«ИМЕНЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ...»

  ...Минут через сорок к месту аварии подкатил милицейский автомобиль. Сотрудник вежливо представился: «Государственный инспектор дорожного надзора старший лейтенант Пушишин». И начались, как говорится, протокольные мероприятия.

  Битюков задёргался: «Инспектор, может, грузовик задержать надо? Он ведь сейчас, как в мышеловке. Перекройте выезд на 15-м километре — куда ему деваться?!» Ага, сейчас... Прямо кинется вся милиция твой, Васильич, грузовик искать! Тут рулеткой работать надо. И авторучкой. Объяснения одного водителя, другого, очевидцев — по документу на каждого, справка по ДТП, протокол осмотра места ДТП, протоколы осмотра и проверки технического состояния для каждого транспортного места, схема к протоколу осмотра места ДТП и, наконец, протокол об административном нарушении. По ходу дела надо ещё ориентировки дать, водителей в наркологию на экспертизу направить, расстояния всякие вымерять, выслушать со всех сторон кучу различной чепухи... Короче, суеты хватает, и здесь инспектору не позавидуешь. Но является ли это основанием для меня, налогоплательщика, спокойно наблюдать за тем, что инспектор, будто шабашник, начинает в своей работе подхалтуривать?

  Для начала Пушишин подсократил число очевидцев. Он попросту отказался фиксировать показания сидевших в кабине «Форда». Аргумент был простой: «Незачем, мне и так все ясно». Помимо водителей, показания взяли только у одного мужика, который якобы всё наблюдал от здания «Магаданэнергосбыта» — метров, так, с тридцати. Самого столкновения он, правда, не видел, поскольку произошло оно за пресловутым грузовиком, но зато якобы разглядел на том спереди горящую правую поворотку. Я был на месте, пытался найти соответствующую точку обзора, но не сумел. Да и логика вещей иное подсказывает: если грузовик собрался поворачивать со второстепенной дороги направо, зачем бы он останавливался перед условной осевой, словно пропуская по главной дороге движущийся справа от него транспорт? Так делают только при повороте налево, либо при пересечении перекрёстка по прямой...

  Разыскали след юза. Битюков его чуть не телом прикрывал, спасая от разрушения проезжающими мимо автомобилями. Выполнили прочие замеры. Трудно сказать, какой методике следовал инспектор, но в протоколе осмотра указал, что задняя ось «Форда» находилась «на расстоянии 0,0 метра от д. № 25 ул. Речная». Любой здравомыслящий человек должен из написанного сделать вывод, что «Форд» в результате аварии оказался в точности размазанным по стенке здания, до которого от точки столкновения была ни как не меньше 25–30 метров... Ошибка? Нет. Просто не хватило у старшего лейтенанта милиции квалификации (или желания?) четко определить точку, от которой производились измерения. Геодезисты такие точки «реперами» называют. В результате, когда на нарисованной по результатам измерений схеме «Форд» оказался вроде бы как на тротуаре, конфигурацию проезжей части пришлось менять так, чтобы колеса снова «выехали» на асфальт...

«Сухой» асфальт.

    Асфальт? Добравшись до описания дорожного покрытия, Пушишин так и написал: «асфальт», а ниже добавил: «сухой». «Э, нет! — возмутился Битюков. — А вот этот песок? А вкрапления щебня? Я ж по ним, как по маслу летел...» Знаете, что ответил инспектор? «В перечисляемых протоколом примерах такого покрытия нет». Получается прямо как у Вовочки в том анекдоте: «Как же так? — жопа есть, а слова нет...»

  Или, вот — профиль дороги... Инспектор пишет: «Участок дороги горизонтальный, незначительный подъем». Так «горизонтальный» или таки «подъем»? «Незначительный» — для кого? Это сколько? А описание поперечного профиля где, позвольте поинтересоваться?

  Но самое интересное и, как оказалось в последствии, трагическое — на схеме отсутствовал грузовик. То есть, за исключением свидетельских показаний, грузовик вообще нигде не упоминался! Пушишин нашёлся и здесь: «Но ведь в настоящий момент на месте ДТП грузовик отсутствует. Как же я его на схеме покажу?» Логично, даже спорить трудно...

  Вам, наверное, покажется, что придираюсь я к инспектору по мелочам, какая, мол, разница: спуск-подъём, был грузовик — не был? А дело в том, дорогой читатель, что уже гораздо позже, на суде, другой инспектор скажет: «В протоколе и на схеме существуют только две достоверные цифры — ширина проезжей части и длина тормозного следа». Остальное, стало быть, фикция, на основании которой Битюков не может строить линию своей защиты, поскольку он эту фикцию подписал.

  Вот и назван ключевой момент — подпись. И здесь, прежде всего, я хочу дать вам, читатель, практический совет: никогда, ни при каких обстоятельствах не ставьте свою подпись под документом, не вникнув полностью в каждую его букву и цифру! В каждую!

  ...Время близилось к десяти вечера. Одну за другой подписывали заполненные инспектором бумаги участники ДТП, свидетели, понятые. Оснований для долгих раздумий, вроде бы, не было: документы-то заполнял старший лейтенант нашей родной милиции, которая нас, как известно, бережёт, — человек знающий. Знающий, бесспорно... Но знал он и то, что виновник аварии уже, по сути, предопределён. В коротких перекурах говорил он откровенно Битюкову: «Эх, мужик, жалко мне тебя. Уж лучше бы ты тот грузовик протаранил...» И оставалось инспектору немного — свести к приемлемому минимуму всякого рода рассогласования и разночтения, которые в будущем могли бы усложнить его жизнь.

  Тут бы Битюкову и поднапрячься, бдительность проявить. Но устал: день отработал, в серьёзной аварии побывал — хорошо, хоть люди уцелели, о материальных последствиях думать не хотелось, и уже пять часов длилось изматывающее душу расследование.

  Что бы сделал, наверное, в такой ситуации я? Написал бы на каждом документе: «Не согласен», и только потом, на свежую голову, приведя в порядок мысли, дал бы объяснение, в котором и указал бы, с чем именно и почему я не согласился. Готов поклясться, что в любом документе при внимательном рассмотрении можно найти ошибки, если и не по сути, то уж по какому-либо формальному признаку — наверняка, в чём чуть позже мне пришлось лишний раз убедиться.

  Но Битюков продолжал и продолжал подписывать документы, которые клал перед ним инспектор.

  Вы когда-нибудь видели гаишный протокол об административном нарушении? Страничка поменьше тетрадной, испещрённая мельчайшим типографским шрифтом. В протокол от руки (а почерк инспектора, дай ему Бог здоровья, мало отличался от почерка врача в истории болезни) должно быть занесено всё: кто, где, когда и что совершил, при каких обстоятельствах, что обнаружено в ходе досмотра, данные о свидетелях и понятых и т. д. и т. п. Задача — нереальная, но милиция с ней, тем не менее, справляется. А для всяких неопытных, кто этот протокол впервые в жизни видит, инспектор в нужных местах галочки услужливо поставит — ты только расписывайся... Так вот, Битюков свою подпись на протоколе поставил аж в четырёх местах! Но более того, при ближайшем рассмотрении оказалось, что одной из них он подтвердил сразу три пункта: «С протоколом ознакомлен. Копию протокола получил. Права и обязанности, предусмотренные статьёй 247 КоАП РСФСР, мне разъяснены». Протокол тебе, Васильич, показали? Показали. Стало быть, ознакомили — нет оснований не подписать. А то, что копию не выдали — так это теперь тебе доказывать надо.

  Закон предусматривает, что работник милиции обязан выдать копию протокола немедленно после составления. И то — на основании чего иначе предполагаемый нарушитель должен свою невиновность начинать доказывать? Пушишин копии не выдал, пояснив, что пока (? — А. Г.) он не знает, какой тяжести травмы получил водитель «Дюны», что мешает ему правильно квалифицировать в протоколе нарушение Битюкова. Позже инспектор от своих слов и поступков откажется — пусть это лежит на его милицейской совести. А я ещё раз скажу: ой, не подписывайте, мужики, протоколы не глядя — облапошат, как при игре в напёрстки!

  На основании протокола Битюкову в вину было вменено нарушение пунктов 9.1 и 10.1 ПДД — то есть, нарушение «полосности» проезжей части и, разумеется, скоростного режима.

  На следующий день к делу подключился я. Васильич, конечно, мужик хороший, но грамотёхи у него маловато, с серьёзными учреждениями бодаться не научился. Заодно и адвоката пригласили: ей — правовая сторона вопроса, мне — техническая.

  Первым делом Битюков написал заявление на имя командира ОР ДПС ГИБДД УВД Магаданской области подполковника милиции Ю. И. Евстигнеева, где попросил учесть, что подписи под протоколом об административном нарушении он поставил в состоянии аффекта, а потому — просит этот протокол отменить, и выдать, наконец, его копию. И главное, он просит привлечь в качестве предполагаемого виновника ДТП водителя создавшего помеху грузового автомобиля, для чего требуется сам этот грузовой автомобиль разыскать (помните, о том же он просил инспектора Пушишина ещё в вечер ДТП?). В милиции, наверное, долго смеялись над этим заявлением...

  Учитывая, с кем мы теперь имеем дело, необходимо было строго выдерживать сроки подачи всех прошений. Так вот, заявление было подано в ГИБДД 17-го мая (очередной практический совет: подавая бумагу в высокие инстанции, потрудитесь подписать каждый лист своего документа, сделать копию и получить на ней в канцелярии учреждения отметочку в получении). И что же ответ? Конечно же, ответ пришел. В нём уважаемый подполковник милиции строго сообщил заявителю, что тот будет привлечен к административной ответственности. Но почему же — «будет»? Ведь административная комиссия по данному вопросу отзаседала еще 1-го июня, а указанный ответ получен Битюковым под роспись 6-го июля — более месяца спустя. На ответе указана законная дата — 27.05.02, а вот отправлен он почему-то только 29.06.02 — медленно, однако, курьеры из кабинета в кабинет бегают. Да и само письмецо шло с Кольцевой на соседнюю улицу Наровчатова ровно неделю — но это уже другая песня.

  Правда, позже выяснилось, что, независимо от ответа Евстигнеева, дополнительное расследование всё же было назначено. И, как утверждают работники милиции, даже проведено. Во всяком случае, всё тот же старший лейтенант Пушишин вновь возил Битюкова на место ДТП и уже с пристрастием требовал указать точно, с какого расстояния тот увидел приближающийся справа грузовик, на каком расстоянии от него начал торможение и т. д. Тут-то и пришлось Васильичу пожалеть, что не сообразил он с рулеточкой в день аварии до столкновения нужные промеры сделать... Нелепость этих требований, похоже, понятна и инспектору — ДТП развивалось в движении, и никак не может водитель с точностью до метра назвать расстояние, с которого в поле его зрения попал тот или иной объект на дороге. Но уж больно удобно ловить предопределённого нарушителя на неточности его показаний. Меня же лично гораздо больше смущают точные расстояния до двух объектов, которые водитель движущейся «Дюны» определил соответственно в 240,0 м и 100,0 м — то есть с точностью до 10 см. Извините, но так не бывает...

  Много всяких несуразностей появилось и в материалах «дополнительного расследования»: тут и рапорты начальству, не имеющие даты написания — ставь, по необходимости, какую пожелаешь, и телефонограммы, более поздняя по номеру из которых появляется по времени раньше предыдущей, и упорное нежелание опросить остальных свидетелей ДТП. Для этого даже рапорт пишется: «По данным адресной справки, очевидец Тамм зарегистрирован в пос. Бурхала». Ну и что? Трудно что ли руку к телефону протянуть, позвонить в компанию, расположенную в городе Магадане, где этот Тамм работает — через полчаса он перед вами предстанет. А зачем? Милиции и без него все ясно. Настолько ясно, что из недр УВД появляется на свет документ под названием «Справка эксперта» — на серьёзном бланке, с номером, подписями и штампиком. И утверждается в «справке», что «...в соответствии с существующими методиками и техническими требованиями ПДД было проведено автотехническое исследование обстоятельств данного ДТП (с необходимыми техническими расчетами)...» Позже я поясню, почему выделил именно эти слова. А пока что «справка» установила, что у Битюкова «имелась техническая возможность путем торможения избежать столкновения», и кроме того, «пришила» Битюкову нарушение ещё трёх пунктов ДТП. Кстати, из «справки» ни коим образом не следовало, с каким именно автомобилем Битюков мог избежать столкновения — с «Дюной», грузовиком или ими обоими?

  Тем временем подошёл черёд административной комиссии. Мы с Битюковым по поводу её исхода особых надежд не питали, хотя расчитывали, конечно, что его хотя бы опросят, выслушают — приличия ради... Ну да, как же! Председатель зачитал решение, вынул из папочки и торжественно вручил Битюкову заранее подготовленное постановление. Вот ведь — мелочь, вроде, а показывает, что никаких «разборов полетов» здесь никто устраивать не собирался, для ГИБДД вина Битюкова была однозначно определена до того. Правовое государство, ничего не скажешь!

  По закону мы могли обжаловать решение комиссии либо в городской суд, либо вышестоящему должностному лицу. Продолжая наивно надеяться, что и в милиции можно справедливость найти, а в суде — и без нашего дел хватает, пошли по второму пути, что, как выяснится позже, было не лучшим решением. 7-го июня Битюков направляет жалобу на имя начальника ГИБДД Магаданской области Ю. Н. Аксёнова, в которой просит отменить постановление № 7685 от 01.06.02 по делу о нарушении ПДД и, опять-таки, выдать ему копии протокола и схемы ДТП.

  А в ответ получает письмо от 20.06.02 за подписью Аксёнова, адресованное гражданину Бирюкову, начинающееся словами: «Уважаемый Юрий Васильевич!» — поверьте, это очень важно. В вежливой форме полковник милиции отказывает Бирюкову по всем пунктам жалобы и при этом — внимание! — нигде по тексту не пишет: «решено».

  На этом поиски правды в милиции можно было прекращать.

  27-го июня Битюков подаёт в Магаданский городской суд жалобу на действия должностных лиц ГИБДД и получает повестку: явиться 10-го июля в 11.00 на первое заседание. Накануне выправили у нотариуса доверенность, по которой я получил право представлять в суде интересы гражданина Битюкова. Без пятнадцати одиннадцать мы были в судебном коридоре. Но повестка — повесткой, а жизнь — жизнью: в кабинет судьи нас пригласили только около двенадцати. Процедурные вопросы, некоторое замешательство над моей доверенностью, поехали...

  Битюков от волнения — всё же в первый раз в суде — теряет дар связной речи. Я, кстати, в суде бывал не чаще, но пытаюсь держаться уверенно. Правда, несколько подводит благоприобретенная с возрастом глухота, а судья, как назло, читает документы вполголоса и скороговоркой; приходится больше следить за артикуляцией, чем улавливать смысл сказанного.

  Идёт чтение жалобы — документа на пяти страницах — я-то его наизусть почти знаю. Судья прерывает чтение, считает страницы, возмущается: «Это же роман какой-то, чес-слово!» Пару страниц, не глядя, перекидывает, читает последнюю.

  Слово — Битюкову. А что он сказать может? Единственное: «Не виноват я, граждане судьи...» Начались вопросы представителя ГАИ и — уточняющие — судьи. Да как-то вертятся они вокруг одного: «Зачем, мол, на "Дюну" наехал? Почему не тормозил?» О грузовике пока — ни слова... Но, вот, отстрадал своё Васильич, отпотел... Моя очередь.

  Произношу заученную наизусть первую фразу: «Для определения степени виновности (или невиновности) водителя Битюкова Ю. В. в ДТП, очевидно, необходимо дать ответы на ряд вопросов, и в том числе: существует ли причинно-следственная связь между выездом грузового автомобиля на главную дорогу и дальнейшим развитием событий ДТП вплоть до столкновения автомобилей "Форд" и "Тойота-Дюна"?»

  Разворачиваю заранее приготовленный плакатик со схемой ДТП, где наряду со столкнувшимися машинами нанесён и грузовой автомобиль. Начинаю излагать историю ДТП от момента начала выезда грузовика на Речную — ведь это именно он создал помеху «Форду», заставив Битюкова тормозить и маневрировать... Но судья резко прерывает: «Вы излагаете суду уже известные факты». Ну, ладно, известные, так известные... Переворачиваю плакатик: на обороте формула расчёта остановочного пути. Продолжаю: «На основании произведенных расчётов...» Судья перебивает: «Вы можете предоставить расчёты суду?» — «Могу, конечно, если Вас устроит их рабочий вариант...» — «Нет, не устроит! В заседании объявляется двухнедельный перерыв, в течение которого стороны должны предоставить суду свои расчеты.» — «Надо же, — думаю, — умничка какая! Вот ведь, вроде бы, юрист, а подход к делу наш, инженерный!»

  Вечером сажусь за оформление расчётов. В своё время я преподавал «Устройство автомобилей» — сохранилась кое-какая литература. Для большей доходчивости людей, не связанных с теорией автомобиля, перелопачиваю подшивки «За рулём», ищу понятные для юристов материалы по юзу. Нахожу. Вычерчиваю таблицы, строю графики. Сначала убеждаюсь сам — не мог Битюков на этом покрытии эффективно, без юза затормозить и остановиться до столкновения. Не мог, и всё тут! Теперь осталось убедить в том суд. Для объективности просчитываю «благополучный сценарий». Получается, что с учётом погрешностей данных, имеющихся благодаря халтурно выполненной гаишниками работе на месте ДТП, можно допустить возможность аккуратного торможения без юза и остановки до удара с грузовиком. Но, опять-таки, в экстремальных условиях ДТП нажатие на тормоз «до упора» — реакция нормальная, это вы у психиатров спросите. А тут уж и юз, и столкновение были неизбежны.

  Через две недели, сдав в установленные сроки расчёты с выводами, являемся в суд к двум часам дня — конец обеденного перерыва. Через пятнадцать минут из кабинета с чашкой и блюдцем выходит судья, молча следует мимо. Минут через пятнадцать неспешно возвращается. Хочется крикнуть: «Уважаемая! У нас, между прочим, рабочий день идет!» Как же, крикнешь тут... Ближе к трём приглашают в кабинет. Представитель ГАИ — новый — долго роется в бумагах, ищет доверенность — не находит. Сбивчиво объясняет, что только что из отпуска, прежний сотрудник дело ему толково не передал и т. д. Интересно, а я его в суде и две недели назад видел, он, что, здесь отпуск отгуливал? Судья задаёт вопрос: «ГАИ расчёты предоставила?» — «Так нет ещё...» — «А я в прошлый раз говорила, что должны предоставить.» — «Так должны, наверное...»

  Наша адвокат: «Ходатайствую о продолжении слушаний без расчётов ГАИ, поскольку процесс носит состязательный характер». Судья решает: «В заседании объявляется двухнедельный перерыв для предоставления экспертами ГАИ своих расчётов». Всё, гуляй, Васильич... Пока... В этот раз ты и вспотеть не успел.

    ...На удивление, последнее заседание началось почти без опоздания. От ГАИ уже два человека. «Расчёты принесли?» — «Не-а... Зато эксперта привели.»

  О чём может говорить инженер с милиционером без расчётов, назови того хоть трижды экспертом? О погоде? Безусловно... О футболе? Разумеется... О женщинах? Тоже хорошо... Но определять возможность остановки автомобиля на определённом участке дороги с определённым покрытием — вот это уже невозможно. Но интересно и другое: вы помните, я выделил слова из «справки эксперта» о том, что автотехническое исследование было выполненно на основании «всех необходимых расчётов»? Так где же они? Почему в суд, откладываемый из-за них дважды, так и не переданы?

  В запале прений я умудрился назвать «автотехническое исследование» «автотехнической экспертизой», и тут же услышал потрясающее по своей откровенности признание. Оказывается, «справка эксперта» — это вовсе никакое не экспертное заключение. Это — так просто, бумажка, за выводы которой никто никакой ответственности не несёт. А что она в деле поделывает? А ничего — лежит...

  Я начал ощущать себя участником театра абсурда. Но всё только начиналось.

  Эксперт уничижительно прошёлся в адрес источников, на основании которых были составлены мои расчёты и выводы. Особенно досталось журналу «За рулём», словно это было бесплатное приложение к журналу «Мурзилка». Но формулы расчёта остановочного пути были взяты мною из справочника НИИ автомобильного транспорта, его же так просто ногою не пнёшь... Пнули, аж пиджак завернулся.

  Спрашиваю: «Гражданин эксперт, вы можете опровергнуть представленные заявителем расчёты?» — «Я их не проверял, такого задания мне не было...» — «Но собственные расчёты вы выполняли?» — «Да, в справке это указано.» — «Можно их увидеть?» — «Нет, нельзя.» — «Они носят закрытый характер?» — «Нет, не носят.» — «А почему увидеть нельзя?» — «А потому...» Мне привиделось, что чёртик из-за плеча эксперта показал мне язык... Больше вопросов к «эксперту» у меня не было.

  Я готов был, проигрывая, поднять руки перед более убедительными книгами и формулами, но два милиционера и один судья витиевато водили в воздухе руками, объясняя, как это много для одного автомобиля — 60 метров дороги перед препятствием. (Кстати, я так и не понял, откуда взялась эта цифра?) Услышал я из уст судьи ещё одну автоновость: оказывается, безопасный интервал между автомобилями составляет всего 3 метра. Согласен, но только при скорости 6 км/час, поскольку, как рекомендует все тот же журнал «За рулём», расстояние между автомобилями следует выдерживать в половину показания спидометра.

  ...Пытаюсь вернуться к торможению и юзу, «съевшему» значительную часть остановочного пути. Задаю вопрос представителю ГАИ: «Скажите, что, на Ваш взгляд, означает формулировка пункта 10.1 ПДД: "водитель должен принять возможные меры к снижению скорости..."» Упор — на слово «возможные». «Ну, не знаю... Снизить скорость — и все тут...» — «А знаете ли Вы, что словарь Ожегова толкует прилагательное "возможные", как "допустимые"?» Судья прерывает: «Мы здесь не Ожегова обсуждаем!» Разумеется! Но мы обсуждаем нарушение конкретного пункта ПДД и обязаны выяснить точное его понимание: допустимо ли продолжать торможение, если это привело к юзу и потере управляемости? Знаете, что милиционер сказал? «Ну, значит, надо руля покрутить, ручник дернуть...»

  Дальше — больше. Представитель ГАИ задает вопрос Битюкову: «Вы хорошо знаете технические данные автомобиля "Форд"?» Вопрос, определённо, некорректен, но Васильич, недолго думая, находит адекватный ответ: «Сравнительно». «А скажите, какого типа на нём "4WD" — "Full Time" или иное?» Я пытаюсь протестовать: «Прошу применять русскоязычные термины!» Судья возмущается: «А как он, на Ваш взгляд, должен переводить название автомобилей?» М-да... Уважаемая! Речь-то совершенно о другом, не о названиях машин! К счастью, милиционер снимает вопрос: не подобрал, видимо, русскоязычного аналога.

  Я вновь возвращаюсь к теме грузового автомобиля. Вопрос принципиально важный: если помеха будет установлена, так и виновник ДТП — грузовой автомобиль. Если помехи не было, то откуда нарушение Битюковым пункта 10.1? С какого перепуга он должен был скорость снижать или маневрировать? Нет, ребята, как ни крути, невиновность Битюкова в ДТП практически очевидна... Так мне, во всяком случае, казалось. Смущало, правда, одно обстоятельство: ни в одном документе ГАИ—ГИБДД грузовой автомобиль не упоминался, речь всё время шла о некой обезличенной «опасности для движения». Поэтому вопрос представителю ГАИ пришлось формулировать предельно прямо: «Прошу ответить, представлял ли грузовой автомобиль помеху для "Форда"?» Ответ последовал обескураживающий: «Не знаю, поскольку в материалах дела никакой грузовой автомобиль не значится. В протоколе и схеме ДТП не указано, что это был за автомобиль, где он был, что и как он делал». Ничего себе!!! Третий месяц и третье заседание суда бьётся Битюков вокруг грузовика, а к концу процесса выясняется, что и грузовика-то, вроде, никакого не было!

  «Нет, — говорит милиционер, — я этого не утверждаю. То есть, возможно, грузовик и был, раз уж о нём все свидетели заявляют, но коль на схеме он отсутствует, то и учитывать его роль в ДТП мы не можем». Вот, Васильич, во что вылилось твоё безграничное доверие к работнику милиции, оформлявшему ДТП.

  Так о какой же «опасности для движения» тогда идет речь в документах? «Скорее всего (! — А. Г.) — о "Дюне"», — ответствует милиционер, и судья безмолвствует... Как и положено в театре абсурда, поближе к занавесу все поставлено с ног на голову.

  Когда объявили перерыв на обед, судья порекомендовала мне: чтобы не тратить драгоценное время процесса, ознакомить представителя ГАИ с моими остальными вопросами в коридоре. К чести своей, она не посоветовала там же выслушать его ответы, после чего, ударив по рукам, разойтись по домам. На улице Васильич поделился: «Похоже, судья подыгрывает гаишникам...» Я искренне обнадёжил его: «Не переживай. У нас железная позиция, я никогда прежде не видел милицию в столь беспомощном состоянии. Судья, бесспорно, это тоже видит, но ведь ей необходимо соблюдать хотя бы внешний вид беспристрастности». Да к тому же у нас был запасной козырный туз: как заверяла адвокат, в связи с вступлением в силу с 1-го июля нового кодекса об административных правонарушениях, в силу ряда соответствующих причин и статей кодекса, наше постановление подлежало безусловной отмене.

  Но после обеда и у милиционера появился козырь, правда, иной масти. Он заявил ходатайство об отклонении жалобы Битюкова на основании истечения сроков обжалования. Позвольте! Как же так? Мы все сроки отслеживали исключительно аккуратно! Тут-то и появился туз из рукава: в судебной жалобе на действия должностных лиц ГИБДД Битюков просил отменить постановление административной комиссии № 7685 от 01.06.02; это естественно — ведь другого документа из ГАИ у него на момент подачи жалобы не было. «Как не было? — возразил милиционер. — Вы же получили решение по своей жалобе на имя начальника ГИБДД; так коль Вы не изволили обратиться в суд по поводу постановления хотя бы на пару недель раньше, для чего Вам не следовало обращаться к начальнику ГИБДД, значит теперь в судебной жалобе Вы можете оспаривать только это решение.» — «Но простите, откуда видно, что письмо, не содержащее ни одного слова с корнем "реш-", решением таки является? Тем более, что письмо направлено несуществующему по данному адресу гражданину Бирюкову.» — «Меня меньше всего волнует, что Вам видно или не видно, но раз на письме есть дата, номер и подпись начальника, значит, для Битюкова — это решение». Чёртик из-за плеча милиционера показал мне язык ещё раз...

  После реплик судья привычно перешла на скороговорку, зачитывая содержание приобщённых к делу документов. Прозвучала замечательная фраза: «Грузовик стоял под углом двадцать метров...», и я усомнился в своих недоумениях относительно отсутствующих расчётов гаишных экспертов: кому и что я собирался доказывать языком цифр и фактов? Заодно и мои письменные выводы, в которых я постарался аргументировать все позиции, по которым считал Битюкова невиновным, судья читать не стала — не до романов-с... На заседании в принципе не рассматривалась абсурдность обвинения Битюкова в нарушении пункта 9.1, который и действий-то от Битюкова никаких не требовал. А зачем? — «суду все ясно»...

  Вы, уважаемый читатель, сильно удивитесь, когда узнаете, что Битюкову в удовлетворении жалобы Магаданским городским судом было отказано?

  Но кто же ответит за униженное достоинство десятков людей, толкающихся в убогих коридорах городского суда в ожидании возможности ознакомиться с документами дела — по одному часу в неделю — на всех? Кто ответит за мою честь инженера-механика, которую, походя, вымарали двое юношей в мундирах? Кто, наконец, ответит за деньги, выгребаемые из карманов всех нас налогами на содержание милиции, судов, дорог и много чего другого?

  Не будет мне ответа...

  И стыдно потому читать венчающие решение суда слова: «Именем Российской Федерации...»