Аннотация: Лучше не читать, когда вы в самолете. Или же совсем наоборот
Эльдар ГИЗ
ВЫСОКО И НИЗКО
Быть собой - значит, быть героем.
Хотеть стать собой - героизм.
Хосе Ортега-И-Гассет
КОНЕЧНО, я и понятия не имел, что они собираются угнать самолет. Так же как они не знали, что творится в моей бедной голове. Справедливости ради надо сказать, что я был все же в более выигрышном положении. Ведь в желании угнать самолет нет ничего странного. Это вполне доступно объяснению, если не оправданию. То же, что я сделал, находится за гранью разумного. Они никак не могли предугадать, что произойдет потом.
Я стоял в длинной очереди для регистрации на рейс. Их группа рассредоточилась - я это помню, потому что, несмотря на внешнее безразличие друг к другу, они составляли группу: все смуглые, серьезные, источающие колючий ток напряжения. Я еще подумал, что сам выгляжу примерно так же, как они. Потому что тоже тогда собирался кого-то убить.
Это была девушка впереди меня. Мы были знакомы, и хотя жаждал с ней поговорить, сейчас я прятался от нее за спиной высокого старика. Девушка провела отпуск в нашем родном городе, повидала родных и близких, а сейчас возвращалась в Ганновер, куда недавно переехала, выйдя замуж. Я попал на один с ней рейс совершенно случайно, честное слово! Она мне бы, конечно, ни за что не поверила. "Ты всегда был страшный врун!" - вот что мне примерно сказала бы Кристина.
"Страшный врун" - очень точное определение. Я бы на него даже не обиделся. Раньше я часто развлекал Кристину разными выдумками - ей нравилось. Потом ей перестали нравиться мои выдумки - согласитесь, за такое предательство можно и убить.
Перед тем, как зарегистрироваться, я почувствовал знакомый ток напряжения на спине. Обернувшись, увидел смуглую девушку маленького роста и очень угрюмого вида. Она тоже была из той группы психов, которые решили угнать самолет. У нее это просто на лбу было написано - чистом и высоком. Она походила на молоденькую цыганку, затянутую в европейский костюм, который, кстати, ей был великоват. На меня она смотрела просто потому, что я стоял к ней ближе всех.
Я чуть улыбнулся ей - уголками рта и кивнул головой. Хотел изобразить светскую учтивость. Она приподняла брови, выглядела озадаченной. И не ответила на мою улыбку. Я же, идиот, хотел было сказать что-нибудь, но ничего не придумал - получилось что-то странное, беззвучное шевеление губами. Да и что мог сказать этой угрюмой девице - скорее всего, турчанке, а турок в Германии много... Уже после оказалось, что моя дурацкая улыбка спасла жизнь нескольким десяткам человек.
Не знаю, спас ли я всех пассажиров. Всех без исключения. Предал ли кого-то или же наоборот - стал, наконец, самим собой. Я не знаю, как называется то, что я сделал.
Тошнота
ХОТЕЛ сесть рядом с красивой цыганкой, а сел рядом с высоким стариком. Собирался глазеть в окошко, но мое место оказалось с краю. Попросил у стюардессы свой любимый сорт минеральной воды, а его не было. Жизнь состоит из маленьких разочарований, и никто не имел бы ничего против, если бы взамен получил одну большую компенсацию. Но ведь и этого тебе никто не гарантирует.
- Отлично, - пробормотал я.
- Что, простите? - сразу обернулась стюардесса.
- Замечательное обслуживание! У вас нет всемирно известной марки минеральной воды, той самой, что разливается в Германии, в той самой Германии, куда мы сейчас летим и где вы, наверное, были несколько часов назад, но не закупили лишней бутылочки - просто здорово...
Милой стюардессе оставалось просто улыбаться в ответ на мой сердитый бубнеж. Вообще-то, такие приступы мне не свойственны, но в тот день я действительно был на взводе: полагаю, всему виной то неуловимое напряжение, которое привнесли в салон люди, которые собрались захватить самолет. А, скорее всего, меня вывела из равновесия встреча с Кристиной. Много чего тут сошлось. Если бы милая стюардесса послала меня куда подальше, то все получилось бы совсем не так: я бы, наверное, с ней познакомился и угостил не дурацкой минеральной водой, а коньяком или фруктами. Но я же говорю - жизнь состоит из маленьких разочарований: меня прервала не стюардесса, а высокий старик.
- Да заткнись же ты, наконец! - сказал он. - Воды нужной ему не дали! Сиди себе спокойно и молись, чтобы добраться целым до места! Ты на небесах, парень!...
- Пока нет, - ответил я. - Мы только разбегаемся...
- Заткнись! - повторил старик.
Я замолчал. Никак не ожидал, что этот старик будет так грубо ругаться. С виду вполне обычный. С пожилыми я не могу ругаться: в моем представлении старики должны двигаться медленно и говорить чинно. А не ругаться. Это меня ошарашило. Я посмотрел на старика внимательно и понял, что он, вероятно, жутко боится полетов, ужасно нервничает, пот с него так и катился градом, дышит громко и хрипло - неприятно слышать. Глаза закрыл, галстук ослабил. А тут еще мое ворчанье: ясно, что старик не сдержался. Я его пожалел. Почти. На самом деле разозлился. Кристина верно сказала - я врун. Даже перед собой.
- Ну что, взлетели? - прохрипел старик спустя какое-то время.
- Ага, уже на небесах, - ответил я. - Высота десять километров, не меньше. И парашют не поможет.
Думал, что после моих слов он и вовсе зажмется в кресле, но старик, наоборот, расстегнул ремни, с трудом поднялся и начал выбираться в проход. Оттоптал мне все ноги, навис как стервятник, смотрит как-то чудно. Выбрался в проход, но потом обернулся и сказал:
- Тошнит меня, парень. Тошнит от всего этого..., - он махнул рукой вдоль салона.
Тут пришла моя очередь мило улыбаться. А что еще делать? Старик, очевидно, шел в туалет и надеялся, что я ему помогу. Но я только улыбнулся, разве я герой-скаут? Пусть лучше учится двигаться медленно и говорить чинно, вместо того, чтобы хамить. Высокий старик глянул на пассажиров. Те глянули на меня. Я, не будь дураком, уставился на них. И никто из нас, кроме старика, не шевельнулся. Тот зашаркал по направлению к туалету. Пассажиры снова занялись своими делами - кто-то уткнулся в газеты и журналы, кто-то натянул черные повязки и провалился в сон, другие потянулись за наушниками. Только мужчина лет сорока и в учительских очках укоризненно покачал головой. Я губами изобразил слово: "Jabberwock". Всегда так делаю, если хочу человека озадачить, и всегда люди думают, что я беззвучно посылаю им ругательство. Вот и этот "учитель" сразу отвернулся. То-то же, всех пугает мой Jabberwock.
Только я откинулся на кресло, как поймал взгляд "цыганки". Она, оказывается, сидела в трех рядах впереди меня и была свидетелем сцены. Теперь, полуобернувшись, она смотрела на меня и, кажется, правильно прочитала слово. Клянусь! Она как-то нахмурилась и повторила губами имя чудовища из "Алисы в Зазеркалье".
Шепнула и наморщила свой прекрасный смуглый лобик. Глядит серьезно маслинками глаз, будто требует чего-то. Я уж собрался подняться и подойти к ней, но опять опоздал. Видно, слишком долго не отвечал хотя бы улыбкой на ее взгляд. Она скрылась за креслом, а я остался со своим Jabberwock в горле. Ладно, она хотя бы "Алису" читала. Вот, Кристина, например, никогда не разделяла моей любви к этой сказке, говорила, то она очень уж странная, непонятная и даже страшная.
Впервые сказку про чудеса Зазеркалья на языке оригинала я прочитал в 10 лет. Диковинные слова и безумные стишки, вдвойне безумные на чужом языке, и пробудили мою страсть к иностранным языкам, перевертыванию слов и мыслей, форм и образов. Я стал переводить тексты, зарекомендовал себя с лучшей стороны, получил несколько грантов за рубежом, часто работал для иностранных заказчиков. И сейчас летел в Германию на семинар, организованный издательством, с которым давно сотрудничал. Снова даю честное слово - не знал, что на борту Кристина и террористы. Единственное между ними различие состояло в том, что Кристину я узнал сразу.
А высокого старика все нет и нет. Видать, сильно его тошнит, беднягу. Некоторое время забавлялся тем, что переводил глагол "тошнить" на языки, которые знал. Разумеется, кончилось это тем, что меня тоже затошнило. Я поднялся и потопал в туалет. Решил на обратном пути заговорить-таки с "цыганкой". После того, как справлюсь с тошнотой.
Как и следовало ожидать, все туалеты были заняты. Можно было пройти в начало салона - у самой кабины пилотов, в бизнес-классе, находился еще один туалет, но я решил просто дождаться своей очереди. В ином случае мне бы пришлось пройти мимо Кристины, которая сидела на пятом ряду, а я еще не был готов к встрече.
Ближайшая дверь приоткрылась, захлопнулась, снова открылась слегка и так застыла. За дверью кто-то ворочался, и то ли всхлипывал, то ли сморкался. Мне не было нужды полностью открывать дверь, чтобы догадаться кто там внутри.
- Эй, с вами все в порядке? - спросил я, но ответа не последовало.
Помогать высокому старику натягивать штаны не входило в мои планы, но раз уж я здесь оказался, то почему бы и нет? Я вошел в туалет, едва сумев раскрыть дверь - она цеплялась за вытянутую ногу старика, который сидел на унитазе. С застегнутыми штанами, но расстегнутой рубашкой и мокрым лицом. Хрипел он сильнее обычного и держался за сердце.
- О Боже! - я действительно испугался. - Вам плохо? Я сейчас...
Я уже повернулся, чтобы выйти, но он вдруг лягнул ногой и захлопнул дверь, потом дернулся в мою сторону с совершенно необычной для его возраста и состояния скоростью. Он схватил меня за рукав.
- Стой, стой... убью, сволочь! - захрипел он в своей привычной любезной манере. - Я.. да, да, знаю... Собрался выдать меня, да? Не получится! Стой, не шевелись! Не вздумай... Я скажу ребятам, тебя вмиг пристрелят... Или сам задушу... Сил хватит...
После такого "благодарности" я, конечно, застыл на месте, не столько испуганный его дурацкими угрозами, сколько озадаченный. Этот старик явно меня с кем-то перепутал. Или от удара у него вовсе крыша поехала. Вот так мы и стояли: он умирал, я наблюдал. Но перед тем, как умереть, он сказал еще несколько слов. Я думаю, он сказал их именно тогда, когда осознал, что попался в собственную ловушку и дальше хода нет. По выражению его лица я понял, что он попытался шевельнуться, но тело ему уже не повинуется.
- Все, парень, - сказал он. - Получил... по заслугам... В туалете, как дурак... А хотел на родине, в горах... Я же учитель, был учителем... Должен был спокойно умереть... в деревне... ученики рядом... Салех, Мамед, Роза.. другие, а вон как получилось... Туалет, самолет, дело... И ты.... Ты... Не обижайся, парень...
- Конечно, - сказал я.
Опять соврал. Я на него по-прежнему злился. "Старый дурак, правильно, - думал я. - Хотел ему помочь, а он ругается, грозит еще!" Нехорошо, верно. Но я ведь тогда не знал, что он точно умрет. Просто ждал удобного момента, когда можно будет позвать на помощь. А пока злился и его слушал. Интересно было. Какой-то учитель... А потом он замолчал навсегда.
Я наклонился и заглянул ему в глаза. Он на меня смотреть не хотел. Я пощупал его пульс, но его не было. И вот тогда-то на меня накатила истинная тошнота.
Хладнокровное ограбление
ВЕРОЯТНО, самолет уже несколько раз попадал в воздушные ямы, а я этого и не замечал. Но вот мой сосед оказался более восприимчивым - последний удар оказался самым чувствительным и прервал его полет. Самолет еще раз тряхнуло, когда я наклонился и заглянул покойнику в глаза, тем и объясняется моя тошнота, уверен в этом. Я всегда был очень хладнокровным, серьезно. Хладнокровным и вспыльчивым - никакого противоречия тут не вижу. Вы заметили, например, что почти все чудовища, как их представляют себе люди, напоминают хладнокровных рептилий, что не мешает им пылать яростью и силой? Даже мой Jabberwock и тот похож на дракона.
А что касается покойника, то на небесах разница между мертвыми и живыми сводится к минимуму.
- Ха-ха! - сказал я вслух себе на это. Всегда радуюсь удачной выдумке.
На старика я смотрел даже с интересом. Разглядел его лицо во всех подробностях, запомнил порез от бритвенного лезвия над ухом и довольно много пропущенных седых волосков на щеке. Какие-то волоски запомнил, а лицо старика нет. Наверное, потому, что тот человек умер. Выражение его лица смыло вместе с нечистотами в унитазное отверстие - он лежал, свесив голову как раз в том направлении. Если вам интересно, то скажу, что видел я его в образе потрепанной горной птицы, которая не от хорошей жизни стала подбирать падаль и нападать на других. После смертельного удара аккуратная прическа сбилась, седые волосы торчали, будто редкие перья.
Потом я закрыл дверь и обыскал старика. Попробую объяснить. Когда-то я посмотрел очень странный фильм. Подробностей не помню, но суть уловил. Речь там шла о мужчине-грабителе, на которого напала хозяйка дома, куда он забрался. Он вовсе не собирался причинить ей какой-либо физический ущерб, только ограбить. Но со страху или еще от чего она напала на него с ножом и ранила. Он был ранен несерьезно, но посчитал, что нападение дает ему право на любое насилие в отношении той женщины, чем он и воспользовался. У меня создалось впечатление, что грабитель даже обрадовался этому нападению, которое позволило ему со спокойной совестью воплотить в жизнь свои дикие желания. Да еще и собственная кровь его каким-то образом возбуждала - в общем, очень странный фильм. Он произвел на меня сильное впечатление.
У меня, конечно, была совсем другая ситуация, и согласитесь, старика невозможно сравнивать с хозяйкой богатого дома - ее, кстати, играла потрясающе красивая актриса, но я же говорю - суть, по-моему, ясна: стоит тебе допустить промах или проступок, так потом не удивляйся, что и тебе воздастся по заслугам. Со мной это всегда срабатывало - я никогда не причинял вред человеку первым. Мне - да, причиняли, сплошь и рядом. А после всем им воздавалось. Всегда срабатывало, даже в мелочах. Как, скажем, с этим стариком. Сорвался на мне, а потом умер в туалете, вдали от своей деревни и любимых учеников. Я же всего-то обыскал его. Из простого любопытства. Очень уж он странный был. Прямо как тот фильм. Справедливо, верно? Он-то точно согрешил, я только удовлетворил не самую греховную из человеческих слабостей.
Теперь самое странное: при старике оказалось на удивление мало вещей. Я сразу вспомнил, что при регистрации еще сотрудница аэропорта этому вежливо подивилась. Я нашел бумажник, где лежал загранпаспорт на имя Рустама Юсупова и несколько смятых купюр - тут были рубли, доллары, евро. Одни наличные, никакой банковской карточки. В сумме, кстати, не такой уж великий капитал. Я прикинул, что в Ганновере евро старику хватило бы только на такси и один ночлег в не самой комфортабельной гостинице, если, конечно, его в аэропорту никто не встречал. Кроме того, я обнаружил упаковку таблеток, грязный платок и леденцы от укачивания. Таблетки, леденцы и платок выбросил в унитаз. Долго думал, что делать с деньгами - взять ли за хлопоты? - но решил все же не трогать. Пока думал, снова проверил бумажник и нашел старую черно-белую фотокарточку. На ней был изображен мальчик лет семи: он стоял у треснувшего большого кувшина на фоне стены из грубо обработанных камней. В руках мальчик держал веточку барбариса. Мальчик улыбался. Непонятно было, то ли это один из учеников старика, то ли это он сам в детстве. Вроде бы не похож. Нет, совершенно не похож. Наверное, все-таки Салех или Мамед.
Деньги я не тронул, а фотокарточку взял. Это ведь не деньги, так что ничего страшного.
Я смывал вещи в унитаз, когда в дверь заколотили. Именно не постучали, а заколотили. Грубо так, словно хотели вышибить дверь без лишних разговоров. Совсем людям невтерпеж.
- Сейчас, сейчас! - заорал я, следя за тем, как исчезают в сливе последние ошметки бумажной упаковки из-под таблеток.
А тому человеку, видать, здорово приспичило - забарабанил пуще прежнего.
Я его немного позлил - справил малую нужду, раз уж зашел. К тому же, размокшая упаковка все никак не могла пролезть в слив. Вы не подумайте, что я законченный циник: старика я отодвинул подальше, насколько позволяли размеры туалета. Вы сами понимаете, что когда речь идет о естественных человеческих надобностях, некоторые этические нормы несколько сбавляют в весе.
Я тоже малость облегчился и только тогда открыл дверь.
За ней стоял человек и целился в меня из пистолета.
Три желания
ЭТОТ человек и сообщил мне о захвате самолета. Смешно, но поначалу я решил - он просто так озверел, что вытащил пистолет, чтобы пробиться, наконец, в туалет.
- Где твое место? - прорычал он.
- 29-Б, - ответил я и только сейчас подумал, что наш короткий диалог напоминает обмен ходами двух безумных шахматистов. Бред, конечно, но, если склонен к сочинительству, подобные сравнения неизменно приходят в голову.
Очевидно, мысль эта отразилась у меня на физиономии, потому что человек с пистолетом спросил:
- Ты чего?
Глупый вопрос, на который я дал не менее глупый ответ:
- Ничего.
Человек с пистолетом выругался на незнакомом языке, схватил меня за воротник куртки и потащил по проходу к креслу. Мое место, как вы уже догадались, находится ближе к хвосту самолета. Там стоял еще один террорист с необычным коротким автоматом наперевес. Он чуть посторонился, когда человек с пистолетом толкнул меня в кресло.
- Сиди и не двигайся, а то пулю схлопочешь! - сказал он, а потом обратился к товарищу. - За этим надо следить, уж больно он умный! Смеяться надо мной вздумал!
- Это у него нервное, - рассудительно заметил второй террорист. - Ты же его из туалета вытащил!
Они захохотали, причем по их смеху я бы сказал, что это они сильно нервничали.
- Все? Больше некого там не осталось? - спросил террорист с автоматом.
- Да, но... - человек с пистолетом придвинулся ближе, и они зашептались.
Потом тот, что с автоматом, прошел в начало салона. Чуть погодя, когда другой террорист отвлекся, я нарушил указание - на своем месте не остался. А зачем? Ведь рядом освободилось место у окошка, откуда открывался прекрасный вид на залитые солнечным светом небеса. Маленькие желания потихоньку исполнялись: глядишь, скоро мне принесут любимую минеральную воду, а затем и прекрасная "цыганка" ко мне пересядет. Третье место было свободно.
Все вышло несколько по-иному. Я увидел, что со своего места встала "цыганка" и направилась прямо к террористу с пистолетом. Совершенно спокойно. Я с ужасом ждал, как пуля проделает отверстие в ее чистом, высоком и смуглом лбу, но выстрела не последовало. Девушка приблизилась к террористу вплотную, сунула ему руку за спину и вытащила еще один пистолет. Тот этому нисколько не удивился. "Jabberwock! - воскликнул я про себя. - Оказывается, она тоже чудовище!"
- Что с пилотами? - спросила она.
- Они заперлись в кабине. Открыть вряд ли удастся.
- А если...
- Нет, можно повредить обшивку и убить пилотов. Да ладно, ты не дергайся: заложников-то хватает.
- Сам знаешь, действовать дальше запрещено, пока не будет распоряжения того человека, - возразила "цыганка".
- Помню, помню...
"Цыганка" также направилась к голове самолета. Проходя мимо, она бросила на меня странный взгляд, но ничего не сказала. Слегка нахмурилась, точно с досадой, но это заняло буквально секунду. Может и почудилось.
Нам всем очень повезло, что террористы оказались разных национальностей и вынуждены были говорить друг с другом на русском языке. Даже я при всех своих способностей полиглота не знал наречий мест, откуда они прибыли.
Желания исполнялись, однако странным образом. Наверное, и обещанная компенсация окажется диким сюрпризом. В нашей части салона остался только один террорист - тот, что с пистолетом. Оружие выглядело необычно: создавалось впечатление, что его собрали из разнородных частей, да так оно, вероятно, и было. Человека с пистолетом звали Марух - конечно, это я узнал позже, но от этого он не перестает быть Марухом, поэтому буду звать его по имени прямо сейчас, когда впервые мог рассмотреть. Он был маленький, коренастый, глаза совершенно воловьи, но любоваться ими совершенно не хотелось - пустые глаза навыкате. Еще помню, он постоянно что-то жевал. Бесформенная шапка кучерявых волос сливалась с многодневной щетиной, а щетина плавно переходила в заросли на груди - рубашка была расстегнута. Уже потом германские специалисты в Ганновере сказали мне, что я сильно рисковал - террористы не любят, когда заложники их рассматривают.
Интересно, что я не помню других лиц - лиц пассажиров. Все сидели, не шелохнувшись, только невидимая мне маленькая девочка что-то переспрашивала у своей мамы, а та пыталась ее успокоить, но сама боялась, девочка это чувствовала и начала всхлипывать. Марух уже несколько раз посматривал в их сторону. Пассажиры вдруг все стали похожи на старика в туалете - выражения с их лиц будто смыло. Боялся ли я тоже? Не знаю. Это правда. На небесах все равны, по-моему, я это уже говорил. Стоит закрыть дверь, а самолету оторваться от земли, и ты ничего не сможешь более сделать. Небесный фатализм - есть в этом нечто. Я постарался совладать со страхом, отрешиться от ситуации, приобрести внутреннюю улыбку, как написано в одной книге по буддизму, которую я недавно переводил.
Так и сидел. Пока в физиономию мне не выплеснули стакан с водой. Минеральной и не той марки. Последнее маленькое желание исполнилось и вовсе по-дурному.
- Долго мне тебя еще ждать? - прошипел уже знакомый мне террорист с автоматом. - Дури, что ли, какой-то наглотался? Улыбается как ненормальный! Поднимай свою задницу и вперед!
Конечно, я не стал с ним спорить, но предчувствие имел плохое.
- Эй!, - крикнул нам вслед Марух. - Может лучше мамашу с дочкой взять? Вернее будет.
Террорист с автоматом подумал и ответил:
- Нет. Попробуем сначала твоего умного. Ты же говорил, что он умный, да? Пусть пораскинет мозгами и уговорит пилотов.
Марух засмеялся.
- Пораскинет мозгами, ха-ха! А ему в любом случае придется!
Мы остановились у перегородки, разделяющей два салона. Тут сидела та самая женщина с девочкой.
- Посмотри на них, - сказал мне террорист. - Если у тебя ничего не получится, к пилотам будет стучаться мамаша, а потом ее дочка. Или наоборот, нам без разницы.
Я на них посмотрел. Они на меня. Пауза была недолгой. Меня толкнули - я даже не успел их пожалеть.
Разговор с закрытой дверью
ПОКА что я видел лишь троих террористов: Марух, который вытащил меня из туалета, тип жестокий, взрывной и недалекий, насколько я понял - такие обычно в группе выполняют самые различные поручения и у остальных на побегушках, его обычно недолюбливают свои же товарищи; второго, что бегал с автоматом, звали Асхаб - не называть же его вечно "террорист с автоматом"! - ведь автомат у него после выпал из рук, а имя я ему оставил: он был рослый, серьезный и очень сообразительный, подлец, как оказалось впоследствии. Я очень скоро понял, что при всей своей сдержанности, по жестокости он превосходит Маруха. В группе моих террористов этот самый Асхаб был за главного: по крайней мере, выполнял полномочия шефа, связное звено между исполнителями и высшим руководством. Да и он походил на скрученное из проволоки звено - сухой, скрученный жилами и амбициями. Но в случае надобности он, очевидно, выполнял роль "доброго бандита". Третьей была Езира - о ней до поры деликатно помолчу. Она стала моей черной и смуглой демоницей Лилит, с которой мы набросились на Кристину и воздали ей по заслугам.
Вы, наверное, удивитесь моей способности за столь короткий промежуток времени и в условиях жесточайшего стресса составить о каждом из террористов психологический портрет. Но это занятие, сродни вползанию в чужой язык, давно стало моей защитной реакцией. Еще в школе я прибегал к нему, когда тамошние хулиганы не давали мне житья. Я их боялся страшно, но однажды подумал: "На самом деле они обычные люди, их наказывают родители, они страдают от голода и чего-то боятся, они могут плакать, сволочи!" И чтобы успокоиться, я, бывало, смотрел на них исподтишка, наблюдал и разгадывал мотивы их поступков, составлял картотеку их характеров, за что в начале был нещадно бит - эти недалекие мальчишки подспудно чувствовали, что что-то здесь неладно. Сначала били, но потом отстали и даже избегали - я ощущал их страх и упивался своей властью, до конца непонятной и мне самому.
Кроме того, незадолго до поездки я переводил на немецкий язык сборник статей нескольких специалистов по контртеррористической деятельности и подчерпнул оттуда немало полезного. Умные люди, все-таки: не исключено, что некоторых из них в детстве тоже задирали школьные хулиганы.
По пути к кабине пилотов мы прошли подсобное помещение для бортпроводников и стюардесс, которое разделяло салон самолета на две части: бизнес и эконом-класс. Нечто вроде кухни. Тут я встретил четвертого террориста - Юнуса, совсем молодого, с лицом, подпорченным еще не зажившими юношескими прыщами, и неаккуратной бородкой-эспаньолкой. Юнус занимался тем, что выгребал из шкафчиков все ножи, штопоры и прочие острые предметы. На столике рядом уже были горкой свалены десяток красных топориков, которыми полагалось в случае аварии разбить иллюминаторы. На полу сидели бортпроводник и стюардесса. Бортпроводник громко стонал - он уронил голову и держался за живот. Прежде идеально чистая рубашка была черной внизу от крови. Рану пыталась зажать бумажными салфетками стюардесса - та самая, с которой я чуть не поругался из-за минеральной воды. Это было, казалось, целую вечность назад. Мы прошли кухню слишком быстро, чтобы я мог составить мнение о Юнусе.
Около кабины пилотов толпилось немало народу. Я хотел посмотреть на Кристину - она сидела на 7 ряду, место А, помню очень хорошо. Но Кристина, похоже, плакала, уткнувшись в плечо соседки - я видел лишь русую макушку и длинные тонкие пальцы, вцепившиеся в поисках опоры в пухлые локти соседки. "И даже сейчас она плачет о себе" - мелькнула глупая мысль. Ну не обо мне же. Она и не знает, что я на борту. А если бы и знала, какая разница? Все эти красавицы, у которых все наперед расписано, только и ждут, чтобы ради них пожертвовали жизнью.
Асхаб подвел меня к другим выбранным заложникам. Помимо меня, террористы отобрали еще трех человек: немецкого бизнесмена среднего возраста, элегантную молодую женщину в шикарном наряде - любовница какого-нибудь толстосума, не иначе: вероятно, тот думал вырваться на выходные в Европу, а сейчас сидит где-то здесь и трясется - женщина то и дело оглядывалась, глаза были замараны потекшей от слез тушью, а одна из щек ярко алела - вероятно, звала любовника на помощь и схлопотала пощечину от террориста; последним несчастным избранником был парень с кустарными дредами и джинсовой куртке - верно, студент. Такие запросто болтают с Кристиной, а при любом серьезном столкновении сразу поджимают хвосты и изображают из себя либералов, у которых заклинило речевой аппарат. На них орут, а они только бледнеют и повторяют: "Все нормально..." А вот это все разве нормально?! Смешно, но все они посмотрели на меня почти с надеждой: эти идиоты были рады любому новому лицу, которое снимет с них всякую ответственность и неким волшебным образом прекратит этот кошмар. Я, конечно, постарался после, но кошмар улетучился не так скоро, как им хотелось бы.
Заложников охранял пятый террорист - с виду добродушный здоровяк по имени Буб. Он был вооружен только ножом - довольно большим. Наверное, террористам удалось пронести на борт ограниченное количество оружия. У Юнуса на кухне тоже не было ничего огнестрельного. Помимо заложников, привели еще и одну из стюардесс и поставили у переговорного устройства для связи с пилотами.
- Так, все в сборе? - спокойно произнес Асхаб. - А теперь последний раз очень вежливо попросим уважаемых пилотов открыть дверь. Да, дорогая? - обратился он к дрожавшей стюардессе. - Повторяй, девочка: самолет захвачен, требуем немедленно разблокировать дверь и изменить курс на славный город Страсбур, иначе самолет будет взорван и все, находящиеся здесь, погибнут. Если в течение ближайших трех минут, дверь не откроется, мы будем убивать заложников - каждые пять минут. Говори, девочка!
До того он говорил спокойно, но последнюю фразу почти выкрикнул с ожесточением. Стюардесса послушно выполнила приказ - дверь пилоты не открыли.
- Ясно, - сказал Асхаб тоном не предвещавшим ничего хорошего. - Но я человек мирный, до последнего полагаюсь на силу слова. Меня они не послушали, стюардессу - тоже. А может, послушаются наших дорогих заложников? Что-то подсказывает мне, уважаемые пилоты все равно не вылезут, но тот из вас, чья речь мне покажется наиболее убедительной, умрет последним. Начинайте!
Что было потом, трудно описать - мерзкое зрелище. Ораторы из выбранных заложников оказались, конечно, никудышные. За исключением меня. Меньше всего шансов было у бедного бизнесмена - русский язык он знал плохо, а мольбы с акцентом вряд ли могли пронять пилотов. Уверен, что они запросто бы пожертвовали иностранцем, кабы он был единственным заложником, но, увы, это было не так. У женщины вовсе началась истерика - даже я не разобрал практически ни слова, уж пилоты по связи тем более. Студент решил соригинальничать - разразился целой исповедью, говорил о своих планах на будущее, приплел девушку, которая ждет его не дождется в Ганновере, и они вот-вот, мол, поженятся. Даже немец с его плохим знанием русского языка догадался, что никакой невесты у студента нет.
Наступила моя очередь.
- Как тебя зовут, парень? - спросил Асхаб.
- Феликс, - соврал я, не задумываясь.
Асхаб не удивился необычному имени - на борту было немало русскоязычных немцев. Забавно, но в моем настоящем имени тоже был привкус железа
- Смотри, "железный" Феликс, не подведи. Я разочарован: похоже, что эти трое умрут все одновременно. Прояви хоть немного таланта, дорогой.
"Пытается расположить к себе" - подумал я. Асхабу это почти удалось - из-за его последних слов я почувствовал, что я особенный, ко мне иное отношение. Я сразу же подавил это ненужное чувство. Дурацкий "стокгольмский синдром" только бы мешал.
У меня был совсем другой план.
Появляется скелет
ПЛАН возник подобно химере - из тумана, лабиринта мозговых извилин, расплывчатый, огромный, жуткий. Разумеется, он не сложился в моей голове сразу же со всеми подробностями. Я много импровизировал на ходу. Страх смерти только подстегивал воображение, это действительно помогает, если имеется недюжинная сила воля. Не хочу хвастаться, но что есть, то есть.
Еще когда те трое изливали перед закрытой дверью свои жалкие речи, безумная идея сверкнула у меня в голове подобно молнии. Но только не обычной, а шаровой - сверкающий шар явившийся неоткуда, непредсказуемый и ужасный, отвергающий установленные правила. Конечно, сперва я план отверг даже с некоторым внутренним смешком. Но затем, как это неизменно случалось и раньше, сказал себе: "А почему бы и нет?" Кто сказал, что это невозможно? Возможна лишь моя смерть в ближайшие несколько часов, так почему бы не использовать и химерические шансы? Итак, сначала была идея, будто голый скелет. Скелет, который вывалился из потайного шкафа этих террористов. Точнее, я вытащил на свет скелет, а после нарастил на нем мясо, сорвав его уже с самих террористов, и одел в яркие нарядные одежды. Это жуткое чучело, новый Франкенштейн моих измышлений стал мне верным слугой. Он мог бы убить меня, но я натравил его на других.
Понимаете, я ведь хотел спастись. И других спасти хотел тоже, правда. А как я всегда спасался? Врал напропалую, сочинял всякие истории, которые всем были интересны, только Кристина меня раскусила, но и ей нравились мои россказни. А что такое, по сути, ложь во спасение? Комбинация из кусочков реальности. Надо разбить реальность, а после составить из ее кусочков выгодную тебе мозаику, свой собственный паззл, в который поверят и другие. Этим многие занимаются, и не всегда на пользу остальным. А я хотя бы людей спас. Себя тоже, конечно. И ни разу себе не изменил ни в чем. Остаться собой даже в такой дикой ситуации это же настоящий героизм, верно?
Шестой террорист
ОБЩАЯ схема и детали безумного плана еще кружились и искрили в мозгу, а мне надо было приступать к заранее проигранным переговорам с упрямыми пилотами. Меня подвело то, что, обдумывая свой план, я стал весьма и весьма хладнокровен, куда хладнокровнее, чем прежде, поэтому не смог сосредоточиться на эмоциональной стороне дела и толковал с пилотами очень рассудительно. Те, видимо, решили, что если уж заложник так спокоен, то и им волноваться не о чем - террористы блефуют. А вообще, как я узнал позже, все это время у пилотов шли напряженные переговоры с землей, откуда шли настоятельные рекомендации не открывать дверь и садиться в ближайшем аэропорту, который согласится нас принять.
Тем не менее, Асхабу моя речь понравилась - видимо, по контрасту с прежними истериками.
- Хорошо, дорогой, хорошо. Ты действительно очень умный - говорит он. - Умрешь последним.
Тут на связь вышли пилоты и по громкоговорителю объявили, что меняют курс на Страсбур, но дверь открыть не могут: мол, дверь блокируется автоматически. Открыть ее можно только на земле. Я знал, что это ерунда, но Асхаб немного растерялся - меня это приободрило: эта группа, вероятно, участвовала в захвате самолета впервые.
Все заложники после сообщения пилотов немного перевели дух, но обрадовались рано. Я верно оценил характер Асхаба - для него было невыносимо подчиняться обстоятельствам, ощущать, что он не контролирует ситуацию. И он действительно был очень жесток.
- Я своего слова не меняю, - сказал он громко. - Дверь не открывается, да? Можно открыть только на земле, да? Ладно, но вы-то, уважаемые - повернулся он к нам четверым. - вы все-таки своей задачи не выполнили! А значит, умрете прямо сейчас! Чтобы все поняли, мы не шутим! Это не игрушки, уважаемые мои!
Если честно, то я даже испытал разочарование, когда пилоты объявили о том, что меняют курс, а террористы несколько успокоились. "Неужели, - думаю, - так и не придется опробовать мой блестящий и безумный план?" Но Асхаб предоставил мне такую возможность. Понятно, что выбранные заложники после его слов просто окаменели. Я, конечно, тоже был ошарашен, но у меня была неплохая подготовка. Реальность снова разлетелась на кусочки, но я помнил запасной рисунок и принялся, не мешкая, собирать свою мозаику.
Асхаб едва заметно кивнул, и Буб схватил первую попавшуюся жертву - им оказался говоривший последним студент - не меня же называть последним! Одно неуловимое движение - студент побледнел пуще прежнего и пополз вниз, почти нежно обнимая здоровяка Буба. Этот негодяй мог убить человека ударом ножа, не проливая лишней капельки крови. Добродушный - и возможно не только с виду - он мог гладить барашка, а потом резать человека, уговаривая его потерпеть. Он, наверное, и маму свою очень любит. Такие идеальные мясники полезны в любой преступной группе.
Пассажиры сразу и не поняли, что произошло. "Я даже подумала, что мальчик с ними заодно и нас разыгрывает" - рассказывала потом журналистам любовница толстосума. Вот дура! Все перепутала! Но когда пассажиры осознали, что произошло, поднялся крик. Буб, отходя от падающего студента, шатнулся к любовнице - та вообразила, что теперь ее очередь и дернулась в сторону - совсем обезумев, она хотела убежать. Но тут Езира двинула резко локтем и вырубила ее. Из кухни выглянул Юнус и снова скрылся за шторкой.
- Всем молчать! - взревел Асхаб. - Заткнитесь! Ваши голоса мне нужны не сейчас, а там, на земле, когда мы со всем миром будем говорить о наших великих целях! Тогда и покричите - и не просто так, а то, что я вам скажу!
Буб тем временем перешагнул через лежавшую без сознания женщину и двинулся ко мне. Он даже улыбался. Этот здоровяк был просто машиной для убийства, его вовремя не выключили - не дали приказа, и он продолжал, несмотря на суматоху вокруг, выполнять приказание. Я понял, что надо решиться, либо сейчас, либо уж вовеки и никогда. И хорошо, что первый, с кого я все начну, это безмозглый Буб: он просто среагирует на новое приказание и тогда остальные просто вынуждены будут ко мне прислушаться.
Невероятным усилием воли я скрепил свой новый рисунок: без этого ничего не получится, я сам должен поверить в его реальность и от этого отталкиваться, прием сродни актерской игре - великая ложь.
- Стой и убери нож! - сказал я. - Отойди к двери и жди!
Буб остановился, улыбка сменилась недоумением. Он так привык выполнять приказания, издаваемые с нужной долей властности, что не мог не повиноваться. Он оглянулся на Асхаба, который даже при не утихающем еще шуме, услышал мой голос.
- Что такое? - удивился он. - Это ты говоришь, парень, а?
- Я говорю, а ты слушай! - я старался смотреть в переносицу Асхаба. - Так и знал, что все сделаете неправильно! Сказано было - ждите указаний! Никаких лишних действий! Выполняете только свою часть работы!
Утихли даже крики пассажиров. Я знал, что эти минуты решают все дальнейшее - победы сразу не будет, но если главарь мне поверит хотя бы на долю секунды, то окажется, хочет он того или нет, кусочком моего рисунка. Он будет помнить, что на секунду, но поверил, и это его погубит.
Сомнение таки мелькнула в глазах Асхаба. Сомнение, которое обратит его в мою смертоносную веру - вот ирония!
Но не он подошел ко мне, а Езира. Он была маленького роста, а подошла почти вплотную, смотрела снизу пытливо и мрачно. Потом что-то посветлело в ее темных губах, она повернулась к остальным и звонко произнесла:
- Я же вам говорила! Говорила вам - я еще в аэропорту заметила и потом... Он тот самый человек!
Мертвец в деле
ЧТО я решил использовать? Кое-какие знания о том, как действуют террористические группы. В чем самая большая опасность для любой подпольной организации? В том, что ее могут обезглавить, и тогда вся конструкция распадется. Опасность еще и в том, что многие такие организации держатся на идеологии, которую воплощает и подпитывает высшее руководство: если оно падет, это окажет огромное деморализирующее влияние на рядовых членов. Поэтому с недавних пор, когда борьба с террористами усилилась, их руководство поменяло методы управления.
Дабы обезопасить себя и организацию, они разбивают структуру на несколько частей, которые могут действовать автономно, однако, разумеется, в курсе, что некий единый центр управления ими существует, но представляют его себе довольно смутно - во все более мифическом ореоле, приписывая ему полную неуязвимость и всезнание. Само же руководство обычно мыслит трезво, там больше прагматиков, чем фанатиков, они чаще считают деньги, чем разрабатывают мифы. С одной стороны, подобная тактика весьма разумна, но она таит в себе и немало опасностей. Во первых, среди рядовых террористов ценится все-таки дух и хорошая легенда - во всех смыслах последнего понятия, во вторых, чрезмерная удаленность и конспирация центра делает автономные группы уязвимыми для вторжения извне. Все рядовые террористы внутренне всегда готовы к тому, что к ним явится некий таинственный связной, который все объяснит, покажет, расскажет и даст существенную идеологическую подпитку, в которой исполнители нуждаются не меньше, чем в деньгах, особенно в критической ситуации.
Понятно, что проникнуть в группу стараются, прежде всего, сотрудники спецслужб: я предполагал, что они, конечно, куда профессиональнее меня, зато им не хватает именно вдохновения в части конструирования мифа: их задача внедриться и развенчать идеологию, которой подчиняются террористы, я же хотел только спастись и ради этого зарядить неведомую мне идеологию новой и самой дикой энергией. На подобную наглость никто из руководителей не рассчитывает, это же чистое безумие, а они прагматики - это брешь, через которую я и проскользнул.
- Она права, - сказал я. - Я действительно тот самый человек. По плану мне не следовало бы выделяться из пассажиров вплоть до посадки, но ваши глупые действия вынудили меня вмешаться раньше.
- Что за чушь собачья? - процедил Асхаб, уже приходя понемногу в себя. - Похоже, тебе жизнь надоела, да?
Я подозревал, что наибольшие трудности будут с главарем и что первые минуты решают все. По сути меня спасла Езира: более эмоциональная, как женщина, она острее, чем остальные, нуждалась в мифе и выдала все необходимые мне сведения. Теперь я точно знал, что они ждали связного из центра или стоявшей выше группы. Меня могло сгубить то обстоятельство, если бы в самолете действительно оставался живой связной. Но к тому времени я уже понял, что связной был мертв. Опять вмешалась судьба: меня это подбодрило, дало нужные силы, чтобы голос не дрожал и обрел уверенность в первые, самые рискованные минуты. Мертвец тоже пошел в дело. Уже после я думал, что даже если бы связной был жив, я все равно бы рискнул и разыграл бы иной план, постаравшись уверить и связного в том, что нас двое и я главнее. Было бы, конечно, гораздо труднее и рискованнее, но теперь я очень уверен в своих силах, думаю, что смог бы.
- Ты многого не знаешь, - бросил я Асхабу, которого во что бы то ни стало, надо было одновременно вывести из равновесия, но и не отнимать до поры полного лидерства в группе. - Это простительно, для того я и не выдавал себя. Нам задолго до рейса стало известно, что на борт поднимется сотрудник спецслужб. Мы не были уверены, кто именно. Для того меня сюда и отрядили: я должен был не только дать вам последние указания, но и ликвидировать человека, который мог бы провалить дело. Я успел сделать это, пока вы бегали по салону.
Асхаб моргнул, поводил челюстью и спросил:
- Какой еще человек? Где он? Ты его убил?
- Конечно, убил. Он лежит в туалете. Ты же его видел.
- Я видел только старика, который валяется, уткнувшись в унитаз.
- Вот именно поэтому, что ты видишь только старика, а я вижу специалиста экстра-класса, ты управляешь группой, а я управляю вами.
- Как же ты его убил? - усмехнулся Асхаб. - Я не вижу у тебя никакого оружия.
- Мне оно и не нужно. Есть много способов убить человека без всякого оружия.
- Да, я знаю, - поспешно подтвердил Асхаб, и его торопливости я почти умилился.
- Если ты обыщешь того человека, - поспешил уже я, пользуясь хорошим моментом. - ты заметишь странную особенность, у него почти ничего нет с собой. Ни багажа, ни путеводителей, ни банковских карточек, ни денег - только совсем немного, несколько купюр - ему ведь много денег и не нужно, встретят свои люди в аэропорту, снабдят чем угодно за хорошую работу. Он бы вас всех здесь ликвидировал одного за другим, с легкостью! Не смотрите, что он старик: такие старики в спецслужбах на вес золота. Они специально направили его в вашу группу, потому что очень ее боялись, были в курсе, какое дело тут затевается и каких отличных бойцов мы сюда направили.
Это была, пожалуй, чересчур прямолинейная лесть, какую мог съесть только добродушный мясник Буб, но только не Асхаб. Он с кривой улыбкой приблизился ко мне и, потрясая дулом автомата, задал вопрос, к которому я давно подготовился.
- Да, точно, мы действительно отличные бойцы. И если ты и вправду тот, за кого себя выдаешь, то запросто сейчас нам скажешь, как нас зовут, а? А то я тут заметил, что ты, уважаемый, все говоришь и говоришь, но почему-то ни к кому из нас не обращаешься по имени, отчего, интересно?
Мне тоже было интересно, я постоянно прислушивался к их разговорам, но террористы предусмотрительно не называли друг друга по именам. У меня оставался лишь один выбор - не Бог весть что, конечно, но ничего лучшего я придумать не смог. К тому же, выбранный прием вполне соответствовал моей роли.
- А я не знаю ваших имен, - ответил я честно. - Не знаю и знать не хочу. Никого это не интересует. Ты разве еще не понял? Те люди, которым я непосредственно подчиняюсь, ваши имена давно стерли и заменили на другие, про которые теперь уже вы ничего не знаете!
- Отличная выдумка! - улыбался по-прежнему Асхаб. - Но ты не ответил на мой вопрос...
- А-а, ты, наверное, думаешь, что я просто увиливаю... Повторяю, ваши имена для нас ничто, но это не значит, что мы не о вас ничего не знаем. Про каждого у нас есть надежные свидетельства. Вот смотри!
Я рывком достал из кармана старую фотокарточку, которую вытащил у старика. Мой последний козырь. Даже если бы Асхаб на снимок никак не среагировал, я бы мог сказать, что мы доискиваемся до самых истоков биографии каждого члена организации. Не обязательно кого-то из присутствующих. Но Асхаб среагировал.
- Откуда это у тебя? - спросил он, слегка дернувшись.
- Ты опять хочешь имен? Я тебе их не назову. Будешь спать спокойнее.
- Отдай мне этот снимок, - угрюмо молвил Асхаб.
Я даже не сразу осознал, что это победа. Главарь террористической группы, вооруженный автоматом, в окружении сообщников, просит у меня - просит! - отдать ему старую фотокарточку. Секунду я колебался - что правильнее, отдать или нет? Решил, что лучше отдать. Он ведь мог и взорваться - этот снимок ему почему-то очень нужен, а если бы Асхаб отобрал у меня фото силой, я мигом потерял бы свое сомнительное верховенство. Он просит, я выполняю просьбу: неосознанно возникает хоть какая-то зависимость. Теперь главное не дать угаснуть благотворному импульсу.
- Нам нужно переговорить без лишних ушей, - сказал я. - А здесь и так было достаточно болтовни.
Асхаб спрятал снимок и кивнул куда-то вдоль прохода. Я догадался, что он предлагает пройти на кухню. Сторожить заложников в первом салоне остались Езира и Буб. У девушки был пистолет, Буб вытирал свой нож о обивку кресла. Все это время они не проронили ни одного слова.
Тайны Черного шаха
НА КУХНЕ Юнус по-прежнему стерег раненного бортпроводника и стюардессу. Только мужчина стонал уже совсем тихо. И чистых салфеток больше не было - они тоже стали черными, как рубашка бортпроводника.
- Прошу вас, прошу... - повторяла стюардесса без всякого выражения, устало и безнадежно.
- Сиди, не дергайся, а то зарежу - отвечал Юнус, помахивая красным топориком.
Этот разговор у них, очевидно, шел уже давно. Стюардесса просила разрешить ей взять аптечку, а Юнус не осмеливался на любую инициативу. К тому же, ему явно нравилось наблюдать за униженно молящей стюардессой. Симпатичным Юнуса никак нельзя было назвать, а мольбы молоденькой стюардессы доставляли ему некое наслаждение. "А мальчик-то, мучим гормональным созреванием - смекнул я. - На грудь девушки заглядывается... Некрасивый, исполнительный, возбудимый - пока вполне достаточно".
- Ах, черт, тут еще эти, - выругался Асхаб. - Совсем про них забыл!
Юнус уставился на нас вопрошающе.
- Надо перевязать раненного, - сказал я.
- Почему? - мрачно вопросил Асхаб.
- Потому что мы летим в Страсбур. Потому, что забивать салон без нужды трупами ни к чему - плохая картинка. А мы ведь летим в Страсбур ради хорошей картинки, верно?
- Ты мне скажи, - хмыкнул Асхаб. - ради чего мы туда летим, а я послушаю.
- Я скажу, но путь уйдут лишние.
Асхаб помолчал, но затем приказал Юнусу вывести заложников и позволить стюардессе взять аптечку.
- Говори! - сказал он мне.
Я тогда постоянно балансировал над пропастью, но на небесах в полушаге от смерти по-другому нельзя. Надо было моментально подбирать нужные кусочки, ориентироваться по намекам и оброненным фразам. Тут важно настроиться на нужную волну, как происходит, если говоришь на иностранном языке, перестроить мозги. Уже одно направление, которое выбрали террористы, могло поведать о многом. Если они направлялись в Страсбур, то, следовательно, хотят заявить о себе всему миру. То есть им нужна хорошая картинка. Лишние трупы до начала переговоров террористам ни к чему. Тогда почему Асхаб не остановился перед убийством? Скорее всего, недоволен своим положением в организации, не смог устоять перед искушением насладиться властью, стремится шокировать людей посильнее, чтобы потом эффективнее сыграть роль "доброго полицейского". Наверняка он побаивается, что его самодеятельность не одобрят в центре, а кто-нибудь из товарищей может сообщить руководству о его действиях. Вот почему в его группе не шибко умные головорезы. Исключение - Езира. К чему она здесь? Ладно, проверим позже.
Главный и самый утешительный вывод - этот Асхаб мне не доверяет, но доверять на самом деле хочет. Если его в этом убедить окончательно, то он сделает следующий шаг - ему нужно, чтобы я поддержал его действия в центре. "Он хочет, чтобы я был тем самым человеком" - повторил я, глядя прямо в глаза Асхабу.
- Мы летим туда, чтобы заявить о себе, - сказал я. - Но смысл в том, чтобы не мы говорили, а вон те люди, наши заложники - ты уловил суть плана. Их надо напугать, но не до смерти, а то некому будет говорить от нашего имени. У тебя была хорошая идея с первыми четырьмя заложниками, я понял тебя. Но надо было вовремя остановиться, сменить гнев на милость, чтобы все эти люди почувствовали зависимость от тебя не только благодаря грубой силе. Нужно, чтобы они почувствовали, что обязаны тебе своей жизнью.
- Я так и хотел, - пробормотал Асхаб. - Но Буб не заметил, что...
Он замолчал, осознав, что назвал одного из сообщников. Глянул на меня, я же старательно смотрел задумчиво верх, изображая, что занят лишь просчитыванием дальнейших действий. А что, разве неправда? Так оно и было. А короткое слово "Буб" - это просто еще одна маленькая победа.
- Ладно, ладно, - говорил я. - Что сделано, то сделано. Плевать! Но дальше следует быть осторожнее. У нас не так много времени до земли, а на борту уже два трупа. Это лишнее: нам не нужно ни одного трупа. Сейчас. Потом нам понадобится очень много трупов...
- Много? - повторил с вопросительной интонацией Асхаб.
Я забеспокоился, что допустил ошибку, но отступать было поздно.
- Говорю это только тебе одному: в аэропорту самолет будет взорван второй группой, когда начнется его штурм. А штурм, конечно, будет. Поэтому до этого нужно с максимальной пользой использовать отпущенное нам время. Настоящая у вас бомба или нет, никого не волнует - самолет взорвут снаружи. Мы должны успеть заявить о себе - для этого здесь я, говорить я умею, но необходима эмоциональная поддержка - заложники, их подготовкой занимаешься ты, но никаких трупов до аэропорта! Тот старик... это была необходимость, но зачем убили студента?
- Говорю же, - занервничал Асхаб. - не успел...
- Да, да, Буб перестарался. Теперь понимаешь, почему я велел перевязать бортпроводника?
- Подожди, подожди, я хотел бы вернуться к разговору о взрыве. Самолет взорвут снаружи, говоришь ты? А как же мы?
- Нам оставят выход. Все уже подготовлено
- Ты предлагаешь мне поверить тебе на слово?
- Я ничего не предлагаю, я передаю тебе указания.
- Чьи, уважаемый? - Асхаб вновь заговорил с придыханием, которое мне совсем не нравилось. - Чьи указания ты нам передаешь?
Наступала очередная рискованная, переходная фаза. Следующая чересчур крутая ступенька. Но я знал, что в таких случаях всегда лучше импровизировать. И чем больше будет во лжи разнородных кусков, тем охотнее ее примут за правду. Это чем-то сродни убийству: убил одного человека, ты - преступник, но если ты убил несколько миллионов, ты - великий полководец, герой.
Я сам придвинулся ближе к Асхабу и тихо произнес:
- Всегда и везде я выполняю указания Черного Шаха.
Асхаб долго молчал и, наконец, ответил:
- Знать не знаю никакого Черного Шаха.
- Конечно, ты его не знаешь. И никто его не знает. Но ведет в Центре вашу группу он.
- Это что-то новое, - улыбаясь, проговорил Асхаб.
- У меня для тебя много новостей. Ты готов их услышать?
- Я весь во внимании.
- Ты думаешь, что заявить о нашей организации миру, это и есть главная задача? Ерунда! Угнать самолет, покрасоваться перед телекамерами - тут много ума не надо. Мы заявим о себе, но не так, а громче. Деталей я тебе сейчас открыть не могу, скажу только, что речь идет о ядерных зарядах.
- Тогда зачем же нас послали сюда?
- Отбор.
- Какой отбор?
- Думаю, что сейчас ты созрел для того, чтобы понять, как устроена наша организация. Есть два Шаха - Черный и Белый. Они не противники, они действуют сообща, они друг друга страхуют. Им ведомо все, про них же никто ничего не знает. Их нельзя выследить и убить, потому что это не люди, а титулы. Рано или поздно всякий умный и достойный человек в нашей организации становится либо Черным, либо Белым Шахом. Это как в игре в шахматы, ясно? Шахматная доска - мир. Потихоньку продвигаешься к короне, твое мастерство возрастает по мере продвижения к последней линии, а твои ходы - это задания. Самые разные задания. В любой группе есть пешки, а есть офицеры. Главную нашу цель в деталях знают только Шахи, но она им открывается постепенно: последние детали встают на место только на последней линии. Хотя ты можешь, конечно, догадаться, что любую группу всегда возглавляет офицер.
- И что, я офицер?
- Да.
- А ты кто?
- Тоже офицер, но я считаюсь уже Всадником: передвигаюсь между группами, координирую их действия.
- Хм, почему же я не Всадник?
- Проблема в том, что в группе всегда два офицера: иначе нельзя. Уплатить чужой кровью - дело нехитрое, но надо уплатить и кровью кого-то из своих. Иначе партия не имеет смысла.
- В моей группе тоже есть два офицера?
- Конечно. Два игрока.
- Один из них я?
- Да.
- А кто второй?
Действительно, а кто второй? Я сам пока не придумал. Понятно, что это должен быть самый опасный для меня человек в группе после Асхаба. Я мысленно перебрал всех. Буб? Нет, машина не может быть опасной, если ты знаешь, как она действует. Юнец с бородкой? Вряд ли, да и Асхаб не поверит, что этот юнец его соперник. "Цыганка"? До поры она мне только помогает. Так что над кандидатурой раздумывать особенно нечего.
- Неужели ты все еще не догадался? - ответил я. - Вспомни, кто крутится постоянно около тебя, кто тебя подводил, вольно или невольно, кто в твоей группе кричит больше всех и суетится без меры?
Я говорил все наобум, только интуитивно чувствуя, кого может недолюбливать Асхаб. Первым сигналом стал для меня момент, когда Марух посоветовал Асхабу присматривать за мной повнимательнее. Асхабу совет не понравился, я это заметил. И потом, когда Марух пытался навязать в заложники женщину с ребенком, Асхаб тоже едва подавил свое раздражение, оно на секунду исказило его черты, когда Марух бросил ему свое: "Эй!"
- Да, - задумчиво произнес Асхаб. - я догадался... Это Марух. Конечно, Марух.
Забавно, что я сразу понял, кого он имеет виду, хотя, повторяю, имена террористов узнавал постепенно.
- А он в курсе? - спросил Асхаб. - В курсе, что он офицер?
- Да.
- Почему же мне не сказали? - выкрикнул Асхаб.
- Я же говорю, это шахматная партия, все решается в последнюю секунду. Маруху сказали о том, что он офицер, перед самым началом вашего дела. Ему сообщили, что ты тоже офицер и что ты не в курсе. Марух должен провалить задание в полной уверенности, что с вами будет покончено, а он приблизится к короне. Но потом я должен был предупредить тебя, меня отвлек только этот старик из спецслужб. Марух сейчас чувствует себя в полной безопасности, а ты предупрежден. Сначала дали немного вырваться вперед ему, сейчас тебе. Если честно, я болею за тебя: ты гораздо одареннее Маруха, ты рано или поздно станешь Шахом. Используй свое преимущество: убей Маруха!