Джин Батл, бывший сержант ЦРУ и бывший резидент Забубёнского района Н-ской области, встал ни свет, ни заря и по привычке закряхтел. Затем опомнился, и кряхтеть перестал. Он выпрямился и молодецким шагом, логичным для его настоящего возраста, а не легенды, отправился на задний двор. На заднем дворе имелся ватерклозет или, правильней, нужник. Бывший резидент влез в данное маломерное щелистое сооружение и, предусмотрительно схватившись за предохранительный поручень, присел на корточки. Поручень сержант ЦРУ присобачил на случай, если не выдержит дряхлый настил, и он свалится в отхожее место. В общем, сидя в чисто русском клозете, но, приняв американские меры предосторожности, бывший сержант стал, как говорят некоторые русские сказочники, думать думу. И думу, надо сказать, невесёлую.
Чистокровный американец Джин Батл почти четыре года проработал шпионом в этом Богом забытом районе необъятной России, и чего достиг? А того, что его увольняют из управления. И когда? Когда он уже подготовил рапорт о вербовке сразу трёх председателей колхоза, двух завмагов и одного члена лавочной комиссии. Когда он собрался со всей деревней, где проживал под видом ветерана столыпинской реформы деда Матвея, обмывать лейтенантские погоны. В общем, обмыл...
"Политическая обстановка в стране вашего пребывания исключает необходимость вашей дальнейшей работы".
Это из шифровки...
Чёрт бы побрал русских! Это они довели свою страну до такой внешнеполитической жопы, когда честным шпионам вроде Джина Батла стало нечего в ней делать. А ведь он уже научился говорить на их языке почти без акцента, и даже стал усваивать местный диалект. Обидно, честное слово, особенно если учесть, какие трудности и опасности ему пришлось пережить. А с каким трудом он внедрялся в население этой непонятной страны...
Забросили Джина на территорию Советской России в далёком восемьдесят восьмом. Самолёт обратно на базу не вернулся, потому что его подбили пионеры из кружка авиамоделистов. В общем, Джину пришлось прыгать с парашютом раньше времени. И если с парашютом проблем не возникло, то осложнения начались в точке приземления, где американца уже поджидали сельские активисты и простые зеваки. Они приняли его за обыкновенного советского космонавта, который опять перепутал Казахстан с Центральной Россией, и принялись его качать. Затем они накачали его самогоном. Потом, когда активисты стали раздевать пьяного "космонавта", они обнаружили на нём три пистолета, автомат, ящик патронов, дюжину гранат и портативную рацию. Активисты оказались не дураками и быстро поняли, что перед ними никакой не космонавт, а обыкновенный шпион. В активистах взыграл ретивый патриотизм, и они принялись бить шпиона с особенным пристрастием. Сельские активисты били непрошенного гостя три дня. На четвёртый незадачливым шпионом заинтересовалась местная милиция. На одиннадцатый - КГБ. На двенадцатый день после знаменательного приземления Джина отпустили с миром, и даже оружие вернули. Стволы, правда, пропилили, а боевые запалы в гранатах поменяли на деревянные, но всё же можно было приступать к работе, что старательный сержант ЦРУ и сделал в соответствии с полученными инструкциями и легендой.
А в это время спецотдел КГБ по борьбе со шпионажем в Забубёнском районе Н-ской области предпринял следующие меры. Жители деревни Сраные Погорельцы были выселены невесть куда, а вместо них появились сотрудники спецотдела, тренированные для выживания в российской сельской местности. Это была группа офицеров в количестве тридцати восьми человек, загримированных под бабушек, дедушек, трёх овец и одного козла. Командовали группой генерал-майор Семён Семёнович Иванов и его замполит, полковник Иван Иванович Семенов. Командование в деревне постоянно не проживало, но появлялось в ней регулярно под видом колхозных пастухов дяди Мити и дурачка Петрухи. Целью группы было снабжать неопытного сержанта дезинформацией. В связи с этим и согласно строгой очерёдности деда Матвея приглашали на огонёк к тому или иному псевдоодносельчанину, где за стаканчиком, другим, третьим и так далее самогонки по секрету рассказывали ужасные вещи. Если же Джин по причине слабого американского здоровья иной раз вырубался раньше времени, то на следующее утро он мог всегда обнаружить в кармане своей телогрейки заботливо сложенный листок с отпечатанным на нём протоколом пьянки-гулянки. Протокол на всякий случай печатался на чистом английском.
А по пятницам Джин выходил на связь. Чтобы обеспечить секретность, он выезжал с рацией в поле на стареньком велосипеде. В то же время силами местной милиции, подкреплёнными двумя военными вертолётами и многочисленными отрядами добровольной народной дружины, осуществлялось оцепление территории. Чтобы, значит, ни одна собака случайно не забрела в интересные места и не испортила дела. Но народ в округе жил сознательный и, заслышав стрёкот барражирующих вертолётов, складывал руки за спиной и послушно убирался в погреба. Некоторые, правда, при этом бурчали:
- Шпиён-то, со Сраных Погорельцев, опять на связь пошёл...
Первые шифрограммы, поступившие от Джина Батла, явились причиной если не паники, но сильного недоумения у руководителей в Лэнгли. А сотрудники спецотдела ЦРУ по борьбе с развитым социализмом в Забубёнском районе Н-ской области так просто с ног сбились. По их данным самым крупным военным объектом в этом районе был стройбат с вечно пьяным комсоставом, а агент 00Х13 доносил о таком количестве стратегических объектов, что казалось, будто русские решили сосредоточить весь свой ядерный потенциал на территории одного района Центрального Нечернозёмья. А содержание последней шифровки вообще не лезло ни в какие разумные ворота. Или не впрягалось ни в какие логические сани. В общем, агент докладывал о начале строительства на территории вверенного ему района базы атомных подводных лодок.
- Он что, с ума спятил?! - орал заместитель директора ЦРУ по внешнему шпионажу на своего коллегу из Забубёнского спецотдела. - Какая база? Какие лодки?! Там ещё при Хрущёве русские мелиораторы последнюю речку угробили!
- Не могу знать, сэр. Но вы согласитесь: если русские построили в этом районе гидрометаллургический комбинат, куда возят руду для обогащения за пять тысяч миль, так почему им не начать там строительство базы подводных лодок?
- О, чёрт... то есть, шит! Что же делать?
- Придётся требовать в конгрессе дополнительных ассигнований для запуска ещё одного спутника шпиона...
Так доблестные сотрудники советского КГБ из спецотдела по борьбе со шпионажем в Забубёнском районе одержали очередную крупную победу над злокозненным противником: американцы ухлопали сто пятнадцать миллионов долларов для запуска нового спутника шпиона, а сотрудники группы были представлены к очередным званиям и наградам. И даже те, кто работал под прикрытием трёх овец и одного козла, получили на всех один "Знак почёта".
Естественно, сто пятнадцать миллионов долларов американские налогоплательщики выбросили на ветер или коту под хвост, или ещё куда-то там. Но спутник, сработанный по последнему слову американской техники, ни черта в Забубёнском районе не обнаружил, кроме вышеупомянутого стройбата с вечно пьяным офицерским комсоставом. А в Лэнгли стояла уже не просто ругань, а натуральный мат.
- Чёрт бы вас побрал, мистер Абрамович! - бесновался заместитель шефа по внешнему шпионажу. - Спутник ни хрена не обнаружил! Что это значит?
- Не могу знать, мистер Давидович, но русские такие пройдохи...
- Что!? Вы мне ещё скажите, что они прорыли дыру диаметром шестьдесят ярдов от Тихого океана до Забубёнска, а базу строят под прикрытием нового свинокомплекса - супергиганта?
- А почему нет? Как вы думаете: почему в Забубёнске нет мяса? А ведь только в одном их районе сорок подобных свинокомплексов, тридцать ферм крупного рогатого скота, множество птичьих хозяйств, а мяса нет. Почему?
- Да, почему?
- Да потому, что всё это - военные объекты!
- Мать твою... то есть, фак ё мазе! Не может этого быть!
- Ещё как может!
- А чем они тогда питаются?
- Хлеб они покупают у нас за нефтедоллары.
- Что, у них своего нет?
- Свой они даром отдают северным корейцам и кубинцам.
- Но они должны есть что-то кроме хлеба?
- Всё остальное им заменяет килька в томате и засекреченный биовитаминный концентрат под кодовым названием "бормотуха".
- Иди ты... То есть - каррамба! И им это нравится? Я имею в виду - такое питание?
- Очевидно, сэр! Иначе они не писали бы на каждом углу крупными буквами: "Слава КПСС и лично дорогому товарищу Брежневу!"
- Слушайте, мистер Абрамович, кончайте мне лапшу на уши вешать... то есть, спагетти. Брежнев помер шесть лет назад.
- Что вы говорите, мистер Давидович? А кто теперь у них у руля?
- Один мелкий проходимец по фамилии Горбачёв. Я слышал: наши парни из Нобелевского отдела вербуют этого проходимца за миллион долларов.
- Хорошее дело!
- Только я вам ничего не говорил, мистер Абрамович.
- О чём базар, мистер Давидович. Кстати, вернёмся к нашим баранам.
Коллеги вернулись, и вскоре они решили отправить в Забубёнский район ещё трёх спецагентов для проверки данных, собранных 00Х13-м.
А к тому времени в Сраных Погорельцах произошли некоторые перемены. Ивана Ивановича избрали членом правления колхоза имени Анки-пулемётчицы, и он этим званием очень гордился. Семён Семёнович был пойман с поличным на краже колхозных поросят. Его хотели посадить, но за Семён Семёныча вступилось правление колхоза и руководство КГБ. Прочие сотрудники обзавелись кой-каким хозяйством и, помимо того самогона, который им привозили в виде пайка из главного управления, научились гнать свой. Поэтому они частенько напивались, пели "Интернационал" и прочие зажигательные песни. Джин, вопреки строжайшей инструкции Государственного комитета СССР по безопасности о невозможности задержания вражеского шпиона силами местной милиции, два раза побывал в Забубёнском спецмедвытрезвителе. Дело в том, что тамошний начальник собрался в дружественный Лаос для обмена опытом, и ему требовалась свободно конвертируемая валюта. Но валюты у Джина по некоторым причинам не оказалось и, если бы не вмешательство тогдашнего председателя КГБ, начальник Забубёнского вытрезвителя отправил бы телегу прямо в ЦРУ, чтобы стрясти валюту в виде штрафа хотя бы с руководителей забулдыги-шпиона...
Но самым неприятным событием оказалась междоусобица, образовавшаяся в некогда дружном коллективе сотрудников КГБ, работающих в Сраных Погорельцах. Инициатором междоусобицы был козёл, вернее, младший офицер группы, работающий под прикрытием козла. Дело в том, что он предъявил пакет претензий командиру группы, где чёрным по белому значилось, будто козёл недополучает овёс и сено, которое рачительный Семён Семёнович скармливал своей благоприобретённой скотине.
- Я не понимаю, товарищи! - возмущался в тот памятный вечер Семён Семёныч. - Что ему нужно? Он ведь всё равно не ест овёс. Он, как и все мы, получает спецпаёк, в который входит икра паюсная, докторская колбаса и даже ананасы.
- А я видел накладную в бухгалтерии спецотдела, - блеял козёл, воинственно опустив искусственные рога, - и так чётко прописано - полтора центнера овса и столько же сена в месяц.
- Но ты же не ешь это, скотина! - выходил из себя Семён Семёнович.
- Сам ворюга, - парировал козёл, - натырил в колхозе живности и моим овсом кормишь.
- Но ты же всё равно не ешь овёс с сеном, Филя, - лезли в разговор овцы-подхалимы, - а ему на дело нужно.
- Какое дело?
- Известно какое...
- Нет, ты скажи, зачем тебе овёс?
- Он его хочет на самогон выменивать, - докладывали овцы.
- Вот, козёл, мало ему! - возмущалось начальство.
- Мало, - огрызался козёл, - у меня детство было трудное...
В общем, и этот инцидент мог бы рассосаться без прецедента, но тут в избушку вошёл Джин, по-стариковски кряхтя и охая. Но, когда он увидел козла, сидящего верхом на стуле с ананасом в руке, кряхтеть перестал и брякнул:
- Что значит - хватит? - по-бабьи ахнул Иван Иванович. - Под трибунал захотели, товарищ генерал?
- Не бзди, замполит. Всё будет пучком...
По природной американской глупости Джину Батлу было неведомо чувство страха. Жизнь в России перековала его сознание, и теперь он боялся грозы, дурного глаза, милиционеров, зубных врачей, клопов и работников советской торговли. Сотрудников КГБ он уже не боялся. Зато появилась опасность разоблачения собственными коллегами. Дело в том, что вечер, памятный козлиным демаршем, был завершён полюбовным соглашением. Группа Семён Семёныча не хотела покидать насиженных мест, и даже строптивый козёл предпочитал ананасы в сарае беготне по окрестностям Пхеньяна в поисках южно-корейских диверсантов. А Джин просто боялся позора. Поэтому они решили продолжить "сотрудничество". Иван Иванович помогал Джину вербовать гнилых торговых интеллигентов, членов лавочных комиссий и спившихся председателей отстающих колхозов, а овцы подтягивали американца в разговорной речи. В общем, деревня Сраные Погорельцы зажила тихой - мирной шпионской жизнью, которую иногда разнообразил несносный козёл. Однажды он, проснувшись в состоянии жестокого похмелья, решил даже шантажировать Джина.
- Дай десять баков, козёл, - щекоча бородой ухо незадачливого шпиона и дыша самогонным перегаром, требовал не выспавшийся сотрудник грозного советского учреждения, - а не дашь - заложу твоим. У меня радист - свояк.
- Ты сам есть козёл, - неуверенно возражал Джин, - а баки - зарплата один год вперёд - финиш.
- Как финиш? Чё ты гонишь, рыло?!
Но Джин не гнал.
А отсутствие валюты и советских дензнаков, маркированных физиономией какого-то самоуверенного лысого типа, объяснялось просто. Если крестьяне к появлению в их местности американского шпиона отнеслись с философским спокойствием, то в среде забубёнских ветрениц данный факт (факт явления американского шпиона) произвёл переполох. По всему видимому, кончались гнусные времена платонической зависти к столичным шлюхам, но наступала пора надежд и действий. Короче говоря, уже на второй неделе своего пребывания в Сраных Погорельцах Джин заметил первую стайку очаровательных блудниц из райцентра. Энергично огрызаясь на приставания кэгэбэшников, загримированных под бабушек, дедушек, овец и козла, они прогуливались по единственной уличке деревни и наперебой подмигивали Джину. А он сидел на завалинке и упорно прикидывался дедом Матвеем, и даже пердел по-стариковски, чему 00Х13-й целых три месяца учился на специальной военной базе в штате Айдахо.
А девушки ходили взад - вперёд и подмигивали. Когда стало понятно, что скорее девушек перекосит от постоянного подмигивания, чем расколется тренированный шпион, самая нахальная отделилась от стайки, плюхнулась Джину на колени и прощебетала:
- Гони стольник зеленью, и я твоя.
- Вот, вот? - изумился Джин.
- Это нечестно! - заверещали остальные. - Договаривались на его усмотрение!
- А если он будет три дня высматривать? - парировала самая нахальная, у которой через три дня начинались месячные.
- Стольник, шустрая! Я могу и за половину!
- А я за двадцать!
- Дуры! Так мы до советского трояка доторгуемся! А нам это надо?!
- Тогда давай по жребию!
- Нет, на усмотрение!
Решили голосовать. Все девушки были комсомолками, и подобные споры привыкли решать на высоком сознательном уровне. Но в это время за околицей показался самосвал, через десять секунд он тормозил возле завалинки, а ещё через три районные девицы махались в рукопашную с областными конкурентками. Бабушки, дедушки, овцы и козёл висли на заборах и радостно улюлюкали.
Победила область, девицы матёрые и приученные к суровому обхождению со стороны курсантов воздушно-десантного училища. Они погрузили на самосвал Джина, вопящего о своей импотенции по причине глубокой старости, а козёл, предварительно договорившись с одной из красоток за десять минут в своём сарае, грузил туда же рацию. Затем Джина вывезли в поле и принялись трахать, вменив ему в обязанность оплатить каждый трах по максимальной таксе. В общем, Джин оказался крепким парнем и протрахал свою шпионскую зарплату за год вперёд. А так как он был воспитан в чисто американских традициях, когда долг платежом красен, то он тотчас по завершении трах марафона вышел в сеанс экстренной связи и, сославшись на возможность провала, слезно умолял руководство выслать причитающие ему деньги за год вперёд на районный почтамт бандеролью до востребования. Если бы в тот день козёл не был в стельку пьян (впрочем, как и во все остальные), он не стал бы приставать со своим глупым шантажом. Ну да что с него взять...
Джин сделал контрольную потугу и, поняв, что уже всё, выпрямил задеревеневшие ноги и треснулся головой о потолок сортира.
- Шит! - ругнулся он и полез на выход. Выйдя из сортира, он полностью выпрямился, глотнул свежего деревенского воздуха, почувствовал приступ голода и затосковал. Что ему теперь делать в этой дыре? А как хорошо было всего три года назад. И даже прибывшие из-за океана коллеги с проверкой ничего не обнаружили. Сначала, правда. Джин сильно испугался. Дело в том, что он уже вступил в преступный сговор с кэгэбэшной бандой, и проверка из ЦРУ могла сильно ему подгадить. Всё-таки ЦРУ - это не какая-то лавочная комиссия, а очень солидная организация, с которой шутки плохи по любому. Поэтому, когда Джин прогуливался от нечего делать по деревне, а из-за ближайшего косогора появились три джентльмена в лаптях, черкесках и бейсболках, 00Х13-й чуть не обделался. Ему сразу не понравился негр в центре компании, по легенде - дальний родственник деда Матвея из Тамбовской области. Негр лихо вертел ручку неведомого Джину музыкального инструмента и пел:
- Всюди буйно квитнэ черемшина...
Увидев и услышав всё это, 00Х13-й заметался по улице в поисках руководства. Но оно, как назло, отсутствовало и занималось колхозными делами: один заседал в правлении, другой крал поросят. Остальные сотрудники ковырялись в поле. Во всех Погорельцах оставался один козёл, отказавшийся пастись с овцами на дальнем лугу по причине похмелья.
- Козёл, козёл, - зачастил Джин, вбегая в сарай, - там есть три человек. Один ниггер. Это из мой фирма в Лэнгли.
- Меня, между прочим, Феликсом звать, - буркнул козёл и повертел в руках пустую бутылку. - А что за люди?
- Я говорю - один ниггер - это из Лэнгли!
- Раз ниггер - значит из Лэнли. Знаешь, сколько тут всяких иностранцев бродит? Даже вьетнамцы встречаются, а ты - ниггер.
- О, год! Надо что-то делать! Ты не понимаешь...
- Ладно, не зуди, сейчас мы с ними по-свойски потолкуем.
С этими словами козёл выполз на улицу. Джин остался во дворе, предпочитая наблюдать встречу сотрудника КГБ с подозрительными незнакомцами через дырку в заборе.
- Здорово, мужики! - браво гаркнул козёл, молодецки потряхивая рогами, когда троица с завывающим негром посередине приблизилась к нему.
- Салам аллейкам, - невозмутимо ответил крайний справа, по-видимому, старший. Перед поездкой в Россию его долго уговаривали ничему там не удивляться.
- Милости прошу к нашему шалашу! Если, конечно, вы не забыли взять с собой выпивку.
За столом гости стали осторожно выпытывать у захмелевшего козла требуемую информацию.
- Ты знаешь дед Матвей? - ткнул пальцем в бороду Феликсу старший.
- А как же! Его вся деревня знает. Хороший малый.
- Что он делает?
- А чё он делает? Дрыхнет на печи с утра до вечера.
- А ночью?
- Шпионит, паскуда, но незаметно.
Гости удовлетворённо переглянулись.
Козёл посмотрел в сени, откуда Джин на пальцах изображал магарыч в случае удачного завершения беседы, и продолжил:
- Я больше скажу: тут какая-то собака повадилась через речку мост взрывать, но на деда Матвея никто и подумать не может - такой осторожный. Его уж и с дружинниками ловили, а ему всё хоть бы хны: лежит себе на печи и рацию ремонтирует.
Козёл хлопнул ещё стаканчик цуйки и вызывающе посмотрел на негра. Тот смутился и забормотал:
- What? What? I am the nephew of Uncle Matthew from Tambov.
Козёл закусил огурцом и подмигнул бедному негру. Тот не выдержал и запел:
- Стою я над Днипром тай думку гадаю...
Вспоминая результаты проверки. Джин даже застонал: его представили к награде, а мама получила благодарственное письмо от самого мистера Абрамовича. Но затем началась полная фигня. Русские, упиравшиеся на всех фронтах всех войн, и холодной в том числе, с достойным упорством, каковое упорство приводило их к победам, вдруг облажались до такой позорной демократии, что в специалистах вроде сержанта ЦРУ просто отпала необходимость. И не беда бы, потому что, помимо России, оставались ещё Ближний Восток, Африка и Латинская Америка. Одкако до тех мест надо было добраться за свои с последующим представлением авансавого отчёта, а по пути выучить что-нибудь типа "но компренде" или "аллах акбар". Но, оказавшись не у дел в удемокраченной России, Джин, мало стал узким специалистом по части оценки разных марок самогона и применения русских специальных выражений, он ещё оказался и без цента денег. Дело в том, что областные шлюхи, однажды тряхнув шпиона, который оказался стойким перцем, продолжали работать с ним вплотную, а руководство Джина только послушно высылало деньги бандеролями до востребования, ничему не удивляясь, потому что привыкло к всесилию американского доллара.
Короче говоря...
В общем, гнусные времена, в смысле потери работы в насиженном месте, наступили не для одного американского шпиона. О чём свидетельствовала суматоха, непривычная для деревни, привыкшей к размеренному образу жизни. И, не успел фальшивый дед Матвей войти в избушку, как с улицы его кто-то позвал.
- Эй, Джин. Джин! - раздался истошный вопль. - Ты уже проснулся, морда американская?
- В чём дело? Сам ты рыло! - высунулся из сеней бывший резидент.
- Давай в штаб, на экстренное совещание!
В центральной избе уже собралась вся группа во главе с руководством. Вид большинство имело растерянный. Руководство тоже пыталось изображать печаль, но у них это выходило не очень похоже. А козёл, как всегда пьяный, дремал в углу, свесив бороду промеж рогов ухвата.
- Как же нам теперь быть, товарищи однополчане, и что нам всем теперь делать? - патетически разорялся замполит. - Вот и товарища американца...
Он доброжелательно показал на прибывшего Джина.
- ...Тоже из его рядов увольняют. А ведь по возрасту нам всем ещё работать и работать. Служить, то есть, родинам...
- От работы кони дохнут, - мекнул козёл, не открывая глаз.
- Кто не работает, тот не ест, - благодушно поправил его командир.
- Вам хорошо тут ментора из себя изображать, - съязвил завистливый замполит, - ведь пока я на благо колхоза надрывался, в правлении заседая, вы поросят крали. А теперь что получается? Из органов нас увольняют, колхоз закрывают, впору по миру идти, а командир при новом пятистенке и обильно хрюкающем подворье.
- Ты то чего пролетарием прикидываешься? - также благодушно возразил командир. - Сколько мне известно, ты уже и из органов уволился, и из партии вышел, и заявление о переводе на работу в качестве начторга уже накатал.
- Чего накатал? Куда накатал? Да я ж за общее дело, - растерялся замполит.
- Понятно, - зашумели младшие и средние офицеры. А один из них, заместитель командира группы по тылу, бочком и, не говоря лишних слов, попёр на выход.
- Куды!? - заревели дюжие бабушки и дедушки, вынося на плечах из избы вон вопящего хозяйственника. Джин, было, ринулся на выход вместе со всеми, но кто-то от души огрел его добротной деревенской табуреткой, приговаривая:
- А нечего на чужое добро американское хайло разевать...
И, пока вырубленный 00Х13-й отдыхал в ногах равнодушного к происходящему козла, бывшие кэгэбэшники делили продовольствие и инвентарь. Вначале зампотылу предложил делить хозяйство по званиям, предварительно исключив из списка экономического преступника командира и политического изменника замполита, и его поддержали один гнилой подполковник и три колеблющихся майора. Однако им противостояли крепкие молодые капитаны с лейтенантами, которые сбросили с себя зипуны, шушуны и овечьи шкуры. Поэтому, имея в виду неравносильный консенсус, решили не доводить до прямого членовредительства и делиться по справедливости.
Часть 2
Что делать?
Делёж оказался недолгим. После него деревня моментально опустела. Бывшие кэгэбэшники разбежались, как тараканы, переустраиваться в новой жизни, каковая сулила людям ловким, сильным и беспринципным много возможностей. А Джин продолжал валяться в ногах трезвеющего козла. Когда 00Х13-й очнулся, он услышал:
- Вот те, бабушка, Юрьев день и Восьмое марта. Доброе утро. Ты как, шпион, очунявшись?
- Есть маненько, - блеснул знанием диалекта Джин и потрогал спину.
- Тады давай кумекать, земляк, - иронически предложил козёл. - Как у тебя со снаряжением?
- Полный порядок, - бодро доложил Джин, - есть оружие, патроны, гранаты...
- Ну, оружие с патронами мы ещё какому-нибудь лоху впарим, - задумчиво сказал козёл, - а гранаты можешь выбросить. Рацию не посеял?
- Когда бы я успел? - удивился Джин. - Да, у меня ещё парашют зарыт в надёжном месте.
- Знаю я это место, - вздохнул козёл, вспоминая пропитый парашют. - Однако с рации мы недельку продержимся.
- Почему это мы...
Джин сделал ударение на личном местоимении множественного числа.
- ...Должны продержаться неделю с моей рации? А у тебя что-нибудь есть?
- Во! - козёл, распахнув шкуру и, являя взору экс-резидента волосатую грудь с наколкой "Не забуду мать родную", хлопнул кулаком по наколке. - И во!
Другим кулаком козёл хлопнул себя промеж рогами.
- Что - во? - недовольно возразил Джин.
- Ладно, не пузырись. Сейчас мы займёмся инвентаризацией погребов, пока городские это дело без нас не прочухали, а потом айда на рынок, рацию с твоим палёным оружием толкать.
- Так пойдёшь? - усмехнулся Джин и ткнул пальцем в козлиную шкуру, а затем в рога.
- Да, рога теперь мне ни к чему, - согласился козёл, - а шкура пригодится. Подкорочу и выйдет из неё вполне сносный кожушок.
- Что выйдет? - не понял Джин.
- Неважно...
До города невольные приятели добрались почти без приключений. Козёл, правда, выглядел довольно экзотично в своей клочковатой одежде не по сезону, каковую он подвязал обыкновенной верёвкой. Но мало кого в России мог удивить драный тулуп на голое тело, хотя по пути на рынок тёплую парочку беспощадно освистали местные пацаны и неудовлетворённые райцентровские шлюхи. А патриотически настроенные юноши-допризывники хотели даже начистить отставному шпиону лицо. Однако козёл, на поверку оказавшийся дюжим мужиком с лицом рябым и хитрым, быстро разогнал смельчаков.
На толкучке Джина поразило обилие товара. Раньше, когда он здесь бывал, такого не наблюдалось. Теперь прилавки ломились от всего, что при ближайшем рассмотрении оказывалось третьесортной дрянью из самых развивающихся стран третьего мира. Помимо этих товаров, пользующихся, кстати, повышенным спросом, кипела оживлённая торговля военными диагоналевыми штанами, штатскими нарукавниками, латанными валенками, коринфской бронзой, армянскими джинсами, траченными молью норковыми шапками, бойцовыми курами и просроченным повидлом, из которого тут же делали пирожки и продавали на закуску угощающимся из-под полы торговца берёзовыми вениками дешёвым самогоном. Между торговцем под прикрытием берёзовыми вениками и торговкой семечками стоял упитанный милиционер и, почёсываясь новомодной демократской дубинкой, добродушно рэкетировал обоих.
- А вот кому первоклассная шпионская техника, - запел козёл, отзывавшийся на Феликса, и отправился между рядами, - тут вам и радиопередатчик, и радиоприёмник, и дешифровальное устройство, и всё в один советский ВЭФ вмонтировано...
Милиционер лениво встрепенулся и сказал:
- А ну, покажь.
- Не нукай, не запряг, - огрызнулся Феликс, запамятовав тот печальный факт, что мент, в отличие от него, распущенного восвояси, всамделишный. То есть, при исполнении.
- Чё? - попытался сузить заплывшие жиром глазки страж любого порядка и размахнулся дубинкой. Произошла свалка. Феликс вырвал у неповоротливого стража его дубинку и дал ему ею же по фуражке. Джин подхватил обмякшего мента и тренированным броском уложил его за пустующий прилавок. Мент, упав за прилавок, высовываться оттуда не стал, но просто засвистел. На свист стали сбегаться коллеги упитанного. Они попытались применить свои дубинки по обстановке, но Феликс ловко парировал удары и глушил неуклюжих забубёнских ментов трофейным оружием. Джин подхватывал свежеотоваренного стража и складывал его за давешний прилавок. Свежеотоваренный, прочувствовав суровое обращение со стороны бывшего кэгэбэшника, также не высовывался наружу, но присоединял свой свисток к свистку коллеги. И они свистели из-под прилавка как соловьи. А когда свистунов собралось около дюжины, Джин вдруг обратил внимание на тот странный факт, что свистки собравшихся под прилавком отличаются тональностью и даже музыкальностью.
"Но это ведь непонятная Россия, - мельком соображал бывший американский резидент, продолжая паковать местных ментов под прилавок, - где даже стандартные табельные свистки свистят так разно, что из них при желании можно сформировать духовой оркестр специального назначения..."
В каталажке было сыро и мерзко. В тёмном углу бубнил какой-то невзрачный тип, от которого воняло так, как может вонять от российского бомжа. Джин лежал на лавке и потирал ушибы. Феликс матерился сквозь выбитый зуб. За решёткой маячили фигуры блюстителей любого закона. В глубине служебного помещения трезвонил телефон. Дежурный, не обращая на звонки внимания, зычно переговаривался по другому аппарату.
- Чё-о? Да хрен там...
- Чё-о? Да и хрен на него...
- Чё-о? Да пошёл он на хрен...
- Чё-о? Да хрен ему...
Когда трезвон достиг апогея, дежурный снял трубку и рявкнул:
- Дежотнистарнтов слушает! Чё-о? А не хрен с разинутой пастью ходить. Всё, конец связи...
Брякнув трубой, он продолжил прерванный базар:
- Да потерпевший, мать его. Чё-о? Челюсть золотую на ходу изо рта вынули... Ага! Я ему так и сказал: нечего пасть разевать... Хы-хы!
- Эй, ты, Лев Толстой! - заорал Феликс. - Долго нас тут держать будут?
- Ой, а ты ж у мене насидис-си, - сладким голосом запел дежурный и вдруг вскочил, приветствуя вошедших.
- Ну, где эти гуси? - услышали узники знакомый голос, а затем и увидели бывшего замполита бесславно загнувшейся группы по борьбе со шпионажем в известном районе неизвестной области.
- А, старый большевик, - заворчал Джин, признав постную физиономию профессионального обманщика.
- Ну, что ты, Женечка. В душе я всегда был демократом. А вот вчера вступил официально. Но это детали. Я к вам, ребята, по делу.
Дело обсуждали в кабинете начальника Забубёнской милиции, где к бывшему замполиту относились с бережной любовью, потому что Иван Иванович не только вступил в правящую партию обновлённой России, но и приступил к исполнению самых хлебных обязанностей - он занял пост директора Забубёнского торга. Короче говоря, демократическая Фемида любила и берегла демократическую Мамону. И, пока первая берегла вторую, а вторая повествовала узникам интересные вещи, бывший козёл веселился от души.
- А ну, ещё раз, а то я что-то стал туго соображать! - надрывался Феликс, хлопая себя по голым коленям, торчащим из-под полов бывшей козлиной шкуры.
- Да ты, Филь, не ёрничай, - по-отечески увещевал бывший замполит, - я же вам помочь хочу.
- Может, дать раза? - бдительно предлагал начальник милиции.
- Не надо, это лишнее. Ребята, объясняю ещё раз: меня выдвигают в мэры...
- Народ выдвигает, - уточнил милицейский чин.
- Вот именно. Но нужны ещё кандидаты, чтобы выборы проходили демократично.
- Народ их одних выдвигает, - снова встрял шеф забубёнской охранки, - потому что ещё не дозрел до демократии.
- Вот именно. Но мы не должны пользоваться темнотой масс, поэтому предлагаем вам, ребята, выставить свои кандидатуры на выборах. Ты, Филя, пойдёшь от блока коммунистов, а ты, Женя, от блока монархистов.
- Но я никогда не был монархистом! - запротестовал Джин.
- А тебе не всё равно? Тем более, ты за своё показательное выступление денежку получишь. А нет - срок и - по этапу.
Милицейский чин был по военному прямолинеен.
- Вот именно, - ласково кивнул бывший замполит, - так что лучше берите свои программы и дуйте в гостиницу готовить свои речи.
- Переодеться бы, - сказал Феликс.
- Не стоит, - возразил Иван Иванович. - Так ты за коммуниста лучше сойдёшь...
Джин с интересом разглядывал гостиничный номер, довольно шикарный для райцентра: целых двенадцать квадратных метров, две койки, две тумбочки, раковина и половичок, прибитый над одной из коек. С половичка на Джина таращились два ужасных бородатых мужика верхами на явных першеронах. Третий был без бороды. Поэтому он довольствовался понурившейся кобылой какого-то местного коннозаводчика. Средний мужик сидел на своём першероне с поднятой рукой, словно хотел посмотреть время на наручных часах или почесать насупленную бровь.
- Ты что-нибудь понял? - спросил Джин вынужденного приятеля. Феликс в это время вычёсывал гостиничным гребнем из своего тулупа дохлых блох.
- А чё тут непонятного? - огрызнулся Феликс (некоторые блохи пережили радикальную смену формаций и больно кусались). - Выступим с показательным на выборах, народ нас забракует, и Ванька станет мэром.
- Я всё равно ничего не понимаю, - пожал плечами Джин.
- Ладно, не напрягайся, - посоветовал Феликс и забарабанил кулаком в запертую снаружи дверь номера. - Эй, вы! - заорал он. - Передайте распорядителям, что без выпивки я никуда баллотироваться не стану!
Распорядители вняли и скоро друзья по несчастью имели три бутылки водки, батон ржаного хлеба, луковицу и банку кильки пряного посола. Всё это они водрузили на одну из тумбочек и принялись закусывать.
- Какой жадный тип, - бормотал Джин, пытаясь заглянуть кильке в глаза, прежде чем отправить её в рот.
- Зато целых две бутылки водки, - заявил Феликс.
- Как - две? Ведь было три?
- Да что ты? - фальшиво удивился Феликс.
- Вот она, твоя истинная козлиная сущность, - заворчал Джин, наливаясь кровью, предварительно налившись водкой, полторы бутылки каковой они с Феликсом уже усидели.
- Но-но, ты, монархист хренов из Северной Каролины!
- Что - но?! - Джин схватил бывшего кэгэбэшнтка за чуб и впечатал ему в лицо полбатона ржаного хлеба.
- Му-у! - завозился Феликс в цепких объятиях бывшего резидента, давясь непропечённым мякишем. Затем он изловчился и дал Джину коленом под дыхало.
- Эк! - сказал Джин и невольно присел. Вот тогда он обнаружил пустую третью бутылку. Она стояла у ведра под раковиной.
- Ты чё? - забеспокоился Феликс, пытаясь выпрямить товарища по несчастью.
- Силён, - просипел Джин, поднимаясь.
- Чё? - не понял Феликс.
- Я говорю: по сравнению с тобой китайский цирк - позорные чайники. Как ты умудрился незаметно выжрать целую бутылку водки, не имея возможности отойти от меня дальше, чем на два метра?
- Видишь ли, - туманно молвил Феликс, - у меня детство было трудное...
Площадь перед зданием бывшего горисполкома, по-новому - мэрии, не то чтобы была забита народом, но некоторое оживление наблюдалось. Большинство пришло поглазеть на судьбу памятнику товарищу Дзержинскому, каковой товарищ посещал Забубёнск на заре революционных свершений и лично распорядился вывести в расход нескольких товарищей, пойманных на краже столового серебра, экспроприируемого у местных купцов на нужды революции. Памятники Дзержинскому было решено снести повсеместно во всей обновлённой России по решению штаба всероссийского движения "Демократы за демократию", возглавленного бывшим расхитителем социалистического имущества в особо крупных размерах господином Боровым, которого советские законники не успели поставить к стенке. Этот новоявленный господин велел также повсеместно снести памятники Горькому, а вот Маяковского, как своего исторического земляка, велел не трогать. В общем, немногочисленные забубёнцы собрались на площади перед зданием бывшего горисполкома и на памятник поглазеть, что-то с ним сделают, и кандидатов в мэры послушать, что-то из этой затеи выйдет. Для кучности местное милицейское руководство дало отгул всем заключённым на мелкие сроки и сидельцам печально известных в Горбачёвские времена лечебно-трудовых профилакториев. Чтобы и те и другие не разбежались, на известную площадь прибыл грузовик стражей, каковые стражи оцепили "подшефных" и время от времени создавали в их рядах демократическое оживление с помощью дубинок.
В общем, было весело и занятно. Солнышко пригревало, лёгкий ветерок трепыхал непривычные глазу обывателя трёхцветные тряпицы, мелкие правонарушители и принудительно лечащиеся алкаши с тоской поглядывали на пивную точку, а временно вольные граждане Забубёнска подбадривали местного главного архитектора Леона Карбузьяна. А последний перебирал коротенькими толстенькими ножками по пьедесталу памятника, снимал размеры и клял в душе штаб всероссийского движения "Демократы за демократию". Узнав, что демократы собираются демонтировать около десяти тысяч памятников ненавистному режиму и хотят потратить на это благородное дело часть денег, вырученных от продажи бесплатной гуманитарной помощи, Леон потерял сон и аппетит. От мысли, что такие бешеные деньги попадут паразитам из коммунального хозяйства, Леону делалось дурно, и он принялся строчить в штаб проект, по которому эти деньги должны были осесть в кошельке Леона. Но штаб проект забраковал, и Леон трудился над забубёнским памятником.
- Идиоты, - ворчал Леон, обтирая пыль с бронзовой шинели некогда грозного революционного начальника, - наделали бы из всех Дзержинских Хакамад, и дело в шляпе...
В общем, в шляпе могло оказаться благородное дело по искоренению памяти о тех людях, которые когда-то заставляли трепетать преступников всех мастей от одного только упоминания имени этих людей. А в кошельке умного архитектора - кой-какой наварец, вырученный от реализации срезанных бронзовых бородок клинышком, революционных кепок и частей бронзовых шинелей, из каковых практичный Леон планировал делать юбочные костюмы самого смелого (в смысле юбок) покроя. Ведь какая на хрен Ирина Хакамада в шинели? Вот юбочный костюм - другое дело. И причёска у неё подходящая: не надо делать обескепоченному революционеру гипсовых накладок. Впрочем, в этом смысле и Дзержинский не подкачал, потому что к моменту увековечивания в виде бронзы не облысел, но сохранил подходящую шевелюру, выглядывающую из-под вышеупомянутой кепки.
- Ара, и длина подходящий, и такой же тощий, - продолжал бузить Леон, - такой Хакамада получится - пальчики оближешь...
В это время на трибуну перед зданием горисполкома вышел Феликс, подпоясанный верёвкой поверх клочковатой козлиной шубы, в обрезанных резиновых сапогах на босу ногу и с лицом заросшим и помятым. Явление другого Феликса визави исторического привлекло внимание собравшихся: скопление зевак подёрнула лёгкая рябь оживления, раздались недружные свистки.
- Кандидат в мэры от блока коммунистов, - с лёгкой иронией объявил распорядитель, демократ с трёхнедельным стажем, директор овощебазы и дальний родственник Ивана Ивановича.
- Товарищи! - хрипло начал кандидат. - Я буду краток... Если вы отдадите мне свои голоса, то я гарантирую завершение строительства коммунизма в нашем районе уже в текущей пятилетке...
- Настроились, хватит! - зашумели собравшиеся. Но сурового кандидата такое отношение ничуть не смутило. С возгласом "Правильно!" он словно провалился сквозь трибуну, в подполе которой на всё время выборов функционировал портативный пивларёк.
- Кандидат в мэры от блока монархистов!
Раздался смех. Послышались детские голоса:
- Гля-ань, шпиён в мэры намылился!
- Да неужели!
- Дамы и господа! - смущаясь, начал Джин. - Мне ли вам, родившимся в стране с устоявшимися монархическими традициями, доказывать преимущество управления государством одним лицом, нежели многочисленной и неуправляемой бандой, так называемым парламентом. Ведь случись какие-нибудь экономические или политические неурядицы, то одно лицо всегда легко взять за галстук, экспроприировать и поставить к стенке, как вы это когда-то сделали с последним Гогенцоллерном...Что? Простите, Романовым... В то время как с парламентом придётся изрядно повозиться. И, пока вы будете прищучивать одного, остальные разбегутся как тараканы вместе со всем вашим национальным достоянием...