-Поедем вместе в санаторий? - сказал приятель. - Путевку я достану.
Я не любитель общественных отпусков. Но он сразу выложил все козыри. Недалеко от Москвы, но совершенная глухомань, только деревенька Лунево, бывшая дворянская усадьба. Следы ее и сейчас можно найти. Не последние место в истории культуры России, там услышишь много интересного. Ну, и природа...
Лунево и в самом деле мелькает в каких-то черновых строфах Пушкина. Владелец усадьбы - когда-то известный ученый-этнограф Алексей Малиновский - дал своей дочери имя Екатерина - в честь Дашковой, с которой был дружен, и которая хранила в его поместье свои знаменитые 'Записки'. Позже молодая Екатерина присутствовала при чтении Гоголя Пушкину 'Ревизора', была также приятельницей Лермонтова. Посмотреть места - по сути, не отмеченные на литературной карте России, но заслужившие этого - и в самом деле было интересно. Но самые главные впечатления оказались иного рода.
Санаторий и в самом деле окружает лес, которому не видно конца. Побродить по нему мы и отправились в первый же день. Он весь испещрен глубокими оврагами, которые без устали пробивали тоненькие ручейки. Овраги появлялись в самых неожиданных местах, очертания их под стать изгибам играющих ручейков на дне, повторяют их извивы. ('Играют овраги' - есть где-то у Пастернака). Ручейков, которые в половодье, превращаются в бурные потоки. Тонкие былинки на их берегах, которые когда-то гнулись под ветром, превратились в толстые замшелые деревья, кончики которых уже тянутся к вершинам основного леса. А сам лес пугает. Нежная белая кора берез давно погрубела, распалась на черные грубые нашлепки, охватывающие ствол - наподобие проржавевших пластин в старых, давно заброшенных доспехах. У них толстые, как у дубов, стволы, а макушки теряются высоко в небе. Впервые вижу такие березы. Березы-монстры. Их как будто специально запрятали в глубокие заросли, подальше от глаз - как прокаженных в дальние резервации - чтобы не мешали иллюзиям, не покушались на привычно-поэтический образ нежных невест леса. Они и умирают страшно: вдруг надламываются у самого корня, наклоняются, а потом враз падают, выставляя напоказ свою пустую и черную сердцевину, дна которой не видно. Черные жерла смерти. По пути они крушат тонкие деревца, мстя им, наверно, за беспечную молодость. Им и почему-то людям. Если мертвая береза валится на тропинку, надо искать обход, а это нелегко. Приходится пробираться через колючий разросшийся кустарник, неизвестно, куда приведет следующий шаг. Горькое чувство: никому не нужен этот лес. Пусть пропадает. Но ведь даже джунгли берегут. А здесь всего час до Москвы.
А между тем здесь когда-то была интересная, насыщенная жизнь! Из диких зарослей вдруг выглядывают один-два пролета старинных лестниц, которые никуда не ведут, неожиданно появляется стена охотничьего домика, чуть дальше - разрушенный дом приемов, от которого осталась часть каркаса. Стены превратились в странные рамы без картин, соединив - как у Магритта - природу с искусством. Дикий лес обрамлен рамой, дикий лес - за пределами рамы. Немного воображения, и можно представить сверкающие навощенные полы, в которых щедро отражаются горящие свечи и фижмы-платья. Теперь полы земляные, беспорядочно поросшие кустарником, по которым мы ходим, хотя никто нас в дом не приглашал. А ведь из русской усадебной истории собственно и выросла русская культура. Теперь исчезают последние следы этой истории.
-Это - прошлое России, а завтра я покажу тебе ее будущее, - сказал приятель.
Назавтра мы пошли в другую сторону, туда, где находится нынешняя деревня Лунево. Не все еще ее покинули, дома ухожены, говорят, у крестьян есть свое хозяйство, худо-бедно, но кормит их. Рядом земли, несколько гектаров, которые тоже когда-то принадлежали местному колхозу, но их выкупил какой-то московский олигарх, создал на них оригинальный природный уголок, а потом вернул той же деревне. Как подарок.
-Присмотрись, - сказал приятель, и тогда я увидел настоящее чудо,
Беспорядочная посадка, скорее исход леса, и поле за ним, превращены в удивительной красоты ландшафтный заповедник. Не спилено ни одно старое дерево, но вокруг каждого высажен молодняк, тонкие деревья как бы охраняют своего уважаемого предка. Эти старые березы уже в почтенном возрасте, но продолжают нести свою красоту и благородство, подобно волшебным женщинам, на которых не действую годы, просто у их красоты появились новые качества, новые грани, и на них по-прежнему оглядываются уличные прохожие. Чуть поодаль ухоженный кустарник, напоминающий вершину ив: густые узкие листья, в которых можно уединиться с подругой или книгой. Прорыты небольшие пруды с красными лилиями (впервые вижу такие), их берега укреплены крупными валунами или глубоко вбитыми в землю толстыми деревянными брусами. А соединяются пруды узкими протоками, в которых слышится постоянное и тихое плескание. Проточная вода, она никогда не зарастет. Через один из протоков перекинут маленький горбатый мостик, перила которого украшены деревянной резьбой. Не хватает только смущенной парочки, которая стоит на середине мостика и смотрит в разные стороны...
Последняя книга, которую написал академик Лихачев, была посвящена русскому ландшафту облагораживанию земель, окружавших дворянские усадьбы. В искусстве ландшафта мы нисколько не уступали Европе.
- Понимаешь - взял и подарил, - возбужденно говорил приятель. - Говорят, приверженец теории, что окружающая среда тоже воспитывает людей. Возьми город. Равнодушно одинаковая или разнообразно безвкусная его застройка также формирует отношение человека к жизни. Вот тебе и современные миллионщики. Всякие есть. Некоторые смотрят в будущее. Может, они сами будущее России.
-Как же его имя? - спросил я.
-Не знаю, - честно признался мой спутник. - Он даже местной газете запретил писать о нем.
Все попытки что-то выведать у здешних жителей оказались бесполезны. Мы решили вернуться в санатории, но тут на дорогу вышла старая женщина в телогрейке (несмотря на то, что лето) и шали, завязанной на спине. Мы подошли к ней, она некоторое время смотрела на нас, ничего не говоря, а потом сказала.
- Я здесь мало кого знаю. Я из Луганска.
И все! Нас сразу перестала интересовать фамилия щедрого владельца усадьбы, красные лилии не пруду и даже приусадебная история России. Все отступило на второй план. Разговор немедленно принял другой оборот.
-Давно ли в Лунево?
-Три месяца.
Ответила спокойно, и все же в ее тоне чувствовалась какая-то настороженность, напряжение. Впрочем, они скоро ушли, когда она услышала наши вопросы. Говорила подробно, но как-то безучастно, будто не о себе. Видимо, интерес к ней был не частый, надо было выговориться, но и осторожность не отпускала. Ведь до конца она еще не знала нашей реакции.
-Там, в Луганске, страшно жить. За грохотом не знаешь, откуда стреляют. Соседка пошла за детским питанием и вдруг упала. 'Скорая' так и не довезла ее до больницы - умерла по дороге. Пришли ко мне два сына и говорят: 'Уезжать надо!' Я спрашиваю: 'Куда?' 'Помнишь, ты на Новый Год поздравляла дальнюю родственницу в Подмосковье, сеструхой ее называла? Вот к ней и собирайся'.
-А вы? - только и спросила я. У старшего была уже пятилетняя дочка.
-О нас не беспокойся. Мы тоже уедем. Куда, куда? Туда же, в Россию.
Так мы и разъехались. Мой адрес они знали, а я забыла их город. Знаю, что очень далеко.
-Работают дети?
Женщина покачала головой.
-Да кто ж их возьмет?
У 'сеструхи' прожила месяц. Тех было только двое: она и муж, сельский учитель. Очень понравился муж. Внимательный, участливый. Совсем расстроился, когда узнал, что случилось с домом, где она жила (дети написали): в него попала бомба и полностью разрушила ее квартиру. 'Звери...', - вздыхал он. Но однажды пришла 'сеструха' и сказала.
-Съезжай ты, Лукинична, от нас. Ищи другой дом. Не может видеть тебя больше мой муж. Устал он от твоих слез. Уходит утром на работу - плачешь, возвращается - плачешь. Будто бы не свой дом стал. Ты уж прости меня.
Не дожидаясь его, я пошла по деревням. Вот в Лунево добрые люди и приютили.
Уже в новом месте узнала, что и сыновьям теперь некуда возвращаться. Оба работали на одном заводе. Тот встал, не до жилого фонда ему стало. Отключил от дома все коммуникации. Тот понемногу сам стал разрушаться. Теперь туда страшно войти. Откроешь входную дверь - упадет балка на голову.
Женщина закончила свой рассказ так:
-Если бы не Путин... Спасибо ему. Вся семья жива. Что еще надо?
Я думал: иронизирует. Нет, она серьезно. С такой истовостью, такой искренностью говорила, что появилось неожиданное и даже непреодолимое желание поцеловать ее. Утешить, может быть. Или покаяться. Но неловко бы все это получилось. Просто подумал: никогда не понять мне этой женщины.
Попрощались, пошли к себе. По пути оглянулись, чтобы еще раз посмотреть на нее. Она все так же стояла на дороге и плакала.
Такие разные первые впечатления. Хотя, по сути, они связаны.
-Ты говорил: прошлое, будущее. А что ж не назвал настоящего? - сказал я приятелю. - Вот мы его и увидели.
Остальную дорогу молчали. И в тот вечер больше ни о чем не говорили.