Аннотация: Прекрасное далеко... Не будь со мной жестоко...
ДЕНЬ ГОРЬКИХ ЯГОД
Егорка Мухин, сын буфетчицы заводской столовой Валентины, не мог заснуть на жесткой детсадовской раскладушке. Полуденный зной медленно вполз через окошко, как удав, и расположился в спальной комнате. Обжигающие объятия невидимого чудовища сковывали тела маленьких людей.
Егор лежал, укрывшись простынею до головы, и внимательно приглядывался за своими соседями. Девчонки, мальчики, побежденные невидимым чудовищем, закрывали глаза, роняли головы на подушки, затихали. Егорка один боролся с невидимым врагом. Егор видел, как вспыхивают и гаснут искры света на коричневой вазе, на стеклах буфета, затем его взгляд упал на окно, он всматривался в стволы березы полотняного занавеса и не мог заснуть...Наконец Егорка, последним из ребят забылся коротким тревожным сном.
Егорке шесть лет исполнилось зимой. Он был худ, легок и непоседлив. Иногда, мать давала на улице нести ему сумку с хлебом и приговаривала:
-Неси, Егорка, помогай маме, один ты у меня помощник...
Егор от этих слов на мгновение замирал; крепче сжимал плетеные ручки сумки и молча бежал вприпрыжку за матерью. Какие то новые чувства, мысли рождались в его маленькой головке. Так они и жили, мать торопилась на работу, Егор вместе с матерью, в детский сад.
В июле в город пришла жара. Взрослые говорили: " Печет как в пустыне".
Егор проснулся и вспомнил, что утром, после завтрака, он вместе с ребятами из старших групп ходил в лес на прогулку. Наверное, духота, городская пыль, рычание автомобилей привели в отчаяние даже стойких взрослых. Взрослые тети, нянечки, воспитательницы вздыхали, томились и решили, что спасением от шума, от истомы раскаленного воздуха станет отдых с детьми в лесу.
В поход взяли с собой большие фляги с холодной водой. Лента из детей и взрослых напоминала огромный серый живой поток.
Комбинат располагался на окраине города. В низине блестела узкая маловодная речка, чуть выше реки по склону оврага возвышался бор из столетних сосен. Людской поток не спеша, пересек дорогу, и спустился вниз к речке и к небольшому лугу.
Когда пришли в лес, то девочки парами взявшись за руки, гуляли под деревьями, собирали цветы, пытались сплести венки. Мальчики бросали в стволы деревьев старые шишки, запускали прутики в мышиные норы. Часть из ребят играли в пятнашки. На лугу, возле воды паслись коровы, обмахиваясь хвостами от мошки, изредка поднимая головы и, как будто жалуясь на свои страдания, протяжно заунывно мычали. Ближе к речке, несколько подростков гоняли мячик, играя в футбол. Детсадовская мелкота наблюдала за игроками, и ей хотелось стать такими же ловкими быстрыми решительными. Егор стоял в стороне от ребят, смотрел на коров. Он был маленький всеведущий всезнайка мудрик, и часто отвечал на вопросы, какие взрослые задавали друг другу. Зачем люди летают? Что будет с нами, если хлеб неуродиться? Но его интересовало другое. Почему таких красивых коровок режут, и мясо их кушают? Он отказывался, есть картошку, если на тарелке был кусок мяса.
- Я не буду, это есть, - говорил он воспитательнице, Не буду! Тут мясо!
-Почему, Егорка, не будешь?
- Потому, что это мясо делают из коровок...
Большие громадные животные изнывали от жары. Егор любовался темным с переливами мехом коровок, блестящими на солнце рогами, широкой грудью, сверкающими от влаги носами. Подошла воспитательница спросила:
-Егорка, а ты, почему не с ребятками?
-А мне жалко коровок...Им, наверное, жарко...
-Ничего, пойдем. Скоро нам возвращаться.
Она взяла мальчика за руку, и они вернулись с ним в группу. В небесной вышине жаворонок порхал и лениво, нехотя пел заунывную песню: "Жа-р - ко"... Под ветвями сосен было немного прохладней. Дети по очереди бегали к флягам и глотали прохладную влагу. Вода была вкусная...
После полдника Егор ходил по площадке, а вокруг сонные, разморенные гуляли друзья Санек, Маша, Женя, Витя...Егор вместе с ними ждал, когда его заберут домой.
Мать запаздывала,... пришла к вечеру. Мама Егора, Валентина Марковна Мухина, крупная, статная, с широкими плечами, сорокалетняя женщина. На работе Валентина стояла за стойкой; разливала пиво из громадных дубовых бочек. Порою ей приходилось разнимать сцепившихся между собой мужиков. Валентина настолько освоилась в замирении споров, что мужчины, завидев выходящую из-за стойки буфета Марковну, прекращали ссору. Они знали, что Марковна в следующие дни не будет обслуживать участников потасовки. Как-то в один из дней в буфете завязалась драка. Валентина выскочила в зал, и только глубоко выдохнув: "А-аах", хватила кулачище первого из сцепившихся мужиков прямо в лоб, второго лягнула, куда то ногой. Первый мужик хромая выполз на улицу, а второй свалился как мешок на пол. Лицо у него побелело, через минуту пошли синюшные пятна. Пришлось срочно звать заводского доктора. Мужичку поднесли склянку с нашатырем, он вдохнул едкую смесь, сморщил рот на сторону и оклемался. Ему помогли подняться. Он стоял на нетвердых ногах, испуганно косился на Марковну и молча, без слов вышел прочь. Теперь посетители буфета Валентину зауважали.
Мать сегодня была нарядная. Новые туфли, темное синее крепдешиновое платье в горошек. Праздничное, приподнятое настроение, и улыбающееся лицо. Она взяла сына за руку, перекинулась двумя словами с нянечкой, и они вышли на пыльную улицу.
-Егор, сейчас мы с тобой пойдем в парикмахерскую. Я сделаю прическу, а ты погуляешь. Рядом, подождешь...Хорошо, не уходи далеко...,-мать сказала все это легко и мигнула сыну сразу двумя глазами, как бы говоря, что мол я скоро не расстраивайся.
Егор в ответ мотнул белокурой головкой. Он знал, что в парикмахерской люди, почему-то, ждут очереди и постригаются очень долго. Но делать было нечего. Егорка был некапризный мальчик. Он мог терпеть и ждать. За это мать и другие взрослые иногда называла его "мужичок". По дороге к парикмахерской, мать купила Егору стакан ягод. Женщины рядом с магазином торговали дарами природы. Мать выбрала ему малину.
- Егор, ну я пойду, у меня там занята очередь.
Мать скрылась в темноте узкого, тесного коридора. Егор постоял, затем немного попрыгал по лестнице на одной ножке. Минуты на жаре тянулись необычайно медленно. Стоять без дела, смотреть на дальний лес, на кирпичные дома, на незнакомых прохожих Егорке быстро наскучило.
Перед ним расстилалась пыльная дорога. И тут почему-то Егорка вспомнил зиму.
"В январе взрослые люди затеяли праздничные гулянья. Егора усадили в сани, где кроме него сидели другие, незнакомые дети. Возница хлестнул лошадку кнутом, она вздрогнула, оглянулась назад, на детей испуганным карим глазом и, выдыхая пар из широких ноздрей, легко тронулась с места. От быстрой езды глаза детей покрылись налетом мохнатого инея, а пальцы державшие борт саней онемели и кололись тысячами иголок. Лошадь бежала резво, из под копыт летели комья стылого снега. Лошадь бежала резво, мотала мочалкой хвоста и темные, зеленые яблоки сыпались под полозья саней. Возок скользил вдоль поселка, мимо новых красно кирпичных домов, и тут за поворотом все увидели груду серых с бронзовой начинкой, громадных каменистых обломов бывших, когда-то стенами Храма...
-Церковь взорвали три года тому назад...Земля нужна под стройку, - сказал как будто сам себе хриплым голосом пожилой дед, беззубый, сопровождавший детей и следивший, чтобы они не вывались на дорогу через заднюю грядушку саней.
- И до сих пор даже кирпич не приберут...
- Ироды, бисово племя, как будто местов других нету, - ответил деду возница, молодой, озорной парень. Затем возница грязно выругался, и оттянул бедную лошадь крученым кнутом. Кобыла вскинула шею, спрашивая "за что", дернулась от испуга в сторону и резко прибавила ход. У ворот проходной завода сани с детьми ждали взрослые мамы, бабушки. Егора встречала родная сестра Настасья".
Сейчас на закате, возле парикмахерской Егорка опять вспомнил ту прогулку в лютый мороз, и подумал что уж лучше зима, чем такая изнуряющая жара.
"Пойду, погуляю, если мама крикнет, то я услышу", - и Егорка свернул за угол дома...
Все эти места были ему знакомы. Он вышел на площадку. Впереди находилось обнесенное крупными щитами небольшое футбольное поле. За бортами, по земле ходил незнакомый мальчик... Мальчик был совсем немного старше Егорки, почти ровесник.
-А-аа, мальчик...А я сейчас маму жду, - Егор решил, что вдвоем скучать веселее...
Мальчик не ответил, он развернулся, прищурился и скучно смотрел на странного незнакомца. Солнце светило ему прямо в глаза.
- Ягод хочешь? У меня, их много.
Мальчик подошел к самому краю поля. Теперь он смотрел Егору в лицо смешными, круглыми глазами. В них светилась радость и любопытство. Мальчик был худ, с вздернутым носиком, взъерошенными волосами и конопат.
- Что там у тебя?
- Ягоды, целый кулек...
- А ты, почему не ешь сам?
- Не-е знаю, не хочу...
-Давай..., - ответил мальчик.
Егор посмотрел на протянутую руку и предложил:
- Только давай не сразу,...а-аа, давай будем играть. Съедаем по две ягодке и забираемся вверх по столбу. Кто из нас залезет выше, съест еще.
Мальчик согласился. Игра полностью захватила ребят. Они с новым другом уже облазили все столбы, пробежались несколько раз по дорожке и заприметили кошек дремавших в тени деревьев. Затем, изображая охоту на львов в Африке, они подкрались к дремлющим животинкам и дикими криками: "А-аа-а" согнали их прочь. На замечание проходившей мимо них женщины:
- Ребята, вы что хулиганите?
"Охотники" стремглав устремились в угол площадки, остановились, высунув языки, и заголосили как два двуногих кота:
-Тетя, тетя... не догонишь..., не догонишь..., догони... - затем, перескочив борт, мальчики спрятались в пространство возле трибун. Только тут Егорка заметил, что у него случилась беда. Новая рубашка цвета нежной листвы была в районе кармана замарана бурым пятном, а этого пятна не было на рубашке совсем не давно. Кулек с малиной, когда он влезал на столб, задел верхнюю планку столба. Теперь на ткани образовалось клякса. Клякса была не большая, но приметная. Это пятно на рубахе испортило Егорке настроение. Предчувствие бури, грома, порки кожаным ремнем, вихрем пронеслось в его маленькой голове.
- Жалко, что мама не купила крыжовник, - сказал он вслух. Сказал и чуть не заплакал от этих слов. - Тогда пятно было бы меньше. А может, и не было пятна вовсе.
"Гадкая малина", - подумал Егорка,- "Теперь меня ругать будут". Он скривил рот на бок и едва удерживался от слез...
Егор расстроился не на шутку.
-Смотри, я рубашку себе испачкал, - сказал он новому другу, у него на глазах стояли слезы.
Мальчик, запыхавшийся от пробежки, только махнул рукой:
-А я тебе говорил, давай подержу. А ты не хотел, так тебе и надо.
Егоркин друг оказался прав. Он говорил: "Давай ягоды", а Егор его не послушал.
Но затем и мальчику стало жалко Егорку... Он вспомнил, что ягоды ели вместе и предавать товарища в трудный час будет несправедливо:
-Ты не бойся. Чуть-чуть поругают, а потом забудут. У тебя всего то маленькое пятно.
Мальчики не стали доедать ягоды, у обоих пропало желание, и тут они услышали крик:
-Егор! Иди ко мне! Хватит баловаться!
На краю площадки стояла мать в темно-синем платье в белый горошек. На ее лице Егор видел строгость, нетерпение и решительность. Мать была с новой прической, волосы были завиты в мелкий барашек.
Ноги Егорки одеревенели. Он слышал, что его зовут, и знал, если он подойдет, то мать заметит пятно.
"Сейчас подойду к маме и сразу скажу, что испачкался" - думал Егорка и не трогался с места. Потом решился и старался закрыть рукой грязь на рубахе.
"Может, простит. Ведь я ее ждал. Главное признаться... Если взрослому рассказать о своем проступке, взрослый поймет. Мама любит ругаться, и не любит, если я пачкаю одежду. Но ведь я сделал все не нарочно. Ох, мне сейчас попадет",- мысли бежали и спотыкались в маленькой, светлой головке Егорки пока он шел, а затем бежал через площадку.
Подбежав, Егорка решился, и вспомним охоту на львов, выпалил нарочито громко:
-Мамочка, я рубашку испачкал.
Мать думала о чем-то своем и не обратила на слова Егора никакого внимания.
Она была расстроена прической, и небрежностью молодой девушки парикмахера. Кожа
на голове у матери нещадно болела. Волосы в этот раз пережгли раствором для краски.
Наконец мама поняла, что сообщил ей сынок. Рубашка на нем была новая. Прошло всего два дня, как он одел ее в детский сад. Теперь над верхним карманом красовалось серое пятно от ягод.
Женский гнев воспалился в сердце матери. Глаза матери пылали скрытым огнем:
-Я ведь тебе сказала, стой у лестницы! Ты это слышал, оболтус!?
Егор, переживший миг отчаяния, чувствовал себя немного уверенней. Вместо ответа, он твердо махнул головкой со спутанными волосиками.
-А ты куда поперся? Ты зачем убежал?
Егорка, кивал головой, и страх вновь сковывал его тело как путы паука оплетают залетевшую в паутину муху.
-Я тебя везде искала...
Мать поморщилась от боли, и добавила:
-Бегаю, кричу: "Егор, Егор!"
Мать забыла про другие беды и в данный момент считала, что причиной всех несчастий был Егор...
-А рубашку, зачем испачкал? Тебе что сказали? Ешь аккуратней, не пачкайся. Так?
Егор опять кивнул головой.
- Тебе это говорили или нет?
В этот момент голос матери понизился, и она говорила уже тихо. Такая перемена в ее интонации, ничего хорошего не предвещала. Очевидно, мать строила планы и обдумывала Егоркино наказание.
-Ладно, дома поговорим.
Рядом по дорожке проходили мамины сослуживцы. Мать здоровалась, кивала им головой и не хотела, что бы люди заметили ссору между ней и сыном.
На автобусной остановке толпились пассажиры. Кое кто из них садился в автобус, другие просто сидели на лавке, некоторые ждали очередь в парикмахерскую, иные отдыхали, ожидая знакомых.
Егор забрался по высоким ступенькам вслед за мамой, в переполненный автобус. Водитель посигналил, автобус медленно тронулся с места и покатил по дороге.
Мимо окон машины проплывали штакетники, изгороди, заборы, в верхних окнах синело грозное небо, по крыше призывно стучали ветки деревьев. Было душно, кругом напирали люди, все пассажиры мечтали выбраться быстрее на воздух. И только один Егорка мечтал, чтобы автобус ехал медленнее, еще медленнее... Может тогда мама забудет этот вечер и его не накажет...
-Если бы это был крыжовник... Если бы..., то пятно не было бы таким заметным. Был с нами папа, он бы не дал меня в обиду. Папа наверняка бы меня простил. Но папа живет далеко...
Муж Валентины Марковны, работал на заводе в кузнечном цехе. Сухой, поджарый, шустрый, резкий на словцо он обладал недюжинной силой, несмотря на свое не богатырское тело. Казалось, что плоть мужчины была свита из жил и сухожилий. Муж не принимал правила, по которым в семье жена может не подчиняться мужу. Но получалось так, что и отец и мать Егора были как бы из одного "теста". Оба решительные, с характером, никто не хотел ни в чем уступать. Муж уважал жену, мать ценила отца за твердость характера, за трезвость, но жить вместе они не могли. Поэтому обиду на мужа, на неустроенную жизнь Марковна безрассудочно, бездумно, неосознанно переносила на маленького сына.
Егор посмотрел на мать. Она молча, сидела на диванчике автобуса, сидела и не смотрела в сторону сына.
Теперь автобус пыхтел и надрывался. Гора, по которой полз автобус, была крутой. Груз для автобуса, непомерно тяжел. Мотор работал на пределе, из радиатора валил густой серый пар. Автобус полз в гору так медленно, что люди идущие по дорожке рядом с шоссе, обгоняли его пассажиров.
Егор вспомнил: "Месяц назад он испачкал штанишки молодыми зелеными листиками подорожника. Мать дома заметила грязь на одежде, схватила ремень и хлестнула сына по голым тонким ножкам. Егор спасаясь побежал вокруг стола, но мать догнала и, держа сынишку за руку, лупцевала его по спине, по плечам, не замечая крики и боль маленького, беззащитного ребенка. После этого наказания Егорка очень долго плакал".
Слева в окне виднелись стены, бойницы, ворота старого монастыря. Луковки башен и колокольня были увенчаны металлическими крестами. Солнце, играя на позолоте, струилось вокруг крестов тонкой розовой дымкой. Егорка смотрел на башни, стены и щемящая боль вошла, в его хрупкое, маленькое тело.
-Боженька, спаси и помилуй, - тихие слова, шепот непроизвольно соскользнули с губ хрупкого мальчика. Слезы катились беззвучно по детским щекам...
- Сделай, так что бы мама меня не била...Спаси меня, Боженька, очень тебя прошу. Я не хотел испачкаться, честное слово...
Егор бормотал себе под нос слова и никого вокруг себя не замечал...Но вот гора закончилась и автобус, обретая прежнюю резвость, подминал под себе последние сотни метров дороги.
Слова у Егора звучали громче. Часть из них он выговаривал про себя, что-то вырывалось наружу.
- Прости меня, пожалуйста. Если бы ...не хотел пачкать рубашку.
Затем мольба прекращалась, и Егорка корил себя.
"Зачем только лазил по этим столбам. Еще новая рубашка. Была бы старая. Тогда мама бы не ругалась. А теперь скоро приедем домой...".
Егорка опять запричитал. Дом был рядом. Вот липы, за ними крыша...А в доме ждала расплата!
-Ты что там шепчешь?!
Мать, услышала его причитания и повернула к Егорке голову. Боль от ожога, ссора с ребенком, неприятности на работе, весь этот груз проблем сдавливал, сжимал и материнскую грудь. На детском лице мать увидела бездонные, полные муки глаза, и на закопченных грязью щеках светлые слезы. В тесном салоне автобуса ребенок стоял сжатый со всех сторон. Тонкие, длинные руки сновали вдоль туловища и не находили места. С губ сына слетали слова о пощаде. Они обращались не к ней. Они возносились выше к всевластному, всемогущему, и в то же время невидимому Богу...
-Я...я сказал, что скоро приедем.
-Да, я это слышала, а что ты говорил до этого?
Мать внимательно, с любопытством смотрела на Егорку. Глаза ее стали мягче, в них затрепетали искры терпения и снисхождения сильного человека.
-Я..., - Егорка плохо знал данное слово, которое он еще не произносил...
-Я...я... молился... Он, наконец, то, выговорил это трудное слово.
Егор сказал и смутился,... мальчик боялся. Что может и за эти слова к нему придет наказание...Впервые он обращался к высшим силам и думал, что и сейчас мать его не поймет. Мать молчала. Она внимательнее, с женским любопытством всматривалась в лицо сына... маленького беззащитного человечка, Теперь слезы набежали на ее глаза.
-Ты переживал, что я буду тебя ругать?
-Да, - тихо ответил Егорка.
-Не бойся, дурачок, не бойся.
Мать притянула Егора к себе и пригладила светлые, непослушные жесткие волосы. Провела носовым платком по его грязному лицу с дорожками слез, поскоблила ногтем грязь на рубахе и попросила:
-Егорка, только старайся, не пачкай больше одежду. Хорошо, договорились.
Егор смотрел в лицо родного, близкого человека и видел перед собой печальные, светлые, смеющиеся глаза матери. Он понял, что сегодня его не тронут. Егорка осознал, что слова детской молитвы растопили сердце матери. Сердце смягчилось, оттаяло подобрело.
Солнце в виде громадного, красного шара опускалось за крыши домов. Веточки и листья деревьев трепетали от легкого ветерка. На душе, на сердце было легко и трепетно. В город пришел вечер.