И вот кроткий в недавнем прошлом, послушный, как флюгер, и вежливый до отвращения супруг берет этого хека и фуяк! Жене по прическе. Хиздык! Теще пенделя, да такого, что она из тапочек выпрыгнула, и не успели дамы опомниться, как очутились на улице, а вслед им полетели шмотки и чемоданы. И пустился во все тяжкие спортсмен, и никогда больше не позволил сесть себе на шею ни одной стерве. До того исправился, что чуть было в тюрьму не угодил за многоженство, а уж каким компанейским товарищем стал, каким хозяином хлебосольным, любо-дорого смотреть. Нарадоваться не могли.

Нечто подобное произошло и с Племянником. Он остался в раннем детстве без родителей, воспитывался дядей и когда на вопрос учительницы о том, кем работают родители, ответил, что дядя - сварщик, а тетя - буфетчица, стал незамедлительно называться Племянником. Цветы жизни - дети в отношениях между собой злобны, безжалостны и не по-хорошему наблюдательны. Впоследствии эта кличка переросла автоматически в блатную кликуху и на фоне всяких там Быков, Кисок, Амбалов и Шаламов выглядела даже оригинально. Дядя пил запоем, бил пацана по пьяному делу так, как если бы хотел убить, а делать этого не следует потому, что вырастают из таких детей либо патологические трусы, либо злобные хорьки. Третьего не дано. Племянник вырастал трусом, вернее, не трусом, а как бы это поделикатнее выразиться? Ну, скажем так: он не был храбрецом, так будет ближе к истине. А ростом и комплекцией сверстников резко обогнал и смотрелся на их фоне, как бройлер среди беспородистых несушек. Не дрался никогда и даже вида крови не выносил - плохо делалось. Выпивали однажды всем классом на пустыре за школой, открыли банку с килькой на закусь, махнула Наташа Меленьева рукой и по самую надкостницу насадила средний пальчик на зазубренную крышку. Отдернула руку, брызнула кровь на серебристую рыбку, и грохнулся Племянник во весь рост - обморок случился. Так стыдно было после этого случая - чуть школу не бросил. Решил он тогда волю закалять, но сначала необходимо было закалить себя физически. Повесил в сарае мешок с песком и бил его ежедневно, да так, что потолочная балка сотрясалась. И ведь не зря! Пришел, как-то дядя поддатенький, стал по своему обыкновению супругу гонять, Племянник заступился, а тот с горлышком от бутылки буром на него. Стукнул парнишка родственничка легонько совсем, не размахиваясь, а дядя брык с копыт и лег на спину. Посинел, как баклажан почему-то, охладился отчего-то, как холодильник, - еле откачали. А смелости все равно не прибавилось. Племянник от этого страдал и кавказцам по-хорошему завидовал. В раннем детстве подсмотрел он драку между осетинами. На Урале много было их, ни за что ни про что высланных. Ну, так вот, ударил Цгоев Мамиева перочинным ножом, тот подставил руку, защищаясь, тонкое лезвие пробило предплечье насквозь и обломилось. Подбежали земляки, разняли бойцов, и вот какая картина на всю жизнь Племяннику запомнилась. Стоит Мамиев, объясняет что-то вежливо старику-горцу, а у него между лучевой и локтевой костью, кусок лезвия торчит. Кровь по пальцам стекает, уже лужица возле ботинка, а он вроде как и не замечает ничего. И влюбился тогда русский мальчик в горцев и считал их почему-то всех грузинами. Так влюбился, что даже "Витязя в тигровой шкуре" Шота Руставели чуть не наизусть выучил. Прямо бредил Тариэлем этим и считал всех кавказцев благородными, отважными, гостеприимными и великодушными; такими, какими и должны быть настоящие горцы.

Племянник знал названия грузинских вин, хотя не пил их ни разу. Бравировал упоминанием всяких там Цинандали, Саперави, Мукузани, Гурджаани, Киндзмараули, Ркацители, и даже знал, что самое сладкое и вкусное вино в мире - Салхино. Он выучил по-грузински "моды як", что в переводе обозначает "иди сюда" и модыякал в присутствии кавказцев где надо и не надо, чаще всего не к месту. Степень обожания горцев была столь велика, что когда он увидел в саду Горького, как какой-то подонок пырнул ножом мужика в ягодицу и забежал в женский туалет, спасаясь от милиции, он не сдал его потому, что беглец был грузин. Так по крайней мере ему показалось. И вот однажды стоял он в очереди на колхозном рынке - дядя попросил фруктов купить, а впереди его ветеран войны на трость оперся, весь в орденах и медалях. И видимо, этот защитник родины тоже в генацвале был влюблен, а может быть, просто, подлащить хотел, чтобы тот товар подешевле продал.

- Гомар джобе, - поздоровался старик.

- Комар в жопе, - ответил продавец.

Он крепко пил этот грузин, что редкость среди кавказцев, и был то ли с похмелья, то ли просто не в духе, а может быть, его вывело из себя неправильное произношение грузинского слова.

- Что ви хотели, четлах? - с издевательской вежливостью спросил он ветерана.

Племянник не мог перевести на русский слово "четлах", но точно знал, что употребляют его в значении уничижительном.

- Что это вы? - изумился он. Человек старше вас, а вы его обзываете.

- Послюшай, сивинья! Ыды отсюда!

- Сами вы свинья, - осмелился сказать Племянник, и тут же спелая груша взорвалась у него на лбу, как граната. Хотел он схватить этого хама через прилавок, но не успел. Набежали, уронили, напинали, вынесли на ногах с рынка любимые им кавказцы. Видел Племянник боковым зрением, как ухмыляется прикормленный торгашами мент, но то, что произошло дальше, он даже представить себе не мог. Подошел к менту грузин, сунул ему денежку в карман, не скрываясь, и только собрался Племянник лицо под краном обмыть, как был арестован за оскорбление национальных чувств наших друзей с Кавказа. "Ты почему продавца четлахом обозвал? Аты знаешь, сколько за разжигание национальной розни дают?"

Спасибо, что этот мент хорошим оказался, пожурил только, но на пятнадцать суток не определил - отпустил с миром.

Племянник вернулся домой, посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. Есть, конечно, фонари и кровоподтеки, губы разбиты тоже, но ведь зубы и нос, слава богу, целые, и на том спасибо. Вот только мушки все время перед глазами мелькали, и тошнота появилась. Но все это - ерунда, главное страдание доставляли душевные муки, он ведь их так любил - этих детей гор. Вскоре к состоянию душевного дискомфорта, прибавились еще кой-какие симптомы: усилилась головная боль, появилась тошнота, рвота, а потом вроде как воздуха стало не хватать. Вышел на улицу и упал. Это его и спасло. Потому что упади он дома, полежи пару часиков без медицинской помощи, и уже не спасли бы, пожалуй. А так был доставлен в отделение нейрохирургии с диагнозом: "Закрытая черепно-мозговая травма, субарахноидальная гематома". Объяснили потом доктора, что лопнул махонький сосудик в голове, стал кровить, а крови вытекать некуда. Начинается давление на мозг, и как только продолговатый мозг ущемится, дыхательные центры заинтересуются, так и умрет травмированный, и не оттого, что по морде били, а от дыхательной недостаточности скончается. Племянник не умер, но что-то замкнуло в голове после трепанации черепа, и вернулся он домой другим человеком.

В первый же вечер поехал в центр, жил он вообще-то в поселке "Шпальный", посетил ресторан и покалечил знаменитого в городе бандита по кличке Дюля.

Они его первые зацепили. Ну, представьте, какой-то незнакомый амбал приглашает центровую красавицу на танец, не зная и не ведая, что на нее сам Дюля глаз положил. А это означало, что должна теперь милочка сиднем сидеть, одна-одинешенька, всем кавалерам отказывать, ждать и радоваться до слез, когда ее сам Дюля на танец пригласит. Он здесь мазу держал, авторитет имел непререкаемый и непонятливых ставил на место незамедлительно. Так случилось и на этот раз. Толкнули вроде ненароком раз, потом другой, а когда Племянник возбух, щелкнул кнопкой ножа-выкидухи один из Дюлиных шестерок, оттянул у парня рубаху на животе и одним ударом острого, как бритва, лезвия, располосовал ткань до самых брюк. Знай, мол, наших и не высовывайся, а то следующим ударом не рубаху, а требуху вскроем.

Повернулся резко Племянник, и так быстро пошел к выходу, что создалось впечатление, будто бы он пера испугался. С кем не бывает. Мало ли, что ростом велик - против лома нет приема. Один пьяненький говноед даже огурцом хотел в спину кинуть, да передумал и правильно сделал, потому что после этого броска он не только швыряться овощами, но и есть бы их до конца жизни не смог, по причине неминуемого разрушения жевательного аппарата.

"Барышню-то на место поставь, куда побежал, джентельмен сраный!" - крикнул тот, который рубашку испортил. С издевкой фразу произнес, от собственной безнаказанности кочевряжась и борзея.

А Племянник и не думал убегать. Он подошел к ящику, висевшему над гидрантом, с надписью "ПК", что должно было, по всей вероятности, обозначать - пожарный кран, отщипнул, как травинку, повешенный для блезиру замок, достал брансбойт и пошел с ним назад, не чувствуя, что прорезиновый шланг змеей волочится за ним по полу. Заметил. Отстегнул, не суетясь, наконечник от пожарной кишки и вбежал в банкетный зальчик, где гуляло фартовое ворье.

"Русских кабаков без драк не сыщешь", - это верно, но такого побоища не помнили ни официанты, ни постоянные посетители ресторана. Визжали приблатненные мурки, в панике покидавшие банкет, разбегалось и расползалось по углам непочтенное криминальное собрание, вот только Дюля не мог уже передвигаться, сраженный первым, чудовищной силы ударом, а рядом мычал, пытаясь поднять окровавленную голову тот, который грозился кишки выпустить и джентельменом Племянника обозвал.

Сыпанула обезумевшая публика на эстраду, сбивая с ног оркестрантов и топча дорогие инструменты, а за всей этой шоблой резво бегал очень большой человек в разрезанной рубахе, крушил все на своем пути, опрокидывал накрытые столы, размахивал орудием, как Илья Муромец палицей, только на палице должны торчать для усиления убойности шипы, а на брансбойте сверкали острыми углами цапфы, при помощи которых должно осуществляться крепление наконечника с замком шланга.

И потешился на славу и успел уехать на такси за минуту до приезда милиции Племянник, да его и искать не стали. Подумаешь, горе-то какое? Бандит бандиту череп проломил. Обыкновенная воровская разборка, а Дюля этот уже всю плешь правоохранительным органам переел, его если бы даже и вовсе замочили на глушняк, то и тогда бы никто не вскручинился.

А Племянник уехал наутро в веселый до ужаса город Кунгур, на территории которого располагались две зоны: общего и усиленного режима, где жизнь человеческая стоила не дороже бутылки водки, где будущие конвоиры и потенциальные обитатели камер играли в одной футбольной команде, где он рос когда-то и проводил на берегу Сылвы с детьми потомственных каторжан больше времени, чем дома или за школьной партой.

Через несколько дней к центральному рынку подъехал заказной автобус, то ли "Пазик" то ли "Лазик", черт их разберет, этих ублюдочных представителей родной автомобильной промышленности. Только идиот мог придумать конструкцию машины, при которой даже в адскую жару, невозможно отключить отопление в салоне. Однако молодые люди спортивно-бандитского вида, просидев в этом пекле часа три, судя по всему, чувствовали себя комфортно, а главное, как-то больно уж уверенно. Они надели не спеша капроновые чулки на головы, взяли в руки металлические прутья; а покинув автобус, разделились на две группы: одна ворвалась в помещение рынка через настежь открытые двери с надписью "Вход", другая блокировала пути к отступлению.

Били всех подряд. Всех смуглых и усатых. Попало ни за что ни про что и азиатам. Разбираться с национальной принадлежностью было некогда. Русских не трогали. Свистели прутья, опускаясь на тела и головы, летели в разные стороны плоские, как блины, грузинские фуражки и различных фасонов тюбетейки, смачно лопались под ногами мандарины, апельсины и другие дары южной природы, опрокидывались весы и падали под ударами торговцы, а особо выделялся яростью и силой, самый большой из нападавших и не по комплекции проворный. И хоть превосходили южане числом уральских ребят, а убегали, пытались спрятаться под прилавками. Рассказывали очевидцы, как один малюсенький продавец тюльпанов залез под широкую юбку пышнотелой торговки из Краснодара и там пересидел экзекуцию. Безотказно сработал один из законов поведения толпы в экстремальной ситуации: "Все бегут, и я побегу от греха подальше". Храбрые гугеноты тоже в основном спасались бегством в Варфоломеевскую ночь, но они отмстили своим гонителям, пусть не на поле брани, но весьма оригинальным способом. Они заслали своего лазутчика протестанта Генриха Наваррского во вражеский стан Екатерины Медичи в качестве официального жениха для королевы Марго, и наслаждались впоследствии самим сознанием того факта, что их ставленник находился по ночам сверху поверженного им врага, да и днем мог задрать ей подол, как какой-нибудь кухарке, и отомстить ей за всех убиенных гугенотов, всяко разно, в любую минуту и в любую Глава ее католического тела.

Избитым на рынке торговцам отомстить погромщикам не удалось. Наоборот! К перенесенным ими страданиям физическим прибавились еще и моральные, потому что на следующий день снова заявился Племянник и обложил всех данью. Тот, который разбил о его лоб грушу, должен был платить больше всех. Слово "рэкет" появится гораздо позже, но можно смело утверждать, что Племянник был одним из первых рэкетиров, ибо первый заложил основы нецивилизованного сбора налогов с торгующих на рынках южан. Его ненависть к грузинам пугала и была на уровне патологии. Он ненавидел кожей, сердцем, мозгом, ненавидел слепо и бездоказательно.

- А вот Вахтанг Кикабидзе тоже плохой? - спрашивали его те, кто отваживался быть любопытным.

- Нет, - отвечал Племянник. - Буба хороший, и я его люблю, но это только до тех пор, пока я не пойду покупать у него груши.

Одно из лиц, приближенных к Племяннику, - доктор, оказывающий нелегальную хирургическую помощь его бойцам, получивших ранения "на работе", наблюдая симптом зоологической ненависти патрона к целому народу, спровоцированной знакомством с одним из худших его представителей, говаривал полушутя, полусерьезно за рюмкой водки знакомому психиатру, о том, что любой агрессивно настроенный националист надлежит немедленному и принудительному медицинскому обследованию на предмет обнаружения у последнего так называемого "посттравматического синдрома Племянника". И главным вопросом при заполнении истории болезни должен быть следующий: "Ане ударялся ли пациент в детстве головенкой о твердые предметы и не проламывали ли ему черепушку в более зрелом возрасте?"

Самое интересное в этой истории то, что вскоре у Племянника появились помощники, да такие ретивые и добросовестные, что ему бы позавидовал сам налоговый инспектор.

А знаете, какую национальность имел самый усердный из них? Никогда не догадаетесь. Он был грузин. Этот кацо не только собирал оброк с земляков, но еще и помогал Племяннику избавляться от конкурентов. Так что вскоре Племянник совсем забурел, на рынок не ходил - ему и так регулярно мзду отстегивали, и жил бы он так и дальше припеваючи, не пожелай Паша "склонить" его пассию. Кстати сказать: успела-таки симпатичная бандерша сообщить другу об интересных притязаниях следователя.

Племянник не поверил: мало ли что вздорной бабенке покажется? Вернее, он сделал вид, что не поверил, а то ведь тогда пришлось бы охальника наказывать, дабы себя в глазах подруги не уронить. Теперь же, после рассказа Вадима о его злоключениях, сомнений больше быть не могло. Паша не только мент поганый, но он еще и свободой подторговывает, жертву тем самым в угол загоняет, а потом с ними блуд свой чешет.

История с Тиной являлась тому подтверждением. И стал Племянник с доктором неразлучен - водой не разольешь, ну прямо, как гайдаровские Чук и Гек. Да и как не задружить, когда нашлась общая точка соприкосновения - общая цель в жизни: Пашу наказать. Какие только козни не придумывали. Чрезвычайно заманчивой казалась идея разоблачения Паши с помощью подсадной утки. Написать, например, следователю Бобкову анонимку о том, что аппетитнейшая официантка сделала из школьной резинки для стирания двоек ресторанную печать, и стала якобы покупать водку "Московскую" по госцене, штемпелевать ее втихую и продавать потом родимую по ресторанной цене ящиками. Заарестует ее Паша и только начнет "склонять", а она его цап за инструмент и будет держать его в зубах до тех пор, пока сослуживцы на крик не сбегутся. Ну, конечно, девушку хорошо подогреть придется - за бесплатно кто на такой подвиг согласится. А Павла Георгиевича за изнасилование подследственной в извращенной форме в кондей! Потом эту идею заговорщики отмели как несостоятельную потому, что Пашу пошлют непременно на специальную ментовскую зону, где, разумеется, тоже не курорт, но где насильников, к большому сожалению, не насилуют. Как врач, а следовательно, как представитель гуманнейшей профессии, Вадим предлагал осчастливить судебную медицину изобретением нового диагноза: "Публичная кастрация отличника областной прокуратуры с последующим летальным исходом".

Он вообще был настроен на более радикальные методы избавления человечества от этого козла, но Племянник обсасывал эту тему без особого энтузиазма. Если сказать точнее, он слушал, но почему-то молчал, что было удивительно потому, что о любых других вещах он говорил охотно, суждения имел независимые и чаще всего - неординарные. Возможно, трепанация черепа не только пробудила в нем дремавшую до травмы агрессию, но и каким-то чудесным образом способствовала стимуляции его интеллектуальных способностей.

"Все зло на земле, - говорил Племянник, - от чрезмерной забывчивости. Некоторые умники рекомендуют дифференцировать злопамятство от мстительности. Зло якобы можно помнить, но мстить при этом не желать. Чушь это! Не мстишь, значит, и зло тебе причиненное, забыл. Отсюда и выражение: "зла не помню". Но если человек оставляет без последствий, умышленно причиненный ему вред, значит, он косвенно потворствует злодейству. Забыл, значит, предал себя. Вот ты сидишь, мечтаешь Паше отомстить, а я скажу тебе, как все будет. Будешь мечтать и в мыслях сто раз его убьешь, а как освободишься, выйдешь в город, а там солнышко, мамзели на любой вкус, мини-юбки на упругих местах прямо по швам рвутся. Не устою, Господи! И подумаешь ты тогда: "А ведь за мента-то вышак дают, вот если бы была гарантия, что не разоблачат, тогда бы..." А вот гарантии-то, мой дорогой доктор, как раз и нету, потому что у человека есть только одна гарантия, что рано или поздно он копыта откинет, а больше, уважаемый эскулап, гарантий-то и нету. Вот и появится мыслишка: "Да ну его к лешему, сидеть еще за козла". И забудешь, а значит, простишь, и не только не отомстишь за выброшенные из жизни годы, но, если встретишь его в городе, то поздороваешься с ним, скорее всего, трусливо сообразив: "Поприветствую-ка я его, голова не отвалится, а то, неровен час, опять посадит". И так думают и поступают почти все, а если бы они думали иначе, то места злобно-дебильных следователей, иезуитов-прокуроров и коррупированых судей вечно бы были вакантны из-за отсутствия кадров. Представь: миллиончиков двадцать по статье 58, за всякую там террористическую деятельность, всевозможное вредительство к стенке поставили, другие сами от голода и цинги в лагере околели, а теперь скажи мне: слышал ли ты хоть раз, чтобы какого-нибудь представителя наших судебных органов за несправедливо вынесенный приговор наказали? Не застрелили, не зарезали, а хотя бы за решетку бросили? Не слышал? И я не упомню, а что тому виной? Забывчивость! Вот так и ты струсишь, не обижайся, но забудешь, вернее, заставишь себя забыть, зла не держать - так-то оно спокойнее.

- А ты?

- А я нет, - заиграл желваками Племянник, - и объясню, почему, все равно ведь спросишь. Общеизвестно, что существует четыре типа психической организации индивидуумов. Кстати, это твой коллега Гиппократ первый подобную классификацию предложил: сангвиники, холерики, меланхолики и флегматики. Так вот знай, что существует еще одна неофициальная градация. Вот она: "Все люди делятся на две категории: шустрики и мямлики". Вот я, например, шустрик

- А я мямлик, что ли? - обиделся Вадим.

- А вот это, дорогой доктор, мы выясним после того, как ты от хозяина откинешься.

Интересно было общаться с этим рэкетиром.

"А что тут удивительного? - частенько прокручивал Вадим, все от него услышанное. - Остап Бендер к гражданину Корейко, тоже в этом же качестве подъезжал, а какой милый был человек, этот незаконнорожденный сын турецкого верноподданного. И с Беней Криком тоже не соскучился бы, появись он на соседних нарах". Не скучно было с Племянником, жаль, что недолго общались. После суда их бросили в разные кассационные камеры, а потом Племянник пошел на четыре года в Соликамск, а Вадим был этапирован в Ныроб. Судьба, однако, так распорядилась, что однажды Племянник дал о себе знать, и не просто там весточку прислал, а прямо-таки выручил.

Случилось сидеть Вадиму в штрафном изоляторе, и вот за что. Дежурный, он же вахтер, он же вертухай, вел себя с обитателями кассационной камеры не просто некорректно, а прямо скажем, - оскорбительно. То ли он любил Хазанова, то ли спецом хотел побольней уесть, раздраконить - сие неизвестно, но так или иначе, обращаясь к осужденному, он всегда заканчивал речь словами: "Ух ты, какая!" Скажем, просит зэк лист бумаги, чтобы жалобу в вышестоящие инстанции написать, а он в ответ ему: "Ух ты, какая!" Или застанет, кого-нибудь днем, лежащим на нарах, откроет кормушку, фамилию спросит и обязательно: "Ух ты, какая!" Нет нужды объяснять, что называть мужика женским родом - оскорбление, а в тюрьме - особенно. Заметили как-то на прогулочном дворике, что из бетонной стены кусок медной проволоки торчит. Собственно, это даже не проволока была, а кусок троллея, ну, от которого ток трамваи и троллейбусы для движка получают. Раскачали, отломили, загнули в пульку, заточили о цементный пол передний изгиб, чтобы посильней травмировать, надергали из трусов резинок, свернули в толстый жгут, накрыли рубахой решетку над чахоточной лампочкой и тем самым свет приглушили, заорали дурным голосом в ночи, что, мол, убивают, забили ногами в дверь, и только, гад, кормушку приоткрыл, засветили из рогатки в лобешник, аж кожа лопнула. Ну, крик, шум, шмон, и случилась вещь для тюрьмы невероятная. Даже после персонального собеседования опера с каждым зэком в отдельности никто не продал стреляющего. Вот как достал камеру, козел! Ну, а сексоты и наседки в кассационной камере не предусмотрены. Что уж там вынюхивать, когда суд уже прошел и срок получен. Только не думайте, что вели себя допрашиваемые, как Олег Кошевой: "Знаю, мол, но не скажу", а если вам кто-нибудь такое расскажет, то не верьте, ибо как только этот сумасшедший произнесет: "Знаю, но не скажу", его смело можно в психушку отправлять без предварительного консилиума докторов с диагнозом: суицидальная попытка. Поэтому все говорили примерно так: "Спал я, начальник, ну, че в натуре? Ну, че бы я скрывал? Только уснул - крик! Глаза открыл - не видно ни хрена".

Точно такие же показания давал и Вадим, но почему-то именно его с мошенником по кличке "Гусь" определили в ШИЗО. А дальше все по отработанной схеме, только с той разницей, что обычно после шмона можно одеваться, а тут - нет. Одежду и обувь забрали, а выдали на босу ногу коцы - арестантские ботинки с заклепками по бокам, брюки еще дали и китель. Маечку тоже конфисковать не забыли на пятнадцать суток. Запихнули в одиночку. Полумрак. Через замерзшее окно едва пробивается свет. Форточка приоткрыта, на улице мороз градусов двадцать, а в камере градусов примерно восемь-девять тепла, но главное неудобство, что пол суриком выкрашен.

"Они что? Совсем тут обалдели? - возмутился Вадим. - Ремонт среди зимы затеяли? Когда же при такой температуре это высохнет?"

Сделал два шага - что-то хлюпает под ногами. Присмотрелся. Принюхался: "Твою мать! Это же кровь на полу, а не сурик. Значит, предшественник себе вены вскрыл, но чем?"

Искал, искал и нашел-таки между досками шконки заточенную, как бритва, пряжку от кителя. На кителе этом сзади хлястик имеется, а на нем хреновинка такая металлическая приспособлена, чтобы одежку по талии подгонять. Постучал дежурному, кинули через кормушку тряпку, а дальше как в таком холоде пребывать? Как спать при таком климате? Знают зэки как. Больше всего мерзнут ноги. Значит, опускаются брюки так низко, чтобы штанины закрыли ступни, как носки. Потом ткань подворачивается на подошве, и сверху надеваются коцы. Если сможешь надеть полностью - хорошо, если нет, то хоть пальцы ног внутрь засунуть - все-таки теплее, чем совсем разутым. Теперь нужно решить проблему спанья на голых досках шконки. Ее днем пристегивают к стене на замок, а ночью опускают на шарнирах до горизонтального положения. Далее следует поступить следующим образом. Снимаешь китель, ложишься голым телом на ледяные доски шконки, максимально скручиваешься калачиком - чем меньший объем занимает тело, тем оно лучше сохраняет тепло. Сверху укрываешься кителем, тут тоже тонкость: нужно лечь плечом на один рукав, а все остальное плотно натягиваешь на скрюченное, как у эмбриона, тело. Сначала от досок холодно, но потом - терпимо. По крайней мере, так намного теплее, чем спать просто одетым. Кормежка продумана так, чтобы с голоду не умер, но и сильно с нее не разогрелся. Полбуханки черняшки ежедневно и через день в обед - баланда. К десятому дню Вадим так оголодал, что кошмары начали преследовать. Спасение во сне, а как уснешь, когда колотун, голод, да еще и сосед за стеной умом двинулся. Каждую ночь постучит в дверь, часа эдак, в два и хорошо поставленным баритоном, по-барски так, вальяжно:

- Бармен! Кофе!

- Еще раз крикнешь, я тебе кофе в жопу налью, - пообещал, разбуженный гурманом вертухай.

Только он от камеры отошел, а барин уже истошно, криком, переходя на сомнительное бельканто: "Бармен! Кофе!" и забил ногами по кованой двери, бешено так заколотил, истерично, с вызовом и отчаяньем обреченного.

Ну, били дурака с уханьем и придыханием для усиления пинка, старательно топтали, в назидание. Замолкал сосед до утра, а на следующую ночь снова даладом. То ли мазохист, то ли просто - душевнобольной, только когда его увели куда-то, скучно стало. А тут еще одно несГлавае: баланду нечаянно пролил. Чашка жирная попалась, кто их там намывает? Взялся за скользкие края непослушными от холода пальцами, а она возьми и выскользни из рук. Это значит: три дня теперь без теплого пойла. Хоть ложись и умирай. И вдруг, ночью открывается кормушка, вахтер голову в камеру просовывает и шепотом:

- Ты, что ли, доктор, который Племяннику корефан?

- Ну, я.

- Возьми, и чтоб быстро схавал, а то мне кранты. Я счас тебе кипятку принесу.

И подает батон, разрезанный напополам, а в нем кусок вареной колбасы в два пальца толщиной. Каким образом Племянник ухитрился узнать, что Вадима в ШИЗО определили, в главное, где он жратву раздобыл - уму непостижимо, только вертухай зря предупреждение делал, чтобы Вадим с едой поторопился. За пять минут доктор управился, горячей водичкой запил и уснул, наконец. И никогда, ни до, ни после не ел он ничего вкуснее, чем тот кусок суперкрахмальной, с кусками желтого, несвежего жира, колбасы.

И ведь прав оказался Племянник. Настоящий провидец. Четыре года мечтал Вадим, как он с Пашей разбираться будет, а как вышел на освещенный солнцем перрон, поймал многообещающий взгляд в газетном киоске, позвонил Верке Злотниковой, услышал ее голосок с хохотиночкой и сразу же мстить негодяю передумал. Стыдно было немножко перед Племянником, даже не столько стыдно, сколько досадно, что все-таки мямликом оказался, а потом подумал - подумал, да и успокоил себя мыслью Вадим, что, дескать, мне с ним детей не крестить, я вообще, может быть, его больше никогда не увижу, а если и увижу, то общаться с ним, скорей всего, что не буду.

И не общался бы и гонителя своего наверняка бы простил, если бы Соломон от него тоже не пострадал, и если бы Софочка, опять же в результате Пашиной интриги, презирать бы его как предателя не стала. Воскресни Соломон, и не шел бы доктор на свидание к сокамернику, а так он не просто шел, а рыскал волком по городу, пытаясь отыскать его, нещадно потея в парике и не обращая ни малейшего внимания на это неприятное обстоятельство. Вадим подсчитал, что Племянник должен был освободиться где-то около недели назад. Дома его не было, пришлось взять такси и проехаться по всем злачным местам. Гриднев зашел в ресторан "Кама". За столиком у окна сидел Племянник.

- Угости, братан, сигареткой, - прохрипел Вадим.

- Не курю, - бросил Племянник и хотел добавить: "И тебе не советую", но промолчал.

А длинноволосый бородач уселся за столик без разрешения и принялся изучать меню.

"Вот так масть и теряют, - с горечью подумал Племянник, - разве осмелился бы кто-нибудь подсесть ко мне за столик без спроса четыре года назад?"

- Занято, - процедил он, не глядя на хиппарика.

- А Вы, что же, столик заранее заказывали?

Вадим хотел продолжить розыгрыш, но Племянник поднял глаза и узнал его.

- А я думал, что ты не придешь, голову бы дал на отсечение, что передумаешь. Браво, доктор, снимаю шляпу. Давай-ка мы с тобой плотненько поужинаем, а о делах на улочке поговорим. Они тут все на ментов работают, - кивнул он на официантов, - не удивлюсь, если в эскалоп подслушивающий аппарат заряжен.

"Время нашего беспредела закончилось, - говорил Племянник, удобно усаживаясь на скамейку в театральном скверике, - грядет эра беспредела ментовского. Он уже начался четыре года назад, и мы с тобой первые его жертвы. Не знаю, как тебе, а мне туда больше не хочется, поэтому нужно легализоваться. Полояльнее, мой дорогой доктор, и по возможности демонстративно поверноподданей. Никакой оппозиции властям, если не хочешь, чтобы у тебя в кармане пакетик с дурью оказался. Сейчас лицензии на любой вид предпринимательской деятельности дают, видел, сколько кооперативов в городе? Только уверяю тебя, что это все - мура. Будешь ли ты рога и копыта заготавливать или мешки полиэтиленовые шить - тебя налогами задавят. Начнешь шпаровать - пойдешь баланду хлебать. Самое неуязвимое предприятие - это посредническая фирма. Объясняю: Ты захотел для нужд кооператива помещение купить, а тебе цену заломили до потолка или людоедский процент, если в рассрочку, вот ты и идешь к нам в фирму за помощью. Мои сотрудники проводят определенную работу с владельцем помещения, и он уступает цену, ну, непременно уступает - кому гореть хочется? А нам от покупателя комиссионные. Так что по своей специальности работать буду, но преимущественно руководить собираюсь. Самое интересное, что мы никого ни поджигать, ни пытать утюгом не собираемся. Имя будет на нас работать, так сказать, репутация. Ну, а если и заартачится клиент, ну и бог с ним, мы же деньги еще с заказчика не взяли. Так что позиция беспроигрышная. Думаю, что строптивых будет меньше, чем сговорчивых. Уверен. Единственно, с кем придется разбираться - это с конкурентами, а они появятся непременно. Да вот еще ментам придется отстегивать за крышу. Противно это. Но выхода нет. Но сначала один из них с нами должен расплатиться. Ты где этот реквизит купил?

- У нас в драме.

- Плохо, - заметил Племянник, - нужно исключить всякую возможность засвечивания. Нужно было в другом городе приобрести. Ты же знаешь, как Пашки работают? Возьмут продавца за жабры - он живо покупателя вспомнит. Больше это не надевай, выброси сегодня же. Завтра поедешь в Тагил, возьмешь несколько штук, мне этот камуфляж тоже пригодится. Скажешь продавцу, что все эти бороды, усы и парики закупаешь для сельского драмкружка. Потом зайдешь в магазин "Военторг", купишь два артиллерийских бинокля - пригодятся. Наказывать козла будем при условии макимального соблюдения собственной безопасности. Никаких эффектных мокрух.

Это должен быть хорошо спланированный, абсолютно достоверный несчастный случай. Далее: до окончания операции встречаемся только после наступления темноты здесь, в скверике. Нас никто не должен видеть вместе, по крайней мере, до появлении некролога. Никаких телефонных звонков. Ты где будешь жить?

- У Верки пока. А там брат вернется, может быть, с ним на квартиру уйдем.

- Хорошо, этот вопрос мы после дела провентилируем, да, чуть было не забыл: не пей - пьянство упражнение в безумии. Если бы немцы знали особенности русской натуры, они не стали бы пытать Зою Космодемьянскую, а налили бы ей грамм триста, и она бы им сама все рассказала, все секреты военные бы выдала. Правда, тогда бы и в историю за свой подвиг не попала, хотя какой это подвиг? Скорее - преступление. Это как озлобиться нужно, чтобы лошадок живьем сжечь? Коняшки ведь национальности не имеют. Далее: имя мое всуе не произноси, я твое тоже не буду. Все. Встречаемся на этом месте через три дня. Бабки есть?

- Есть немного.

- Возьми, - хрустнул тугой пачкой Племянник, - знаешь, как один мой знакомый монгол говорил, когда сыну на свадьбе тугрики дарил: "А без денег куда пойдешь?"