Гирный Евгений : другие произведения.

Книга уволенных на берег

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
В Испанию меня занесло одним из семи ветров - ветром путаницы и суеты. Мой воздушный шар, этот сгусток тепла и упрямства, упал прямо на постоялый двор, накрыв своей терпко пахнущей просмоленной тканью колодец, хозяина с открытым ртом и десяток поросят. Новый Икар, стремительный как орел, величественный как Котцалькоатль - я слишком близко подобрался к Луне: одна из тех громыхающих железяк, которыми человечество без особого смысла загромождает космос, проткнула мой шар одной из своих антенн. Много часов провел я в борьбе с земным притяжением, падая сквозь грозу и облака, земля вращалась подо мной, из-за горизонта наползали сверкающие стеклянные города, темные молчаливые горы, непроницаемые озера со своими звездами и лунами, и исчезали в противоположной стороне в пелене вечно бегущего утра. Затерянный в неисчислимости миров, я несся над великой планетой, стремительный как орел, величественный, как Котцалькоатль, и окончил путешествие на грязном постоялом дворе среди довольных развлечением поросят. И вот ведь всегда пышные мантии человеческих свершений оказываются изрядно побиты молью иронии!
Трактирщик был толст и ленив, кофе отдавало жженой пробкой, поросята орали по ночам - я думал пробыть здесь несколько дней, а задержался на всю жизнь. Мой шар болтался над свинарником, привлекая чудаков со всей Ламанчи, и, тем не менее, это был самый обычный постоялый двор, один из многих тысяч, пока Клаас не бросил шляпу на темный от пролитого времени стол. С этого момента все пошло кувырком, как, собственно, бывает всегда и везде, где Клаас бросает свою шляпу. В тысяче дешевых трактиров, дворов и баров мой друг Клаас волосок за волоском оставил всю свою шевелюру. Каждая вещь во всех этих забегаловках несет на себе отпечаток его личности - вензеля на старинных пивных кружках совсем истерты жесткой ладонью Клааса, двери распахиваются перед ним по велению его глаз, в самых глубоких и скрытых погребах шампанское выстреливает пробками, а вечерами собираются колдуны, ковбои, арабы, гангстеры, гномы, ведьмы, флейтисты, как из Гамеля, так и из прочих мест, вампиры, изобретатели, заклинатели змей и книг, поэты, пииты, и Бог знает кто еще, чтобы принять участие в большом представлении мастера Клааса, в великом неповторимом представлении... Я слышал, китайцы считают Клааса одним из Восьми Бессмертных, 'семь других уже давно умерли, - говорят серьезно китайцы, - и теперь, пожалуй, только благодаря Клаасу время и пространство не рассыпалось на мелкие кусочки, словно древняя усталая ваза эпохи Тан'. Ну, да что возьмешь с китайцев. В конце концов, я тоже бессмертен по-своему, но не кричать же об этом на каждом рынке!
И вот Клаас врывается на этот ламанческий постоялый двор, швыряет на стол свою шляпу и... видели бы вы, как взвился котом старый толстый трактирщик! То сидел рохля рохлей, а тут вдруг тебе скалится нагловатой улыбкой бывалого пирата, а в следующее мгновение глядит из темноты мстительным мавром, а еще через долю секунды извлекает из-под стойки пыльные тома по астрологии и чудесам Востока, либо трактат о любви неизвестного на Земле поэта. Да что там трактирщик, если я сам безнадежно и навсегда оказываюсь втянут в поле притяжения сумасшедшего бродяги, в шумный карнавал чудес и безумия, на причудливую орбиту десяти тысяч миров...
Музыка:Eurostyx Music "Красота Индийского океана"

ИНТЕРМЕДИЯ

Не знаю, то ли это мне снится - старый дуб, выдравший свои корни из земли и бредущий по бесплодным равнинам моих снов, то ли я снюсь ему - блуждающий по темным лабиринтам огромного дома, наполненного книгами и призраками, а может, мы оба снимся какому-нибудь призраку, или книге, или подземному озеру - последнее наиболее вероятно, ведь если и существует изначальный сновидец, смотрящий сон, в котором все мы - со своими снами и снами наших снов, то он где-то среди нас, или в наших снах, или в снах наших снов, но искать его, наверное, нет смысла, если только не задаться целью разбудить его и одним махом покончить с этой набившей оскомину вечностью...
* * *
Курок моего ружья как нос Сирано де Бержерака - тронь его и одним негодяем на земле станет меньше. Я ушёл в партизаны однажды на рассвете и с тех пор в моих глазах холодно поблёскивает сталь. Под словом "партизан" я подразумеваю состояние души, засевшей в тёмном ущелье обиды, отчаяния и напряжённой ярости, как и я затаился среди огромных камней и деревьев - древних жителей Земли, жмущихся к моему одинокому костру, к обжигающему жару моего сердца. Странные сны поднимаются из земных глубин, долгие неспешные сны ещё непробудившейся Вселенной, бурлящая память десяти тысяч поколений; закутавшись в плед, я порой вижу обрывки этих снов и тогда покой мягким снегом окутывает мою мятежную душу и ружьё выскальзывает из рук.
Зимой каждое дерево празднует своё миллионолетие: старые вязы слушают бесконечные звонкие песни эльфов и друидов, высокие сосны пьют воду из давно иссякших источников, ивы смотрятся в бесчисленные зеркала высохших озёр, и я бродил в этом, то ли призрачном, то ли реальном мире, беседовал с создателями материков - гномами, с создателями морей - черепахами, я бывал в древних городах и величественных дворцах, давно исчезнувших в нашем времени, и видел людей такими, какими нас видят и знают деревья - боже, ведь всё это есть в людях, ведь видят же деревья нас такими - добрыми, весёлыми, мягкими, задумчивыми, почему же, господи, мы сами себя не видим? И я просыпался в слезах, холодный ветер пронизывал меня насквозь, а руки сжимали бесполезную, в общем-то, винтовку.
Но сегодня совсем не обычная ночь. Что-то, пока ещё неуловимое, изменилось в мире, тревога пронеслась над лесом тёплой и влажной волною. Я подбрасываю сухих веток в огонь и кутаюсь в плед, неожиданно хочется орать и смеяться, но я молчу, вслушиваясь в глухое волнение леса, это его ночь и не мне тревожить его своими даже неосознанными ещё чувствами. Незадолго до полуночи в лесу появились светящиеся призраки с рубиновыми глазами, в старой полуразрушенной избушке лесника сам собою засипел было патефон. Суеверные осины испуганно зашелестели, узнав, что на Северной поляне видели белого волка с двумя головами. Кто-то очень огромный и древний зашевелился под землёй. Гроза разразилась в полночь. Фантастическим кораблём плыла она над лесом, развернув в полнеба ослепительные паруса молний. Прижавшись к земле, я почувствовал долгий вздох восставшей от дряхлости планеты. Старый правитель леса - серебряный дуб, о чём-то яростно спорил то ли сам с собой, то ли с кем-то, мне невидимым, он так расшумелся, что живший в его дупле учёный леший собрал все свои книги и ушёл, облепленный пауками, жуками и гусеницами. А с первым лучом зари сумасшедший старикан выдрал из земли свои ещё очень даже крепкие корни и направился прочь из леса, роняя оставшиеся с осени ломкие листья. Я знаю, куда он пошёл, но человеку не пристало ходить тропами деревьев. Получая неизъяснимое удовольствие от каждого мгновения, я не спеша загасил костёр, свернул плед, закинул на плечо порядком надоевшее ружьё, закатал до колен штанины и босиком по колючему инею отправился на свой пост на высокой скале, откуда на много полётов стрелы видна жёлтая кирпичная дорога, выходящая из умирающего города, извергающего чад м дым, города, откуда я ушёл, desperado, однажды на рассвете и где за мою голову назначена непомерная цена - десять минут свободы, как будто палач может быть свободен! Сегодня силы зла празднуют победу. По жёлтой кирпичной дороге движется потешная процессия: Повелитель мух со свитой, мышиные короли, убийцы в мундирах и чищеных сапогах, вурдалаки с торчащими клыками и алчными глазами, торговцы кошмарами и тайнами чернокнижия, воры, грабители, мошенники, зомби и только сам Враг сочтёт это своё войско! Все они беспокойно щёлкают челюстями, испуганно сопят, нервно вращают головами - видимо, чуют меня, чуют, что всё не так, что уже открыты двери иных миров, и что главный из Семи Ветров - ветер Свободы и Очищения уже надвигается с границ этого затхлого мира. Но мне нет дела до этих монстров, уже теней. С надеждой и чувством вины я жду, когда по этой жёлтой кирпичной дороге пойдёт Господь и тогда я выйду к нему навстречу, безоружный, с болью в душе, с покаянием, но без смирения, ибо я должен задать Ему один вопрос, всего один вопрос, ответ на который навсегда избавит всех нас от страданий и сводящих с ума сомнений. А до тех пор я - партизан! И курок моего ружья как нос Сирано де Бержерака! И пускай эти уродцы снуют по нашей жёлтой кирпичной дороге, несчастные безумцы, ведь пока по ней не прошёл Господь, она ведёт в Никуда...
Музыка:Индустрия нестабильности "Рай животных"
* * *
Уильям Хосе Мбоно Васильев, гражданин мира, в очередной раз собирался на Северный полюс. Нет, не полюс манил его, холода и снега достаточно и в Сибири, план его был вполне в духе барона Мюнхгаузена и Сирано де Бержерака, граждан мира, - он собирался на Луну. Дело в том, объяснил Уильям Клаасу, что на Севере луна так низко висит над землей, что вполне можно перепрыгнуть на нее с мачты какого-нибудь затертого во льдах корабля, Амундсена и Крузенштерна, граждан мира, мачты их кораблей оставили глубокие борозды в лунной пыли. Вселенная отражается в Луне, как в ртутном шаре, Луна отражается в белых парусах кораблей, паруса отражаются в бесконечных ледяных пустынях и вся эта красота отражается в моем сердце, амиго, прямо в моем сердце...
По традиции, сборы начинались в марте. Перво-наперво для серьезной экспедиции нужно составить список необходимого, такой список - восемьдесят процентов успеха дела. Каждый день, начиная с первого марта, Хосе устраивался на полу в квадрате солнечного света между комодом и креслом, брал толстую тетрадь в клетку, включал музыку - Кашина или 'Индустрию нестабильности', внимательно окидывал взглядом комнату и начинал писать:

Список необходимого оборудования Четвертой Лунной Экспедиции У.Х.М.Васильева

Зубочистки - 10 штук,
Ботинки - 2 пары,
Батарейки для фонарика - 5 кг,
Бумагу - 500 листов,
Зонтик,
Банку маринованных огурцов
(Примечание: в идеале список должен включать в себя все сущности мира, ибо куда бы ни шел человек, он везде несет на своем горбу всю Вселенную...)
...Список растет, ветвится, строчки группируются, выстраиваются линиями и столбцами, обрастают комментариями и примечаниями:
Мыло - 3 куска,
Кастрюля - 10 литров, Трубочка для выдувания мыльных пузырей
(Комментарий: Перебравшись на Луну, отыскать удобный картер, Коперника или Галилея, граждан мира, развести мыло в кастрюле и выдуть пузырь - в условиях малой гравитации и отсутствия атмосферы пузырь получится гигантским, накроет тонким прозрачным куполом кратер и, наконец-то, можно будет насладиться тишиной и покоем, читать де Грейффа и Кортасара, граждан мира, равнодушно поглядывая на повисшую над головой мутную Землю, спать и помнить сны, ощущать звезды на ресницах, усмирять пером нетерпеливую дрожь в пальцах, да мало ли чем может заняться человек, сбежавший от навязчивого и непонятного божьего промысла, в кратере безмятежной луны, отражающейся в мертвых парусах, в расширенных зрачках, во всех зеркалах земного ада...)
Перчатки,
Ложки - 2 шт.,
Иллюзии,
Две живые форели - самец и самка,
Саженцы мексиканского кактуса
(Примечание: Малая гравитация вполне заменит то давление воды в земных озерах, которое не позволяет рыбе упасть камнем на дно, отсутствие атмосферы не будет сушить жабры, а следовательно, форель на Луне вполне приживется, к тому же еще насадить кактусов, растения неприхотливые, и когда кто-нибудь из людей доберется сюда на своей громыхающей железяке, то-то увидит пейзажик: большие розовые форели, летающие среди огромных кактусов, покрытых серебряной лунной пылью. Ого-го!)
Шапка,
Свитер,
Веревка,
Будильник
(Примечание: с обратной стороны Луны рукой подать до Марса. Если перекинуть веревку, то можно будет перебраться в это Великое Царство Мертвых, где теплые барханы ветра текут по улицам городов, где тонкие хрупкие башни балансируют на грани небытия. Побродить по неровным улицам, где время остановилось в тот самый момент, когда умер последний марсианин и краснокожий бог, неудачливый создатель этого несчастного мира, уснул многовековым тяжелым сном в черном неподвижном небе. Невыносимый звон моего будильника разбудит его и, упрямый!, он снова начнет создавать, такова природа бога, и вот в очагах и каминах взметнется жаркое пламя, заверещат потревоженные временем животные, зародятся первые звуки творения: стук молотков, визжание пил, шелест гончарных кругов; появятся первые люди, зазвучат голоса, сложатся первые мелодии, первые запахи, первые чувства; новый мир стремительно вырвался из небытия, разгоряченный и смущенный бог кружит над красной планетой, везде поспевая и следя за всем, люди встречают его песнями и радостными кликами, а я смотрю и думаю - это будет гораздо лучший мир, может быть, и вообще лишенный зла: зачем бы пробудившемуся богу повторять прежние ошибки? Да и если спросить у человека, так ли уж ему нужно это право выбора между злом и добром, какой ответ мы получим?
И я пройдусь по всем городам и весям, незамеченный никем, гордый содеянным, а потом улизну домой, на Луну, обрежу веревку, выброшу ее в Космос, вернусь в свой теплый, залитый светом кратер, поставлю чайник, открою книгу...)
Обычно составление списка заканчивается в ноябре, когда выбор между пургой и камином решается в пользу последнего, когда так здорово сидеть у огня, листая толстую тетрадь в клетку, размышляя, не упущено ли чего, и потягивая из деревянной чаши амонтильядо...
Мир тебе, Уильям Хосе Мбоно, тебе и каждому человеку на этой усталой Земле!
 Музыка: Сергей Шалыгин "Лавина"
* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ

- Представь на мгновение, что любая местность земного шара, где когда-либо шла война, становится навсегда невидимой со звезд, зараженная бациллой ненависти или проклятием умирающих, а значит, наша планета уже давно невидима со звезд и о каких контактах тогда может идти речь? - сказал однажды Клаас, замазывая тором окуляр телескопа.
- Если это и так, - возразил я, - то из космоса все же должна быть видна узкая полоска желтой испанской земли метров триста длиной, на одном краю которой стоит одинокая ветряная мельница из серого камня, с крылом, пробитым отнюдь не посохом философа.
* * *
Как хорошо иметь дом, о котором ты точно знаешь, что он тебя никогда не покинет, а будет везде ходить следом, большой, скрипучий, со старинным буфетом в груди и беспокойной антенной на крыше, настроенной на волну твоего сердца. Вздыхая и ворча, он шагает за мной грузной уверенной поступью, сматывая в клубок использованное время, иногда сердито сверкает стеклами окон. Я знаю: вернувшись домой, я всегда найду здесь знакомые запахи книг, пляшущую в огне камина саламандру, теплые булочки и ароматный кофе, персидский халат, украшенный звездами и посеребренную луной постель - и это знание делает меня свободным и талантливым. На пути мне часто встречаются зомби, одинокие, измученные собственной злобой, у них за спинами пульсирующие комки пустоты - они боятся ее как огня...
Мой дом очень любит постоять под звездами, дымя трубой и отражаясь в черном зеркале пруда. В такие минуты он счастлив невероятно и вся живность с окрестных лесов сбегается к нему, галдя, рыча, стрекоча и блея, мешая мне спать. Но каждое утро я вижу на Востоке силуэты буддийских храмов, слышу сдвоенные ритмы бурундийских барабанов, ветер приносит с российских полей запах меда, и я отправляюсь в путь по желтым кирпичным дорогам, по лесным тропинкам, по караванным путям, по хрустальному мосту над Атлантическим океаном, протянувшемуся от Витебска до Теночитлана. Котцалькоатль бродил по этому мосту и феи из Рейнских долин, а теперь вот мы с моим домом шагаем по нему осторожно, окунаясь то в облака, то в волны солнечного света, океан под нами как перевернутый колокол и как стальной язычок - многопалубный пароход "Королева Мэри Пин", на котором плывут в Париж Фитцджеральд и Хэмингуэй, граждане мира, а с ними вездесущий Клаас, он машет мне рукой, раскланивается, сердитые китайцы вытаскивают на палубу воздушного змея, но я иду дальше, задевая витые струны дождя; двигаясь в определенном ритме: шаг - с пятки на носок - разворот - шаг - с носка на пятку, можно сыграть вальс лапландских равнин, или танго розовых фламинго, или блюз кометы Галлея; ближе к американскому берегу в этот всеобщий тарарам можно будет включить пронзительные горны птиц и напряженно гудящие басы небоскребов, а если как следует вслушаться, можно услышать, как на другом берегу тихо поет колыбельную терпеливая скрипка нищеты и горбатый карлик со смешной фамилией Свобода ходит из угла в угол, оставляя грязные следы на сто лет некрашеном полу...
Музыка: Индустрия нестабильности "Старая запись"
* * *
Безумие сроду не водилось в наших краях, то его нанесло северным ветром с лапландских равнин. Говорят, там живут лишь одни злые шаманы, плешивые люди и водится важная птица пингвин, а в линную-длинную, почти бесконечную ночь, луна висит так низко, что можно перепрыгнуть на нее с мачты корабля...
Когда дует северный ветер, вся деревня словно погружается в кошмарный тягучий сон, в небе кружат ведьмы и грифоны, а за обеденным столом собираются незваные мертвецы. Когда задувает северный ветер, ты слышишь голос снежной королевы, напевающей древние нежные прекрасные песни, и ты сходишь с ума.
Многие покинули деревню, ушли тайком ночью, ни с кем не попрощавшись, ушли навсегда, на север, в огромные снежные горда, в мир собственного безумия.
- Верно, я единственный, - говорит Клаас, - кто ушел в противоположную сторону, с тех пор я никогда не поднимался выше Норильска, но где бы я ни был - в Пекине, в Малайзии, Европе, Индии, Каире - мое сердце неизменно рвется на Север, по ночам мне снится ее голос, голос моей королевы, и только моя душа спокойна: рано или поздно она улетит в далекую Лапландию навсегда.
Музыка: Индустрия нестабильности "Тундра"
* * * Энрико Гамбино в душе настоящий революционер. И правительство плохое, и люди глупые, и нравы распущенные, и утка подгорела. Пылая праведным гневом и сжимая в руке воображаемую винтовку, Энрико обычно сидит в тени пальмы, яростно раскачиваясь в кресле-качалке. Под жарким тропическим солнцем, где страсти легко вспыхивают утром и также легко гаснут к полудню, когда начинается сериал по ТВ, где революция должна втиснуться именно в эти несколько часов, чтобы быть успешной, Энрико со своим упорством выглядит чужаком. "Очень нервный гринго," - говорят о нем соседи. От всего этого у Энрико бессонница. По ночам он, топоча, бегает по комнатам, из угла в угол, что-то беспрестанно бормочет, вычерчивает какие-то схемы, составляет пламенные воззвания, иногда вдруг выдыхает огонь и долго кашляет в дыму. Энрико ненавидит себя за лень и слабость, мучается, ерзает в кресле и, когда однажды ангел смерти с опаской кладет ему на плечо свою холодную руку, вдруг коса находит на камень. Энрико видит яркий свет, слышит красивые звуки и начинает упираться. Смущенный ангел тянет его вверх, в мягкое облако тишины и покоя, а Энрико сопротивляется, машет руками и кричит: - На Вселенский конгресс мертвых призываю я вас, сновидцев и мечтателей; вас, ниспровергателей и творцов; вас, поэтов, алхимиков, зодчих и гончаров! На повестке дня одна задача: замена старого, грязного, изношенного, порочного мира на другой - мир наших грез, надежд, иллюзий и, пусть!, заблуждений. В нас, мертвых, огромная сила и великая мудрость, вы только почувствуйте их и очнитесь от холодного звездного сна, отвернитесь от этого манящего света, вспомните все человеческое, что было в нас живых, и мы перетряхнем и изменим мир для тех, кто живет в нем сейчас, рассеем зло и невежество, сотрем границу между миром живых и царством мертвых, и станут два этих мира одним, чистым, светлым, мудрым, бесконечным, - думается мне, лишь тогда мы будем достойны предстать перед Богом! Ангел смотрит на Энрико с изумлением, а Энрико спешит сказать то, что не собрался сказать за всю жизнь и впервые ему это удается: вот вокруг него собираются пока еще бесплотные призраки, слушают его, гудят одобрительно, вот и ангелы остановились, сложили крылья, под землей беспокойно завыли бесы. В этот момент Энрико понимает, что жизнь только начинается, что до сих пор, он и не жил вовсе, он хлопает ангела по плечу и говорит: "Возвращайся домой, че! У нас еще здесь есть дела. Все будет хорошо, че, все будет просто замечательно..." * * *

ТЕБЕ, ЛЮБИМАЯ

Я- колдун. Я умею читать в твоем сердце на огромном расстоянии. Твое сердце - это книга с неразрезанными еще листами, в переплете, тонком, как зеленая кожица яблока. Я - колдун. Я знаю, что древняя безымянная печаль сверкающим инеем окутала твою душу. Когда ты бродишь по пустынным улицам полуночного города, мои посланники - северные эльфы зажигают на деревьях свои ледяные фонарики, а когда ты подолгу сидишь в маленьком синем кафе, мой друг - черный кот играет для тебя на саксофоне, а хитрый лисенок Ли незаметно набивает карманы твоего плаща шоколадными конфетами. Иногда, когда тебе особенно тревожно, я проплываю за твоим окном на огромном воздушном шаре и ты чувствуешь, как внезапно открывается твое сердце и горячие слезы бегут по щекам. Плачь, милая моя незнакомка, плачь! У тебя все впереди, любимая моя, все будет хорошо, ведь я - колдун, могущественный, как и все колдуны-одиночки. Мой черный волшебный плащ прострочен серебряными нитями дождя, я стою под твоим окном, мокрый и несчастный, а имя мое Вельзевул Водохлеб. Каждое утро, сидя в кафе, я смотрю, как ты выходишь из дома, легкая и стройная, ты улыбаешься мне, смущенно и растерянно, словно что-то припоминая, а мой друг лисенок Ли вертится под ногами, стараясь, чтобы ты не увидела мои рваные ботинки. Глупый, в ботинках ли дело, если сердце разорвано в клочья? (Книга не закончена...)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"