Я демон. Если Вы, начиная это читать, надеетесь на что-то веселое и занимательное, то Вы зря тратите время. Это монолог того, кто в последний раз сделал попытку быть живым.
Я демон. Я хожу по этой грешной Земле уже очень много лет, так и не поняв, за что меня наказал Бог, наградив бессмертием. Я вижу, я слышу, я разговариваю, и гул моего голоса затеривается в сотнях других звуков, сливается с шумом машин и звонким смехом детей. И растворяется. И, возможно, на какую-то секунду, на мгновение я становлюсь человеком. Во мне просыпаются способность чувствовать...и любить.
Как я уже говорила - я демон. Как это не абсурдно это звучит в новом, урбанистическом мире, где все выверено и измерено, но это так. И я ничего не могу изменить, хотя иногда мне так этого хочется. Эмоции умирают, так и не родившись. НА МЕНЯ СМОТРЯТ ТЕ, КОМУ Я НЕ НУЖНА, А Я ЭТО ВИЖУ. Это страшно - все знать. Может, я знаю не все, а только то, что мне позволено знать, кем-то свыше,...но я вижу улыбку, я уже готова доверится ей, но мысли ее обладателя открывают глаза на горькую правду жизни. Это страшно.
А начиналось все очень давно. Я была дочерью богатого французского графа. Мы жили в родовом имении, тихо и безмятежно. Но уже с детства что-то было не так. Я отличалась от своих сверстников. Умевшая читать и писать, я перечитала почти все книги, которые переписывали монахи соседнего с нами монастыря. Мой отец покровительствовал ордену, и неоднократно брал для обучения моих братьев те или иные книги. Кожаные переплеты и пожелтевшие страницы привлекали меня больше, чем светское обществе. Не удивительно, что я все время была одна.... Не принятая ни одной компанией я словно молчаливое приведение часами ходила по пустым комнатам и отдаленным уголкам нашего сада.
Шло время. А я все оставалась одна. Те, кого я называла своими подругами, а на самом деле ими не являлись, одна за другой повыходили замуж. А я... это страшно, видеть равнодушие к себе. Страшно и больно. Меня постоянно мучили вопросы, на которые у меня не было ответов, и которые было некому задать. Я ни с одной живой душой не могла поделиться своими переживаниями.
И вот, в один из вечеров я увидело нечто необычное. Мне показалось, что я вижу взмах крыльев. И я испытала тягу к ним. К божественно прекрасным линиям и очертаниям. Я старалась вспомнить короткий миг и навсегда запечатлеть в памяти неземную красоту прекрасных крыльев.
Я стала ходить в церковь, хотя раньше я не любила посещать мессы и проповеди. Я искала ответов, но не находила их. И сейчас, спустя много лет я иногда захожу туда, в обитель Бога, его дом, где царит благоговение, которое должно уничтожить все зло, живущее в этом мире. Но ничего не происходит. Никогда. Но все же я не задерживаюсь в доме Господа надолго. Я быстро, как бы убегая от чего-то, исчезаю оттуда, унося с собой все свои не высказанные переживания. И ухожу я не потому, что меня поразил гнев Божий, а потому, что я вижу безразличие в глазах у людей. Вижу то, чего я всегда боялась, и что всегда находило меня. Они смотрят на иконы, но лик Божьей Матери, Пречистой Девы не отражается у них в глазах, они целуют священные книги, но не верят. А я это вижу. Да что там я. Это видят все, но боятся произнести вслух. Эта чудовищная мысль витает в воздухе, в полутемных сводах церквей и соборов, она копошится в душах у людей, боясь выйти и увидеть последствия своего выхода. То, что становиться модно, не может быть свято.
Но я вернусь к своему рассказу. Я искала их. Крылья, промелькнувшие на одно мгновение, чтобы принести мне страдания и исчезнуть. И много дней прошло с тех пор, прежде чем их обладатель нашел меня. Я молча смотрела на него, и он казался мне знакомым. И он говорил, говорил то, что я так жаждала услышать, и то, чего боялась больше всего на свете. Он говорил мне о том, кто я есть, и о том, кем я могу стать, если последую за ним, пойду его дорогой. В подтверждение своих слов он протянул ко мне свою руку, ладонью вверх, и на ней вдруг вспыхнул язычок пламени. Я смотрела на это маленькое чудо посреди царящего хаоса и не могла двинуться с места. Крик, уже было готовый вырваться на свободу, комом застрял у меня в горле. Я хотела бежать. Бежать туда, где меня не найдет ни он, ни его страшная правда. Я хотела сойти с ума, но мой рассудок не изменил мне.
- Я сплю, и все это сон, - подумала я.
- Ты не спишь, - эхом отозвался он на мои мысли, медленно осеняя меня тенью от своих крыльев, - ты демон, ты зло, и ты должна принять это так же, как и то, что я твой отец, а ты моя дочь.
И он отпустил меня. Не знаю, как я дошла до своей комнаты, как бессильно упала на постель и заплакала. Впервые с восьми лет. Я, будучи восьмилетней девочкой, дала себе клятву никогда не плакать, не смотря ни на что. И я держала данное себе слово. Ни когда у меня что-то болело, ни когда меня обзывали те, кто окружал меня, я не плакала. Даже когда хоронили бабушку, я не проронила ни слезинки. Меня считали бессердечной, а на самом-то деле...
И вот, клятва, данная самой себе под тихий треск свечи в душной комнате, была нарушена. Меня услышала моя мать. Первый раз она вошла в мою комнату без стука. И сразу все поняла.
- Он нашел тебя.
- Но... как ты узнала? - только и смогла проговорить я.
- Он говорил, что найдет тебя, когда тебя исполнится двадцать лет.
- Кто он, мама? Кто ОН? Что он значил в твоей жизни, зачем ты все это скрывала? - выкрикивала я вопросы, ответы на которые были известны мне заранее. И я увидела это: впервые в жизни я увидела, как плачет она. Не всхлипывая, как ребенок, и не громко, навзрыд, как плачут люди, удрученные горем. Она плакала тихо. Слезы просто катились из ясных темно-серых глаз неисчерпаемым потоком.
Не помню, что она мне говорила, но, очнувшись от забытья, я уже знала о грехе, который она так тщательно скрывала последние двадцать лет, и которому не суждено было отправится вместе с ней в могилу. Я видела все ее глазами. Тот бал, того прекрасного незнакомца. Тот злополучный вечер, который четвертый раз подарил ей счастье материнства. Да, я четвертая из семими детей семьи Де Ла Круа. После меня родилось еще три моих брата. А он, он очаровал ее пламенностью речей и горящим взором, обещавшим небывалые доселе ощущения. И своей неземной красотой.
У меня темно-каштановые волосы с еле заметным на солнце красным отливом, который, как будто языки пламени пляшет на моих волосах, вздрагивая при каждом порыве ветра. И еще у меня серо-зеленые глаза, глубокие, как омуты. Когда меня переполняют чувства, мои глаза становятся ясно-зеленого цвета, и, как говорят многие, сверкают, как изумруды. Но обычно глаза мои серые, с зеленоватым отливом, всегда печальные, и как будто далекие от всего происходящего. Именно таким описала мать таинственного незнакомца.
- Я забыла про стыд и про Бога, которого боялась все эти годы, в которого так яростно верила. Забыла про все на свете, лишь бы слышать его дыхание на своих волосах, слышать, как он произносит мое имя: Эмели...
Мою мать звали Эмели. Она англичанка. Ее, как самую младшую из двенадцати детей семейства обнищавшего лорда, и не смевшую даже претендовать на наследство, выдали замуж за богатого французского дворянина.
- Я купалась в его ласках, как голубь купается в первых весенних лужах, - предаваясь воспоминаниям, говорила она, - он сказал, что от нашей любви у меня родится дитя, неземной красоты девочка, и что он разыщет нас ровно через двадцать лет после рождения ребенка.
- А он не говорил, кто он, не рассказывал про себя хоть что-то? - с надеждой спросила я.
- Нет. Это было неважно. Хотя, мне один раз на секунду показалось, что за спиной у него были крылья. Должно быть, он ангел...
Ангел... нет, не ангел. Он сказал мне, кто он есть. И кто я.
Я искала его, но тщетно, видимо, должно было пройти время, чтобы я все осознала. Прошел год. Я все больше и больше отчаивалась. Меня не привлекали ни наряды, ни балы, не прочие мелочи, о которых все время судачили мои сверстницы.
- Ах, маркиз Де Лаукруа сегодня подал мне руку и назвал по имени, - говорила Корделия. А я рассмеялась ей в лицо. Мне было смешно, просто невыносимо слушать весь этот бред. И я открылась ей. Сама не знаю почему, но я выпалила ей как на духу всю историю своего рождения, умолча, правда, то, что отец мой называет себя чистым злом. Она слушала, застыв на своем кресле, как античная статуя. Она походила то на Афродиту. Богиню любви, оживлявшуюся при упоминании пикантных подробностей, то на Афину, силой своего разума осознавшую, почему я так отличалась, и внешне и внутренне от всей своей семьи. От отца, от братьев, и даже от матери...это все отражалось у нее в глазах, хотя ни один мускул не дрогнул на ее лице. И тут я почувствовала, что от нее отходит какое-то движение, оно окрасилось в холодные, пасмурные цвета, и приближалось ко мне. Когда оно коснулось меня, я почувствовала презрение. Я ощутила, как она осуждает мою мать, как думает, что она - то уж никогда не поддалась искушению, каким бы прекрасным не казался незнакомец. А главное, она презирала меня. За то, что я не дочь своего отца, не продолжательница известной фамилии и графского титула. И это все имело окраску. Эмоции переливались, открывая невиданные мне доселе просторы и знания. Так я стала демоном.
Когда я действительно это осознала, ко мне пришло ощущения дикого, почти животного страха, отчаяния, а главное одиночества. Новый дар, каким бы замечательным он не был, обрекал меня на незнатные доселе страдания.
Все знать страшно. Вы никогда не захотели бы пережить это. Лишь тогда, когда проходит много лет, и перестаешь чувствовать и сопереживать, яркие краски человеческих эмоций перестают волновать Вас. И то не всегда.
Я могла безошибочно определить, болен ли человек, в радости он или в печали, искренни ли те чувства, о которых он говорит. Но как бы не всесилен ты не был, какие бы горизонты не открывались перед тобой, ты непременно за всем этим великолепием не заметишь то, что действительно стоило твоего внимания.
Моя мать тяжело заболела. И я не успела вовремя заметить черные языки смерти, тянувшиеся к ней, опутавшие ее, как паук опутывает свою жертву. К зиме ее не стало. Я не знала тогда, что могла спасти ее, продлить ее жизнь на долгие годы, а когда узнала, то мне еще очень долго каждую ночь снились ее глаза, полные упрека, и лишь легкие алые оттенки в ее ауре говорили о том, что она все равно меня любит.
Он появился. В тот момент, кода одиночество стало настолько сильным, что привело меня к краю обрыва, того самого, на вершине которого я когда-то увидела неземной красоты крылья. Мы провели вместе весь день. Общались на миллионы разных тем одновременно, не произнося не звука. Я была счастлива. Мне казалось, что я вновь обрела утраченную веру. Я описывала, какими я вижу людей, как отвратительны мне их мысли и эмоции, а он лишь улыбался. Я растворялась в этой улыбке, как сахар растворяется в чашке горячего чая. Да, пожалуй, я действительно была счастлива наконец-то найти такое же существо, как я, которое обладает тем же зрением и которое меня действительно понимает.
Он ушел, вернее, просто растаял в воздухе. Мысленно давая мне понять, что это не последняя наша встреча. Домой я летела, как на крыльях, которых у меня еще не было, и не знала я в тот вечер, какую цену мне придется заплатить за эту неземную красоту.
Когда я вошла в гостиную и увидела отца, братьев и Корделию, то сразу все поняла. Не надо обладать сверхъестественными способностями, чтобы понять, что она рассказала им в тот момент, когда я искала свое счастье. Не надо знать неземные истины, чтобы прочесть то, что выражали их лица. Они начали что-то говорить, но я уже знала, что они хотят сказать мне, так как ясно услышала еще не высказанные вслух обвинения и вердикты. Мой взгляд упал на Корделию. Она снова походила на греческую статую. На сей раз богини Фемиды. Но кто она, чтобы судить меня? Кто они все? Но, тем не менее, я их любила. Я любила отца, который брал меня на конные прогулки в горы и разрешал мне ехать в мужском платье без ненавистного женского седла. Я любила трех своих старших братьев, которые нянчили меня и трех младших, которых нянчила уже я. Коделию, которую знала с самого раннего детства...
- Но почему монастырь?! - выкрикнула я
- Чтобы никто не узнал о твоем позоре, - ответил отец.
- Но мой ли это позор. Это позор твой, мужа, жена которого изменила ему с первым встречным, позор моей матери, позор всей нашей семьи.
Я знала, вернее чувствовала, что мои слова убивают любовь его ко мне, но мне было проще бросить их, зная, что меня ненавидят, чем мучится тем, что есть кто-то, кто любит и ж дет меня тихими лунными вечерами.
Меня попытались схватить, но у них не вышло. Я двигалась так же, как раньше, по крайней мере, мне так казалось, но их руки проходили сквозь меня, скользили, так и не сумев поймать мои запястья.
И тут я отчаянно захотела оказаться рядом с вновь приобретенным отцом. Я на секунду закрыла глаза. А когда открыла, то вместо своей гостиной увидела себя в старинном замке. В камине тихо потрескивал огонь, кидая блики на мои волосы, отчего они стали казаться красными. Он стоял рядом со мной, по-видимому, ожидая увидеть меня.
- А вот и она, наша красавица, кстати, познакомься со своими братьями, - сказал он.
- Опять братья, до сколько же их у меня. - невесело пошутила я, но на душе не стало легче.
Я увидела двух юношей, с внешностью, очень похожей на мою. Между ними стоял мой отец, горделиво поглядывая то на меня, то на сыновей. Странно, но при всей схожести чем-то я все-таки отличалась от них. А когда поняла чем, то с трудом сдержала удивленный вскрик. Они были крылаты! Прекрасны, как ангелы! Или как падшие ангелы.
- Ты права, моя девочка, - словно прочитав мои мысли, воскликнул он, - но я предпочитаю называть нас демонами.
- Но ведь я могу любить, жалеть, радоваться и огорчаться. При неправильных поступках я испытывала муки совести, как же я могу быть злом?
Слезы опять застилали мои глаза. Второй и последний раз в жизни я нарушила свою клятву.
- Бедная девочка, ты так долго прожила среди людей, что сама разделила из чувства. Но это быстро пройдет. Ты должна была научиться их понимать.
- Но зачем?
- Чтобы лучше губить их души, - ответил один из вновь приобретенных братьев.
- Но я не хочу губить их души. Я верю в Бога, и христианка, - закричала я, но они лишь рассмеялись, сказав, что я обманываю сама себя, отказывалась от своей природы и прикрываясь ничем не значащими оправданиями.
- Но иначе ты никогда не получишь крылья, - невзначай сказал один из братьев.
О! Он знал, куда бить, чтобы сама душа отзывалась болью. Сколько раз я мечтала обрести крылья, сколько ночей подряд изнуренный не людскими страданиями мозг позволял мне летать как птица.
Последний форпост был сломлен. И они это поняли, пожалуй, еще быстрее, чем я. Мы провели много дней вместе, прежде чем они сказали, что я должна сделать. От самого ужаса этих слов, услышанных мною, у многих из Вас наверняка бы зашевелились волосы на голове. Спешу Вас разочаровать: я не была исключением.
- Ты должна погубить невинную душу. Сама. Без подсказок. Сама выбрать ее и сама решить, как это сделать. Запомни, девочка, это в твоей власти.
Я стояла, молчала, вслушиваясь в тишину, пытаясь уловить их голоса. Но демоны уже исчезли.
Впервые за два года я осталась одна. Да, да, вы не ошиблись, именно столько я жила с отцом и братьями, училась у них, познавала свою силу. Для меня сейчас два года - это ничтожный срок, песчинка, по сравнению с океаном времени, распростертым перед теми, кто не заключен в его оковы. За это время я научилась проходить сквозь стены и одним усилием воли преодолевать тысячи километров, я могла стать невидимой и неосязаемой, могла внушить человеку все, что угодно. Но просто внушить кому-то прыгнуть с обрыва я не могла. Он должен был сам пойти на этот шаг. Свобода выбора, как мы это называем. Да, и именно по своей воле я должна была подвести человека к краю пропасти, оставив последний шаг для него самого. Потому, что каждый сам выбирает свое проклятие, с которым придется жить вечно или умереть в одночасье.
Я ходила, никем не замеченная и не узнанная среди людей, впитывала их эмоции, глядя на них совершенно другими глазами. Я менялась на глазах. И в какой-то момент я поняла, что еще один шаг, и назад дороги не будет. Я была за один шаг до того существа, которым я есть сейчас. И тогда мне казалось, что кто-то наблюдает за мной, как будто хочет сказать, что он знает, как черен и ужасен путь, на который я уже ступила. О! если бы он схватил меня за руку. Отвел от того, что я собиралась сделать, то, может быть, вы не читали бы сейчас этих строчек. А так он просто без участия, но возможно с горестным замиранием сердца позволял мне идти к краю моей пропасти, оставляя мне свободу выбора.
Я бродила из дома в дом, но никак не могла определиться с выбором того, кто должен был подарить мне мои крылья, своей душой заплатив за явление миру еще одного демона. Я даже хотела остановиться на ком-то из моей бывшей семьи, но не смогла. Я уже знала, что самый мой старший брат погиб, и теперь имением управляет Метью, второй сын моей матери. Что отец мой, вернее тот, кого я долгие двадцать лет называла отцом сошел с ума в тот самый момент, как я захлопнула за собой двери отчего дома, для того, чтобы никогда в него не вернутся. Я знала также, что Метью женился. На Корделии. Суровый жребий выпал. И выбор показался мне таким естественным. Я говорила, что, наконец-то, отомщу, ей за то, что выдала мою тайну, ведь не случись этого, брат не отправился бы на войну, а отец не заканчивал бы последние дни своей жизни в палате для умалишенных. Странно, но теперь я понимаю, что, ища виновного в своих бедах, я винила только себя. Потому, что я и есть зло. А на самом деле, мы никого не толкаем на грех. Мы подводим к нему, указываем перстами на запретный плод, а человек сам выбирает, вкусить ли его или нет.
Решение не надо было искать слишком долго. Надо было только дождаться подходящего момента. И вскоре этот момент настал. В семейное имение приехали погостить родители Корделии. Я знала, что Корделия не счастлива в браке, что это брак по расчету, чтобы объединить под единым началом капиталы нашей семьи. И я этим воспользовалась. Я приносила в дом новомодные романы, пестрящие невиданными доселе историями про любовь между людьми, неравными по своему происхождению. Чужими языками я пускала сплетни на эту же тему, и тщательно следила, чтобы они дошли до ушей Корделии. Я нашептывала на ушко Метью, что надо-бы взять молодого садовника, чтобы управляться с заморскими растениями, подаренными родителями Корделии. Я стояла за прилавком и рассказывала про то, что экзотические растения - это последняя парижская мода, и их принято дарить новобрачным.
Это все больше напоминало мне занимательную игру. Иногда я задумывалась над тем, что я делаю, правильно ли это, и вновь ощущала чье-то безмолвное присутствие, чувствовала его сострадание, переживание, даже любовь ко мне. Но ночь опять дарила мне ощущение полета и мой незримый соглядатай со вздохом покидал меня.
Стоит ли говорить, что между Корделией, лишенной любви, и между молодым садовником, еще никогда не вкушавшем ее плодов, стали возникать чувства. Робкий взгляд, чуть более учтивое приветствие. Я не торопилась. У меня в запасе была вечность, и я уже почти осознала это. Корделия все чаще выходила в сад, сославшись на духоту помещений. Все шло своим ходом, вернее по точно рассчитанному мной плану. Я наполняла воздух афродизиаками, отводила посторонние взгляды от влюбленной парочки. Я познавала себя. Я видела этот мир по-другому, нежели когда-либо. Помимо эмоций, сиюминутных мыслей, я легко видела характер, и даже судьбы каждого человека. И я заставляла людей по своей воле изменить то, что предначертано Богом.
Отношений, так бурно развивавшиеся, грозили изо дня на день зайти слишком далеко. А я упивалась моментом. Я растягивала удовольствие, нашептывала на ушко родственникам Корделии разные истории о позоре. Они даже несколько раз вспоминали мое имя, и имя моей матери, почившей с миром. О, Боже! Как я надеялась, что ты принял ее в свой райский сад, несмотря на все ее прегрешения. Мне было больно слушать их, но эти эмоции были уже другими, чем тогда, три года назад, когда я ушла. Да, я говорила себе, что это я ушла, а не меня выгнали из дому. Они стали тише, приглушенные, но, тем не менее, причиняли мне боль. Но я терпела: это было мне на руку.
И вот, кульминационный момент настал. Они уединились в комнате у Корделии. Я ликовала! Дело было за немногим. Я нашептала на ушко отцу Корделии мысль о том, что дочери не оздоровится. И он немедленно отправился наверх, справится о ее здоровье. О да! Он застал их. Двоих. Влюбленных, которые уже не стеснялись собственной наготы.
Я думаю, вы все поняли, мой дорогой читатель. На Корделию, которая посмела судить меня, пал позор. Ее золотые волосы были острижены, а ее саму выслали в монастырь.
- Будь я проклята! Будь я проклята! - кричала и кричала она из окна отдаляющейся кареты. Кучер погонял лошадей, а она все кричала и кричала...
И клянусь самым дорогим, что у меня осталось, воспоминаниями о матери, в тот самый момент я осознала, ЧТО я наделала. И я, собрав всю свою волю в кулак, держала себя, чтобы в 3-й раз не нарушить свою клятву. Не заплакать.
Мой отец, и мои братья-демоны ликовали. Я переродилась. Я получила свои крылья. Сказать, что это было больно, значит, ничего не сказать. Я на собственной шкуре испытала все муки ада. Мои кости ломались и пробивались сквозь кожу, причиняя страдания, при одном упоминании которых меня до сих пор кидает в дрожь. У меня росли крылья. То, о чем я мечтала столько времени, то что, будоражило по ночам мое воображении, то, что толкало меня сделать то, что я сделала. Причинив боль тем, кто когда-то был для меня целым миром.
- Будь я проклята! - услышала я сквозь забытье и вскрикнула, отгоняя наворачившиеся слезы. Отныне я не имела права плакать. Я слышала не что иное, как последние слова Корделии. Она покончила с собой. Помогла мне стать тем, кем я стала. На следующий день я узнала, вернее, почувствовала, что брат мой убил любовника своей жены, и пустил пулю себе в голову. Еще одна проклятая душа по моей вине.
Одно меня утешало от огромного груза внезапно пробудившейся совести, так это то, что у меня наконец-то были мои крылья. И они были совершенны. До сих пор, только ощущение полета и свободы дарит моей израненной душе неземное удовольствие, не доступное ни одному смертному. Я радовалась, как ребенок. Я целыми днями парила над облаками, пока силы не покидали меня. Я летала. И мне хотелось летать еще и еще. Снова и снова.
Однажды, во время своих одиноких прогулок под сводами неба я увидела его. Того самого, кто с самого начала молча наблюдал за мной, молча предостерегал от роковой ошибки.
- Кто ты? - мысленно спросила я его.
- Я твой ангел-хранитель, - грустно и отрешенно ответил он.
- А разве у демонов может быль ангел - хранитель?
- Нет, - ответил ангел.
Я смотрела на него, на его крылья, на его неземную красоту, и понимала, что я могла стать такой же белой как он, откажись я от своей затеи.
- Но как? - только и смогла проговорить я.
Он собрался с духом. Было видно, с каким трудом ему дается каждое слово и надо отдать ему должное, что в его голосе, его мыслях, тех образах, что он посылал мне, не было и тени упрека. За что я до сих пор ему благодарна. Он рассказал мне вечную историю добра и зла, бледную тень которой верующие всего мира каждый день находят в своих священных книгах.
- В твоих жилах течет кровь ангелов, и ты могла выбрать свой путь.
- Но почему ты не сказал мне об этом раньше, - крикнула я в исступлении. И голос мой громом отозвался в далеких горах.
- Прости меня, но это был твой выбор. И ты его сделала.
Да. Я его сделала. С много раз жалела об этом. И много раз убеждалась в правильности своего выбора. И жила. Уже более пятисот лет тень от моих крыльев осеняет людей и заставляет их невольно вздрогнуть, возможно, впервые вспоминая о своей душе, о том самом дорогом, что у них есть. И что мало кому нужно в сегодняшнем мире.
Вы спросите, зачем я вам все это рассказываю? Не знаю. Вы можете осудить меня. Вы можете захотеть быть мною, а можете и пожалеть меня, вечную пленницу своего выбора. Но вы это можете. У вас всегда есть возможность выбора. Я дарю его вам. И постарайтесь никогда не жалеть о своем выборе.