Аннотация: Еще один рассказ из цикла "Сплошные безобразия", кстати, совершенно ниочемный) В крайнем случае о том, в какую гремучую смесь превращаются три мелких безобразника, два перочинных ножичка и одна дача, если их соединить вместе;)
Как и всякие приличные советские и постсоветские родители, наши вывозили своих милых деточек на дачу. В конце мая, сразу же, как заканчивался учебный год. А забирали - в конце августа, аккурат чтоб успеть нас отмыть и переодеть к первому сентября. Отмывать приходилось долго и трудно, потому что все лето мы с брательником старательно не вылезали из луж, с деревьев, и из прочих интересных мест. Вдобавок бабушка даже владела магическим навыком засовывания внуков в огород и последующего их там удержания. Вот только стоило ей отвлечься, как нерадивые работнички начинали кидаться друг в друга комьями земли, сорняками и поливать друг друга из леек или (о, как прекрасно это звучит до сей поры) из шланга. Иными словами, еженедельная банька и ежедневные трехразовые купания помогали плохо. Дети были грязны, как поросята, и до сих пор у меня вызывает острое непонимание подруга Лена, умудрявшаяся в детстве рассекать в белых носочках, с чистыми коленками и без единой царапины.
Впрочем, я отвлеклась. Помимо огорода, ношения воды с колонки и хлеба с магазина у нас с братом была еще одна исключительная обязанность: мы чистили картошку. О, как мы любили картошку! Не раз и не два увлекались настолько, что начищали корнеплодов на роту солдат, и думается мне, если брательника все же заберут отдавать долг, которого он не брал, чистка картошки проблем у него не вызовет.
Сейчас, избалованная удобной овощечисткой, я, тем не менее, отлично понимаю, почему такая нехитрая работа вызывала и у меня, и у Боряна приступ восторга. Причиной тому были ножички. Они были перочинные. Они были небольшие, но вполне себе острые. Они были с красивыми пластмассовыми рукоятками, темно-зеленой у меня и темно-синей у брата. И самое главное, на этих красивых рукоятках белой оконной краской наш дед аккуратно нарисовал буквы "А" и "Б", так что наши ножички были именными. Наш лучший друг Макс страшно завидовал и не без помощи старшего брата сделал себе нож из гвоздя и изоленты (как я потом узнала, по абсолютно зековской технологии), но наши, конечно, чистили картошку лучше.
Тогда Максим сделал ход конем, и взял свой нож на прогулку. Мы с Боряном мрачно переглянулись. Наши ножи были абсолютно легальны. Они абсолютно легально хранились в буфете и с санкции родителей выдавались нам перед чисткой картошки и забирались после нее. Гулять с ними было нельзя. Но хотелось.
- Скажи мне, брат, - спросила я, мрачно пронаблюдав, как друг ловко и быстро тыкает своим убожеством гвоздевого происхождения между растопыренными пальцами левой руки, - у нас есть ножички?
Борян задумчиво кивнул. Я всегда замечала, что соображает он туговато, зато потом подхватывает любую дурацкую идею (иными словами, он идеальный младший брат).
- Тогда почему они лежат в буфете?! Это непорядок.
В буфете хранилась как посуда, так и еда, потому что дачные мыши - самые настойчивые и прожорливые мыши в мире. Еще в буфете хранилось сладкое, к которому, как и к ножичкам, доступ был строго лимитирован. А еще в кухне спал дедушка, потому что он единственный, кто мог спокойно прожить на даче недельку зимой, а кухня была самым теплом местом в доме. И конечно, я молчу о том, что в кухне постоянно кто-нибудь готовил. Иными словами, просто так к буфету было не подобраться, и я решила действовать хитростью.
После очередной ужина с картошкой (что означало, что чистить ее не будут еще пару дней минимум), я добровольно вызвалась мыть посуду. Естественно, мне этого ни капельки не хотелось, но заставить Борьку мыть посуду не удается даже его жене в наше время, что уж говорить о старшей сестре на заре туманной юности. Ставя стопку чистых, вымытых тарелок в буфет, я прихватила и холодное оружие и хитрым образом спрятала его себе в шорты. Бабушка ничего не заметила, а утром и вовсе уехала в город: в университете, где она преподавала, была в самом разгаре сессия. Деду было тем более все равно: свободное от бабушки время он закономерно тратил на рыбалку и употребление пива с соседом Леонидычем (предрасположенность к алкоголизму у нас явно семейная). Дедовы Правила Поведения Внуков сводились к тому, чтобы мы вовремя завтракали, обедали и ужинали, не уходили совсем уж далеко от дома (ну, то есть, чтобы нас не приходилось искать перед приемами пищи) и не дрались. Кушать мы приходили вовремя, потому что быстро росли и всегда хотели есть, а дрались вне дома, так что дед был нами почти всегда доволен, что не могло нас не радовать.
Поэтому обнаружив отсутствие бабушки, я с чистой совестью отдала брату нож, и мы отправились гулять.
Солнце ярко светило, сладко пахло навозом с соседских огородов, нежно пела бензопила... А автор сих строк сосредоточенно вырезала на чужом сарае изящную сентенцию "Вадик - писькамат" (было у нас на даче такое ругательство, происходящее из здоровой детской заинтересованности темой телесного низа и безусловного табу на матерные слова). Рядом вдумчиво пыхтел брат автора, изображая нечто столь же концептуальное, и с каждой секундой мрачнел лучший друг автора, соображающий, что его самоделка снова не катит.
Макс молчал, страдал и наконец объявил:
- Надо эти ножи проверить в настоящем бою!
- Это как? - скептически осведомился Борян, которому здравого смысла было не занимать. - Если мы кого-нибудь убьем, наших родителей посадят в тюрьму, а нас заберут в детдом.
- Ты дурак! - ответствовал Максим. - Мы пойдем в джунгли, и посмотрим, как наши "мачеты" справятся с лианами и вьетнамцами!
Здесь надо заметить, что бессмертный хит про американского летчика и его "Фантом" мы еще не слыхали, а если бы и услышали, то в силу возраста не оценили бы, зато американского би-муви насмотрелись под завязку. Поэтому идея была принята на ура, и малый отряд морской пехоты США в лице меня, Макса и Борьки отправился в Джунгли.
Внутренний Вьетнам встретил нас бескрайней крапивной поляной, на горизонте переходящей в сосновый лес. Я малодушно вспомнила, что я девочка, и с сомнением покосилась на верный "мачет". Десяти сантиметров узкого лезвия явно не хватило бы, чтобы порубить такие толстенные стебли, тем более лианы явно жглись куда меньше, если вообще жглись.
Я посмотрела наверх. Наверху было бескрайнее голубое небо. До чтения Толстого мне оставалось еще семь лет, но небо уже умиротворяло, и бесславно погибать в крапиве совсем не хотелось. Еще наверху была одинокая береза, а на ней большой светло-серый нарост, предположительно сладкий, потому что возле него крутилась парочка ос.
- Может, начнем с вьетнамцев? - озвучила поразительно умную мысль я. - Вон та штука - это их новый суперсамолет, и мы должны сбить его своими ракетами!
- За родину! - заорали мои брат и лучший друг, и синхронно метнули ракеты вверх. Борька в силу мелкости своей, к счастью, не попал. А вот Максим попал.
Метафора вышла на редкость полной. Мелкие и злые, как вьетнамцы, осы обиделись за свое стратегическое супергнездо и немедленно перешли в контрнаступление. Внезапно атакованные превосходящими силами противника, мы были вынуждены отступить. Причем быстро. Очень-очень быстро.
Осы не отставали.
Спокойным детским шагом мы доходили от крапивной поляны до дачи за десять минут, в таком же отдалении, только в противоположной стороне, находилась наше купальное место, но в тот день мы бежали до воды не больше пяти, а осы летели и того быстрее. Они умудрились не только догнать, но и пожалить нас. От холодной водички крапивные волдыри и осиные укусы зудели только сильнее, вдобавок, я с ужасом осознала, что ножичек свой где-то посеяла. Полный ужаса и раскаяния взгляд младшего брата подсказывал, что не я одна.
Мокрыми, покусанными и несчастными возвращались бравые речные пехотинцы домой. Неотвратимое признание пугало нас до дрожи, но каяться надо было именно перед дедом. Его "говнюки" и "засранцы", которыми он обязательно нас наградил бы, пугали куда меньше бабушкиных нотаций и принудительных садовых работ. Чего уж греха таить, я даже ремня боялась меньше, чем огородной повинности.
Макс тоже был невесел. Одно дело дразниться, что нашими чудесными ножами можно только чистить картошку, а совсем другое - подставить друзей под неминуемое наказание родителей. Чем ближе к дому, тем грустнее становились наши с братом наглые вороватые морды, и тем задумчивее становился Максим. Он молчал, молчал и наконец выдал:
- Давайте вернемся и найдем ножички.
Мои осиные укусы зазудели с новой силой. Судя по страдальческому лицу Боряна, его тоже. А Макс собрал всю свою силу воли и хитрость в кулак и сказал:
- Я даже один могу сходить.
Естественно, после этого нам пришлось идти вместе с ним.
Мой ножик нашелся на дороге, в луже, борькин - на самой полянке, под осиным гнездом. А Максов не нашелся вообще, тем более что на наши поиски подлые вьетнамцы начали реагировать, как пчелы на Винни Пуха на шарике, и мы снова отступили. Максим потом утверждал, что его нож нашли и забрали, потому что он был самым классным. А по мне так - просто самым мелким и невзрачным, к тому же, без яркой белой буквы на рукоятке. Свои-то мы именно по ним нашли.
Мораль? А? Где?
А, вот. Ножички детям не игрушка, даже если на глазах у родителей дети чистят ими картошку. Спички, кстати, тоже, но это - уже совсем другая история.