Кухня действительно была крохотная - метров шесть квадратных, не более. Полагалось, видимо, что строители социализма будут питаться в комфортабельных общественных столовых, а в крохотных кухоньках исключительно пить бразильский кофе или индийский чай перед утренней сменой на коммунистическом производстве.
Но, как всегда, красивые устремления остались на бумаге в монументальных сочинениях бесконечный партийных съездов и пленумов, а в настоящее время три девушки с трудом рассаживались вокруг крохотного кухонного стола на миниатюрных табуретках.
"А как гадать-то будем?" - спохватилась Лида.
"А вот как", - Элла торопливо водрузила эмалированный поднос с аляповатой веточкой сирени на приторно-розовом фоне, рядом поставила свечу, закрепленную в жестяной банке из-под растворимого кофе, и заискивающе заглянула Марьянке в глаза: "Все, кажется..."
"Ну и дальше-то что?" - подозрительно оглядела неказистые приспособления Лида.
"А вот что", - вмешалась Марьяна: "Выключаем свет, зажигаем свечу. Гадающий - ну, ты, например", - и она ткнула Элке в руки газетный лист: "Скомкай его, положи на поднос и подожги. Свечу же поставь позади подноса. Когда огонь погаснет - на стене появится тень от сгоревшей бумаги".
" Это и будет твоя судьба!" - И, откинувшись, Марьяна победоносно оглядела подруг.
"А чем газету поджечь?" - нерешительно спросила Элла.
"Спичками, дубина!" - Марьяна стала терять терпение.
"Давай же, комкай газету", - подгоняла она замешкавшуюся подругу, которой явно не хотелось первой окунаться в неизведанное.
"А газета-то "Правда", - проблеяла Элла.
"Вот она тебе всю правду и расскажет!" - гаркнула Марьяна и даже слегка пнула Эллу ногой под столом.
Делать нечего, и Элла дрожащей рукой подожгла уголок скомканной и помещенной в центр эмалированного подноса газеты. Потом, понукаемая Марьянкой, зажгла свечу. Девочки как зачарованные, смотрели как пламя пожирает бумагу, оставляя на подносе растрепанный комок скоксовавшегося пепла.
Вдруг во всей квартире с легким щелчком погас свет. Девчонки вздрогнули, а Элла даже тихохонько завыла.
"Да замолчи ты, детский сад", - первой пришла в себя Марьяна: "Обычная обесточка в нашем районе".
"Так даже лучше будет", - обратилась она к Лиде: "От свечи тень контрастнее - нам будет лучше видно".
Элла замолкла, пару раз икнув. Лида подозрительно покосилась в окно - в соседнем доме кое-где светились окна, но промолчала, только крепче стиснула в кулачке кончик своей косы.
"Ну давай, гляди, что там у тебя высветилось. Нам с Лидкой тоже интересно, будем ли мы "верными женами", - пыталась пошутить Марьянка, но какая-то непрошеная скованность и тревога уже поселились в маленькой кухоньке. Будто тягучий белесый туман проник через кухонное окно и опустился на дешевую мебель, и, даже, клочком повис на скромной люстре, сделанной в виде зонтика с неунывающим Чипполино посередине.
Девушки с любопытством, смешанным со страхом и недоверием, вглядывались в четкую черную тень в центре ярко освещенного круга на стене.
"Смотрите, собака!" - ахнула Лида: "Уши длинные, прямо до пола, как у охотничьей, а мордочка остренькая".
"И правда собаченция", - присвистнула Марьяна: "Только у нее ног нет, пузом на земле лежит".
"Да есть у нее ножки, маленькие только", - продолжала вглядываться Лида: "А тело длинное, как у таксы".
"Точно - такса!" - восхитилась Марьяна.
"Ну, Элка, быть тебе замужем за таксистом", - сделала она неожиданный вывод и с восторгом заржала, как застоявшаяся в стойле лошадка, почуявшая припоздавшего лакея.
Элла все это время, пока подружки оживленно обсуждали высветившееся изображение на импровизированном экране, приоткрыв рот и близоруко сощурясь, вглядывалась в яркую картинку на кухонной стене.
"Значит", - вздохнула она наконец: "Собачья у меня жизнь будет..."
Соседки по кухонному столику аж замерли от столь неожиданно горько прозвучавших слов. Так горько, что в крохотной кухоньке явственно запахло полынью.
"Ты что, дуреха", - первая очнулась Марьяна: "Ты же сама мечтала свою жизнь семье посвятить. А таксисты-то знаешь, сколько зарабатывают?! В достатке будете жить".
"На одни чаевые можно всю жизнь по ресторанам шастать", - даже запыхалась Марьяна, пытаясь втолковать огорченной подружке - какое ее ожидает сытное сладкое будущее.
Но Элла продолжала сидеть молча, ссутулив плечи. Потом тихо прошептала:
"А таксист еще и горбатый будет, вот счастьице-то привалит..."
"Как это - горбатый?" - ахнули подружки.
Элла аккуратно повернула эмалированный поднос вокруг его оси на несколько градусов, и, действительно, на собачьей спине девушки, сидевшие левее Эллы, увидели подобие горба. На кухне воцарилось молчание. Потом Лида медленно, как бы рассуждая сама с собой, тихо заговорила:
"Это не горб. Что-то прицеплено к спине типа сумочки или, вернее, рюкзачка".
"Ну, помните", - затеребила она Марьянин рукав: "Фильмы детские про войну. Ну, в которых "Война и немцы!". Там еще собачки были, обученные медицинскую помощь раненым бойцам оказывать, с санитарной сумкой на спине".
"А ведь точно", - заторопилась Марьянка, одновременно пытаясь отцепить Лидины пальцы, намертво впившиеся в манжет ее вязаной кофточки: "Вон и крестик на ней, на сумочке то есть. Точно - санитар".
"Ну вот", - уныло согласилась Элла: "Он еще и больной будет..."
"Ох, и утомила же ты меня своим нытьем, пессимистка!" - рассердилась Марьяна.
"Настоящие комсомолки не ноют и должны мужественно преодолевать возникающие перед ними трудности", - неожиданно с пафосом произнесла она затрепанную фразу, застрявшую в голове после очередного занудного, насквозь лживого комсомольского собрания.
"Настоящие комсомолки не гадают в Крещение, как какие-нибудь верующие сектантки-богомолки", - огрызнулась Элла.
"А вообще-то", - продолжила она: "Собака - это символ друга или дружбы. Я это так понимаю. Наверное, это неплохо, что тебе, Элла, выпала собака".
"Может и неплохо", - выдохнула Элла: "Да только друг-то - с болезнью".
И хлюпнула носом.
"Не с болезнью", - аж подпрыгнула Марьянка на своем жестком сидении: "А с лекарствами!".
"А это - совсем другое дело", - бодро добавила она.
"Да и вообще-то", - покачиваясь на табуретке, посмеиваясь, поддержала ее Лида: "Ведь все это гадание - просто шутка. А вы чего так-то распетушились? Будто бы и вправду можно свою судьбу узнать... Да нет ее, нет никакой запланированной судьбы. Бабушкины сказки или этот, как его... Народный фольклор. Человек сам хозяин своей судьбы".
Не успела Лида договорить, как вдруг в темной спальне раздалось громкое урчание с каким-то уж совсем жутким постукиванием. Девчонка завизжали, а Лида, раскачивающаяся на табуретке, грохнулась на пол. Отломившаяся ножка хлипкой от самого ее рождения табуретки подкатилась под ноги Марьяне и та, поскользнувшись на ней, также рухнула на дефицитную вьетнамскую циновку, украшавшую кухонный пол. Лида в голос заплакала.
Элла ринулась к ней, чуть было не наступив на Марьяну, огорошенную падением и лежавшую на экзотическом половичке с растерянными глазами, устремленными на развеселого Чиполлино, посмеивающегося с высоты своего осветительного зонтика. Хотя, конечно, Чиполлинина ухмылка была результатом мечущейся тени от пляшущего язычка пламени свечи.
"Ну, что ты, Малышка, расшиблась сильно?" - залепетала над поверженной Лидой толстушка Элла.
Лежа на полу, в мерцающем свете свечи, Лида видела, как по потолку металась раскрылившаяся растрепанная тень Эллы, ни дать - ни взять - клуша, квохтающая над своими цыплятами.
"Испугалась она, а не расшиблась", - пробурчала Марьяна откуда-то из-под кухонного стола, где она с кряхтением пыталась встать на четвереньки. Наконец ее всклокоченная, рыжая даже при свете свечи, голова появилась над кухонным столом.
"Да это ж та чертова батарея", - торопливо, захлебываясь словами, квохтала Элла: "Та хай ей грець!" (2).
Она присела перед Лидой и погладила ее по голове, продолжая бормотать, взмахивая руками, все еще похожая на курицу-несушку.
"Да чтоб ее разорвало, дуру. Воздух в ней накапливается со всего стояка, вот она и стучит, гадина такая!" - и с гневом стукнула кулачком по столу, заставив Марьяну отшатнуться.
"Воздух спускать надо", - проворчала Марьяна, становясь на ноги и с опаской присаживаясь на свою табуретку, предварительно ощупав ее руками.
"Раз "посчастливилось" на девятом этаже поселиться", - добавила она: "Там и краник должен быть".
"Да есть там краник, нехай бы он сгорел с этой дурищей-батареей", - чуть не плача продолжала причитать Элла, помогая Лиде подняться на ноги: "Я как-то открыла его, а оттуда ржавая вода - да как взорвется брызгами! Всю стену залила, и новые обои, и штору. Мне мать за это так влупила, и велела больше туда не соваться. Теперь только она сама воздух спускает потихонечку. У нее, почему-то, чисто получается".
Лида с трудом поднялась на ноги, поддерживаемая Эллой.
"Ну и повеселились же мы сегодня...", - хмыкнула она, пытаясь улыбнуться.
"Дай я тебя пощупаю", - суетилась Элла: "Как бы ты чего не сломала".
"Таксиста своего щупать будешь", - загоготала Марьянка, видимо, полностью пришедшая в себя.
Лида смущенно улыбнулась:
"Что я точно сломала, так это табуретку, а остальное вроде бы в порядке".
Она перекинула свою косу за спину и, тут же ойкнув, поднесла руку к затылку.
"Ух ты, черт, болит, и шишка вздулась", - огорчилась Лида: "Все-таки приложилась к стене. Вот, бисова (3) мать!".
"Не ругайся, Лидуся, а то беду накличешь. Как бы сотрясения мозгов не было", - всколыхнулась Элла.
"Не "мозгов", тупенькая ты наша, а "мозга", - захихикала Марьяна.
"Это у тебя один мозг, да и тот маленький", - парировала Элла: "А Лидуся у нас отличница "круглая" по всем предметам - с самого первого класса. У нее уж точно мозгов побольше, чем у нас с тобою, вместе взятых".
На это Марьяне сказать было нечего, и она принялась активно восстанавливать гадальные принадлежности: стряхнула пепел с подноса в мусорное ведро, заменила оплавившуюся свечу на новую, достала другой газетный лист.
"Ну ладно, хватит языками трепать", - цыкнула на девушек Марьяна и повелительно скомандовала: "А ну-ка, быстро по местам. А то уж утро скоро".
"Что-то мне больше не хочется гадать", - простонала Элла.
"А когда тебе хотелось?" - разозлилась Марьяна: "Сама-то узнала про своего жениха из таксопарка, а мы что - не люди?"
Возразить было нечего, и Элла нехотя присела у стола, а следом за нею - Лида. Марьяна подала ей газету:
"Ну, давай, раненая, комкай!"
Лида аккуратно, не торопясь, смяла газетный лист, слепив из него подобие шарика и, небрежно бросив его в центр эмалированного подноса, зашелестела спичками. Язычок пламени лизнул выступающий уголок газетного шарика, и тот вдруг мгновенно полыхнул разноцветным пламенем, разбрызгивая вокруг себя маленькие искорки.
"Ну и бурную же жизнь ты проживешь!" - восхитилась Марьяна: "Смотри-ка, сплошной фейерверк".
"Да, небось, газете пересушена была, а то, может, и в краске подмочена" - Лида старалась говорить небрежно, но голосок ее слегка вздрагивал.
Огоньки плясали не только на кухонном столе, но и отражались в глазах гадающих подружек, делая их похожими на маленьких симпатичных ведьмочек, примостившихся где-нибудь у костра на Шабаше. Пламя погасло также внезапно, как и занялось. На подносе осталась чернеющая кучка пепла. Лида пододвинула свечу поближе, и девушки стали вглядываться в появившееся изображение.
"Бугор какой-то" - Первой изрекла Марьяна.
"Могилка!" - ахнула Элла, и тут же получила пинок в бок от Марьяны, заставивший ее квакнуть.
"Ну ты как ляпнешь что-нибудь, так хоть стой, хоть падай!" - заорала Марьяна на Эллу: "Это я тебе сейчас могилку организую, курица мокрая!"
Элла уже осознала глупость сказанного при Лиде, и пыталась что-то прочирикать в свое оправдание, но перекричать Марьяну ей было не под силу.
"Да тише вы, галдите, как вороны ощипанные!" - махнула на них рукой Лида.
"Галдят не вороны, а галки. А вороны каркают" - вдруг учительским тоном произнесла разобидевшаяся Элла.
"Ты у меня уж точно докаркаешься" - зарычала Марьяна, и ущипнула Эллу за локоть, отчего та дернулась и сбила на пол свечу.
"Циновка!" - завопила она, и девчонки ринулись спасать вьетнамскую соломку от ее врага номер один - огня, стукнувшись при этом лбами. Впрочем, тревога была напрасной, так как свеча при падении потухла, и импортному сокровищу ничего не угрожало.
Элла подняла с пола поверженный атрибут гадания, водрузила его на стол, зажгла фитилек. Кухонька опять наполнилась мерцающим светом. На стене высветился круг. Темное изображение внутри не изменилось.
"Похоже и правда на холм", дрожащим голоском пролепетала Лида: "Только он несимметричный какой-то, слева круто обрывается, а справа - пологий спуск..." - пыталась рассуждать она.
"А ведь и точно - спуск", - торопливо, глотая слова, пыталась загладить свою нечаянную вину Элла: "Спуск лыжный. Мы зимой в Закарпатье ездили - к родичам, в городок приграничный Мукачево. Так там у них соревнования за городом проходили по горнолыжному спорту".
"Там у них горы удобные для этого - Карпаты называются", - резко развернувшись вместе с табуреткой, неожиданно горячо обратилась она к все еще сердитой Марьяне.
"А то мы про Карпаты не слыхали", - пробурчала Марьяна, немного смягчаясь.
"А ведь действительно, лыжный трамплин", - прерывая Эллино бормотание, изрекла Марьяна: "Ну, Лидка, оттолкнешься ты от нашей татарской деревни, Керчи, то есть, и прыгнешь прямо до Киева, а то, глядишь, и до самой Москвы-столицы!"
"И что ей там делать?" - удивилась Элла.
"Да уж там то возможностей устроиться в жизни более, чем у нас тут, на задворках Империи. Ни одного Вуза для парней нет, ни военного училища несчастного - девчачий город. Все толковые ребята уезжают после школы в другие города - учиться, а оттуда, если кто и возвращается, так уже - "женатики". А здесь она "шушера" остается, те, которые ни учиться, ни работать не хотят, а лишь бы винцо дешевое посасывать, да на городских улицах куролесить.
Марьяна, распалившись, от собственных слов, даже стукнула кулачком по кухонному столу, чуть было не уронив жестянку с горящей свечой Элле на колени.
"Так что грозит нам, девицы-красавицы, в старых девах остаться. А чего одинокая женщина в нашей жизни добиться может? Да ничего. Квартиры отдельной не дождешься, денег вдосталь не заработаешь".
Марьяна сделала многозначительную паузу и изрекла:
"Даже ребеночка родить - и то проблема: ему ведь все в глаза "байстрюком" (4) тыкать будут.
Марьяна, видимо устала от столь неожиданно для самой себя горячо произнесенной речи о горькой женской доле в городе-герое Керчи, и со вздохом замолкла.
"Да, это тебе не Запад..." - в унисон с Марьяной вздохнула Лида.
"Ну вот", - рассердилась притихшая было Марьяна: "Кому что - а вшивому - баня! Я ей рассказываю про наши мелкие недостатки, а она - давай скорее жизнь "за Бугром" (5) нахваливать..."
"Ну я просто хотела сказать", - виновато произнесла Лида: "Что на Западе женщины не торопятся выскочить замуж лишь бы за кого, только бы "замуж"... А потому, что там можно сделать карьеру и вырастить ребенка самой, без особых жертв и обязательной опоры на мужчину".
"Ты то откуда это знаешь?" - Марьяна прищурилась: "Небось "Голос Америки" слушаешь?"
"Ты бы еще передачу из Ватикана послушала", - встряла в разговор Элла: "Так они такую чушь несут - будто Бог существует, и в это нужно обязательно верить. Иначе его место займет дьявол, и тогда уже он будет хозяйничать в твоей судьбе".
"Вот еще ерунда какая", - возмутилась Марьяна: "Как это кто-то будет хозяйничать в моей судьбе без моего согласия? Я буду распоряжаться своей жизнью, как сама того пожелаю, и никто мне не указ!"
Девушки помолчали. Потом Лида, осторожно пощупав вздувшуюся болезненную шишку у себя на затылке, неуверенно произнесла:
"Ну, ты зря, это, Марьянка, так кипятишься... Вдруг, они правду говорят?"
"Да врут они все, эти "Голоса". Клевещут на нашу жизнь, а такие дурехи, как вы, их слушают", - Марьяна была уверена в своей правоте.
"А я вовсе и не слушаю", - обиделась Элла: "Так, иногда нечаянно попадаю. Что ж мне, уши затыкать?!"
Лида усмехнулась. Чтобы "нечаянно" попасть на запрещенные для советского слушателя и заглушаемые специальными радиоустановками передачи, ведущиеся из Европы и Америки на русском (правда, с некоторым акцентом) языке, было необходимо иногда более часа накручивать ручку настройки радиоприемника.
"А зачем им врать?" - тихо спросила она будто саму себя.
"Ну, для чего-то нужно, раз врут", - пожала плечами Марьяна. И, помолчав, безапелляционно заявила: "Да просто завидуют тому, как мы живем".
После некоторого замешательства Лида вновь начала рассматривать изображение-тень на кухонной стене.
"Глядите, девчата, а тут еще вроде как человечек стоит", - прошептала она. Элла и Марьяна разом воззрились на кухонную стену.
"И правда", - почему-то тоже шепотом ответила Элла: "Ручки есть, ножки есть, и головка махонькая".
" Видно, скоро человек в твоей судьбе случится" - сделала она глубокомысленное заключение.
"Ручки, ножки, огуречик - вот и вышел человечек!" - пропела опять развеселившаяся Марьяна: "Ну вот и жених налицо. А ты, Лидка, вечно грустишь. Маленький, правда, какой-то, лилипутик".
"Короче, мелкий человек мне встретится", - тихо произнесла Лида.
"А как это?" - удивилась Элла: "Ростом не выйдет, что ли?"
"А, может, и душой мелковат", - вздохнула Лида: "Бывают и такие".
"Да-а", - с уверенностью отозвалась Марьяна, будто на ее жизненном пути ей повстречалось уж никак не менее сотни парней с мелочной и пакостной душой.
Девушки хотели и дальше развивать тему никчемности современных парней, но Лида уже встала из-за стола:
"Пойду в ванную, умоюсь холодной водой, а то что-то голова будто чугунная стала".
"Осторожней, Лидуся, в темноте", - откликнулась Элла, но Лида уже доплелась до ванной комнаты в неверном свете свечи и с наслаждением плеснула холодную воду себе в разгоряченное лицо.
Выходя из ванной, ей послышалось, что в спальне раздался характерный треск, производимый Зинкиными когтями, начесываемыми о торец кресла. Лида заглянула в темную спальню и замерла. Из глубины комнаты на нее смотрели, неподвижно сияя в кромешной тьме, два фосфоресцирующих золотисто-зеленых кошачьих глаза. Свет их был просто неземной: глубинный, бездонный. Казалось, что у кошачьих глаз нет ни зрачков, ни дна - так как светящийся, чуть зеленоватый, с изредка пробегающими красными искорками, огонь уходил вглубь кошачьего глаза без ограничений, куда-то в такой же бездонный Вселенский Космос.
Девушке стало жутко. С трудом, утешая себя, что это всего-навсего кошка, Лида неуклюже повернулась и на нетвердых ногах вернулась на кухню. Сидевшие там девчонки что-то оживленно обсуждали.
"Ну у тебя и Зинка", - выдавила из себя Лида: "Как же она жутко смотрит в темноте! Теперь я понимаю, почему кошек в Средневековье сжигали на кострах. Кажется, что сам господин дьявол тебе в душу заглянул".
Последовало недоуменное молчание. Марьяна и Элла уставились сначала друг на друга, потом - на Лиду, причем у обеих было в высшей степени озадаченное лицо с широко раскрытыми глазами и полуоткрытыми ртами. Потом Элла, заикаясь, выпалила:
"Ка-ка-кая Зинка?! Я же ее на улицу вытолкала!"
И убедительно вытаращила свои и без того выпуклые глаза.
Лида внезапно почувствовала, как у нее по спине прокатилась ледяная волна ужаса, и волосы на ушибленной макушке поднялись дыбом. Несколько секунд она молчала, потом пролепетала:
"Не обращайте на меня внимание. Я, видно, все-таки сильно головой ударилась. Может, и сотрясение небольшое, вот и мерещится черти что..." Она закусила губу, словно споткнувшись. Потом, собравшись с силами, внешне спокойно договорила:
"Ничего, завтра к врачу схожу, и все пройдет".
"Правильно, Лидка, советская медицина - лучшая в Мире. Так что тебя сразу на ноги поставят", - так убежденно сказала Марьяна, что Элла, неожиданно для самой себя, насмешливо хмыкнула.
Лида сидела молча, слегка отвернувшись от подруг, чтобы не было заметно теплых соленых слезинок, бесшумно скатывающихся по ее щекам. Еще никогда в жизни вообще-то отважная девушка Лидия Малышева не была так напугана.
*****
(2) Та хай ей грець! (укр.) - да пропади она пропадом!
(3) Бисова (укр.) - чертова
(4) Байстрюк (укр.) - незаконнорожденный
(5) За Бугром (жаргон) - в капиталистических странах