Аннотация: Старик Ведьмов не любил людей! И где-то гордился этим. Однако он осознавал, что люди необходимы ему как неизбежное зло.
Отстаньте от меня, я мыслю глобально!
Бути Бакэмоно Таманои "Мысли под звездами"
"На борту яхты" - имеет как минимум два значения. Как минимум, потому что я допускаю существование у этих слов и других значений, которые мне неизвестны.
Одно значение определяло большую часть моей жизни во время путешествия. Я пребывал на борту, в составе экипажа, выполняя необременительные обязанности матроса-разнорабочего.
Но другое значение "на борту" - то есть буквально на броне корабля снаружи - определяло жизнь отшельника Ведьмова.
Как уже докладывал, я время от времени навещал его, не в силах смириться с его одиночеством.
Изредка он снисходил до беседы со мной.
Совсем редко он рассказывал о себе. Как правило, это были поучительные, даже назидательные притчи, излагаемые высоким штилем и приподнятым слогом. В них старик представал эдаким исполином духа, гигантом мысли и личностью причастной ко всему лучшему во вселенной. Или же поносящей все худшее в оной. Поносить у Ведьмова получалось лучше.
В силу некоторой архаичности слога старика, использования им специфической лексики в широчайшем диапазоне, и по некоторым причинам, о которых я предпочту умолчать, я постараюсь рассказать одну из его историй своими словами, как я понял суть происходившего и выводы...
Старик Ведьмов не любил людей! И где-то гордился этим. Однако он осознавал, что люди необходимы ему как неизбежное зло. Ведь должен же он был кого-то ненавидеть. В этом было ключевое неразрешимое противоречие его жизни.
Впрочем, он ненавидел и не людей. Он недолюбливал роботов, не доверял машинам, брезгливо и с предубеждением относился ко всякого рода киборгам и презирал иномирян, вне зависимости от того походили они на людей или нет. Впрочем, он осознавал, что и они ему тоже где-то и как-то нужны.
Когда ему говорили: "Елисей Пахомыч, одолжите пятерку до среды, а?"
Он неизменно отвечал поморщившись: "Ах, отстаньте от меня, я мыслю глобально! Вон займите у Изи, он и так плохо спит!"
Кто-то может подумать, что Ведьмов хорошо спал, но ошибется!
Старик Ведьмов не спал по ночам. Его терзало беспокойство по многим вопросам. Одним из таких вопросов была социальная справедливость. Уже несколько лет он составлял Периодическую Таблицу Социальной Справедливости.
Таблица получалась сложная. От нее периодически зависал компьютер старика Ведьмова или отказывался печатать принтер.
Ковыряясь в принтере отверткой, старик надевал на нос по двое очков, а третьи вешал на шнурке на шею.
Но ничего не помогало.
Ну не любила техника старика Ведьмова!
К утру старика брала злость, и он шел в сарай за ломиком. После угрозы воздействия тупым твердым предметом, техника обычно на время начинала работать.
В этот же раз произошла неприятность.
Увлеченный идеями социальной справедливости старик Ведьмов не обратил внимания на открытую крышку погреба и ухнул вниз.
От гибели на 103 году жизни старика спасла все та же крышка погреба. При падении он задел ее. Она захлопнулась и прищемила руку старика. Он повис, болтая ногами в темноте, не имея возможности ни подтянуться наверх, ни упасть окончательно.
Попытался достать до трапа из вделанных в бетон металлических скоб, но лишь коснулся одной из них носком ботинка и соскользнул. Выругал себя за то, что сделал вход в погреб излишне широким. Причем сам он уже не мог вспомнить, почему он так поступил. Но какие-то резоны несомненно были, и резоны бесспорные. Черт бы их побрал!
Так он и висел некоторое время, злясь и одновременно чувствуя, как его защемленная рука микрон за микроном выскальзывает из-под крышки. Старик Ведьмов прикинул в уме скорость выскальзывания, длину своей конечности, и вывел, что через 34 часа 18 минут он обязательно рухнет вниз.
Надеяться оставалось только на внешнее воздействие, то есть - помощь.
Принимать помощь от других людей старик Ведьмов ужас как не любил. Это означало, необходимость быть благодарным, даже обязанным посторонним, вероятнее всего, недостойным субъектам. Нет, старик Ведьмов однозначно предпочитал смерть.
- Пусть это будет моим последним словом! - решил старик и начал готовиться к встрече с Всевышним, в которого не верил.
Подготовка свелась к тому, что упорный старичок принялся диктовать трактат о социальной несправедливости. О пустых надеждах, о скитаниях духа и нелюбви.
Он, высоким, пронзительным голосом выкрикивал фразу за фразой из погреба, компьютер стоящий на комоде в соседней комнате, воспроизводил текст, иногда переспрашивая.
Получалось что-то вроде:
Ведьмов: ...падок и повадлив человек по природе...
Компьютер: Ась?
Ведьмов: По природе своей!
Компьютер: На природе?
Ведьмов: Отменить! Исправь на "по натуре".
Компьютер: Исправлено.
Ведьмов: (ощущая пульсирующую боль в руке) Ох.
Компьютер: Ась?
Лишь одно его слегка беспокоило: вдруг человек, внезапно пришедший ему на помощь (в душе то он не сомневался, что спасение, как всегда, внезапно придет), не разобравшись в ситуации просто откроет крышку. А тогда он - Ведьмов рухнет вниз и погибнет. В сообразительности человечества старик Ведьмов имел большие личные сомнения.
Он продолжил диктовку, просто чтобы отвлечься:
...Вчерашние угнетенные, буде им повезет в борьбе против угнетения, всегда становятся угнетателями.
Суть социальной борьбы всегда сводится к двум устремлениям: либо запретить всем то, что тебе не дано или не нужно, либо получить монопольное право на то, за запрещение чего ты борешься...
Компютер переспрашивал: Порешься?
Ведьмов раздражался: Борешься, чурбан железный!
"Мальчик мазохист украл у отца ремень и упоролся", - К месту и не к месту вспомнил старик шутку, которая была старше его и уже тогда мало кого смешила. А кто виноват? Компьютер, разумеется! Искусственный разум, понимаешь!
- Диктую дальше!
И диктовал:
...Борьба чернокожих против расовых притеснений свелась к монополии чернокожих на расизм.
Половой шовинизм - это прекрасное изобретение, с которым следует нещадно бороться. Хотя бы для того, чтобы оставить право на половой шовинизм только за собой.
Борьба за нравственность, как правило, сводится к борьбе за монополию на безнравственность.
Пьянство - добровольное безумие. Пьяный неприятен, неадекватен и смешон, и не осознает того насколько неприятен, неадекватен и смешон, но может протрезветь. Однако нет ничего более неприятного, неадекватного и, в сущности, смешного, чем борьба за трезвость...
"Шут с ним, - думал старик, - останусь жив - исправлю вручную!"
- Слушай дальше!
И продолжал, с упорством, достойным лучшего применения:
...Победить в себе порок, предрассудок и пагубные страсти - честь и доблесть, навязывать другим одоление того, что сам не победил - грех, а гнать рядами и колоннами людей в бой против того, что не изжил в себе - преступление...
Вот какие благостные и светлые откровения диктовал Ведьмов своему старенькому (они были почти ровесниками) компьютеру, покачиваясь под крышкой люка на защемленной, онемевшей руке.
И думал с затаенной надеждой, что едва ему удастся выбраться из этого безвыходного положения, как уж он своего не упустит. Он вобьет свои Очень Важные Мысли в глотку этому бездарному человечеству! Вобьет вместе с зубами! Он заставит себя слушать и воспринимать всерьез!
- Ась? - вновь переспросил глуховатый компьютер.
И вдруг Ведьмов нашел выход!
Он вспомнил о второй руке и о том, что его ноги не достают до дна погреба каких-нибудь четверть метра.
Он чуточку приоткрыл люк левой рукой, правая рука соскользнула и он мягко приземлился на пол погреба.
- И в чем суть? - поинтересовался я - индеец Джо, он же Бокорлиперух.
- Суть-то? - Старик утомился, рассказывая, - суть в том, что суть не в самом безвыходном положении, а в том, что в нас самих заставляет нас считать какое-то положение безвыходным. Понял?
- Это я понял, - слукавил я.
В действительности я знал точно, что бывают такие безвыходные положения, из которых нет выхода.
- Ну и вали, - приказал старик Ведьмов.
- Но вы обещали рассказать о том, как пошли в отшельники, как оказались здесь, в скафандре принайтовленном к обшивке яхты и главное, о том, почему вам это нравится!
- Обещал - значит расскажу! Вали отсюда! Я и так слишком долго тебя терпел сегодня!
Когда я уже направился к люку, мне показалось, что в ухе у меня раздалось едва слышное бормотание старика: "Ненавидеть - тяжкий труд. Любить-то проще... Люби себе... И все. А вот ненавидеть, особенно тех, кого любишь. Вот где безвыходное положение!"
Впрочем, вероятно мне это только показалось. Или Ведьмов опять включил у себя в скафандре кабельное телевидение. Оно питало его угасающую ненависть к человечеству.
И я нырнул в люк, то есть "поднялся на борт", хотя во всех отношениях оставался на борту и раньше.
Следовало приступить к своим обязанностям, то есть делать, что скажут.
А "Лепесток сливы" продолжал свое загадочное путешествие, к далекой цели, о которой я не имел понятия и приключениям, в которых мне не было отведено места.