Вообще-то, в трудовой книжке написано: "принят на должность инженера по предпечатной подготовке (специалист по пре-пресс)". Любит скобки русский бюрократ. Ничего, я тоже люблю.
По-русски должность называется "верстальщик", сами себя мы гордо зовем пре-прессниками, все остальные нас называют почему-то дизайнерами. Неправильно. Дизайнер - это, ребята, совсем другая профессия.
Правда, был случай, когда назвали по-другому. Какой-то заказчик написал письмо менеджеру, шустрой Машке. Письмо начиналось так: "Пусть ваш макетчик переделает макет..."
Макетчик, да. Самое обидное, что это правда.
Мне присылают графические макеты, я их готовлю для печати.
Что такое готовить для печати?
Это значит: сделать так, чтобы из вашего "макета" получился красивый бумажный пакет, постер или там визитная карточка. Такое глянцевое, яркое, что хочется взять в руки, погладить или положить в карман.
Это значит: я отвечаю за все.
Это значит: скачать ваш файл с тем самым макетом. Догадаться, какой программой его лучше открыть. Посмотреть, что там изображено. Ужаснуться. Выслушать пожелания заказчика, менеджера, директора и печатника. Полностью перерисовать дизайн, потому что в том виде, в каком есть, он для печати не пригоден. (Повару дают тухлое мясо для ростбифа. Он выкидывает тухлятину, берет свежее мясо, жарит его и подает на стол. И правильно делает. Просто если он подаст тухлое мясо, его самого зажарят вместо ростбифа, ясно?) Потом надо договориться со всеми, поругаться со всеми, помириться со всеми, после чего бегать по сто раз в цех и смотреть, что получилось. И тратить поменьше нервов.
Да, а еще надо нарисовать метки - как резать, как сгибать, как печатать, как покрывать лаком. Поставить мишени, шкалы и мирры (что такое мирра, знаете? Нет, не та, которая с ладаном. Хорошо, не знаете - и не надо). Нужно указать границы нанесения клея и подогнать дизайн так, чтобы рисунок сходился при сборке изделия. Установить параметры оверпринтов, кнокаута и треппинга (не знаете? И не приведи Бог вам знать). Обязательно полагается послать заказчику точную картинку того, как его драгоценный макет будет выглядеть, когда мы его напечатаем. Наконец, предстоит сделать спуск полос - это чтобы, когда вы открыли книжку, то после первой страницы шла бы вторая, а не сто двадцатая.
Потом, когда тираж сдадут, можно выключить компьютер, пойти в курилку и тихо повыть, как смертельно раненый Акела. Знаете, о чем была его последняя песня? Он радовался, что все закончилось.
Такая у меня работа.
Но я не один.
У меня есть менеджеры - тертая Люська, шустрая Машка и пылкая Зульфия. Не дуры, и ладно.
Есть Димон, начальник производства. В него все наши девушки влюблены, даже тертая Люська. Они ему так говорят: "Димусик, Димочка, Димкин! Блондинчик ты наш!" А он помаргивает светлыми ресницами и смущенно ухмыляется. Димон - человек с очень странным чувством юмора. Однажды он посмотрел видеозапись какого-то чешского эстрадного концерта. Старого, семидесятых годов. Без перевода. Димон тогда целых полчаса не мог в себя прийти, его кофеем отпаивали. А он распевал: "Йоджик! Спаджик! Шиське-бляське-съел!" и хохотал как гиена.
Кто еще есть у меня?
Есть шеф, Васильич. Художник: борода, джинсы, свитер. Отец двоих детей. Обожает цитировать Соллогуба. Верит в Бога и соблюдает Великий пост. До сих пор не может понять, зачем его пять лет назад назначили начальником отдела дизайна, и что ему в связи с этим нужно делать.
Есть зам генерального директора по технической части. Любимая фраза - "Был бы человек, а статья найдется". Всегда с иголочки одет и гладко выбрит. Как манекен.
А еще есть технолог по прозвищу Бонавентура, печатник Ипатыч, шелкограф Балкин, ламинатор Булкин и резчик Холодец (фамилия такая). Есть подсобные рабочие, склейщицы, уборщицы. Всего двести пятьдесят четыре человека. И все это называется - полиграфическое производство.
Типография.
Я не один.
Бирки
К нам заказ пришел.
На бирки для одежды.
Бирка черная, на ней лаком - логотип, две жирные буквы. Всё.
А, ну еще дырочку пробить. И углы - углы закруглить. Радиус скругления шесть миллиметров.
Просто? Да по-моему, просто. Получается такой симпатичный прямоугольник с гладкими контурами.
Но я сказал - будет задница. В курилке встретился с Димоном и сказал - будет задница. У меня нюх. На задницу. Ну что ж, не скажешь ведь заказчику - извините, у Толи нюх, что задница. Поэтому идите в другую типографию, где нюха нет.
Приняли заказ. И началось...
Я сделал макет, нарисовал на нем все размеры с точностью до десятых миллиметра (уже подвиг), послал заказчику. Заказчик сказал - зашибись, печатайте. Я вам попозже ОБРАЗЕЦ пришлю.
Прислал.
Я посмотрел ОБРАЗЕЦ - а там логотип другой. Буквы те же, но выше, стройнее, благороднее как-то, одним словом.
Позвонил, выяснил. Пять вариантов сделал: вот вам наш вариант, ваш вариант, наш вариант с размерами, ваш вариант с размерами, ваш ОБРАЗЕЦ, пасись он конем, отсканированный - фас, анфас, профиль!
Заказчик говорит, спасибо, люди добрые! Спасибо! Сделайте мне еще один макет - чтоб логотип был, как на нашем старом, его расположение - как на вашем новом, а дырочка - как на вашем новом, но пониже, чтобы было похоже на наш старый.
Сделал, а как же. Работа такая - дизайнер, слышали, наверное?
Ура! Утвердили.
И тут началась задница.
Да, только вот тут она началась. Слава Богу, что одновременно закончился мой этап работы, и заказ пошел в цех. Поэтому обо всем, что потом случилось, я узнал от Димона. А было вот что.
Для начала бумагу заказали такую, что краска ложится только на одну сторону. То есть, на другую тоже ложится, но с проплешинами, и выглядит это, как детский рисунок акварелью. А бирка должна быть с двух сторон черная, без проплешин - понимаете?
Купили другую бумагу.
Перепечатали.
Осталась безделица - заламинировать да лаком буквы нарисовать. Буквы теперь красивые, величавые - полтора часа над ними трудился.
Стали ламинировать - пленка неровно идет. Ламинатор - серьезная машина: стучит, пыхтит, клапаны посвистывают, и каждый заламинированный лист выстреливается зачем-то с громким хлопком. Чуть зазевался - он тебе палец раздавил. И вот после этого грозного механизма бирки все - в пузырях. Краска, оказывается, высохнуть не успела.
Нет, все понятно, что у нас план горит, что сроки, что уже и так перенесли на неделю, и заказчик огорчился. Но краске-то этого не объяснишь. Ей вообще ничего не объяснишь. Вот можете стоять перед баночкой с краской и объяснять ей, что сроки. Говорят, Бонавентуру-технолога за этим занятием видели. Не помогло.
Да... Ну, отламинировали с грехом пополам, в брак треть тиража ушло. Стали лаком мазать, а он, зараза, к этой ламинации не прилепляется. Пластами отстает. Очень эффектно выглядит, когда логотип заказчика тоненькой такой пластиночкой от бумаги отваливается. Полупрозрачной.
Тут настал момент истины. Димон скурил полпачки сигарет и сказал: "Сверху!" - а после прибавил много непечатных слов.
В смысле - сверху лака ЕЩЕ ОДИН слой ламинации. Так никто раньше не делал. Инновация, класть ее в корень.
Получилось, в принципе, неплохо, главное, лак на месте. Ну, а то, что бирка стала, как водительские права - жесткая, горло можно перерезать - это даже лучше. Полезная вещь все-таки будет.
Дырочки! Дырочки забыли!
Нарезали бирки, стали сверлить. Тут выяснилась пренеприятная вещь - оказывается, когда резали, то получилось немного криво, плюс-минус два миллиметра. А сверло в станке тоже чуть-чуть криво сверлит - плюс-минус полтора. В итоге, дырочки получились с разбросом плюс-минус четыре.
На макете я указывал ровно девятнадцать с половиной миллиметров. С половиной, а? Вот так и вся жизнь человеческая - хотел прославиться, и чтобы денег много, и бабы - а тебе на голову орел черепаху уронил.
Ну и ладушки, ну и Бог с ними, с дырками, с орлом, главное, заказ сдать и деньги получить. Дырки ведь не главное, правда? Главное - цвет! логотип! и аккуратность исполнения.
Ура?
Нет, еще не ура. Углы-то, углы! Помните? Скруг-лить! Человеческим языком сказано, скруглить. В техзадании написано. В соп-ро-вож-да-ющей карточке напечатано.
А уже - послезавтра сдавать. А уже - вечер, вечер! Ночь!
И Димон докуривает пачку, вызывает трех крепких теток из цеха склейки и говорит им: "Ночью. Углы. Надо. Шесть миллиметров, как с куста. Денег дам. Сделаете?"
"Сделаем", - отвечают тетки. А как же, деньги всем нужны.
Димон пошел домой спать, а когда пришел утром на работу, то теток уже не было, а были бирки. Бирки лежали на столе большой кучей - черные, лаково блестящие от двойного слоя ламинации... скругленные.
И на одних радиус скругления был шесть миллиметров, на других - три, на третьих - пять, на десятых - два, на тысячных - вообще не из метрической системы координат...
Тетки немного выпили там, ночью, между Часом Собаки и Часом Тигра. Примерно в час Обезьяны. И стали работать дальше.
Димон пошел к заму генерального, взял его за полу пиджака и привел в цех. К биркам.
"Перепе..." - вдруг пропал голос, пришлось откашляться. - "Пере-пе-чатывать?"
Зам взял одну бирку и повертел ее в пальцах.
"Дмитрий", - сказал он почти ласково. - "Эти бирки мы им делаем по три копейки штука. Заказ стоит всего полтыщи долларов. А у рабочих почасовая оплата. И надо им платить. Мы уже почти ничего не имеем с этого заказа, ясно?"
"Ясно", - сказал Димон и пошел в курилку.
Там мы и встретились.
"Задница", - весело сказал Димон. - "Зад-ни-ца", - и рассказал мне всю эту историю.
***
Леночка пришла домой в отличном настроении. Мама дала не десять, а пятнадцать тысяч. Могла бы и больше, но в классе Леночки за одну пятерку в четверти не принято было просить у родителей больше пяти сотен евро. Ладно уж, чем богаты - тем и рады...
Леночка все утро бегала по магазинам. Нелегкое это дело - шоппинг. Выматывающее. Но зато как здорово прийти домой, велеть лакею занести покупки в комнату и вертеться, вертеться перед зеркалом в обновках, ах, какая я красивая, ах, какая секси, ах, все без ума, без ума, ах!...
На кровати грудой высились пакеты, свертки и коробки. Леночка порхнула к пакетам, схватила первый попавшийся - в нем оказалась блестящая обтягивающая кофточка. Скорей, скорей надеть! С рукава свисала твердая черная бирка. Леночка нетерпеливо подергала ее, взглядом поискала ножницы, не нашла и перекусила веревочку перламутровыми зубками. Бирка полетела на пол. Леночка нырнула в кофточку и подбежала к зеркалу.
Ах!
Кукаруча
Рекламиста звали Лехой.
Квадратный такой мужик, с толстыми губами, очки огромные.
Любил вкусно пожрать и крепко выпить.
Еще любил хохотать - громко, от души, с повизгиванием и горловым сипением.
Анфан терибль.
Догонял по дороге на обед, пыхтя, шел рядом и сыпал бородатыми анекдотами. Анекдотов он рассказывал столько, что легче было смеяться, чем говорить: "Слышал, знаю, читал, ага, ха-ха, боян". Все равно следовал новый анекдот - еще старше и глупее прежнего. Так что стоило отключиться и думать о своем, посмеиваясь невпопад.
Леха любил смотреть на рабочем месте порнуху - открыто, нагло и с удовольствием. Шумно причмокивал, вздыхал. Звал нас - разделить радость созерцания. Потом из-за него всем отключили интернет на полгода. Чтоб неповадно было.
Леха...
Начальство поручило ему провести ребрендинг. Начальство плохо разбиралось в ребрендинге, и решило, что эту работу должен выполнять специалист. Леха, то есть. Честно говоря, Леха смыслил в ребрендинге не больше, чем соловей в дизельном двигателе. Но догадывался, что сначала надо выдумать для конторы новое название. А дальше кривая вывезет. Леха думал два месяца, никакого нового названия не придумал, зато придумал кое-что другое. Он собрал всех на обеде и сказал:
- Давайте устроим мозговой штурм!
А, поскольку никто из нас толком не знал, что такое мозговой штурм, то все и согласились.
И назначили штурм на шесть часов вечера, после работы.
Вот представьте: конец рабочего дня, жрать охота, спать охота, домой бы. К женам, детям, мамам, любовницам - у кого что есть. А надо штурмовать. Название придумывать.
Натурально, все стали штурмовать со страшной силой.
Вот как это было:
"Ну что, понеслась?" "Я без идей, извините". "Сейчас придумаем, сейчас кофейку дернем и придумаем". "Ну, кто первый? Кто смелый?" "А чем старое-то название плохо было?" "Ладно, ладно, давайте так. Компания производит что? Упаковку. А значит, должно быть в названии слово "пак". "Хорошо, приняли пак. Кто за пак? Единогласно". "Мне не нравится пак". "Почему тебе не нравится пак?" "Глупо. Тетрапак уже есть, тем более". "Ага, и Дойпак". "И Росупак". "Ладно, ладно, пак убираем. Еще есть предложения?" "Трипак, гы-гы-гы". "Ха-ха!" "Хе-хе-хе, почему - трипак?" "У нас трое человек всем управляют". "Какие трое человек?" "Генеральный, зам и э-э, этот... ой. Все". "Тогда - Тупак. Ту - два по-английски. Ту-пак". "Га-га-га!" "Хи-хи-хи!" "Гм, ха, да. Так, все. Я же сказал - пака не будет. Еще что-нибудь мне придумайте, пожалуйста".
Молчание.
"Давайте, кроме английского есть еще какие-нибудь языки?" "Есть". "А ты их знаешь?" "Я испанский учил в школе". "Так, хорошо, в школе. И как будет по-испански "упаковка"?" "Откуда я знаю, как будет по-испански "упаковка"? Сейчас в интернете посмотрю". "А, вот еще - Гопак". "Ха-ха-ха!" "Хи-хи-хи!" "Все, хватит уже". "А может, по именам директоров назовем? Как Кукрыниксы?" "И что получится? С... Я... Блин, получается СЯБР". "Хм". "По фамилиям тогда". "Климов - Третьяк". "Кли-Тр-Пак, гы-ы-ы!" "Ха-ха-ха!" "Блин, не будет пака! Не бу-дет!!" "Все, все. Во! Климат!" "Что - климат?" "Клим-ов. Тэ-ретьяк. Клим-а-Тэ. Климат". "При чем тут климат?" "Климат ни при чем, вы же хотели по фамилиям". "Ну, и что?" "Я придумал по фамилиям". "Нет, надо, чтобы со смыслом было". "Климат! Мы создаем климат в мире упаковки!" "Глупость какая". "Ага".
Тогда Васильич сказал:
- КУКАРУЧА.
Все замолчали, а он, глядя на экран, продолжил:
- По-испански "КУКАРУЧА" - "бумажный пакет".
"Чушь", - хором подумали мы.
- А что, мне нравится, - сказал Леха.
И все начали кричать: "Да, да! Берем! Здорово! Кукаруча! Отлично! Оригинально!" А потом кто-то произнес заветные слова: "Ну что, по домам?" "По домам, по домам!" - закричали мы. Две девушки, которые сидели ближе к выходу, переглянулись, вскочили и юркнули в дверь.
- Сто-оп! - закричал Леха. Недовольное ворчание было ему ответом.
- Давайте, - сказал Леха, - еще одно слово. Как "Красный Октябрь", например. А то непонятное название - кукаруча. Надо как-то пояснить.
- Красный пакет, - ляпнул я. И тут же пожалел об этом.
- Да-да-да! - оживился Леха. - Что-то вроде того! Леденцы "Красный Богатырь", муа-ха-ха!
Он любил добрую простую шутку, наш Леха.
- РОХО, - сказал тогда Васильич, глядя прямо в интернет.
И все опять замолчали, а Васильич объяснил:
- По-испански "красный" - РОХО.
- И что? - несмело сказал кто-то, - "рохо кукаруча" получается, что ли?
- Нет, - сказал Васильич. - В испанском языке прилагательное ставится после существительного. Так что получается - "КУКАРУЧА РОХО".
Все поглядели на Леху, а он сказал:
- Нормально.
- Ура! - сказали все разом и бросились к дверям.
- Подождите! - кричал Леха. - Давайте еще хотя бы па-арочку! Хотя бы па-арочку названий придумаем! Ну пожалуйста...
Но в конторе уже никого не было.
Тогда Леха сел за стол, взял ежедневник в черном переплете из поддельной кожи, открыл его и аккуратно написал на первой странице:
КУКАРУЧА РОХО
Он внимательно посмотрел на буквы.
Буквы улыбались ему, лежа на кремовой бумаге. Так с шелковых простыней может улыбаться полураздетая девушка. Знойная. Черноволосая. Смуглая. Ах, моя Кукаруча - какая же ты рохо...
Леха улыбнулся в ответ, с треском закрыл ежедневник и пошел домой.
На следующий день надо было сдавать отчет по ребрендингу.
Леха с ежедневником подмышкой сидел в приемной генерального директора.
До увольнения Лехе оставалось восемь минут.
Но он этого не знал, и поэтому говорил секретарше генерального:
- А вот еще анекдот. Хоронили тещу... Знаешь, да? А как дальше, помнишь? Не-ет, какая собачка... И не коза... а, про козу знаю, да. Так вот. Хоронили тещу - порвали два баяна... Ха-ха-ха!
Ярославль
Димон в Ярославль ездил.
В командировку.
Съездил и вернулся довольный.
Я его спросил:
- Ну как там Ярославль?
Он сказал:
- Хорошо. Красиво. Волга. Широкая.
Помялся и добавил:
- Дорога: туда - литр, обратно - два.
Герой
Ровно в два часа пополудни погас свет.
Не тот, который на небе - ему, говорят, еще пять миллиардов лет работать - а верное наше электричество. Минуту назад тяжело дышали станки, балеринами вертелись винчестеры, гудели лампы, словно пойманные в стекло джедайские мечи... А потом все разом остановилось и потухло. Тут же - тишина на малое время. Затем гулко, на весь офис растеклось матерное слово. Это Димон. У него компьютер напрямую к сети подключен, без волшебной коробочки "у-пэ-эс". Ну, и... да. Сохраняться надо, Димон. Пойдем, покурим.
Пошли. Покурили. Снаружи - ветер. Если к нему лицом - загоняет дыхание в глотку. Если спиной - начинаешь против воли семенить. Курили в кулак, моргали от летучего мусора. Потом с конька крыши вспорхнули три здоровенных железных листа и хохоча, кувыркаясь на ветру, полетели к нам. В нас полетели, верней. Пришлось бежать. Я схоронился за Димоновой "девяткой", Димон же, стихию презрев, подле "девятки" стоял, Александрийской колонне подобный. Железяки, видя непреклонность человека, умерили свой пыл и до нас не долетели. Вредно курить, мама права.
Побежали обратно в контору. Рассказали, мужественно улыбаясь. Вокруг нас собрались коллеги, говорили возбужденно. Родили предположение, что именно из-за ветра нет электричества. Звонили в город, узнали, что там свет есть. Потом пришел зам генерального и спросил:
- А кто повезет файлы на вывод?
Дурацкое словосочетание, не правда ли - файлы на вывод. Просто есть такая штука - печатный станок. Чтобы он работал, надо в него запихнуть печатную форму. А форма делается с помощью большой, как стол, фотопленки, на которой что-нибудь нарисовано. Да-да-да, вот-вот-вот. Сначала на компьютере надо нарисовать, а потом на пленку. Это я, совершенно верно, это я рисую на компьютере. А затем то, что нарисовал, сохраняю в файл. Файл отправляется в путешествие по великой сети Интернет, потом его вылавливает веселый дядька Борис Борисыч. У него есть такая машинка - в нее суешь файл, она печатает фотопленку. Волшебство, а? Но мы привыкли говорить - фотовывод. Или просто - вывод. Только маленькая, малюсенькая такая деталь - наша контора находится в глухой деревне под Питербурхом, а Борис Борисыч сидит в центре города. Да-ле-ко, да-ле-ко... Потому - Интернет, потому - курьерская служба.
Но сегодня ничего этого не будет. Нет электричества - нет Интернета. А курьер на телефонные звонки не отвечает. Значит, славный Борис Борисыч останется без файлов, а наши печатники - без пленок. Видели когда-нибудь, как плачут настоящие мужчины? Растирают слезы по скулам - сердитыми, быстрыми мазками огрубелых пальцев. Сглатывают, понурив голову. Закуривают дрожащую сигарету. Так плачут богатыри-печатники...
Но нет! Вот он - герой, вот он грядет, и поступь его легка, и взгляд его мечет огонь. Файлы? Пленки? Борис Борисыч? Нет такой трудности, которая остановит героя. Ведь в городе есть свет, а значит, есть надежда. Зачем Интернет, когда существует метро - покоритель недр, подземная молния. Зачем ждать милости от природы, если можно ехать на автобусе. И не стоит называть меня спасителем; не люблю громких слов. Проще надо быть, проще.
Короче говоря, зам сказал - нам нужны пленки. И шайка вся сокрылась вдруг, осталися во тьме морозной младой пре-прессник, с ним сам-друг начальник, и сказал он: "надо". Благородный вьюнош стопы свои направил в дальний край....
- А потом, - добавил зам генерального, - поедешь домой.
Да, сто чертей мне в штирборт! Я, как последний дурак, поплелся через пол-области и пол-города к Борис Борисычу - с флэшкой в кармане, с проездным в кошельке и с сигаретой, судорожно зажатой в зубах. Ветер к тому времени поутих, но зато начался дождь. Красота. То есть, ветер-то поутих, но не настолько, чтобы можно было без риска для жизни открыть зонт. В лучшем случае, я бы улетел под облака, как Мэри Поппинс. А дипломированные специалисты не летают под облаками. Они, дипломированные специалисты, вообще редко выходят из кабинета. Возникает закономерный вопрос - а кто же тогда я такой, дипломированный, но под дождем, с флэшкой и возможностью превратиться в Мэри Поппинс...
Ну, думаю, не беда. Дойду до Борис Борисыча - там сухо, тепло, и мухи не кусают, а Елена Прекрасная (жена Борис Борисыча и по совместительству - его же технолог) нальет мне горячего чаю. Вообще-то, ее просто Еленой зовут, но попробуйте пробежать пару километров против ветра под дождем - и любая женщина, которая нальет вам горячего чаю, покажется прекрасной. Или даже Прекрасной.
А потом я поеду домой. Х-ха!! В три часа дня. В рабочий, будний день.
Все это замечательно, вот только я никогда не был у Борис Борисыча. Он к нам в контору приезжал, а я к нему - нет. Только курьера посылал, да по эф-ти-пи файло скачивал. И все, что я знаю - это:
- Ты, Толя, там не заблудишься, не-ет! Очень просто - выходишь из метро, улицу перейти, потом направо до второго перекрестка, потом снова направо, или налево, подожди, а, нет, точно-точно, направо, и там будет такая подворотня, ты ее проходи, не останавливайся, дальше еще одна подворотня, вот туда, хотя нет, не туда, дальше, или туда, нет, не помню, ладно, там три или четыре подворотни, значит, в одну из них повернешь, ну, там ориентир есть...
(хихиканье)
- Секс-шоп...
(гнусное хихиканье)
- "Клубничка" называется...
(заключительное хихиканье, переходящее в кашель)
- А там и Борис рядом, не промахнешься. Понял?
- Разберусь, - храбро сказал я. Глупость и смелость - это вовсе не одно и то же. Но где, скажите мне, грань, что их разделяет?
И вот я стою под дождем, который, как душ Шарко - со всех сторон, и за шиворотом у меня вода, и в ботинках вода, и вода льется со скальпа на брови. А ветер, словно борец на татами: то отойдет, то вновь подступит и примется валить наземь. Но передо мной (ура!) подворотня, сплошь изрисованная красной краской из баллончика. Причем, не просто красной краской, а очень красной, совершенно красной, убийственно, сокрушительно красной - цвета бычьей ярости, цвета ревности, мести и атомной войны. Я уверен, что счетчик Гейгера, поднесенный к стене подворотни, зашелся бы пулеметной очередью. Все это меня не смутило: у нас на работе и не такое увидишь. Приглядевшись, я узнал в этих жутких разводах ягодные силуэты. Трубите, привратники! Кравчий, подать кабана! Герой прибыл. Определенно, вон та дверь - вход в пресловутый секс-шоп.
"Ага!" - подумал я. - "А потом я поеду домой". Проследовал мимо термоядерной клубники, миновал дверь с табличкой "СЕКС шоп - выходной воскресенье", очутился во внутреннем дворике, сделал пару кругов по этому дворику, наткнулся на калитку, прошел, оказался в еще одном дворике...
В общем, да, вы верно догадались. Там не было ничего похожего на полиграфическое предприятие. Я нашел кучу запертых дверей с кодовыми замками, нашел двух мрачных, насквозь промокших гастарбайтеров, нашел под навесом кошку - совершенно сухую. Кошка тотчас побежала по своим делам, без сомнения, очень важным, и говорить со мной не стала. Гастарбайтеры охотно согласились на контакт, но из этого ничего не вышло: я понимаю только русскую речь и еще немного английскую, а мои собеседники изъяснялись на певучем, гортанном наречии, в темных узорах которого изредка мерцали слова "не понимай", "ригисрация", и "звинити"...
Мне оставался только один путь.
Я пошел в секс-шоп.
Я никогда раньше не бывал в секс-шопах. Только однажды набрал в поисковике "недвижимость Петербурга" и на третьей странице нашел интернет-магазин "для шалунов и шалуний" (цитата). Среди прочих товаров, там предлагали "свинку надувную для шутливой любовной прелюдии: имеется анальное и вагинальное отверстия", также "утенка резинового: разнообразь игру в ванной! Встроен вибратор" (цитаты). Еще, помню, хотел заказать одновременно свинку с утенком, а потом они бы у меня зажили счастливой семьей. В ванной.
А так, "в реале"...
Вот не нужно было, верите?
Поэтому я представлял, что, стоит переступить порог магазина, как набросятся со всех сторон продавцы и консультанты и начнут наперебой расхваливать свой товар, одновременно предлагая опробовать на месте. Знаете, как это бывает в салонах сотовой связи. Только с местной спецификой: "Здра-авствуйте! Чего изволите? Желаете приобрести хит продаж - куклу Авдотью с новой функцией внезапной перемены пола? Оптовым покупателям скидки!" А на стеклянных витринах гордо будут блестеть разноцветные лингамы, гламурно пушиться мягкие наручники, лаково изгибаться хлысты... Ну, свинка с утенком - это само собой.
Но ничего такого не произошло.
Моему взору открылись пыльные стеллажи с видеодисками. Диски были преимущественно розового цвета, кое-где встречались голубые островки. Все это поднималось до самого потолка, а посредине пролегал длинный коридор. "Иди, чего стал?" - шепнул внутренний голос. Я устремился вперед. Через десяток метров коридор повернул, и обнаружился прилавок, за которым, скрестив на груди атлетические руки, стояла хмурая тетка лет пятидесяти. Рот она держала перекошенным - не то заранее приготовилась к моему появлению, не то горе и бедствия теткиной жизни навсегда придали ее губам очертания трещины в разбитом арбузе. Слово чести, если бы я пришел за каким-нибудь игривым фильмом, то бежал бы прочь, едва увидев эту монументальную женщину.
Но!
Мне-то нужно было совсем другое.
- Простите, - сказал я.
Тетка хлопнула ресницами - медленно, утомленно, как старая лосиха.
- Не знаете, где здесь...
Брови дрогнули, метнулись было вверх. Поздно, поздно...
- ...ПОЛИГРАФИЧЕСКОЕ ПРОИЗВОДСТВО?
Я почувствовал, как рвется ткань бытия - ползет, словно колготки на ножке бегущей сквозь терновник старшеклассницы. Небывалые слова отзвучали в этой юдоли пресытившегося желания, будто предсмертное заклинание Нострадамуса, будто брань под сводами церкви. Никогда раньше здесь не задавали таких вопросов, никогда больше не спросят об этом. "Сейчас что-то произойдет", - подумал я. - "Реальность не выдержит. Сейчас что-то случится..."
А случилось вот что.
Теткины брови поднялись до высшей точки, лоб собрался в мопсовые складки. Потом жрица любовного храма открыла рот и произнесла:
- Не знаю. Не видела. И даже не смотрела.
О, сколько затхлого, тлетворного презрения вложила она в эти последние слова!
И даже - не - смотрела.
Реальность, удивленно чавкнув, зарастила наметившуюся прореху. Старшеклассница, нахмурившись, извлекла из сумочки бесцветный лак - и мазнула по стрелке на колготках. Я отступил на шаг, борясь с водоворотом континуума.
Но проигрывать тоже надо уметь.
- Ага, - сказал я. - Не смотрели. Понимаю, как же. У вас тут (я махнул рукой на стеллажи), у вас тут есть на что посмотреть.
И быстро вышел.
Мало ли чего, вдруг здесь еще охрана водится.
А на улице я обнаружил, что дождя больше нет, что ветер исчез, словно победитель с поля сечи, и через круглую дыру в облаках заглядывает удивленное солнце. Все это так меня воодушевило, что я тут же вспомнил телефон Борис Борисыча и позвонил. Через минуту подбежала Елена Прекрасная, повела меня во внутренний дворик, открыла ничем не примечательную дверь, и я очутился в уютной каморке. У правой стены стоял фотонаборный принтер, у левой стены - видавший виды стол с электрическим чайником на нем, а прямо напротив сидел улыбающийся во всю бороду Борис Борисыч.
Потом все было - обжигающий чай, перекур, треп о работе. И флэшка, которую я небрежно кинул на стол. И вожделенные пленки.
А затем я поехал домой, тысяча демонов мне в дюзы!!!
Дома был счастлив, как бог. Жена, ужин, пиво. С ребенком повозился. Ребенок новую букву выучила - "Бэ". Хорошо выучила, только буква "Гэ" называется.
На следующее утро я пришел на работу. Гордый. Тот, Кто Спас Производство От Кризиса. И вот что я услышал:
- О! Толя! А у нас, понимаешь, вчера еще свет включили. Вот как ты ушел - так и включили. Мы тебе хотели звонить, мол, можно по сети файлы отправить, да Димон сказал, что ты сразу домой потом пойдешь. Ну, мы так решили - зачем тебя возвращать с полдороги? И не стали звонить. Правильно?
...Надо при случае будет им сказать, как я их всех люблю.