Наконец-то Лида перешагнула порог Эллыной квартиры и сразу попала в мир суеты, беготни, всхлипываний и причитаний - провожали невесту. Под окнами уже беспокойно сигналили разукрашенные атласными лентами и разноцветными шарами подъехавшие такси, любопытные соседи азартно повысовывались в окна, рискуя вывалиться прямо на сверкающие крыши автомашин, а разрумянившаяся невеста, дрожа мелкой дрожью, уже стояла в узенькой прихожей.
Лидин букет белых роз пришелся весьма кстати, так как жених допустил оплошность в выборе букета, и в руках Элла судорожно сжимала жалкий букетик мелких желтоватых хризантем, прозванных в народе "дубками" за их листики, идентичные по форме листьям дуба, и растущих в керченских палисадниках почти как сорная трава.
Букет срочно заменили, и невеста в своем кипельно - белом наряде, прижавшая к груди белые розы, волшебным образом превратилась в шикарный букет белоснежных роз с алой розой посередине, который и вручили подоспевшему жениху.
И все завертелось-закружилось, и понеслось в веселом вихре, и лишь вернувшись из ЗАГСа в уже подготовленную для застолья квартиру, Лида, наконец-то, смогла рассмотреть жениха.
Виталий Какоша был высок, но худощав, даже тощеват, слегка сутулился и все время как-то нервно одергивал полы пиджака, что, впрочем, вполне объяснялось предсвадебными треволнениями. На Лиду жених произвел двойственное впечатление:
- высок, но слишком худ;
- держался с достоинством, даже высокомерно - и тут же подобострастно заглядывал случайному собеседнику в глаза;
- покровительственно поглядывал на Эллу, а через секунду испуганно отводил взгляд.
Лида в недоумении пожала плечами, но тут раскрасневшаяся Элла поманила ее за собой, и девчонки забежали в маленькую спаленку, где, впрочем, им пришлось притулиться к подоконнику, так как вся комната была загромождена свадебным столом, протянувшимся сквозь двери из большой комнаты.
На подоконнике возлежала кудрявая плюшевая собака, и Элла с восторгом прижала ее к себе.
"Какой чудесный подарок!" - обратилась она к Лиде и, водрузив собаку назад на подоконник, принялась поглаживать ее желтую бархатную спинку и бело-красную жилетку на ней. Вдруг ее пальцы замерли, будто натолкнулись на какое-то препятствие, и Элла повернула к Лиде неожиданно встревоженное посеревшее лицо.
"Собака", - прошептала она: "Друг с болезнью... Собачья жизнь",
Лида растерялась сначала: "Ты о чем..." и тут же ахнула, прижав ладонь ко рту.
"Какая же я дура", - простонала она и обняла Эллу за поникшие плечи. Элла тихонько всхлипнула.
"Выкинуть ее к чертовой бабушке", - горячо зашептала Лида: "Вон прямо в форточку сейчас и вытолкнем!"
"Кого это вы собрались выталкивать, уж не меня ли?" - вкрадчиво пропел мужской голос, и девушки, вздрогнув, резко обернулись. К ним, с любопытством заглядывая Лиде в фиалковые глаза, наклонялся великолепный в своей финской "тройке", с белой розой в петлице сам жених, блистательный жених Виталий Какоша.
Его весьма ординарное, слегка самодовольное лицо оказалось близко от Лидиных глаз и... О, бесовское наваждение, вдруг на мгновение превратилось в изможденный, обтянутый желтоватой кожей череп как у человека, только что перенесшего резекцию желудка и истощенного длительной пустобульонной диетой.
А глаза! Глаза стали как у несправедливо побитой собаки - озлобленные и подобострастные одновременно.
Лида глухо вскрикнула и, заслонившись тыльной стороной ладони, отшатнулась к окну, крепко зажмурившись.
Наверное, она на мгновение потеряла сознание, так как очнулась уже сидящей на потертом диванчике, задвинутом в угол спаленки. Над ней хлопотала Анна Трофимовна Осадчая, растирая похолодевшие ладони рук, а испуганная Элла гладила Лиду по голове. Не менее перепуганный жених топтался возле диванчика с нашатырем в руке и, увидев его, Лида резко отшатнулась.
"Это нашатырь, нашатырь", - приговаривала Анна Трофимовна, по- своему поняв реакцию Лиды.
"Ну вот и все в порядке, вот и все хорошо", - пришептывала она Лиде, взмахом руки отослав Виталия с нашатырем прочь из комнаты: "Ты пока посиди тут, детка, сейчас все пройдет".
И, повернувшись, подтолкнула Эллу к выходу из спаленки: "Пора, дочка, иди за стол, муж ждет".
Сквозь белесый туман Лида слышала приглушенный шум застолья, и назойливо подвывающий голос какого-то особо нетерпеливого гостя, призывающий Эллу к столу: "Горько... Горько..."
Внезапно перед Лидиными глазами все встало на свои места: комнатка, пирующие гости, толстуха-баянист, наяривающая "Марш Мендельсона" - будто в объективе фотоаппарата резкость навели, да и прорвавшийся сквозь пелену шум свадебного марша резанул по слуху фальшью самодеятельного исполнения.
"Спасибо, тетя Аня", - Лида старалась говорить твердо: "Со мной уже все хорошо, идите к гостям".
Анна Трофимовна молча поцеловала Лиду в темечко и отплыла из спаленки. В большой комнате ее появление сопроводилось довольным ревом с отдельными повизгиваниями, из чего Лида заключила, что стройные шеренги винных и водочных бутылок на свадебном столе уже сильно поредели.
Подоспевшая женщина в фартуке и с засученными рукавами, видимо из бригады Анны Трофимовны, подвела Лиду к свободному стулу у свадебного стола, плюхнула на тарелочку черпачок салата "Оливье" и озабоченно умчалась куда-то по направлению к кухне.
"Разрешите за Вами поухаживать", - раздался справа приятный мужской голос. Лида резко повернула голову и споткнулась о пристальный изучающий взгляд светло-карих, очень светлых, практически желтых глаз. Рядом с ней сидел молодой человек лет двадцати двух - двадцати трех, с правильными чертами лица и вежливой улыбочкой на тонких губах.
"Вам водки или вина?" - продолжил он, кивнув на пустой бокал, стоящий возле Лидиной тарелки.
"Мне?" - растерялась Лида: "Мне лимонада..."
"Тогда давайте-ка шампанского для начала", - решил собеседник и, не слушая слабых возражений, ловко откупорил бутылку шампанского. Было заметно, что это далеко не первая бутылка в его жизни.
Божественный напиток запузырился в слегка запотевшем бокале, и вдруг Лида почувствовала страшную жажду в запекшемся горле. Видимо, сказалось перенесенное нервное потрясение, и девушка с жадностью схватила бокал.
"Ну вот", - одобрительно кивнул незнакомец: "А теперь давайте выпьем за молодых!"
Они чокнулись, и Лида с наслаждением выпила чудесный сладкий ароматный напиток, благоухающий виноградной лозой и приятно покалывающий нёбо тысячами крошечных иголочек. Через мгновение ей стало легко и свободно. Слегка кружилась голова, зато отступили страх и растерянность, и все произошедшие с ней неприятности отступили на задний план и, даже, прикрылись розовой полупрозрачной занавесочкой. Наконец-то Лида смогла свободно вздохнуть.
"Разрешите представиться", - опять этот назойливый мужской голос. "Виктор Сидорчук, береговой матрос Морского Торгового порта", -
полушутливо отрапортовал сосед по свадебному столу.
Делать нечего, и Лида тихо произнесла:
"Лидия Малышева, студентка торгового института".
"Ах, вот оно как!" - в желтоватых глазах промелькнуло что-то неясное, то ли недовольство, то ли пренебрежение, а, может, Лиде и померещилось, так как через секунду те же янтарные глаза ну просто лучились добродушием и лаской.
Свадебная трапеза тем временем потихоньку перерастала в "пир горой". Под аккомпанемент неутомимой баянистки, умудрявшейся еще и подыгрывать себе на бубне, чудом уцепив его на толстом подпрыгивающем колене, народ веселился вовсю.
Небольшая группа наиболее непоседливых гостей попыталась устроить танцы под патефон в узком коридорчике в прихожей, однако ужасная теснота позволяла танцующим лишь притоптывать на одном месте, что, впрочем, их нисколько не огорчало.
Сидящие по одну сторону свадебного стола с надрывом и немного вразнобой исполняли грустную:
"Что стоишь, качаясь, горькая рябина...",
а гости, расположившиеся непосредственно напротив поющих, ни мало не смущаясь, задорно грянули:
"Ой, Мороз, Мороз, не морозь меня..."
Баянистка, выпав из общего веселья, тихо уединилась на потертом диванчике, задумчиво выводя на своем баяне, к изумлению Лиды, нежную "Yesterday" ливерпульского ансамбля "Beetles".
Самой Лиде скучать тоже не приходилось. Новоявленный знакомый оказался хорошим собеседником - он так и сыпал шутливыми замечаниями по поводу безмерно разгулявшихся гостей. Не оставлял без внимания и молодоженов, в отличие от веселящейся братии, скованно сидящих во главе стола с замороженными улыбками на застывших лицах, то и дело заставляя Лиду легко и беззаботно смеяться.
Виктор в течение свадебного вечера умудрился рассказать Лиде невероятное количество забавных историй, причем Лида с удовлетворением заметила, что он весьма начитан. Галантно улыбаясь, матрос Сидорчук не уставал подливать в Лидин бокал шипящее искристое шампанское и тут же произносил искрившиеся юмором всевозможные тосты - от крошечных, но весьма ёмких по смыслу, до длиннющих грузинских тостов, рассказываемых с очевидным артистическим талантом.
Свадебное торжество, так печально начавшееся для Лиды, благодаря усилиям Виктора Сидорчука превратилось в прекрасно проводимый вечер, и Лида почувствовала к случайному знакомому весьма ощутимую симпатию.
Украдкой рассматривая нового знакомого, девушка отметила прекрасную копну шелковистых каштановых кудрей, обрамляющих слегка удлиненное лицо с правильными чертами лица, которое слегка портил узкогубый рот и излишне заостренный подбородок. Да еще, пожалуй, обнажавшиеся в улыбке мелковатые, как у зверька, щелястые зубки, редковато посаженные во рту, что придавало улыбке немного хищный вид.
"Ну ничего", - подумалось ей: "Для мужчины внешность - не главное!".
Лида не успела удивиться пришедшей такой смутно знакомой, совсем недавно слышанной где-то мысли, как на смену ей приковыляла еще более нелепая, даже пошловатая, когда-то слышанная поговорка: "Ничего, что хромой и без глаза... Главное, чтобы человек был хороший!".
Лида прыснула и, наконец, поняла, что пьяна. Это смутило ее и обеспокоило. Девушка с тревогой оглянулась - за окном распласталась угольная чернота, и сердечко ее толкнулось в груди как пойманная в сети певчая птичка.
"Который час?" - обратилась она к соседу.
Тот нехотя приподнял левую руку и кинул взгляд на обнажившийся из-под манжета рубашки золотистый циферблат.
"Детское время еще не закончилось", - насмешливо взглянул береговой матрос на девушку.
"Ну а все-таки?" - настаивала Лида, несколько теряясь под его пристальным изучающим взглядом.
"Мне пора домой", - Лида резко встала и тут же, пошатнувшись, ухватилась рукой за спинку стула, боковым зрением неожиданно для себя уловив явное удовлетворение в глазах сидящего рядом мужчины. Это разозлило ее, и девушка, собравшись, уже твердо зашагала вдоль свадебного стола по направлению к молодоженам, чтобы еще раз поздравить их и проститься.
С внезапно возникшим раздражением Лида почувствовала, что ее застольный собеседник плетется за ее спиной, буквально дыша ей в косу, красиво уложенную на затылке.
Лида резко обернулась и наткнулась на несколько растерянный взгляд желтовато-карих глаз.
"Я провожу Вас", - дрогнули тонкие губы. А Лида с удивлением, мгновенно перешедшим в растерянность, обнаружила, что столь говорливый, весьма раскованный за свадебным столом береговой матрос Виктор Сидорчук едва-едва дотягивается ростом до вообще-то совсем не высокой, (165 сантиметров) Лиды. К тому же не без помощи слишком высоких для мужских туфель каблуков, да еще, пожалуй, кудрявой шевелюры, зрительно прибавляющей несколько столь желанных и необходимых сантиметров для роста Виктора Сидорчука.
Заметно было, что он, в свою очередь, тоже не ожидал, что Лида окажется столь высокой (с его приниженной точки зрения), и на мгновение его узковатое лицо исказила гримаса недовольства, тут же сменившаяся маской полнейшего равнодушия. Не найдясь, что ответить, Лида быстро повернулась и продолжила свой путь.
В тот момент, когда Лида подошла к сидящей во главе стола Элле с притулившимся рядом Виталием с несколько осоловевшими глазами, в прихожей раздался звонок. Через мгновение там появилась сияющая Марьяна Васильченко с букетом красных гладиолусов и высоким, атлетически сложенным темноволосым мужчиной, несколько небрежно, как показалось Лиде, поддерживающим Марьянку под локоть.
Элла и Лида бросились ей навстречу. Последовали объятья, поцелуи, поздравления. На предложение пройти к столу новоприбывшие гости категорически отказались, ссылаясь на поздний час и боязнь опоздать на последнюю электричку на Капкан. Лида спохватилась: "Я с вами!".
Тут ее кто-то цепко взял за локоть и, обернувшись, девушка увидела оправившегося от неловкости, снова уверенного в себе и, даже, несколько нагловато усмехающегося Сидорчука.
"Я провожу Вас", - упрямо повторил он.
"Не нужно", - вежливо ответила Лида: "Меня проводят друзья".
И, послав Элле воздушный поцелуй, выскользнула на лестничную площадку следом за Марьяной и ее спутником. Возле лифта давно не видевшие друг дружку школьные подруги принялись взахлеб рассказывать сразу обо всех новостях, перебивая друг друга, взаимно восторгаясь Марьяниным новым платьем и красивой Лидиной прической.
Наконец дверцы лифта раскрылись, и вслед за шушукающимися хохочущими подружками и снисходительно поглядывающим на них Миколой Гмырей (а это был, несомненно, он самый), в кабинку лифта, упрямо выставив вперед узкий подбородок, решительно шагнул Виктор Сидорчук.
"Вот настырный", - с какой-то непонятной тоской подумалось Лиде. В хлипкой скрипучей кабинке лифта, натужно спускающейся с девятого этажа, возникло неловкое молчание. В слабом помигивающем освещении Лида все-таки умудрилась хорошо рассмотреть Виктора Сидорчука и подивилась не столько его невысокому росту, сколько каким-то мелковатым ручкам и ножкам, да и всей необычной комплекции. Казалось, что тело еще несформировавшегося подростка с узкой грудной клеткой и тонкой шейкой с выпирающим кадыком увенчали вполне зрелой, гордо сидящей мужской головой.
"Ну что же я такая невезучая", - посетовала про себя Лида: "Надо же было познакомиться с таким невзрачным парнем. Не парубок (10), а мелочь пузатая! Да ведь я рядом с ним наверняка буду выглядеть здоровой, как платяной шкаф",Лида украдкой вздохнула:
"Везет же Марьянке, какого красавца отхватила!".
Девушка взглянула на стоящего перед нею Миколой и замерла: статный чернобровый красавец "пожирал" Лиду своими горячими, как раскаленные угли, черными, как южная безлунная ночь очами, в которых читалось столь явное вожделение, что у девушки огненной волной окатило грудь и мгновенно полыхнули щеки.
Слава Богу, что в то же мгновение лифт со скрежетом остановился, и попутчики шустро выкатились через открывшиеся двери навстречу полумраку лестничной клетки и освежающему ветерку из распахнутых дверей подъезда. Где Лида, наконец-то, смогла перевести сбившееся дыхание, отворачивая от Марьяны разгоряченное лицо.
"Ну и жеребец!" - с раздражением подумала она про себя, стараясь побороть смущение.
Потоптались немного у подъезда, где Микола Гмыря эффектно закурил от зажигалки, при этом с жадностью заглянув Лиде в освещенное неверным мерцающим светом лицо. Виктор Сидорчук, чуть-чуть возвышающийся над Миколиным мускулистым плечом, от сигареты гордо отказался: "Бросил!".
Потом прогулочным шагом вся четверка неторопливо пошла провожать Лиду домой. Весь путь Микола Гмыря, ни мало не смущаясь присутствием семенящей рядом Марьяны, расточал комплименты Лиде и рассказывал средней пошлости анекдоты, предельно близко наклоняясь к ее точеному ушку и обдавая запахом дорогого мужского одеколона "Консул", и источая мужские флюиды прямо-таки в осязаемом количестве.
Лида всю дорогу поглядывала на Марьянку, но та абсолютно ничего не замечала. Крепко ухватившись за Миколин локоть и прижавшись к нему всем телом, Марьяна неуклюже подпрыгивала при ходьбе, пытаясь подстроиться под размашистый шаг своего ухажера, и глядела куда-то в пустоту сияющими счастьем глазами с медовой улыбкой на умиротворенном лице.
Само Марьянино лицо вдруг напомнило Лиде лицо абсолютно слепого человека, которого она как-то видела сидящим на скамейке в городском парке и подставившего робкому весеннему солнышку свое спокойное умиротворенное лицо. Слепого, опирающегося одной рукой на палку с железным наконечником, а другую руку положив на могучую холку овчарки-поводыря с умными тревожными глазами. Глаза же слепого человека, в отличие от глаз собаки-поводыря, были пусты и безмятежны.
Лида зябко поежилась и до самого дома уже не старалась заглядывать Марьянке в глаза.
У Лидиного дома провожающие как-то скомкано попрощались друг с другом. Лида ловко увернулась от нахального Гмыри, желавшего чмокнуть ее в щечку на прощание, краем глаза заметив гримасу недовольства на узком лице Виктора Сидорчука.
"Я позвоню вам!" - крикнул Сидорчук ей вдогонку. Причем это была не просьба-вопрос, а непоколебимое утверждение.
Лида легко взлетела на свою лестничную клетку на пятом этаже старенькой пятиэтажки. И лишь оказавшись перед входной дверью, вдруг с какой-то необъяснимой тревогой вспомнила об Элле: