Весь мир был огромной лужей, в которой плавала куча островов. Некоторые были большие, красивые, удобные, некоторые маленькие, угловатые, заросшие тиной, почти не плавающие. Все острова были разные, ни один не похож на другой.
Ее остров был маленький. Очень маленький. Длины острова хватало лишь, чтобы сесть, вытянув ноги. Лечь было уже невозможно. Если хотелось спать, нужно было сильно поджать ноги под себя, и ни в коем случае не раскидывать руки. Вокруг острова была вода, которая кишила всякими ужасными бяками. Нельзя, нельзя даже пальчик окунуть в воду! Нельзя, ей еще с детства это говорили.
Ее остров был маленьким, но зато на нем было окно. Каких только островов, проплывающих мимо, не увидишь, сидя у окна. Вот только недавно проплыл малюсенький, заставленный кучей хлама: старым холодильником, красным креслом, из которого сыпался поролон, съеденными молью коврами, книжками без корочек и обложек, грудой старых тапочек, от куда-то из-под барахла душераздирающе звенел будильник. На верху этой кучи сидел человек с трясущимися руками, седыми висками, в протертых лохмотьях.
А вон плывет настоящий тонированный остров, из него вылетает орущая музыка. По его берегам порты и мосты. Многие подплывают, заходят на остров, посмотреть, от чего в таком ужасе убегает музыка.
Сидя вот так у окна, она часто видела острова, плывшие вместе, соединенные мостом. А порой проплывали крепко связанные тугими, впивающимися в землю веревками. Одни были очень малы, с поющими птичками и цветущими полянами, другие огромны, но совершенно пусты, и гуляло по ним только эхо в больших хлюпающих калошах.
А однажды она даже видела, как остров ушел под воду! Молодой парень так сильно прыгал на своем островочке, на котором едва умещались его ступни, так тряс руками и извивался всем телом, что остров...бульк!...и по воде поплыла лишь черная шляпа-котелок.
Она любила смотреть в свое окно. Оно было большое, со старыми дубовыми рамами, с которых уже отколупливалась белая краска. На некоторых стеклах были трещины, некоторые были кривые,погнутые. Была еще маленькая форточка.
И сейчас в форточку, как будто мотыльки, влетал и тихо оседал на ее курчавую голову белый пепел.
Горел мост. Мост, который она воздвигла между своим и одним прекрасным островом.
Этот остров часто приплывал к ее берегам. И однажды она поняла, что хотела, чтобы между ее этим островом был мост.
Остров был загадочным и странным. Там то и дело летали голодные летучие мыши, с середины острова постоянно поднимались клубы дурманящего дыма. Но для нее остров был самым прекрасным. Это был Его остров. Она никогда не бывала на нем. Лишь Он оставлял глубокие следы на ее берегу. Каждый раз, когда Его остров появлялся на горизонте, а делал он это то с почасовой постоянностью, то с убийственной редкостью, она брала ножницы и отрезала от своей души ленту, которую вплетала в его густые, черные волосы.
А он, прощаясь, говорил: "Я не вижу души!" И она опять садилась к окну и ждала.
А сейчас мост горел. Она подожгла его. И летел пепел и падал на ее черные ресницы, на полы ее оборванного, обмахренного платья, на деревянные подоконник, на белые искренние колокольчики в вазе, случайно завезенные ей, на смешную тряпичную собаку с обвисшими ушами и добрыми глазами, на обман грудой кирпичей лежавший в углу. Кирпичи постоянно смеялись и поглаживали свои пушистые бакенбарды.
Она легла и вытянулась в полный рост. Она просила больше не заходить в ее гавань. Она жутко боялась, что он больше не зайдет...