Отец мой Искендер Искендеров был миллионером из Шемахи. Ему было 30 лет, когда он начал ухаживать за мамой. Он был уже в разводе и даже имел пятилетнюю дочь, когда встретил мою 16-летнюю маму на вечере в пансионе св. Нины. Бывшая жена уехала в Ташкент навсегда, и дочка воспитывалась бабушкой и няней. Отец был настоящий денди, шикарно одевался, и внеше был очень интересный.
Влюбившись в маму, он начал воздействовать на моего дядю (брата мамы), уговаривая его, что девушке незачем терять время на учёбу. Ведь, женившись на ней, он сможет её содержать и даже облагодетельствует всю семью, забрав всех её братьев сирот к себе. Мой дядя, конечно же, раскрыл от радости рот, и начал её уговаривать. Мама рыдала день и ночь, и ни за что не соглашась. Пансионом св.Нины управляли две старые девы Харьковы, и одна из них - директриса заведения - уговаривала её пуще остальных. А мама всё плакала и отказывалась. Отец был неумолим. Подключились и родственники Джеванширы. Мама продолжала плакать. А в это время про сватание прознал её благодетель Мухтаров и сказал: "Ах, её сватает богач. Так я стипендию отдам другому, раз у неё жених богатый". Отец не был таким богатым как Мухтаров или Тагиев, но имел в обороте несколько миллионов. И в итоге её-таки выдали замуж в 16 лет. А в 17 она родила меня.
Отец занимался оптовой торговлей хлопком, и часто ездил в город Лодзи в Польше, где у него шла торговля с местными текстительщиками. У него был свой хлопкоочистительный завод. Началась богатая жизнь. В свадебное путешествие они отправились в Варшаву. Она потом вспоминала какой это красивый город. Он занимался своими купеческими делами, а потом они вернулись. В Нижнем Новгороде каждое лето проводилась ярмарка и маме приходилось ездить и туда с отцом. Мама потом часто говорила: "Терпеть не могу запах тульских пряников, потому что в Нижнем Новгороде они были повсюду, а я была беременной и мне было тяжело нюхать их запах".
Когда они вернулись, родилась я. Это было в городе Баку в 1911-ом году. У папы была обширная семья, главой которой была моя бабушка, его мама. Они снимали шикарные 9-коматные апартаменты, и каждый день моя мама выслушивала упрёки моему отцу, что если бы он женился на богатой бакинке, а таких в те времена было много, то им не пришлось бы снимать такие дорогие квартиры. День и ночь её упрекали в том, что она пришелец, нищая. В один прекрасный день за пышным обедом с поварами и горничными у них произошёл решительный разрыв с моей матерью. Схватив меня трехлетнюю на руки, не подготовившись, не взяв ни бриллиантов, ни одежды, она ушла в чём была и на всю жизнь запомнила его последние слова, которые он выкрикнул ей в спину, когда она выходила из комнаты: "Ну, иди, ничтожество с 6-классным образованием". Ведь её выдали замуж, когда она была в 6-ом классе. Шёл 1914-ый год
Нас приютили чужие люди, ведь мусульмане не принимали женщину, ушедшую от мужа. Потом мы уехали в Тбилиси, где мама продолжила учёбу. Помогал нам тогда дядя, присылая пять рублей в месяц. В 1915-ом году мы переехали в Москву. Папа приобрёл шикарную квартиру на Тверской по адресу Дегтярный переулок, 3, где сейчас гостиница Минск (2003). Надо пройти под арку, и и в первом же доме находилась его девятикомнатная квартира. Он старался и делал всё, лишь бы мама вернулась к нему. Но мама отказалась ним мириться. Он всегда вёл очень разгульный образ жизни - шантаны, шансоньетки, бурлеск, шикарные наряды. Мама окончательно ушла от него.
С папой я виделась редко. Он приезжал раз в году, приходил к нам в квартиру, и приводил врача, чтобы посмотреть как у меня со здоровьем. Его всегда сопровождал управляющий делами, который как представитель фирмы, жил в Москве, в Сокольниках, как сейчас помню. Мой папа всегда в основном дарил мне куклу при каждой встрече. И вот, в один из визитов врача, кукла, которую мне от папы подарил управляющий, упала и разбилась. Я была очень огорчена, но я никогда не была слишком капризной. На другой день этот управляющий заехал за мной, повёз меня в магазин и сказал: "Выбирай любую куклу". Я тогда выбрала две куклы - одну папе, а другую - маме. Папу я потом не видела долгие годы, потому что он в основном жил в Баку, появлясь в Москве наездами. Он любил хороший сервис, хорошую еду. Повара его звали Абдулла. Имени лакея я не помню. А я очень дружила с его горничной. Он даже держал в своей огромной квартире собаку постоянно - она была породы шпиц, пушистая такая. Её звали Штепсик. За ней, конечно же, ухаживала горничная. При этом папа стал скрываться от алиментов, видимо давая приставам взятку. Однажды его всё же нашли и всучили ему повестку. Но платить алименты он начал только после того как мой дядя как-то встретил его в гостинице Метрополь. Они оказались вдвоём в лифте и дядя сказал, чтобы он прекратил издеваться над моей мамой. Это уже было впредверии революции, деньги обесценивались. Он платил сто рублей керенками. Мы с мамой немножко ожили, она чуть-чуть приоделась. У неё появилась чудесная пелерина.
Я похожа на него, но интересная я конечно-же не поэтому. Во всяком случае мама всегда удивлялась: надо же как ты на него похожа. Был такой интересный эпизод: в 1922-ом году мы возвращались из Ирана. На палубе парохода к нам подошёл один мужчина. Я, говорит, купец, и живу между Баку и Ираном. Скажите, эта девочка не дочь ли Искендера Искендерова? Мама подтвердила, что это так и есть. Он воскликнул: "Так я сразу узнал!"
Когда мы в 1920-ом приехали в Баку, его в городе не было, так как он удрал в Константинополь как только в Азербайджан пришла Советская власть. Связи с ним никакой не было. У него уже была беременная четвёртая или пятая жена. В 1922-ом чёрт его попутал и он вернулся из Константинополя. Тут всё же была очередная молодая жена, да и дочь (моя старшая сестра) вдруг пропала в Москве. Всё ж-таки было в нём что-то. Не лишён он был хорошей жилки - не оставить сестёр, мать, беременную жену... Как потом оказалось, у него была великолепная трость, к которой ему удалось привезти с собой в Баку бриллианты. И когда начался нэп он опять открыл своё дело вместе с друзьями. Один был инженер, другой - какой-то литератор. Они втроём открыли контору на главной улице Баку. Мама от него ничего не получала три года и настояла на алиментах. Он стал платить мне 30 рублей - три 10-рублевые николаевские монеты. Местные деньги не ценились. Потом его сделали лишенцем. Он уехал в деревню работать в каком-то детском доме и там покончил собой. От него мне осталась старшая сестра.