К. осторожно закрыл спам и благоговейно вычистил корзину. Как всегда, в голову пришла осторожная полу-мысль - насколько эти анонимные письма благороднее и ... легче всего, что могут сказать и написать знакомые.
С некоторых пор реальная жизнь стала грубой и неосторожной - если его кто-то окрикивал из реала - то кто это мог быть? Старый друг, который пишет письма только когда ему есть о чем похвастаться - или бывшая жена, которая все изображает строгую девочку - пишет письма как строгая девочка и - буде они встретятся - начнет его расспрашивать о его жизни тоном "вымыл уши? Покажи"...Ох-ох.
Спам был намного интереснее, неожиданнее и ... неопределеннее, чем многое в жизни, чем почти все живые контакты - например, авансы Р на работе. Увидев К., она трогалась с с места, как старый цирковой конь, дергала головой, и говорила что-то изысканное, свежее, вроде: "кто-то у нас сегодня грустный... кому-то будет полезно пиво после работы"...
А книги... на кого были расчитаны книги? Он с удовольствием листал саги про мальчика в очках или вампиров - очевидно было, что взрослые, одинокие люди исписывают себя, чтобы заглушить себя, чтоб сагой выстлать свою жизнь отсюда и до горизонта, и чтоб ничего, ни ростка, ни звонка оттуда, из жизни, не прорывалось. Это он понимал. Но иногда книги были "рассчитаны на его возрастную группу" - и это был тихий ужас - когда он видел, над чем он должен смеяться, а над чем, предполагается- грустить...он отбрасывал ни в чем не повинные веселенькие книги в бумажных обложках, как будто они были пропитаны ядом.
По-видимому, существовало специальное зловеще-веселое племя трендсеттеров, которые следили, какие желания и надежды еще должны остаться в теле человека средних лет - и жестоко над ними насмеяться. Вот неприятности с машиной - это пожалуйста, это ты можешь иметь. И они распишут их довольно весело, и прилепят жестяной смех, так что ты подумаешь: а что, неприятности с машиной - это круто!
В конце дня он, конечно, нашел себя в баре и пьющим пиво с Р. в баре через дорогу. От этого было не отвертеться, не отвязаться. Женщины, если захотят - действительно могут добиться чего угодно! ...А что было делать? Он не смог бы убедительно отказаться. Или это - или идти домой, а дома он уже был.
Он рассматривал свое маленькое отражение в стальной круглой люстре, которая висела почти на уровне его лица. Р ерзала напротив, устраиваясь на красном кожаном диване. Основная тема бара была - красное, с металлическими вставками. Не очень оригинальное решение, но исполнение было добротное. Они заказали вино, по цене за бокал как за бутылку в магазине напротив.
- Что ты такой грустный?
- Я не грустный.
- Да ладно, тебя, наверное, Н достала! - прозорливо говорила она.
- Н? Мы с ней почти и не общаемся, - удивлялся он.
- А ты знаешь, какие у нее планы? Все подмять, все захапать... Ты что, не замечал?
Как специальный подарок для него - Р разворачивала кусок офисной сплетни. Ему должно быть это интересно, это должно лечь вновь найденным кусочком в головоломку отношений в коллективе, над которой он (предполагается) просиживает часами.
- А! - вежливо воскикнул он. - Надо же! Какая ужасная, ужасная, коварная Н! Теперь буду знать!
И, довольная тем, что у него обнаружены нормальные реакции - Р перешла к очередному кусочку, который надо было заполнить-закрасить (они же не могли оставить его белым, неопределенным!): они начали обсуждать их "отношения" или "намек на отношения" или - будущие отношения. Р вела его в танце. Скоро она подведет его к черте, где не пристать станет уже совсем неприличным. Он вздохнул
Он смутно, несфокусированно смотрел на ее волосы, белые в пыльном луче, на ее какой-то чернильный, кожаный, что ли, воротничок - эти современные материалы иногда были настолько странны и непредсказуемы... Кончик ее уха в волосах был совершенен, как кусочек витража в церкви... Грубая же составляющая его желаний была направлена к девице у стойки - бесстыдно молоденькая и пьяная, она сердито и на виду у всех поправляла платье и словно разговаривала с частями тела, которые все распирали и распирали плотный эластичный шелк и не хотели успокаиваться. Платье было полосатым и напомнило ему магнетическую гладкость крупа игрушечной зебры, которая была у него в детстве.
Но Р не хотела, чтобы его внимание рассеивалось - она взмахивала волосами и блестела кожей. "Я должен быть польщен", - сказал себе К - но он не был польщен, ему не хотелось, чтобы его закрашивали... Он ловко допил, потом, дипломатично уворачиваясь, дотащил пьяную Р до машины и заправил ее домой, так, что она даже не сильно его обмусолила... Сразу после этого ему захотелось забыться.
Сразу после этого - ему захотелось - в неизвестное пространство, где сталкиваются линии и пятна, где все непредсказуемо. Ему захотелось еще раз посмотреть на гладкий зебрин круп - но идти снова в то же место было глупо.
Он пошел по серебряному узкому проходу, блистающему, как чешуя, и пахнущему тоже чешуей. Как смоляные кишки, змеились над головой трубы. Настолько романтическая сцена, насколько это возможно в современном мире - а К был современен, он, пожалуй, отвернулся бы от луны, чтобы потаращиться на затянутый сеткой фонарь с мухами...Пожалуй, он хотел бы пойти туда, где ему не место... Таких мест было много, много, много...
Он нырнул в ближайшую дверь и прислонился к колонне. Обычный клубешник - два сопляка в штанах, которые соскальзывали с их тощих задов, как рукав с плеча красавицы былых веков - выеживались у амплифайеров, смутные тени ходили в глубине, слишком толстые или слишком худые тинейджерки... Наблюдать за ними было забавно и безопасно - они были бесконечно другими, бесконечно, бесконечно, и чудо, что его допускали сюда - было сродни чуду кино, когда ты можешь смотреть на жизнь водяных фей и инопланетян. Черное медленное время и эти еще не сформировавшиеся души - почему бы и нет? Все лучше, чем разговаривать со спамом, перед тем, как послать его в корзину...
Легкая и вялая рука легла ему на плечо, волосы защекотали ухо.
- Ты пришел чистить рыбу? - спросила его девочка.
Он показал на амплифайеры, помотал головой: не слышу.
- Ты пришел чистить рыбу? - повторила она.
Он ненавидел, когда люди не умеют перефразировать вопрос! Понятно же, что он не может расслышать именно такое сочетание звуков! ... Но было не время занудничать.
Ну что она может спросить: нравится ли музыка, крутой музон, что там...
Он решился и закивал:
- Да, да.
- А, еще рано!. Пошли потанцуем!- девочка потянула его из черноты у колонны в засвеченную черноту у амплифайеров. Там она стала производить движения телом, движения, которые соответствовали музыке, но были не очень гармоничны. Она танцевала не слишком хорошо, по его мнению, но - свободно. К старался не думать, как со стороны выглядит его "танец".
- Тебе нравится?
- Что, чистить рыбу? - он воспроизвел звуки, надеясь, что она признает загадочное сочетание в его исполнении и ... Он решил, что у него есть право пошутить. Но он был неправ.
- Тсс! - сказала она. - Что значит нравится чистить рыбу? Ты тупой, что ли? - было непонятно, нарочно она грубит - или грубое слово просто вырвалось случайно, - или у них так принято, как во времена его юности "морда" не считалась бранным словом. - Музыка нравится? Музыка!...
- Да, да. Прекрасно! - он решил быть покорным, экстра-осторожным и послушным. Ему все нравится. И музыка, и вечеринка. И он не будет заикаться про рыбу.
Он смотрел на девушку... Она была - странная. Глаза ее, темные в чернильных тенях, слегка косили, шея и руки были слишком длинные - белые и ровные. Она слегка сутулилась. В общем, она была довольно крупная девочка, ростом с него - и никак не старше семнадцати. Рот ее был подвижен, и когда она говорила - лицо ее морщилось, кривилось и участвовало в разговоре - взрослые женщины всегда кривят рот как-то нарочито - а его собеседница ... каждый раз, когда она говорила что-то - ее лицо участвовало... это все было настолько ....сейчас! Никаких отработанных гримасок.
Сеть танцующих стала гуще - новые пацаны и девочки, подтягиваясь, становились в пустые места сети и заполняли ее. Собеседница его взмахнула рукой - и проходящая стайка мальков окружила их и от них потянулись ниточки полу-хмыканий- полу-разговоров, полу-приветствий. Потом они рассыпались и стали переминаться , сформировав вокруг них свободную, но смутно привязанную к одному месту группу.
Вино привело его в спокойнейшее состояние духа: казалось, он превратился в чистое зрение, не окрашенное эмоционально. Он не строил планов, когда ему пора уйти, и не возражал против шума любой громкости...Отвлечься от себя - не за тем ли он пришел. И он почти уже не чувствовал себя - его тело было свободным, и дети вокруг, окружившие его мрачным хороводом, явно настолько не стеснялись его, не возражали против него и не нуждались в нем, что он чувствовал себя на диво легко.
Странные разговоры про рыбу - наверное, относились к новому наркотику и способу его потребления. Опять же - он не чувствовал никакого давления, не решил еще, если ему предложат - попробует он или нет. В свое время он попробовал почти все клубные наркотики и пришел к выводу, что ни один из них не является для него аддиктивным. Он не боялся - и не возражал. Посмотрим, как повернется.
Девушка внезапно снова оказалась рядом с ним - и только тут он понял, что на время потерял ее из виду. Она почти прижалась к нему, и он едва успел обрадоваться и слегка струсить - как тут же понял, что это было совсем не о том. С клубом происходили странные изменения. Пол слегка наклонился, а потолок стал спускаться. Колонны уходили в пол, как подтаявшее масло. Никто не паниковал, но люди слегка сгорбились и сгрудились. Он огланулся на дверь - никто не уходил, двери не закрывались. "Почему мне не страшно?" - подумал он. Он никогда не тличался храбростью, но тут все было как во сне - нельзя же всерьез верить, что инопланетянин или фея разговаривают с тобой..
- Почему бы нам не пойти? Что тут топтаться? Лучше сразу начать, - сказала девушка - и они пошли рука об руку вперед, к месту, где раньше была сцена, а теперь блестел неширокий проход.
Когда они вошли в соседнюю комнату - там все было серебристым от чешуи. Посредине комнаты шел лоток или конфейер с условными рыбами - была мелочь, были крупные, как блюда... Было ясно, что это - не обычная рыба, но К не смог бы объяснить словами, что с ней не так. Он взял одну рыбешку в руки - она была теплая и гладкая, как колено девушки, если его трогать через шелк платья.
Его собеседница кивнула и встала за черный столик. Он очутился напротив нее, и, подражая ей, учась у нее - погружал руку в серебристый поток, доставал рыбу и проводил по ее боку ножом - а вниз текла лунная, звонкая чешуя.
Очнулся он уже в ночном автобусе, пустом, кроме него и какого -то мирно спящего гражданина. К. не помнил, как он вышел из клуба- или как его назвать? Рыбной фабрики. Он чуял слабый запах чешуи, шедший от его одежды... Не рыбы, а именно - суховатой жемчужной чешуи. Он чувствовал себя превосходно - во всем его теле была сладкая усталость и одновременно легкость. Приехав к себе, он заснул без снов.
Наутро, открыв почту, он увидел только одно присьмо: "Привет! Следующий раз - в пятницу. О."
На работе Р, увидев его, сразу сделала движение шеей и изобразила полное отсутствие интереса. Через десять минут она стратегически окружила его как раз тогда, когда он собрался сказать "привет" Джону - и обдала его таким облаком женского всезнающего обаяния, что он сразу стал заполошно вспоминать- черт, неужели вчера между ними что-то было?
Она выгнулась и сыто потянулась - так, что даже тугодуи Джон пару раз сморгнул, соображая. "Ага!" - забрезжила на его лице неминуемая догадка. К. хотел кинуться к Джону, крикнуть: "Мужик, все ерунда, ничего не было", - но все было так...намеками - что не привязаться, не возразить - но жирными намеками, так что и слепой бы догадался.
К поднял руки и жестом отчаяния закрыл лицо. Запах чешуи от рук хлынул ему в ноздри - и тут же вернулись вчерашнее легкость и спокойствие. Уже улыбаясь, он опустил руки, взглянул на Р - наблюдая, как в замедленной сьемке, как исказилось ее лицо: она смотрела с ... иначе не назовешь как с ужасом узнавания - на серебристую чешуйку на его лацкане. Казалось, ее раздувает изнутри - словно ее лицо было нарисовано на воздушном шаре, который, мучительно дергаясь, раздувался рывками...Она взмахнула руками, почти пошатнулась...по лицу ее все пробегали какие-то полу-переваренные гримасы, и ни одно из выражений не могло зацепиться, - хотя бы чтоб прекратить этот ужасный танец бровей, скул и потерявшего очертания рта...
Она отступила на шаг назад и пробормотала:
- Впрочем, я, наверное, ошиблась.
К поставил полый легкий стаканчик под сосок кофе-машины и весело наблюдал, как кислый черный кофе брызжет, и стаканчик подпрыгивает и трясется боками.
Он знал, что ни за то не будет пить этот кофе - он даже знал, что он сделает со стаканчиком - но от этого все не переставало быть легким, слегка интересными нереальным. Все было спокойно и приятно. И очень - сейчас. Не затемненное тенями прошлого или настоящего. В будущем мигала одна точка, как маячок. Расстояние от теперешнего момента до этой точки было заполнено чешуей. Оставалось только - ждать пятницы.