Нет, я был к ней несправедлив. Может она и мелодично тоже... По разному может. Но главное не что она говорит, а с каким чувством. Я сразу заподозрил что, таинственное ЭТО действительно было - превыше всех похвал.
Она продолжала:
- Как ты меня выбил! Заход по дуге и... БАЦ! И свобода - задом на булыжник! Такой проход!
У нее не все дома, понял я.
И тут я включится. У меня так всегда после "дури". Мутит, мутит... Корчит, корчит... А потом вдруг сразу отпускает окончательно. И голова легкая как воздушный шарик - если отрубить, то полетит не вниз, а вверх.
Пришел в себя я в странной позиции. Мы - я и рыжая незнакомка - шли в обнимку вдоль улицы, на которой произошло знаменательное столкновение. И ушли-то недалеко. Оно и понятно. Ведь это она шла. Я же тащился на автопилоте, повиснув на ней всем весом. От того и в обнимку, надо понимать.
Она говорила беспрерывно. Что-то о моем прекрасном дриплинге, и о ее чудесном освобождении.
Почувствовав, что мое тело уже не безвольная куча мяса и костей, едва переставляющая нижние конечности не столько помогая этим, сколько мешая себя тащить, она остановилась. Жаль. Пребывать в этом страдательном наклонении было приятно. Немного унизительно. Но приятно тем не менее.
Мгновение мы смотрели друг на друга.
Ее платье как оказалось и не платье вовсе, а так - какая-то тряпка, с орнаментом по кромке, превращенная в подобие коротенькой туники. Я взялся за край этого одеяния и приподнял его. После "дури" все на свете интересно. Какая-то заколка отскочила и звякнула под ноги. Под соскользнувшей тканью ничего на ее теле не оказалось. Я этого и ожидал. Иначе и быть не могло. Более того - и эта одежда - не иначе - артефакт. Одежды вообще не полагалось. Ведь передо мною стоял тренировочный мяч. Баскетболисты тренируются постоянно. Несколько живых мячей с командой всегда. Даже по пути в храм. Вот я у них оказывается мяч-то и выбил.
- Что это на тебе надето... было?
- Не поверишь, - весело ответила она, ловко укутываясь вновь и прилаживая подобранную заколку, - это скатерть.
Мог бы и сам догадаться.
- Ты меня выручил, - она просто лучилась радостью, - выручил и спас. Ну, сколько бы мне еще с этими козлоногами мотаться? Так уже вечность прошла! Я даже не знаю, сколько я мячиком прыгала. Заездили совсем. У меня даже месячные пропали. Организм бастует. У нас там мальчик один был. Так он прямо на тренировке и умер.
"Все верно, - думал я, - это у нее отходняк от ментального контроля. Словесный понос часто бывает в это время. Ей бы силы поберечь. Остаточное действие пройдет и тогда: ой, ой, ой..."
Ну, да ничего. Пусть лопочет. Все равно не остановить.
- А куда это мы идем? - поинтересовалась она.
- Мы ищем мою машину, - ответил я.
Она остановилась и принялась озираться. Хорошая девочка. Сейчас побежит, перероет половину города и мою машину найдет.
Как потом я выяснил, у нее вообще часты позывы к беспорядочной бурной деятельности, по принципу - если делать нечего, то нужно срочно что-то делать. Это как при расстройстве желудка - где припрет.
Но это, как я уже сказал, потом.
Значительно позже. В этот же момент меня только растрогало ее деятельное участие, готовность немедленно заняться моими проблемами.
Конечно, от Джины, как ее, оказывается, звали, нужно было избавляться самым решительным образом. Но кабы знать...
- А где ее надо искать? Машину твою?
- А где мы, вообще? - в тон спросил я совершенно искренне.
Улица была невелика. Дома средние... И на удивление пустынно. Место какое-то странное.
Мы стояли возле чудовищного Храма Шивы.
Колоссальное сооружение состояло из трех барабанов поставленных друг на друга. Поверхность барабанов была поделена на исполинские вертикальные барельефы, которые издали, смотрелись как каннелюры колонн, настолько гигантским было это сооружение.
Каждый барабан представлял пантеон божеств, а над всем этим возвышался кошмарный паукообразный танцующий на черепахе Шива.
Черепаха, вмещавшая только одну стопу божества, была едва ли меньше баскетбольной площадки. Я невольно засмотрелся.
Вообще-то Шива - как Шива. Я в них не очень разбираюсь. Не люблю переусложненных концепций. Но этот был странным даже для такого неспециалиста как я. Волосы короной, полумесяц в них - это как надо. Вот только рук, кажется, должно быть четыре... Или все таки шесть? Кроме того, обычно Шива изображается в позе анандатандава - стоящим на одной ноге, попирая демона. А здесь обе касаются панциря черепахи... Это уже чатуратандава. И главное - черепаха. Не должно быть черепахи. Демон, играющий со змеей должен быть. Но, в общем, не мне судить. Разумеется.
Исполинский храм должен был служить неплохим ориентиром.
Но для меня не был, по той простой причине, что я видел его впервые. Даже издали не видел. А расстояние, с которого эта громада выглядит безраздельно царящей над городом должно быть весьма значительным. А значит, находимся мы в части города, напрочь мне незнакомой.
И где же мы теперь?
- А кто это там, раскорячился? - спросила Джина, показывая на фигуру божества.
- Это Шива, - отвечаю, - он танцует. Бог танца... Один из верховных в индуизме.
- А так разве бывает? Чтобы несколько верховных. Разве не один должен быть?
Она действительно была Маленьким принцем. Как ответить на эти вопросы, я не очень-то представлял.
- Бывает.
Достойный ответ. К этому нужно что-то добавить. Я и добавил:
- У них там разделение труда. Каждый бог отвечает за свою вотчину в сущностях и законах их взаимодействие определяющих.
- А зачем он танцует?
- Пойдем, - говорю, - побыстрее! У нас не так много времени, как хотелось бы. Я, видишь ли, оставил машину на... В общем, я помню где, но совершенно не соображаю, как туда добраться.
- А ты оттуда пешком шел?
- Ну да, пешком... - я сообразил к чему это она.
- Значит это не очень далеко. Я, так получилось, сам понимаешь, совсем города не знаю в этой части. Но мы можем найти твою машину, обследовав все вокруг себя в радиусе пешеходной прогулки... Хотя даже меньше... Извини...
- Да чего уж там. Я действительно не мог далеко утащиться в том моем состоянии...
- Но ты не ответил.
- О чем?
- Почему он танцует? И зачем?
- Это особая форма буйного божественного помешательства. Шива - один из трех верховных в индуизме. Есть еще два других не менее верховных - Вишну и Брахма. Шива - он бог танца, или танцующий бог, непонятно, хотя разница есть и немалая. Еще его называют Натараджа или Натеш. Эти двое, вроде, тоже Шива, а вроде и сами по себе. Его воплощения, а не просто другие имена. Большой артист, надо думать. Его театр - космос, а танец его бесконечен. Танец есть высшее искусство, - это меня тоже на треп пробило, - Язык индийского танца столь утончен и развит, что малейшие оттенки значения могут быть выражены жестами и движениями ног. Как язык глухонемых, только более емкий.
- А что это за язык?
- Язык жестов, не перебивай, Шива правит разрушением, которое для индусов не больше, чем смена наряда, и неотъемлемая часть вселенной. Однако танец Шивы представляет пять сфер его деяний: Шришти, или созидание, Стхити, или сохранение, Самхара, или разрушение, Тиробхава, или мираж, и Ануграха, или спасение.
- Так интересно! - неискренне подбодрила меня Джина.
- По индусской мифологии, когда демоны и боги вспенивали океанскую воду, - привлек я все доступные мне тайники памяти, - на поверхность всплыли драгоценные камни. Один из них оказался ядом, смертельным и для богов, и для демонов. Но ядовитые испарения грозили гибелью всему миру, и Шива выпил яд. Яд оказался столь сильным, что горло Шивы посинело, поэтому Шиву зовут также Нилкантха, что значит "синегорлый". Чтобы унять жжение в горле, Шиве дали луну, которая также вышла из океана. Поэтому он и сегодня носит полумесяц.
- Сильный яд не много значил для Шивы. - Заметила она.
- Это точно. Считается, что он сказал в "Лингапуране", что в этом мире еще много яда и те, кто способен его пить, - настоящие герои. Воистину, в сердце человека гнездятся и яд, и нектар, и только когда человеческие души свободны от яда, они способны наслаждаться нектаром.
- Он серьезный! - Одобрила Джина.
На этом мои знания предмета закончились, иссякли как пустынная река. Ну, еще пару междометий я мог бы добавить.
Она посмотрела на Шиву с уважением. Для чего ей пришлось оглянуться на исполинскую фигуру, плывущую в редких клочьях облаков над городом. И снова заговорила без остановки. А я почувствовал, что упустил что-то важное. Не смог правильно оценить какую-то странность нашего разговора. А странность была и не из последних. Должна она была резануть слух, а не остаться незамеченной.
Есть вещи, к которым привыкаешь скоро, но сколь долго и веско мне ни твердили бы искушенные, что будто бы человек привыкает ко всему - есть определенные черты реальности, кои не могут войти в привычку.
Как смириться, например, с постоянным ощущением ускользания окружающего? Как привыкнуть к ежесекундной необходимости держать себя в напряжении для того, чтобы мир окружающий тебя сохранял присущие ему реалии и не позволял себе вдруг измениться, сместиться, подвергнуться очередной непоправимой переделке?
Как потом, когда в силу недостаточности усилий, такое удержание оказалось невозможным, и мир скривившись, утратив ясность, дополнился новыми образующими и утратил необходимые черты, в результате чего стал иным, чуждым? Как пережить это подлое предательство, принять этот новый день, принять то, что он навязывает тебе и сделать его привычным, таким как вчерашний?
Невозможно. Решительно невозможно. Да ведь вот беда - принятый, прощенный, невзирая на все отвратительные проделки, новый день, совсем не обязательно отблагодарит вас за великодушие. Ждать от него не приходится ничего, кроме нового предательства!
Новый день подарит новый мир - жуткий, ни на что не похожий, опасный неведомыми опасностями, живущий своей незнакомой жизнью, дикой и необузданной.
Из всех мыслимых забот в этой жизни вскоре остается только одна - выжить в этом новом мире. Выжить любой ценой.