На улице стояла петербургская зима, шел мелкий снег с дождем. Люди торопливо заныривали в туго открывающиеся двери метро. Спасаясь от удара закрывающейся двери, они слегка ее придерживали, оказывая услугу идущим позади. Со стороны даже складывалось впечатление, что люди заботятся друг о друге. Взгляды пассажиров, шаря по привычным местам раздачи бесплатной газеты, встречали только такие же ищущие взгляды. Газет нигде не было.
В подземке царил настоящий информационный вакуум. Попав в вагон, люди начали испытывать приступы газетного голодания. Наспех побритый лысый мужчина, обклеивший места порезов кусочками газеты, превратился в афишную тумбу. Народ обступил его со всех сторон, поочередно меняясь местами, люди жадно читали первую страницу вчерашней газеты. Кто-то в сердцах жалел, что мужчина не побрился полностью, но во-время вспомнил, что в вагоне могут ехать дети, и спешно отогнал эти мысли. Лысый мужчина был прочитан полностью, а поезд еще не доехал до следующей станции.
Газетный шелест разорвал тишину. В углу вагона кто-то уже изрядно проголодавшийся разворачивал бутерброд. Народ плавно перетек поближе к владельцу бутерброда и обступил газетного монополиста плотной толпой. Кусок замасленной газеты по сравнению с обрывками на лысой голове показался пассажирам "Войной и миром". Голод на время отступил.
Освоив "трехтомник", люди начали жадно выискивать признаки газеты. Поезд тем временем прибыл на станцию. Двери открылись, но никто не вышел. Все ждали чуда, например, бригаду маляров в газетных пилотках. Но ничего чудесного не происходило. Двери медленно закрылись, и тут потоком ветра с внешней стороны вагона к надписи НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ "прибило" газету. Не сговариваясь, пассажиры переместились в район осчастливленной двери. Интеллигентно, без давки, люди дружно читали принесенную подземным ветром газету. Кто-то, забывшись, попытался увеличить картинку, проведя пальцами по стеклу, как по сенсорному дисплею, но, как ни странно, размер шрифта остался прежним.