Сытые упругие девочки с чернильными глазами медленно жевали жвачку и искоса не-смотрели на Виту.
Вита села на стульчик, подражая доценту Д, хлопнула на стол пачку книжек, бодро и надменно начала:
- Для общей теории права сравнительное изучение права не менее
благотворно. Историческое происхождение наших классификаций, относительный
характер наших концепций, социальная или политическая обусловленность наших
институций могут быть выявлены с полной ясностью только тогда, когда мы
посмотрим на них со стороны, выйдем из рамок собственной правовой системы...
Главным для нее в лекции был это приподнимание брови, этот легкий пробег, как паучок бежит по поверхности озера. Так читали лекции ей, в продуваемых аудиториях, полных рассохщейся мебели, и именно эту интонацию она считала признаком класса.
Она прислушаласьк тому, как ее голос звучал в тесноватой и немного слишком новой аудитории колледжа: слегка простуженно и принужденно, немного вычурно, неуверенно и слепо - но в целом, если хотя бы десять процентов этих девочек -= подвержены, подвластны, слыхали хотя бы краем уха "настоящие лекции", - то и ее урок они должны бы воспринять.
Стены блистали свежей краской, у основания стены густо замазанной шпаклевкой, чтобы скрыть проводку. Девочки возились, медленно перемещали вес тела с одной ноги на другую, но, в целом, слушали. Она решила, что система работает - и славно. Она сделала движение, словно отгоняла от лица паутину, как нелюбимая, но харизматичная Ветвицкая - и почесала дальше.
- При осуществлении международной
унификации права речь не идет о замене различных национальных правовых
систем единообразным наднациональным правом, принятым законодателем в
мировом масштабе. Нет необходимости заходить столь далеко...
Где-то на заднем ряду из жвачки выдулся пузырь. Ленивый и гладкий рот сделал движение, и пузырь лопнул. Девочки не хотели обижать новую училку, пока не выслушают. Пока она - правда, кать? - не сказала ни слова по делу.
Их не интересовала болтовня. Они записались на эти курсы и родичи заплатили приличные деньги не для того, чтоб им читали белиберду.
Их интересовало: какие слова говорить, в какие кабинеты входить.
Она порхала. Иногда она позволяла себе остановиться и самодовольно покашлять, ка Дубино-Княжецкий.
Ровно в 14.23 на заднем ряду выдулся еще один пузырь. На этот раз он был выдут намеренно с целью быть увиденным - и жил долго. Он был сигналом к действию.
- А вот для примера...Сколько ждать свидетельства на получение жилья в ипотеку?
Вита словно рухнула с размаху в ледяную лужу. Она догадывалась, что с вопросом было что-то не то , и, главное, это было не по теме.
Виртуозные и рассеянные студенты в продуваемых уудиториях , витающие в облаках, обычно задавали вопросы, вдохновившись испарениями от свежепойманных слов.
Здесь же вопрос был несомненно - с улицы, из грязи, из так называемой "практики". Возможно нарочно был задан неправильно, возможно - просто "со слуха". В любом случае - про ипотеку и иже с ней она не знала ни аза.
- Что это вы такое принесли? Тфу, плюньте! - хотела сказать Вита, но потерялась и замямлила. Крылья кофты захлопали, возникло это ужасное ощущение - "заваливают! Заваливают!"...
Но в универе она всегда, поплавав немного - находила, нащупывала правильное слово, так что профессор - переставал хмуриться, кивал и опять погружался в благостную полудрему.
Здесь же- контакта не было. Был - дисконтакт. Как будто проводку коротнуло. Черное пятно на штукатурке.
Девочка, задавшая вопрос - особенно гладкая и сытая, с глазами накрашенными, как мохнатые черные дырочки - триумфально села на место.
Вита шла по улице и злилась:
- Я вам не обслуга. Я вам - не обслуга.
Она ожидала немногого: уважения перед шаманом. Немного пошаманить перед аудиторией, произвести привычные пассы, получить немного денежек.
Девочки на нее смотрели с таким выражением, словно хотели сказать:
- Это не про слова, это про жизнь.
И - нет-нет-нет, она не хотела жить в мире, где было "про жизнь". Пусть она и дохлой мухи не дала бы за эти словесные трепыхания, но - что же вместо? Хищные щелочки глаз?
Она открыла дверь, спрятала в карман ключи и поймала шарфом крючок.
Шаркая шлепками, в коридор вышел дед. Как всегда, он скроил насмешливую мну:
- Ну как у нас в цирке?
Он любил придумывать словечки, и, хихикая, называл часто Виту- Варнавией или Виртурией, чай - амброзией...Сейчас он был в хорошем настроении. Судя по тому, что сваливающиеся штаны он сменил на парадные, а в руке у него был чайник, с которого вот-вот, ка с досадой заметила Вита, тряпичная "кукла" свалится на пол - собрались его дедки с кафедры.
Эти "дедки" все как один были рассеянные академики, не очень опрятные, вежливые и хихикающие. Особенно дед ценил "молодого" Вилкина. "Молодому" Вилкину было 60 и волосы у него взвивались седыми пегими вихрами.
Почти все они были "не у дел", и у всех были свои шуточки, словечки, своя манера суетиться, как у деда - его "Виртурии". Иногда они по-стариковски ссорились, и весь кружок был обеспокоен ссорой... Потом мирились.
Иногда к ним приезжал кто-то "из провинции" - и они снисходительно его "пасли", жевали губами и произносили "что-то в этом есть" (но с такой интонацией, словно на самом деле мало что есть, но молодой человек - многообещающий и, понимаете.... из провинции").
Когда Вита была маленькая - она думала, что дедов кружок - собрание слегка сьехавших смешных стариков, которым кажется, что они делают "науку".
Потом подросла - на нее стали шикать: "что ты, это же - легенда!". ...Потом как-то все совместилось: и легенда, и выжившие из ума старики. Но все они были "научно -активны".
Ровно пятьдесят процентов их учеников считали, что то, что "старики" пишут сейчас - это детский лепет. Остальные - предпочитали промолчать.
Но детский лепет или не детский лепет, но - несмотря на - шарканье, шамканье, дурацкие шутки, починку телевизоров, плохие протезы, жалкие и напыщенные "пятницы" и "чаи" - как-то Универ был соединен с дедовой квартирой, дедова квартира - с Универом, и в целом - это было особое место, со своим языком, с кодовыми поднятиями брови.... Уютное, уютное, обжитое.