В   БУХТЕ   НАГАЕВА,   1928–1932 гг.
ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

   Председатель Ольского ревкома в 1924–1926 гг. А. А. Кочеров писал о населении Могодана того времени: «В устье р. Магаданки... стояли две летние юрты эвенов Даниила Абрамова и Кирика Трифонова. Во время хода кеты и горбуши они заготовляли здесь себе юколу и порсу (рыбную муку). Осенью охотились на морского зверя в бухте Гертнера. Зверя во время отлива на лежбищах били палками. С наступлением зимы Абрамов и Трифонов откочёвывали вверх по р. Дукче на Хасын и Армань, где охотились на пушного зверя».

   Как сообщает д. и. н. профессор А. Широков, «первое упоминание о Магадане в письменном источнике относится к Приполярной переписи 1926–1927 годов, где чётко указан топоним «Магадан» и количество жителей — 4 человека»¹.

   В 1927 году началась колымская «золотая лихорадка» — на Среднекане приступил к работе первый прииск, переданный в начале следующего года АО «Союззолото». Естественным образом, перед «Союззолото» вплотную встал вопрос о снабжении приискового района. До сих пор все транспорты на Среднекан отправлялись с Олы — через Малтан – Бахапчу. Но, во-первых, Ольский рейд за счёт мелководности был мало приспособлен к приёму больших объёмов грузов, а во-вторых, когда летом 1928 года на Олу хлынули толпы старателей, сметающие все припасы, на Оле возникла реальная угроза голода, и местные власти были вынуждены запретить частным лицам въезд в село без личных запасов продовольствия. Тогда-то «Союззолото» и поворотило своё внимание на бухту Нагаева. Вероятно, это была первая организация, начавшая освоение берега Нагаевской бухты, и первые более-менее капитальные постройки в будущем Нагаево принадлежали именно ей. Предполагаю, что происходило это как раз в 1928 году.

   В сентябре того же 1928 года в бухту Нагаева прибыл зам.председателя Дальневосточного Комитета Севера К. Я. Лукс. На берегу бухты было выбрано место для строительства Нагаевской культбазы — комплексного учреждения, предназначенного для туземного² населения и состоящего из школы-интерната, больницы и ветеринарного пункта³.

   Зимой 1928–1929 гг. культбаза была срублена в Хабаровске, разобрана и перевезена во Владивосток, откуда 28 июня 1929 года прибыла в бухту Нагаева, которая уже отнюдь не являлась пустынным местом, — возвратившаяся 1 сентября с Колымы на Олу 1-я Колымская экспедиция В. Билибина опоздает на пароход и будет догонять его в Нагаево, где обнаружит довольно многочисленное поселение. Помимо Верхне-Колымской приисковой конторы «Союззолота» здесь уже обосновалась фактория Акционерного Камчатского общества (АКО) — на основании принятого в марте постановления: «...для обеспечения товаро-продуктами приисков и культбазы открыть в бухте Нагаева один жилой дом и необходимые складские помещения». В ноябрьском протоколе заседания районной избирательной комиссии при Ольском РИКе указывалось, что в селе Ола находится 47 хозяйств и проживает 171 человек; на территории будущего Магадана и посёлка Дукча находилось 12 хозяйств, проживало 60 человек.

   Как известно, «первый колышек» Восточно-Эвенской культбазы был забит 29 июня 1929 года. 7 ноября культбаза была торжественно открыта. Вот тут и возникает первый вопрос: в каком административном статусе оказалась на берегу нагаевской бухты Восточно-Эвенская (Нагаевская) культбаза? Можно ли её считать «градообразующим предприятием», существенно повлиявшим на появление посёлка Нагаево? По моему мнению, статус её был вполне соответствующим названию — культбаза — не больше и не меньше, а к образованию пос. Нагаево она имела весьма опосредованное отношение.

   Печальная судьба культбазы, прекратившей своё существование в качестве социально-культурного объекта менее чем через два года, весьма показательна. Сложности с первым (и последующим) набором учащихся в школу культбазы, как мне представляется, гораздо в меньшей степени были связаны с «темнотой тунгусов», считающих, что «детям не в школе сидеть надо, а олешек пасти да белку бить. Ну, и ещё шамана слушать...» А вот родители тех детишек видели, какого рода люд заполняет берег бухты в непосредственной близости от культбазы. Я бы своих детей в ту обстановку не отправил...

   Ветеринарный пункт. Мне непонятно, каким образом планировалось организовать его работу. Ведь основные стада «пациентов» — оленей были рассеяны на огромном пространстве. Предполагать, что эти пространства могли охватить своей деятельностью один-два ветфельдшера?.. И уж тем более сложно расчитывать, что орочи откуда-нибудь с Сиглана будут бегать на ветпункт за консультациями — жили же веками без ветпомощи, проживут и дальше...

   Но, в конечном итоге, ветеринарный пункт нашёл себе работу — по обслуживанию «транспортного цеха» «Союззолота» — к осени в Верхне-Колымской приисковой конторе «Союззолота» насчитывалось 150 лошадей и 200 оленей.

   Больница. Понятно, что и среди посетителей больницы тунгусы не составляли большинства, и лечила она, в основном, пришлое население.

   Вот и выходит, что, получая финансирование по линии Комитета Севера, культбаза занималась обслуживанием отнюдь не тунгусов, а работников организаций, не имеющих к этому комитету никакого отношения. Забегая чуть вперёд, скажу, что два года спустя, в ноябре 1931 года, Охотско-Эвенское окрбюро Дальневосточного крайкома ВКП(б) в своём постановлении отмечало, что Нагаевская культбаза — проводник национальной политики только по форме, а не по существу.

   В течение 1930 года численность населения бухты Нагаева, где практически сформировался посёлок, возрастает почти на порядок: если, по оценкам заведующего культбазой И. А. Яхонтова, в начале 1930 года в Нагаево проживало 75 человек, то к концу года, по данным Нагаево-Колымской конторы АКО, здешнее население составляло уже около 600 человек (по данным, приведённым А. Козловым, — 500 чел.) — рабочих, служащих и членов их семей.

   Но кто же осуществлял хоть малейшие властные полномочия на нагаевском берегу? Формально — Ольский, по большей части всё ещё «туземный», РИК. Но мог ли он оказать какое-либо существенное влияние на нагаевскую публику? Скорее всего, нет. Поэтому работники культбазы выполняли «по совместительству» и ряд вообще не свойственных ей административных функций, в частности, обязанности органов милиции, лесного надзора и погранпункта.

   В конце 1930 года происходит несколько событий, имеющих, на мой взгляд, знаковое значение в истории административного районирования колымской территории.

   6 декабря состоялся пленум Ольского райкома ВКП(б), избранного 15 сентября 1930 года, на котором с докладом «О перспективах работ Нагаево-Колымской конторы АКО» выступил член Ольского райкома ВКП(б) А. М. Пачколин⁴. В докладе, в частности, предлагалось «...признать необходимым срочную проработку вопросов о работе с туземцами и организации Автономной туземной республики».

   Словно в ответ на это предложение, 10 декабря 1930 года Президиум ВЦИК РСФСР принимает постановление «Об организации национальных объединений в районах расселения малых народностей Севера», которым: а) в составе Дальневосточного края образованы три национальных округа: Чукотский, Корякский и Охотский (Эвенский) — с центром, заметим, в селе Охотск; б) в состав последнего включён образуемый тем же постановлением Ольско-Сеймчанский район, в состав которого вошли: от Дальневосточного края — Ольский район, от Якутской АССР — территория части якутской тунгусской полосы, расположенная по левому берегу р. Аллах-Юнь, районы р. Неры, притоки Колымы по Коркодон включительно, верховья Омолона и Индигирки и их притоков и система р. Мая⁵. Центром нового, Ольско-Сеймчанского, района в Постановлении указана «Восточно-Эвенская культбаза — бухта Нагаева». Понятно: событие происходит в русле осуществления ленинской национальной политики. Понятно и то, что постановление несёт пока чисто декларативный характер, для его реализации необходимо время, возможно даже, длительное (...что отличает эту ситуацию, скажем, от образования Магаданской области в 1954 году, когда таковое было подготовлено заранее, до опубликования Указа Президиума ВС РСФСР). Заметим также, что вошедшая в состав нового района якутская (сеймчанская) территория не имеет, судя по Постановлению, административного статуса «район».

   14 декабря состоялось избирательное собрание Сеймчанского наслега (напомню: наслег — это якутский посёлок, часть якутской волости — улуса — в Российской империи или района Якутской АССР). И хотя в постановлении Президиума ВЦИК РСФСР ничего не говорилось о такой территориально-административной единице как Сеймчанский район, собрание приветствовало образование такового с центром в Среднекане и «приближение этим Советской власти к населению». Забегая несколько вперёд, отметим: 25–28 января 1931 года на стане прииска «Среднеканский» у ручья Безымянного (почему-то не в Сеймчане) состоялся 1-й Сеймчанский районный съезд Советов. Съезд избрал районный исполнительный комитет (РИК), в который вошли 15 человек. Первым председателем райисполкома избран И. Е. Кочнев, незадолго до этого специально направленный сюда вместе с уполномоченным ЯЦИКа Я. Я. Круминым для организации советского строительства на Колыме.

   Ольский райком ВКП(б) выносит решения: 27 декабря — о создании Ольского райкома ВЛКСМ, 27 февраля — об организации районной библиотеки, 6 марта — об организации районной газеты...

   Как видим, в решениях местных органов власти ни в конце 1930-го, ни в начале 1931-го объединённый Ольско-Сеймчанский район и его органы или хотя бы стремление к их созданию не фигурируют. Нет какой-либо заметной реакции и на образование единого Охотско-Эвенского национального округа. А в бухте Нагаева, к примеру, где центром входящего в нацокруг района должна быть Восточно-Эвенская культбаза, 17 декабря избирается Нагаевский рабочий посёлковый Совет⁶, сводящий и без того неопределённый административный статус базы к нулю. В своём первом постановлении президиум поссовета записал: «Ходатайствовать перед административной комиссией ВЦИК о присвоении названия посёлку на тунгусском языке, связанного с революционным прошлым Ольского и Охотского районов, и возможной организации на Охотском побережье Тунгусской автономной области. Бухте присвоить имя старого революционного деятеля Дальнего Востока и Приморья Сергея Лазо». Погодите, ребята! Какая Тунгусская автономная область, если ВЦИК уже декларировал создание Охотско-Эвенского национального округа?!

   Де-юре, посёлка в бухте Нагаева как бы ещё и нет, но тема его юридического оформления поссоветом педалируется: 1 января 1931 года (обратите внимание на дату — Новогодний праздник) собирается Пленум Нагаевского поссовета и принимает следующее постановление: «Посёлок, именуемый в будущем быть городом, назвать согласно предложения Лупандина (врач В. А. Лупандин, заведующий больницей Восточно-Эвенской культбазы. — А. Г.) Северосталинском, а бухту вместо Нагаевской назвать бухтой Лазо, в память замученного японцами героя гражданской войны на Дальнем Востоке».

   Лишь два с половиной месяца спустя, 15 марта 1931 года, к вопросу подключается и Президиум Ольско-Сеймчанского райисполкома⁷, в чьём территориальном подчинении находится Нагаевский поссовет, и принимает решение о переносе районного центра из посёлка Ола в Нагаево. Вскоре вносится предложение: «Рабочему аппарату рика срочно возбудить ходатайство перед Далькрайисполкомом об оформлении посёлка Нагаево посёлком городского типа, добившись перевода поссовета на самостоятельный бюджет». Откуда же такая срочность, и почему у недавнего Ольского тузРИКа подобной проблемы и «срочности» не возникало? Очевидно потому, что ни одним бюджетом ни одного советского учреждения нагаевское поселение (за исключением, разумеется, Восточно-Эвенской культбазы) пока ещё не учитывалось и не финансировалось.

   Однако ещё более интересны решения краевых властей. 3 февраля 1931 года президиум Дальневосточного крайисполкома на своём заседании постановляет организовать в числе других Охотско-Эвенский национальный округ, подчинив его непосредственно Далькрайисполкому (в качестве основания приводится ссылка на упомянутое выше постановление Президиума ВЦИК РСФСР от 10 декабря 1930 года — без всяких изъятий и изменений), а 7 мая 1931 года бюро Далькрайкома ВКП(б) принимает резолюцию о практических мероприятиях по организации национальных округов на Северо-Востоке, которой предписано: «...Считать практически необходимым организацию окружного центра Охотско-Эвенского округа в бухте Нагаева. Поручить фракции Далькрайисполкома срочно разработать вопрос строительства в бухте Нагаева помещений для окружных учреждений, квартир для работников больницы, школы и т. д...» Нормально, да? Республиканский ВЦИК определяет центром округа село Охотск, а Далькрайком предписывает организацию окружного центра в бухте Нагаева... Почему? — историки о том умалчивают.

   6 июля в бухту Нагаева прибыло организационное бюро Охотско-Эвенского национального округа. 9 июля состоялось первое заседание оргкомитета, среди решений которого значилось: а) для улучшения обслуживания Ольско-Сеймчанского района не позднее 1 августа 1931 г. временно перенести местонахождение Ольско-Сеймчанского РИКа из Нагаева в Олу с последующим переселением в территориальный центр района; б) просить Далькрайисполком поставить вопрос о закрытии Восточно-Эвенской культбазы и передаче всех её культурно-социальных учреждений в ведение Охотско-Эвенского окрисполкома.

   И хотя 5 октября президиум Далькрайкома ВКП(б) принял специальное постановление «О Восточно-Эвенской культбазе», поддержавшее К. Я. Лукса в том, чтобы не мешать её работе, постановление это, как и телеграмма секретаря Далькрайкома ВКП(б) С. А. Бергавинова, было проигнорировано руководством оргкомитета Охотско-Эвенского национального округа, которое взяло курс на организацию национальных центров, создаваемых в районах оседания кочевников Колымы и Охотского побережья (понятно, что бухта Нагаева таковой уже не являлась), и в начале октября 1931 года все учреждения Восточно-Эвенской культбазы были переданы Охотско-Эвенскому национальному округу.

   То есть, как я понимаю, руководство Охотско-Эвенского округа не пожелало делить с кем-либо властные полномочия на берегу бухты (как минимум). Но «поруководить» в Нагаево в полной мере окружным властям так и не удалось (собственно, строго говоря, таковых ещё и не было; работали так называемые оргбюро Охотско-Эвенского национального округа и окружное оргбюро ВКП(б), называемые в исторической литературе то «оргбюро», то «окрбюро», то «оргкомитет»...)

   Дальнейшая история известна: в ноябре 1931 года на самом «верху» принимается ряд решений, связанных с организацией Дальстроя. В феврале 1932 года руководство Дальстроя прибывает в Нагаево и трест начинает свою деятельность. Окружное оргбюро поморщилось, но вынуждено было подвинуться — слишком мощная поддержка была у Дальстроя. Дальстрою же приходилось до поры до времени мириться с «двоевластием». Скажем, организованный в июле партком Дальстроя до декабря подчинялся оргбюро Охотско-Эвенского окружкома ВКП(б); при этом оргбюро сосредотачивало свою работу в национальных районах — Ольском, Северо-Эвенском, Среднеканском, а партком Дальстроя — во всех отраслях основного и вспомогательного производства, связанных с золотодобычей и дорожным строительством. Кстати, за неделю до образования Дальстроя, 3 ноября 1931 года Президиум Далькрайисполкома постановлением № 1231 предложил Охотско-Эвенскому оргкомитету «организовать в районе золотых месторождений на Колыме новый административный район с резиденцией райисполкома в Средне-Канске» — тоже, надо полагать, не случайно, кто-то товарищам, видимо, подсказал... И в декабре того же года Среднеканский район Охотско-Эвенского национального округа Дальневосточного края выделился из состава Ольско-Сеймчанского⁸, а последний снова превратился в Ольский.

   В июне 1932 года директор Дальстроя Э. П. Берзин отбыл из Нагаево (или таки из бухты Нагаева? — посёлка Нагаево по-прежнему не существовало — не было соответствующего постановления республиканских или, хотя бы, краевых органов⁹) «в командировку» и, судя по всему, обсуждал с руководством государства (в лице, думаю, Сталина) вопрос о необходимости единоначалия на Колыме — двум медведям в одной берлоге не ужиться.

   В предчувствии «печального», 10 июля, при подготовке вопроса о возможном перемещении центра Охотско-Эвенского округа из бухты Нагаева на заседании окружного оргбюро ВКП(б) говорилось: «1) Категорически настаивать в случае перевода центра округа на Аяне и категорически возражать против Охотска. 2) Приступить к подготовке переброски округа в новое место».

   Тем не менее, 18 октября 1932 года открылся 1-й Охотско-Эвенский окружной съезд Советов, избравший окружной исполнительный комитет. Только с этого момента национальный округ обрёл полновесные органы власти. Но уже 28 октября было Принято Постановление Совета Труда и Обороны № 1358/398с «О Колыме», которым предусмотривался ряд мероприятий для обеспечения заданий Дальстроя. Так, согласно Постановлению, определён район деятельности Дальстроя в следующих границах: «побережье Охотского моря с устья реки Тауй до села Гижиги, границы Корякского и Чукотского национальных округов, гос. граница Якутской АССР, верховьев правых притоков р. Тауй». А 22 ноября в соответствии с постановлением ВЦИК и Совнаркома РСФСР от 20 октября 1932 года в ходе районирования Дальневосточного края Президиум Далькрайисполкома принял решение о переносе центра Охотско-Эвенского национального округа из Нагаево в рабочий посёлок Охотск.

   Впрочем, слёзные просьбы окружных властей о недопустимости переезда именно в Охотск были услышаны. Во всяком случае 20 марта 1933 года на заседании Охотско-Эвенского окрисполкома, состоявшемся в селе Аян, принято решение: «Ввиду приезда в Аян (из бухты Нагаева. — А. Г.) значительной части членов президиума окрисполкома во главе с председателем, административным центром (Охотско-Эвенского округа. — А. Г.) с сегодняшнего дня объявить Аян...»¹⁰

   В конце ноября Берзин возвратился с «материка» в Нагаево в качестве не только хозяйственного руководителя треста, но и уполномоченным Далькрайкома партии, Далькрайисполкома и органов ОГПУ «по Колымскому краю». На заседании парткома Дальстроя он озвучил информацию о выделении по постановлению ЦК ВКП(б) района деятельности треста «Дальстрой» в самостоятельную территорию с непосредственным подчинением Хабаровскому краю. Берзин несколько лукавил: на Колыме, получившей по сути экстерриториальный статус в составе Хабаровского края, в полные властные права вступил Дальстрой...

   Таким образом, в конце 1920-х – начале 1930-х годов мы наблюдаем в районе бухты Нагаева череду явных административных конфликтов. Однако вопрос этот совершенно не исследован магаданскими историками. А было бы интересно узнать, чем была обусловлена подобная чехарда? Какие резоны и какие движущие силы стояли за всем этим?

   Кстати, думаю, что в некотором роде «отрыжкой» описанной ситуации стала попытка организации Президиумом ВС РСФСР в июле 1939 года Колымского округа, когда Магадан был провозглашён окружным центром, городом.