Аннотация: Милому М. с любовью, благодарностью и восхищением.
Пойдем летать?
Локи просыпается ранним утром. Не открывая глаз, глубоко вдыхает запах сена, в котором лежит, воды (ночью шел дождь, он слышал, как он стучал по крыше) и - сухой и прозрачный, древесный запах осени, наполняющий его грудь, как ветер наполняет паруса.
Локи медленно и лениво улыбается. Потом все же садится, пятерней вычесывая соломинки из тяжелых огненно-рыжих волос - без гребня не справиться, но он все равно пытается. Просто для порядка.
Он спускается с сеновала вниз - в ветер, бьющийся снаружи, который подхватывает его волосы, рукава его одежды, и Локи окунается в него с головой. Идет, подняв лицо, рассекая поле травы, кое-где уже пожухшей, покрытой холодной росой, от которой вмиг намокают голенища сапог и штаны, клонящейся под ветром.
В такое утро замерзнуть нельзя - это не холод, это особый осенний ветер, который подхватывает
(мгновение невозможного, когда крепко стоял на ногах, и вот, земля уже далеко внизу, земля - такой же листок, как и ты, и вы только и можете, что кружиться вокруг друг друга, не расставаясь, всегда в паре, влюбленные и легкие. Локи слишком любит свою землю, и земля слишком любит его)
и несет, не вперед и не назад - только туда, куда нужно. Локи подставляет ему лицо - он никогда не поворачивается к ветру спиной, и ветер, старый его приятель, хорошо это знает. Потому ветер в лицо означает, что все идет правильно.
Ветер уносит Локи к морю, к бушующим фьордам между скал-ладоней, поддерживающих небо. Ветер путает в его волосах темно-желтый лист - Локи ловит его, потому что думает, что маленькому листу, должно быть, страшно лететь одному, и покрепче закрепляет в волосах. А потом - он рушится вниз, ныряет почти к самой воде, темно-зеленой, темно-серой, пахнущей водорослями и смехом.
***
- Не знаю, заметил ты или нет, но прошлой ночью пришла осень, - говорит Локи, смеющийся и всклокоченный, своему человеку (Локи любит смертных, больше всех прочих богов Асгарда любит), опершись на карниз его окна снаружи - и бросает на книгу, которую он читает, букет пронзительно-желтых разлапистых листьев с мелкими коричневыми точечками вдоль прожилок.
- Мы идем летать над морем, - объявляет Локи, глядя, как его человек собирает листья, проводя кончиками пальцев по зубчатым краям. - Я сегодня пробовал, но одному - не то.
- Ну, вставай! - требует Локи, рука его соскальзывает с карниза, и он, не удержавшись, валится вбок, окунается в кусты, осыпающие россыпью мелких капель его ноги, да так и остается в них сидеть.
И он этим совершенно доволен.
В октябре
Драконы просыпаются в октябре. Медленно-медленно выбираются из-под опавших листьев - там, где только что была ровная земля, вдруг поднимается спинной гребень, ослепительно сияющий на солнце золотом. Змеей шуршит по листве гибкий хвост. Хрустит ветка, как прозрачный леденец на зубах, под когтистой, похожей на кошачью, лапой.
Драконы едят на завтрак листья, еще трепещущие на ветвях - с зеленым основанием, по краям тонко покрытые инеем, шелестящие и поющие.
А потом драконы танцуют. Они бьют лапами о землю, прохладную и упругую, как кожа барабана, они стучат хвостами о деревья, выбивая дробь, и одним прыжком перемахивают поляны, с шумом ныряя в опавшие листья - и выныривая где-то еще.
Драконы танцуют на земле, драконы танцуют в небе - залитые солнцем, сверкающие как еще одно солнце, сплетшиеся как змеи, обнявшиеся. Чешуйки, которые они, случается, теряют, падают вниз осколками удачи, вспыхивающими, как хрустальные. Поймать такую - и везение не оставит весь год. Иные, правда, не падают - остаются на небе звездами.
...Драконы снова уснут к зиме, а в декабре проснутся медведи - но сейчас они расчерчивают небо сухой прозрачной осенней радугой.
В первую ночь осени
В первую ночь осени - настоящей осени, а не календарной - под холмами зажигают все лампы. Ночь превращается в день, вереск шелестит под ветром, и над ирландскими пустошами поют арфы - от холма к холму, с летящей по ветру мелодией.
В такие ночи найти холм сидов легче всего.
Потом будут дни больших уборок перед праздниками, когда сиды начисто протирают от пыли тончайшую паутину между двумя осенними стеблями и ткут из ветров и звезд нежнейшие одежды. Потом будут дни больших плясок и пиров, на которых непременно появятся смертные, растерянные и теряющие сотни лет в танцах и кубках. Потом будут охоты и забавы - но в первую ночь осени - зажигают все лампы, и арфы поют так, что дышать становится сладко и невыносимо, и никак нельзя надышаться, наглядеться на звезды, належаться вдоволь в траве.
Всего одну ночь, в первую ночь осени.