого отправного репера или маяка».
     Антон посмотрел на себя в встроенное в шкаф зеркало, провёл рукой по волосам.
     — Не на свидание иду, в конце концов. Что-то мне подсказывает, что в ресторане произойдёт судьбоносная встреча. Для кого и с кем? А чёрт его знает.
     Антон отошёл от маяка на несколько метров, оглянулся.
     — А ты насмехался над домом Криспы, – засмеялся он. – Сам обитаешь в нагромождении всевозможных ёлочных украшений.
     Маяк был похож на переплетение и слияние разноцветных шаров, призм, кубов, ромбов. Вся эта конструкция напоминала творения земных абстракционистов, но только – Антон задумался – в более извращённой форме. У архитекторов авангардного направления из его мира был вкус, чувство прекрасного. У местных архитекторов-абстракционистов эти чувства отсутствовали напрочь. Вход в маяк заплели кусты сирени, и Антон этому, почему-то, не удивился. В центре ажурной беседки Громов увидел прямоугольную площадку два на два метра с лёгкими поручнями.
     — Ресторан «Вектор», – произнёс Антон и беседка исчезла.
     Поверхность земли ушла вниз так быстро, что Громов не сумел рассмотреть очертания маяка, неизвестного города, который заливал яркий искусственный свет, очертания гор. Всё это слилось в какую-то мешанину цветов и форм. Были очертания чего-то неопределённого и… звёзды, рисунок неизвестных созвездий и галактик. Буйство красок, стремительный полёт, чувство неизведанного, манящего и пугающего. Светящийся хрустальный шар приближался медленно, через несколько секунд движение гравитационного лифта ощутимо замедлилось, раздался перезвон серебряных колокольчиков, и Антон, сойдя с прямоугольной платформы, посмотрел по сторонам. Красный бархат стен, к ним в тон подобраны ковровые дорожки. Швейцар, в ливрее с позолоченными галунами, поклонялся:
     — Вас ожидают за третьим столиком. Вас проводить, господин?
     — Не заблужусь, – ответил Антон, рассматривая кафе.
     Столы и кресла, казалось, парили в воздухе, слева от входа находилась подкова барной стойки, на высоких стульях сидели люди, держа в руках высокие тюльпаны бокалов с ярко-красным и белым напитком. Столиков было около сорока, и они все были заняты, за ними вольготно сидели люди в вызывающе-яркой и довольно-таки фривольной одежде.
     — Антон! – услышал Громов женский голос.
     Возле столика у огромного окна, за которым перемигивались звёзды и мерцали галактики, а далеко внизу была видна планета без названия, стояла хрупкая женщина в вечернем платье бордового цвета. Волосы цвета спелой пшеницы, расплескавшиеся по открытым плечам, настороженный взгляд красивых голубых глаз, чувственные губы, на щеках ямочки. Антон подошёл к столику, слегка поклонился. Женщина улыбнулась, показала на кресло.
     — Рада нашей встречи, Антон.
     — Взаимно, но хотелось бы узнать...
     — Эльда, – представилась женщина.
     — И? – спросил Громов, выжидательно посмотрев на Эльду. – Чем вызвана наша срочная встреча, девушка?
     — Ах, давно забытое обращение. Как мило, – засмеялась Эльда. – Чем вызвана наша встреча? Причина очень простая: у нас очень редко появляются прогаторы, Антон, тем более такие прогрессивные. Вы за несколько дней пребывания в системе, как говорится, поставили её с ног на уши, вывернули наизнанку и часть системы переподчинили. В последний раз это было, Эльда задумалась, лет триста-четыреста назад. Но это не точно. Определить возраст человека или какой-либо временной отрезок в том месте, где нет понятий течения времени и пространства, – практически невозможно. Удивлены?
     — Нет, – честно ответил Антон. – Учёные моего мира давно доказали, что есть аномальные зоны Вселенной, где нарушенаются мыслимые и немыслимые законы мироздания.
     — Ну что вы, – засмеялась Эльда, – какие аномалии, какие нарушения законов мироздания? Высказывания ваших учёных – попытка завуалировать проблему существования некой расы, которая легко управляет временем, слоями безвременья, лепит из пространства снежки.
     — Сверхцивилизация?
     — Я бы так не сказала. В некотором роде, мы ваши далёкие-далёкие потомки, одно из множества ответвлений на пути становления развитой цивилизации. Я понятно объясняюсь?
     — Приемлемо понятно, – улыбнулся Антон. – Цивилизация людей в определённый момент времени разделилась на несколько подгрупп. И где же была отправная точка разделения? Или ответвления, как правильно?
     — И то и то верно, – ответила Эльда. – Давайте закажем ужин, потом поговорим о делах. Согласны?
     Антон не возражал против ужина, потому что не помнил, когда последний раз что-то ел. Эльда что-то тихо проговаривала, смотря на выдвинувшийся из центра столика глазок видеокамеры.
     — Я взяла на себя смелость...
     — И правильно сделали, – перебил Антон. – Я никогда не бывал в ваших ресторанах и не знаком с особенностями местной кухни.
     — О, да! Наша кухня – это образец для подражания. Она впитала в себя все самые лучшие рецепты из всех известных нам миров. Людей и нелюдей, гуманоидов и не гуманоидов.
     — И много миров вы знаете, Эльда? – спросил Громов.
     — Давайте договоримся сразу, Антон. Вы мне очень симпатичны, но не рассчитывайте получить ответы на все вопросы. Хорошо?
     — Как вам будет угодно. Приглашая меня на встречу, вы заранее знали о моих не очень удобных вопросах. И они последуют, смею вас заверить, Эльда.
     — А вы очень неудобный собеседник, – вздохнула женщина. – И меня об этом предупреждали. А вот и наш ужин.
     Официант, в ярко-красном костюме, поставил перед Антоном огромное блюдо, разделённое перегородками на три части. Салат из овощей, хорошо прожаренное мясо, набор специй и приправ. В третьей части на небольшой тарелке-блюдце лежало что-то, смутно напоминающее Громову жёлтый рис.
     — Это еда из вашего мира, – объяснила Эльда. – Или заказать что-то для вас экзотическое?
     — Нет-нет, ни в коем случае, – быстро ответил Антон.
     Официант налил в бокалы красное вино, поклонился.
     — Позже, Эльд, – произнесла Эльда, прикоснувшись к руке официанта.
     — Эльд? – спросил Антон. Вы – Эльда, он – Эльд?
     — Ну да, мы все эльды.
     — И планета называется Эльда? – выдохнул Антон.
     — Эльда-1, Эльда-2 и Эльда-3, – ответила женщина. – Вы с планеты Земля и называете себя землянином. Что вас так удивило?
     — У нас принято давать новорождённым имена. Антон, Андрей, Сергей, Ив, Ник, Вик, Вега, Кристина, Наталья и так далее. У вас же всё выглядит обесцвеченным. Извините за прямоту, не люблю недосказанность.
     — Это хорошая черта, мы лишены этой возможности. А насчёт имён, это всего лишь условность. Если хотите, то это каприз. Имена люди получают после заключения союза между мужчиной и женщиной.
     — И кто вам присваивает имена?
     — Муж жене, жена мужу. Это же так красиво. Я, допустим, хочу, чтобы моего мужа звали Антоном, овуаль, и мой муж Антон. Это очень красиво.
     — Красивый обычай, но правильный ли он? Зачем отнимать у родителей право называть ребёнка тем или иным именем?
     — Ну... это спорный вопрос. Мы не помним и не знаем своих биологических родителей. Есть огромный банк данных и на стадии того или иного временного отрезка в обществе возникает необходимость в появлении на свет объекта определённой наружности, с необычной способностью мышления, с рядом набора определённых навыков и функций. Повар, мыслитель, строитель, учёный, дизайнер и так далее.
     — Мир-программатор, – произнёс Антон. – Скажите, а как в таком мире можно жить? Зная уже при рождении кем ты станешь через двадцать-тридцать лет? Это же очень скучно и… некрасиво, Эльда.
     — Зато прагматично. Нет холостого хода, если вы понимаете о чём я говорю. Вся жизнь заранее запрограммирована, все знают, что с ними произойдёт в будущем. Это же здорово и красиво.
     Антон отодвинул от себя блюдо с едой: есть ему перехотелось. Он смотрел на чертовски привлекательную женщину и её стало очень и очень жалко. Антону так же стало жалко посетителей ресторана, всех обитателей трёх планет.
     – Это неправильно, – Антон усмехнулся, – и некрасиво. Мир-программа, что может быть страшнее?
     — Всё не так плохо, как вам кажется, Антон, – как-то неубедительно ответила Эльда. – Человек с определённой предрасположенностью и наборами систематизированных навыков принесёт обществу несоизмеримо больше пользы, чем...
     — И вы себя называете людьми? Вы – человекоподобные разумные существа, набор программ и функций, Эльда. Всегда принято учиться на ошибках других, но вы почему-то пошли другим путём. Я ведь тоже был частью эксперимента над людьми. По вашему лицу вижу, что вам о таких экспериментах в далёком прошлом известно. Так?
     — Так, – согласилась женщина. – Мы рождаемся уже с огромным багажом знаний всех предыдущих поколений, Антон. Поэтому выполняем любые обязанности в полном объёме, используя родовую память, знания всех поколений. Это правильно и красиво.
     — Это ужасно, Эльда, – прошептал Громов. – Это ужасно и неправильно. Человек должен учиться, постигать вершины искусства, как один из множества примеров. Самосовершенствоваться, в конце концов.
     — И это говорит мне Антон Громов, человек-мод? Усовершенствованная версия человека, его улучшенная копия? Улучшение людей, их генотипа, началось очень давно, ещё в двадцатом веке эры Разобщения. Поголовная вакцинация – это ли не попытка сделать людей более устойчивыми к всевозможному проявлению болезней и эпидемий? Применения всевозможных стероидов спортсменами? Разве это не улучшение человеческого тела? А ведь организм человека обладает колоссальной памятью, он впитывает в себя всё без исключения, он подстраивается под новые реалии, со временем сам себя меняет, улучшает. В человеке-обычном произошли изменения на генетическом уровне, человек стал разительно отличаться от своих предков. Наши учёные нашли ту временную метку, тот узелок, после которого произошли необратимые превращения человека-обычного в человека-улучшенного. С помощью темпорологии мы раздобыли генотип человека не улучшенного, и теперь имеем возможность выращивать то, что необходимо обществу. Здоровых людей, не модов.
     — Разве человек характеризуется словом «то»? – спросил Антон.
     — Хорошо-хорошо, – произнесла Эльда. – Заменим «то» на «тех». Только что от этого изменилось? Ничего. Этот спор бесконечный, Антон. Что произошло, то уже произошло. Правы мы или нет, не нам с вами решать, а нашим последователям, поколениям будущего. И они, я больше чем уверена, поймут наш выбор. Выбор нашей цивилизации.
     — Было ответвление, я это понял. Но в какой отправной точке произошло разделение человечества?
     — Вам ли этого не знать, Антон? – засмеялась Эльда.
     — Мне? Нет, я не знаю этого, – ответил Громов. – Да и как я могу что-то знать, если я в своём временном отрезке погиб, умер, исчез, сгинул, отдал Богу душу?
     — Ох, не смешите меня, не надо, – покачала головой женщина. – Вы всё уже давно поняли, но не хотите себе в этом признаться. Хорошо. Точкой разделения взглядов людей считается момент гибели круизного лайнера «Пальмира». Тогда погибло четыреста сорок пассажиров, шестнадцать стюартов.
     — И четыре члена экипажа, – вздохнул Антон.
     — Хм... Вы – условно погибший. Ведь вас, пользуясь устаревшей терминологией, воскресили из мёртвых. Так?
     — Если я сейчас нахожусь здесь и беседую с вами, то да, меня воскресили. И?
     — Без «и», Антон, я вас умоляю. Три члена экипажа были спасены каботажным судном…
     — Что? – Громов поднялся с кресла, навис над столом. – Что вы сказали, Эльда?
     — Сядьте, Антон, в кресло и не привлекайте внимание службы безопасности ресторана. Я сказала очень много лишнего, за что понесу справедливое наказание. Но что сделано, то сделано, это предрешено. Это мой путь, пускай и не совсем красивый и правильный. Да, спасательные капсулы навигатора, второго пилота и энергетика «Пальмиры» подобрал в открытом космосе экипаж каботажного судна «Коперник». А вот что потом случилось, почему появился огромный узел на временной линии, что положило начало хроновыверта и временной аномалии, это для вас закрытая информация, Антон.
     — Да, я понимаю, – кивнул Громов, наблюдая за тем, как Эльда берёт со стола небольшую сумочку и поднимается из-за стола. – Пора прощаться?
     — Нет, ну что вы?! – засмеялась женщина, – я схожу в дамскую комнату и вернусь. Хорошо?
     Антон покраснел, встал с кресла.
     «Боже, какой же я идиот!» – подумал он, рассматривая через панорамное стекло звёзды.
     «У вашей собеседницы, Антон, очень сильное увеличение эмоциональной составляющей», – раздался голос Милы, от которого Громов вздрогнул. Он отпил из бокала вино. Что-то ледяное и обжигающе-холодное скользнуло по пищеводу, нейросеть взвыла дурным голосом:
     «Нейротоксины третьей группы!»
     «Альфа-бунгаротоксин, который относится к нейротоксинам, поражает нервно-мышечные синапсы, Антон», – раздался голос Сальса.
     «Сальс?»
     «Бегом в туалетную комнату, дубина! – голос симбиота был еле слышным. – Бегом!»
     Антон вцепился руками в подлокотники кресла, оттолкнул его от себя. Изо всех сил удерживая равновесие, он сделал шаг в сторону выхода из зала ресторана, отшатнулся от что-то говорившего ему официанта, шепча про себя проклятия. В глазах двоилось, Громов смотрел на удивлённые лица посетителей ресторана, на сочувствующее лицо бармена, полирующего столешницу. В помещении с рядом раковин никого не было, Антон наклонился над раковиной, его вывернуло наизнанку раз, второй.
     «Пей воду. Сколько сможешь пить – пей, идиот! Не стой столбом, твоя Мила перехватывает управление…»

     Дослушать Сальса Антон не смог, голос симбиота исчез также внезапно, как и появился. Набирая в пригоршни воду, Громов пил. Пил он воду даже тогда, когда организм этому воспротивился. Глаза были красными – полопались кровеносные сосуды, из носа текла тонкая струйка крови.
     — Антон?
     Громов увидел в зеркале растерянную Эльду. Скорее всего, она поняла, что произошло, достала из сумочки блистер, разорвала его и протянула Антону маленькую белую таблетку.
     — Положи под язык.
     — Зачем? – спросил Антон.
     — Снимает интоксикацию.
     — Я не о том. Зачем вы так со мной, Эльда? – через силу произнёс Громов.
     — Таблетку под язык и молчи. За нами следят, – тихо произнесла женщина, беря Антона под руку. – Теперь на свежий воздух. Подыграй мне. Ты перепил и нам пора домой. Понял?!
     — Хорошо, – кивнул Антон. – Не знаю почему, но я тебе доверяю.
     — Это естественно и правильно. Кому как не своему родственнику доверять? Ведь так, Антон?
     — Какому родственнику?
     — Боги милосердные, да помолчи ты уже! – услышал Антон голос Эльды. Она была рядом, но её голос был глухим, как будто женщина была за толстой перегородкой стены. Красная ковровая дорожка, красный гобелен стен, швейцар в ливрее, прямоугольник гравитационного лифта.
     — Антон! – раздался из ниоткуда голос Эльды. – Ты можешь вслух произнести слово «домой»?
     Громов пожал плечами, попробовал произнести это слово, но ему мешал распухший язык, во рту была Сахара, в носу что-то противно хлюпало. И это «что-то» было почему-то ярко-красного цвета.
     «Это красиво, – подумал Громов, рассматривая на белоснежных манжетах рубашки пятна крови. – Красное и белое. Стендаль сплошь и рядом».
     — До-о-ом! – скорее промычал, чем сказал Антон. Он закрыл глаза и пока лифт опускался вниз, боялся их открыть.
     — Хоть бы не перехватили! – услышал Громов далёкий голос Эльды.
     — К-т-о-о-о?
     — Безопасники, мои коллеги. Бежать сможешь? Соберись, Антон, я тебя не донесу. Ну прошу тебя, соберись! Сделай невозможное!
     Больше всего на свете Громов не переносил женских слёз, он их очень боялся. Больше смерти. Рядом стояла женщина, горячие слёзы капали на тыльную сторону ладони Антона и он не понимал, что ему делать: ненавидеть эту женщину или боготворить? До маяка оставалось несколько метров, когда Антона и Эльду накрыл конус ослепительно-белого света. Серебристые капли, как назойливая мошкара, кружили в небе, две капли сели на лужайку возле сада, оттуда выскочили люди, держа в руках оружие.
     — Антон, послушай меня, – быстро сказала Эльда. – Я слышала, что внутри маяков и рядом с ними, прогаторы неуязвимы. Ты меня понимаешь? Попробуй, нет… прикажи маяк тебя защитить. Ну?
     Антон посмотрел на бегущих к ним людей с оружием в руках, сосредоточился.
     — А как же ты?
     — Да делай же что-то, Антон!
     — Включить защиту. Жизнь Наблюдателя под угрозой...
     Что-то очень огромное, со множеством граней и углов, заслонило собой полнеба. От здания маяка в сторону начал расходиться упругие валики сжатого воздуха. Антон, лёжа на земле, прижимал к себе дрожащую Эльду, наблюдая, как вспыхивали в небе ослепительными огнями серебристые капли летательных аппаратов, как далеко назад отбросило бегущих людей, как выкорчёвывало с корнем деревья огромного цветущего сада. Маяк вытянулся вверх, из абстрактного нагромождения геометрических фигур он превратился в статного красавца, очень похожего на Адмиралтейский столп. В верхней части маяка появился шпиль, на конце которого была видна яркая красная точка.
     — Сейчас появится рубиновая пятиконечная звезда, – через силу произнёс Антон и усмехнулся. На душе у него стало легко.
     — Почему звезда, Антон? – сквозь слёзы спросила Эльда.
     — А вот хрен его знает. Воспоминания из моего детства. Москва, Кремль.
     — И что теперь произойдёт?
     — Не хочется повторяться, но скажу: а хрен его знает! Пойдём в маяк, что ли?
     Эльда поддерживала Громова и он чувствовал, как часто бьётся её сердце. Сердце живого человека, человека не из мира-программатора. Еле-еле поднявшись на третью ступень лестницы, Антон сел на тёплую, нагретую за день лучами местного солнца бетонную площадку. Маяк гудел, от красной точки в стороны расходились концентрические круги света. Каждая волна имела свой звук, и казалось, что в небе одновременно находится тысяча трудолюбивых шмелей.
     — Это красиво, Эльда? Или правильно?
     — Уничтожать миры – некрасиво, Антон. Какой бы он ни был, но он мир живых людей.
     — А кто тебе сказал, что твой, бывший твой, мир кто-то уничтожит?
     — Это будет правильно, – произнесла Эльда и от своих слов вздрогнула. – Я всегда верила, что ты придёшь и что-то в нашем мире изменится.
     — Ты опять говоришь то, что тебе запрещено говорить, – усмехнулся Громов.
     — Да мне-то теперь какая разница?
     — Если нет разницы, то по праву старшего я тебя попрошу найти кухню, на столе стоит пузатая бутылка с коричневой жидкостью. Неси её, будем пьянствовать. До утра, до зорьки, до первой росы, до первого луча солнца.
      «Без хмеля и улыбок – что за жизнь?
     Без сладких звуков флейты – что за жизнь?
     Все, что на солнце видишь, – стоит мало.
     Но на пиру в огнях светла и жизнь!» – прочитал по памяти Антон.
     — Кто это сказал? – спросила Эльда.
     — Великий Омар Хайям, – ответил Громов. – А вот ещё, как раз для этой ночи, и о том, что с нами произошло:
     «Мир я сравнил бы с шахматной доской:
     То день, то ночь… А пешки? – мы с тобой.
     Подвигают, притиснут – и побили.
     И в тёмный ящик сунут на покой.
     Мгновеньями Он виден, чаще скрыт.
     За нашей жизнью пристально следит.
     Бог нашей драмой коротает вечность!
     Сам сочиняет, ставит и глядит».
     — Знаешь, Эльда, я совсем недавно встретил одну маленькую девочку-предсказательницу. Она расплакалась, на прощание сказала: «...я знаю, что ты убьёшь богов, атор Антон!». Я тогда над ней посмеялся, а сейчас мне стало почему-то не до смеха.
     — Ты собрался на поиски богов? – спросила Эльда.
     — Зачем нам их искать? Люди и есть боги, только с человеческой душой. У любого бога есть свой бог и так до бесконечности. И чем дальше сверхбог от людей, от нас с тобой, тем больше у него на лице проступает маска лицемерия и лжи. И когда-то люди поймут, что их боги — это манекены с обезличенными масками вместо лиц, масками безразличия. Но люди всегда будут во что-то верить, даже если это «что-то» будет претить их сущности. Я однажды попросил у бога дать мне шанс, квант на удачу, чтобы выжить. Только бог промолчал, а вторую жизнь мне подарили люди. Не знаю кто они, но я их обязательно найду. Потом меня опять убили, и я получил второй квант на удачу, сумел выжить. Только третий квант на удачу мне никто не вложит в руки, Эльда.
     — Почему?
     — Третий квант – это уже квантовая запутанность и неопределённость. Я этого не хочу. Существуют так называемые кутриты, которые одновременно находятся в трёх состояниях. Лучше уж быть двойным обычным квантовым битом, чем находиться неизвестно где и в качестве кого.
     — Было интересно, но я мало что поняла, – вздохнула Эльда.
     — Когда-нибудь мы все это поймём, – ответил Антон. – Лучше жить, а не существовать в подвешенном состоянии. Зачем жить если не живёшь?



Глава 8.




     Антон пил крепкий кофе, листал планшет, рассматривая схемы коммуникации маяка. Всей этой громадой, переплетением электрических, оптоволоконных кабелей, генераторами силовых полей кто-то должен управлять. Искусственный интеллект? Возможно.
     — Мила, я вчера отдал команду на защиту Наблюдателя, почему маяк самостоятельно не включил силовые поля?
     «Большой искин законсервирован, мощности малого, вспомогательного, недостаточно для принятия самостоятельных решений и для выполнения определённых мероприятия. У него ограниченные возможности».
     Громов не был уверен, что есть смысл активировать основной искин, но если он существует, то должен выполнять свои обязанности. Всё логично и ... – Антон засмеялся – ... и красиво. Он вспомнил раскрасневшуюся от коньяка Эльду, с которой Громов просидел всю ночь на пороге маяка. Несколько раз серебристые капли подлетали к «колонне», но ближе трёхсот метров они приблизиться не смогли. Эльда легла спать под утро, Антон уступил ей кровать, сам, сидя за столом рабочего кабинета, пытался привести в порядок мысли и разобраться в произошедшем. Безликие, так он называл жителей трёх планет, с помощью Эльды попытались узнать что-то важное у Антона, но поняв, что он знает о системе Наблюдателей очень мало, решили его за ненадобностью устранить. Не получилось, потому что Безликие не знали о присутствии в организме Громова симбиота – Сальсы. Что произошло дальше? А дальше всё происходило как в хорошей театральной постановке: рыдающая Эльда, бегущие с оружием люди, которые могли Антона распылить на атомы, но этого не сделали. Почему?
     «Хоть бы нас не перехватили мои коллеги из службы безопасности», – прозвучало вроде как убедительно, но слова Эльды находились в красивой, красочной обёртки лжи и обмана. Если эльды способны выполнять только одну, может несколько программ-функций, то... то Эльда поставила перед собой цель проникнуть на территорию Наблюдателей и она это сделала. Это было её предназначение, то, ради чего её создало общество. Проникла, и что дальше? А дальше безопасникам нужен устойчивый канал для проникновения в маяк с целью захвата Антона. Дичь, полная дичь! Антон, заложив руки за спину, начал ходить по кабинету.
     — Мила, ты анализировала действия, поступки и главное – слова женщины?
     «Действия и поступки были спонтанными, слова на восемьдесят восемь и восемь процентов – ложь, Антон».
     — Почему же ты мне об этом раньше не сказала, Мила?
     «Если бы вы прослушали вводный курс...»
     — Ты опять за старое, – поморщился Громов. – Пройду я обучение, пройду. Кстати, это же можно сделать в фоновом режиме. Допустим, во сне?
     «Такая возможность создателями нейросети предусмотрена. Но чтобы активировать эту функцию, необходима ваша команда».
     — Тьфу на тебя три раза. Ты – самообучающаяся система и неужели нель...?
     Антон споткнулся на полуслове, вспомнил слова Милы: «…на восемьдесят восемь и восемь десятых процентов ложь...», вспомнил Антон и ответ Илги на свой вопрос о процентах человечности. Илга была человеком на восемьдесят восемь и восемь десятых процента. Совпадение? А если Илга пыталась о чём-то предупредить или на что-то указать? На опасное для Наблюдателя? Антона бросило в жар, он прошёл по коридору, распахнул дверь выхода в Мир Безликих, в мир эльдов. На бетонной площадке, в свете горевшей над входом лампы, тускло поблёскивала заколка Эльды. Пластмассовая основа с защёлкой-пружиной. На лицевой стороне заколки Антон увидел простой рисунок: красная линия обвита, как спиралью, линией синего цвета. Концы второй линии соединялись, образовывая петельку, в которой находился замок золотистого цвета с дужкой. На замке Антон увидел цифру «3».
     — И что этот рисунок обозначает, как думаешь, Мила?
     «С вероятностью девяносто процентов это муляж женского украшения. В заколке может находиться приспособления для записи аудио и видео файлов, для передачи информации. Красная линия, скорее всего, – это линия пространства, синяя – времени. Рисунок символизирует неделимость пространственно-временного континуума».
     — У нас с тобой паранойя, Мила.
     Антон сел на ступеньку, покрутил в руках заколку. надавил на стальную пластинку, она с щелчком встала на место. Потом Громов надавил на торец защёлки, она и часть пластмассовой основы скользнула вбок. Внутри Антон увидел два, размером со спичку, прозрачных цилиндрических кристалла.
     — Спешу тебя и себя успокоить, Мила. У нас нет никакой паранойи. Эльда не наследила в маяке? Я говорю о всевозможных электронных маркерах.
     «У меня возможности сканировать такой сложный объект, как маяк, нет. Как и у малого искина».
     — Дело зашло очень далеко. Пора основному искину выходить из спячки. Как его активировать?
     «Через меня ваша команда поступит малому искину, он запросит пароль для активации основного искина. Всё просто, Антон».
     — Ммм... действительно. Но всё дело в том, что я этого пароля не знаю и никогда им не пользовался.
     «Тогда можно воспользоваться правом администратора, но для этого необходимо пройти процедуру идентификации. Полную».
     Антон прошёл идентификацию даже быстрее, чем на орбите Тельферы. Тор, так называл себя искин маяка, обнаружил две темперологические электронные гранаты отложенного действия. Одну – непосредственно возле входа в маяк, другую – в рабочем кабинете. Только как вторая граната здесь оказалась, Антон не мог понять. Общаться с двумя искусственными объектами было не совсем удобно, но выбора у Антона не было. В начале каждого предложения приходилось вставлять название И.И. Или Мила, обращаясь к нейросети, или Тор, если возникала необходимость в общении с искином маяка. Антон рассматривал крошечные кристаллы голубого света и не мог понять устройство и принцип действия гранат. Тор на вопросы Громова вразумительных ответов не дал, как и не ответил на многие другие вопросы: о местоположении Земли, о квадрате двадцать-двадцать сектора сорок четыре. На все вопросы был один и тот же ответ: «Доступ к информации закрыт». Антон положил заколку там, где её нашёл, кристаллы сломал и выбросил, темперологические гранаты «расстрелял» из станнера. Громов рассматривал голографическое изображение Храма Предтеч, когда в кабинет зашла Эльда. Она приняла душ, была в белоснежном банном халате и домашних тапочках.
     «Волк в овечьей шкуре», – усмехнулся Антон.
     — Я заколку вчера потеряла, – произнесла женщина. – Выйду на улицу, поищу.
     — Сколько Антонов было до меня? – спросил Громов, когда Эльда вернулась с заколкой в руке. От его слов она вздрогнула, посмотрела в глаза Громову. – Отвечу за тебя. Трое.
     — Догадался?
     — Конечно, – кивнул Антон. – Я нашёл три рюкзака перед входом в базу Наблюдателей. Все Громовы, воскрешённые до меня, проделывали один и тот же путь. Только я, в отличии от них, нарушил последовательность передвижения по мирам, чем вас поставил в затруднительное положение. Так?
     — Да, – тихо ответила Эльда. – Ты исказил свою временную линию.
     — А ты хорошо сыграла свою роль, – произнёс Антон.
     — Мы выполняем свои обязанности без ошибок, профессионально, – пожала плечами женщина. – Я вчера об этом рассказала. И? Что теперь, Антон?
     — Ничего. Я мог бы тебя уничтожить, но только зачем мне это делать? Ты просто уйдёшь, и мы больше никогда не встретимся.
     — Встретимся, Антон, – сказала Эльда. – Я просматривала твою временную линию на большом отрезке. Мы обязательно встретимся. Только не как друзья и хорошие знакомые, а...
     — ... как враги, – закончил Антон. – Уходи, Эльда, и знай, что мне очень стыдно за своих потомков. Ты же так выразилась? Я о потомках и о себе.
     — Это была правда, – ответила женщина. – Зачем ты здесь находишься, в нашем мире, и почему решил меня отпустить?
     Антон пожал плечами, Эльда зашла в спальную комнату, переоделась. Стоя на входе в рабочий кабинет, она попыталась что-то сказать Громову, но, прикусив до крови губу, пошла в сторону двери. Потом, что-то вспомнив, вернулась:
     — С тобой хочет встретиться мой начальник.
     — Высокая, тёмные волосы, смуглая кожа, карие глаза, имя заканчивается на «тина»? Передай ей, что встреча обязательно состоится, но только на моих условиях. Где? Пока не знаю. Если попытаетесь меня убить вновь, маяк ваш мир закапсулирует. Не поможет ничего, даже хроновыверты и откаты до временных точек восстановления. Одна, естественно, точка останется, и вы о ней знаете. Но вы в тот временной отрезок никогда из своего благоустроенного мира не вернётесь. Никогда. Иди, Эльда, с миром. Тебе ещё необходимо получить имя и перестать быть безликим набором программ и функций.
     — Ты уйдёшь из нашего мира?
     — Конечно. И сделаю это сразу же после твоего ухода.


     ***


     — Что за мир? Что за люди? - спросил сам у себя Антон. – Смесь ванили, корицы, мускатного ореха и горчицы с хреном. Или Безликие считают, что душа человека похожа на мусорное ведро, в которое можно плевать и бросать окурки сигарет? И самое интересное то, что эльды считают свой мир образцово-показательным. Мир-программа, мир-функция. А вы, мои помощники, почему молчите? Тор, Мила?
     Но искусственно созданные человеком сложнейшие механизмы, переплетение нейронов, ответить человеку не смогли. Они, по всей видимости, считали свой мир совершенным, а человека, из-за проявления им слабостей и эмоций, – созданием слабым и безвольным. Возможно, они были в чём-то правы, но лишь отчасти. Антон невидящими глазами смотрел на голографическое изображение Храма Предтеч, когда услышал:
     «Изображение Храма полностью соответствует действительности».
     — Мила, ты хочешь сказать, что Храм видела раньше? Или его видели твои создатели?
     «Вчера в небе над маяком появился предмет, своим очертанием очень похожий на схематичное изображение Храма».
     — Что? - Громов вскочил с кресла, – что ты сказала? Тор, ты что думаешь насчёт возможности появления Храма рядом с маяком?
     — Подтверждаю, - раздался голос искина маяка. – После поступления информации об угрозе жизни Наблюдателя, был проведён ряд соответствующих мероприятий.
     — Но Храма Предтеч ни на одной из трёх планет не существует, Тор! Объяснись!
     — Храмы, как вы их называете, существуют одновременно во всех известных человеку мирах, во всех измерениях.
     — А как храмы называть если не храмами? Странно! – не понял Антон. – Или это… не может быть, потому что этого не может быть! Или может? Ах ты, Сальс! Знал и не подсказал! И как мне попасть в храм, который оказался вовсе и не храм, Тор?
     — Отдать команду на расконсервацию объекта.
     — Боги космоса, как же всё просто! А скажи-ка, Тор, на каких планетах ещё установлены, так называемые, Храмы Предтеч?
     — Как я уже сказал, объект един для всех измерений.
     — Чёрт, чёрт! Какой же я осёл! Тор, мои предшественники пробовали расконсервировать объект?
     — Ответ отрицательный, - беспристрастно ответил искин маяка. – Ваши предшественники уходили из здания маяка и не возвращались.
     — Информация о них, я полагаю, закрыта. Так, Тор?
     — Совершенно верно.
     — Кем закрыта информация?
     — Доступ к этой информации для меня закрыт, нет необходимого уровня доступа.
     — Он есть у меня, – тихо произнёс Антон. – Я имею право знать, что произошло с моими предшественниками. Итак, кто закрыл информацию?
     — Создатели маяков.
     — Как найти создателей маяков, Тор?
     — Информация отсутствует. Она удалена из файловой системы всех маяков и баз Наблюдателей.
     — Они очень-очень сильно были чем-то напуганы, уничтожили всю информацию о себе и о своей системе обитания. Кто и чем, это главное, мог напугать эту сверхцивилизацию?
     — Информация отсутствует.
     — Другого ответа я не ожидал, Тор. Ты всего-навсего послушная машина, не более того. Мне очень жаль, что твои создатели с тобой так обошлись. Мне очень жаль, что люди такими стали в будущем. Перед тем, как подать команду на расконсервацию корабля Наблюдателей, я должен закончить одно дело на планете Заповедник. Помоги мне выбрать одежду, Тор. Лёгкую, удобную, непромокаемую. И ещё, предоставь мне доступ к оружию Наблюдателей, покажи весь арсенал. Только не говори, что у меня нет права выбора оружия.


     ***


     Антон спустился на первый этаж маяка, вышел на заснеженную улицу. По накатанной дороге в сторону города Нью-Стоунхендж двигалась бесконечная пёстрая лента людей. Люди с разным цветом кожи возвращались в свой дом из Заповедника. В небе кружили стартфилы, иногда опускаясь вниз. Антон отошёл от маяка, посмотрел на него и присвистнул: от своей фантазии он такого не ожидал. Маяк был в высоту не меньше двухсот метров, отливал серебром. Где-то на самом верху, на тонком шпиле, пульсировала красная точка, окрашивая низкие и тяжёлые свинцовистые облака в багровый цвет.
     — Куда вы все идёте, уважаемый? – спросил Антон у высокого негра в шляпе с большими полями, в утеплённом пальто и меховых сапогах.
     — Домой, атор, – ответил негр.
     — А как же люди с белым цветом кожи, как же ваша вражда?
     — Пять лет воевали, сколько можно друг друга убивать? – покачал головой негр и начал догонять свою семью. – Закончилась вражда.
     — Воевали пять лет? – удивился Антон.
     «Время – понятие относительное», – напомнила нейросеть.
     — Ты хочешь сказать, что пока я разбирался с маяком, здесь прошло пять лет? – растерянно произнёс Громов.
     Антон придержал рукой пожилую женщину, спросил, как ему найти Мгамбу. Женщина показала рукой на снижающийся стартфил. Из кабины вылез знакомый пилот. Возмужал, плечи стали шире. Но это был тот самый пилот, который в режиме форсажа поднимал машину в воздух, отводя от Оллы и Антона беду. Вслед за пилотом на снег спрыгнула молодая девушка, пятнадцати-шестнадцати лет, потом – Мгамба. Он подтолкнул девушку к Антону, она начала упираться. Но потом, увидев улыбку Громова, побежала ему на встречу.
     — Не обманул, атор!
     — Ты же знала, что я вернусь, Дина.
     — Даже день твоего возвращения предсказала, представляешь, брат атор? – засмеялся Мгамба.
     — Как из маленького ребёнка, который убегал из дома, выросла такая красавица? – спросил Антон.
     — Очередная загадка. Когда из Заповедника исчезла гадость из всех миров, с девочкой что-то произошло, атор. За год выросла, обогнала своих сверстников, теперь вот решила меня догнать и перегнать, – засмеялся Мгамба. – А ты к нам надолго? Я теперь, понимаешь, большой начальник, могу свести тебя с Кальмилинтиной. Суровая правительница города, но красивая, слов нет.
     — Значит, вы своего добились, Мгамба? Теперь нет белых и чёрных?
     — Слава атору Антону, нет ни белых, красных, жёлтых, нет чёрных. Так, Дина? Ишь, засмотрелась на тебя, атор Антон. Дина, да очнись ты!
     — Ты правда заберёшь с собой Храм Предтеч, атор?
     — Правда, Дина. Сегодня заберу и отправлюсь домой. Точнее, попробую найти путь домой. Но что-то мне подсказывает, что искать я свою планету буду очень и очень долго.
     — Я видела себя в Храме, атор Антон. И звёзды, много звёзд вокруг.
     — Ты хочешь отправиться вместе со мной? – удивился Громов.
     — Это предрешено, атор. Так звёзды решили.
     Мгамба развёл руками:
     — Года три твердит одно и тоже.
     — Дина, мы можем погибнуть, превратиться в мотыльков, сгоревших в пламени свечи.
     — Ну и что? Мы же должны найти богов, атор?
     — А отец? Он тебя отпустит со мной?
     Антон и Дина стояли возле двери маяка, смотрели на Мгамбу, садящегося в стартфил. Пилот махнул на прощание рукой, и машина взмыла вверх, исчезла за снеговыми тучами.
     Ровно в полночь огромный город Нью-Стоунхендж погрузился во тьму. Люди, идущие по улицам, останавливались и смотрели вверх, на очистившееся от туч небо с россыпью ярких звёзд. Большие колонны начали сильно гудеть, в пирамиду беспрерывно били яркие ветвистые молнии насыщенного синего цвета. Храм Предтеч чуть дрогнул и начал подниматься вверх. На высоте, примерно, километра от земли, он развернулся на сто восемьдесят градусов, люди увидели, что белое основание превратилось в параболическое зеркало, внутри которого можно было увидеть множество вспышек белого света, похожих на вспышки стробоскопа. Они стали нестерпимо яркими; ставшая серебристой пирамида, отражая свет Лу, спутника планеты, начала удаляться от планеты. Потом небеса взорвались мириадам ярких вспышек света, раздался звук раскатистого грома. На мгновение исчезла Вселенная, исчез весь мир, исчез Храм Предтеч. Он растворился в звёздном небе.



Часть III. Пляски святого Витта.




Глава 1.




     — Не спеши сделать то, за что тебе потом будет стыдно, Дина!
     — Ну атор!
     — Не спеши. Они нас не видят, работает поле нейтрализации, задействованы мимикрия поля. Не спеши.
     — Не понимаю, почему мы прячемся среди обломков кораблей? А что с ними случилось? Долго мы будем прятаться?
     — Отставить разговоры, юнга. Режим молчания долго продолжаться не может. Чёрный рейдер выбросит «мошкару» и нашей невидимости придёт конец. Твоё, капитанское решение, Дина? Дарий, включи таймер десятисекундного обратного отсчёта.
     — Выполнено, капитан, – безучастно ответил искин «Наблюдателя».
     — Решение, Дина!
     — Я замёрзла и хочу в туалет, атор!
     — Восемь секунд... – доложил Дарий.
     — Дина!
     «Наблюдатель», спрятавшийся за исполинским кораблём с развороченным левым бортом и надстройкой рубки управления, дрейфовал в космосе, скрытый от систем наблюдения «врагов» системой оптико-электронной маскировки. «Чёрный рейдер», неспешно вращаясь вокруг оси, прощупывал пространство. Сейчас корабль чёрного цвета был слеп, ему мешали «видеть» уничтоженные корабли, находящиеся на орбите мёртвой планеты Изобара. Пирамида «Наблюдателя», уничтоженные корабли валтугов, представителей не гуманоидной расы, ледяное дыхание космоса и безучастные к происходящему звёзды.
     — Шесть секунд... – констатировал Дарий.
     — Ладно-ладно, – буркнула Дина. – Снять оптико-электронную маскировку, убрать нейтрализующее поле, расположить продольную ось «Наблюдателя» относительно рейдера... – Дина задумалась –… перпендикулярно оси вращения «Чёрного рейдера».
     «Что задумала эта лиса?» – мелькнуло в голове у Громова.
     —… искину корабля: нагрузку на реакторе поднять до тридцати процентов, полный вперёд, – закончила Дина. – Выполнять.
     — Три секунды до обнаружения, – выдавил из себя искин. – Команда принята к исполнению.
     Антона вжало в противоперегрузочное кресло, он посмотрел на экраны обзора заднего вида и усмехнулся: «Чёрный рейдер» «купался» в огне плазмы, включив защитное поле. Корабль начал вращаться быстрее, каждую секунду увеличивая частоту вращения. Капитан рейдера охлаждал броню корабля и сейчас было бы логично кораблю уйти в прыжок. Но! Множество обломков погибших кораблей этого сделать рейдеру не позволят: перед входом в прыжок обломки кораблей отправятся в путешествие с рейдером, а это, при выходе из прыжка, – верная смерть. Изобара превратилась в яркую точку, потом карта звёздного неба на дисплее рубки управления исчезла, превратилась в молочно-белую густую пелену. «Наблюдатель» находился в прыжке, сжимая до предела ткань пространства впереди себя и оставляя после себя разреженную зону.
     — Ушли! – услышал Антон радостный голос Дины.
     — Ушли-ушли, – ответил Громов. – Жди горячей встречи при выходе из прыжка, Дина. «Наблюдатель» оставил за собой такой жирный след, что любой охотник ляжет нам в фарватер и атакует, когда «Наблюдатель» выйдет из искривлённого пространства в реальный космос. Заметь: он, охотник, будет заранее подготовленным, мы – нет. Мы будем праздновать своё позорное бегство, распивая спиртные напитки. Так, юнга?
     — Ну, Анто-он! – взмолилась Дина. – Ну что не так? Мы же ушли от рейдера.
     — Дина, полный разбор полёта, хватит ныть. Успокойся и вспомни свои действия, отмечай каждую ошибку. Дарий, не подсказывай.
     — Когда я ем, я глух и нем, – невпопад произнёс искин корабля.
     Дина вздохнула, надела снятую сферу управлением корабля и БЧ. Боевых частей было ровно двадцать, и Антон прекрасно понимал, что в реальном бою шансов на выживание у «Наблюдателя» нет. Они есть, конечно, но находятся на отметке чуть выше нуля. Нужен штат, нужны специалисты и только тогда корабль Предтеч станет практически неуязвимым, оружием возмездия в умелых руках людей.
     — Во-первых, я зачем-то убрала систему маскировки корабля.
     — Принято, – кивнул Громов. – Всё, на этом месте можно закончить: рейдер чуть скорректировал огонь и по нам сделал залп плазмой. Ладно, продолжай.
     — Во-вторых: я слишком рано выключила нейтрализующее поле. И всё, это все мои ошибки.
     — Хм... а с какого такого перепуга ты заставила «Наблюдатель» производить такие сложные манёвры? Почему ось нашего корабля в момент включения двигателей должна находиться перпендикулярно оси вращения рейдера? Что за дичь? Ладно, дальше. Мы ушли в прыжок, наш след виден на дисплеях вражеских кораблей. Нас ждёт смерть.
     — Я не задействовала систему постановки ложных целей, – захлюпала носом Дина.
     — Почему? – спросил Антон.
     — Мне их стало жалко.
     Громов закашлялся.
     — Ты пожалела «дыни»?
     — Да. А что? Они красивые.
     — Тьфу ты, – выдохнул воздух Антон. – Ты можешь хоть на какое-то время забыть, что ты женщина?
     — Девушка, – поправила Дина.
     — Иди отсюда, девушка, – произнёс со злостью Антон. – Дарий, выключить симулятор. Отбой на сегодня. Сколько до выхода в реальный космос?
     — Симулятор выключен. Через двенадцать часов и десять минут по корабельному времени.
     Антон снял сферу ментообмена, закрыл уставшие глаза. Дина села в соседнее кресло и, вытирая слёзы, сказала:
     — Я тупая, да, атор?
     — Кто тебе такое сказал?
     — Ну...
     — Му, – Громов погладил по голове девушку. – Иди, занимайся своими делами. Только запомни раз и навсегда, Дина: любая секундная жалость в боевой обстановке может привести к гибели членов экипажа корабля. Даже пусть корабль будет хорошо защищён, с пятью-шестью слоями активной защиты, но на любой болт с хитрой резьбой всегда найдётся своя гайка, на любой бронежилет всегда найдётся своя пуля. Понятно? «Дыни» она пожалела, с ума сойти! Эти устройства активных и пассивных помех созданы для того, чтобы отвести от корабля угрозу. И ещё: для того, чтобы искупать рейдер в плазме, совсем не обязательно совмещать оси вращения. Пусть плазма уйдёт в сторону рейдера по касательной, пусть чуть-чуть его заденет, но ты выиграешь время и задействуешь БЧ по своему выбору. На борту «Наблюдателя» страшное оружие. Дезинтеграторы сделают своё дело, будь в этом уверена, девочка. Я уже не говорю о генераторах молекулярного распада и антивещества.
     — Завтра я выиграю бой, атор!
     — Даже не сомневаюсь. Чем будешь заниматься?
     — А чем на корабле можно заниматься? Или в спортзал пойду или в бассейн, – пожала плечами Дина. – Развлечений не много. Сад, озеро. Но это всё немного надоело.
     — Иди лучше в спортзал. Да, кстати, ты заметила, как сильно выросла за месяц?
     — Заметила. Это из-за пониженной гравитации?
     — Точно, – согласился Антон. – Выспись хорошенько сегодня, девочка. Меньше чем через двенадцать часов мы выйдем в реальный космос. А там нас ждёт масса сюрпризов. Скорее всего – неприятных.
     Дина кивнула, вышла из рубки управления, Антон включил круговой обзор: корабль продирался через молочную субстанцию, летел уже месяц в сторону фиолетового чернильного пятна – закапсулированного Предтечами участка Вселенной. Каждые десять суток «Наблюдатель» снижал скорость до предельно допустимого значения, выходил в спокойный космос, «осматривал» пространство чувствительными датчиками, и вновь уходил в затяжной прыжок. В это время часть пространства, часть пустоты, на несколько секунд переставала быть Ничем и Нигде. «Наблюдатель» оставлял в реальном космосе приводные репера-маяки. Пусть даже они им и не пригодятся, но ими воспользуется кто-то другой. Когда-нибудь. Возможно. Возможно, никто и никогда ими и не воспользуется. Таков космос – коварный и жестокий, друг и лютый враг, беспощадный и ласковый, красивый и до тошноты безобразный. Это мир звёзд, это мир сильных и прагматичных людей, лишённых эмоций. Только расчёт и ровное, размеренное дыхание, неизменный пульс при принятии решений. Только так, и никак по-другому.
     — Дарий, покажи спортивный зал.
     — Неэтично, – шепчет искин «Наблюдателя», но обзор включает.
     Дина лежала на полупрозрачной сфере сжатого воздуха, любуясь на потолке панорамой звёздного неба. С трудом удерживая равновесие, девушка встала на бледно-голубую сферу, балансируя руками. Оттолкнувшись ногами от сжатого воздуха, Дина сделала немыслимое сальто и начала медленно, как снежинка, опускаться на пол.
     — Дарий, увеличить силу тяжести до один и один по отношению к стандартной величине.
     — Выполнено… неэтично…капитан.
     Дина, лёжа на матах из вспененного материала в позе умирающей морской звезды, тихо постанывая.
     — Но ато-о-р! Мне же больно! С такой высоты грохнулась! Ато-о-ор! Я же знаю, что ты меня слышишь.
     — Не расслабляйся, девочка, – произнёс Громов в интерком, еле сдерживая смех. – Занятия при повышенной силе тяжести полезны для молодого организма, для твоего несформированного скелета. Вперёд, к вершинам не знаю чего. Вспомнил: к вершинам совершенства тела.
     — Убрать обзор, – произнёс Антон, вставав из противоперегрузочного кресла, и осматривая рубку управления. Она трансформировалась ещё при первом «знакомстве» Громова с кораблём, и сейчас напоминала рубку управления «Пальмирой». Только с более совершенными очертаниями предметов, подковы пульта управления и ложементами, расположенными позади противоперегрузочных кресел. Шесть кресел, шесть ложементов и два члена экипажа огромного корабля. Насмешка судьбы. На огромном, чуть изогнутом основном дисплее рубки, струились молочно-белые ручейки виртуального пространства. Условно белые, условного пространства. За бортом корабля – огромное Ничто. Нет ни низа, ни верха, нет направления, нет понятия самого пространства, здесь время течёт по своим, только ему ведомым, законам. Ты можешь провести в прыжке десять суток, на условной планете, в реальном космосе может пройти пять, десять лет. Но может произойти и такое, что на условном планете промелькнут те же пять, десять лет, но только со знаком минус и ты можешь появиться на планете в тот момент, когда твоего корабля ещё нет на стапеле верфи. Парадокс Верника-Мордашова-Касла. Появившись во времени со знаком минус, ты и твой корабль исчезаете, растворяетесь во Вселенной. Вы превращаетесь в фантомы, в фотоны, в нейтрино, в Великую пустоту и в Ничто. Поэтому, при выходе из прыжка все без исключения корабли снижают скорость, и именно из-за этого становятся наиболее уязвимыми для «охотников», для «чёрных рейдеров» Вселенной.
     Антон сделал несколько шагов по рубке, поморщился.
     — Дарий?
     — Да, капитан.
     — Ты что, включил не локальное увеличение гравитации, а общее? Мерзавец!
     — Так этично, – прошелестел голос искина корабля. – Вы не уточнили локально увеличить гравитацию или...
     — Ну надо же какой педант, – перебил искин Громов, покачав головой. – Отменяю свой приказ. Гравитация ноль восемь от стандартной.
     — Выполнено.
     Дверь рубки с тихим шипением ушла вбок, Антон прошёл по длинному коридору жилого модуля, спустился по винтовой лестнице на нижнюю палубу. Встав в нишу отсека защитных скафандров, он развёл руки в сторону, закрыл глаза.
     — Задержите дыхание, – произнёс Дарий.
     Ниша герметично закрылась прозрачным синтетическим материалом, стала заполняться жидкостью золотистого цвета. Прошло несколько секунд, жидкость ушла вниз через раскрытые жалюзийные решётки, на теле человека остался тонкий слой молекулярного скафандра. Антон открыл глаза, поморщился: напротив лица появилась узкая смотровая щель, дышать некоторое время было непривычно тяжело.
     — Подгонка скафандра завершена, можно выходить из бокса, капитан.
     — Сделай мне нормальный обзор, Дарий. Вот так, хорошо.
     Смотровая щель исчезла, теперь на голове Громова находилась прозрачная полусфера, на спину лёг модуль жизнеобеспечения, дышать стало значительно легче. Антон встал на прямоугольную пластину лифта.
     — Отсек энергоустановок. Участок ядерного синтеза. Верхний уровень.
     Через несколько секунд Антон стоял перед изолирующей ширмой, отделяющей человека от установок ядерного синтеза. Защитный купол озаряли яркие вспышки света, синие молнии «растекались» по внутренней части купола. Мощные конденсаторные блоки, в форме куба со сторонами десять на десять метров, изнутри светились равномерным красным светом. Чуть дальше, за конденсаторами, было расположено «сердце» корабля – огромный реактор, одномоментно вырабатывающий до десяти гигаватт электроэнергии. Громов посмотрел на регистрирующие и контрольные светодиоды мнемосхемы: все они были зелёного цвета.
     «Хотел у вас спросить, капитан, зачем вы пришли в этот отсек? Существует же система дистанционного контроля, осмотр систем можно производить из любой точки корабля», – услышал Антон голос корабельного искина.
     «Я месяц на корабле и ни разу здесь не был. Разве это нормально, Дарий?»
     «Нормально, – ответил искин. – При возникновении какой-либо неисправности, в моём распоряжении находится достаточное количество ремонтных роботов».
     «Тебе логику людей не понять, железяка! – засмеялся Громов. – Чтобы быть капитаном мало им называться. Необходимо всё самому увидеть и проверить».
     «Логика людей мне не совсем понятна», – произнёс Дарий.
     «Может, этим человек и отличается от искусственного интеллекта, Дарий?»
     Искин корабля не ответил, Антон вернулся в отсек хранения скафандров. Сбросив с себя молекулярный металлизированный защитный слой, он прошёл в душевую комнату, совмещённую с небольшим плавательным бассейном.
     Вода в бассейне была приятно прохладной и неестественно яркого, насыщенного густым ультрамарином, цвета.
     — Дарий, кто распорядился так безбожно раскрасить воду?
     — Каждый мнит себя художником... – уклончиво ответил искин.
     — Понятно. Дина постаралась. Где она сейчас, кстати?
     — В каюте. У неё депрессивное состояние.
     — Как всегда плачет? – спросил Антон, уходя в воду с головой. Когда он вынырнул, услышал:
     — Да, капитан. Ночью, по вашему распоряжению, я провёл ментальное сканирование вашей подопечной.
     — И?
     — Воспоминания о доме – восемьдесят процентов. Природа остальных воспоминаний мне не понятна. Не лучше ли ей было остаться на своей планете, капитан? Там её дом, друзья.
     — Я себе этот вопрос задавал несколько сотен раз, Дарий. Не знаю. Не уверен, что общество на Заповеднике за пять лет выздоровело, и между людьми с разным цветом кожи прекратились все распри. В истории моей планеты всё как раз с точностью наоборот. Подобные распри были, есть и будут на любой стадии развития общества. Включай таймер, Дарий. Сегодня я поставлю свой новый рекорд.
     — Да, капитан.
     Двадцать по пятьдесят метров были позади, Антон в очередной раз оттолкнулся ногами от стены бассейна, на мгновенье застыл, не понимая, что с ним происходит. Вместе с водой бассейна, его подняло вверх, к потолочным панелям, пульсирующим жёлтым аварийным светом. Сквозь стенки огромного водяного пузыря было слышно завывание сирены и голос Дария:
     «Экипажу корабля занять свои места согласно боевого расчёта. Повторяю...»
     Антон попробовал порвать плотную стенку пузыря, но этого сделать не давало поверхностное натяжение жидкости. Через минуту лёгкие начало покалывать, ещё через минуту – нестерпимо жечь огнём. Что произнёс искин корабля, Антон не понял, но его швырнуло вбок, пузырь лопнул, и Громов упал на пол с высоты четырёх метров. Дыхание от удара сбилось, в глазах плясали тёмно-синие круги.
     — Дарий, что, чёрт побери, произошло? Дарий?
     «Что может вообще произойти в подпространстве?» – сам у себя спросил Громов.
     Корабль содрогнулся, тело капитана превратилось в много сот килограммовую неподъёмную, распластанную на полу, тушу. Антон, скрипя от боли зубами, приподнял голову, посмотрел в сторону небольшого монитора, закреплённого на стене. В противоперегрузочном кресле рубки управления, со сферой ментообмена на голове, в цветастой пижаме сидела Дина, делая руками в воздухе свайпы. Она защищала себя, Антона и корабль. Но только от кого защищала?



Глава 2.




     «Если основной искин уничтожен, то в работу должны включиться два вспомогательных. Держись, девочка моя, держись. Делай всё, как я тебя учил. Думай на опережение, задержи дыхание, успокой бешено колотящееся сердце, и делай свою работу, – Антон прополз несколько метров, посмотрел назад. Кровавая полоса, чёрт… Сломанные рёбра не давали спокойно вдохнуть воздух, боль туманила голову. Но это ерунда, это мелочи. – Дина, я скоро приду, в лепёшку расшибусь, но приду на помощь. Сейчас встану на ноги… нет, не встану».
     Антон оттолкнулся от пола и, в яркой вспышке света потолочных панелей, взмыл вверх, схватился рукой за монитор. Если включился один из вспомогательных искинов, значит не всё ещё потеряно. Один жирный минус, жирнющий: малые искины не воспринимают звуковых команд. Только ввод с клавиатуры, только посредством символов и цифр. Невесомость помогла, боль в грудине немного утихла. Отталкиваясь от стен коридора, Громов проплыл мимо кают-компании, мимо жилых модулей «Наблюдателя».
     Дверь в рубку – нараспашку. Так и должно быть, всё пока идёт так, как предписано на случай ведения боевых действий. Руки Дины беспомощно свисают вдоль тела, на белоснежном ковровом покрытии рубки алые пятна крови. Мимолётный взгляд на основной дисплей и лёгкая оторопь, которая чуть позже стала шоком. Но сейчас не до них. Антон, держась одной рукой за крышку открытого ложемента, сорвал сферу ментообмена с головы Дины, положил девушку в ложемент. Крышка бесшумно скользнула вниз, сразу же превращая ложемент в автономный спасательный модуль. Логика малого искина безупречна: на корабль совершено нападение, значит будут раненые. Пискнул встроенной в ложемент модуль медицинской помощи, на крышке появилась оценочная полоса состояния члена экипажа. Жёлтая зона. Хорошо, что не красная, слава богам! Антон вытер с лица пот, лёг в ложемент капитана. Затылок обхватила сфера ментообмена, крышка закрылась, мгновение вокруг была тьма, потом она отступила.
     — Полное слияние… – шёпотом произнёс Антон. – Полное слияние…
     Изображение основного дисплея дублировалось на виртуальном. Оно было объёмным и осязаемым, мир стал серым и тоскливым. Серая, в складках, плоскость со множеством линий координатной сетки. Мир-призрак, мир изнанки пространства, мир, которого быть не должно. Звучит глупо и неправдоподобно. Изнанка изнанки. Как это вообще возможно? Серая плоскость начала пульсировать, пришла в движение, линии координатной сетки разошлись в сторону – создавался определённый рельеф местности. Нагромождение неприступных скал, берег огромного озера неправильной формы, серое и безжизненное небо, по которому, растворяясь в безразличном и безликом Ничто, вниз скользили звёзды.
     «Звёзды – это осколки счастья…»
     Мир, с тщательно прорисованной графикой, объёмный и ужасный, ждал Антона, и он сделал шаг навстречу тем, кто его ждал.
     — Полное слияние, полное погружение...
     «Если любишь звёзды – люби. Но никогда к ним не приближайся» .
     — Вот уж хрен вам! – закричал Громов. – Кто вы такие, чтобы человеку что-то советовать?
     Антон осознал себя, но только не в ложементе «Наблюдателя», а стоящего посреди огромной степи. Запахов разноцветья нет, как нет и звуков. Ветер теребит непослушные светлые волосы, сознание шепчет: «этого не может быть, Антон...».
     «Именно так себе представляют бой в складках пространства те, кто нанёс подлый удар в спину? – задумался Громов. – Что же это за создание – человек? Прекратили войны на Земле, перенесли их в космос. Космос стал тесен, начали воевать на других планетах. Теперь что, войны начинаются в нереальной реальности, в пространстве и подпространстве, в складках времени и знакопеременных темпорологических векторах?»
     Антон был уверен, что Дина сражалась с теми, у кого напрочь отсутствует кодекс чести и понятия элементарного уважения к противнику. Возможно, даже к врагу. Антон пригладил рукой щетину травы, на ладони появились серые капли крови. Кровь впиталась в землю, и она окрасилась в багровый цвет. Серая трава на красной земле. Как бы сказала Эльда? Некрасиво и неправильно. Что нужно сделать человеку, чтобы серый мир перестал быть безликим и несовершенным? Где взять разноцветную палитру красок, какой объём, чтобы Вселенная стала привычной Вселенной, а небо наполнилось ультрамарином, как вода в бассейне? Ответ в голове у человека, он творец и бездарь, вор и судья, полицейский и беглый каторжник.
     — Дарий, просыпайся. Дарий, полное погружение. Полное слияние..
     На безжизненном озере появились белые гребешки волн, ледяной ветер прошёлся шершавой рукой по щеке, выбил из глаз слёзы и убрался прочь, вершить правосудие над скалами и степью, над небом и озером. Небо начало наливаться бледно-голубым сиянием, трава приобрела фиолетовый оттенок, цветы, серые и безжизненные, расцвели буйством красок.
     — Полное слияние, чёрт бы вас всех побрал!
     Неистовый вихрь, завывание сумасшедшего ветра, ледяной дождь с осколками льда. Антон понял, что может сделать невозможное. Он пошёл в сторону озера, и на том месте, где Громов совсем недавно стоял, утопая по щиколотку в траве, зарождался смерч. Он, завывая, увеличился в размерах, сильными руками прикоснулся к фиолетовой траве и красной земле, к бледно-голубому небу, к безжизненному озеру и звёздам. На небе появилась огромная, от горизонта до горизонта, радуга. Мир стал привычным Антону, Антон стал своим в бывшем сером мире. Он стал Художником.
     Мир принял Антона, Антон принял мир и начал его подстраивать под себя. Громов почувствовал и вобрал в себя всю мощь корабля: его тело окутывала плотная ткань аннигиляционной защиты, на левом предплечье появился пульт управления БЧ «Наблюдателя». Двадцать виртуальных кнопок управления смертоносным оружием. Настоящим, который в состоянии разнести на атомы и молекулы реальный мир и объекты, на единицы и нули мир виртуальный. Хотел ли этого Антон? Нет, не хотел. Но если этого от него ждут те, кто нанёс подлый удар в изнанке пространства, то да, он уничтожит врага, уничтожит его мир. Только после этого на человека накатит волна ненависти. К себе. Чувство сострадания. К уничтоженному врагу.
     Первого врага Антон увидел лежащего у самой кромки воды. Дина выстрелила из дезинтегратора, но чуть-чуть промахнулась и снесла весь левый борт чужака. Человек, лежащий на берегу озера был уничтожен наполовину. У него осталась половина головы, половина тела, одна рука и нога, в глубине тела были видны всполохи света. Предсмертные судороги. Так умирают корабли. Молча и не жалуясь на свою судьбу. В уцелевшей руке враг сжимал полутораметровый меч с красивой гардой. По лезвию сверху вниз и обратно двигалась белоснежная полоска света.
     Антон взял меч в правую руку, сделал замах.. и опустил меч: вспышек света в теле человека-корабля больше не было. Громов выдохнул воздух, посмотрел на небо. Оно было цвета индиго, жёлтый шарик местного солнца купался в прозрачном небе, в звенящей тишине и в дымке белоснежных облаков. Враг исчез из нереальной реальности, как напоминание о нём в руке Антона остался красивый меч. Второй, уничтоженный Диной вражеский корабль, находился у подножья высокой скалы. Светловолосый молодой человек в чёрном комбинезоне смотрел в небо широко открытыми глазами и улыбался. В районе груди, там, где у человека находится сердце, зияла прореха. Через огромную рваную дыру можно было рассмотреть антрацитово-чёрный камень с кулак величиной.
     Антон перевернул на бок человека, поднял с земли тёплый камень. В нём ещё теплилась жизнь, в неистовом хороводе кружили красные искры. Память это всё, что остаётся от человека. Антон держал в правой руке меч, на ладони левой руки – камень, в котором, возможно, находились данные о человеке-корабле, память о огромном народе, о всём мире. Два вражеских корабля были мертвы, но оставалось найти третий, самый большой. Антон видел на основном дисплее рубки управления и на серой плоскости с координационными линиями виртуального мира мигающую красную точку. Этот корабль Дина, скорее всего, ранила, и очень серьёзно. Его нужно найти и уничтожить. Но сначала найти в себе силы, чтобы это сделать. Антон нагнулся, чтобы закрыть глаза мёртвого человека-корабля, но отшатнулся: глаза у врага были не человеческие. Фасеточные глаза.
     — Это кто же над тобой брат-мой-враг так поиздевался? Эскулап генной инженерии? Что за идиот из человека сделал нечеловека? Или наоборот?
     Переборов в себе чувство ... – Антон задумался – чувства сострадания почему-то не было... (Тогда что? Сожаления о произошедшем? Возможно)... брезгливости, Громов закрыл врагу глаза, и враг, человек-корабль, превратился в пепел. Ветер поднырнул под руку человека, подхватил пепел и развеял его над степью, над озером.
     «Вот тебе и память».
     Чтобы обойти скалу, Антону пришлось идти по мокрому песку, иногда заходя по щиколотку в воду. За человеком тянулась вереница следов, которые заполнялись водой. Вода начинает уничтожать следы, она безжалостна ко всему не гармоничному и чужеродному. Как эти следы. Вода – как время по отношению к человеку и ко всему живому. Проходит определённое количество лет и человек исчезает; а то, что он сделал, память о нём, – исчезающие следы на песке. То, что произошло в складках пространства, первое противостояние человека с нечеловеком, навсегда останется в памяти человеческой расы, в истории человечества.
     «Боги космоса! Просто подумать страшно: я первый, кто осознанно и добровольно кладёт голову на плаху истории. Но она, стерва такая, не ко всем относится благосклонно. Одних любит и почитает, другим снимает голову и смеётся в уже мёртвые глаза».
     С подветренной стороны, под навесным козырьком, прижавшись спиной к гранитной поверхности скалы, сидел взрослый мужчина. Фасеточные живые глаза смотрели на приближающегося, окутанного защитным аннигиляционном полем, Антона. В глазах врага была обречённость и смирение. Так смотрит на победителя побеждённый, ожидая неминуемой смерти, суровой казни. Четвертования, повешения, усечения головы, казни на электрическом стуле, умерщвления с помощью ядовитых химических соединений. Высокий лоб, тёмные с проседью волосы, непривычно-маленького размера ушные раковины. Перед врагом стояла тренога с подвешенным на ней котелком. Дрова, сложенные «шалашиком», не горели, не было видно дыма и других признаков огня. Враг выбросил руку вперёд и в сторону Антона устремился рой мошкары. Она моментально сгорела в защитном поле, осыпалась вниз, на землю, бесполезной оболочкой атакующих устройств и оружия.
     Антон усмехнулся, нащупал тремя пальцами кнопки. БЧ-1, БЧ-2, БЧ-3. Мужчина закрыл глаза, прикрыв их правой рукой. Только сейчас Антон понял, что левой руки у врага нет. Рукав белоснежной рубашки, пропитанный кровью, был завязан узлом.
     Громов сел перед незажжённым костром, посмотрел на врага. Тот смотрел на человека с недоумением и восторгом.
     — Ты... – мужчина облизал пересохшие губы, – ты меня не уничтожишь?
     — Уничтожу, – ответил Громов. – Меня учили не оставлять за спиной врага. Он может поднять с земли дубину и напасть со спины или ударить ножом. Ведь именно так ты поступил, враг мой? Зачем и почему? Вас так учат сражаться? Или это самый гуманный способ свести с кем-либо счёты, враг? Почему?
     — Нам приказали и... – мужчина замялся, –… и попросили.
     — Высокая, стройная, со смуглым цветом кожи, с длинными волнистыми тёмными волосами?
     — Да.
     — Ты только что подписал смертный приговор Правителям семи миров. Как тебя зовут?
     — Аргор. Я из знатного рода Уга-адар. Если ты мне сохранишь жизнь, то можешь получить выкуп.
     — Заткнись, Аргор из обесчещенного рода Уга-адар, – перебил Антон. – Хочешь узнать почему я назвал твой род обесчещенным?
     Аргор покачал головой:
     — Нет, я хочу умереть с мыслью...
     — Ты и двое таких как ты сражались с девчонкой, Аргор! И она вас уделала по всем статьям! Но девочка соблюдала кодекс чести, вы повели себя как мрази.
     — Что? – воскликнул мужчина. – Что ты сказал, враг мой? Значит, мы сражались не с тобой?
     — Нет, не со мной. С моим учеником. Девочке, точнее девушке, всего-навсего семнадцать лет. Но в ней женское начало, Аргор, она вас пожалела, а я бы от вас не оставил даже воспоминания, даже узелка на временном отрезке. Как в твоём мире называется то, что произошло между вами и моим учеником? Это великая честь умереть от руки девушки?
     — Это позор, который невозможно смыть даже кровью.
     — Вот с позором ты и умрёшь, – со злостью произнёс Антон. – А то, что произошло в складках пространства, станет известно всей Вселенной, Аргор. Как вы напали исподтишка, скрываясь в изнанке пространства, как прошёл сам бой. Галактики и звёзды услышат, узнают и поймут, что вы, мрази, из себя представляете.
     — Я хочу уйти сам, с достоинством, враг мой.
     — Уйти с тем, чего у тебя нет – невозможно. У тебя нет энергии, чтобы развести костёр? Костёр – это сигнал о помощи, Аргор?
     — Да, враг. Твой ученик нанёс удар в самое уязвимое место корабля. Разрушающее излучение прошлось по третьему модулю, снесло всю энергетику, выжгло все волноводы и оптико-волокно, левый борт корабля исчез, как и часть рубки. Вы сильные воины и вас явно недооценили. Если так сражаются ученики мастеров, то... то война заведомо проиграна. Её можно даже не начинать.
     — Ты хочешь сказать, что приближается война, Аргор?
     — Да, враг мой. Она, великая и ужасная, собрала огромные силы, чтобы уничтожить… – Аргор замолчал, закрыл глаза. – Впрочем, ты сам прекрасно знаешь кого.
     — Скажи, Аргор, мать убьёт своего сына или дочь? – спросил Антон.
     — Не думаю. Нет, это невозможно.
     — Почему же? Ведь дети, очень много детей рождаются со всевозможными патологиями и отклонениями от нормы. Так почему же мать никогда не бросит своего ребёнка? И почему у ребёнка появилось желание уничтожить своих родителей? Мать, отца. Кто их наделил таким правом, Аргор? Кто вам внушил эту ересь?
     — Ты её знаешь, человек…
     — Она умрёт, Аргор, это я тебе обещаю.
     — Это будет правильно и красиво, – кивнул мужчина.
     Антон засмеялся, вспомнив слова Эльды.
     — Не о твоей ли цивилизации говорят, что вы из пространства лепите снежки?
     — Возможно, враг мой, – пожал плечами Аргор. – Для нас пространство – та же глина. Отсекай лишнее и ты получишь то, что хотел увидеть и заполучить в своё распоряжение. Не всё так просто, конечно, но...
     — А вот теперь скажи, кто вложил в вас умение распоряжаться пространством и временем по своему усмотрению? Не те ли, кто вдохнул в вас жизнь, кого вы собрались уничтожить? Я устал повторять эту фразу, но тебе скажу: когда боги злятся, одни звёзды загораются, другие гаснут. Обдумывая эту мысль, Аргор, ты умрёшь. Сколько в каждом корабле было воинов?
     — Три мира, – ответил чужой.
     — Сжатое пространство? Три корабля, три планеты?
     Аргор кивнул:
     — Скажи, враг мой, как тебя зовут, как твоё имя?
     — Антон.
     — Как только я себя осознал, понял, что рано или поздно с тобой встречусь, Антон. Но не думал, что наша встреча произойдёт вот здесь и при таких обстоятельствах. А теперь убей меня, убей нас всех и пусть твой путь в ночи будет сопровождать яркий свет родной звезды. Прощай, Антон, враг мой, недруг мой.
     Антон положил перед Аргором меч его товарища:
     — Убей себя сам. Так будет красиво, – Антон сделал паузу, – возможно, правильно. Я не палач и не убийца, Аргор.
     — Я знаю. Но меч – это оружие воина. Чтобы смыть позор, мы пользуемся ножами, Антон.
     Аргор достал из-за спины шкатулку из красного дерева, крышка которой была обрамлена уголками из металла жёлтого цвета. Внутри шкатулки, на красном бархате, лежали два ножа, похожие на ножи для проведения обрядов людьми с планеты Тейк-Со. Громов вспомнил название ножей – ажво-атаран.
     — Прощай, Аргор.
     — Прощай, Антон.
     Громов отбросил в сторону меч. Он упал на землю, превратился в осколки разноцветного стекла. Потом Антон зажал в кулаке антрацитово-чёрный камень. Информация моментально перетекла на сервер хранения «Наблюдателя». Земля ушла из-под ног, мир пришёл в движение, начал распадаться на пазлы-картинки, картинки – на отдельные фрагменты и потом на пиксели. Антон посмотрел на небо и увидел, как по нему вниз скользнула целая россыпь ярких звёзд. Небо, как и земля, стало безлико-серой, со множеством блеклых контурных линий. Исчезло озеро и скалы, исчезла степь и полевые цветы, только ветер кружил над человеком, шепча ему слова о праве каждого на выбор.
     «Звёзды – это осколки счастья», – услышал Антон. Он узнал голос Аргора.



Глава 3.




      Дина рисовала, склонившись над планшетом. Антон подошёл к девушке со спины, посмотрел на рисунок и поспешно отступил. Он не мог не узнать берег ночного озера, спутник Заповедника, светящиеся водоросли и двух человек, стоявших на берегу. Она – высокая и стройная, с тёмными волосами ниже плеч, он – на голову выше женщины, широкий в плечах, светловолосый. Антона смутило не то, что люди были обнажёнными и смотрели на падающие звёзды, а то, что Громов никогда не рассказывал Дине о ночи, проведённой с Оллой. Никогда между капитаном и девушкой таких разговоров не было. Антон, просто-напросто, их избегал и – Громов покачал головой – боялся. Капитан вышел в коридор, «покашлял», зашёл в кают-компанию.
     — Чем занимаешься, юнга?
     — Да так, атор. Рисую, – ответила Дина.
     — Можно посмотреть на твои картины?
     — Нет, – как-то очень резко ответила девушка и добавила: – Нет и никогда об этом не проси.
     — Так, значит так, – пожал плечами Громов. – Выход в реальный космос через пятнадцать минут, пьём очень полезный, но гадостный коктейль, надеваем скафандры и ложимся в ложементы управления.
     — Да, атор. – Рассеянно произнесла Дина, наматывая на палец локон волос.
     Антон пил зелёный витаминизированный коктейль, любуясь девушкой.
     «Вот так и превращается гадкий утёнок в прекрасного лебедя. Как-то это произошло чересчур быстро: Дина из нескладного подростка сделала неуловимый быстрый шаг к симпатичной женщине с кожей цвета кофе с молоком. Хрупкая, легко ранимая, романтичная как все женщины в её возрасте. А каким я был в семнадцать лет? Был ли я романтиком? Скорее нет, чем да. Как сказала Эльда из мира Безликих, всё предопределено. Выражаясь по-русски – чему быть, того не миновать».
     — … то что тогда ты будешь делать, атор Антон? – Громов услышал окончание вопроса.
     — Что? Повтори, Дина.
     — Что ты будешь делать, когда найдёшь свою планету, на которой прошло, нарример, тысячу лет? Никто же не может прогнозировать и предсказать течение времени в космосе.
     — Не знаю, Дина. Я над этим не думал. Есть темпоральный блок, который мы пока не задействовали. Возможно, он поможет решить эту проблему. Как-то же Предтечи преодолевали миллионы, миллиарды километров и возвращались в исходную точку своего путешествия.
     — Десять минут до выхода в реальный космос, – напомнил Дарий.
     — Пей коктейль, девочка. Встретимся в рубке управления, – улыбнулся Антон.
     «Наблюдатель» скользил в пространстве среди молочно-белых струй Ничто и Нигде. Скорость, которую в течении недели корректировал Антон и искин корабля, составляла сто восемьдесят километров в секунду. Необходимое и достаточное условие, при котором нет риска окунуться с головой в парадокс Верника-Мордашова-Касла. Антон сдвинул назад шлем скафандра, тот сложился гармошкой, стал утолщением над ранцем блока жизнеобеспечения, который чуть позже, когда человек ляжет в ложемент управления, «прирастёт» к скафандру. Громов достал из бокового кармашка противоперегрузочного кресла мазь, улучшающую считывание сигналов головного мозга, нанёс её на виски.
     — Что-то мне подсказывает, атор, что сегодня не совсем обычный день, и выход в спокойный космос не обойдётся без сюрпризов, – сказала Дина, смотря в глаза Громову.
     — Очередной кошмарный сон?
     — Нет, скорее предчувствие неизбежного, – ответила девушка. – За три месяца бесцельного блуждания в космосе мы не встретили ни одной планеты, планетарной системы с разумными существами. Рано или поздно, это должно закончиться. Или я не права?
     — Поживём – увидим, – синхронно произнесли Дина и Антон.
     — Видишь, атор, я знаю все твои ответы, – усмехнулась девушка, ложась в ложемент. – Ты стал легко предсказуемым.
     — Пять минут до выхода в реальный космос, – прошелестел голос Дария.
     Крышка ложемента, с лёгким шипением пневматической системы, закрылась, сфера ментообмена привычно обхватила затылочную область, Антон поднёс к вискам вакуумные присоски электродов кардиомониторинга реального времени. Тьма отступила, плавно увеличилась яркость и контрастность изображения виртуальной рубки управления, виртуального дисплея.
     — Дина, готова?
     — Да, атор.
     — Хорошо. Дарий, полное погружение, через десять секунд – полное слияние с системой корабля.
     — Принято, капитан, – раздался в голове голос искина. – У вас учащённое сердцебиение, капитан.
     Антон посмотрел на левый нижний угол дисплея: сердце делало девяносто ударов в минуту, давление было сто тридцать на восемьдесят.
     — Нормально, Дарий. Человек – эмоциональное существо. Самое сложное – войти в прыжок и выйти из него. Короче говоря, я переживаю, Дарий. Погружение.
     Антон стоял на скейтборде, пытаясь удержать равновесие. Наклон влево, наклон вправо, чуть вперёд. Теперь можно выпрямиться и встать в полный рост. По щитку защитного шлема мелькали ряды цифр. Они на несколько секунд остановились, часть рядов ушла вверх, часть вниз. На щитке появилась надпись:
     «Калибровка системы завершена. Настройка гироскопических датчиков завершена. Произвожу подключение нейросети к общей системе. Подключение завершено».
     «Слияние, капитан», – прозвучал далёкий голос искусственного интеллекта «Наблюдателя».
     Сознание Антона выбросило в нереальное, как будто кем-то нарисованное пространство. Молочно-белые ручейки Ничто начали замедлять свой стремительный бег, превратились в бесконечные белые линии. Эти линии начинались в одной точке, далеко впереди, и расходились из этой точки веером. Прошло мгновенье и линии стали прерывистыми, потом штрихпунктирными, затем превратились в яркие белые точки. Среди этого бессчётного количества точек, пульсировали две зелёные звёздочки. Антон и Дина. Звёзды соединились между собой жёлтой линией, в центре которой появилась ярко-красная точка. Сознание двух людей и искусственного разума стали единым целым.


     ***


     Холодный космос. Близкий и далёкий, безжалостный убийца и радушный хозяин. Всепоглощающие чёрные дыры и червоточины, буйство красок галактик и звёзд. Вселенная похожа по структуре на пену, она состоит из галактик, находящихся на отдельных листах и в нитях, окружающих пустоту. От яркой звёзды, находящейся в галактике без названия, к пустоте протянулся ослепительный серебристый луч света, на конце которого появилась яркая точка. С этого момента времени пустота перестала быть таковой: яркая точка стала претерпевать изменения, постепенно превращаясь в космический корабль, занимающий определённый объём пустоты. Белоснежный корабль-пирамида продолжал двигаться со скоростью сто восемьдесят километров в секунду. Включились тормозные, чуть позже – корректирующие двигатели. Чувствительные датчики просканировали окружающее пространство, корабль начал стабилизироваться относительно ближайшей к нему звезды – жёлтого карлика типа G2V – затем относительно планеты, вращающейся вокруг звезды-солнца. Относительно шестой планеты от солнца, одной из восьми в планетарной системе.
     Человек-корабль. Это не плод буйной фантазии, это реальность. Антон почувствовал мощь корабля, увидел оранжевой пятно реактора, вырабатывающий гигаватты электроэнергии основной генератор и находящиеся в резерве два вспомогательных. По энерговодам, в сторону камеры смешения, двигалась ярко-жёлтая плазма. Фиолетовый куб искина корабля находился от Антона справа и чуть выше. От куба ко всем системам корабля расходились тонкие нити коммутационных линий. К системам навигации, управления ядерным синтезом, к системам контроля вырабатываемой и расходуемой электроэнергии, к системам жизнеобеспечения, к системам наружного наблюдения, управления маневровыми, тормозными и маршевыми двигателями. Искин был похож на огромного паука, опутавшего «Наблюдатель» тонкой паутиной нейронных связей. Корабль, находящийся на границе планетарной системы, постепенно снижал скорость. Это была первая полностью сформированная планетарная система, которую люди увидели за три месяца своего путешествия среди звёзд и галактик.
     — Фиксирую неопознанный объект искусственного происхождения.
     Дарий увеличил и приблизил изображение седьмой от звезды-солнца планеты, похожую на не огранённый кристалл ярко-зелёного цвета.
     — Капитан, расстояние до объекта семьсот сорок восемь тысяч километров, скорость вращения объекта вокруг планеты – двадцать восемь тысяч километров в час, обращение вокруг планеты – девяносто минут. Объект от планеты на расстоянии ста пятидесяти пяти километров. Объект полый, массой одна тысяча восемьсот тонн ....
     Антона сейчас волновал другой вопрос: к планете, на орбите которой находился космический корабль в форме огромного веретена, было отправлено четыре разведывательных зонда, ни от одного из них не было получено изображения поверхности планеты, отсутствовала какая-либо информация. Камеры зондов, при приближении к поверхности планеты на расстояние двухсот пятидесяти километров, зафиксировав яркую вспышку, замолкали, на связь с кораблём больше не выходили. Вблизи корабль выглядел монолитным, созданный из одного цельного куска неизвестного материала. Дарий попытался провести полное сканирование объекта, но результатов не добился. Световые сигналы, посланные «Наблюдателем», остались без ответа. Пришелец безмолвствовал. Три десантных робота находились в челноке, ждали команды капитана на отбытие. Неизвестный корабль неожиданно проявил признаки жизни: заострённые концы веретена стали излучать бледно-голубой свет, корабль удалился от планеты на расстояние двухсот пятидесяти километров. Сияние заострённых концов веретена исчезло, корабль продолжал облетать планету, выполнять только ему известную миссию.
     — Командир, какое принимаете решение? – прозвучал голос Дария. – Необходимо капитанское решение.
     — Отправим на разведку разведбот, посмотрим на реакцию пришельца, – ответил Громов. – Что-то мне подсказывает, корабль отреагирует на приближение неизвестного объекта очень негативно. Антон смотрел, как удаляется разведывательный бот, заранее зная, что сейчас произойдёт. Когда расстояние от разведбота до корабля составило ровно двести километров, произошла яркая вспышка света, разведчик исчез с радаров, связь прервалась.
     — Дарий, если опять спросишь о командирском решении, заработаешь пять штрафных баллов. Десять баллов – полная перезагрузка, долой личность.
     Дина засмеялась:
     — Он тебя обманывает, Дарий. Мы без тебя как без рук.
     Только человек способен адекватно оценить самую сложную обстановку, принять соответствующее решение. Второй человек, напарник, может оспорить решение первого или с этим решением согласиться. Искин корабля поступит согласно незыблемому закону робототехники. Не навреди человеку. Поэтому искусственный интеллект ждал принятое человеком решение.
     — Дарий, световая индикация в последовательности: два коротких сигнала, пауза, два коротких сигнала, пауза, четыре световых сигнала. Выполняй. Два плюс два во всех мирах должно быть четыре.
     Яркие вспышки света. Тишина, ожидание. Комбинация три плюс три. Тишина, ожидание ответа. Пот заливал глаза, но Антон неотрывно смотрел на дисплей. Ничего. Во рту запершило, захотелось открыть ложемент, выбраться наружу, сделать большой глоток ледяной воды. Нельзя, неизвестно как себя поведёт неизвестный корабль-веретено. Антон нащупал губами трубку с дозатором воды, потянул в себя жидкость и закашлялся. Вот то, что нужно! Вода. Аш-два-о. Две короткие вспышки, одна длинная. Громов в какой-то книге читал об опыте первого контакта в космосе. Тогда люди применили именно такую кодировку сигнала. Показалось или нет?
     — Есть ответ, атор, – прошептала Дина.
     — Вижу, – тихо ответил Антон. Он боялся спугнуть птицу-удачу, которая могла бы многое изменить в его судьбе. По кораблю-веретену волнообразно прошла дрожь, концы веретена «ожили». Пять минут ничего не происходило, потом... На теле полутора километрового гиганта появились сполохи ярко-зелёных искр, посередине корабля обозначилась разделительная, хорошо просматриваемая, кольцевая полоса ярко-красного цвета. Две половины веретена начали медленно удаляться друг от друга, между ними появился серебристый цилиндр. Антон посмотрел на данные, выведенные на виртуальный дисплей: длина серебристого цилиндра ровно триста метров. Гладкий, без выступов и обозначения люка, иллюминаторов. Что дальше? В серебристом цилиндре появилось множество ячеек, из которых вверх устремились тонкие фосфоресцирующие лучи зелёного цвета. Они встретились в одной точке и начали «плести» пока непонятный рисунок. На фоне звёздного неба рисунок выглядел феерично, но не понятно, что хозяева корабля-веретена хотели этим сказать, или что показать людям. Более тонкие световые линии вносили дополнительные штрихи в рисунок…человека?
     — Дина, ты это тоже видишь?
     — Вижу, атор. У меня нехорошее предчувствие.
     Человек, облачённый в облегающий костюм без шлема, сидя в кресле и опираясь руками на подлокотники, напряжённо куда-то всматривался.
     — Боги космоса! – еле слышно произнесла Дина. – Это же ты, Антон!
     На законченном голографическом изображении, парящим в космосе, хозяева корабля-пришельца изобразили Громова. Через некоторое время изображение дрогнуло, человек встал с кресла, направился в сторону корабля-веретена.
     «Вот теперь пришло время, когда я должен принять капитанское решение», – подумал Антон. Он посмотрел направо, увидел аватар Дины. Имеет ли он право рисковать этой девчонкой, которая для него, возможно, сейчас самый близкий человек во всей Вселенной? Антон посмотрел на корабль, покачал головой. Нет, здесь что-то не так, не то и вообще... Ответ корабля был не в свойственной человеку манере. Вместе с изображением Антона Громова должно было появиться голографическое изображение хозяина корабля-веретена.
     — Дарий, добавь энергии на передние щиты. По моей команде включишь аннигилирующее поле.
     — Но, атор! Это знак агрессии, – возразила Дина. – На том корабле может быть карта реального расположения всех обитаемых планет. Может, координаты твоей Земли.
     — Выполнено, капитан. Увеличение энергии на передние щиты с последующим включением защитного аннигилирующего поля.
     — Нет, Дина. Риск — это хорошо, но не в этом случае. Это, похоже, один из многих рейдеров, о которых я тебе рассказывал.
     — Корабль-призрак?
     — Да.


     ***


     Антон смотрел, как возвращаются на место, к центру, две части корабля, как медленно исчезает тело серебристого цилиндра. Дарий и Дина молчали, и Антон им был за это благодарен. Принимать все важные решения, от которых зависит судьба членов экипажа и корабля – прерогатива капитана. И он это решение принял.
     — Дарий, задействовать малый прыжковый двигатель, доложить о готовности систем корабля. Режим управления – ручной.
     — Но капитан... – закричала Дина, – это..
     — Небезопасно, я знаю. Это приказ, Дарий! – ответил Антон каким-то шестым чувством понимая, что поступает правильно. По корпусу корабля прошла едва заметная дрожь – включился в работу второй вспомогательный генератор, нагрузка на реактор возросла с пяти до пятнадцати процентов. Плазма, удерживаемая обмотками реактора, готова в любой момент устремиться в сторону дюз корабля.
     — Полное слияние, Дарий!
     Перестав быть только человеком, Антон вновь стал кораблём, галактикой, Вселенной. Это чувство предстоящего прыжка ни с чем несравнимо. Человек чувствует, что он – сама мощь корабля, ему подвластно время, пространство и любые расстояния. Антон, человек-корабль, почувствовал недовольство основным прыжковым двигателем. Когда он работает, создавая поле искривления, то возникает подпространственный пузырь, окружающий корабль, искажающий пространственно-временной континуум. Но сейчас не его время, время дальнего прыжка ещё не пришло: вокруг корабля находится масса малых и больших небесных тел, которые могут отправиться следом за кораблём, уходящим в затяжной прыжок. Виртуальное тело Антона, как и тело «Наблюдателя», излучает светло-зелёный свет. Аннигилирующее поле во время подготовки к малому прыжку задействовано, во время прыжка оно автоматически исчезнет. Во время перемещения вне реального пространства, необходимости защищать корабль от встречи со всевозможными опасными космическими объектами — нет. Медленно удаляется как планета, так и веретенообразный корабль. Жалел ли Антон о том, что не внял приглашению представителей чужой расы? Очень, но рядом, в соседнем ложементе, находился человек, за жизнь которого Громов нёс ответственность.
     Антон не верил, что на борту корабля-загадки находились живые существа. Скорее всего, управлял кораблём такой же искусственный разум, как Дарий. Нагрузка на реакторе двадцать пять процентов, расстояние до седьмой планеты триста тысяч километров, и оно постепенно увеличивается. Нагрузка сорок процентов, расстояние триста восемьдесят тысяч километров, четыреста сорок.
     — Готовность сто секунд, расстояние до седьмой планеты четыреста семьдесят пять тысяч километров, – подсказывал искин.
     Тело Антона дрожит от нетерпения, он физически ощущает, как содрогается «Наблюдатель». Но происходит то, от чего начинает выворачивать наизнанку, кровавая пелена застилает глаза. Нагрузка на реакторе ровно пятьдесят процентов, но скорость корабля начинает снижаться.
     — Дарий, что, чёрт возьми, происходит?
     Антону уже не нужен ответ, он увидел, что совсем близко от седьмой планеты происходит изменение пространственно-временного континуума, полотно пространства рвётся на части, возникают яркие вспышки света, и в реальном космосе появляются братья-близнецы корабля-веретена. Пять кораблей с ходу окутываются ярко-зелёными экранами защитного поля, на какое-то мгновенье исчезают. И Громов понял, что за этим последует. Пятьсот десять тысяч от седьмой планеты, это минимальное и достаточное расстояние для прыжка. Антон нажал на зелёную виртуальную кнопку включения в работу малого прыжкового двигателя. Исчез мир, время остановилось, люди и корабль растворились во Вселенной, Вселенная их приняла.
     — Теперь ты поняла, Дина, почему я перешёл на ручное управление? – выдавил из себя Антон.
     — Да. Только человек...
     —… способен почувствовать, – продолжил за девушку Антон, – опасность на большом расстоянии и за доли секунды до возможного происшествия, беды. Ходят легенды, что звездолёты с такими же прыжковыми двигателями, как на «Наблюдателе», пропадали среди звёзд не просто так, не из-за катастроф и аварий. Многие пилоты рассказывали, что в большом космосе ведётся настоящая охота за кораблями, которые могут подминать под себя пространство. Кто охотится, спросишь ты? Корабли, которые появились у седьмой планеты.



Глава 4.




     «Выход из системы, Дарий»
     «Выход из системы», – повторил искин.
     Крышка ложемента открылась, Антон посмотрел на дисплей, на настоящий, не виртуальный: на нём опять была белёсая муть, мгличка. Дина сидела на крае ложемента, болтала ногами, напевая мотив какой-то песни.
     — Атор, ты весь светишься от счастья.
     — Конечно.
     — Не понимаю твоей радости, атор. Ты помнишь свои слова о позорном бегстве от «Чёрного рейдера»?
     — Помню. И?
     — Мы только что сбежали с места битвы. Нас атаковали, а мы, обладая такой мощью, сбежали.
     — Дина, глупенькая. Мы встретили корабли-призраки, это значит, что...
     — Недалеко находится жилая зона Вселенной, – перебила Дина. – А те корабли, которые погибли, которые были захвачены кораблями-призраками? Им каково? А людям? Сколько ты говорил пропало без вести? Около десяти тысяч? Подумаешь, это такая мелочь, атор! Мне стыдно, мне очень стыдно, Антон!
     — Подожди-подожди... – во рту Громова внезапно стало сухо, он с трудом сглотнул слюну. – Ты меня в чём-то обвиняешь, Дина? В трусости?
     — Кто я такая, чтобы в чём-то обвинять целого прогатора? – пожала плечами девушка.
     — Ты себя послушай, Дина!
     — Зачем? Я привыкла выполнять чьи-то распоряжения. Зачем мне себя слушать, атор?
     — Да что с тобой? – тихо спросил Антон. – Что произошло, Дина? Я тебя не узнаю.
     — Я прежняя, а вот ты сильно изменился. Захотел домой, мчишься на всех парусах, атор. А сейчас, возможно, из-за рейдеров опять погиб какой-то корабль, погибли люди. Всё нормально, всё идёт так, как должно идти. Люди ищут этих бесславных ублюдков, чтобы отомстить за смерть знакомых и близких. Люди ищут и не находят. А мы прошли мимо и даже не плюнули этим тварям в морду. Всё хорошо, атор, всё очень хорошо. Я умолкаю и ложусь в ложемент, жду ваших распоряжений, капитан.
     — Дина, нам нельзя терять время, никак нельзя. Ты просто не слышала моего разговора с Аргором там, в складках пространства. Вот-вот начнётся война, которой никогда во Вселенной не было. Нельзя распылять… – Антон словно споткнулся о свои слова. – Чёрт побери, Дина, что же ты со мной творишь?
     Громов быстро вышел из рубки, зашёл в кают-компанию, налил из синтезатора крепкий кофе. Сделав глоток обжигающего напитка, произнёс:
     — Дарий, разговор-приват.
     — Да, капитан, – ответил искин.
     — Темпоральный блок, его возможности, побочные эффекты.
     Антон вернулся в рубку управления и уже лёжа в герметичном ложементе, вызвал на связь Дину:
     — Готовь БЧ. При выходе из подпространства не спеши делать выстрел по кораблю-веретену. Дай ему пару секунд на то, чтобы послать сигнал своим подельникам. И ещё, Дина, не дай Бог я ещё услышу какую-то оговорку и твоё любимое «ну, атор», вышвырну из системы управления кораблём, заблокирую вход в рубку управления. Понятно?
     «Мила, выходи из спячки»
     «Слушаю, Антон», – ответила нейросеть.
     «Сейчас будет задействован темпоральный блок, произойдёт откат назад. Моё сознание раздвоится, ты будешь моим посредником между мною-настоящим и мною-прошлым».
     «Принято, Антон».
     — Дарий, через десять секунд полное погружение, через пять секунд – полное слияние.
     — Полное погружение, полное слияние, – произнёс искусственный интеллект «Наблюдателя»
     Прошло несколько секунд, и Громов увидел на виртуальном дисплее прямоугольник белого цвета, внутри которого находился фиолетовый знак «Y». Темпоральный блок находился в режиме ожидания, Антон задержал на секунду палец перед кнопкой включения блока, выругался в полный голос.
     — В конце концов, чему быть того не миновать.
     Белая пелена уступила место белым линиям, исходящих из далёкой точки. Потом опять были звёзды, на дисплее появилась знакомая планетарная система, но Антон и Дина не увидели «дремавшего» корабля-веретена. Картина увиденного заставила Антона стиснуть зубы, чтобы не обложить всех и всё матом.
     — Ой, – пискнула Дина.
     — А ты что думала, только мы с тобой умеем управлять временем?
     Яркие вспышки света на несколько секунд ослепили Громова, «Наблюдатель» сделал пять выстрелов в сторону чёрный кораблей-призраков, появившихся из разорванного полотна пространственно-временного континуума. Антон задействовал поле нейтрализации, ожидая ответ рейдеров.


     ***


     Старейшина Унг проснулся задолго до рассвета. Сон, липкий и тяжёлый, не принёс ожидаемого прилива сил и ясности ума. Плохой сон — это предвестник несчастья и событий, которые могут изменить жизнь всего народа Уро-Ока. За свои восемьдесят сезонов, старейшина научился запоминать сны и потом, потягивая из трубки сладкий дым брога, вспоминать сны и вычленять из них самое главное. То, что поможет ему управлять огромным народом, направляя своих соотечественников по нужному пути развития. Делать это так, как написано в огромной книге Пророчеств. Унг присел на край кровати, и сразу же под потолком закружили в плавном танце бабочки тунь, крылья которых излучали приглушенный жёлтый свет. Старейшина боялся пошевелиться и, как зачарованный, на несколько ун[1] замер неподвижно, наблюдая за красивой игрой света и тени на потолке. Вздохнув, Унг вышел из спальной комнаты, прошёл по узкому, извилистому коридору своего жилища и, отдёрнув занавески из переплетённых стеблей растения агары, вышел на улицу. Возле входа в жилище, на небольшом каменном возвышении, было установлено деревянное корыто. В нём, медленно перебирая в воде крохотными лапками, плавали студенистые медузы.
     Унг опустил ладонь в воду и, дождавшись, когда на неё заберётся медуза цвета серебра, поднёс её к лицу. Приятная прохлада принесла облегчение, сонливое состояние исчезло, голова очистилась от липких щупалец ночного кошмара. Лагуна в свете ночной Айны всегда завораживала Унга: тихий шелест морских волн, шёпот ветра, ведущего неспешную беседу с листьями высоких деревьев нолу-нолу. Не так далеко от своего дома в форме раковины огромного моллюска, на берегу моря старейшина увидел горевший костёр. Его искры периодически поднимались вверх, образовывая в воздухе незамысловатые узоры. Через несколько инт[2] искры гасли, чтобы опять, через уну, подняться вверх, показать звёздам, ночи, деревьям, ветру и великолепной Айне очередной неповторимый узор. Унг покачал головой: только одно существо народа Уро-Ока могло управлять огнём и искрами. На берегу находилась Та, которая принадлежит богам. В книге Пророчеств говорится: однажды, на прекрасную планету Эйко на небесной колеснице, извергающей пламя, прибудут боги. Они заберут с собой Ту, которая принадлежит богам в другой мир, покажут, как должны жить разумные существа. Та, которая принадлежит богам, через много-много сезонов вернётся на планету Эйко и научит своих сородичей жить по-новому. Так было написано в великой книге, которая из поколения в поколение передавалась от отца сыну, избранным Советом старейшин народа Уро-Ока.
     Унг поёжился от утренней прохлады: приближался сезон дождей, по утрам становилось всё холодней и холодней. Но ничего, за сезоном дождей, который смоет пыль с листьев деревьев и кустарников, на Эйре наступит сезон благоденствия. Сезон, когда на свет появляются крошечные существа народа Уро-Ока. Будущие отважные мореходы и рыбаки, охотники за зверями и птицами, ловцы жемчуга и те, кто находит в песке на побережье моря Блаженства драгоценные камни, а в пойме реки Ру – золото. Раз в сезон[3] в лагуне появляются те, кто не открывает рта и не разговаривает, те, от которых воняет земляным маслом. Серебристые тела, размеренное движение рук и ног, горящие красным огнём глаза. Происходит выгодный обмен драгоценностей на диковинную еду и питьё, на ткани различных расцветок, из которых женщины народа Уро-Ока шьют удобную и практичную одежду. Странные существа приходят из Запретного леса, куда вход простым смертным запрещён. Так написано в книге Пророчеств.
     — Здравствуй, Оль-ну, – произнёс Унг, присаживаясь на выбеленное временем и жаркими лучами Орха[4] бревно. Молодая, прожившая всего лишь двадцать сезонов девушка вздрогнула. Она стыдливо прикрыла руками обнажённое тело, старейшина засмеялся: – Неужели ты думаешь, что Оль-ну первая, кого я вижу без одежды?
     — Нет, но... – девушка быстро оделась и, приглаживая мокрые после купания волосы, сказала: – Вы долго живёте, Учитель. Многое видели и знаете, но...
     — Хорошо-хорошо, я всё понимаю, Оль-ну. Ответь мне на вопрос: почему ты не спишь?
     Та, которая принадлежит богам, задумчиво посмотрела на языки пламени костра. Прошло не менее десяти ун, прежде чем она ответила:
     — Учитель, скоро произойдёт то, что должно было произойти уже давно. То, к чему меня готовят на протяжении пятнадцати сезонов. Они, через несколько восходов Орха, прибудут на Эйру, Учитель…
     — Ты говоришь о богах, Оль-ну? – с замиранием сердца спросил Унг.
     Хотел ли он, чтобы боги вернулись на Эйру и нарушили привычный уклад жизни Уро-Она? Ответа на этот вопрос у старейшины не было. Но судьба есть судьба, и никто не в состоянии её изменить. Нужно просто смириться и ждать. Вот только чего ждать? Но это уже совершенно другой вопрос.
     — Ты в этом уверена? – спросил Учитель, прекрасно понимая, что Оль-ну не может ошибиться.
     Молодая женщина показала рукой на звёздное небо, на одинокую и яркую белую точку, которая, как показалось Унгу, медленно двигалась по небу и становилась всё ближе и ближе к Эйре. Этого, естественно, Унг знать не мог, но ему так показалось.
     — Сколько они будут на небе, Оль-ну, и не пора ли нам отправляться через Запретный лес к Усыпальнице тех, кто давно спит и ждёт появления богов? В книге Пророчеств написано, что я, как старейшина, обязан в этом случае прибыть в Усыпальницу (со странным названием «Омега-1») и включить... как его...?! Забыл, как называется то, что привлечёт внимание богов.
     — Маяк, – нараспев произнесла Оль-ну. – Именно это слово написано в книге, Учитель.
     — Да-да, маяк, – сказал Унг и почувствовал, как по телу пробежал холодок страха. Страха? Старейшина прислушался к своим ощущениям. Да, страх распустил липкие щупальца, которые сжимали сердце всё сильнее и сильнее.
     — Нам пора отправляться к тем, кто спит. – Оль-ну посмотрела на Учителя, встала с бревна. Старейшина увидел, как из красивых глаз Той, кто принадлежит богам, текут слёзы.
     — Пойдём, милая, пойдём, – Унг приобнял молодую женщину за плечи. – Когда-то, более чем восемь больших гарадов[5] тому назад, пришедшие с неба спасли нас от полного вымирания, остановили страшную болезнь. Теперь пришло время отдавать долги.
     Оль-ну прижалась к груди Учителя:
     — Мне страшно, старый Унг, очень страшно. Я отправлюсь к чужим звёздам и никогда больше вас не увижу. Я хочу жить среди таких же как я, дышать тем же воздухом, любоваться восходом Орха и Айны. Смотреть как устав, падают с неба звёзды. Почему именно сейчас это происходит, Учитель, ведь передо мной было пятнадцать Тех, кто принадлежит богам?! Почему я, за что мне всё это?
     — Знаешь, что я тебе скажу, Оль-ну? Не всё так страшно, как тебе кажется. Боги бывают разные и совсем не обязательно, что они захотят тебя забрать с собой, – Унг еле сдерживал слёзы.
     — Правда? – Оль-ну посмотрела в глаза Унгу, прищурилась. – Нет, это не правда, Учитель, я же умею читать мысли. Но если нужно что-то сделать ради тех, кто пришёл с неба, то я готова на всё. Моя судьба в руках богов. Пойдёмте, Учитель, нам пора.
     Унг никогда не умел красиво и долго говорить. Он, когда орши[6] расступились, освобождая старейшине и Той, которая принадлежит богам, дорогу, спросил сам у себя: а что поняли орши из его бессвязной речи?
     — Они всё поняли, Учитель, – произнесла Оль-ну, крепко сжимая руку Унга. – Вы хорошо сказали, особенно о долге перед теми, кто спит. Я вами горжусь.
     — Спасибо, Оль-ну, спасибо, – ответил Учитель. – Я тоже тобой горжусь. Теперь ты понимаешь, почему только женщины избраны богами?
     — Да, Учитель, это я поняла уже давно. Только мы умеем держать в голове маленькие значки, которые называются буквами. Мужчинам этого не дано, а жаль. Женщины должны рожать и поддерживать уют в доме, готовить еду и любить мужчин. Но боги распорядились по-своему, ни у кого не спрашивая на это разрешения.
     — Тихо, милая, тихо, – Унг остановился и посмотрел в сторону Запретного леса.
     Он увидел, что между деревьев стоит тот, кто не разговаривает. Даже с расстояния двухсот шагов, до орш доносился мерзкий запах земляного масла. Унг достал из сумки книгу Пророчеств и нож. Поддев острием ножа толстую кожаную обложку, он оторвал от неё белую полоску бумаги. В нише лежали два браслета из камня чёрного цвета. Один браслет Унг протянул Оль-ну, другой, немного растянув ремешок, (чему Оль-ну очень сильно удивилась), надел на запястье левой руки.
     — Делай тоже самое, девочка моя, – сказал Унг, наблюдая за тем, кто не разговаривает.
     — Странный он какой-то, – произнесла женщина, подбрасывая в воздух браслет. – Лёгкий и прочный. Не похоже, что браслет сделан из камня.
     — Быстрее, Оль-ну, чудовище ожило. Так, хорошо! А теперь мы должны одновременно нажать вот на эти выступы. Видишь?
     — Вижу, – ответила девушка.
     Унг и Оль-ну нажали на едва заметные выступы сбоку красивых браслетов и те «ожили». Браслеты начали одновременно загораться красным светом, который на несколько инт исчезал и снова появлялся. Тот, кто не разговаривает, был от орш в нескольких шагах, но после появления красного света браслетов он остановился, застыл немым изваянием. Красный свет из глаз чудовища исчез, но через несколько ун глаза загорелись, только теперь зелёным светом.
     — Следуйте за мной, – раздался хриплый и неживой голос чудовища.
     Слова были произнесены на языке тех, кто прибыл с неба. Унг и Оль-ну переглянулись. Учитель положил книгу и нож в сумку, показал головой на шагающего в сторону леса чудовища с зелёными глазами: слов у Унга не было, силы оставались только на жесты. Но женщина и без подсказок Учителя всё прекрасно поняла: раз чудовище не убило их, значит оно не хочет их смерти.
     Сколько они шли по Запретному лесу? На этот вопрос ни Унг, ни Оль-ну, пожалуй, ответить не смогли бы. Они просто шли вслед за чудовищем, не обращая внимание на деревья-великаны, на диких зверей, которые при виде чудовища «растворяясь» в лесу. Несколько раз чудовище останавливалось, поворачивалось на месте, смотрело по сторонам и потом опять, размеренно переставляя свои ноги, печатало шаги. Запретный лес закончился и орши увидели то, что в книге Пророчеств называется Усыпальницей. Огромная, похожая на поваленный ствол дерева нолу-нолу, Усыпальница серебристого цвета опиралась уродливыми «ногами» на землю. Усыпальница тех, кто пришёл с неба, была огромная и имела множество круглых окон. Дверь в Усыпальницу была закрытая, но как только Унг и Оль-ну приблизились к Усыпальнице, дверь открылась, из неё выдвинулась лестница, которая сама, без чьей-либо помощи, опустилась вниз. Девушка всплеснула руками, Унг покачал головой.
     — Следуйте по указателям внутри корабля, – произнесло чудовище.
     — Что такое корабль, Учитель? – спросила девушка.
     — Я думаю, что это тоже самое, что и «Омега-1», – ответил Унг. – Теперь, девочка, твоя задача привести нас в то место, которое называется «рубка управления кораблём».
     — Хм... а как я это сделаю, Учи…
     — Следуйте по указателям внутри корабля, – повторно произнёс тот, кто раньше не разговаривал.
     — Должны быть какие-то указатели, – произнёс Унг, беря Оль-ну за руку. – Нельзя гневить чудовище, мало ли что оно…
     — Следуйте по указателям внутри корабля, – чудовище угрожающе повернулось к Унгу и Оль-ну вполоборота.
     Учитель и Та, которая принадлежит богам, поднимались по ступеням корабля даже не представляя, что они увидят внутри. Орши попали в небольшую комнату, дверь за ними с шипением закрылась. Свет, непонятно откуда исходивший, из жёлтого превратился в ярко-голубой, потом в фиолетовый, из стен комнаты начал валить белый дым. В голове Унга пронеслось: «всё-таки мы чем-то разгневали богов и они решили от нас избавиться». Но потом увидев, что Оль-ну не падает вниз и не задыхается, Унг успокоился. Дым исчез, свет, излучаемый стенами и потолком, стал опять жёлтым. Вторая дверь, которую Унг сразу не заметил, открылась. Над ней, в коробке странного вида, появились какие-то буквы.
     — Что там написано, Оль-ну?
     — Про-цесс де-зин-фек-ции окон-чен, – прочитала по слогам женщина. – Если дверь открылась, то можно идти, Учитель.
     — Согласен, – кивнул Унг. – Пошли.
     [1] – минута;
     [2] – секунда;
     [3] – год;
     [4] – солнце;
     [5] – век, состоящий из ста ун;
     [6]– люди;



Глава 5.




     — Прыжок, – прошептал Антон, прекрасно понимая, что его слова уходят куда-то в бесконечность, в пустоту и звенящую тишину.
     — Прыжок, – повторил Антон, и его слова, как льдинки, которые рассыпаются на тысячу мелких колючих осколков, больно врезались в горло. Громов начал задыхаться от боли, но упрямо повторял заветное слово.
     «Корректировка изменения траектории прыжка», – безразличная к происходящему строка на виртуальном дисплее, – доклад малого, вспомогательного искина. И тут же отчёт: «Выполнено».
     «Назад пути уже нет. Всё, что остаётся – это ждать и надеяться на чудо, – подумал Громов, закрывая глаза. – Боги космоса, какой же я мальчишка! Решил наказать призраков? Но на то они и призраки, чтобы исчезать и появляться в самом неожиданном месте. Из двадцати БЧ «Наблюдателя» только в четырёх «теплится» жизнь, активная защита, практически, на нуле, пассивной осталось процентов тридцать. Мальчишка!»
     «Выход в нормальное пространство через шестьсот секунд», – искин точно с таким же безразличием может сообщить о надвигающейся катастрофе или о столкновении с обломком астероида. Человек, венец творения природы, создавший уникальный биоинженерный комплекс плюс искусственный интеллект, до сих пор не придумал как вложить чуточку души в своё творение. Поэтому и приходится довольствоваться безинтонационным произношением основного корабельного искина, его холодной констатацией фактов. Что находится по ту сторону метрики пространство-временного континуума, как встретит в свои объятия третья от солнца? Остаётся только догадываться и надеяться на благополучный исход малого прыжка. Как бы сказала Дина? Позорного прыжка?
     «Выход в нормальное пространство через триста секунд», – в голове слова разлетаются как осколки хрустальной вазы, упавшей на пол, они набатом звучат где-то внутри головы, эхом не проигранного, но и не выигранного сражения.
     «Чёртов искин, механическая кукла! Ему нет никакого дела, что через триста секунд мы можем превратиться в ничто. Может быть и нужно быть таким безучастным?»
     «Выход в нормальное пространство через сто секунд» – появилась новая строка.
     Виртуальный Антон оглянулся назад, посмотрел в сторону кормовой части корабля. Поток плазмы становится заметно меньше, справа от Громова всё также безучастно вращается тёмно-фиолетовый куб, символизирующий собой присутствие, но никак не работу основного искина корабля, Дария.
     «До выхода в нормальное пространство десять, девять, восемь……» – появилось на дисплее.
     «Вот и всё. Сейчас мы на практике узнаем о возможности корректировки курса с работающим прыжковым двигателем. Когда о таком чуде будет известно пилотам, изменяемые векторы прыжка назовут как-нибудь загадочно-красиво. «Расчётная кривая Громова», как пример, или как-нибудь позаковыристее. Боже, Антон, о чём ты сейчас думаешь?!»
     «Три, два, один, ноль. Задействован обратный вектор тяги», – доложил малый искин и новая вводная: «Нет возможности стабилизировать положение корабля…»
     Громов крутил головой на «триста шестьдесят градусов», его действия дублировались сложнейшими механизмами и сенсорными датчиками. Нет возможности стабилизировать – может означать всё, что угодно, но в данном случае – отсутствие координат в пространстве. Кто-то заранее «скомкал» пространство и этого идиота Антон увидел справа по курсу: по классификации Империи корабль принадлежит к классу «сверх тяжёлый». Или совпадение или это сделано специально, но «Наблюдатель» встретился с кораблём, похожим на огромное, разорванное пополам, с острыми рваными краями, блюдо для какого-то изысканного восточного лакомства. По сравнению с этим кораблём «Наблюдатель» – как челнок по сравнению с кораблём класса «Звёздный странник», объёмом девятьсот восемьдесят тысяч кубических метров.
     Включились тормозные двигатели, корректирующие молчат – нет точек привязки. Третьей планеты нет, но есть солнце. Почему бездействует искин?
     Куб тёмно-фиолетового цвета находится в газообразном облаке белого цвета, которое выполняет роль защитного кокона.
     «Досталось Дарию, поджарились его нейроны. Пусть восстанавливается трудяга», – вымученно улыбнулся Антон.
     Искин задействовал систему корректировки корабля, беспорядочное вращение постепенно сошло на нет, Антон успел осмотреться и сделал это своевременно: корабль-гигант прикрылся энергетическими щитами, начал медленно приближаться к «Наблюдателю».
     «Решил идти на абордаж, сучонок? Хрен тебе!» – бросил в пустоту Антон.
     Он, шепча ругательства, сделал свайп рукой справа налево, открылась приборная панель системы ручного управления. Расстояние до третьей от звезды-солнца планеты – четыреста тысяч километров, малый искин гасит скорость корабля. Громов, посмотрев на приближающегося монстра, решился на самую крайнюю меру, которая похожа на сумасбродство. На пульте управления появилось последняя надежда на спасение – кнопка «аварийного» прыжка. Антон мысленно поблагодарил создателей «Наблюдателя», которые предусмотрели возможность совершения прыжка в экстренных ситуациях. Рядом с кнопкой красного цвета появилась надпись: «Вы уверены?». Антон дважды нажал на кнопку экстренного прыжка, время вокруг застыло, секунды превратились в минуты, минуты в часы. Корабль-гигант, скорее всего, понял, что сейчас произойдёт, выплюнул в сторону «Наблюдателя» сгусток плазмы. Малый искин перебросил дополнительную энергию на передний щит, одновременно с этим доложил: «БЧ-1, БЧ-3, БЧ-5 – к бою готовы».
     «Прыжок, нужен прыжок», – как заклинание повторял Громов.
     Такой прыжок многие называют «слепым», или прыжком в никуда. Главное – уйти от опасности, избежать столкновение с планетой или другим материальным телом. Для этого он и предусмотрен, этот аварийный прыжок. Защитный экран после встречи с плазменным зарядом незнакомца «проседает», и Антон понял, что следующий залп по «Наблюдателю» будет гораздо сильнее. Первым выстрелом хотели всего лишь напугать, предупредить. О чём, интересно? Чтобы не вздумал уходить в прыжок? О чём же ещё? Сколько прошло времени от нажатия аварийной кнопки? Мгновенье, половина секунды, секунда? Третья планета и огромный корабль-блюдо начали терять очертания, Антон успел задействовать орудия трёх БЧ.
     «Не знаю где мы находимся, но я знаю одно, что мы уже двигаемся в искривлённом пространстве», – подумал Громов перед тем, как потерять сознание. Слепой прыжок и вокруг появилась молочная белизна, никаких звуков. Только Антон и корабль, только человек-корабль.

     ***

     — Дарий, ты меня слышишь?
     — Да, капитан, – ответил искин.
     — Ты давно… – Антон не мог подобрать нужного слова, – выкуклился?
     Длительная пауза, потом искин ответил:
     — Я не знаю такого слова, капитан.
     — Забудь, – произнёс Громв. Он хотел поднялся из ложемента, сесть в противоперегрузочное кресло, но сил на это не было. Как и открыть глаза, посмотреть на дисплей, осмотреть рубку управления. – Что с Диной?
     — У неё, как и у вас, капитан, сильнейшее нервное истощение. Я принял решение о госпитализации вашей подопечной. Состояние у Дины не критическое, стабильно тяжёлое.
     — Плохо. Ты мне расскажи, где мы сейчас находимся после слепого прыжка? Местоположение определено?
     — Нет, мы в очередной пустоте, – как всегда спокойно и без эмоций доложил искин. – Мы находимся в трёхстах восьмидесяти пяти тысячах километров от неопределённого материального тела. Оно неподвижное, в форме кольца диаметром восемнадцать тысяч метров. Никаких световых, идентификационных и других сигналов.
     — Предположения какие, Дарий?
     — Объект полый, но масса-детекторы показывают бесконечность, кольцо изготовлено из неизвестного материала. Предположительно – это бездействующий портал нуль-транспортировки. Возможно…
     — Хватит, хватит! – запротестовал Антон. – Я тоже в детстве читал много фантастических книг. Нужно трезво оценивать возможности объекта, не фантазировать.
     — Разрешите с вами не согласиться, капитан. Современные прыжки когда-то тоже считались фантастикой, – упирался искин.
     — Стабилизация «Наблюдателя», как я понимаю, прошла относительно этого объекта. Время прибытия на минимально безопасное расстояние до кольца? Кстати, какая скорость корабля?
     — Девяносто километров в секунду. Это предположительно, капитан, время прибытия, предположительно... – начал отчитываться Дарий, и слух Антона «резануло» слово «предположительно».
     — Почему всё такое неопределённое? – нахмурился Громов.
     — Скорость каждую секунду возрастает на два метра, двигатели корабля не задействованы.
     — Чёртова кукла! С этого и надо было начинать свой доклад! Магнитная или гравитационная ловушка? Выведи изображение кольца на дисплей и увеличь.
     Антон толкнул от себя крышку ложемента, посмотрел на дисплей, на котором было изображение творения существ неизвестной цивилизации. Громов не понимал зачем кому-то понадобилось устанавливать такое громадное сооружение вдалеке от скопления звёзд, от существующей жизни. Загадка перестаёт быть загадкой, когда находится ключ к пониманию происходящего. Антон этот ключ в упор не наблюдал, сколько бы не напрягал свой ум.
     — Дарий, готовь зонд, по готовности отправь в сторону объекта.
     — Принято. Выполнено.
     По мере приближения зонда к космическому объекту стали видны отдельные детали, всевозможные непонятные накладки и, скорее всего, – проёмы иллюминаторов.
     — Скорость корабля увеличилась до ста семидесяти километров в секунду, – услышал Громов голос искина. – Толщина кольца, предположительно, тысяча пятьсот метров.
     — Опять предположительно? – спросил Антон.
     — Да, геометрические размеры кольца меняются ежесекундно, капитан! Время прибытия к объекту, ориентировочно, через четыре часа.
     — Смоделируй голографическое изображение объекта, Дарий.
     Громов подошёл к двухметровому изображению кольца, стал пристально рассматривать все, даже незначительные элементы. Он смотрел на изображение под разными углами, поворачивал его то влево, то вправо. Загадка продолжала оставаться загадкой. Единственное, что пугало Антона, это то, что даже искин корабля не имел чёткого представление о предназначении гигантского кольца. В какой-то момент времени Громов был готов согласиться с предположениями искина о возможности нуль-транспортировки любого объекта посредством кольца.
     Но мозг человека отказывался воспринимать теорию мгновенного перемещения в пространстве и времени огромных объектов. Человека – да, это возможно. Как подтверждение – исчезнувшие с помощью Антона кабины нуль-транспортировки на планете Заповедник. Человек зачастую пользуется шаблонами, один из них гласит: «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Зонд сделал полный оборот вдоль плоскости кольца, передавая всё новые и новые подробности загадочного сооружения. С обратной стороны кольцо имело абсолютно идентичное, зеркальное, расположение выступающих элементов, находящихся на лицевой стороне кольца. Предположительно, металл или сплав, матового зелёного цвета, толщина кольца-цилиндра – полтора километра. Вот и всё, что удалось узнать о загадочном объекте.
     Раз за разом Антон спрашивал у себя зачем ему это всё нужно? Почему бы не уйти в нереальную реальность, прыгнуть за миллионы километров, оказавшись на безопасном расстоянии от этого загадочного кольца-цилиндра. По команде Антона зонд направился в сторону цилиндра и когда он пересёк невидимую черту, Громов увидел яркую вспышку света, зонд исчез. Нет, это была не аннигилирующая защитная реакция объекта, это было приглашение и появившаяся возможность путешествия в неведомый мир.

     «Горизонт событий через пять, четыре, три, два, один, ноль», – произнёс Дарий и корабль «размазало» по Вселенной. Он стал огромным протуберанцем и фотоном, бесцельно блуждающим по просторам космоса, пустотой и сверхновой, погасшей звездой и огромной спиралью, в круговерти которой роились галактики. Глаза Антона вычленяли звёздные системы, периодически появлялись красочные картины планет в двумерном изображении, потом происходили метаморфозы и планеты становились объёмными, трёхмерными, четырёхмерными. Антон видел траекторию движения планет, мог предсказать где они будут через определённый промежуток времени.
     «Как это происходит, интересно? Будущее планет и звёзд – траектория, которая разукрашена более яркими красками, прошлое небесных тел – по истечении времени становится размытым, краски тускнеют. Так это на самом деле или нет?»
     Потом была яркая вспышка света, Вселенная превратилась в белоснежный цветок, похожий на георгин, белые листья которого начали удлиняться, вращаясь по часовой стрелке, превращаясь в неопределённых размеров трубу с условными матово-белыми стенками. Начали приближаться разноцветные геометрические фигуры, вписанные в окружность трубы: восьмиугольники исчезли, появились квадраты, вместо них навстречу кораблю стремительно приблизились треугольники. Сама белоснежная труба извивалась, были видны места-сочленения: более яркие окружности-кольца. Они мелькали с ужасающей частотой, мимо сочленений трубы корабль двигался с субсветовой скоростью.
     «Это субъективное мнение, не исключено, что скорость «Наблюдателя» превышает субсветовую скорость в разы. К чёрту летит теория относительности, незыблемые постулаты. Этого не может быть никогда, потому что не может быть априори. Бред! Я это вижу, я этим сейчас дышу» – подумал Антон и засмеялся.
     Движение ярких сочленений трубы замедлилось, чередование геометрических фигур начало происходить в обратном порядке. Белоснежная труба превратилась в ярко-белый цветок, чуть позже, в сумасшедшей карусели закружили галактики, звёзды, планеты. Движение гигантской карусели замедлилось, небесные тела заняли привычное для них положение относительно друг друга, Вселенная приобрела нормальный для человеческого глаза вид.
     «Протяни руку и можешь прикоснуться к любой звезде», – шептало ускользающее сознание, которое легко обмануть. Но невозможно обмануть искусственный интеллект.
     — Дарий, где мы? – задал вопрос Антон, рассматривая на дисплее россыпь звёзд и пятна разноцветных галактик. Чувствительные датчики, просканировав пространство, передали для обработки искину координаты ближайшей звезды-солнца. Включились двигатели стабилизации, через несколько секунд – двигатели обратной тяги. Корпус корабля задрожал, противоперегрузочное кресло натужно заскрипело, компенсирующая платформа модуля рубки управления и жилого модуля деформировалась, снижая нагрузку на человека. Несмотря на это, глаза застила кровавая пелена, во рту появился вкус железа.
     «Почему искин корабля молчит? Или время превратилось опять в кисель и течёт теперь медленно и неторопливо? Да, скорее всего так и есть», – подумал Антон и сразу же услышал:
     — Местоположение неизвестно, скорость корабля сто девяносто километров в секунду, стабилизация – относительно ближайшей звезды жёлтого карлика типа G2V, управление кораблём блокируется неизвестным типом излучения.
     — Ты хочешь сказать, что нас ведут по навигационному лучу или мы находимся в неуправляемом полёте?
     — В управляемом, капитан. Как вы правильно сказали, навигационный луч приведёт «Наблюдатель» к планетарной системе, расположенной в одной координатной системе со звездой, относительно которой произошла стабилизация корабля. Ориентировочно, через два часа по корабельному времени мы пересечём орбиту седьмой, самой удалённой от звезды-солнца планеты.
     — Что в медицинском отсеке? Как состояние Дины?
     — Без изменений. В работе один малый генератор, который не отключился во время нуль-транспортировки, система жизнеобеспечения функционирует нормально. Произошло мгновенное перемещение в пространстве и времени, как я и предполагал.
     — Отправь зонд-разведчик, Дарий.
     — Выполнено. Телеметрия устойчивая, получено изображение планетарной системы. Три из семи планет… – Дарий сделал паузу – .... вращаются на равноудалённой от солнца эллиптической орбите. Четыре планеты классифицируются, как газовые гиганты, их массы…
     — Подожди, подожди, Дарий! – перебил Антон доклад искина. – Такое в принципе невозможно. Под определение планеты попадают небесные тела, если выполнены три условия: первое – они должны находиться в гидростатическом равновесии, то есть обладать гравитацией достаточной для достижения сферической формы. Второе – двигаться по орбите вокруг своего солнца, а не вокруг другого тела. Третье – очистить свою орбиту от планетезималей, то есть, от конкурентов, от «строительного мусора». Эти основополагающие знания вдалбливают в голову курсантам академии шесть лет. Здесь что-то не так.
     — Вы, капитан, забыли о других условиях существования планет на одной орбите. Одно из них гласит – равноудалённость друг от друга и каждой от звезды-солнца…
     — Я помню, Дарий, – произнёс Антон. – Планеты должны быть одинаковыми по массе и располагаться на вершинах правильного, вписанного в круг, n-угольника. Должны отсутствовать дополнительные возмущения, которые могут повлиять на устойчивое состояние системы. И последнее: они должны иметь возможность корректировки орбиты планет и других параметров. Чёрт…! Вот это строительство, действительно – вселенского размаха. Планеты созданы искусственно, как я сразу не догадался!
     — Да, капитан, они созданы разумными существами, – согласился искин.



Глава 6.




     Хуже всего осознавать себя обманутым. Если обманываешь себя сам, это становится вдвойне обиднее. Ты начинаешь себя ругать за необузданную фантазию, за то, что подарил себе, единственному и неповторимому, определённую надежду. Вторая землеподобная планета, пригодная для жизни человека. С идентичной гравитацией, составом дыхательной смеси. Даже природа, животные и насекомые были очень похожими на тех, к которым привык Громов. Естественно, было и различие: слишком глубокое, наполненное синевой небо, в котором изредка, разгоняя белоснежные пушистые облака, набегали грозовые тучи. Шёл дождь, гремели грозы и хотелось дышать пахнущим озоном воздухом и ещё чем-то неповторимым, но до боли знакомым.
     Домом? Сосновым лесом или морем, чей запах ни с чем не перепутаешь? Антон стоял по щиколотку в воде, рассматривая как в ней устроили весёлую чехарду мелкие рыбёшки. Огромная ярко-красная пятилучевая звезда беспомощно лежала на мелководье. На ладони она казалась совершенно выцветшей, потерявшей свою привлекательность. Громов отнёс её подальше от берега, положил на воду. Мелькнули лучи с присосками, звезда опустилась на дно, ожила. На горизонте появилась яркая точка, сделав полный оборот вокруг планеты, вернулся искусственный спутник – полый шар, собранный из восьмиугольных зеркальных пластин. Три тысячи сто километров в диаметре, спутник Беты находился на расстоянии триста пятнадцати тысяч километров от планеты. Какая у него в этом мире роль, интересно? Три спутника, три планеты, Альфа, Бета, Гамма, подготовленные для заселения, но для кого эта вся красота?
      И почему один из спутников, который корректировал курс «Наблюдателя», а по сути – руководил его полётом на протяжении двух с половиной часов, перестал проявлять признаки жизни? Сделал дело и погрузился в сон до следующего появления странника из портала в форме кольца-цилиндра? Вздохнув, Антон наклонился, взял в руки плоский камень, изобразил на воде подскакивающую лягушку. Перед тем как погрузиться в воду, камень завис на мгновение в воздухе, раскрылась пасть, обрамлённая тремя рядами белых зубов-кинжалов, камень влетел в утробу какого-то хищника. Антон успел рассмотреть лиловый глаз животного, услышал всплеск воды.
     Громов поднялся на невысокий скалистый берег, прошёл через заросли папоротника. «Парус», опершись на некрасивые с виду «ноги», стоял на ровной, лишённой какой-либо растительности площадке. Сорокаметровое тело малого разведывательного корабля матово поблёскивало тёмно-фиолетовым телом. Громов засмотрелся плавными обводами МРК, потом подошёл к выдвижному трапу. Странно! «Бармалей», как Антон называл искин корабля, должен был идентифицировать Громова как командира, открыть диафрагму входа. Тишина.
     Поднявшись по трапу, Антон открыл крышку узла ручного блока распознавания и контроля, приложил ладонь правой руки к матово-чёрной пластине. С лёгким шипением исчезли лепестковые сегменты, Антон занёс ногу, чтобы войти в шлюз корабля, но перед этим посмотрел вниз, под ноги. На площадке трапа лежал серебристый шар, размером с мяч для игры в большой теннис. Накатило состояние, которое Громов испытал после посадки «Паруса» на поверхность Беты. Тогда, при выходе из МРК, было ощущение, что человека рассматривают тысячи глаз каких-то существ.
     Антон посмотрел в сторону леса, находящегося от корабля на расстоянии чуть больше километра. Давление на мозг ослабло, ощущение пристального взгляда исчезло. Показалось? Скорее всего.
     «Нужно успокоиться, сделать ещё один облёт вокруг планеты, затем отправиться на «Наблюдатель», чтобы хорошо отдохнуть перед завтрашним днём. Хорошо, но как же серебристый шар? Галлюцинация? – Антон покачал головой. – Пришло время обратиться в медицинский блок. Похоже, я начинаю сходить с ума».
     Диафрагма закрылась, Громова обдало струёй дезинфицирующего газа, только после этого светодиод поменял цвет с красного на зелёный, внутренняя дверь шлюза разблокировались. Антон пересёк трюм с принайтованым примсетом на колёсном шасси, миновал длинный узкий проход между креслами. Два робота синхронно повернули головы в сторону человека, оставаясь всё такими же безучастными к происходящему. Усевшись в кресло, Антон подал привычную голосовую команду «диагностика». Тишина. Справа от кресла пилота был установлен серебристый куб искина корабля. На верхней плоскости куба расположена контрольная панель, и Громов некоторое время наблюдал, как зелёные светодиоды весело перемигивались: искин о чём-то усиленно размышлял, или с кем-то общался. Что за чертовщина? По телу пробежал озноб, Антон вздрогнул: на поверхности куба находился знакомый серебристый шар, излучающий слабый голубой свет.
     Громов, для проформы, постучал костяшками пальцев по верху куба, дотронулся до серебристого шара. Тёплый на ощупь, шероховатый, он был уменьшенной копией спутников трёх планет: поверхность состояла из восьмиугольников, слегка «вмятых» к центру.
     — Дарий, – Громов вызвал на связь искина «Наблюдателя».
     Не дождавшись ответа, он повторял вызов снова и снова, переходил на запасные частоты. Бесполезно. Серебристый куб искина, излучающий голубой свет шар, разведывательный «Парус», человек с планеты Земля и первобытный дикий мир, в котором, возможно, не ступала нога человека или другого разумного существа.
     Серебристый шар соскользнув с поверхности куба, покатился к выходу из МРК, остановился возле двери выхода в трюм. Антон понял, что предстоит прогулка. Куда? Это он представлял довольно отчётливо. Риска может быть и не было, но Громов решил без скафандра не выходить. Тем более скафандр лёгкого класса, практически невесомый. Открыв сейф, введя специальный код, Антон достал оружие. Вложив в кобуру станнер, почувствовал себя намного увереннее. Не самое «убойное» оружие, но всё же… Шар терпеливо дожидался возле диафрагмы выхода. Когда Громов к нему приблизился, то остановился: «визитёр» исчез. Не было никакого хлопка, ярких вспышек света и других театральных приёмов. Шар исчез, испарился.
     Лес встретил человека многоголосьем птиц, особенный мир поглотил сразу, без остатка. Как зачарованный, Антон смотрел на буйство красок деревьев и низкорослых кустарников, шёл за катившимся по земле серебристым «другом». От голоса Дария, прозвучавшего, как показалось, прямо в голове, Антон вздрогнул, остановился.
     — Капитан, ответьте.
     — Ты почему не отвечала на вызовы, Дарий? – Антон добавил суровости в голос, прекрасно понимая, что для искусственного интеллекта оттенки человеческих эмоций недоступны.
     — Капитан, фиксирую активность кольца-цилиндра станции нуль-перехода. Вызовы от вас не поступали, капитан, – словно спохватившись, оправдался искин «Наблюдателя» – Я фиксирую ваше перемещение по лесному массиву.
     Так и хотелось от искина услышать вопрос, который она задаст, как человек, с живыми интонациями – «куда, усталый путник, стопы ты свои направил?» И тут Антона пробрало основательно: он понял, что от одиночества начинает сходить с ума. Ему необходимо человеческое общество, эмоции. Дина погружена в искусственный сон, с Дарием особо не пообщаешься. У него своё понятие об общении, своё мнение о человеке.
     — Ты постоянно что-то фиксируешь, Дарий. Дальше-то что? Активность кольца – это хорошо, но дальше–то что? Задействуй защитные средства, мимикрия-поля, подай большее количество энергии на щиты.
     Антон выговаривал искину скорее для того, чтобы чем-то себя отвлечь. История с шаром-незнакомцем не просто нервировала, она напрягала так, что...
     «Страшно? – спросил у себя Громов и сам же себе ответил: – Да нет! Происходящее – загадочно и таинственно. Разумный шар? Бред! Тогда что Оно? Робот, скорее всего, робот. Его предназначение, функции? А чёрт его знает...»
     Поляна появилась сразу. Небольшая, метров пятьдесят в поперечнике, но зато с приличным по глубине оврагом, с наклоненными от центра поляны к периферии окаменелыми деревьями. Шар опять исчез, Громов, выругался. Но подойдя к краю обрыва, он увидел шар на дне оврага. И ещё Антон увидел то, от чего захотелось радостно закричать и, одновременно с этим, завыть от отчаяния: аварийные капсулы с автономным модулем жизнеобеспечения разумные существа, скорее всего, изготавливают по негласно согласованному стандарту или шаблону.
     Шестиугольное продолговатое тело матово отсвечивало в лучах местного солнца, находившегося в это время в зените. Привычное очертание аварийной капсулы. Они, снабжённые «вечными» источниками энергии, были на любом космическом корабле, челноке и на всех орбитальных базах, которых в последнее время стало просто невероятное количество. Антон рассуждал о происходящем, сидя на поваленном дереве. Андроиды, очистив находку от земли, поднимали капсулу на верх оврага, задействовав манипуляторы примсета. На защитный щиток шлема начала поступать информация: длина капсулы три тысячи двести миллиметров, ширина – ровно тысяча миллиметров, высота капсулы была семьсот миллиметров. Антона удивил вес: тысячу пятьсот килограмм. Вредного излучения чувствительные датчики скафандра не определили, серебристый шар «прилип» к стенке капсулы, что называется, намертво.

     ***

     Защитный костюм жёлтого цвета, на лице дыхательная маска, система подачи дыхательной смеси за спиной. Дверь медицинского отсека подалась чуть вперёд, затем отошла вбок. Аварийная капсула установлена на столе, рядом с ним набор самых обычных хирургических инструментов. Для чего их приготовил андроид-медик – не совсем понятно, но такая в его искусственном интеллекте заложена программа.
     — Дарий, что с «Кольцом»?
     — Находится в активной фазе, но пока ни один объект плоскость «Кольца» не пересёк.
     — Кстати, ты разобрался с искином «Паруса»?
     — Да, капитан. Произошёл обмен данными между искином и шаром-роботом. Получены координаты неизвестной галактики, из которой, предположительно, прибыл потерпевший крушение корабль. Это вся информация, которую удалось расшифровать.
     — Логично. Если найдена аварийная капсула, значит с космическим кораблём произошло что-то серьёзное, возможно, непоправимое. Изображения корабля и его хозяев, как я понимаю, нет.
     — Нет, капитан, это была вся информация, которая осталась в памяти искина «Паруса».
     Антон тянул время, не решаясь подойти к капсуле. С чего начать? С осмотра, хотя его уже произвёл андроид под руководством Дария. Кроме углубления, диаметр которого совпадает с диаметром шара, ничего не обнаружено. Плотно прилегающие части капсулы, скреплённые между собой подобием скоб. Нет смотрового окна, нет панели управления, отсутствует индикация состояния капсулы, ничего не известно о состоянии существа, которое находится внутри. Привычный для капсул аварийный маяк не подаёт признаков жизни, и это говорит о том, что… Антон не хотел в это верить.
     — Начинаем. Вставляй шар в углубление.
     Андроид поднёс шар к капсуле, вставил его в углубление. Ничего. После пятой попытки, Антон взял в руки шар, попробовал сам вставить его в углубление торцевой стенки капсулы. Как и предполагалось, ничего не произошло. Сняв защитную перчатку, Антон почувствовал едва заметное тепло, исходившее от шара, и вибрацию, которой раньше не было. Шар плотно стал в паз, Антон прижал его ладонью, повернув по часовой стрелке, потом посмотрел на ладонь. Капелька крови.
     — Ну да, ну да, куда же без неё-то? – произнёс вслух Громов.
     Несколько минут с капсулой ничего не происходило, потом по ней прошла волна вибрации, скобы отошли в сторону. Верхняя крышка сдвинулась вверх-вбок, и Антон застыл в изумлении.


     ***


     — Что там с нашей красавицей, Дарий?
     — С какой? На корабле две красавицы, капитан, – уточнил искин.
     — Со второй. С Диной, как я понимаю, всё в порядке.
     — Да, состояние Дины стабильное, она спит. Женщина из спасательной капсулы находится в стадии глубокого сна. Сердечный ритм стабильный, пульс сорок пять ударов в минуту – одного сердца и пятьдесят один удар второго. Давление девяносто на шестьдесят, реакция зрачков на свет нормальная, температура тела тридцать пять и семь градусов, постепенно повышается.
     — Дарий, ты расшифровал завитушки на панели управления капсулой?
     — Нет, капитан.
     Антон посмотрел на приближающуюся поверхность спутника третьей планеты, на чётко очерченные грани восьмиугольных секторов, у которых, как и на серебристом шаре, в центре были углубления. Глиссада - два градуса, «Бармалей» знает свою работу, незачем переживать и контролировать искин "Паруса", но так устроен человек. Ему нужно самому всё держать на контроле, вникать во все проблемные ситуации.
     Антон откинулся на спинку кресла и вспомнил момент, когда увидел её: волосы с зелёным отливом, заплетённые во множество косичек, непривычный разрез глаз, слегка удлинённых к вискам. Аккуратный нос, губы. Тело женщины было совершенно. Вторая, внутренняя капсула изготовлена из прозрачного материала и благодаря тому Антон рассмотрел тело женщины в обтягивающем костюме сиреневого цвета. Необычно было одно – наличие двух сердец, которое было обнаружено при проведении полного обследования. На Земле случаи рождения людей с двумя двухкамерными сердцами известны давно. Первоначально считалось, что это какое-то отклонение от нормы, потом предположили, что это мутация. Лишь в конце двадцать первого века люди пришли к выводу, что происходит зарождение новой расы. Люди с двумя сердцами были значительно сильнее людей с одним, четырёхкамерным, сердцем, они отличались отменным здоровьем и повышенной выносливостью. В начале двадцать второго века людей с двумя сердцами было уже около двадцати пяти процентов от общей численности населения Земли и колонизированных планет.
     Панель управления, расположенная в изголовье капсулы, имела множество сенсорных кнопок, подсвеченных различными цветами. Каждая кнопка имела надпись, буквы были похожи на арабскую вязь. Но увы, даже Дарий и Мила, с их лингвистическими способностями и знанием всех, без исключения, языков мира, оказались бессильными. Надежда была на то, что спасённая женщина когда-нибудь придёт в сознание и дело сдвинется с мёртвой точки. А пока оставалось лишь одно – ждать.
     «Парус» завис над поверхностью спутника третьей планеты, двигатели заняли вертикальное положение, малый разведывательный корабль пошёл на снижение. Расстегнув ремни безопасности, Антон направился в кормовую часть корабля. Шар серебристого цвета привычно катился впереди, периодически останавливаясь, чтобы «проверить» – не передумал ли человек с планеты Земля познакомиться с творением великих зодчих космоса.
     Антон спустился по выдвижной лестнице, прошёл по наклонной плоскости восьмигранной ячейки, встал ногами на горизонтальную поверхность. Он нашёл глазами «Наблюдатель», уравнявший свою скорость со скоростью движения Гаммы по орбите, потом присмотрелся и увидел яркую точку – «Кольцо», которое находилось между орбитой трёх планет и орбитой четвёртой от звезды-солнца планеты без названия. Серебристый шар остановился ровно по центру «соты», горизонтальная площадка начала медленно опускаться вниз.
     Антон не услышал экстренного вызова искина «Наблюдателя», зафиксировавшего сигнал «Save Our Souls» или «Save Our Spirits» с поверхности четвёртой планеты. Антон был уже далеко от поверхности искусственного спутника Гаммы, там, где было огромное количество звёзд. Не увидел Антон и то, как внутренняя плоскость «Кольца» стала серебристого цвета и рядом с ним произошло изменение пространственно-временного континуума. Искин «Наблюдателя» задействовал систему оптико-электронной маскировки корабля. Дарий не мог понять, почему он больше не принимает сигнал «SOS» с поверхности четвёртой планеты.



Главы 7 - 8. Эпилог.




     Это, как при погружении в глубокий колодец: на его дне находится обжигающе холодная и кристально-чистая вода, и можно увидеть яркие звёзды. Это, как после затяжного и невыносимо трудного подъёма в горы, на привале. Можно оказаться среди ярких звёзд, только протяни к ним руку. Это, как во сне, когда ты двигаешься от одной галактики к другой силой мысли, как наяву, когда твой корабль выходит из гиперпрыжка и становится одним целым с безграничной Вселенной. Антон подбирал сравнение с тем, что с ним произошло за относительно небольшой промежуток времени, за мгновенье. Звёзды, холод Вселенной и её рука. Тёплая и нежная. Запах вишни на губах, запах её волос, учащённое сердцебиение, озеро и Ло, спутник Заповедника. Дианатина и её клоны, Мгамба, ведущий народ к независимости, маяк и Эльда, Сальс и океан протоплазмы. Криспа и Вальд, держащиеся за руки. Закалённый в боях воин и начинающий боец, не нюхавший пороха. Каждый охотник...
     Нет, он не желает знать!
     Знать всё невозможно и всё знать, как сказала бы Эльда, это неправильно. Погибшая «Пальмира», пассажиры и стюарды. Император Тианатина, возлежащая на кровати с бокалом красного вина.
      «Уничтожить!»
     Бой с кораблями-призраками, спасательная капсула и молодая женщина с изумрудными волосами, грани тамбур-шлюза и климатизатор, создающий иллюзию благополучия мира, отдельно взятого островка, в центре которого двухэтажный дом с красной крышей. Планета Одного города, с жестокими, нечеловеческими законами, небо цвета индиго и шар серебристого цвета. Слёзы в невесомости, мотылёк в пламени свечи. Всё это люди, продукт страшного эксперимента, это сон человека-ортодокса. Так, и никак по-другому. Факелы и пылающие на площади горы книг. Страны, независимые и гордые, подминающая под себя машина Вседозволенности. Её траки благополучия перемалывают страны, города, людей, материки, планеты и галактики.
     Хотите независимости – боритесь, уничтожайте себе подобных, мы вам поможем, мы подумаем за вас. Не хотите воевать на Земле? Для этого существует космос. И космоса вам мало? Какие ненасытные…
     А стоит ли воевать? Как наглядным пример – перенос материальных тел на Заповедник. Концлагеря, кремационные печи, рудники и карьеры. Поваленное дерево, выбеленный временем, солнцем, ветром и дождями скелет. Траки благополучия безжалостны ко всему и ко всем… Человек хотел благополучия, но попал в концлагерь. Причешись, будь таким как все. Одуловатое лицо благополучия. Независимые государства, штаты и области, независимые от обязательств люди. Независимые от кого-чего? От себя и взятых на себя обязательств? Тогда милости просим в мир-ортодокс.
     Парадокс он везде и со всеми. Хотели одно, поимели другое. Сами стали теми, кого поимели. Точка невозврата, точка принятия ответственного решения. Где она? Опять перед глазами сумасшедшая красивая женщина со светлыми волосами. Женщина из мира-программы. Эльда и её нечаянно оброненное: «гибель «Пальмиры» стала отправной точкой разделения общества людей». Она, Эльда, понимала, что жить и знать своё будущее – неправильно и некрасиво. Но она – продукт своего времени, того общества, которое выбрало свой путь развития.
     Перекрёсток несбывшихся надежд. Направо повернёшь, станешь таким как все, налево повернёшь – начнёшь борьбу со временем и пространством, начнёшь воспроизводить себе подобных. А если пойти прямо? Какое будущее ждёт человека, человечество? Антон услышал ехидный голос Сальса и его: «все мы сальсы». Человек без телесной оболочки, вечно живущий, лишённый человеческих эмоций? Жить ради того, чтобы жить и наблюдать за прошлым? Бояться своего будущего, которого не может быть априори? Боги всемогущие? Бог в тебе? Бред! Человек выбирает свой путь, пусть он и напоминает пляски святого Витта, но это его выбор. Его право умереть или стать очередным ортодоксом. Так, и никак по-другому.
     Во время встречи с линкором «Миссури» Антон сделал свой выбор, но вмешался недочеловек в облике красивой женщины, которая раздавила мощью военного корабля будущее множества людей. Среди них мог находиться человек-неортодокс, который, возможно, сделал бы какое-то важное открытие, придумал бы эликсир бессмертия.
     «Уничтожить!»
     Одно слово, после которого пространственно-временной континуум дрогнул, прямая развития человеческого общества стала похожей на трезубец. Налево пойдёшь… направо пойдёшь… Антон прижал руки ладони к вискам, потом закрыл руками уши, чтобы не слышать шёпот миллиарда голосов:
     «Мы все сальсы, а ты всего лишь временная аномалия. Аномалия во времени, которой быть не должно».
     Такие «аномалии» придумали паровые двигатели, аэростаты, двигатели внутреннего сгорания, печатные станки и открыли законы химических реакций, создали биохимию, реактивные двигатели, искусственный интеллект. Двигатели, сжимающие пространство, и полёты в космос. Близкий, во Внеземелье, к другим звёздам, на любые расстояния. К обжигающим звёздам, в объятия других галактик, сверхновых.
     Аномалия во времени. Три слова и целая история человечества. Безжалостное время смотрит в глаза мертвеца и смеётся над слабостью человека. Время – как вода по отношению к следам человека на мокром песке. Оно безжалостно по отношению ко всему и ко всем. Чёртова энтропия и хаос. Всё живое стремится к покою, следовательно, к разрушению. Скалы, превращающиеся со временем в песок, планеты, которые станут когда-то мелкодисперсной пылью в рукавах галактик.
     Кто может собрать из крупиц Ничто Вселенную? Кто в пыль добавит связующий элемент и получит строительную глину? Отсекай лишнее и ничего более. Только человек со взглядом человека, с моралью человека. Человек «маложивущий». Попытки бессмертия, продления жизни на неопределённый срок. Красиво звучит – человек бессмертное создание. А что за бессмертием? «Все мы сальсы?» Остановка прогресса и стремительный регресс? Откат к войнам в космосе и на планетах? Эволюция вспять?
     Обезьяна, взявшая в руки палку с земли… Но она подняла с земли не указку учителя в школе, а орудие убийства. Она уже не обезьяна, недочеловек, замахнулось, чтобы отогнать точно такую же обезьяну, собирающуюся прикоснуться к запретному плоду, плоду знаний. Коварный змей-искуситель, шепнув однажды на ухо человеку-прямоходящему заветное слово, был по-своему прав. Плодитесь и размножайтесь, растите детей своих, постигайте науку убивать и в конце своего пути вы получите бессмертие. Способность существовать, но не жить. С ностальгией смотреть на жизнь своих предшественников, подпитывать своё пустое «я» эмоциями людей. Бред какой-то!
     Антон посмотрел вверх, звёзд уже не было. Была сизая дымка Небытия, которая струилась вниз водопадом воспоминаний. Человек-мод, человек-капитан, человек без права любить. Только работа, только долг перед обществом. Умри, но прояви заботу о пассажирах. Умри... Антон тряхнул головой, отгоняя от себя ненужные воспоминания. Ненужные? Когда люди придумали способ оцифровывания сознания, когда они сделали первый шаг к созданию человека-улучшенного, они отреклись от своего будущего, сделали шаг в пропасть, из которой никогда уже не выбраться и не стать homo vulgaris.
     «..во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».
     Прав был Экклезиаст, тысячу раз прав. Поражённый самым страшным грехом – грехом гордыни, человек мнит себя царём природы и вершиной мироздания. Чтобы понять, что это не так, человеку нужно умереть. Зачем? Затем, чтобы разобраться в себе и ответить на основные вопросы: «Кто мы? Откуда? И куда идём?» Точка Невозврата. Эра Технозоя. Жизнь компьютеризированных машин без человека и без биосферы. Тупиковая ветвь развития. Мать Природа отошла на задний план. Возникновение разумных безоболочных существ. Размножение с помощью силы мысли, потому что это необходимо делать. И всё.
     Страшно.
     Нет любви, нет страсти, нет дуэлей и поединков чести, поединков за право быть единственным сильным для женщины, будущей матери своего ребёнка.
     Страшно.
      Больно.
      Обидно.
      Очень-очень обидно.


     ***


     «Пора на этом поставить точку», – подумал Антон и площадка-сота послушно остановилась. Багровая стена, которую облизывал ледяной туман, едва видимый контур прямоугольной двери. Серебристый шар, прокатившись вперёд, растворился в багровом огне, дверь распахнулась. За ней Антон увидел знакомый закруглённый коридор. Множество иллюминаторов эллиптической формы, россыпь звёзд и планета без названия. Планета, которой, возможно, пока нет, или уже нет.
     — Илга, – выдохнул Антон. Всё тот же чёрный комбинированный рабочий костюм, белая футболка и волосы цвета спелой пшеницы. – Неужели ты не могла мне раньше сказать, что база «Наблюдателей» существует во всех временных отрезках и во всех измерениях?
     Илга виновато улыбнулась и чисто по-человечески вздохнула.
     — Это я ей запретил делать. Говорить всю правду, Антон.
     Из боковой двери вышел человек… в коридоре появилось существо в ярком буддийском наряде кашаи оранжевого цвета. Светлые волосы собраны в хвост и .. Антон сделал шаг назад: у человека не было лица. Серый овал с сеткой координатных линий, которые образовывали линии лба, носа, рта, подбородка.
     — Страшно? – засмеялся, человек-без-лица. – Ничего, привыкнешь. Ведь я это ты, только в далёком будущем.
     — Зачем? – шёпотом спросил Антон-настоящий.
     — Зачем что?
     — Зачем ты меня воскресил из мёртвых?
     — Ну... это так сразу и не объяснить. Зайдём внутрь? Неудобно разговаривать в коридоре.
     Овальный кабинет, стеклянные стены и потолок, через который Антон увидел пирамиду «Наблюдателя». Громов посмотрел вниз и непроизвольно закрыл глаза: он парил в воздухе, далеко внизу была видна серебристая лента горной реки, обрамлённая горами с заснеженными вершинами. Что-то невидимое легко ударило Антона под колени, он сел в удобное кресло.
     — Кофе? – спросил Антон-будущий. – Я же знаю все твои привычки, брат мой младший.
     — Можно выпить и кофе, можно обойтись водой, – ответил Антон. – Рассказывай, брат мой старший.
     — Я представлял нашу встречу много-много раз, и боялся этого момента, – вздохнул человек-без-лица, показывая на кофеварку. – Там настоящий кофе, не эрзац из синтезатора.
     — А сам почему не пьёшь?
     — Программы в будущем стали совершенными, но они, к сожалению, не позволяют оцифрованному сознанию наслаждаться прелестями жизни. Такими как глоток кофе, сладким запахом и вкусом сигар или сигарет, запахом тела любимой женщины. М-да...
     — Меня в будущем нет? – спросил Громов.
     — Ты действительно это хочешь знать? – усмехнулся Антон из будущего.
     — Нет, – произнёс Антон-настоящий. – Зачем жить…
     —… если существуешь и знаешь, что с тобой произойдёт через минуту, час, месяц, год. Ты прав. Незачем. С чего бы начать рассказ? Хорошо, начну с этого: ты умер.
     Антон-настоящий закашлялся, посмотрел на своего собеседника.
     — Значит, всё-таки умер?
     — Да. Это уже история. Для кого-то печальная, для кого-то нет. Но это история. Итак, жил был человек-мод, человек улучшенный. Его готовили к полётам в космосе, и человек со временем приобрёл неплохой опыт, стал капитаном...
     —… круизного лайнера «Пальмира». Это я знаю. Как и то, кто меня оживил, ведь я видел, что моё тело превратилось в Ничто.
     — Да. Поставь в этом месте точку и цифру один. Так получилось, что корабль погиб, погибли четыреста сорок членов экипажа и шестнадцать стюардов. Печально, да. Император Тианатина, отдавшая приказ на уничтожение круизного лайнера, сама не осознавала какую она совершила ошибку. Фатальную, Антон. Но не о ней разговор. Когда люди будущего поняли, что стоят на гране уничтожения… нет, не так... на грани превращения из homo sapiens в homo sapiens sapienti, то есть в человека разумного разумнейшего и равного богам по своей силе и мощи, они этого испугались, Антон. Жить и не чувствовать дуновения ветра, поверь мне, это очень страшно. Тогда и родился в головах, пока ещё людей, проект «Наблюдатель». Я же, как ты понял, попал в будущее после сражения с кораблями-призраками…
     — Что? Куда ты попал после сражения с кораблями-призраками?
     — Это называется временной излом, эффект временной аномалии. Ты помнишь, что произошло после включения в работу темпорального блока «Наблюдателя»?
     — Естественно, – произнёс Антон-настоящий. – Я увидел, как дубль-корабль ушёл вперёд, как дубль-Громов и дубль-Дина растворились где-то в неизвестности. Настоящие Антон Громов и Дина с Заповедника приняли бой. Выиграли или нет, неважно. Но бой был и пять кораблей-призраков сгинуло.
     — Да, здорово мы им хвосты накрутили, – засмеялся человек-без-лица. – Я и Дина ушли вперёд, ты прав, но нас с вами темпоральный блок не соединил воедино, а должен был.
     — Он выгорел после последнего выстрела корабля-веретена, – кивнул Антон-настоящий. – Значит, нас стало по два человека? Два Антона и две Дины?
     — Я о чём и говорю! Называть тебя временной аномалией нельзя, как и меня.
     — С ума можно сойти, – покачал головой Громов. – Если бы Дина не настояла на своём, то…
     — Естественно. Ты бы прибыл на «Наблюдателе» в исходную точку путешествия корабля. То есть, в будущее. Только ты, в этом будущем, Антон, никого бы не нашёл из своих близких и знакомых. Семьсот пятьдесят лет это не шутка, сам понимаешь. Привычной Земли нет, люди стали жить коллективным разумом…
     — Все мы сальсы? – усмехнулся Антон-настоящий. – Океан протоплазмы…
     — Да, примерно это ты и увидел бы, – кивнул Антон-будущий. – Оцифрованное сознание, мир-цифра, мир-призрак. И ты бы испугался, как и я. Проект «Наблюдатель» был создан тайно, если можно так выразиться. Меня, как пережившего все ужасы прошлого, как видевшего разницу между миром прошлым и миром реальным, пригласили поучаствовать в проекте. Хм... знаешь что самое страшное, Антон?
     — Догадываюсь. Наблюдать за тем, как ты в прошлом три раза умер. Так?
     — Да. Три рюкзака, три смерти в мире-программе, в мире Безликих. Многие из проекта плюнули на всё, махнули рукой, но я не сдавался. Там, в прошлом, ты не должен был умереть, Антон, и я, при очередном твоём воскрешении, внедрил в тебя симбиота. Да-да, Сальса. Ты, Антон номер четыре, пошёл против всех мыслимых и немыслимых законов, наступил в модуле на грань фиолетового цвета. Ты сделал невозможное, тебя не смог уничтожить мир-программа. Ты перестроил пространство под себя, и понял, что на самом деле есть Храм Предтеч. Прибыл сюда, в сектор сорок четыре, квадрат двадцать-двадцать. В этом секторе никакого эпохального события не произошло, за исключением того, что ты нашёл в овраге капсулу с той, которую когда-то любил.
     — Олла?
     — Олла, она самая. Тебя смущает цвет её волос? У женщин планеты Одного города цвет волос меняется после родов, Антон. Поздравляю, ты отец чудесной девочки по имени...
     — Не говори. Имя заканчивается на «тина»? Все семь Правителей семи созданных проектом «Наблюдатель» миров — мои дети?
     — Не совсем. Один – да, остальные клоны. Они тебе не родня, успокойся.
     — Какие же вы там, в будущем, сволочи... – произнёс Антон. – Я же готов был убить Императора Земли, уничтожить её. А теперь что? Как мне быть?
     — Мы подошли ко второй точке, Антон, к цифре «два», – вздохнул Антон из будущего, – к основной и отправной. Тебе необходимо вернуться за несколько минут до гибели «Пилигрима» и исправить ошибки людей, которые они допустят чуть позже. Вернуться в точку номер один. Отправную и решающую всё. Принцесса Акун-Ро должна жить, Император Тианатина должна из истории человечества исчезнуть.
     — Исправить то, из-за чего произойдёт деление общества на творцов, на программаторов, и вперёд идущих?
     — Именно, Антон. Но тогда ты не встретишь свою Оллу, у вас никогда не родится чудесный ребёнок, которого впоследствии клонируют. Выбор только за тобой, Антон. Проект «Наблюдатель», возможно, когда-нибудь состоится, но миры людей, созданные людьми, будут развиваться совершенно по-другому.
     — А что будет с Диной и Оллой? – Громов подался чуть вперёд, пытаясь рассмотреть лицо Антона из будущего. – Что будет с ними, ты мне можешь сказать?
     — Антон, давай без истерик, – произнёс человек-без-лица. – Нужно выбирать. Или-или, как говорится. Возможно, на свет появятся и Дина и Олла, возможно, ты их встретишь на каком-нибудь временном отрезке. Время – непредсказуемо, это не пространство, которое подчиняется определённым законам. Решать нужно здесь и сейчас, Антон. Тянуть больше нельзя.
     — Ты спрашиваешь, готов ли я изменить мир? – Антон встал из кресла, подошёл к панорамному окну, посмотрел на россыпь звёзд. – Готов. Я не хочу, чтобы следующий Антон Громов умер и прошёл весь путь до сектора сорок четыре. Кстати, эти три планеты созданы людьми для людей, которые как Феникс, возродятся из пепла?
     — Если ты сделаешь правильный выбор, то да, возможно, это и произойдёт. Люди не разделятся, слабые расы между собой не объединятся и пойдут вперёд с сильными. Не будет трезубца, не будет мира-программы, не будет мира-протоплазмы с сальсами. Будет нормальный мир людей, и каждый человек будет сам решать, как ему жить и куда ему двигаться. Человек всегда должен оставаться человеком. Как мы с тобой однажды сказали? Если твоя судьба зависит от состояния давно не стиранного носка, то...
     — Найди маленькую дырку, просочись наружу, переосмысль свою жизнь и иди дальше. Думай, решай, действуй, живи, люби, твори, рожай детей. А нельзя забрать в прошлое и Дину и Оллу?
     — Увы. Поверь, я тебя понимаю, как никто и никогда не понимал. Горизонт событий через десять, девять…
     — Ты же знаешь судьбу Оллы! Скажи, мы с ней когда-нибудь встретимся? – закричал Антон-настоящий.
     — Ты правда хочешь это знать? – улыбнулся Антон из будущего. – Если скажешь да, то… то твой мир станет миром-программой. Ты будешь знать то, чего не должен знать. Горизонт событий через восемь, семь, шесть… решайся, Антон.
     — Боже, какие вы сволочи, – прошептал Громов. – Да, я согласен. Но при одном условии. Вы меня, в моём и твоём прошлом, познакомите с Оллой.
     — Ты мне не оставил выбора, – усмехнулся человек-без-лица. Серый овал исчез и Антон Громов увидел лицо смертельно уставшего человека. Глубокие складки возле губ, глаза мудрого человека, прожившего… – Ты не улыбайся. В этот сектор ты вернёшься. Точнее, на четвёртую планету от звезды-солнца, с которой поступил сигнал о помощи.
      — Подожди! Если кому-то нужна помощь, то...
     — Дина девочка умная, разберётся что к чему, Антон.
     — Сделай ради меня исключение, брат мой старший.
     Человек-без-лица вздохнул:
     — Я знаю, о чём ты меня попросишь. Ты, в своём временном отрезке хочешь встретиться с Оллой. Будь по-твоему. А теперь… Два один, ноль... С возвращением, Антон.

     ***

     Звёздное небо теперь было внутри виртуального дисплея, появилось чётко очерченное изображение подковы пульта управления. На нём всё так же перемигивались огни зелёного света, появились неоновые цифры обратного отсчёта: десять, девять...
     «Есть отрыв, капитан, – произнёс диспетчер. – Мягких переходов»
     «Спасибо, Алькос. До встречи!» – ответил Громов. – «Георг, готов?»
     Капитан увидел, что второй пилот крепко сжимает правой рукой джойстик управления «Пальмирой». Через секунду Громов услышал:
     «Да, капитан. В работе маневровые двигатели. Совмещаю траектории и работаю над тангажом. Тангаж положительный. Нагрузка на реакторе двенадцать процентов. Расстояние до орбитальной базы восемьдесят тысяч метров, девяносто тысяч... ».
     Громов наблюдал, как накладывается реальная траектория движения «Пальмиры» на траекторию, рекомендованную навигатором.
     «Долго, – недовольно произнесла Вега. – Разброс пять секунд».
     «Не мешай пилоту, – одёрнул навигатора Громов. – Маршрут несложный, пусть тренируется. Наверстаем упущенное».
     Две линии, белого и зелёного цвета, идеально совпали, траектория движения к гиперпереходу засияла золотом. Георг выдохнул воздух, Громов улыбнулся, вспомнив как ему, неопытному выпускнику Академии, первый раз доверили управлением танкером «Альбатрос».
     «Георг, расслабь кисть руки и придерживай джойстик двумя пальцами. В принципе, можешь к нему и не прикасаться, но дело традиции. Капитан у штурвала и всё такое прочее.
     «Да, капитан, спасибо, капитан», – зачастил второй пилот.
     — Наружный обзор, – прозвучала голосовая команда Громова.
     Землеподобная планета Алькос осталась внизу. Хрупкая, похожая на неогранённый бриллиант светло-голубого цвета. Жемчужина Империи, рай для туристов и экстремалов. «Пальмира» сделала пол-оборота, Алькос ушла вбок и вниз, перед глазами теперь было плотное одеяло звёздного неба. Громов посмотрел на шкалу нагрузки реактора: Георг долго держал её на отметке пятнадцать процентов, потом резко увеличил до двадцати пяти.
     «Эй-эй, потише-потише, пилот, – недовольно произнёс Марк. – Ты не на танкере, парень, в каютах находятся люди, а дюзы выплёвывают плазму».
     Антон перевёл связь в режим «приват»:
     «Георг, Марк правильно сделал замечание. Рекомендуемый шаг изменения нагрузки на реакторе для кораблей класса «Странник» – пять процентов. Не спеши. Реакторы ITr-ne очень чувствительные к изменению нагрузки».
     «А как же разброс в пять секунд, капитан?» – спросил второй пилот.
     «Когда нагрузка на реакторе будет тридцать пять процентов, добавь две сотых. Этого будет достаточно, чтобы вовремя подойти к точке перехода».
     «Спасибо, капитан. Я ваш должник. Только сейчас понял, что инерция на «Пилигриме» сильно отличается от инерции «Пальмиры»».
     «Всё познаётся в сравнении. Любой корабль нужно принять в себя, и тогда корабль станет с тобой одним целым и неделимым. Ты почему уволился с танкера?»
     «Его отправили на списание с последующей утилизацией. Порт приписки Луна-10. Прошёл курсы переподготовки, мне заменили имплант и вот я здесь».
     Громов вышел из «привата», потом из виртуального пространства, верх ложемента приподнялся, крышка открылась. В обязанность капитана входил обход корабля, общение со стюардами и пассажирами. Но правила написаны людьми, люди их нарушают. Громов хотел выбраться из ложемента, но, посмотрев на капсулу второго пилота, покачал головой, изменил свои планы: можно пообщаться со стюардами и пассажирами в режиме видеоконференции. Нет, пожалуй, не стоит нарушать традиции. Громов переоделся, стряхнул с кителя тёмно-синего цвета невидимые пылинки, из накладного кармана достал расчёску.
     — Говорите, боги выше нас и боги за нас всё решают? А вот хрен вам!
     — Капитан, вы о чём? – Антон услышал из интеркома голос Веги.
     — Обо всех, обо всём и вообще, навигатор! Кто вам дал право вести переговоры из виртуального пространства? Это отвлекает от работы.
     — Да, капитан, этого больше не повторится, капитан.
     Марк По выбросил на дисплей огромный смайл «восхищение», Громов погрозил дисплею кулаком, вышел из рубки управления. На жилой палубе царило оживление, звучала ритмичная музыка. Антон увидел множество пар, обнимающихся, целующихся.
     «Любите друг друга. Только не делайте то, что вам противно делать», – подумал Антон, человек-не-мод, человек-не-улучшенный, человек-обыкновенный, homo vulgaris. Человек-который-мог-любить. Человек-настоящий.
     Возле каюты Особой, Антон остановился, задержав дыхание.
     — Капитанский доступ.
     — Отказано, – прошелестел голос искина.
     — Особому угрожает опасность первой категории.
     — Особому угрожает опасность первой категории. Запрет снят. – Антону показалось, что ему отвечает не искусственный интеллект, а нормальный, чуть растерявшийся человек. – Извините, капитан, такого больше не повторится.
     — Железяка хренова, – усмехнулся Антон. – Мне долго ждать?
     Дверь отошла в сторону, зафиксировалась.
     Принцесса кружила в неистовом танце. Мир, под воздействием хантила, искусственного наркотика, был похож на мир-сказку. Принцесса верила, что её смерть будет не напрасной, люди поймут свою цену, а слабые расы, после смерти принцессы и Императора, наконец-то объединятся, из слабых превратятся в сильных. Акун-Ро разделась, включила зеркальную колонну. Стройное, с красноватым оттенком кожи, тело было прекрасным: стройные ноги, высокая грудь, глаза огромные и тёмно-синие, длинные, до пояса, чёрные волосы. Расстелив на белоснежном ковре простынь, Акун-Ро, стоя на коленях, прошептала молитву Создателю. Потом принцесса взяла со стола ритуальные ножи ажво-атаран, закрыла глаза.
     — Не стоит этого делать.
     Принцесса посмотрела на человека в тёмно-синем кителе. Волосы цвета серебра, голубые глаза, упрямо сжатые губы.
     — Почему?
     — А зачем? – вопросом на вопрос ответил капитан «Пальмиры. – Всё изменилось, милая. Императора Тианатины больше не существует. Дай мне шкатулку с ножами и прибор, не знаю его название, с помощью которого твои люди перехватят управление лайнером.
     — Как ты меня назвал, человек?!
     — Хватит дурить, Олла. Это имя тебе подарили родители. Не так ли?
     — Да, но...
     — Хватит, Олла. Я слишком сильно устал и у меня нет сил на объяснения. Просто отдай ножи и отдай прибор. Хватит, сейчас не до игр.
     Чёрная пластмасса прибора превратилась в крошево осколков, зелёный светодиод погас. На кровати сидели он и она: прекрасная, недоступная, загадочная, манящая. Капитан ослабил узел галстука, снял китель, бросил его на кровать.
     — Хватит, Олла.
     Принцесса посмотрела в сторону халата, капитан усмехнулся.
     — Дай мне руку.
     Принцесса, как в сказке, протянула руку капитану.
     — А теперь закрой глаза, Олла.
     Человек с планеты Земля и Олла, принцесса Олла из древнего рода Тейк-со, сделали шаг к зеркальной колонне. Она подёрнулась рябью, проступило чёткое изображение…
     Берег озера, падающие звёзды, он, она и костёр.
     — Ты же слышала, что я сказал Мгамбе о конце света?
     — Слышала, ну и что? Нас воспитали так, мы не боимся смерти. Нас сделали солдатами, только с кем мы воюем – непонятно, – ответила девушка.
     — Я не о смерти, а о существовании вашей цивилизации, Олла. На Заповеднике всё неправильно. Одни живут как изгои, забившись в непроходимые чащи леса, другие живут в городах, но мечтают эти города разрушить и воевать до победного конца. Я примерно знаю к какой войне вас готовила Она. Та, которая оживила колонны. Ваша богиня смерти и ей подобные мечтают повоевать с богами, но о гаснущих звёздах ты уже слышала и это произойдёт. Рано или поздно, но произойдёт.
     — Поэтому ты здесь? – сквозь слёзы спросила Олла. – Чтобы мы выжили?
     — Возможно, – ответил Антон. – Ты и твой ведущий, или ведомый, прилетели в Заповедник для чего? Только честно, Олла. Она, ваше божество, знала, что я приду в ваш мир и дала задание чужака уничтожить?
     — По возможности, – кивнула девушка. – Нам нужна была девочка Дина. На неё давно идёт охота. Много месяцев или лет, не знаю точно.
     — Дина? Это что, местная темнокожая Пифия-предсказательница?
     — Кто такая Пифия, Антон? Я не понимаю, честно, – удивлённо произнесла Олла.
     — Да так, один вымышленный персонаж из старинного фильма. Забудь. Значит, вам нужна Дина?
     — Да. Почему-то она понадобилась очень и очень срочно. Что-то должно произойти грандиозное, но что – я не знаю. Олла солдат и обязана выполнять приказы.
     Антон не к месту, вспомнив Льюиса Кэрролла и его «всё страньше и страньше», рассмеялся.
     — Ты смеёшься над моими словами? – вспыхнула Олла.
     — Нет, конечно. Просто вспомнил одну сказку. О маленькой девочке, которая попала в чудесную страну. В Страну Чудес, потом в Зазеркалье. Почему-то вместо маленькой Алисы представил тебя. Смешно.
     — Мне, почему-то, не очень, – вздохнула Олла. – Пойду искупаюсь, пока есть такая возможность. Скоро этого – девушка рукой показала на небо, на Ло, на озеро и отражающиеся в нём звёзды – этого скоро у меня не будет.
     Антон обнял Оллу, прижал к себе.
     — Вот сейчас я могу тебе пообещать, что ты не умрёшь. Нет, когда-то, будучи бабушкой, ты умрёшь, конечно, но от возраста. Никак не от дурости вашей богини смерти.
     — Хочется в это верить, человек из чужого мира.
     — Видишь падающие звёзды, Олла?
     — Да, вижу. Третий месяц лета, умирает много звёзд. Обычное дело.
     — У вас общество прагматиков, честно слово. В моём мире, когда падают звёзды, загадывают желание. Закрой глаза и ..
     — Уже загадала, – Олла повернулась к Антону, взяла его за руки и повела к озеру. – Мне кажется, что мы с тобой это уже пережили, Антон.
     — Вполне возможно, – ответил Громов, поднимая Оллу на руки.
     Вкус вишни на губах, запах её волос и тела, протуберанец огня и извечные вопросы: «как звучит гексопропил», «сколько весит нота «до»», «ты меня любишь?»
     «Если любишь звёзды, прикоснись к ним и почувствуй их тепло и их дыхание. Никогда с ними не расставайся, и ты познаешь себя, познаешь мир, Вселенную» .

      «Конец первой книги»
      Краснодар, август 2020 года .















































































Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"