Петрович Георгий : другие произведения.

Шустрики и мямлики. Глава восьмая (заключительная)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Импотенты тоже влюбляются, только они от этого еще больше мучаются.

Вот уже две недели следили сообщники за каждым Пашиным шагом, но ничего интересного для себя в его поведении не нашли. Паша жил, как робот. Работа - дом, дом - работа. Заходил в магазин, затаривался и снова сиднем сидел дома. Он располнел, получил еще одну звездочку на погоны, был переведен начальником в отдел борьбы с хищениями социалистической собственности, а там бабенок смазливых, за прилавком проворовавшихся, пруд пруди, "склонять" не успеваешь. Так что намается Паша на службе, справит себе удовольствие в кабинете и в постельку.

"Так дело не пойдет, таким манером мы его еще год пасти будем. Его нужно вспугнуть, нужно, чтобы он занервничал, - сказал Вадим, - придется тебе лориком поработать. Я бы сам поехал, да боюсь - меня Ваня узнает".

Лориками называли на Урале мобильных фотографов. Тысячами шлялись они по городам и весям, предлагая из самой малюсенькой фотографии сделать портрет. И делали "патретики" порой очень неплохого качества, даже цветные копии из черно-белого оригинала ухитрялись изготавливать. Портреты с часами стоили дороже. Так и спрашивали: "С часами будете заказывать или без?" И подрисовывали руку с часами марки "Победа" или "Заря". О! Это был особый шик. Заходит в дом сосед и сразу видит по портрету, что хозяин был в молодости не какая нибудь там голь-шмоль, а владел часами, значит, был не бедный. Договорились так: если Ваня Шмидт уже портрет Тины сделал, тогда нужно, хотя бы памятник на кладбище сфотографировать.

* * *

Через пару дней огромный лорик в кержацкой каштановой бороде предложил Ване сделать портрет жены. Ваня еще портрет жены не заказывал, может быть, потому еще не заказал, что лорики в его деревню не заходили. Ко времени, описываемых событий этот бизнес практически себя исчерпал. Каштановобородый не обманул. Ровно через неделю Ваня получил портрет и остался доволен, а вот Пашу получение большого конверта взволновало до невозможности, можно сказать, выбило из колеи. У него и так начались неприятности на амурной почве. Понравилась ему одна ментовочка, ну, а что тут такого? Он что? Влюбиться не имел права, что ли? Импотенты тоже влюбляются, только они от этого еще больше мучаются. Он же знал, каким позором должен был этот роман закончиться, но вел себя паскудно: намеки ей разные на всякий случай подавал, а наедине с ней остаться боялся. И не остался бы и не вступил бы в отношения, не перепей он в День милиции. Ну, с кем не бывает, ну, перебрал маленько, профессиональный праздник все-таки. Отвезли его коллеги на служебной машине, а ментовочка возьми да останься. Что делать? Он же нормально не может, а предложить ей "склониться" боится. Азря! Нисколько не удивилась, все исполнила от нежности чувств, а потом и говорит: "А теперь, давай-ка, Пашенька, возьми меня, как положено. Вся твоя, люблю тебя по гроб жизни, поэтому и отдаюсь без остатка. Давай будем любить друг друга, как все люди".

Легко сказать: "как все люди", да он же нелюдь и поганец первостатейный, но она же не знала.

"У меня, - говорит Паша, - голова что-то разламывается и тошнит страшно".

Всю ночь в сортир бегал для понта, неукротимую рвоту изображал. Вроде бы сумел обмануть дамочку, а на другой день идет он домой, а она его у калитки дожидается. Паша аж холодным потом покрылся.

"Ко мне, - бормочет, - тетка с внуками приехала, давай как-нибудь попозже встретимся".

И стал после этого Паша прятаться, свет по вечерам в доме не зажигать, а вскоре нехорошие слухи по управлению поползли, стали коллеги тонкие вопросики с намеком на толстые обстоятельства задавать: "Что это ты, Павел Георгиевич, не женишься? Мужчина на вид хоть куда" - и с насмешливым сочувствием, в шутку вроде: "Аль женилка не работает?"

И правда, почему он таким анахоретом живет? Вчера опять встретил ментовочку ту в коридоре, нос в нос, а она спела тихонько вроде, но с издевочкой и так, чтобы он слышал: "А я невеста, хоть бы что! Было б чем, а есть во что!"

В общем, неприятно все это, а тут еще кто-то конверт на крыльцо подкинул. Занес его Паша в дом, открыл и холод по спине. Тина! Молодая и очень красивая смотрела на него с фотографии, а на другом снимке памятник, сельским умельцем сваренный ей из железа. На нем все, как положено: дата рождения и смерти, а рядом другой памятник стоит, правда, без фотографии, но с такой же фамилией, как у нее в молодости. Присмотрелся Паша и вспомнил, как звали брата Тины, которого он с Лобковым до смерти ногами забил. Это же он! Но почему, а главное, кто эти напоминания о его паскудном прошлом ему прислал. За всю свою жизнь только раз испугался Паша чуть не до обморока. Икого испугался-то? Котенка! Залез с пацанами под тракторные сани с соломой. Ползет в темноте и вдруг лицом во что-то мягкое уткнулся. Казалось бы, ну что тут страшного? Не на ежа ведь напоролся, но так почему-то испугался, что отдернул в ужасе голову и затылком о железный швеллер до крови. А что, собственно, испугало? Неизвестность! Вот так и сейчас, если бы он знал, откуда ветер дует, от кого опасность исходит, он попытался бы как-то защититься, удар упредить. В данном же случае он вынужден был покорно ожидать дальнейшего развития событий, а события, по Пашиному разумению, произойти должны были всенепременно. Раз напомнили ему про его темное прошлое, значит, кому-то это было нужно. Но кому? Как ни был хитер Паша, как ни был сообразителен, а не допер, что Гриднев в дурацком письме именно эту Тину упоминал. А почему не врубился? Да потому, что там какая-то хронически больная развалина Тина Шмидт упоминалась, а он знал молодую, здоровую, что называется, "кровь с молоком" девушку по фамилии Тиссен.

И Паша запсиховал. Сначала пропал сон. Ну, начисто! А это главный клинический признак начинающейся депрессии. Стал следователь для улучшения сна микстуру на ночь принимать - портвейн "Три семерки". Сначала стакана было достаточно, а потом и бутылки стало не хватать. Приспособился Паша закупать микстуру впрок. В будние дни еще как-то держался, а с субботы на воскресенье пил до упора.

"Клиент занервничал, - сообщил Вадим, - квасит краснуху по-черному. Дело тронулось с места, не такой он дурак, чтобы алкоголиком стать. Спиваются, как правило, люди не злые, с тонкой нервной организацией, с отягощенной наследственностью тоже быстро на дно идут, многие с горя пьют, мастера классные часто пьяницами бывают, так это оттого, что им часто подносят из благодарности за хорошую работу. Ни под одну из вышеперечисленных категорий Паша не подходит. Слишком любит себя стервец, чтобы спиться окончательно. Нет! Он обязательно предпримет что-нибудь для спасения".

И точно! Через некоторое время однажды утром Паша пошел не на работу, а в нервную клинику. Он вообще-то к сексопатологу хотел обратиться, но специального такого врача в городе не было, в то время этим щекотливым вопросом занимались по совместительству на полставочки, или, как шутили врачи, "на полвставочки", либо урологи, либо кожновенерологи. Ни к первым, ни ко вторым Паша идти не решился.

Знал наверняка, что увидят его люди входящим к дерматологу, и ни в жизнь не поверят, что у него кожное заболевание, а обязательно дурную болезнь заподозрят. Заметят, что уролога посетил, про какой-нибудь простатит сплетничать начнут. Поэтому решил он обратиться к невропатологу. И правильно сделал потому, что такой душевный доктор оказался, просто прелесть. Расспросил про бессонницу, про наличие припадков почему-то поинтересовался, рефлексы сухожильные простучал и прямо в лоб:

- А как у вас с половой жизнью? Все в порядке?

- Да как вам сказать, - замялся Паша, - если честно, то рановато все кончается. "Так рановато, - подсказали бы его подследственные курочки, - что и начаться не успевает".

- Давно это у вас?

- Да недельки две, - пошевелил губами Паша, как бы подсчитывая в уме, когда эта неприятность у него началась.

- Ну, это, батенька, излечимо, - заворковал доктор, - элеуторококк, заманиха, китайский лимонник, в общем, тонизирующие средства, "сулико" - так мы - профессионалы массаж простаты называем, обливание холодной водой тоже рекомендуем, а еще лучше душ Шарко - чудесно помогает, хорошо бы качественную импортную порнографию посмотреть - весьма способствует. Жаль, что у нас это запрещено, прямо каменный век какой-то, а ведь на Западе коллеги широко этим методом пользуются.

- А что такое душ Шарко?

- Ну, это такой постепенно восходящий душ сильной струей воды. Очень эффективная процедура - у мертвого зашевелится.

- А где можно принять эту процедуру? - старательно прятал Паша равнодушным видочком большой интерес.

- Да в любом областном физиопроцедурном кабинете, но это примитив. Лучше всего в специальной водолечебнице, где-нибудь в санатории. А поезжайте-ка вы, голубчик, на курорт, куда-нибудь на юга. Там фрукты, молодое вино и молодые курортницы. Они же там все незамужние, все до одной - холостячки, хи-хи-хи, раз муж дома остался, ха-ха-ха.

"А что? - думал Паша, выходя от специалиста, - ишачу, ишачу, а когда отдыхать-то буду? Поеду-ка я дикарем на море, там, я слышал, на курортах любые процедуры для неорганизованных отдыхающих имеются и стоят недорого. Нужно только билет заранее купить, а то летом, я слышал, с ними проблема".

* * *

"Был у невропатолога, - сделал донесение Вадим, - теперь его нужно пасти двадцать четыре часа в сутки".

Через пару дней, объект зашел в кассу предварительной продажи билетов, что на речном вокзале. Вадим чуть было не завалил операцию. В полупустом зале нельзя было подойти к Паше близко. Он же, змей, мог и в парике его опознать, память-то профессиональная. А узнать, куда он будет билет покупать, нужно было обязательно. Это был шанс, упустить, который было непозволительно. Вот когда в полной мере оправдался тезис Племянника: "А без денег куда пойдешь?" Вадим заметался по привокзальной площади, подбежал к первому же попавшемуся алкашу, сунул ему сотенную и дал задание стать в очередь за ментом и подслушать маршрут и дату вылета. Ханыга выполнил задание блестяще. Паша вылетал через неделю утренним рейсом на Симферополь.

- А ты зачем мента пасешь? - подозрительно щурился ханыга, сжимая вспотевшей от счастья рукой хрустящую купюру (в период описываемых событий оперирующий хирург получал на ставку сто двадцать рублей).

- А он к моей жене подкрадывается, на курорт собрались втихаря от меня вместе слетать. Ты бы как поступил на моем месте?

- Утопил бы обоих, - убежденно сказал ханыга, пытаясь угодить благодетелю.

* * *

- Нужно срочно выезжать и там, в аэропорту его встретить, - оживился Племянник, - завтра же первым поездом отправляемся.

- А почему не на самолете? Дорого?

- Дорогой доктор. На поезд билеты без предъявления ксивы продают, а покупая билет на самолет, непременно паспорт предъявить нужно, а это чем чревато? Не приведи господи, нечисто сработаем, у ментов подозрения появятся - они как поступят? Сначала проверят по картотеке, кто из Пашиных крестников недавно от хозяина откинулся. Потом из кассы Аэрофлота ведомости затребуют, а там что? Летит в Симферополь следователь, а за ним парочка его бывших подследственных отправилась. А в какой камере они сидели? Ах, в одной? Значит, знакомы были? Не много ли совпадений? Ну, что тебе объяснять? Едем в поезде, в париках, в бородах и в разных вагонах. Вперед! Бинокли взять не забудь.

Ему бы сыскарем работать, рэкетиру этому. Как в воду смотрел, когда бинокли захватить приказал. Все, казалось бы, предусмотрели, а не будь оптического прибора, упустили бы Пашу. Знали, что объект в Симферополе не останется - ему же на море надо. Значит, поедет к морю на автобусе или на троллейбусе. Ходил в свое время троллейбус до Ялты, целых два часа телепался. В общественном транспорте ехать вместе с Пашей категорически возбранялось. Поэтому взяли такси и стали ждать. Думали, что Паша будет багаж получать, а он вышел с легким чемоданчиком, прыг в первый же попавшийся автобус и покатил. Ну, буквально, вот только на подножку ступил, и за ним дверь тут же захлопнулась. А куда поехал? Таксист, как назло, за сигаретами в ларек отлучился. Выскочили из автомобиля, спросили у аборигена, тот сказал, чтоб не беспокоились, дескать, все они к морю идут. Утешил, называется! Он же, стервец, может в Мисхор, и в Кореиз, и в Гаспру, и в Евпаторию укатить. Где его потом искать? Даже номер машины не запомнили. Вадим в растерянности обернулся и с удивлением обнаружил, что его спутника нет рядом. Гигантскими прыжками, перескакивая через баулы и чемоданы, разбрасывая, как котят, мешающихся ему встречных пассажиров, Племянник бежал к такси. Рванул дверцу, чуть не сорвав ее с петель, схватил бинокль и приставил его к глазам. Автобус уже проехал привокзальную площадь, и чуть было не завернул за угол, угрожая исчезнуть из поля зрения, да он и исчез через мгновение, но Племянник все же успел засечь номер. Догнали автобус и ехали за ним потихоньку до самой Ялты. Таксист психовал поначалу: "почему плетемся, как черепахи?"

Пришлось наврать, что выслеживают изменщицу-жену . Водитель поверил и вроде сам в охотничий азарт вошел:

"Я ведь тоже в ночные смены работаю. Подкатится какой-нибудь гад к молодой жене, что тогда делать. Тут грузины с такими бабками приезжают - ни одна не устоит перед мандаринщиками этими".

Племянник достал денежку, протянул ее таксисту:

- Это тебе сверх обещанного.

- За что, командир?

- За грузина, - объяснил Племянник и похлопал водителя по плечу. Прямо как лучшего друга, приласкал.

Паша доехал до центрального вокзала, дошел до Ариадны, где и был окружен толпой квартиросдатчиц. Он сговорился с черной, как мулатка, старухой и пошел с ней в гору по направлению к Ласточкину гнезду. Он мог, конечно, купить путевку с санаторий, да ему, пожалуй, и бесплатно бы профсоюз путевку выделил. Мог, конечно, если бы не половое бессилие. Паша представил себе, как его поселят в номере с каким-нибудь бычком. Тот будет телок таскать, телочка может с собой подружку захватить; коллега будет свою всю ночь пластать, а он, Паша, что должен будет делать? Неукротимую рвоту изображать?

- Нет, - решил Бобков, - ни грамма алкоголя, никаких попыток совершения аморалки. Все равно это мне ничего, кроме как позора, не дает. Лечиться буду!

А мулатка тем временем свернула налево и начала спускаться по каменным ступенькам к морю. Место досталось Паше чудесное. Дом стоял буквально в двухстах метрах от воды. Кровать ему поставили на террасе и запросили недорого, а главное преимущество - в том, что, кроме него, ни одного квартиранта не было. Видели преследователи в бинокль, как Паша хозяйке на веранде отдавал паспорт. Тогда с этим было строго. Не пропишешь гостя - оштрафуют, да еще и на постой гостей брать запретят.

"Сейчас искупнусь, - думал Паша, спускаясь по тропинку к морю, - потом запишусь на душ Шарко, а вечером опять окунусь - морские ванны очень полезны для здоровья".

- Давай, Вадим, бегом за волнорез, разденься там, в сторонке, потом возвращайся сюда и плыви до буя, - сказал Племянник и впервые, за все время их совместного путешествия, в его голосе прозвучали командирские нотки, - я тоже разденусь подальше отсюда. Возвращаться на этот участок нам нельзя. Теперь слушай внимательно: после дела поплывешь вдоль волнореза. Как только завернешь за угол: осмотрись. Если никто нас не пасет, снимешь бороду и парик и выплывешь на берег с противоположной стороны.

- А вдруг он до буя не поплывет?

- Обязательно поплывет, - убежденно сказал Племянник, - потому что самый хилый, самый трусливый и гнусный мужичок самоутвердиться желает. Поставит себе цель, выполнит задачу и хоть на пять минут себя героем почувствует.

- А ты куда?

- А я на правый волнорез, там солнце мне в спину будет. Удобнее за пловцами наблюдать, когда вода не слепит.

- Ты хорошо плаваешь?

- Обижаете, доктор, я Сылву на спор три раза туда-сюда-обратно без отдыха переплывал. Вот только в воде глаза открывать не умею - режет веки, как будто песок попал.

- Это у всех так в пресной воде, - стараясь отвлечься от тревожных мыслей, объяснил Вадим, - все дело в разнице осмотического давления. В соленой воде глаза можно смело открывать - резать не будет.

Он хотел спросить, кто же будет Пашу наказывать, но только успел произнести: "А кто?", как Племянник перебил его.

- Оба и только оба, - потому что про себя человек, может быть, и промолчит из чувства самосохранения, а вот про другого по пьянке - куда с добром. Так что непременно должен участие принять.

Вадим доплыл до буя, ухватился за него, думая не о предстоящем убийстве, а о какой-то чепухе. Наверное, природа предусмотрела подобный поворот мыслей как средство от чрезмерного волнения.

"Этот буй похож на Сатурн, точно так же шар, а вокруг тонкий ободок, так, по крайней мере, было в учебнике астрономии нарисовано. Но в воде половина шара не видна, и поэтому можно найти сходство с сомбреро. Где это я читал? "Снимает сомбреро Сатурн", кажется, у Смородинова. Что-то меня на букву "с" потянуло - из пяти слов предложения, четыре начинаются на "с", чушь какая-то.

Гриднев не мог видеть людей на берегу, вернее, он видел их урывками. Волна, которая казалась с берега несущественной, на самом деле оказалась довольно сильной, и поэтому головы редких в то утро пловцов выныривали и пропадали из поля зрения, как поплавки. Племянник оказался прав: с его волнореза плавающие были видны как на ладони. Вот он быстро разделся, нырнул с разбега и так долго шел под водой, что Вадим уже начал волноваться. Наконец его голова появилась над волной, и через мгновение он был уже рядом.

- У тебя борода намокла и растет теперь, как на дамском месте, - указал он Вадиму.

- А у тебя вообще она отклеилась с одной щеки, выброси ее на хер.

- Не выброшу, а в плавки засуну, не хватало мне только тут вещдоки оставлять. Значит так. Берешь его за левую руку, как можно крепче, так крепко, как если бы от этого зависело: жить тебе или умереть. Ну, а я его по тыкве слегка приглажу - он под воду штопором уйдет. Там мы его и придержим. Это только в передаче про Жака Кусто ныряльщики по пять минут не дышат. Но это потому, что они, во-первых, вдох делают до самой задницы, во-вторых, они не волнуются, а в третьих - чрезмерных усилий не делают. Так что наш больших хлопот нам не доставит.

Паша доплыл до середины расстояния от берега до буя. Он уже хотел повернуть назад, но оглянулся, и ему показалось, что буй гораздо ближе берега.

"Доплыву до поплавка, - решил он, - там отдохну, а уж потом - назад. Если сильно устану, то до волнореза доберусь - туда поближе будет, только как на него залезть? Там же ухватиться не за что. Жрать что-то захотелось, наверное, выздоравливаю. Если подлечусь, первым делом перед ментовочкой реабилитируюсь, а потом женюсь. Пусть потом попробуют суки-коллеги меня подье...ть".

Он увидел, что за буй уже держатся двое, и это его обрадовало. Значит, они тоже решили отдохнуть, а потом плыть назад. Значит, и он все правильно сделал. Когда он уже почти подплыл к бую, те двое почему-то переместились на противоположную сторону.

"Вежливые люди, - подумал Паша, хватаясь за ободок, - место мне уступили".

Поэтому он удивился, когда один из пловцов, тот, который с бычьей шеей, вдруг подплыл к нему вплотную, так что совсем уж не вежливо коснулся его плеча.

"Где-то я видел этого бугая", - подумал Паша, и в это мгновенье, его цепко, как клешнями ухватил второй пловец. Но не это потрясло сознание, а чудовищный страх осмысления близкой и неминуемой гибели. Он узнал своих подопечных. Паша хотел крикнуть, но страх парализовал гортань, а в следующую секунду Племянник коротким, мощным ударом в голову, как кувалдой, забил его в воду. Паша не сделал ни одной попытки освободиться от рук, державших его под водой. Он умер от ужаса раньше, чем успел захлебнуться. Так приговоренные к смертной казни через отрубание головы, умирают от резкого удара мокрой тряпкой, думая, что на шею опустилось холодное лезвие топора. Ожидание предстоящей смертельной пытки разрывает сердце.

"Сваливаем", - одними губами прошептал Племянник и поплыл к волнорезу, энергично загребая волну широкими, как лопата, ладонями. Через несколько метров он обернулся и с удивлением обнаружил, что на поверхности воды нет Вадима.

"Наверное, из-за буя не видно", - успокоил он себя. Когда Племянник обернулся еще раз, он увидел, как Вадим вынырнул из воды и поплыл прочь от поплавка.

"Вот доктор так доктор, - восхитился Племянник, - пока лично в смерти не удостоверился, не успокоился. Поди, пульс у Паши щупал".

Вадим не щупал пульс. Он нырнул под воду, приоткрыл осторожно веки. Паша стоял в воде с открытыми глазами и медленно, невероятно медленно опускался на дно. Ни ужаса, ни муки на лице - только удивление. Доктор Гриднев засунул пальцы в полуоткрытый рот, привычным движением надавил на удерживающие кламмеры и извлек то, что изготовил учитель последний раз в жизни.

Изумительно тонкой работы бюгельный протез золотым пауком лег на ладонь, почти не отягощая ее в соленой воде Черного моря.

- Ты че там нырял? - спросил потом Племянник, - я думал, что он там оклемался и тебя за келдыш ухватил. Смерть констатировал, что ли?

- Ты знаешь, из кого получаются лучшие в мире стоматологи, - спросил не в тему Вадим, поглаживая в кармане бюгелек, - ну так знай! Лучшие в мире стоматологи получаются из зубных техников, окончивших впоследствии мединститут.

"Не свихнулся бы доктор от потрясения", - испугался Племянник, с тревогой оглядывая Вадима:

- Обратно добираемся врозь. Встречаемся после появления некролога. Вот тогда мы с тобой вздрогнем, вот тогда расслабимся, вот тогда мы погарцуем.

И некролог не заставил себя ждать, да какой! Вся прокурорская рать содрогалась от слез, и всем с прискорбием сообщала, что погиб в результате несчастного случая неподкупный и несгибаемый борец с организованной преступностью. Что, мол, не выдержало благородное сердце сверхчеловеческих усилий и остановилось прямо в воде, так некстати, и что всю жизнь работал на благо, и что был отличник и ударник, и страшно самоотверженный, и пример для подражания, и что вечная память, и что болью в сердцах. В общем, все, как положено: осанна, аллилуйя и аминь.

Эпилог

На другой день, Вадим нажал на кнопку звонка в квартире Соломона. Софья Моисеевна вышла на лестничную площадку, всем своим видом показывая, что она не намерена впускать в дом непрошеного визитера.

- Слышали про Бобкова?

- Или, - ответила Софья Моисеевна, нажимая на первую гласную неуместного, как многим показалось бы, предлога.

"Все-таки евреи - это не национальность - это образ мышления, - подумал Вадим, - она же бухарка, а излагает, как одесситка. Конечно, можно было вместо этого малопонятного для непосвященных "или" употребить другие слова для утвердительного ответа на поставленный вопрос, и если бы она сказала: "Да, конечно, слышала, и теперь я плачу и рыдаю" - доктор вполне бы удовлетворился понятным и в достаточной степени ироничным ответом, но тогда бы эта фраза принадлежала любой другой женщине, только не спутнице жизни Соломона".

- Вам передали перстень?

- Да, и с тех пор я не сплю потому, что меня мучает вопрос: "Если квитанция выписана четыре года назад то, почему она выглядит, как новая?"

- А она и есть новая, - объяснил Вадим, - потому что старую я съел во время допроса, а теперь попросил выписать дубликат, чтобы вы точно знали дату сдачи перстня ювелиру.

- Хорошо, тогда объясните мне старой дуре, зачем было писать на Соломона заявление, если вы утаили от следствия главное вещественное доказательство?

- Я в жизни своей, - торжественно произнес Вадим, - не написал ни на кого ни одного заявления, но зато я писал дурацкие письма брату. Ну, а у него сделали обыск, и письма эти проклятые нашли.

У Софьи Моисеевны начало меняться выражение лица. Исчезло недоверие во взгляде и только, где-то в уголках губ еще пряталось огорчение.

- Жаль, что Соломон ушел, так и не узнав правды.

- Он все узнал. Он был за пять минут до смерти у брата и побежал к вам от него сообщить новость.

- Откуда вы знаете? Жена Соломона строго следовала принципу: "Но от куриной шейки до талмуда мы ничего на веру не берем".

- Откуда я знаю? - переспросил Вадим. - Мне брат неделю назад рассказал.

- Хорошо, а он откуда узнал, что Соломон умер в тот день?

- Брат узнал о его смерти из газеты.

- Что же он ко мне не пришел?

- Но я же не успел его с вами познакомить.

- А вам почему он про Соломона не написал?

- Потому что я сказал ему после суда, что больше никогда, никому никаких писем. Вернусь, все сам расскажу. Он даже не знал, где я сидел.

- Тогда последний вопрос. Где жил ваш брат?

- В третьем общежитии на улице Попова.

- Все верно, - печально подтвердила Софья Моисеевна, - именно, там его и нашли. И все эти годы я пыталась узнать, что он там делал? Я же точно знала, что в том районе у него не было пациентов.

Доктор Гриднев вынул из кармана золотой Пашин протез, молча протянул его Софье Моисеевне и пошел к выходу. Он уже взялся за ручку входной двери, когда за его спиной раздался голос. Только теперь он принадлежал не постаревшей от горя женщине, а той жизнерадостной, уверенной в себе и неисправимо праздничной Софочке, у которой он ел безумно вкусный лагман в день ареста.

"А знаешь, Вадим, - крикнула она звонко и радостно, - ты знаешь, что опять натворил этот подлец Ромка? Он устроил своей истеричке такую семейную сцену, что у нее теперь не хватает перьев на голове. Пойдем, покажу".

Софочка догнала Вадима, взяла его за руку и повела в дом. Он споткнулся о порожек, и чуть было не упал, потому что, когда человек пытается незаметно смахнуть слезу, у него на какой-то момент, притупляется зрение.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"