Гергенов Алексей : другие произведения.

Реальность виртуальных миров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Авторское послесловие к повести "Пасынки цивилизации", полный текст которой на ресурсе: www.litres.ru/aleksey-urevich-gergenov/tihookeanskaya-arkadiya-pasynki-civilizacii/


   Недавняя родословная дизельпанка
  
   Дизельпанк -- новый жанр, используемый в кинематографе, художественной литературе (фантастике), а также субкультура, проявляющаяся в одежде, сувенирах. Шире -- это особое эстетическое направление в современном искусстве.
   В первом приближении дизельпанк можно определить как ретро довольно близкого прошлого: примерно с 1920-х годов по середину ХХ века. Хотя соотнесение с реальной хронологией условно: в дизельпанке можно встретить события и технические устройства, которых никогда не было в истории, нет и поныне (это альтернативный мир с определенной долей фантазии и иногда фэнтези) -- вот в чем отличие от исторических произведений...
   Но вначале, чтобы лучше понять жанр, надо определить его старших родственников -- паропанк и киберпанк. Как и дизельпанк они не ограничены одним видом искусства. Можно делать стилизации под эти жанры в костюмах, даже создавать мебель и украшения. А также рисовать, снимать кино, делать фото...
   Паропанк и дазельпанк близки ретрофутуризму - альтернативной версии развития мира, где будущее описано с точки зрения технологий прошлого....
   Как на странно на первый взгляд, прародитель дизель- и паропанка -- киберпанк, -- описывает мир будущего. Этим он, на первый взгляд, противоположен паропанку и дизельпанку, которые культивируют мир с ретро-технологиями.
   Но общее у трех жанров есть -- это упадок общества (о чем подробнее будет сказано немного дальше).
  
   В начале 1980-х годов появился киберпанк. В первую очередь, он был представлен кинофантазиями про мир высокотехнологичного будущего -- что уже ясно из самого названия. Частица "кибер-" стала широко известна массовому зрителю в СССР-России к началу 90-х годов в связи с показами "пиратского" видео про киборга (кибернетический организм) в "Терминаторе" и "Терминаторе-2" с Арнольдом Шварцнеггером, игравшем этого самого робота-киборга.
   Итак, киберпанк подразумевает уровень развития общества, превышающий возможности современной техники. Но что касаемо гуманитарной составляющей общества: его морали, социальных институтов и прочего -- киберпанк предполагает их значительную деградацию в будущем. Показательный пример -- "Джонни-мнемоник" с Киану Ривзом (и книга, по которой он снят) или фильм "Судья Дредд".
   Это мрачноватые антиутопии, где проблемы настоящего еще более сгустились и обострились: перенаселение городов, дальнейший рост преступности, новые болезни (в том числе от перенасыщения среды обитания электромагнитными изучениями как в "Джонни-мнемонике).
   На эту деградацию и намекает частица "панк" в названии жанров, означающая в данном случае "мусор". К такому нелицеприятному значению примыкает более известное его толкование -- "подонок", а также название молодежного неформального панк-движения, возникшего в Англии в 1970-е годы, отличающееся бунтарством, подчеркнутым нонкоформизмом, цинизмом, отрицанием традиционных ценностей...
   Почему же во всех трех жанрах присутствует такое малоприятное слово "панк"?
   Вернемся к первоисточнику -- определению киберпанка.
   Согласно Википедии, киберпанк -- это развитые информационные технологии (Интернет, микропроцессоры, высокоскоростная передача данных и пр.) и кибернетика (живой организм, скрещенный с механической и процессорной техникой) на фоне тотального морального разложения и/или обнищания большей части общества.
   В социальном и моральном разложении и зарыт весь корень проблемы! Кроме "технического" фантазирования, все три "панка" являются социальной фантастикой.
  
   От киберпанка произошел паропанк (или стимпанк от англ. steam -- пар).
   Паропанк -- направление научной фантастики, описывающее цивилизацию, в которой небывалое развитие получили паровые машины.
   То есть паропанк базируется на эпохе капитализма XIX века, когда еще не использовали двигатель внутреннего сгорания, но первый взлет НТР явил миру зримое торжество науки и техники: паровой двигатель. По земле тогда катили паровозы и (изредка) паромобили, а по морям - пароходы...
   Основное внимание в паропанке может уделяться эстетике викторианской Англии: длинным женским платьям, мужским сюртукам и старинным пиджакам, цилиндрам и котелкам...
   В увлечении ретро видится стремление части молодежи уйти от недостатка романтики в современной жизни, от ее подчеркнутого антиэстетизма. Ведь кроме причудливой старомодной техники и приключений, паропанк привлекает (возможно, неосознанно) изяществом костюмов XIX века. Тогда женщины даже из простого народа носили длинные сложноскроенные платья, а мужчины из низших слоев городского общества завязывали на шее подобие галстуков (как рабочие -- строители Титаника из сериала "Титаник, кровь и сталь").
   Отсюда и стремление "убежать" в те времена, когда мужчины были "благородны и мужественны, а женщины -- женственны".
   Мотив сходен с причинами увлечения субкультурой поклонников фэнтези (разнообразных ролевиков, толкинистов, реконструкторов средневековья и т. д.). Только в дизельпанке мир имеет технику, близкую современной -- вместо архаичного или средневекового мира, с его сложными в изготовлении костюмами, латами и кольчугами...
   Также в прошлом большее значение имели манеры, поведение человека, умение вести себя в обществе. Часть новейших рассказов в стиле стимпанк даже отходит от фантастики в сторону детективов конца XIX века с ориентацией на произведения Артура Конан Дойла. В этом видится усталость от процветающего "крутого детектива", (культивирующего избыточное насилие), который появился в 1930-е годы в США -- в противоположность старомодным расследованиям Шерлока Хомма, Эркюля Пуаро, вращавшихся в высших сферах общества...
   Тем не менее, традиционный паропанк творчески раскрывает возможности техники XIX века: развитие транспортные средств на основе пара достигает фантастических возможностей или колоссальных размеров...
   Поэтому паропанк не всегда выглядит простой копией реального мира конца XIX века. Часто подразумевается альтернативный вариант развития человечества, но с неизменной стилизацией под вторую половину XIX века, касающейся внешнего вида людей, городского пейзажа и контрастного социального расслоения...
   Паропанк может напоминать и такой поджанр фантастики как криптоистория. Некое необычное транспортное средство на паровом двигателе используется в секрете от широкой общественности, но в реальных исторических условиях. Яркий пример (хотя это и неудачный фильм) -- "Дикий Дикий Вест", где действие происходит после окончания гражданской войны в США. Огромная машина в виде паука была построена по заказу проигрывавших войну южан: над ней из паровозной трубы валит черный дым (кстати, характерная черта паропанка: пар внутри двигателя, а снаружи валит едкий черный дым). Довольно неправдоподобное зрелище -- сочетание чуда техники с примитивной трубой!
   Поэтому, хотя паропанк и более известен, чем дизельпанк, он представляется менее реальным и тупиковым жанром. Ведь паровые машины ограничены в своих возможностях, недаром существует выражение: "КПД как у паровоза". Тем более, если судить по логике развития науки и техники, если изобрели паровую машину, то за ДВС дело не станет... Это не античность и не средневековье, а XIX век, когда новации довольно легко подхватывались молодым капиталистическим обществом в силу его стремительного развития.
   По этой причине более перспективным представляется такое ответвление паропанка как дизельпанк.
   Уже из названия видно, что это мир, где вовсю используется дизельный двигатель. Название условно, дизель -- это символ времени, ХХ века, эпоха широкого использования двигателей внутреннего сгорания (ДВС). Вообще, эти символы разграничения по времени весьма относительны. Ибо дизель и вообще ДВС были изобретены еще в "эпоху пара" -- в конце XIX века (а паровые машины на поездах и судах уступили место дизельным двигателям только с середины ХХ века). Условность касается и нижней датировки "эпохи дизеля" (которая еще не закончилась, но об этом чуть ниже).
   В дизельпанке может описываться Будущее -- альтернативное текущей реальности или как деградировавший вариант Настоящего. Это моделирование социальных отношений после некой катастрофы, допустим ядерного апокалипсиса. Яркий пример постапокалиптического дизельпанка -- вторая, третья и четвертая части "Безумного Макса", где описан мир, деградировавший до уровня "дизеля" (а в сфере социального устройства еще ниже). Там уже не летают самолеты (кроме "кукурузника" с полоумным пилотом), нет многолюдных городов, а люди воюют друг с другом, используя рассыпающиеся остатки технической цивилизации...
   Аркадия в "Пасынках цивилизации" -- это криптоистория. В отличие от жанра альтернативной истории, где изменения касаются всей Земли, -- ретро-мир существует скрытно, не мешая основному ходу истории (отсюда и слово крипто-). В самом замкнутом мире уровень развития цивилизации несколько ниже.
   В принципе, в криптоистории нет ничего совсем уж невозможного: после извержения вулкана в конце ХХ века мир узнал о затерянном в южной части Атлантического океана острове Тристан-да-Кунья (описанном в романе Базена "Счастливцы с острова отчаяния"). Понятно, что есть и другие отставшие от цивилизации уголки земли. От острова Реюньон (в этом заморском департаменте Франции в Индийской океане не было электросвета до конца 1970-х годов) вплоть до многих племен Папуа-Новой Гвинеи, живущих в каменном веке, индейцев, затерянных в Амазонии, бушменов в пустыне Калахари...
   Аркадия же -- это отдельно взятый остров (или даже седьмой континент), расположенный на юге Тихого океана, в стороне от основных морских путей. Там можно моделировать мир, сочетающий в себе признаки дизель- и... киберпанка.
   Согласно определению из Википедии:
   Классические киберпанковские персонажи -- маргинализованные, отчужденные одиночки, которые живут на краю общества в преимущественно дистопичном будущем, где в повседневную жизнь стремительно ворвались технологические перемены, вездесущая инфосфера компьютеризованной информации...
   В повести "Пасынки цивилизации" можно заметить часть элементов киберпанка: упоминается электронная переписка между Костиком и Надей. Значит, в Аркадии существует Интернет или его местный аналог -- локальная аркадская сеть, по которой аркадцы могут переписываться по электронной почте или в социальных сетях...
   Чувства играют немалую роль в повествовании. Более того, обида Костика на презрение со стороны Нади и Клавы послужила катализатором дальнейших событий, приведших к революции, а потом к хаосу и анархии в Восточной провинции. Как видно, частица "-панк" совершенно уместна в описании жанра "Пасынков...". Получается, что это смесь дизельпанка и киберпанка.
   В определении жанра в Википедии прямо сказано о чувствах:
   Дизельпанк (англ. Dieselpunk) -- развивающийся жанр фантастики, производный от киберпанка, описывающий мир, базирующийся на технологиях уровня 20-х -- 50-х гг. XX века (период с Первой мировой войны по Вторую мировую войну), а также зарождающаяся субкультура, сочетающая в себе эстетику того времени с постмодернистскими технологиями и чувствами.
   Можно предположить (как и в случае с паропанком), что число поклонников дизельпанка увеличивается и по причине кардинального упрощения современной одежды, которая выглядит антиэстетично даже по сравнению с недавней эпохой дизельпанка (не говоря уже о паропанковской эстетике XIX века).
   Дизельпанк еще развивается и обогащается (сам термин появился году в 2001, но задним числом к нему можно отнести немало художественных и кинопроизведений). Один из наиболее известных кинофильмов в данном жанре: "Небесный капитан и мир будущего". Хотя иногда относят и "Роковые яйца" М. Булгакова.
   Некоторые говорят, что "дизельпанк -- стимпанк для тех, кому недостаточно грязи". Также есть мнение, что "эстетика дизельпанка -- это задымленный мир, перепачканный в бензине, саже и машинном масле". С этим можно поспорить, поскольку паровоз гораздо грязнее тепловоза. Недаром ДВС называется двигателем внутреннего сгорания: вся эта грязь от сгорания топлива остается внутри или выходит в виде выхлопных газов, которые куда менее интенсивны, чем дым от сгорания угля или дров.
   И для костюмной стилизации дизельпанк намного проще: одежда 20-40-х годов почти не отличается от современной -- в отличие от нарядов XIX века, -- ведь там многое другое, даже покрой мужских рубашек; а про женские платья, "подметавшие" подолами улицы, и говорить нечего.
   Хотя есть противоположное мнение: мол, костюмная стилизация по сравнению с паропанком труднее, поэтому в субкультуре дизельпанка чаще используют сувениры.
   Но скудость субкультуры можно объяснить меньшей популярностью дизельпанка, который более новый жанр, чем паропанк.
   Будущее покажет. Возможно, паропанк уже отжил свое, а дизельпанк -- будущее любителей ретро с одной стороны и поклонников социальных антиутопий -- с другой.
   Тем более мир, основанный на дизелях в какой-то (весьма значительной) мере продолжается и по сию пору. Несмотря на изобретение атомных ледоколов и реактивных самолетов, они не получили такого широкого распространения в повседневной жизни как транспорт с двигателями внутреннего сгорания. Гораздо чаще на улицах можно встретить автомобиль с мотором на бензине, чем на газе, спирте или топливном элементе (использующем энергию от сгорания воды и кислодорода).
   Но за водородными автомобилями будущее. Эффективную установку, берущую энергию от сгорания водорода, сконструировали еще в конце 80-х для космического корабля многоразового использования "Буран"... Вообще, конструкция водородного двигателя известна с 70-80-х годов. В него не очень сложно переоборудовать бензиновый двигатель обычного автомобиля.
   Но есть проблема производства водорода в больших объемах. Ведь нужно расщеплять воду на два ее элемента - водород и кислород. А воды больше всего в морях и океанах. Поэтому атомные электростанции по выработке водорода в 70-е годы видели на морском дне.
   Казалось бы, с позиции экологии это звучит кощунственно. Но сейчас известно: АЭС можно перевести на нерадиоактивное топливо - торий (согласно разработке Льва Максимова из Института физико-технических проблем металлургии и специального машиностроения в Новосибирске). Правда, нужен оружейный уран как запал для разжигания ториевого реактора (а его запасы из нашей страны уже проданы в США).
   С ториевых АЭС не надо вывозить радиоактивные отходы, так как их нет будет. Топливо в реактор будет загружаться один раз и надолго - до выработки ресурса АЭС.
   В высокотемпературном реакторе вода будет расщепляться без сложного электролиза.
   Водород в больших объемах можно добывать не только со дна океанов.
   Согласно концепции геолога В. Ларина глубоко под корой Земли залегают гидриды -- соединения металлов с водородом. При взаимодействии с водой они выделяют газ. Гидриды очень удобны в качестве топлива для автомобилей: одна таблетка гидрида лития способна давать 2700 объемов водорода (на этом принципе надуваются спасательные жилеты). В мире есть три места, где гидриды выходят близко к поверхности. Одно из них -- в Тункинском районе Бурятии (на глубине до 5 километров)...
  
   Если же судить по железнодорожным локомотивам и судам, то век дизеля начался только с середины ХХ века, заменив паровозы (вовсю ходившие еще на фронтах II Мировой войны) на тепловозы и электровозы, а пароходы на теплоходы.
   Оглянемся вокруг - там, где железная дорога неэлектрифицирована, ходят тепловозы с двигателем на основе дизель-генератора. То есть век дизеля продолжается даже в прямом смысле слова.
   И вообще, двигатель внутреннего сгорания намного превышает по частоте использования прочие виды двигателей. Хотя в железнодорожной сфере конец дизеля не за горами. Уже испытаны и одобрены руководством РЖД поезда на газотурбинных двигателях -- газотурбовозы...
  
   В "Пасынках цивилизации" немало внимания уделено железной дороге. Можно даже сказать, что она является сквозным персонажем этой рисованной повести - ее образах белой ниткой прошивает все повествование до самого конца, вторгаясь в размышления героев, в их поступки, влияя на ход событий на седьмом континенте Земли, затерянном на юге Тихого океана...
   Железная дорога, по крайней мере, на Диком Западе Аркадии явно неэлектрифицирована. Вот и движется локомотив на дизельной тяге... А там и "панк" ("мусор", отбросы общества) -- не за горами... Хотя "панк" остался и на восточном побережье -- в Сильверстоуне.
   Вспомним определение киберпанка из Википедии: это "развитые информационные технологии... на фоне тотального морального разложения и/или обнищания большей части общества" (курсив мой).
   Описание общества будущего на Земле (и, во многом, его современного состояния) можно свести к углублению и расширению ультралиберальных рыночных реформ с приватизацией всего и вся, к дальнейшему сокращению социальных расходов государства с вытекающими отсюда нелицеприятными процессами (в том числе в области культуры), небывалому упадку морали.
   Упадок общества сочетается с его "многоумудрённостью" (эпитет, которым охарактеризовал мир Управления из повести "Улитка на склоне" сам Борис Стругацкий). А в случае киберпанка "хаос, безмозглость и система привычной антигуманности" Настоящего таким же "удивительным образом" сочетаются с развитыми информационными технологиями Будущего. То есть моральное разложение, приписываемое Будущему, имеет прочные корни в Прошлом и Настоящем...
  
   Критика теории рационального выбора
  
   Если подробнее остановиться на моральном разложении общества, этой теме как нельзя лучше подходят воззрения российского философа и политолога Александра Панарина (1940-2003).
   Панарин прошел сложный путь от либерала-диссидента до патриота. В своих поздних работах (Панарин А. Народ без элиты. М., 2006) он критиковал современную либеральную идеологию, под которой "можно понимать процедуру разложения всех обществ до уровня несвязанного одноклеточного состояния"(С. 195).
   "Самонадеянность либеральной теории рационального выбора, пишет Панарин, -- нечем не лучше пагубной самонадеянности коммунистического тотального планирования".
   К этому можно добавить, что руководство СССР свысока относилось к идеям введения математического управления плановым хозяйством. Отвергли как предложения Леонида Канторовича (хотя его открытиями в математическом управлении экономикой воспользовался ряд крупных зарубежных компаний), так и уже почти принятую в 1965 году брежневским ЦК к внедрению в масштабах всего Союза Общегосударственную автоматизированную систему управления экономикой (ОГАС) Виктора Глушкова (на основе кибернетики).
   Поведение людей в киберпанке и дизельпанке также характеризуется разобщённостью. Их поступки обуславливаются только рациональной выгодой, стремлением к выживанию и/или преуспеванию в зависимости от конкретных материальных факторов. А традиционные человеческие ценности -- дружба, любовь и прочие привязанности, уступают в приоритете частнособственническому интересу. Перечисленные выше явления могут присутствовать в поведении, но в конечном счете обусловлены этой самой выгодой.
  
   Изменение поступков человека под влиянием навязанной Америкой всему миру неолиберальной идеологии, подробно разбирает Панарин:
   "Представители либеральной идеологии объявили войну всему культурному наследию человека".
   Почему же? Панарин утверждает, что они отвергают социальные привязанности и обязательства у человека. И более того -- не терпят социального государства и других ограничений естественного отбора. То есть это социал-дарвинизм: перенесение на мир людей стереотипов поведения животного мира, где выживает сильнейший.
   Далее философ раскрывает, как он сам выразился, "самую большую тайну", скрываемую господствующей идеологией: экономические отношения сами по себе не сплачивают людей. Ибо по-настоящему человеческое объединение людей выходит за пределы двух видов зависимости: с применением силы и на основе экономического интереса. И то и другое настоящим объединением назвать нельзя, -- заверяет Панарин. Чтобы быть людьми, нужна духовная собственность или символический капитал -- ценности, объединяющие людей без принуждения и которые они готовы сообща защищать. Также это общая память: обычаи и культурные герои, служащие примером для подражания.
   Поведение человека и его поступки (как пишет Панарин -- реакция на раздражители настоящего), обусловлены его прошлой культурной историей. Если конечно она еще жива в его сознании. А задача современных "либералов" -- этот самый культурно-исторический опыт вытравить из людского сознания (и подсознания).
   В системе рационального выбора принято учитывать только материальные факторы и пренебрегать символическим капиталом -- это понятие этнологии и культурной антропологии (культурологии), первоначально было сформулировано для примитивных обществ, не знающих рыночных отношений. Оказалось, что термин "символический капитал" применим далеко за пределами этнографии первобытных племен. "Понятие символического относится не просто к духовным ценностям, а к социально мобилизованной духовности, как инструменту людского сплочения" (С. 190).
   Либералам для достижения их целей достаточно искоренить даже не сами культурные ценности, а их продолжение в поступках индивида, предотвратить преломление этих ценностей в его практике, остановить их деятельное применение (для чего это искоренение -- другой вопрос).
   "Зомбированный" либерализмом человек может считать себя патриотом, гордиться своей духовностью, великим прошлым и т. п. Но если приглушить в нем активную созидательную сторону личности, он превратится в пассивного участника Большой сделки по уничтожению Человека...
  
   Панарину принадлежит остроумнейшее высказывание, применённое к провозглашаемому "либерализмом" рациональному поведению, которое он назвал "собачьим автоматизмом" -- потому как у настоящего человека имеются моральные и духовные ценности, из которых он и выстраивает свою иерархию ценностей. И в ней значимое и незначимое, адекватное и неадекватное не всегда совпадает с рациональным выбором.
   Персонажи "Пасынков..." (кроме главных героев) наглядно демонстрируют убогость "либеральных ценностей" рыночного общества, перенесённых в сферу человеческих отношений. Это и сестры Триклозановы, ориентирующиеся в обход дружбы и любви лишь на высокий материальный достаток и отвергнувшие Костика. Это и "старый знакомый его семьи" --Гоша Хуторков, в воспитание которого вложили столько сил, а он вырос тираном, директором компании-кровопийцы... И даже "одношкольник" Игнат Дровник, поставивший сугубо материальный интерес превыше общей с Костиком памяти отрочества.
   Дровник совершил "рациональный" выбор. Но ради сиюминутной выгоды и привычного расчета быстрой наживы, он попрал человеческие, проверенные временем ценности: традиции солидарности учащихся и земляков, чувство ответственности и готовности помочь "своим", хотя эти обычаи подобны семейным и родственным узам -- почти святые...
   Дружба и всё человеческое уже не определяет поведение многих людей. По Панарину: "Они смотрят на любую ситуацию исключительно с позиций рационалистически понимаемой индивидуальной выгоды, которая первоначально их всех разделяет. Философ сравнивает приверженцев либеральной идеологии с первично разделёнными социальными атомами, "не имеющими никакого культурного капитала". И отношение между ними "приемлемы для них лишь в той мере, в какой они приносят выгоду".
   Отмечая подобные жутковатые реалии, Макс Лернер заметил: "Если бы Маркс писал сегодня, ему пришлось бы признать, что не только труд, но любовь и личность стали предметом торговли"(Лернер М. Развитие цивилизации в Америке. Пер. с англ. М., 2002).
   И в самом деле, если нет, как говорится, чисто коммерческого интереса, люди не будут более ничем объединены и всё общество при определенных изменениях экономических условий, попросту распадётся...
   Как пишет Панарин, "либеральная теория рационального выбора рисует нам людей, вообще не способных к сколько-нибудь длительной и устойчивой интеграции".
   В этом видится мина замедленного действия: если нет подлинно человеческих (а следовательно прочных) связей, общество может разлететься на куски...
   Другой отечественный мыслитель Сергей Кара-Мурза, назвал сходное явление дезинтеграции общества -- "молекулярной гражданской войной". Это беспощадное определение перекликается с панаринским сравнением индивидов, лишённых истинных человеческих предпочтений -- с одноклеточными существом или атомами.
   Выходит, хаос, начавшийся на Востоке Аркадии был предопределён: предпосылки "войны всех против всех" описаны в средних главах повести: с 4-й по 6-ю.
   Но подобная "либеральная" идеология агрессивно или исподволь внедряется во многих странах Земли -- благодаря глобализации, единой мировой "американской" культуре, столь модной, особенно в среде молодежи, уже несколько десятков лет. При этом подавляются традиционные общества с их проверенными временем ценностями. Какова конечная цель такого разрушения духовности? Об этом потом.
   По мнению Панарина, само предположение о наличии коллективной культурной собственности приводит либеральную теорию в не меньшую ярость, чем упоминание о коллективной собственности на средства производства. Дело в том, что все действия, источником которых является коллективный капитал культуры, выходят за рамки теории рационального выбора.
   Вывод философа можно подтвердить его же дальнейшим высказыванием: "Вместо того чтобы скурпулёзно подсчитывать издержки и приобретения, индивиды "обременённые ценностями", могут выбрать пути, чреватые большим риском или большими издержками" (С.196).
   Поэтому Игнат с точки зрения голой математики, возможно, действовал верно: Опасаясь риска дополнительных расходов, он просчитал, что "если найдет более опытного в финансово-торговой сфере копирайтера, то избежит издержек на обучение Костика. Хотя вряд ли на это потребовалось бы много времени: сфера копирайтинга близка журналистике, а экономическое образование Карбамидова -- финансовой аналитике. Виноват излишний прагматизм предпринимателя: любая издержка - это издержка, даже если она мала, и лучше ее избежать".
   Но если брать более широкий временной отрезок, сиюминутные интересы рациональной выгоды выглядят тоже нерационально. Ибо крепость человеческих связей может превосходить прочность экономических интересов -- особенно, если последние разваливаются или находятся по угрозой. Допустим, беря на работу человека, чуждого ему духовно (пусть и высокого специалиста в требуемой области), -- работодатель проигрывает в случае возможных рисков в будущем...
   Даже в микромире обнаружено, что на поведение элементарных частиц влияют не только известные виды воздействий, но и некий неизвестный фактор. Его пришлось математически зафиксировать, введя в уравнения квантовой физики... Неизвестный вид энергии? В нашем случае это не так важно. Интересно само наличие аспекта неопределённости в поведении систем, их несводимость к известным рациональным факторам.
   Панарин, аргументируя важность учета иррационального элемента, приводит теорию принципиальной неполноты формализованных систем Курта Гёделя, который доказал ее математически. Наш философ делает вывод, что теория рационализации несостоятельна, так как она выносит все человеческие действия на суд рассудка, бракующего всё "невыгодное". При этом игнорируется бесконечная сложность любой "производственной ситуации", не принимается в расчет интуиция человека. Отвергается также "хрупкая природа высших побудительных мотивов, с которых нельзя спрашивать отчета на предмет практической отдачи".
   Современные прагматики пренебрегают опытом человечества, когда многие процессы в традиционном обществе были обставлены ритуалами и прочими правилами, нормами и ценностями, влияющими на принятие решений в какой-либо сфере.
   Французскому постструктуралисту П. Бурдье принадлежит чрезвычайно поучительная фраза: "Именно потому, что агенты никогда до конца не знают, что они делают, -- то, что они делают, обладает большим смыслом, чем они знают" (Бурдье П. Практический смысл. СПб., 2001. -- с. 134).
   В этом и состоит подлинный профессионализм -- в учёте символического капитала: культурного опыта, традиций, связанных с человечностью как таковой.
   Ненадежно полагаться лишь на материальный капитал в мире рисков...
  
   Да и что можно понимать под рациональной выгодой?
   Если человек чувствует себя комфортно в окружении людей пусть менее профессиональных, зато близких ему духовно (а, следовательно, более верных ему) -- это и есть лучшее для него решение кадрового вопроса. Ибо хорошего человека легче научить какому-либо делу, чем какого-нибудь мерзавца или хапугу заставить перестать быть таковым...
   Как писали братья Стругацкие: "мы доживем когда-нибудь до того времени, когда будут говорить: специалист он, конечно, знающий, но грязный тип, гнать его надо..." ("Улитка на склоне"). А пока одно и то же: "...распутник, зато отличный проповедник; вор ведь, выжига, но зато какой администратор! Убийца, зато как дисциплинирован, предан...". Действительно, суть "Улитки на склоне" -- это размышления о прогрессе, который "может оказаться совершенно безразличным к понятиям доброты и честности".
   Хотя, что такое прогресс? Если в сфере нравственности регресс, то разрушение рано или поздно затронет и остальные сферы общества.
   Духовность, человечность -- невидимый цемент, скрепляющий створы жизни людей. Раствор между кирпичами или камнями издали почти незаметен, но построенное без него здание легко рушится (или -- если замес сделан некачественно, -- такой бетон можно откалывать даже руками).
  
   В конечном счете, иррациональная составляющая поведения повышает выживаемость системы...
   В отличие от Панарина (и подобно Бурдье) я свёл необходимость учета символического капитала к конечной рациональной выгоде.
   Но, как мне представляется, такое различие не суть важно. Даже если это рационально в долгосрочной перспективе, "либералы" не смотрят так далеко. Известно нежелание делать вложения в науку с ее долгосрочной отдачей, а тем более, в образование; и вообще, либеральное принуждение государств к сокращению социальных расходов.
   Почему же это происходит по всему миру?
   Ведь если учитывать человеческий капитал, то узкособственнический подход не выдерживает критики. Конечно, сроки окупаемости инвестиций в социальной, научной сферах слишком велики для обычного "близорукого" бизнеса, который подсчёты свои прибылей и издержек делает на краткосрочный период, редко -- на среднесрочный. Но в долгосрочной перспективе вложения в образование и науку выгодны для всего общества, в том числе и для предпринимателей.
   Как будто понятно, что если не заботиться о бесплатном обучении подрастающего поколения, общество деградирует настолько, что никому уже не поздоровиться. А если не вкладывать в дорогостоящие научные исследования, это тоже может привести к регрессу общества. Человеческая цивилизация перед лицом исчерпания невозобновляемых природных ресурсов (особенно топлива) нуждается в более экономных видах энергетики.
   Государство должно ставить эти цели выше частнособственнических инстинктов быстрой выгоды. А не наоборот, когда интересы бизнеса, пусть и крупного, заставляют государство сокращать социальные программ, уменьшать финансирование бюджетной сферы.
  
  
   Так для чего нужна разрушительная экспансия либеральных ценностей?
   Панарин в главе "Страхи приватизаторов" дает прямой, хотя и обескураживающий ответ: Для резкого сокращения населения...
   Руководство нуждающихся стран за несоблюдение рекомендаций Международного валютного фонда (настаивающего на уменьшении социальных расходов) карается не только отказом в кредитах, но и международной обструкцией со стороны институтов глобализма в целом (С. 267). Всё это, по мысли Панарина, ведёт к управляемой социальной деградации.
   Либеральный подход в отношении экономики (полностью "свободный" рынок) - ведёт к разорению населения. Под диктовку Запада происходит приватизация даже коммунальных служб. Например, в Аргентине частным владельцам отдали водопровод Буэнос-Айреса. Сразу начались перебои в снабжении водой в мегаполисе Южной Америки...
   Но для планомерного сокращения населения нужно некое морально-философское обоснование. И оно есть -- это идеология "рвачества", так интенсивно внедряемая современными идеологами личностного успеха. Это идеология свободного (от всяких социальных и моральных обязательств) рынка в применении ко всем человеческим сферам жизни и чувствам.
   Панарин пишет, что одной из целей МВФ является "резкое снижение человеческого статуса населения, -- его фактическая деградация и моральное дискредитация".
  
  
   По поводу названия -- "Пасынки цивилизации"...
  
   Первоначально я оттолкнулся от такой характеристики героев произведений Александра Грина -- это неудачливые авантюристы, беглые каторжники, разорившиеся фермеры, безработные и прочие пасынки капиталистической цивилизации...
   Много после написания повести, я обнаружил сходную мысль у Панарина: "Советская империя есть не просто империя, а способ мобилизации всех явных и тайных сил, не принявших буржуазную цивилизацию и взбунтовавшихся против нее" (там же, С. 245).
   О бунте и бегстве от реальности подробнее будет сказано ниже. В приведенной выше цитате -- почти буквальное изложение краткого сюжета повести. Лишь в первой части высказывания Панарина я поменял бы определяемое слово с дополнением: это буржуазная цивилизация не приняла моих героев, а не они ее...
   Костик, можно сказать, очень просил, чтобы цивилизация приняла его. Он пытался жить по правилам общества, лихорадочно ища работу - но люди остались глухи к его попыткам встроиться в закосневшую систему (лишь впоследствии, "не приняв" ее ханжеские нормы, он взбунтовался). Сходные истории и у его новых товарищей (Никки и Смитсонов), прямо в тексте названных пасынками судьбы...
   Здесь вспоминается определение киберпанка, герои которого -- одиночки, живущие на краю общества.
   Аркадия тоже находится на краю общества -- это остров или даже седьмой континент Земли, затерянный на юге Тихого океана. Из-за оторванности от Большого мира, пасынками современной цивилизации можно назвать всех жителей Аркадии, особенно, поселенцев ее Дикого Запада (Новой Южной Мерсии), где как заметил Костик (приехавший туда в качестве инспектора железных дорог), -- время будто остановилось на 20--30-х годах ХХ века.
   Если взять еще шире, к такой периферии (по сравнению с золотым миллиардом) относится большая часть мира: к странам Третьего мира после распада соцлагеря был так или иначе отнесён Второй мир, проигравший холодную войну. А собственно Третий мир (Латинская Америка, Африка и Азия) проиграл войну с Западом еще раньше -- в течении последних веков, когда велась их колонизация: открытая или в виде полуколониальной экономической зависимости. А с конца ХХ века и в самих странах "Богатого севера" (Западной Европы, Северной Америки) стал снижаться уровень жизни многих слоев общества (как писал профессор Иноземцев в монографиях про информационное общество). Политика неолиберализма была внедрена с 1980-90-х годов во многих странах. Вспомним Маргарет Тэтчер, резко сократившую социальные расходы государства. В частности, без господдержки остались все театры Великобритании, кроме трех.
   Государство в развитых странах Запада обычно регулировало социально-экономические процессы. Например, чтобы повысить уровень жизни среднего класса, делали "интервенции" продуктов на рынок страны из госрезервов. Или стимулируя частных владельцев к повышению заработной платы своих работников. Ведь в основе многих экономических кризисов лежит кризис перепроизводства - когда производителям некуда сбывать продукцию. Так что для повышения спроса нужно повышение доходов людей. Инфляцию же, возникающую от увеличения денежной массы можно предотвратить (есть эффективные способы, связанные с госрегулированием экономики. Та же "интервенция" -- "выброс" государством товаров на рынок, чтобы сбить цены).
   Кейнсианская модель экономики, в основе которой лежит государственное регулирование рынка, применялась в США для выхода их Великой депрессии 1930-х (сам Кейнс руководил этим процессом). Но с конца ХХ века в Америке и Европе (а с 90-х годов и в России) стала преобладать монетаристская концепция: свободный рынок -- без какого-либо участия государства в экономике. Отсюда и слово либерализация (от латинского либера -- свобода), претерпевшее изменение значения к своей противоположности: несвободе человека от мрачных оков дикого капитализма, где как в джунглях господствует сильнейший и некому защитить ни рядового потребителя, ни мелкого и среднего производителя от крупных участников рынка, монополий и олигополий...
   Но если государство устраняется от регулирования экономики, а также сокращает социальные расходы (в будущий капитал страны, в новые поколения), значит, оно не выполняет своей главной и нужной для граждан функции. И уже ничем не отличается от той же разбойничьей власти, которая только забирают деньги от своих жертв. То есть государство теряет свою легитимность...
  
  
   О месте и роли молодежи в эпоху торжества "либеральной" идеологии
  
   Как вывел А. Панарин, в эпоху постмодерна молодежь лишается особого пограничного статуса между детством и взрослостью, места привилегированной группы, получающей чистые знания, не требующие быстрого прикладного применения. "Рыночные реформы монетаризма и социокультурные реформы постмодерна прямо направлены против молодежи"(Панарин А. Искушение глобализмом. М., 2002. -- С. 227).
   В то же время СМИ, информационные технологии пристальное внимание уделяют именно молодежи. И даже более того: ей подражают и другие возраста, подмечает Панарин. Что заметно, в первую очередь, на таком наглядном примере, как одежда...
   Если в традиционном обществе молодежь не имела кардинально отличающейся от взрослых одежды, то примерно с середины XX века в моду вошел т. н. полуспортивный стиль: футболки, джинсы или шорты, куртки (вместо рубашек или блузок, плащей и пальто). Такая мода коснулась обоих полов без особого различия (что косвенно свидетельствует о неком обезличивании современного человека, о подспудной потере им не только культурной и национальной самоидентификации). А к началу XXI века упрощённая манера одеваться охватила и прочие возраста, как детский, так и средний, вплоть до самого пожилого...
   Наблюдаемое обилие передач и изданий на молодежную тематику, расширение употребления молодежного сленга (в том числе с телеэкранов) -- это внешний обман. Под напускным глянцем преувеличенного внимания к молодежи парадоксально скрывается прямо противоположная тенденция: после заката эпохи Просвещения (давшей огромные знания), миру постмодерна молодежь стала не нужна...
   Панарин увидел противоречивость роли молодежи в обществе постмодерна именно в отсутствии для нее реальных привилегий. Ибо предыдущая эпоха Просвещения не ставила главной задачей перед учащимися практический подход к получаемым знаниям (видимо, отсюда такое общее слово как "просвещение" -- а не "обучение"). Просвещение провозглашало возможность молодежи учиться, не заботясь до времени об утилитарном применении знаний. В этом и состоял гуманизм, суть научного познания мира, чистая наука и искусство, не сводимые лишь к узкой пользе, к пресловутому "рациональному выбору" с требованием для всего и вся непременной практической отдачи.
  
   В контексте разобранного выше противопоставления двух видов рациональностей -- краткосрочной и долгосрочной, последняя выглядит по-своему иррациональной... Панарин рассматривает это на примере американского подхода к занятости учащихся:
   "В свете просвещенческого идеала рациональности критерий максимально возможной рыночной отдачи не совпадает с критерием рациональности или выигрыша в конечном счете. "Рентабельнее" сокращать возраст вступления в профессиональную жизнь и заставлять миллионы подростков вместо учебы мыть машины или становиться подручными рыночных продавцов. Но с точки зрения долгосрочного прогресса нации, в том числе экономического, это следует признать ошибочной и иррациональной стратегией (там же, с. 150)
  
   В затруднённости подлинного раскрытия личности в современных либеральных "джунглях", в недостатке романтики в повседневности, в антиэстетизации поведения (и даже внешнего облика людей) можно разглядеть глубинные причины возрастающего интереса к ретро-субкультурам, в частности, к "новорожденным" жанрам дизель- и паропанка.
  
  
   Бегство от реальности и пассивный бунт
  
   Молодежь стремится совершить побег от привычной действительности. В этом ее изначально предопределённая сущность, миссия, заложенная самой природой. Логика развития всего живого (особенно мыслящих разумных существ) -- привнесение в жизнь нового, попытка ее изменения.
   Молодежь (и все интересующиеся новыми поджанрами фантастики) совершают на первый взгляд эскапизм - уход от опостылевшей реальности. Но в этом тоже виден своеобразный бунт против отношений и эстетики, навязанных обществом.
   Как было отмечено выше, государство отчасти уже потеряло легитимность -- из-за ослабления своих прямых функций по поддержанию мира и порядка в обществе. Ведь сами "неоконсерваторы-монетаристы организовали настоящий бунт против Большого государства" (С. 226), перемалывая традиционные ценности неолиберальным цинизмом и обезличиванием человеческих отношений.
   Как будто почва для некого бунта уже созрела. Вот только в какой форме? И готовы ли сами люди? Видимо, нет. Но, неосознанно они ищут выход, не принимая текущую реальность. Поэтому их "пассивный бунт" выражается в увлечении неформальными движениями и/или новыми субкультурами, основанными на детальной проработке искусственно сконструированного мира: от толкинистов, ролевиков, исторических реконструкторов -- до менее известных субкультур кибер-, стим- и дизельпанка.
   И конечно, такой философско-эстетический бунт против постмодернистского обессмысливания действительности -- лучший выход для молодежи по сравнению с криминализацией. Ведь последняя -- едва ли не единственно возможная форма открытия молодежного возраста (по выражению Панарина, С. 228), привилегированность которого уничтожена современным "либерализмом".
   Получается, что тем или иным путем немалая доля молодежи выпадает из системы норм и ценностей современной цивилизации. В случае десоциализации (в форме криминализации) это означает "переход в ряды внутреннего варварства" (там же).
   Панарин в стараниях постмодернистов видит готовящийся реванш прошлого над будущим и даже над настоящим: "Сегодня мы все наблюдаем архаику пробудившегося варварства" (С. 247).
   Так не лучше ли это варварство перемещать не в реальность, мешая другим людям, а в Игру, чье действие как раз и происходит во времена варваров (до нынешней цивилизации или после ее краха), дабы переработать там свой страх или агрессию? Что ролевики и прочие субкультуры с успехом и делают.
   Вопрос в другом: надолго ли хватит у них энтузиазма? Многие увлечения рано или поздно устаревают, теряют приверженцев...
   Видимо, поэтому развиваются новые жанры и поджанры фантастики. Снимаются фильмы, рисуются комиксы и создаются игры (как настольные, так и компьютерные), эксплуатирующие тематику исторического прошлого или постапокалиптического будущего, а также альтернативной и криптоистории. Как, например, немецкий фильм 2012 года "Железное небо", значительную часть средств на съемки которого собрали в сети Интернет поклонники бредовой криптоисторической идеи о базе нацистов на Луне, дожившей до наших дней...
  
  
   Уход от реальности для всех
  
   Искусственно созданные воображаемые миры охватывают не только маргинальных и малочисленных почитателей фантастики...
   На самом деле, виртуальные миры внедрены в каждый современный дом, в каждую семью! Даже если человек критично настроен к этим "мирам", он ежедневно взаимодействует с ними, слушая радио или включая телевизор...
   Речь идет о виртуальной реальности, целенаправленно внедряемой в сознание широких масс. При этом не обойтись без очередной порции понятий современной философии.
   Постструктурализм как одно из течений постмодернизма провозглашает оторванность "знака" -- т. е. обозначаемого (слова, печатного слова -- "текста") от реальности. Можно говорить или писать заведомую ложь, умело манипулируя частицами правды, перемешанными с ложными посылками -- всегда найдутся люди, принимающие сфабрикованные "знаки" за настоящую реальность.
   Если раньше политики старались оперировать реальными фактами, тенденциями, сверяли с ними теорию, -- то теперь, в мире постмодерна, они создают вторую реальность, знаковую (виртуальный мир). Постструктуралисты называют это культурным текстом, который "зомбированный" человек принимает за действительность - поскольку по их мнению, каждый человек формируется соответствующей культурной средой. Выходит, для получения от публики нужной реакции, надо сформировать свой искусственный мир знаков, взломав или заглушив прежнюю культурную систему.
   Поэтому в постструктурализме введено понятие интертекстуальности -- когда в сознании человека перемешано несколько текстов, многие из которых противоречат друг другу. Но соотносятся они опять-таки не с объективной реальностью, а с одним из этих текстов -- только более авторитетным...
   ТВ -- самый авторитетный "текст" для миллионов зрителей, так как оно наименее навязчиво: содержит аудивизуальный ряд, предполагающий пассивное усвоение информации (самое эффективное). Телевизионная информация приходит в каждый дом "без спроса", в отличие от газет и книг...
   Недаром телевидение как-то назвали механизмом управления страной (в декабре 2001 г. в радиопередаче "Виражи времени", в беседе А. Дементьева и О. Попцова). А СМИ в целом в той же передаче сравнили с ролью проповедников и философов.
   Используемая в работе с массами, виртуальная реальность, как правило, не очень сложна. Она кратко (но красочно) описывается. Скорее, это набор доходчивых лозунгов, в которых даётся мир в черно-белом свете, без переходов и полутонов. Искажаются одни факты и замалчиваются другие ("раньше ничего не было, прилавки пустые стояли, зато щас в магазинах всё есть"). В заунывных "мантрах" смешиваются разнородные понятия и абсолютизируются их значения. "Всё" и "ничего" -- слишком общие категории, априори претендующие на искажение фактов и неадекватное отображение действительности()одчивых я сочетается далных стран й слелки.челчнчсти, он преврттчявное преолмление в практкие.ется и на остальыных сферах жи. При этом "забываются" советские бесплатные или кооперативные квартиры (в противовес нынешней мало кому доступной ипотеке). Также игнорируется качество и происхождение этого "всего" на прилавках (импортный ширпотреб, ввозимый без всяких ГОСТов) и прочие минусы сырьевой страны, потерявшей почти всю свою промышленность, с экономикой, всецело зависящей от продажи ресурсов за границу...
   Система ложных знаков время от времени подкрепляется очередными фразами с телеэкрана. Несмотря на краткость, даже в них можно встретить внутреннее противоречие (настолько примитивна знаковая реальность публичной политики). Например, многие люди повторяют как зомби, что "сейчас свобода слова, а то раньше за это расстреливали", -- растягивая сталинский период до 1991 года. Они не видят сегодняшнее фактическое ограничение прав человека на передвижение по стране из-за низких заплат, и даже не замечают нарушение человеческих прав на неприкосновенность имущества и квартиры за долги по ЖКХ...
   Принимаемый на веру "текст" нередко противоречит даже личному опыту жизни человека, одурманенного пропагандой.
   Например, публичные люди (не только политики, а известные артисты, общественные деятели) как бы между прочим утверждают, что ничего при СССР не было, зарплаты тогда, мол, низкие, -- игнорируя факты о более высоких нынешних ценах, так что реальные зарплаты теперь сопоставимы с оплатой коммунальных услуг (чего и близко не было в советские времена, в которые они выросли). Один такой деятель уверял, что в его детстве (в 80-е годы) не было игрушек (сразу ложь: это противоречит воспоминаниям миллионов людей), объясняя: ну это же советские времена, знаете же (идёт отсылка к негативному "тексту", уже внедрённому в сознание многих телезрителей).
   И ведь находятся люди (и не только молодежь), кто верит этой знаковой реальности, даже если она прямо противоположна фактам!
   Мир на словах оказывается перевернутым с ног на голову. Так становятся современными манкуртами, не имеющими памяти...
   Панарин в этой связи приводит не самый конкретный пример: "Можно своей политикой разорить страну, довести до реального обнищания большинство ее населения, лишить его элементарных благ цивилизации -- и при этом не без успеха легитимировать эту политику со ссылкой на авторитетный текст либерализма, западного общественного мнения и т. п." (Панарин. Народ без элиты., С. 66).
   В этом и состоит главная особенность современного либерализма, декларирующего на словах демократию, уважение к правам человека и т. д. -- носители западных ценностей претворяют в жизнь нечто прямо противоположное. Вместо свободы -- угнетение. Вместо демократии (народовластия) -- уничтожение народов...
   В 1980-е годы в Никарагуа контрас, спонсировавшиеся США, нападали на мирное население. Весной 1999 года НАТО под предлогом защиты населения Косова бомбило мирные сербские города, заводы, не имеющие оборонного значения, что вызвало безработицу из-за уничтоженных градообразующих предприятий. Даже спустя несколько месяцев лидер одной из ведущих европейских стран подтвердил необходимость этих бомбардировок...
   Оказалось, что вместо заботы о реальном соответствии своих слов делам, гораздо проще "перевернуть перспективу... и позаботиться о реконструкции этой реальности, подгонке ее под свои интересы, свое поведение, свои практики" (там же, С. 67).
  
   Что же, приведённые примеры говорят об успешности применения технологий постмодерна. Сама жизнь в этом смысле напоминает фантастику: люди не верят опыту прошлого, даже личным воспоминаниям. Многократное внушение и прочие уверения делают свое дело...
   Отсюда еще один термин постмодерна - симулякр. Недаром он созвучен симуляции (в английском языке simulation означает моделирование). Симулякр - это модель реальности, но не сама реальность. Это иллюзия. Видимость без внутреннего содержания...
   Как подмечает А. Казинцев, "опасность видится в обессмысливании и медленном умирании реальности, которую артефакт не просто подменяет, но и отменяет" (Казинцев А. На что мы променяли СССР? Симулякр или стекольное царство. М., 2004. -- С. 7).
  
   В связи с феноменом знаковой реальности, а также с воспоминаниями Костика в конце 6-й главы, интересны мысли Панарина о метафизической сути профессии дизайнера и шире -- имиджмейкера...
   Задачу дизайнера Панарин видит в том, чтобы "продать наихудший товар в наилучшей упаковке". Дизайнеру он противопоставляет художника уходящей эпохи: "Когда люди верят в будущее, они доверяются художнику, творческая способность которого обращена к содержанию"(Искушение глобализмом, С. 247).
   Дизайнер, по словам Панарина, примиряет людей с настоящим, так как заботится о форме - придаёт ей товарный вид. Постмодернисты оправдывают такое дизайнерство со свойственным им абсурдным цинизмом, аргументируя тем, что никакого "объективного содержания вовсе нет"(?).
   Именно так Булат из рекламного агентства судил работы Костика -- не по таланту художника: "Сканированные рисунки Булат просмотрел без каких-либо комментариев и эмоций и вообще не задал ни одного вопроса о личности, о возможности составления текстовой рекламы, копирайтинга, придумывания слоганов. Он оценил пригодность Карбамидова для рекламной сферы по другой части портфолио: компьютерным рисункам, выполненным в дизайнерских программах".
   В системе постмодерна внешняя форма может даже полностью отменить внутреннюю сущность, которая теперь вовсе не нужна. Для человека, проникнутого постмодернистскими ценностями, вместо сути работы важно ее техническое оформление - безукоризненность холодной математики вместо живого полёта творчества, туманная многозначность символов вместо истинной духовности...
   Сегодня мы видим реванш "наихудшего над наилучшим, своекорыстия над самоотверженностью, предательства над верностью, недобросовестных имитаций и стилизаций - над подлинностью. Философия постмодерна -- и в этом ее отличие от классики, -- задалась целью оправдать это патологическое перевертывание статусов, это состояние поставленного с ног на голову мира. Пресловутая изощренность постмодерна... объясняется нестандартностью замысла: доказать равноценность порока и добродетели..."(С. 243).
   Отмена духовности (в работе и между людьми, рационализация всего и вся) -- в этом символ эпохи постмодерна, отвергающей будущее в его положительном гармоничном развитии для всех. Это вторжение понятий естественного отбора в область человеческих отношений - социал-дарвинизм, который Панарин сравнивает с белокурой бестией нацизма...
   Эпоха постмодерна украла у общества будущее и даже Настоящее, утверждает далее Панарин (С. 246). В этом отличие постмодерна от модерна (несмотря на некоторую схожесть). Герои времен модерна шли на окраину мира, осваивали дальние страны (например, у Джека Лондона - Аляску или острова Тихого океана). Сейчас же американский либерализм способствует опустению Периферии, развязывая войны, разоряя экономику стран -- предположительно, с целью оттока оттуда жизнеспособного капитала в США, для подпитки их экономики...
   С идеей отверженности в "Пасынках цивилизации" перекликается и такая мысль: "Современный мир вместо совместного проекта достойного будущего поделен на приспособленное большинство и неприспособленное изгойское большинство, выключенное из процесса "приватизации"(С. 154). И философ вопрошает: ждет ли нас бунт этих мировых изгоев или мировая однополярная диктатура, готовящаяся этот бунт подавить? Он подводит нас к мысли, что это модель для всего человечества, приготовленная Америкой.
   А цель этого мирового гегемона -- в разобщении социума, в его атомизации, заключает философ, "где каждый защищает одного себя, приспосабливаясь к порядкам, навязываемым новыми хозяевами мира".
   Как эта фраза напоминает одно место из повести! -- где говорится о войне "всех против всех" в Сильверстоуне (конец 4-й главы): "Слишком широкие слои населения... оказались заняты стяжателями, которые и развязали межкорпоративные разборки. Клан на клан, команда на команду, семья на семью сошлись в бешеном желании стать первыми в этой жизни...".
  
   В стараниях постмодернистов Панарин видел готовящийся реванш прошлого над будущим и даже над настоящим: "Сегодня мы все наблюдаем архаику пробудившегося варварства" (С. 247).
   Торжество "либерализма" готовит мир к режиму, отнюдь не либеральному, "больше напоминающему воинственную Спарту, чем демократические Афины (С. 155).
   Отсюда аллюзия к происхождению понятия Аркадия, берущему начало в Древней Греции. Страна с названием, ставшим символом идиллической счастливой жизни, находилась по соседству с суровой Спартой...
  
  
   К происхождению слова Аркадия
  
   Аркадия -- историческая область в Древней Греции, ставшая поэтическим образом страны счастья, райской беззаботной жизни. Это недостижимый идеал гармонии человека и природы.
   Идеализации Аркадии способствовали особенности ее древнейшей истории, восходящие ко временам нашествия греков-дорийцев (примерно в XIII веке до нашей эры, когда погибла Крито-Микенская цивилизация ахейцев, воспринявших высокую культуру пеласгов). Аркадия занимала центральную часть полуострова Пелопоннес и оказалась единственной областью Древней Греции, свободной от дорийцев. В Аркадии еще сохранялись древние обители Эллады -- пеласги и греки-ахейцы.
   Аркадцы жили, главным образом, скотоводством и земледелием, мало или вовсе не знали промышленности, наук, искусств (за исключением музыки). Они пользовались у остальных греков славой гостеприимного и благочестивого народа.
   Так, Аркадия стала эпонимом -- нарицательным именем, произошедшим от реального географического названия, которое в свою очередь произошло от имени мифического героя Аркада, сына Зевса и прекрасной нимфы Каллисто, принявшей облик медведицы(аркт -- индоевропейский корень, означающий "медведь" или "север": аркуда -- медведь по-древнерусски и гречески, арктос -- медведица по-гречески, ср. Арктика).
   В одной из версий мифа, Каллисто и юный Аркад гневом Зевса были вознесены на небо и превращены в созвездия Большой и Малой Медведицы. Согласно сходным версиям мифа, Аркад стал звездой Арктур или созвездием Волопаса. Есть вариант мифа, где Аркад жил до старости и стал царем Аркадии. Он научил людей землепашеству, тканию одежд, обработке шерсти и даже установил месяцы года, став т. н. культурным героем (принёсшим людям прогресс)...
   Аркадцы вели патриархальный образ жизни без рабства и угнетения.
   Аркадия виделась страной райской идиллии в особенности по контрасту с соседней Спартой, известной суровыми "спартанскими" нравами. Это государство дорийцев также располагалось на Пелопоннесе. Спартанцы превратили завоеванных ими ахейцев в рабов -- илотов. Спарта в V веке до нашей эры воевала с Афинами -- признанным центром культуры и искусств Древней Греции. Демократический строй Афин контрастировал с жестким олигархическим строем Спарты. И как ахейцы афиняне, видимо, сочувствовали аркадцам и, обладая огромным культурным потенциалом, воплотили в Аркадии возвышенный идеал страны счастья. Этот образ сохранился в мировой литературе и искусстве до наших дней.
   Аркадские пастухи воспевались в разновидности поэзии -- пасторали. Такой же термин, идеализирующий мирную сельскую жизнь, появился в живописи, музыке и театре.
   Итальянский поэт XVI века Якопо Саннадзаро изобразил Аркадию страной идиллической жизни, патриархальной простоты нравов, свободных от тягот остального мира. Именно он разработал для многочисленных подражателей утопический стандарт пасторали, далекой от реалий пастушеской жизни.
   Саннадзаро ведя рассказ от своего имени, повествует, как, гонимый несчастной любовью, он удалился в Аркадию. На вершине горы Партения он нашел прекрасную долину, где каждый день собирались окрестные пастухи, пели, танцевали, занимались стрельбой из лука и метанием копья, а по праздникам устраивали поэтические состязания.
   В описаниях утончённых пастухов и пастушек, говорящих высокопарным языком, читатели пасторальных романов из тогдашнего образованного общества узнавали самих себя...
   Шекспир заимствовал из поэмы "Аркадия" Саннадзаро имя Офелия, а из "Аркадии" писателя Филиппа Сидни другие мотивы (в частности для "Короля Лира").
   Французский живописец Никола Пуссен так и назвал одну из своих картин -- "Аркадские пастухи"...
  
   Новая Спарта глобализма и Тихоокеанская Аркадия
   Своеобразное будущее у носителей идей "либерализма" все-таки есть. Просто оно не декларируется. Панарин видит его в разделении человечества на кучку господ и массу изгоев (С. 155).
   Новые спартанцы -- сбросившие маску либералов, -- будет осваивать милитаризм "натренированных суперменов". Они выработают критерии отличия своих от чужих и поручат своим имиджмейкерам создать предельно полярные образы -- избранных полубогов и отщепенческого сброда. Нормы старого гуманизма "неоспартанцы" уже не будут применять к новых илотам -- порабощённому человечеству...
   Все же не надо забывать, что где-то на свете живут по-настоящему неунывающие люди -- моряки, охотники, художники, неутомимые бродяги и искатели приключений (пусть ищут они их обычно не по своей воле). Это герои Александра Грина, оставившего огромный след в литературе -- недаром фамилия писателя упомянута в этой повести.
   Как и в жизни Грина, многое в судьбе Костика сложилось так, чтобы сделать его озлобленным на весь мир негодяем или даже преступником. Но, подобно Грину, он остался самим собой, сохранив благородную страсть к творчеству и чистое видение мира...
   К. Паустовский писал, что Грин "создал в своих книгах мир веселых и смелых людей, прекрасную землю, полную душистых зарослей и солнца, -- землю, не нанесенную на карту, и удивительные события, кружащие голову... Жить без веры в то, что такие страны цветут и шумят где-то на океанских островах, было для Грина слишком тяжело"(цит. по: Грин А. Блистающий мир. Предисловие К. Паустовского. Улан-Удэ, 1982).
   Бескорыстное созидание на благо людей живо в Костике даже к концу повести -- несмотря на то, что все благие почины на Востоке Аркадии обернулись полным крахом.
   Подлинная литература, по словам Паустовского, -- в любви к человеку, к социальной справедливости, в вере в победу красоты над тупостью и безобразием...
  
   Костику оказываются близки характеристики героев Грина, данные исследователем его творчества Л. Михайловой (Бройт Ц.М). Ведь всем своим творчеством Грин протестовал против прагматизма, педантизма, мелкого эгоизма и бездуховности.
   Как и в Сильверстоуне в гриновском Зурбагане "покупается и продается всё, вплоть до мыслей и намерений внешне свободного человека"(Михайлова Л. Александр Грин: Жизнь, личность, творчество. М., 1980. -- С. 27).
   Михайлова защищала творчество Грина от обвинений в оторванности от реальности, в уходе от проблем общества. Подчеркивала, что, несмотря на романтическую атмосферу, в его книгах видна направленность на человека, -- недаром Грин назван ей душеведом.
   Характеризуя рассказ "Человек человеку" Михайлова пишет, что в структуре приключения у Грина "главное -- не интрига, не предприимчивость практика, а свободолюбие героя. Независимое настроение мирных, но неуступчивых и мужественных и вера в то, что "рано или поздно наступит день людей, стоящих в тени, они выйдут на яркий свет, и никто не оскорбит их"" (там же, С. 49).
   Писатель изобличал "скучный глупый, мелкий и жестокий образ действий, презирал "обычный ход жизни", удобный для "удачников-подлецов"(С. 89).
   В главе 5 "Пасынков..." есть упоминание рассказа Грина "Возвращенный Ад". За описанием бессвязного хода мыслей одаренного журналиста (превратившегося в гипертрофированный аналог поверхностного бесчувственного мещанина), оказывается, лежала история, похожая на разрыв Костика с Надей. Лишь после написания повести, я узнал, что в "Возвращенном аде" нашел своеобразное отражение неудачный брак Грина с В. П. Калицкой (Грин поменял местами характеры, приписав непонимание главному герою). А Костик называет адом нечто иное, чем герой Грина в своем рассказе...
   И в цитате из рассказа Грина "Далекий путь"("когорты авантюристов, проникающих в неизведанные места, безумцев, возлюбивших пустыню, детей труда, кладущих основание городам в чаще леса") уже после написания "Пасынков..." я увидел перекличку с идеями прогрессорства, с освоением Дикого Запада Аркадии. Люди из Поезда (в главе 7) "строили новые посёлки, укрепляли старые... Вот оно Созидание, мирный труд - перед вами!".
   Продолжая верить, что прогресс общества должен быть благом для всех, Костик с головой погружается в обустройство Дикого Запада Аркадии, пока новые загадки пустынной Аркадии не встают на пути...
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"