Фем-сказка. Где-то на далекой древней Ирландщине жили-были братец и сестрица...
Одно лицо на двоих. Одна судьба на двоих. Одно имя на двоих, данное в честь бледного, текучего металла, рожденного пред ликом новорожденной луны. Эйрианн и Эйриана, дети ночного серебра, принц и принцесса Земель-под-Холмами, бледные и бесстрастные тени, которыми пугают непослушных смертных детей. Пока еще полные сил и в каждый из Восьми великих праздников проезжающие со свитой через людские города.
Сиидха больше не крадут человеческих детей, оставляя взамен подменышей, но заключенное в незапамятные времена соглашение между правителями Ночи и Дня все еще в силе.
В начале осени, в дни первых заморозков, смертная дева, младшая дочь и законная наследница королей, вступает в круг камней. Чтобы стать невенчанной и недолгой королевой холмов - до следующей осени, или на три года, или на пять лет, или навсегда. Дети Солнца и дети Луны по-разному исчисляют течение времен. Смертным томительно и страшно в дремлющем королевстве Сиидха, они изнывают в стремлении вновь оказаться среди своих, они маются, грустят и блекнут. Никто из них больше не желает разделить свою жизнь и судьбу с истинными детьми богов, им дороже их мимолетный и суетный мир, сверкающий пестрыми красками мимолетности. В летописях говорится, раньше от подобных браков рождались дети - герои и сказители, певцы и странники - но ни одна из жен Эйрианна не понесла от его семени и не принесла в мир младенца с кровью Серебра и Железа.
Но заключенный договор все еще в силе, и там, в подземных чертогах, все еще горит на жертвенном камне пролитая столетия назад кровь первого из людских королей и правителя Серебра.
- Когда-нибудь это пламя погаснет - и этот день станет началом нашего конца, - говорит Эйрианн. Его сестра равнодушно пожимает плечами:
- Какой смысл в том, чтобы отрицать очевидное? Мы уже гибнем. Что проку в бессмертии, если оно больше не радует? Что толку в знаниях, если у нас нет детей, которым мы могли бы его передать? Какой смысл в чувствах, если рядом не сыщешь никого, к кому бы можно было их испытывать? Мы знаем друг друга насквозь, все наши достоинства, недостатки, склонности и слабости. Мы сыграли во все возможные игры, и теперь тоскуем в ожидании неизбежного. У нас не хватает сил и желания что-то делать - хотя бы собрать армию и отправиться на штурм людских крепостей.
- Но в чем же кроется высокий смысл тысяч смертей и пролитой в землю крови, сестра моя? - спрашивает Эйрианн, и сестра его, Эйриана, отражение его и безнадежная привязанность, уходит, шелестя бледными шелками и, как маску, неся на лице выражение бесконечной разочарованности.
Эйриане тоскливо. Эйриане скучно. Ничто не радует, ничто и никто не останавливает ее взгляда, не в силах надолго завладеть ее вниманием. Раньше ее хотя бы забавляли поклонники, но и лесть, и правда одинаково ей опостылели. Принцесса Холмов смотрится в серебряные зеркала, кривит губы и презрительно именует себя словечком из людского наречия: "Вот ведь немочь бледная..."
Госпожа Осень невесомо прикасается тонкими пальцами к золотым листьям, и те чернеют, скручиваясь и опадая на землю - чтобы с наступлением весны возродиться заново, свежей травой и новыми цветами. Смертная дева нерешительно проходит по ступенькам завивающихся спиральных лестниц и, придерживая тяжелый подол, входит в Лиственный Чертог.
Принц и принцесса гордых Сиидха с легким интересом смотрят на пришедшую. У нее всегда разные лица, но в сущности своей она всегда пребывает одним и тем же - воплощением Смертности и тлена, напоминанием о непостоянности и том, что даже бессмертие обманчиво. Лишь для этого она и нужна - служить болезненно-живым напоминанием о проигранном споре между богами и сиидха, о том, что когда-нибудь люди одержат верх над древней расой. Не сейчас, через столетие или тысячелетие, но все-таки одержат - так сказали боги, а боги никогда не ошибаются.
Эйриана надеется, что церемония хоть немного развлечет ее. Ей любопытна реакция смертной. Будет ли та старательно скрывать испуг под высокомерием, расплачется ли, попытается убежать вверх по бесконечным лестницам или все же проявит хоть каплю достоинства. Какой она будет, эта временная супруга ее брата, обреченная провести малое по меркам сиидха время среди них?
Эта пришла босиком, как требовали обряды. Невысокая, скорее пухленькая, нежели стройная. Рыжая и зеленоглазая.
Она улыбалась. Робко, но ничуть не заискивающе. Вместо короны ее голову украшал венок из кленовых листьев, делавшей смертную похожей на Госпожу Осень.
Ивэнн было ее имя. "Ивэнн - так зовут меня родные, - нерешительно прозвучал под сводами Чертога тоненький голос. - Я пришла во имя исполнения Договора, по собственной воле и без принуждения, и я рада приветствовать вас, король... и королева".
Вряд ли она была рада на самом деле. Обличье детей древних богов было непривычным для глаза смертных. Сиидха пугали людей - способностью долго сохранять бесстрастную неподвижность, уподобляясь скалам и деревьям, плавной текучестью в движениях и беседах, сходной с течением могучих рек и потаенных лесных ручейков, холодными отблесками огня божественного творения, мерцавших в глубинах зрачков.
Эйриана была уверена, что показная храбрость смертной вскоре иссякнет, и та станет такой же, как и все предыдущие невесты ее брата - замкнутой, не покидающей отведенных ей комнат, испуганно шарахающейся при каждом обращенном к ней слове и считающей дни до окончания срока своего пребывания здесь.
Король Зима, пришедшей на смену Госпоже Осени, засыпал снегами Холмы, звериные тропы в лесу и каменные дороги людей. Эйриана переживала позабытое и казавшееся от этого поразительно новым и острым чувство - изумление. Ивэнн нашла общий язык с ее замкнутым, высокомерным братом. Смертная дева пела в древних чертогах, смертная отыскала серебряные иглы и завершила гобелены, заброшенные принцессой Эйрианой несколько десятилетий назад и скучавшие на своих рамах. Смертная была вежлива и любопытна, как прирученный зверек, убедившийся в том, что никто не собирается причинять ей вреда. Рыжий всполох локонов мелькал повсюду, никто не отказывал ей в беседе или наставлении, ей открывали двери и улыбались - рассеянно, но приязненно. Все понимали, что Ивэнн вернется к своей родне, но, пока она оставалась здесь, жизнь казалась чуть веселее, самую малость ярче. Привычные с детства и юности вещи приобретали новый окрас и новый смысл - лишь потому, что кто-то взглянул на них свежим взглядом и искреннее восхитился ими.
По возвращении домой Ивэнн предстояло стать самой богатой женщиной в королевстве - так щедро осыпали ее подарками и безделушками, не нужными здесь, под Холмами, но такими ценными наверху. Дары, полученные всего лишь за то, что она была мила и любознательна, за то, что наполнила чертоги жизнью - и даже напоминание о том, что людям предстоит править этим миром не казалось таким горьким, как обычно.
- Она все еще невеста тебе или уже жена? - Эйриана не может разобраться в себе и своих чувствах, а потому язвит брата, получая удовольствие от ощущения скрытого страдания, что исподволь проступает на его лице - отражении ее лица.
- Она подруга мне и собеседница, - сдержанно отвечает Эйрианн. - Она так непохожа на остальных, что...
- Что ты готов оставить ее здесь еще на год? - в притворном изумлении ахает Эйриана. - Не тронув при этом и пальцем? Но какой тогда прок от ее присутствия? А вдруг случится чудо, тебе повезет и она понесет?
- Смертные супруги наших правителей всегда забирали своих отпрысков с собой, - напоминает Эйрианн.
- Потому что в Холмах хватало собственных детей и нам не было нужды в полукровках, - отмахивается принцесса. - Этого мы вполне можем оставить себе, в Договоре ничего не говорится о плодах союза между сиидха и смертными.
- Ивэнн вряд ли это понравится, - неожиданно для сестры говорит Эйрианн, и потаенный огонь вырывается наружу, испепеляя все вокруг.
- Да кого интересует ее мнение?! - в ярости кричит Эйриана. - Она всего лишь смертная, она принадлежит нам - целиком, от волос до ногтей! Она и все, что она принесет в это мир! Ты трясешься над ней, как невесть над какой драгоценностью, и сам не прикасаешься к ней, и другим не позволяешь! Она - как стена между нами, и я хочу, чтобы эта стена была разрушена! Сегодня же, сейчас!
- Эйриана, - пытается образумить сестру Эйрианн, но серебряное пламя мечется по чертогам, принцесса в гневе, принцесса привыкла получать то, что ей заблагорассудится, и Эйриана вихрем врывается в покои смертной невесты-жены своего брата, бессвязно обвиняя рыжую невесть в чем. А та только смотрит, кивает и успокаивающе говорит:
- Ну конечно, госпожа принцесса. Мы поступим по вашему слову. Простите меня, я должна была догадаться раньше. Но я не знала ваших порядков. Простите меня.
Ивэнн берет принцессу сиидха за руку, и та ошеломленно смолкает. Никто из смертных прежде не прикасался к ней, ей казалось, одно такое малейшее прикосновение должно убить ее, разрушить сеть сплетенных вокруг нее чар бессмертия. Но ничего подобного не происходит. Сквозь теплые пальцы Ивэнн течет сила, схожая с той, что весной пробуждает оледеневшие деревья и побуждает форель разбивать хвостом толстый лед на реках. Эйриана теряет дар речи - и послушно идет за смертной. Придворные и былые возлюбленные провожают ее изумленными взглядами, но никто не решается вмешаться, никто не преграждает путь маленькой упрямой Ивэнн и не спрашивает, что это она творит.
Они любят друг друга - всю долгую, бесконечную зимнюю ночь, ведь под Холмами не бывает дней, подземные чертоги всегда наполнены ровным, убаюкивающим золотистым светом распускающихся фонариков на тонких стеблях. Они любят друг друга - двое бессмертных и смертная, сплетаясь и соединяясь на зеленом шелке, расшитом серебром, и Эйриана счастлива - бездумно и безмысленно. Она удивляется самой себе - с чего бы ей, познавшей все уточенные изыски постельных игр, таять от неловких поцелуев смертной девицы и беспечно смеяться, когда рыжие локоны щекочут лицо? Ивэнн пропускает ее волосы между пальцев - прямые, тонкие локоны цвета старого серебра, Ивэнн стонет под ее братом и шарит рукой по постели, отыскивая ее пальцы и с внезапной, звериной силой тиская хрупкую кисть принцессы сиидха. В Ивэнн нет ни капли глупого упрямства, она покорна без заискивания и стремления угодить, она уступает любым их прихотям и тихонько всхлипывает, когда пальцы Эйрианы безжалостно вынуждают ее снова и снова биться пойманной на крючке рыбкой.
Эйриана смотрит на лицо брата, видя на нем отражение наслаждения - такого же, какое сейчас владеет ею самою. Когда-то ей хотелось, чтобы Эйрианн вот так смотрел на нее, но брат решил - нельзя. Она знала, что решение причинило ему боль, что он желал ее, что, будь он или она чуть решительнее нравом, она бы стала его королевой, а не просто сестрой - но с годами смирилась с его решением.
Тогда было нельзя - а сейчас можно. Потому что есть Ивэнн, смертная, пронизанная светом солнца, живая и горячая, хмельная, как молодое вино - сиидха позабыли его вкус, кружащий голову и сладостью тающий на языке.
Ивэнн целует Эйриану и шепчет что-то на языке людей - слова, о потаенном смысле которых принцесса догадывается без особого труда. Она засыпает, и брат с сестрой переглядываются поверх вороха растрепанного золота.
- Я хочу, чтобы Ивэнн осталась с нами, - говорит Эйрианн, тем голосом, что уже давно не звучал в чертогах - голосом истинного правителя Холмов. - Она станет моей королевой, третьей между нами.
- Я согласна, - кивает Эйриана, но что-то не дает ей покоя, не оставляет, грызет изнутри, и спустя несколько дней она спрашивает у Ивэнн:
- Скажи, как среди людей зовется то, что я испытываю к тебе? Я желаю быть с тобой и желаю навсегда изгнать тебя из чертогов, чтобы никогда не вспоминать о тебе. Всякий миг без тебя становится мучением, даже когда я знаю, что ты здесь, рядом. Я хочу твоей смерти - и страдаю, осознавая, что бессмертие не делится на части и я не способна подарить его тебе - вот так! - она набрасывает на шею Ивэнн янтарное ожерелье и любуется золотым отсветом на белой коже. - Что это такое, Ивэнн, и как мне жить с этим?
- Это любовь, принцесса, - отвечает смертная и отводит зеленый взгляд. - Мы говорим, такова любовь - иссушающая и обновляющая. Она может изнурить человека до смерти, а может вдохновить на подвиги и песни, что переживут века. Я не знаю вашей мудрости, я говорю о том, что знаю сама - а знаю я немного, ведь я еще никогда не любила.
- Никогда? - переспрашивает Эйриана, и смертная отвечает:
- Никогда - до встречи с тобой.
Изумруды из сокровищницы королей-под-Холмами не сверкают так, как горят глаза Ивэнн.
Одно лицо, одно имя, одна судьба.
Эйриана опускает ресницы, принимая свое решение.
В дни первых осенних заморозков народ Холмов выйдет под лунное сияние, и брат подтвердит свой союз с Ивэнн - союз, которому суждено продлиться до тех пор, пока дни смертной не подойдут к концу и она не заснет мирным, спокойным сном, уносящим ее навстречу новому рождению. Ивэнн станет королевой - не по титулу, но по сути. Как в былые времена, как прежде.
Эйриана смотрит на брата, сожалея о том, что у нее не достало сил бороться за свое счастье. Принцесса слишком привыкла к тому, чтобы желаемое само падало ей в руки, и когда брат отказал ей, она вздохнула и уступила. Что она получила взамен - годы одиночества и тоски? Нет, теперь она кое-чему научилась. Она не собирается сдаваться просто так.
Она разливает вино, она проводит время с братом, она листает хроники, восстанавливая порядок проведения грядущей церемонии. Она внимательно наблюдает, подмечая малейшие изменения. Она спокойна и тверда в своем намерении. Приходит назначенный ею день, и она искренне улыбается недоумению Эйрианна, когда брат оказывается не в силах подняться на ноги и неловко, неуклюже падает. Она запирает двери в малую оранжерею, садится рядом с ним и кладет его голову себе на колени. Эйриана смотрит в его серебряные глаза, видя в них свое отражение и успокаивает брата:
- Не бойся, это не смерть. Теперь я знаю многое о жизни и любви, и понимаю - ты слишком дорог мне, чтобы бездумно прерывать нить твоей жизни. Нет, брат, это всего лишь сон. Сон, который продлится до дня кончины Ивэнн.
- Ивэнн, - с трудом выговаривает немеющими губами Эйрианн. - Но ведь она... ты... Я не отбирал ее у тебя!
- Не отбирал, - соглашается Эйриана. - дело в другом. В том, том, что мы - одно. Мы близнецы. Что твое - то и мое. Но я больше не хочу делиться, - она неспешно расстегивает браслеты на запястьях брата, складывая их звенящей кучкой. - В былые времена я бы убила тебя, но ты сам не раз говорил - мы стали слишком слабы и пугливы. Я предпочла обман. Ты станешь мной, а я - тобой. Тебе будет здесь хорошо, никто не обеспокоит тебя, не нарушит твоего сна. Я читала летописи и знаю, что такое случалось прежде - когда сиидха уходили в себя, замыкались в глубинах своей души. Я стану заботиться о тебе, а ты - ты будешь спать и видеть сны о нашем прежнем величии. Я справлюсь, поверь, - она нежно целует брата, ощущая его негодование, его тщетно попытки преодолеть оцепенение. - Потом ты сможешь наказать меня, даже изгнать из Холмов, но позволь мне хоть немного побыть счастливой. Позволь согреться у чужого огня, раз уж я не в силах разжечь своего. Пусть уставшая от бесконечных зим и лет принцесса Эйриана дремлет здесь, среди милых ее сердцу цветов и трав, а ее брат Эйрианн женится на смертной деве, - она в последний раз проводит пальцами по лицу брата, такому спокойному и бесстрастному, что оно напоминает лик прекрасной статуи. - Ты такой умный - вдруг ты найдешь способ прежде срока избавиться от моей паутины? И кстати, - она уже стоит у прозрачных, легких дверей оранжереи, - Ивэнн понесла. Она сама еще не догадывается, а я вижу. У принца Холмов будет наследник. Ты рад? - она улыбается и уходит.
Ее походка - походка мужчины. Ее лицо - лицо Эйрианна. Ее голос звучит его интонациями.
В конце концов, прихотью сотворивших племя сиидха богов между мужчинами и женщинами не так уж много различий. Не то, что у смертных.
А вторая женщина, что будет владеть этим секретом - она промолчит, сохраняя тайну.
Мы еще посмотрим, действительно ли серебряная кровь детей Богини превратилась в воду, со смешком думает Эйриана, ставшая Эйрианном. Ведь у смертной королевы вскоре родится герой, и мы сможем воспитать его. Сможем изменить мир. Сможем сделать хоть что-нибудь. А я снова научусь любить. Потому что она держит мое сердце в своих маленьких ладошках и улыбается мне.
Достаточная причина для безумства.