Гликен Екатерина Константиновна : другие произведения.

Курьез с видом на дорогу

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Особенно чувствительные натуры, вроде Марии Степановны, обречены всю жизнь скитаться и умереть в одиночестве. Кто тому виной? Итак, коротко и, возможно, с юмором, но точно с издевкой по отношению к Мариям Степановнам, которых в жизни я встречала и немало) вот тут
  Курьез с видом на дорогу
  "До чего мерзкие, до чего мерзкие эти соседи!" - думала она.
  Семья, купившая домик, неподалёку от хозяйства Марьи Степановны, оказалась отвратительнейшим собранием существ.
  Во-первых, эти дети! Целый день с утра до ночи они орали у неё под окнами, пинали мяч, таскали кота за хвост, вытирали пальцы о забор и следили за ней. Марью Степановну мучали жуткие мигрени. Боль захватывала верх головы с закатом и не отпускала почти до полудня, разламывая череп, раздвигая его в стороны изнутри, взрывая лобную слева и справа, в тех двух местах, где у черта на картинках нарисованы витые рога. Как объяснить этим мелким существам, что не стоит орать под окном? Нет, Марья Степановна не стала бы ни в жизнь орать на детей. Она выносила им конфеты, старые, из такого же старого серванта с поцарапанным и затертым стеклом, из старенькой хрустальной вазочки... Конфеты Марья Степановна собирала на кладбище. Но кого этим удивишь? Суя заботливой трясущейся рукой малышам сладкое угощение она совершенно искренне улыбалась, припоминая с каких могилок пришло лакомство.
  Что и говорить, конфет у Марьи Степановны водилось вдоволь. А что тут удивительного, старость требует сладкого столько же, сколько и детство. У любой старушки всегда в запасе есть несколько шоколадных кирпичиков в сумке. Кто осудит Марию Степановну? Пенсия-то невеликая, не пожируешь.
  Ходить за конфетами приходилось далековато. Местное кладбище заросло бурьяном, только несколько могилок оставались ухоженными, те, к которым приезжали покуда родственники из города. В соседней обжитой ещё деревне погост был большой, широкой, постоянно обновлялся. А в деревеньке Марьи Степановны и жителей-то больше не осталось, кроме нее самой и этих... Дачников с гадкими детьми...
  Подумать только, в дровнике эти дети организовали целый штаб, чтобы наблюдать за тем, чтО поделывает Мария Степановна. Бессовестные! Одно утешало - болели детки часто и подолгу.
  "Ну, и что оставалось делать?" - вздохнула Мария Степановна, поглядывая на пустующий дом ненавистных соседей.
  Её дом стоял на отшибе. В прежние поры, пока деревня ещё была полна людьми, Марью знали хорошо и лишний раз к ней в гости не совались.
  Сразу за садиком Марии Степановны начинался лес: прямо за забором спускались в низину тёмные ели, скрывая под широкими нижними лапами тучи комарья и вековой сырости, перемешанной с непроглядной паучьей тьмой. И - ни души кругом.
  В гости не хаживали, да что там: мимо дома лишний раз и то не прогуливались. А уж если и случалось пройти неподалеку, то все эти деревенские опускали вниз глаза и голову вбирали в плечи. То-то порядок был в хозяйстве. Почтение опять же. Не то, что эти, понаехали!
  "А собака! - тихонька рассмеялась, словно от приятного воспоминания Мария Степановна. - Глупейшей создание!"
  Марья Степановна укладывала старенький чемодан. Жить в деревеньке дольше не имело смысла. Дома стояли пустыми. В Ольховке не осталось ни одного живого человека, не считая Алексея из автолавки, который наезживал сюда вместе с почтальоншей. Женщина раздавала пенсионные деньги, а он тут же менял счастливчикам их на ерунду, навроде таблеток и прочих старческих радостей. Да Марья Степановна денег от почтальонши не брала, сама ходила на почту.
  На деревне оставался один лишь жилой домик - домик Марии Степановны. И жительница оставалась одна. Только Мария Степановна.
  Не хотелось уезжать. До того ладно тут было всё устроено. За заборчиком - лес, в лесу травки-муравки, корешки-коренья. Да, чего таить, и гостей со стороны леса никто привечать не мешал. Пожалуй, таких удобств у неё нигде не бывало: ни в Сельце, ни в Пожарах.
  В Сельце до леса приходилось топать километра три. Да и жить приходилось на виду у всех, почитай, посреди деревни. А в Пожарах, что и говорить, не зря ж Пожарами назвали, никакого водоема, одна радость, что колодец общественный. Что и говорить, удобно, когда вся деревня с одного колодца живёт.
  А до чего хорошо было в Соловьях. Вот безбедно жилось. А, может, причиной тому - молодость её. Это сейчас Мария Степановна стала негнущейся старухой с такими огромными морщинами, что, если бы кто-то вдруг захотел кормить её с ложечки, не сразу бы отыскал среди них рот Марии Степановны, дав ей скорее умереть с голоду, чем от старости. Красота увяла, от былой ловкости не осталось и следа. Разве что чёрт на неё позарится, да и того уговаривать придётся.
  Ах, а в Соловьях, сколько парней она извела. Поманит очами и... пропадёт малец. Как щенок за ней ходит, не ест, не пьёт, сохнет, одним словом. А стоит ей ему слово молвить, что хочешь - достанет! То-то были денёчки, уж ножки она босы в росе не мочила, всё на спинах молодцев каталась.
  Мария Степановна сняла со стены небольшое зеркало и положила его под уложенные в чемодане платки.
  Богатая деревенька была! Стадо какое! Марья Степановна коров не держала, а молочко любила. Держать корову хлопотно да и дорого. Не её белыми ручками сено ворошить да навоз на лопату сгребать. Другое дело, ночью в хлев забраться да какую-нибудь Пеструху выдоить. Бывало, пока кровь у бурёнки из вымени не потечёт, не оставит Марья Степановна кормилицу. Что и говорить, большая деревня была, да вмиг опустела. Пришлось переехать в Сельцо, затем в Пожары, а нынче пришла пора и Ольховку покидать. И эта деревенька опустела.
  Марья Степановна прикрыла дверь и шагнула за порог. По разбитой дороге бренчал и стучал за нею её верный старый чемоданишко. Старушка, сгибаемая под тяжестью горба и платков, в изобилии накрученных на голову и шею, медленно брела вон из опустевшей деревни.
  На минуту она задержалась у дома горе-дачников. Поначалу ведь всё и неплохо было. Не то, чтоб совсем уж хорошо, но ведь и не плохо.
  Приехали люди, несчастные, грустные. Муж у Леночки "прогорел", бизнес потерял, квартиру пришлось продать, чтобы с долгами расплатиться. На оставшиеся деньги - купили дом в Ольховке. Что и делать оставалось мужику - запить и в сарае повеситься.
  Мария Степановна живо интересовалась их судьбой. Одно удовольствие, зайдёт, бывало, чайку попить, начнёт с молодкой бабьи разговоры вести. Та ей всё и расскажет. Как и что, как деточек зовут, чем муж занимается, чем живут-могут. Бывало, сидит Мария Степановна у них гостях, да до тех пор не уходит, пока жена с мужем ссориться не начнёт, пока проклинать да упрекать друг на друга не возьмутся. Любо-дорого смотреть. Не живут люди, мучаются.
  Да только муж Леночки очень деловой попался. Другой бы кто руки опустил, жену колотить начал, деньги пропивать, а этот - не такой. Хозяйство развёл. Курочек привёз. Бегают его куры по двору, кудахчат, терпеть сил никаких нет. Дети орут, собака лает, куры кудахчат, жена с мужем воркуют. И так Марии Степановне мерзко от всего этого стало, жить невмоготу. Ну, куда такое счастье рядом с домом. Развели зоопарк.
  А долго ведь держались.
  "Оптимисты", - усмехнулась старушка, припоминая, как поначалу взялась за их любимых кур. По одной курочке на день. Ювелирная работа, надо сказать, кто бы оценил! Не так-то просто под курятник подклад зарывать в ночи, да чтоб никто не заметил: ни люди, ни собака эта.
  Впрочем, с собакой Марья Степановна быстро подружилась. Собственно сказать, кости на извод в тряпице вместе зарывали. Собачонка очень копать любила, порода такая. Старушка тихонечко посмеивалась только. Первая курочка той собачке-то и досталась. Знатно глупая пообедала. Вся морда в пуху и перьях. То-то смеху было с утра, когда хозяева её нашли в курятнике пузом кверху. Ох, как её наказывали, любо-дорого смотреть. А как куры стали по одной пропадать, хозяин собачонку и повесил. Там же. В курятнике.
  И пошло-поехало. Дети папаньку не взлюбили. Жена за детей заступаться начала, он кричать на жену, что балует их. Хороша жизнь пошла: все друг друга ненавидеть стали.
  - Тьфу, как ни крутились, - плюнула старушка на дорогу, поправляя платок, и пошла дальше. - Всё равно моя взяла.
  Дом неделю назад только опустел, цветы на окнах не успели засохнуть. Так и смотрел он вслед шагающей старушке с чемоданом, хлопая пустыми глазницами в рюшевых занавесках, брошеный, покинутый, одинокий.
  Мария Степановна шаркала ногами по деревенской улице вдоль других брошеных домишек, зарастающих огородиков. Проходя мимо избы с резными наличниками, она остановилась и погрозила кулаком:
  - У-у! Михалыч! - пророкотала она. - Что? Выкусил, дурачок?!
  Насмотрятся же некоторые фильмов. Ох, и глупый человек. Как это вот так получается: кино люди смотрят иностранное, а методы из этого кино применяют на родной земле? Не растут у нас арбузы в деревне. Что толку их сажать? Что толку ведьму святой водой поливать. Однако, Михалыч бегал, старался, прыскал в неё из бутыли. Думал, Мария Степановна от воды растает. Смешной человек, право слово.
  "Кричал что-то еще, - в голос рассмеялась Мария Степановна. - Ах, как ты, Михалыч, глазами вращал. Что за дивный ты был дурак!". Она отломила веточку сирени из огорода того, с кем разговаривала, и прикрепила в петлицу.
  - А ведь чего бегать начал, не трогала ведь? - спросила она в пустоту домишки.
  Михалыч был художник, всё виды разные по деревеньке выискивал. Найдет, сядет и рисует. Но спрашивать ведь надо, где садиться надумал?
  - А что ж ты думал? Старушка сама себе дрова колет? - от души насмеявшись, Мария Степановна шагнула во владения Михалыча.
  Случилось так, что однажды ввечеру Михалыч пробрался в её сторону, без спросу, как и она сейчас к нему. Больно вид хорош был с Марьиного сарая на тёмный лес: над ёлками - кровавый закат, под ёлками - чернота. Сидел, головой вертел, как слышит вдруг - в сарае вроде как и озорует кто. Спустился заглянуть, а там - чёрт дрова колет. Для чёрта - рядовое дело женщине помочь. Лет двести назад никто б не удивился. А Михалыч? Святая вода, заклинания какие-то... Что за люди?! Глупость одна, а не человек.
  Ведь это он ещё Марию Степановну в лучшие её годы Соловьях не видал. Вот уж там-то она себе позволяла. Всё стадо колхозное доила: доберётся до коровок, на вымя им нажмёт и к себе домой. Чопик сделает да травами заткнёт. А как чуть захочется молочка, чопик скинет и пьёт. Не остерегалась ничего. За ночь половину стада извела. Хорош бы Михалыч был, если б увидел, как она с чёртом чаи по вечерам пьёт с молочком колхозным!
  В Соловьях-то народ смекалистый был. Никто слова плохого не сказал. Знали, кто коровушек извела, а не рыпнулся никто. А этот? Тьфу, одним словом. С водой кинулся.
  Что и говорить, народец раньше понимал: убьёшь ведьму, похоронишь на местном кладбище, так от неё спасу вообще не будет. Не трогали, боялись. С мертвой-то ведьмой совсем сладу не будет, ничто её не остановит, никаких коров не хватит, за людей возьмется, не молоко, а кровь будет пить.
  Зайдя за калитку, она направилась к ракитнику в огороде Михалыча. Куст раз только-только занялся цвести, на дворе теплое начало мая, она увлеченно начала его рвать.
  - Майским ракитником будешь мЕсти,
  Выметешь мусор с хозяином вместе! - приговаривала она.
  Вспоминая Михалыча разными словами, она перевязала свежую метлу диковинным хитрым узлом, даром что пальцы скрюченные и не гнутся, и уложила в чемоданишко.
  - А эти? - И Мария Степановна остановилась у тёмного, осевшего на бок домика.
  - Ну, что вот вам не жилось как люди? - спросила она у домишки. - Ну, какие внуки, какие университеты? Живи как все, в г***не и в грусти! Зачем лезешь лучше жить? Ты, Семеновна, пока жила взаймы у всей деревни, разве я ж тебя трогала? Куда тебя понесло внуков сюда приглашать да хвастаться? Разве ж выносимо было это терпеть? Довольные, румяные ходят, телевизор новый купили! Видано ли дело, меня чаем угощали да с такими деликатесами? Ты зачем мне, Семеновна, подарки стала дарить да конфетами угощать? Жить хорошо стала? Мне решила показать, как тебе сладко живётся? Показала?
  Старушка по-детски вытаращила язык и зажмурилась, затем махнула рукой и вошла в избу.
  "Деликатесами она угощать будет! Давно ли копеечку занимать приходила? В люди выбилась? - качала она головой. - Ну, и где твои внуки? На своей машине-то хорошей? Мягок ли им тот овраг оказался?! Ну-ну, будет тебе, Семёновна, лежи не вертись, вовек с внучком теперь не встретишься, земелька сырая не пустит к нему".
  Уверенно прошлась Мария Степановна по маленькой кухоньке, направляясь к маленькому шкафчику с утварью.
  - Плов они готовить будут, - ворчала старушка, доставая с полок казан. - В такой кастрюльке мне тоже хорошо варить будет.
  Кое-как закрыв чемодан, раздувшийся от всунутого в него котла с крышкой, Мария Степановна двинулась дальше.
  - Эх, Надюшка моя! - ведьма послала прощальный поцелуй ещё одному дому, стоявшему на пути. - Как мы с тобой ладно жили-дружили. Как я тебя понимала! Эх, бывали денёчки!..
  Мария Степановна с удовольствием припоминала недавние события. Надюшка жила бобылём. Да попивала. Даже не попивала, а запивала, сначала дня на три, а с опытом и годами и на все две недели. С работы гонять такого специалиста начали. Надюшка обижалась, думала: сглазил ее кто.
  "Ну, кто ж её сглазить-то мог?" - весело хмыкнула ведьма, поправляя платок на голове.
  Надюшка искала причину всех бед, но не находила. Трудно найти очки на стареньком комоде, когда они надеты тебе самой на нос, не так ли? А что ж, такой человек потерянный - завсегда ведьмин клиент. Он слаб, податлив, и самое главное - верит в колдовство и в то, что ему тут помочь обязаны.
  Ну, уж тут Мария Степановна себя во всей красе показала: в карты гадала, на зёрна ворожила, восковыми свечами капала, такого по телевизору не покажут. А сколько ритуалов на куриных потрохах провела, курочку Мария Степановна тоже любила, Надюшка ей всех перетаскала. А то! Или не ведьма Мария Степановна?! Была у Надюшки подруга - Катька. Простая девка. Тоже бобылём жила, дитя одна растила, изо всех сил тянулась. Голодала, но не сдавалась, бывают такие, никак их со свету не сживёшь. Вот Мария Степановна Надюшке виновницу и представила. Все беды у Надюшки от Катькиной злобы да зависти. Ишь она! Надюшка чахнет, а Катька живёт, старается. Не иначе, у Надюшки счастье отобрала. А много ли Надюшке надо: пальцем покажи, она и будет стараться подружку уничтожать. А Мария Степановна в таком деле и поможет, и заработает.
  Старушка от души хихикала, вспоминая детали общения с пьянчужкой: быстро Надюха погасла.
  Хотела Мария Степановна и до Катьки добраться. Уж больно та мешала. Да руки коротки. Что ж, и такое бывает... Пускай живёт.
  Вот уж стала видна тропинка из деревни на шоссе. Всего-то и осталось километров пару прошагать. Да ещё один дом задержал её. Мария Степановна вздохнула, почти с любовью смотря на развалившееся жилище.
  - Ваня-Ваня, - покачала она головой. - Один ты у меня и был в этой деревне.
  Вспомнилось, как Иван Кузьмич, пока жив был, всё священников водил к дому Марии Степановны. Беспокойная в этот раз выдалась деревенька, что и говорить. Пытались от ведьмы избавиться. То Михалыч, то Кузьмич. Но Кузьмич с умом действовал, не как Михалыч. Кузьмич был изобретателен. С ним было интересно. Каждое утро выходила Мария Степановна, да зорко смотрела под ноги себе, что за сюрпризы ей сосед приготовил. Однажды в саду запер. Иконку, паразит, перед калиткой оставил, с травками. Сунулась с утра по делам Мария Степановна, а ходу-то ей нет. Неделю огородами выбиралась, пока не встретила Надюшку и не уговорила ее иконку убрать. А нет худа без добра. Хотел Кузьмич запереть ведьму, а вышло, что помощницу ей нашел, ведь так и познакомились они с Надюшкой.
  Мария Степановна осторожно вошла под низенький потолок светёлки. Огляделась. И шагнула дальше, внутрь. Да на что-то неловко так наступила то ли за порог зацепилась, ножки-то старые, неверные, а полетела Мария Степановна кубарем в избу. Мария Степановна в избу, а чемодан в сени. Чемодан-то у Марии Степановны был набит до верху, еле-еле его застежка держала, а от удара о стену и вовсе не выдержала, сломалась. А пока кувыркался чемодан в полете к двери, из его нутра все и вывалилось. Казан в одну сторону, а веник майский ракитный, чтобы хозяина на новом месте из дома выгнать предназначенный, к самой к двери. Да так там и застыл. Кверху метлой.
  Охнула, Марья Степановна, увидав такое. Начала по дому метаться, выхода искать. А нет у Кузьмича второго выхода и окна заколочены. Да и то, высоко те окна у Кузьмича в доме, не выпрыгнешь из них. И в дверь выйти Марья Степановна не может: веник там, метлой вверх стоит, не пускает.
  - Ох, и шутник же ты, Кузьмич! Какую штуку удумал. Запер меня...
  И на помощь бедной старушке не придет никто. Потому - нет никого в деревне. Всех завистливая бабка со свету сжила: кого заговором, кого проклятием, кого иссушила, кого обморочила. Одна она осталась. Что ж? Может, с прошлых деревень позвать кого в помощь? Подсобили бы? И телефон есть у Марии Степановны, можно бы и дозвониться. Да только и в прошлых деревнях не осталось никого, и там Марья Степановна постаралась. Пустые стоят те деревни. Раньше всё ей с рук сходило: изведет деревню, чемоданишко барахлом набьет и в следующую идет поселиться. Не думала она только, что запертой окажется в доме в пустой деревне.
  Всю-то жизнь черный завистливый глаз гонял Марию Степановну из деревни в деревню с чемоданишком ее. Где не остановится, везде люди мрут. Но разве ж виновата Мария Степановна, что не может терпеть, чтоб кто-то жил хорошо. Разве ж есть ее вина, что не может она на улыбку соседа спокойно смотреть? Разве кто обвинит ее, что трясет ее от того, что кто-то счастлив рядом? Ходили б все смурные, разве ж она б трогала? Другие ведьмы вроде и живут и помирают в одной деревне, да что с них взять, ни изыска, ни интеллекта. Особенно чувствительные к чужому счастью натуры, вроде Марии Степановны, обречены всю жизнь скитаться от деревни к деревне и сдохнуть в одиночестве и муках.
  Марья Степановна уселась у окна, уставившись на дорогу, не пойдет ли кто?..
  ***
  Ух ты, смотри-ка, все-таки один дом-то жилой! - радостно вскрикнула Нина. - Вон, старушка у окна сидит.
  Нина показала ребятам на окно старого, почти развалившегося домика, где у единственного незаколоченного окна застыл женский силуэт.
  Ребята поспешили заглянуть к хозяйке. Матвей в сенях сослепу обо что-то споткнулся. Оказалось, просто метла.
  Хозяйка сидела у окна. Неподвижный взгляд застыл, устремленный вдаль, туда, за границы деревни.
  - Говорят, в этой деревеньке, жила ведьма, - тихо прошептала Нина. - Видать, она старушку-то и сгубила...
  - Да подожди, глухая она, наверное, не слышит...
  Матвей подошел к старушке и дотронулся до платка, замотанного вокруг головы женщины. Платок сполз ей на шею, обнажив череп с двумя витыми рожками...
  Молодые люди поспешили убраться подальше из нехорошего дома, по дороге рассуждая, стоит ли сообщить о печальной находке в ответственные инстанции.
  А Марья Степановна осталась глядеть на дорогу. Ничего, придет и ее время. Однажды и в этой деревеньке остановятся люди на ночлег, есть же всякие любители до чужого брошенного добра...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"