В хорошем ресторане плоды картофеля не жарят вот так сразу, впопыхах. Сначала картошку везут в Нубийскую пустыню, где ее высушивают под африканским солнцем, после чего отправляют обратно в ресторан и жарят до упора, пока блюдо не начнет напоминать кучку сушеных ленточных червей. Сверху на эту самую кучку кладут котлету в сухарях, твердую и брутальную, как граната-лимонка, и украшают погребальным венком из желтеющей петрушки, которую время от времени выдают за кинзу. Все вместе составляет блюдо с аптекарским суставчатым названием "бизнес-ланч". Считается, что бизнес-ланч требуется бизнесменам так же, как и трусы Diesel или домик за 20 миль от Флоренции, конвертированный из часовни 15 века, но это неправда, так же как и мнение, что Гомер смеялся гомерическим смехом. Обычно бизнес-ланч употребляют люди без воображения, которых раздражает многословность меню.
Лена работала в ресторане, где БЛ заказывала определенная порода едоков, мелкие менеджеры со светлыми буржуазными лицами или полные дамы, торгующие пищевыми добавками. В тот день намечалась суета, ресторан переходил в летний режим, столы драились, перемещались на улицу и накрывались зеленым бильярдным сукном. Парни из подсобки успели вынести пару столов, когда подъехал первый посетитель. Лена по опыту знала, что вечерний клиент выгодней утреннего. Вечерник благодушен, уступчив, толерантен к мирскому несовершенству, он много и бессмысленно ест и главное, пьет. Утренний едок, как правило, уныл и слегка напряжен. Микрофлора его желудка болезненно пробуждается. Его угнетает тот факт, что день еще толком не начался, а уже неизвестно как закончится. Работа с утренней клиентурой требует такта и знания прикладной психологии.
Она увидела, как черный "лексус" въехал на ресторанную площадку и остановился, почти упершись бампером в ближайший стол. Клиенты вышли из машины и уселись. Автомобиль стоял рядом, как большая опрятная собака. Поправляя кокошник, Лена рванула к ним, вооруженная меню. Их было двое - потертый мужичок в воробьиного цвета костюме, напоминающий пастора харазматической церкви, и длинноволосый гигант в распахнутом светлом плаще и динамичном галстуке цвета мякоти помидора.
- Пятьсот коньяка, два бизнес-ланча и греческий салат, - сказал гигант, не раскрывая меню. У него был замечательный, с бархатными оттенками голос педиатра.
- Два греческих? - автоматически переспросила Лена.
- Один, - мягко возразил большой человек, и поднял глаза. Их взгляды встретились, его - долгий, значительный, странно требовательный, и ее - вежливый и чуть недоуменный. Лена выдержала несколько секунд, потом тактично отвела глаза и покраснела. Она знала, что среди утренних едоков попадаются люди психически неадекватные, но искренняя искра во взгляде клиента сбила ее с толку.
- Хлебушек будем заказывать? - спросила она.
Когда она уходила, то чувствовала буравящий взгляд незнакомца, а возвращаясь с ножами - вилками, отводила глаза в сторону.
Вернувшись за стойку, она краем глаза подглядывала за посетителями. Те о чем-то негромко спорили. Тот, что напоминал пастора харизматической церкви, в основном отмалчивался, а тот что повыше - что-то доказывал с убеждением. Один раз он кивнул в ее сторону, и Лена заволновалась.
Вдруг высокий поднялся с места и не спеша направился к ней. Лена нагнула голову и начала сосредоточенно перелистывать блокнот.
Большой человек облокотился на стойку.
- А ведь я тебя знаю, - сказал он негромко. - Мы учились в третьем классе, у тебя были косички как у Пэппи-длинный-чулок и ранец с чебурашкой. Помнишь?
- У меня никогда не было ранца, - нетвердо сказала она, бездумно вырывая и комкая страницу. Сердце билось так сильно, что ей казалось, будто её раскачивает из стороны в сторону.
- Про ранец я выдумал, - согласился гигант. - Для знакомства нужны какие-нибудь трогательные подробности. Они смягчают сердце и растапливают женскую душу. Я уже вижу, что ты необычная женщина.
- Это почему так, - с трудом выговорила она.
- Разговор нужно начинать с загадок, - пояснил великан. - Женщины любопытны, как китайцы. Я только сказал, что ты необычная, и ты уже готова слушать и слушать до бесконечности, даже если это будет совершенная ерунда.
- Ерунду я слушать не буду. Мне нужно работать, - твердо сказала она, хотя внутри тихо разгоралось предательской желание слушать и слушать, хоть даже и ерунду.
- Я жил в Тибете с ламами, поэтому в общении с женщинами пользуюсь тибетской системой нейролингвистического программирования, - сообщил незнакомец. - Я вижу тебя насквозь и даже глубже.
- Идите, вас друг ждет, - отчаянно сказала Лена, пытаясь избавиться от наваждения.
- Никогда, слышите, никогда бухгалтер не может быть другом, - сказал клиент. - Этот тип за столиком - гений черного нала, мой финансовый мозг, гомофоб и алкоголик. Он никого не ждет, а пьет коньяк и закусывает греческим салатом, в который ваш повар кладет костромской сыр вместо брынзы.
Лена сдалась.
- Ладно! Рассказывайте, почему я необыкновенная... Даю пять минут!
- Мне хватит, - заверил он. - Я буду жесток, но справедлив. Слушай: тебе тридцать или около того лет, факультет прикладной математики, добродушный муж-гномик, неисправимый бюджетник, вы живете с родителями в однокомнатной квартире, бабушка водит дочку в садик, ты пыталась работать агентом по продаже недвижимости и реализатором контрафактной продукции, у тебя нет зимних сапог, а в то же самое время...
Затуманенными глазами Лена смотрела перед собой, представляя, как возвращается вечером с работы, руки оттянуты сумками, как у самки австралопитека, вот открывается дверь, ее встречает Владик в халате, уткнувшись носом в книгу, она слышит его голос: "Люль, есть оказывается такая мысля, что развитие космоса зависит от универсума, который в свою очередь состоит из иерархических компонентов...". Она входит в квартиру, прислоняется бессильно к стене.
- ...и в то же самое время, ты - гордая, умная, безумно красивая женщина, с изумрудными глазами, гладкими ногами и гибким кошачьим телом, - сказал великан. - Ты - раритетный артефакт, застывшая в янтаре архаическая муха. Я выделил тебя из сотен безымянных официанток и секретарш, тусклых и серых, как коврик в такси. Ты уже догадалась, что я непристойно богат и приятно прагматичен. Тебе достаточно сказать слово, и у тебя появится шуба как у Верки-Сердючки, мы создадим UMC-семью и поедем на Черепаший берег, будем ласкаться в море, как молодые тюлени, пить коктейль "Сперма бармена", вокруг нас будут танцевать одалиски и...
- Черепахи? - настороженно предположила Лена. - А чем вы занимаетесь?
- В эпоху барокко, - сказал человек, - среди гимназисток на вопрос "чем занимается Ваш папа" было модно отвечать: "мастурбацией".
- Я же не спрашиваю про вашего папу, - сказала Лена. - Я просто подумала, раз вы так неприятно богаты, то может вас скоро убъют.
- Искусство не убьешь, - возразил великан, - а ведь я занимаюсь искусством и ничем более. Коррупция и несовершенное законодательство совершают чудеса, и теперь ко мне текут миллионы. Я беру у народа деньги и присваиваю их себе, то есть делаю жизнь людей еще хуже, но взамен стимулирую их жизненную активность и наделяю их императивом свободы. Это искусство, согласись.
- Не соглашусь, - сказал Лена.
- У нас с тобой похожие разговорные реакции, - обрадовался он, - я тоже никогда ни с кем не соглашаюсь. Признаюсь честно: я женат, у меня рациональная семья с детьми и мужскими ценностями. Меня это не останавливает. Я хочу взять тебя к себе, слиться с тобой в неге, хочу нанизать эту жемчужину на ниточку и повесить себе на волосатую грудь. Мы будем жить как боги, купаясь в императиве свободы и достоевской вседозволенности. Я куплю тебе Таврию-люкс с центральным замком и квартиру на Текстильщике, помаду с блеском, трусики стринги, бюстик со съемными бретельками и мобилу с фотиком. Мы сделаем в квартире евроремонт с кондиционером, в кухню поставим бюджетный уголок, а в спальню повесим шторы цвета свернувшейся крови. Я стану приезжать на полчаса, а ты будешь кормить меня жульеном из крабовых палочек и ублажать в непристойных позах. Ты будешь скромная и нежная, а я грубый и жгучий. Мы снимемся в передаче Окна. Я подарю тебе ручной эпиллятор и курс по очищению кишечника. Я прощу тебе уставшую грудь и волосатые пупырышки на икрах. Я буду петь тебе Ланфрен-Ланфра голосом Энрике Иглесиаса. Я буду поить тебя экологически чистой водой из скважин, подарю тебе вебсайт на джава-скриптах и множественный оргазм. Ты будешь звать меня "мой добрый великан", а я сниму тебя в рекламе прокладок с двойными крылышками...
- Хватит! - почти крикнула она. - Ты говоришь несусветную чушь. Это я вижу тебя насквозь! Ты не добрый, ты злой великан. Ты наверно поспорил со своим бухгалтером-гомофобом на греческий салат, что закадришь официантку за пять минут. А у меня, между прочим, не только муж, но и духовные запросы и еще не остывшие чувства. Я расскажу тебе, что будет. Через день ты скажешь, что у меня плебейские ступни, через неделю - что я закрепощенная, а через месяц первый раз назовешь целлюлитной сукой. Через год мы будем совокупляться быстро и неинтересно, как грызуны, ты будешь во сне ругаться матом, утром нюхать носки, прежде чем одеть, а в ванной петь песню о том что этапом из Твери зла немеряно, и не очко обычно губит, а к одинадцати туз. Потом у тебя обострится язва, дела пойдут плохо, тебя подставят, подстрелят в разборке или наедут налоговой. У Таврии застучит двигатель, квартиру придется продать за долги, я перееду к маме с ребенком от тебя, мы будем встречаться тайком на квартире твоего бухгалтера-алкоголика, который начнет ко мне клеиться, добъется своего, и расскажет об этом тебе. Ты первый раз ударишь меня по лицу, я уйду к маме, ты начнешь приходить по ночам и подвывать за окном, просить прощения и обещать жениться. Мы снова сойдемся, жена не захочет давать развод, мы начнем выпивать вместе, я стану склочная и безобразная, как Эльза, а ты будешь жиреть и ругать за это - меня. Я буду виновата в том, что ты не нашел себя, не вырастил дерево и не построил дом. Потом ты уедешь защищать свободу Ирака, или в Тибет к ламам, или просто однажды уйдешь и не вернешься. Я начну кусать по ночам подушку и звонить в передачу "Ищу тебя". Твоя жена будет называть меня "эта", будет приходить ко мне, скребтись в дверь и выть по-волчьи. Фигурой я стану похожей на Верку-сердючку, голос станет пугающим, как у гиены...
- Прекрати истерику, - брезгливо сказал он. - Я так и знал, что этим закончится...
Какая глупость с моей стороны. Я ошибся. В первый раз встречаю официантку в очках и с такими выпуклыми лобными долями, и в первый раз мой искренний порыв отвергнут. Обидно узнать, что ты лишена всякого такта и знания прикладной психологии. Я не стану валяться в ногах и петь серенады. Ты заслуживаешь правды и ничего кроме правды. Сейчас я отвернусь и уйду есть ваших сушеных червей, ваш дурацкий бизнес-ланч, а ты будешь провожать меня взглядом тоскующей куницы, шептать про себя, что вся жизнь уходит, странная и волнующая, а завтра снова кормить мужа-Васю с ложечки мивиной-пюре. Прощай.
И начал отходить от стойки, медленно и безвозвратно. Лена молча смотрела на него, ощущая, как рушится башня, а в голове предательски зазвенела мысль, которую предрекал злой великан. Жизнь волнующая и странная уходила за горизонт, как титры фильма Эмира Кустурицы.
Она увидела, как великан приблизился к столику, и его сосед за столиком, финансовый мозг и гений черного нала, вопросительно посмотрел на него особым мужским взглядом, выражающим краткую фразу - "не ведется". И колдовское воздействие, побежденное здравым смыслом и прикладной психологией, закончилось.
Лена сняла очки и радостно закричала вслед:
- Ну и катитесь со своим императивом свободы! Звоните в досуг, уроды!