То мне придётся стать порочным, пьющим кровь на ужин,
И мастерству любви учиться у дверей.
ВСЁ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ ЦВЕТОВ
Льются, брызгаясь, порою
Водопад и шапка-купол
Серебристой мишурою.
Смех по-праздничному хрупок.
Бесконечный алгоритм...
Череда живущих в прозе...
Белый призрак говорит им
Убираться в свою осень...
Вместо попугаев в клетке -
Замурованы игрушки:
Шимпанзе, марионетки
И железные старушки...
Без людей проходят битвы,
Лишь мечи, клинки - в движеньи.
Это - повод для молитвы,
Но никак не преступленье.
Время стало медленнее...
Осязание просторов...
Почему мы всех длиннее?
Есть ли страх у метеоров?
Мы прошли с тобой немало,
А отдельно - не прошли бы...
Были мы водою талой,
А где нужно были - рыбы...
Мы б не стали, кем мы стали -
Никогда поодиночке..
Нашей смуты нет в скрижалях.
Мы запутались - и точка...
Спички тоже ждут оваций,
Догорая в искрах нервов...
И зачем нам разбираться,
Кто из нас ошибся первым?
Проезжавший мимо рыцарь,
Стерегущий свои раны,
Не решился обратиться,
Зазевавшись на туманы...
В белый провод, будто в кокон,
Мы запутались - и точка.
Есть дома, но нет порогов...
Солнце - это оболочка...
Мы подзаряжаем тело
На краю земного шара
И, краснея не по делу,
Мы - виновники пожаров...
Всюду носим терпеливо
За собой весь груз исканий,
Поклоняясь негативам
Демонических созданий.
Ты запуталась в оковах...
Будущее не опасно:
К казни мы всегда готовы -
Ежедневно, ежечасно...
ВДОЛЬ КАЗНИ
Способен голубь мой воздушный
Лишь синь рябую рыть крылом,
А чуть алеет свет жемчужный,
Он камнем мчится вниз, в разлом.
Когда на небе вспыхнет знамя,
Решишь, что это - за тобой,
Не за иными, не за нами,
А только за тобой одной.
Когда раздастся голос тронный
И Бог придёт казнить кино,
Увидишь лик свой измождённый,
Где быть Его лицо должно.
Когда сорвётся вещий голос,
Решишь, что этот голос - твой!
Как жаль, что мой почтовый голубь
Владеет только синевой!
Обречена быть несвободной
От жажды воли, наугад
Впечатав отблеск мимолётный
В давно горящий горизонт.
А горизонт, вокруг горящий,
В лохмотьях рваной паранджи,
Над небом (небеса - наш пращур)
Надстраивает этажи.
Настал закат многоэтажный.
Закрыт весь космос на ремонт.
Конечно, голубь мой почтовый
Не пролетит сквозь горизонт.
Обед - у клюва, горла, перьев,
У крыльев двух - переучёт.
Ты горизонт считаешь дверью.
Твой тыл туда тебя влечёт.
Никто прошедший сквозь удавку
Не доверяет слову "Верь!" -
Но вот что! - Уходя в отставку,
Не запирай могилы дверь!
Закат теряет ход. Краснеет.
Не злится ли? Смущён ли он?
Поглотит птицу, сатанея,
В бездонных складках небосклон.
Ты не опомнишься. Тебе по нраву
Сгореть за миг в тылу боёв.
Но ты уже имеешь право
И на беспамятство своё.
*
Закат ты одолела. Но летя в зубастой мгле,
Запутаешься в собственном крыле...
VERE DICTUM
- Побоялась вымазаться в грязи - обулась, стёрла ноги... Вымазалась в собственной крови...
- Неизвестно ещё, что чище...
*
- Она ещё жива?
- Неважно.
*
Не спрашивай меня о цели смерти,
О том, зачем идти на звон мечей:
Я сам не знаю... Кроме этой плоской тверди
Я сам не видел в мире палачей.
Воинственные тучи в шахматном порядке
скользят по тропосферному катку.
Никто со мною не играет в прятки.
Играю сам. Иначе не могу.
Обычай есть: по неприкаянным вандалам -
Всегда дождём - обстрел из-под земли!
Я вижу всё, что ты когда-нибудь искала,
И тысячи пределов сна вдали.
Рукоприкладствующий фронт весьма мешает
Волне доплыть оттуда к нам, сюда...
Сгорает в мареве рассветном, не сражаясь,
Морская бирюзовая звезда.
Не медли! - кто-то обнажил силки и сети...
Ещё чуть-чуть, совсем чуть-чуть, и я
Пожертвую любовью, чтобы уцелеть, и
Тогда пристанет к берегу ладья!
И заново я проклинаю все загадки,
Которые ты мне преподнесла.
Ничто со мной играет в прятки,
А ты - моя последняя стрела.
- Здесь платят костями
И рыбачат у обочины рассыпчатой реки...
***
Как утопающий за скользкий лоскуток айсберга
Цепляется -
Так пальцы мои впиваются в твою спину,
Судорожные,
Как ключи,
Которыми рисуют на замшелой стене пирамиды...
И оставляли - как следы -
На твоей спине - колодцы.
Прости.
Это инстинкт - держаться за твоё отражение...
*
- Это ты подняла восстание!
- Нет. Ты первый забыл отрывать листки с календаря фантазий...
- Давай посидим тихо среди грохота...
- Я целый день ждала танцующей Луны...
Но ровно половина мира - за моеё спиною,
И там ты можешь быть свободна, делать всё, что хочешь -
Хоть спейся кровью, хоть - все ночи проводи с Луною,
Но - за моей спиной!
И в те же пасмурные ночи,
И в те же миги, только - в этой половине мира -
Сиди со мной на парапете, слушай эхо пира,
И будь моей женой!
Возможно, ты тогда услышишь
Издалека - себя, другую - в радугах порока,
Твой стон - в объятьях дьявола, чертей и с ними иже... -
И вдруг захочешь попросить прощения у Бога
И у меня... И я прощу.
Хотя всю эту похоть
И грязь не слышал я, а - видел: личными глазами!.. -
Ты знаешь, что мне хватит одного простого вздоха,
Чтоб я простил тебя.
И ты вздыхаешь. Сдан экзамен.
*
Как утопленник - мёртвой хваткой
Сжал пальцы
На глотке хрустального льда -
Так я однажды прикоснулся к тебе,
И теперь я от тебя зависим.
Зависимость моя - как и все -
Приятна и губительна.
Никто никого не отпустит.
СКИРОФОРИОН
Смех, ещё не награждённый эхом,
Раскрывал бутоны якорей.
Одиноко прозвучавшим смехом
Запер я замки чужих дверей.
Может быть, когда-то ненароком
Скалы и ему подарят тень,
И тогда ему не будет одиноко
Плыть из ночи в ночь, сквозь липкий день.
Жизнь с отдышкой. Если всё поблёкло -
Значит, прогнала весну ночь прочь...
Знаешь, каждой ночью я бью стёкла...
Паника и только. Всё же - ночь.
Награди святою страстью взгляды!..
Эхо смеху в ореоле слёз
Дай - и больше ничего не надо!..
Я давно уже сквозь лёд пророс...
В сердце: ярость - жалкая, как нищий,
Да испуг - смешной, как кутерьма...
Я люблю, а ты, как пепелище -
Пишешь некролог о нас сама.
Все слова забылись. И одно лишь
Есть: "Люблю!" - и больше ничего.
Да! Люблю - в плену! Люблю - на воле! -
Всё иное издавно мертво.
Больше ничего не знаю. Свечи
Гаснут от истерики моей,
И - как наважденье - поздний вечер:
В нимбе огнедышащих теней...
Я хотел бы, чтобы это слово -
Как и все, забылось навсегда...
Но оно навеки стало зовом
В ту страну, где ты - моя звезда.
В сторону грядущего - лишь вьюги
И любовь моя - клеймо луны...
Ветер, пепел, бездны-центрифуги...
Хватит! Дайте тишины!
***
Медузы видят сновидения насквозь и наизнанку,
И вдоль, и поперёк.
Ты наяву - святая, в сновиденьях - куртизанка.
Ты здесь - икона, там ты - сам порок.
Ты знаешь наизусть все нитки паранджи своих мечтаний,
Но ты не знаешь, что - вне паранжди...
Нет, Там - не радуга незбывшихся гаданий!
Там - древность облупившейся души!
И я пытаюсь для тебя стать той непостижимой,
Которая изменчива, как Лондонский туман,
Которая могла прийти к тебе и в то же время - мимо
И у которой центр тяжести - обман.
Хочу я на ночь обернуться тою, для которой все - пустышки,
Которой всё отдашь и ни монеты не возмёшь,
Которую цветы сухие ждут без передышки
И на которую, скорей всего, ничуть я не похож.
Она - твоя раба, а в рабство ожиданий больше одного не продаётся.
Но всё, чего мне нужно - стать твоей рабой.
А иногда, когда мне наконец-то удаётся,
То я - пытаюсь стать тобой.
ДО ЦАРАПИН
Линзы хрустальные - клетками станут...
Не попадайся же мне в телескопы,
Не возвращайся ко мне постоянно...
Не превращайся в настойчивый топот...
Поберегись от земного юродства
Стасти ничейной, лишающей судеб...
Не возвращайся в моё сумасбродство,
Ибо любимою жертвою будешь!..
Если вернёшься, то - хочешь не хочешь -
Я до царапин тебя зацелую,
Губы мозольные - до кровоточин,
Шею - до ран, кровоточащих струи!..
РУКА В РУКЕ
Я шёл на голос твой, и выстрелов - не слышал...
В меня? Ну что же! Дальше продолжаю путь!
На твой. На голос. Я - за ним, а он - всё тише.
Но в полной темноте мне тоже не уснуть.
На твой. На голос. Шёл. Не чувствовуя, что падал -
На голос твой, ничей другой, в румянах тьмы,
Поспешно обручённый с разрывным снарядом,
Я шёл на голос от зимы и до зимы.
И кто внимательно смотрел, что я
К тебе, не слыша, что усталостью тревожен зверь,
Что гром затмил слова, гроза - рассвет затмила,
Что там, где ты была - два призрака теперь.
Ты обретала время, и руины выли,
Как ядовитые цветы сухих морей...
Ты побывала всюду, где мы не бывали,
Но в этом городе ты не нашла дверей...
Звала меня, но знала ли, что эти зовы
Могу услышать я, а не безлюдный сквер?
Когда приду с зарёй, не скажешь ли мне "Ко вы?.."?
Не встречу ли тебя в обятиях гетер?
Заглядывая в омуты, я неизменно
На глубине их находил стекло,
Я разводил дождём чернила в острых венах
И прошлое предсказывал грехам назло.
А кошки - рыхлые, под цвет бесцветной крыши,
Ломились к судорожным плачам фонарей,
На проповедь гостящих в городе мартышек,
Спеша занять места на вешалках ветвей.
И вот, пришёл, куда хотел. И голос - одесную.
И ты - ошуюю, твердя: "Рука в руке..."
И всюду огненные зимы - врассыпную,
А дружные трамваи ходят налегке.
Пурпурный бархат ослепительных ковчегов
Увидел все глаза толпящейся листвы.
Ты говоришь, что нам бы хорошо заняться бегом
В догонку за печалями осенней синевы.
Выдумывают нас фантазии с азартом
По своему подобию. У них - елей.
И мы, придя в себя, ещё вернёмся к старту,
Спеша занять места на виселицах дней.
В горах - колодцы шепчут детскими сопрано,
Вытряхивая из себя глухую гладь.
Морские волны, словно бы фортепиано,
Играют с нашим сумасшествием опять.
Я выхожу на площадь, всю в ростках победы,
Но вижу лишь Тебя, и слышу голос твой...
Рука - в руке... И что мне делать с чудом этим?
Подумать только! Чудо! Как мне быть с тобой?
АПРИОРИ
Своё зимовье провели на льдине
Незримые ростки грядущих рек.
Сквозь лес сиреневый и ветер синий
Спешит к огнищу юный человек.
А было время: рисовать хотели.
Весь пёстрый мир - багровой краской лишь.
Моря - пастелью, небо - акварелью,
И алым маслом - блеск железных крыш.
Наточены карандаши у публик.
У хищных птиц завязаны глаза.
Но мною мир предательский подкуплен,
Чтоб не мешал мне видеть чудеса.
За каждым шагом трудятся отдышки,
И всё длинней они, и замуж - боль!
Свой путь я знаю, и - не-понаслышке.
Но - знать пути других людей??? Уволь!
Возьми в ладонь морской хрусталь и бисер,
И станешь мне сестрой, попавашей в клеть.
Я буду хаосом, а ты - молись и
Учись - в огне и без огня гореть.
Ведь ты же видела меня в лохмотьях,
Бессонным, бледным, с лезвием в руке!
Ведь ты же слушала душой и плотью
Дыхание моё на языке!
Ты - у меня учись бросаться в омут,
Бессмертной жертвой - в розовый костёр.
Учись. Внутри костра мне всё знакомо.
Гореть умею вправду, не актёр.
Нас нет, но есть мосты, где мы стояли.
Изгнали все болезни, и - больны.
Раз не сгорим в огне, сгорим в печали,
Свободней лишней будем казнены...
Из погребов текут ручьи и жалость.
Не ярости цветёт последний гром.
На волю отпусти свои усталость!
Сочись изгнаньем перед алтарём!
Достаточно подумать о прекрасном,
И тут же вспроминаешь мили снов.
Грядущее я вижу очень ясно:
Там, как и прежде, всё - красным-красно.
И пусть меня ты слушала - дословно,
И линзой между нами стола высь -
Ещё не раз я повторю виновно:
Сгорать в костре ты всё же научись!
ПОЛИГОН
Я вижу - Всё! Тебя - не вижу!.. - Тает подгорелый иней...
Смотрю в тебя теперь - не вижу Ту!
Но знаю, что пока я не нашёл тебя в хамелеончатой пустыне,
Я никуда отсюда не уйду!
Непроходимый мир, утопия с простреленным затылком...
Ведь прострелил же кто-то?!. Ведь - насквозь!
Ведь даже солнце любит всю Тебя - так пылко! -
Смотри, что вытворяет! Разошлось!
Но южный ветер пахнет снегом и приносит вьюгу...
Пожар был неудачен, он - погас!
Ты провожаешь дерево в дорогу, и гонец идёт по мукам,
И тетива его ветвей боится глаз!
Сиди в своей темнице, береги в фантазиях все будущие вёсны,
Храни в шкатулках мёртвых пчёл! -
И обещай прийти - сегодня, завтра, послезавтра - слёзно,
И вновь не приходи на этот мол!
Я буду ждать тебя, но каждый раз всё меньше... И однажды,
В конце концов, вот здесь не станет и меня! -
И пусть я буду продолжать мертветь от едкой жажды -
Я не покину грустного огня!
Заметишь ли, Кромешная, мгновенье то слепое,
В неодолимой чаще сумрачных тревог -
Когда единственный, единый тот, кто верил, что ты ангел за фатою -
Разочаруется в тебе, забудет твой порог???
Тебя же просят даже мартовских ручьёв поджаристые струи!
Тебе не страшно прыгать в пустоту?
Ну что же, докажи, что ты не существуешь!
Иначе я тебя найду!
ПЕПЕЛ ПЕРВЫХ ЗВЁЗД
А небеса, как прежде, скушно шутят -
О том же, с теми же, взахлёб.
Как бубто нас с тобою вечно судят,
Выносят приговор и - гроб.
Часы послушны: по чьему заказу?
Часы идут: и впрямь всерьёз?..
Недаром циферблат глядит гримасой! -
А чьей гримасой? - вот вопрос.
Никто из нас не водит заводную
Галактику на поводке...
Мы прячем то, что близко, в ночь земную
И видим то, что вдалеке...
К кольчугам сочных ласковых галактик
Привыкли веки, не глаза.
Вон - на охоту вышел птеродактиль:
Фотогеничная гроза!
А мы давно к незримому привыкли,
Хотя его не видим мы.
Давно - мечтой заманчивой достигли
Финала кисло-сладкой тьмы.
Твои вулканы идеоматичны.
По их следам ли пятимся?
Как знать. Святые шутят, как обычно,
А с нами так шутить нельзя.
- Вон та галактика похожа на обуглившуюся шестерёнку. А эта - как жевательная резинка...
ПРЕРИИ
За твой неповторимый вкус паденья
Плачу три золотых в казну-тетрадь,
Соперничая с мимолётной тенью
В больном искусстве раны оставлять.
И проще покорять стальные мили,
Чем сердце, защищённое бронёй.
Нас грязевым потоком излечили
От суеверных пешек параной.
Ещё - мы улыбаемся, как люди,
И провожаем вскоре, как враги,
Не веря в то, что кто-то не осудит,
Не выскажет в итоге: "Дураки!"
Чтоб видеть то, что есть за горизонтом,
Я на ходули подсознанья встал.
Выкапывали бивни мастодонтов
Стеклянный корень полукруга скал.
Я - тот же церебрал-архиепископ,
Смотрящий в потолок монастыря.
Мне стало всё необъяснимо-близко
И всё же - необъятно, как заря.
А мы бы только белым львам признались,
Что вшито сердце терний в плоть щеки,
Что мы назвать себя уже пытались,
Что мы не дураки, а - чудаки...
Как на коне - температура чувства
Поскачет в поле, разрешится страстью...
Кошачий прикус глаз... Ручная кладь...
Я никогда не научусь искусству
Хвататься вовремя за счастье
И вовремя его на волю отпускать.
ИСХОД
Ты спишь. Только сон, вероятно, согреет..
Мелькают фантомные дни беспощадно.
Земля начинает вращаться быстрее...
К зиме в черепа превратимся. И ладно.
На площади - город и люди с глазами,
Готовы справлять новоселье в могиле.
Всё знают. Встревожены. Видели сами -
Прожилки ночей на пурпурном светиле...
В последнюю осень, когда умирают,
Пытаемся выжить в мозаике зрелищ
И вылечить души иллюзией рая -
Одной на двоих, только что с колыбели.
В последнюю осень не падают листья,
И люди скучают, и просятся - в сети.
И коль мы не будет скучать так неистово,
Как и они, то - они нас заметят,
И примутся косо смотреть с подворотен
На наши гирлянды в руках наводненья...
Не пробуй помочь им - они будут против
Твоих серебристых лугов утешенья.
Зачем телеграммы с начинкой восторга,
А письма посыпаны сахарной пудрой?
И счастье ли в том, чтоб на утлых задворках
Проснуться увидеть последнее утро?
Я небо пустыней назвал. Так и есть ведь.
Созвездья комет причесали всю темень.
Невыцветшим небо бывало лишь в детстве
Своём, только - не было нас в это время.
А люди стоят на обочине мира,
И смотрят, как небо ругается с твердью,
И прячутся от катастрофы - в квартирах,
И лечатся от обречённости - смертью.
Ноябрь несёт нас на чёрных носилках,
Как будто на острове прячутся звери.
Летят рукодельные листья в копилку.
В последнюю осень не любят, не верят...
В ноябрь, заросший насмешливым плачем,
Последние люди оркестром уйдут, а
Мы - всё ещё дышим, мы - в цирке, на даче,
В кафе и в театре... До тех пор, покуда...
Найдёшь меня в бездне. Девятой по счёту.
В последнюю осень мы все одиноки.
Измерь силу ветра вблизи самолётов,
На память о наших мечтаньях высоких.
ЖИЗНЬ В УНИСОН
Тревожные сердцебиенья синхронны.
Бессонница звёзд утопает в листве.
Мы ищем друзей в глубине небосклона,
Запутавшись напрочь в своём колдовстве.
Отвека в любую секунду мы квиты.
Синхронно спешат стрелки наших часов.
Живём в унисон, как углы монолита,
И знаем все маски друг друга в лицо.
Нам снится, что мы будем старыми вскоре,
Что может быть старой - любовь, и тогда
Мы станем искать под подошвами моря
Звезду, что упала тогда, как звезда.
Мы вскрикнем, сражаясь с бездонным кошмаром,
Без четверти полночь, в мгновенье одно,
И тут же поймём, что такое быть старым,
И выглянем вместе в сквозное окно.
(... И голос мой, голос твой - кажутся хором,
И ветер - расплавленным воском ползёт
По лестницам холлов, пустых коридоров,
И дышит, как вялый сквозняк, прямо в рот...)
А через мгновенье ты вспомнишь усталость...
А спорим, что в миг тот - звезда упадёт?
Ты скажешь: "Я знаю!" Ну вот и упала...
Ещё через миг мы закончим полёт...
Но это светило, увы, оказалось
Единственным подлинным в круживе ламп...
И что - от неё нам на память осталось? -
На вышитом поле - внушительный штамп...
Мы всё друг о друге с рождения знали...
Когда наступила эпоха разлук,
Мы оба в тот миг - в унисон! - прошептали:
"Ну что же, свеча догорела, мой друг!"
Мы сделали всё в унисон, как детали
Единного компаса или весов...
Когда мы от счастья внезапно устали,
Мы стали в тот миг суетой беглецов...
И холодно было все двадцать четыре
Часа в этот день - и в квартире, и вне.
В тот день ураган был владыкою в мире,
А мы просидели в глухой тишине.
И вдруг, в унисон, в тот же вечер метельный,
Мы видели сон, что весна - навека,
Что снег невозможен, а мы - нераздельны,
И любим друг друга, как дождь - облака.
*
Прохожие останавливались удивиться, что часы у нас обоих показывают
Один и тот же сезон.
А мы им говорили, подсказывая:
"Живём в унисон, и умрём - в унисон!.."
ОДНО И ТО ЖЕ
- Неужели ты хочешь разрушить мою последнюю надежду - надежду на то, что ты вернёшь мне следы?
- Я люблю пьяных детей...
- Ты хочешь умереть? Все хотят. А тебе не стоит быть, как все.
- Круги над глазами, это как?
***
Церковь станет крепостью - конечно, не впервые,
Замок станет храмом для земных.
В алой краске - стены крепостные,
Чтобы кровь не видели на них...
Ты почти что никогда - с той тонкой красной шалью,
И ни с кем в разлуке, но всему виной...
Ты нередко с огненной и суетливой далью,
И всегда со мной...
Так найди тот стадион, где морем свет лился и звуки,
Где и дождь, и тучи были миг настороже!
Приходи туда, и встань на прежний пост, и ты отыщешь руки...
Я давно ведь там уже!
Пусть лишь миг - но целый миг! - виденье продолжалось -
Наважденьями кричащими, зовущими на помощь!.. -
Если в блюдцах память все ещё на дне осталась -
Где бы не была ты - если ты не здесь - то ты не дома!
Этот стадион - мой дом, со стоптанной травою,
Этот стадион, где маки и подснежники цветут... -
Если ты - молю тебя! - еще изволишь быть живою:
Я - тут!
Губы, много губ разложил бережно на траве.
В губах, как прорубях, ужу безъязыкую совесть и горящие цепи...
У меня вас тут много:
Одна,
Вторая...
Фотографий больше, чем цифр после запятой...
В утлом небе чётко вырисовывается чей-то силуэт, и чей это может быть силуэт, кроме как не Её самой? Мерцающее серебристое облако обступили однорукие зарницы и кудрявые молнии, безумные от бессилия попасть в Неё, вспыхивающие на зыбкой волнистой границе того, что именуется Ею. И Её контур был без адреса, он просто возник и не адресован был никому, будто и не знал, что я сижу у чахлых вялых лишённых власти углей и греюсь, и вижу. Дарована небом никому, не слишком чопорна, а рельсы, сошедшие с колеи, чтоб поцеловаться - рельсам хочеться целоваться только по вечерам - срослись в упрямую косичку.
Ты возникла. Ты явилась. Чем я смогу тебе ответить на это?
***
Щупают море жемчужины.
Море навеки простужено.
Кашляют айсбергом полюсы.
На побережиях - молятся.
Тридцать моллюсков у берега.
Справа и слева - Америка...
Где мы с тобою скитаемся?
Мы никогда не раскаемся.
***
Цунами в шутку раскидало
Колючие решётки скал,
И радуга точила свой оскал о
Его девятый вал...
О солнцепёк, пирующий у родников...
И о соцветья брызг морских...
И ризы звёзд пытают устья облаков,
Но лишь питает их.
Дождинки в капсулах, дождинки-братья,
А воздух пахнет скоростным свинцом...
Тебе тепло в его объятьях?
Но, муза - что с твоим лицом?
Навязывают красочную Навь.
Реальность растворилась в миражах.
Но позолоченную ржавчину оставь
В замках, на нижних этажах...
И в телескоп ты перевышила косу...
Вон, посмотри, какая даль вдали! -
Но ты упрямо смотришь на грозу,
А остальные - лица отвели.
И радуга осталась на мели, а значит,
Что радугу увидела лишь ты.
Теперь я знаю, отчего ты плачешь:
Что там, на радуге - кресты.
Цунами, свирепея, раскидало
Колючие решётки скал,
И радуга точила свой оскал о
Его девятый вал...
Не так давно, наверно, дьявол танцевал.
В ДОБРОВОЛЬНОМ ПЛЕНУ
(её слова)
Мы - два конца одной и той же нити...
Мой враг! Ведь я могла бы сотни раз
Уже сказать тебе, врагу: "Простите", -
Что означало бы: "Не нужно - Вас"!
И в этот раз я не скажу ни звука,
И за прозрачной дверью притаюсь!
Сдаюсь тебе, мой враг, идя на муку!
Но разве я врагам своим сдаюсь?
Сдаюсь. Не прячу лиц. Их - тьма. Из них же
Какое - непритворное лицо?
Мой враг! Я жду, стыдясь души притихшей,
Когда же свяжут нашу нить в кольцо?
Сдаюсь тебе. Чужим врагам сдаюсь ли?
Лишь ради испытания огнём?
Так много радуг есть в воздушном русле!..
Твой плач торопит Бога с Судным Днём.
Увы, нельзя любить, не ненавидя,
Но можно ненавидеть, не любя...
А если ты - мой враг и покоритель,
То значит, ты не полюбил себя...
- Теперь науке известно, что доказательств существования любви, равно как и доказательств существования ненависти, не существует...