Это было обычное воскресенье, не предвещавшее каких-то необычных событий. Накануне батальон вернулся с недельного выхода на учебный центр. Офицеры,
выспавшись в нормальных, домашних условиях, окруженные любовью и вниманием семьи, утром, как положено, прибыли в подразделения, чтобы завершить не законченные дела. В отличие от жен, которые считали, что воскресные "походы" мужей в полк, это один из способов уйти от домашних дел, каждый знал, что есть дела, которые кроме командира, никто не решит, и не сделает.
Как обычно, утром отправился в полк, командир третьего танкового батальона капитан Симонов. Необходимо было подготовить общую ведомость по выполненным упражнениям стрельб, вождению боевых машин, занятиям по боевому слаживанию взводов. Требовалось подписать акты по использованным боеприпасам, горючему, и всему тому, что съели и выпили за шесть дней, неутомимые по этой части, офицеры, сержанты и солдаты батальона. К тому же, как принято в хороших семьях, в воскресенье батальон в полном составе заступал в наряд. Это, два внутренних караула, кухонный наряд, и вся мелочь: - наряд по парку, контрольно пропускному пункту, патруль, и прочие лица суточного наряда, без которых жизнь в полку, по мнению начальника штаба, просто бы замерла, не выдержав натиска повседневности. Наверное, так оно и было бы, просто никто не рискнул это проверить! Все попытки натыкались на твердое противодействие начальника штаба полка, и незамедлительное взыскание в ближайшем приказе по части.
Командиры подразделений, в тайне, вынашивали свои, крамольные мысли. Каждый старался "зажать" пару - тройку нужных людей, чтобы подремонтировать казарму, привести в порядок закреплённую территорию, облагородить парк боевых машин. Борьба велась постоянно, с переменным успехом. Как правило, побеждал начальник штаба полка, о чем красноречиво свидетельствовала приказная часть приказов по службе войск, после слов "обьявить выговор".
Комбат лично проверил список личного состава заступающего в караул и внутренний наряд, сверил его с приказом по части. Всё соответствовало. Отдав указания начальнику штаба батальона, о проведении инструктажа караула и, уточнив задачи командирам рот, отправился домой. День, вроде бы, был выходным, и хотелось побыть с семьёй, которую, с частыми выездами на учения и полигоны, приходилось видеть довольно редко. Тем более что зампотех батальона майор Федоткин, самый старший по возрасту, решил в воскресенье, скромно отметить, прошедший в средине недели День рождения. Приглашены были соседи, - комбат, замполит, командиры рот, и, единственный холостяк - начальник штаба батальона капитан Слава Емельянов. Который должен был явиться после инструктажа караула. Не смог присутствовать командир седьмой роты старший лейтенант Близников, заступающий дежурным по полку.
В семнадцать часов приглашённые собрались вокруг праздничного стола, женщины не избалованные светскими вечерами и балами, надели прекрасные вечерние наряды из своих скромных гардеробов, мужчины тоже преобразились в штатское. Все с нетерпением ждали прихода Емельянова, чтобы приступить к праздничной части. Начальник штаба батальона задерживался, женщины под руководством жены именинника Полины Ивановны, и супруги комбата Ларисы Ивановны, которая в силу молодого возраста, просила называть её просто Ларисой, сервировали стол, приготовили закуски. Мужчины, под натиском именинника, "втихаря" на кухне, опрокинули по пару стопок для "разогрева" и вышли в коридор покурить.
Вместо ожидаемого капитана Емельянова, прибежал запыхавшийся, с автоматом через плечо, с противогазом и вещмешком посыльный, заряжающий комбата рядовой Кабуладзе. Увидев офицеров в столь не привычной одежде, смутившись, нашёл взглядом комбата, и доложил:
- Товарищ капитан, батальону объявлена тревога!
- Кто объявил? - спросил комбат, полагая, что, как обычно не выставили какой-то наряд, и начальник штаба полка, в свойственной ему манере, объявил всем тревогу. Чтобы лично убедиться, что свободные люди в батальоне есть.
- Не знаю! - с трудом переводя дыхание, ответил солдат.
- Чужие в батальоне есть?
- Нет, но кроме нас, подняли мотострелковую роту, они тоже в парк побежали.
- Где капитан Емельянов? - всё ещё на что-то надеясь, спросил комбат.
- В парке, выгоняет технику! - с характерным грузинским акцентом ответил Кабуладзе.
Как бы, отвечая на его слова, в парке, который было видно из окон коридора, разом завелись несколько танковых двигателей, через минуту, танк командира батальона, развернувшись на месте, дымя не прогретым двигателем, резво поехал к тревожным воротам.
Товарищи офицеры, переодеваться и в парк! - скомандовал Симонов, открывая ключом свою квартиру.
Дома, натягивая комбинезон, комбат позвонил дежурному по полку. Ещё не сменившийся старый дежурный, начальник разведки, капитан Подопригора ответил, что приехал незнакомый полковник, вручил ему пакет. Согласно шифрограмме заложенной в запечатанный сургучом конверт, третий танковый батальон и мотострелковая рота должны были выдвинуться в запасной район третьего батальона. Где им поставят задачу.
- А, ты ничего не попутал? - Засомневался комбат, - что же, мне никого не ждать, сразу мчаться в район? Командир об этом знает?
- Конечно, я сразу доложил начальнику штаба, командир в городе. И оперативный дивизии продублировал команду. Так, что - вперед, и с песней!
- Не мостоукладчика, не тягачей, не зенитчиков, никого не ждать?
- Что мне предписали, то и передаю, дословно!
- Тогда я полетел!
Батальон был готов к выходу, в хвост пристроилась мотострелковая рота. В стороне, не вмешиваясь в происходящее, что-то помечал в тетради незнакомый полковник танкист. Возле мотострелков прохаживался ещё один проверяющий - общевойсковой подполковник. Симонов собрал командиров рот, включая старшего лейтенанта Мамедова, неунывающего командира мотострелков. Кратко довел до них полученную задачу.
- По машинам! Заводи! Вперед! - Пронеслось по колонне.
По львиному рыкнув, танки, как застоявшиеся скакуны, плавно преодолевая препятствия, покидали парк. Проезжая невдалеке от дома, комбат увидел празднично одетых женщин, среди которых свою жену и старшую дочку. Женщины и детишки махали вслед уходящей колонне.
- Не повезло зампотеху с днем рождения, придется в очередной раз отложить. Вот вернемся, объединим в одно!
- Кстати, а где сам именинник? - комбат запросил техзамыкание. Бодрый голос Федоткина ответил. - Все! Сто! - Значит, все машины идут.
- Странные какие-то учения! Совершенно неожиданные. Обычно, всё равно, какой-то слушок ходит, тогда-то, мол, поднимут, пойдем туда-то. А, тут, как гром среди ясного неба! И, главное, подняли только один батальон. За всю свою службу, что-то не припоминаю таких событий - размышлял Симонов.
- Как быстро время летит, вроде бы недавно принял батальон, а прошло около полутора лет. И в Германии уже более трех лет. - Вспомнил свой приезд в Группу войск из далёкого сибирского города в Хакасии, где начинал свою офицерскую службу. - Раннее, сырое, осеннее утро, холодный, продуваемый перрон Франфурктского вокзала. Впервые попавшему за границу, всё неприветливое, чужое и враждебное. На мокрой, от прошедшего дождя, привокзальной площади приехавших ожидал военный автобус. Немногочисленные пассажиры быстро расселись в салоне, и автобус покатил, по ещё не проснувшимся улицам спящего города. Через слегка запотевшие окна машины, прибывшие, с интересом, рассматривали незнакомые, чистенькие дома, ухоженные, спрятанные в зелени, старинные особняки, тенистые скверы и парки. Просторные площади, извилистые улочки и микрорайоны современных, панельных многоэтажек.
- На пересылку везут, - сообщил майор-связист, единственный из группы приехавший в Германию повторно.
Посигналив, автобус миновал тяжелые металлические ворота, украшенные красными звёздами, и остановился. Прибывших разместили в казарме, гордо именуемой "Гостиницей". На коротком построении, был объявлен порядок дальнейшей работы: завтрак, затем, в десять часов мандатная комиссия, которую будет проводить начальник управления кадров ГСВГ генерал Бурцев.
Задолго до назначенного срока офицеров собрали в большом классе. По-видимому, люди прибывали и раньше, и сегодняшняя партия приехавших, была последней. Особняком сидели старшие офицеры; заметно выделялись штабные, - какими-то неуловимыми, присущими только им, манерам и жестами. Громогласно разговаривал молодой майор, явно любующийся собою, и старающийся привлечь внимание к своей персоне. Как в последствии выяснилось, - командир учебной роты. В углу, о чём-то " не для всех" шептались два тыловика и старший лейтенант, с эмблемами трубопроводных частей. Важно взирали на разномастную публику политработники, с ними должны были беседовать отдельно, представители политуправления, и вся эта суета, их не касалась.
Работа началась с вызова на беседу старших офицеров, причем, после собеседования, ушедшие, в класс не возвращались. Все примерно знали, где им в дальнейшем предстоит служить. Большая часть прибывших была по так называемой, "прямой замене". У многих на руках были командировочные предписания, где конкретно указывались должность, и номер войсковой части, куда они должны были прибыть. Такая бумага была и у Симонова, там значилось, - на должность командира танковой роты, в\ч, п\п и номер. Сведущие люди подсказали, это Бат-Лангельзальц, почти самая южная точка Германии на границе с ФРГ, а п\п - это полевая почта, скрывающая истинное название воинской части.
Наконец, очередь дошла до командиров рот. Войдя в просторный кабинет, Симонов четко доложил о своём прибытии. За Т-образным столом, во главе, сидел моложавый генерал-лейтенант, справа от него, в полуоборота к двери, два подполковника и майор, с цепким взглядом, наверное, особист, отметил для себя Симонов.
- Какое училище заканчивали, Владимир Николаевич? - Глядя в какие-то документы перед собой, спросил генерал.
Дело в том, что в то время, танки делились: на легкие-плавающие, средние и тяжелые. Специалистов на тяжелые танки, в частности, готовило Ульяновское гвардейское танковое училище.
- Я выпускался по специальности командир взвода средних танков.
- Почему стесняетесь говорить, что училище Краснознаменное?
Симонов вдруг вспомнил этого генерала, который вручал училищу награду, как говорят, "от имени и по поручению", а он, тогда ещё курсант, это дело снимал на фото, для истории училища, и даже, приносил генералу фотографии в номер гостиницы.
- Так точно, Краснознамённое, и вы вручали награду! - запнувшись, ответил офицер.
Генерал что-то написал на его предписании, и разрешил идти.
В коридоре Симонов прочитал размашистую запись: " Считаю целесообразным, использовать в должности командира роты средних танков" и роспись "Бурцев"
В составе группы, он был направлен в распоряжение командующего первой гвардейской танковой Армией, город Дрезден.
Все прибывшие, были впервые в Германии, и языком владели в пределах программы сельской средней школы, и курса языка в военном училище. Может быть, пленного они и смогли бы, с горем пополам, допросить, но с кассиром вокзала, договориться было гораздо труднее. Наконец, с помощью жестов, общезнакомых фраз, типа - "Гебен зи мир битте", билеты были получены, они вышли на перрон и разместились в купе прибывшего поезда, на котором, было написано немецкими буквами, "Дрезден". Причем при посадке билеты никто не проверял. Позже выяснилось, что у немцев не принято ездить без билетов, поэтому, чисто для формальности, билеты проверяют в ходе поездки. Пришедший, с пухлым, пивным животом, кондуктор, перетянутый красной лентой через плечо, как свидетель на свадьбе, посмотрев билеты, стал, что-то с жаром доказывать. Часто употребляя немецкие слова "шнель цуг, и нихт персона цуг", смысл которых приезжие не понимали, и на что, упорно молчали. Наконец, он сходил куда-то в глубь состава, и привел советского прапорщика, который, по его признанию, служил в Германии восьмой год. Тот пояснил, что офицеры сели не на тот поезд, нужный им пассажирский, приходил позже на три минуты, а они сели на скорый, да, ещё в купейный вагон. Пришлось заплатить штраф, деньгами, которые получили на "пересылке" перед отъездом, и цену которым, ещё не знали. Великое дело - знание языка! Опытные люди, советские прапорщики!
Погруженный в воспоминания комбат, тем не менее, внимательно наблюдал за колонной. Дорога была знакомая, и механик-водитель без лишних команд умело вел машину. Колонна шла ровно, танки ныряли на ухабах, взмахивая жерлами пушек. Короткие БМП, исчезали в ямах и вновь появлялись наверху, как поплавки удочек в сильную волну. Капитаном вновь овладели воспоминания.
В штаб армии они прибыли перед обедом, день был субботний, но штаб работал. Кадровики быстро растолкали по частям прибывших. Отправив поездом в другие города, и вызвав дежурные машины из близко расположенных соединений. В ожидании своей судьбы остались двое, - Симонов, и, не молодой, майор Неверов, которым было приказано отдыхать до понедельника. Офицеров поселили в двухместный номер гостиницы штаба армии.
Не смотря на разницу в возрасте, соседи быстро нашли общий язык. Так иногда бывает, когда совершенно незнакомых людей, что-то, по непонятным причинам, сближает, порождая взаимную симпатию. В воскресение, приехавшие, осмотрели Дрезденскую галерею, и музей оружия. Побродили по городу, посетили квартал, подвергшийся в сорок пятом году варварской бомбардировке американской авиации. Да, так и оставленный в руинах, как памятник об этой бессмысленной акции. Прокатились на речном трамвайчике по Эльбе, любуясь набережной. Вечером погуляли по освещенным улицам, заглядывая в богато оформленные витрины непривычно-роскошных магазинов. Устав, присели на скамейку в парке. Где к ним привязалась, плохо говорящая по-русски, толстая девица, преставившаяся турчанкой, сотрудницей госпиталя. На ломаном языке, фрау не двусмысленно выразила свои намерения, приглашая в гости. Офицеры, ещё не привыкшие к таким проявлениям европейской свободы, вынуждены были ответить словами персонажа актера Миронова из фильма "Бриллиантовая рука": "Русские офицеры облико морале!". Что не возымело действия на любвеобильную даму, пришлось скрыться от неё в мужском туалете и выходить через другой выход.
В понедельник, в управлении кадров, Симонову объявили, что вакантной должности командира танковой роты нет. Предлагали должности командира ремонтной роты, и командира роты учебно-боевых танков в учебный полк. Он отказался, прекрасно понимая, что, если бы не та резолюция генерала Бурцева, никто бы с ним и разговаривать не стал. Поехал бы, как миленький, командиром роты в "мобутовский" полк в Бат-Лангельзальц. Это, что-то вроде нашего дальневосточного укрепленного района, но в Айзенахском проходе. На вооружении тяжелые танки ИС-3му, времен Великой Отечественной войны, и не каких перспектив.
Через два дня его вызвали снова, предложив должность командира автороты. Услышав отказ, объявили, что вынуждены, будут откомандировать назад, в распоряжение управления кадров Группы войск. Так, как он прибыл по прямой замене в восьмую Армию, и кроме должности в Бат-Лангельзальце, других, вакантных нет. Так, что, или туда, или откомандируем в Союз. И тогда, поняв, что терять нечего, Симонов попросил разрешение позвонить генералу Бурцеву. На что подполковник, офицер управления кадров армии, удивившись, напрямую спросил:
- Генерал Бурцев вам кто?
- Хороший друг моего отца, - пришлось соврать Симонову.
Через день вопрос был решен. В одной из дивизий, оказывается, был командир роты, ранее подававший рапорт, с просьбой, перевести его на тяжелые танки, так, как он, после срочной службы, окончил курсы командиров взводов тяжелых танков, получил младшего лейтенанта. Потом, успешно служил на Дальнем востоке на тяжелых машинах, и кроме них, других не знал. Офицеров, просто, поменяли местами. Так Симонов попал в эту прославленную дивизию, каково же было его удивление, когда выяснилось, что заместителем начальника штаба полка, куда он был направлен, является, прибывший недавно, майор Неверов.
- Кажется, приехали, - мысленно отметил комбат, оглядывая батальон. Растянувшись вдоль лесопосадки, колонна входила в Монастырский лес, - район сосредоточения третьего батальона. На опушке леса, в линию, выстроились Уазики, комбат насчитал четыре, среди них машину командира полка. Сквозь деревья, просматривались колесные машины батальона, прибывшие раньше. Общевойсковой подполковник, которого Симонов видел в парке, остановив машину комбата, приказал стоять в колонне. Дав флажками команду "Глуши двигатели!", комбат поспешил с докладом к командиру полка.
Возле Уазиков, рассматривая карту, развернутую на капоте, стояли проверяющие офицеры, которых комбат уже видел в парке боевых машин. У соседней машины, ещё над одной картой склонились командир полка подполковник Заболотный, и незнакомый седеющий военный, в плащ-накидке. Увидев подходящего комбата, подполковник Заболотный жестом указал на полковника танкиста. Изобразив в высокой траве строевой шаг, Симонов доложил:
- Товарищ полковник, третий батальон такого-то гвардейского танкового полка прибыл в запасный район! Командир батальона, капитан Симонов.
- Не родственник командиру дивизии? - Вместо ответа спросил проверяющий.
- Нет! Однофамилец, - ответил комбат, хотя, его так и тянуло сказать "к сожалению". Но он промолчал.
- Давайте вашу маршрутную карту.
Пришлось вернуться к танку, где с докладом его поджидал командир взвода снабжения прапорщик Гриненко.
- Товарищ капитан, колёсные машины прибыли в полном составе. Получили продуктов на пять дней и водой заправились!
- Молодец Борис Григорьевич! Где замполит?
- С колёсными машинами, в санитарке.
- Передайте - Пусть там и будет!
Вернувшись, развернул карту, сложенную гармошкой, и приготовился слушать.
- Вам понадобится северо-запад, - подсказал проверяющий. - Задача, батальона, с мотострелковой ротой совершить марш по маршруту, - полковник назвал населенные пункты, и указал их на своей карте. И, к четырнадцати часам такого-то числа сосредоточиться в районе, и обвел на карте маленькую, красненькую бусинку района на северо-западе страны. Затем, были объявлены пункты регулирования и сроки их прохождения, места и продолжительность привалов. Наконец, исходный пункт, и время его прохождения.
Получалось, что минут через двадцать - тридцать надо начинать движение.
- Более подробно маршрут возьмёте с моей пятидесятитысячной карты, - закончил постановку задачи проверяющий. - Сколько в колонне танков?
- Двадцать девять. Две учебно-боевые машины на дивизионном учебном центре.
- Учебные танки с собой не брать. Сколько колесных машин?
- С БТР и БРДМ - шестнадцать.
- Оставить минимум, только для обеспечения движения и питания. Боеприпасы не брать, в случае необходимости, там получите. Разрешено иметь, не более семи автомашин.
Колесную бронетехнику в расчет не брать, она идет обязательно. Быстро посчитайте, и доложите. Карту и радиоданные возьмите у товарища подполковника, - кивнул он на военного в плащ накидке. - Но, учтите, - закуривая сигарету, и давая понять, что официальная часть закончена, продолжил, - обращаю внимание, на радиодисциплину марша.
Убедившись, что начальник штаба капитан Емельянов начал переносить на свою карту маршрут движения. Симонов вызвал к себе командиров рот, и командира взвода снабжения. Кратко поставил задачу, определил время начала движения, приказал, не выходя в эфир, перенастроить радиостанции. С командиром взвода снабжения, посовещавшись, решили, что из колесной техники оставить.
Вернувшись к Уазикам, комбат увидел, проверяющего полковника разговаривающего по радио возле одной из машин. Только тут он обратил внимание, что, машина обвешана антеннами, - радиостанция. Командир полка, через плечо Емельянова рассматривал карту.
- Ну, что скажешь? - Спросил он подошедшего Симонова, - какие соображения?
- Маршрут отвратительный, последний раз туда ходил, когда был ротным. Мы, на учения, обычно ходим на восток, на Либерозе, а это, на запад, район возле Бурга, в этих местах обычно форсируют Эльбу, когда идут на Магдебургский полигон. По прямой, километров около двухсот, а с выкрутасами и того больше. Марш и рубежи нам уже просчитали, надо выполнять. Конечный пункт не ясен, цель и задача не определены. Как ёжик в тумане!
- Подполковник общевойсковик и полковник танкист - москвичи, эти не чего не скажут, а, может, и не знают. Тот, в плащ накидке - старший офицер управления боевой подготовки армии, поедет с тобой. Но, похоже, тоже ничего не знает. Его задача, - проконтролировать батальон до района, так, что - держи ухо востро. На всякий случай, подошлю в этот район зампотеха полка, с новыми комплектами оборудования для подводного вождения танков, и начальника химической службы, с изолирующими противогазами. Хотел отправить с батальоном зам. командира полка, но не разрешили, у них приказ - батальон действует автономно. Главное - береги людей! Мотострелков покормишь до района, там к ним, возможно, придет прицепная кухня. Иди, докладывай, - время!
Симонов доложил проверяющему расчет автомобилей.
- С батальоном выходят: Топливозаправщик - ЗИЛ; восьмитонная автоцистерна - КрАЗ с дизельным топливом; полевая автокухня ПАК-200, с одноосным прицепом; машина под продукты и одноосный прицеп "бочка" с водой; санитарка УАЗ; машина с техническим имуществом и машина технического обслуживание МТО-60-техническое замыкание.
- Хорошо! - Кратко согласился полковник.
- Оставшиеся колёсные машины я заберу с собой в полк, - решил подполковник Заболотный.
- Колесный БТР поставьте в голову колонны, мы с вами поедем на нем, - приказал обладатель плащ-накидки, - начальника штаба пересадите в комбатовский танк.
- Ну, теперь только держись - столько начальников на одного комбата,- подумал капитан, отдавая указания начальнику штаба батальона.
Наконец, все организационные вопросы были решены.
По машинам! Заводи! Флажками - За мной, в колонну марш! Поехали.
Командир батальона и проверяющий, стоя в открытых люках бронетранспортера, медленно начали вытягивать колонну в направлении исходного пункта. Для этого, фактически, пришлось разворачивать колонну в обратную сторону, и двигаться в направлении полка.
- Что за маневры? К чему такая секретность? Может быть, опять какие-нибудь события, наподобие чехословацких? Но мы будем двигаться в сторону ФРГ, а Прага в противоположном направлении, и ближайший в этом районе крупный город, на той стороне, Ганновер. Никогда не был в Ганновере! И как-то не тянет! Странно всё это, очень странно...? Подполковник, так и не вылезая из своей плащ-палатки, почему-то сел в люк над водителем, а командирский оставил комбату. Чтобы тот был ближе к радиостанции, наверное? За всё время, только дал указание по поводу БТР, больше не сказал ни слова. Молчун! Ну да ладно, наше дело, выполнять задачу! Пока, вроде, всё нормально. Хорошо учебные машины оставили, они давно просятся в капитальный ремонт, но километраж не вышел. Колёсные машины с собой взяли неплохие, только санитарка старая, но лучше нет. Зато, замполит доволен, почти легковое авто. Замполит новый. Прежний, майор Марченко уехал в Союз, прибывшего по замене, почему-то назначили в первый батальон. Капитана Прокопец из первого, перевели в третий батальон. Пока приглядываемся друг к другу.
Накатанная танковая трасса, стороной миновала уютный военный городок полка, опушкой леса повела на стрелковый полигон, знакомыми перелесками обходя город с востока.
- Товарищ подполковник, кто будет обеспечивать переходы через автострады? - Стараясь перекричать шум мотора, спросил комбат.
- На крупных дорогах комендантские подразделения. На мелких, своими силами.
Одна из таких мелких приближалась. Сейчас будет поворот, околица деревни и переход через дорогу, далее танкодром соседнего полка. Дорога была асфальтированной и соединяла две деревни. В Германии почти нет грунтовых дорог общего пользования, даже к какому нибудь задрипанному "дорфу", деревне по-русски, ведет сносная, хотя и не широкая, дорога с твердым покрытием. Злые языки говорят, что дороги построили наши пленные за годы войны.
Привычно раскрашенной машины регулировщиков у перехода не было, Симонов мысленно ругнулся:
- Затеяли непонятную "войну", а простой службы регулирования не продумали. Что же теперь на каждом переходе заряжающих выставлять? Так через пару часов, заряжающие пропустив всю колонну, сядут в замыкающую машину и постепенно все окажутся или в летучке, или у замполита, в санитарке. Надо что-то придумать на привале.
Неожиданно на переходе замаячили два солдата в форме регулировщиков, по-видимому, отдыхавших в кустах. По форме и повадкам чувствовалось, что это внештатные регулировщики, проще говоря, мотострелки из какого-то соседнего полка. Наверное, для скрытности, взяли из другой дивизии этих детей среднеазиатского народа.
Комбат взглянул на часы, сверился с картой, асфальтированная дорога - это ещё и пункт регулирования, прошли нормально. Вот и знакомый танкодром Тейхель, здесь Симонов проводил вождение, будучи командиром роты. Сейчас этой ротой командует бывший взводный Миша Старенков, хороший парень и грамотный офицер. Дорога бежит под гусеницы танка, а мысли возвращаются в прошлое.
Надо сказать, что его приезду в полку как-то не обрадовались, прежний командир роты - специалист по тяжёлым танкам, написав рапорт о переводе, от дел отошел, и начал, мягко выражаясь "злоупотреблять", и нее только пивом. Уже несколько месяцев ротой фактически командовал командир первого взвода лейтенант Старенков. Все считали, что замена закончилась и с отъездом отошедшего от дел ротного, последует приказ о назначении Старенкова на вакантную должность. Его кандидатура устраивала и командира батальона, и командование полка. А тут, как снег на голову, новый ротный из Сибири с "тридцатьчетверок ", конечно, ничего не знает, да и что можно знать на кадрированной роте. Симонов на их месте, также бы считал, и в чем-то был бы прав.
С командиром батальона майором Якименко отношения сразу не заладились. Он сам недавно прибыл из Союза и хотел бы видеть возле себя, командиров опытных, давно служащих в ГСВГ. Которых не надо учить, тем более, что и у учителя, на тот момент, опыта тоже было не густо. Но, на то и называли группу войск, великой школой. Именно тут давали такой опыт командования, который не на одних курсах "Выстрел" не получишь. Порой, офицеры, прослужившие во внутренних округах многие годы, не то, чтобы батальон, или полк в боевых порядках не видели, но даже забыли, как выглядит рота в боевой линии.
Претензии комбата к новому ротному, справедливости ради, чаще всего были обоснованы. Понадобилось какое-то время, чтобы Симонов подтянулся до уровня "старых" ротных. В этом смысле, на первых порах, ему очень помог Миша Старенков. Сразу по приезду, после откровенного разговора с комбатом, Симонов пригласил к себе командира взвода. Разговор выглядел примерно так:
- Михаил Григорьевич, я знаю, что последнее время фактически вы командовали ротой. И ваша большая заслуга в том, что рота выглядит хорошо, не на плохом счету в батальоне. Я в курсе истории с вашим неудачным назначением командиром роты. Так получилось, что на эту должность назначили меня. Хочется надеяться, что мы найдём общий язык, рассчитываю на вашу помощь и поддержку. К чести Михаила, он ни разу не дал повода усомниться в его честности и порядочности. Напротив, Симонов многому научился у опытного взводного, например, хитроумному способу пристрелки вкладного ствола, вдвое сокращающего время на эту операцию. Сколько вместе они прошли учений и стрельб, погрузок на железнодорожный транспорт, показных и прочих занятий. В не службы, давно перешли на "ты", но перед строем, как положено - по званию. Реже, Старенков обращался - "командир". По замене из Советского Союза прибывали новые офицеры, ушел на повышение - на должность зам. начальника отдела кадров дивизии майор Неверов, вместо него был назначен командир роты Виктор Горобец, капитан, как говорят, на "выданье" с их батальона.
Вскоре, увидев в Симонове достаточно опытного командира, неприязнь комбата пошла на убыль, а после очередных учений с боевой стрельбой, где рота показала высокие результаты, отношения выравнились до уровня других командиров рот. Седьмая танковая рота старшего лейтенанта Симонова была на хорошем счету в дивизии, командиру роты частенько поручали проведение различных показных занятий, и освоение новых методик.
Воспоминания не мешали Симонову наблюдать за движением батальона. В это время, танкисты и мотострелки миновали танкодром, и двигались по восточной окраине города. Городок был, сравнительно, не большим, отсюда, с возвышенности, он как бы спускался к Эльбе старинными, кривыми улочками. В центре, остроконечными башенками возвышался собор, носящий имя Лютера, основателя лютеранского течения в религии. Вот на той улице, находится дом, где живут семьи русских военных, именуемый в простонародье "Гармошкою" за своеобразную архитектуру. А может быть за то, что в послевоенные годы, фронтовики после нескольких бутылочек немецкого пива, отводили душу игрой на русской гармошке, к явному неудовольствию обитателей соседних немецких домов. Вот в этом доме, Симонов получил квартиру на первом этаже, с подселением. Соседями оказались - прапорщик из полковой столовой, по фамилии Мещанкин, и его ленивая, толстая жена Таня. Фамилия запоминалась легко, так, как весь широкий подоконник в их комнате был заставлен фарфоровыми слониками разного калибра. Около четырёх месяцев Симонов прожил один, пока жене оформляли документы. Ленивая днем, Татьяна проявляла недюжинную работоспособность ночью, что было отлично слышно через фанерную стенку, разделяющую комнаты. Стало ясно, почему сам Мещанкин, работая шеф-поваром, умудрялся оставаться худым. Пришлось, с помощью солдата - каптенармуса, срочно возводить более прочную, звукоизолирующюю стену. В ожидании жены, Володя Симонов купил обои и однажды вечером, допоздна их клеил на стены. Вышло неплохо, комната стала более уютной и привлекательной. Проснувшись утром от звона будильника, Симонов не мог понять, где он находится? Судя по будильнику, пора вставать, но на улице темно! Когда он попытался встать, то понял, что все его вчерашние труды отклеились и, как одеялом, накрыли кровать. Понадобилось всё переделывать заново.
В эту квартиру он привёз с русского вокзала в Йютербоге свою долгожданную Ларису и доченьку Женю. Сюда же, позже, привезли из роддома свою младшую, - крошечную Юльку. Всё происходило как будто вчера. Как большинство семей молодых офицеров, пользуясь тем, что женам просто негде работать, люди обзаводились детьми. Лариса была беременна, подходил срок, но она всё оттягивала свой отъезд в родильное отделение госпиталя. Муж целыми днями на службе. Лора договорилась, что за маленькой Женей будет смотреть подруга, - жена Виктора Горобец. И соседка, живущая этажом выше, годящаяся в матери - Тамара Ивановна, жена прапорщика Кондратьева. Но, на сердце, всё равно, было не спокойно. И она всячески оттягивала свой отъезд.
И, как водится, всё произошло в самое неподходящее для этого события время. Симонов заступил в наряд - дежурным по полку. Как правило, командиры рот несли службу в этом наряде, в среднем, раз в неделю. Помимо проверки в ночное время подразделений, несения службы нарядом по парку и по кухне, проверки караулов, долгая ночь позволяла заполнить журналы боевой подготовки, оформить ротную документацию, законспектировать очередное историческое выражение, на очередном съезде, бессменного руководителя. Ночь прошла спокойно, караул и внутренний наряд несли службу подобающим образом. Утром, как положено, доложив командиру полка, проконтролировав завтрак подразделений, Симонов, согласно инструкции, отправился отдыхать, оставив за себя помощника дежурного - командира взвода. Сказать "отдыхать", значит покривить душой. Так называемый отдых, происходил здесь же, - в узкой и душной каморке, рядом с комнатой дежурного. Отделённой от неё дощатой перегородкой. Согласно Устава, дежурный по полку отдыхал не более четырех часов, в установленное время, не снимая снаряжения и не раздеваясь. Значит, в сапогах, в ремне с портупеей и пистолетом, в повседневной форме, при галстуке, на жестком топчане без подушки. Естественно, он не спал, а делал вид, в лучшем случае дремал, бессознательно чутко прислушиваясь ко всему, что происходит за стенами его утлой каморки.
Внезапно, сквозь постоянный гул голосов, шаги, звонки телефонов, он услышал несколько раз свою фамилию, произнесенную встревоженным голосом прапорщика Кондратьева. Дверь скрипнула, полоска света упала на лицо, от чьего то прикосновения он окончательно проснулся:
- Товарищ старший лейтенант к вам, - извиняющимся шёпотом пробормотал помощник, - прапорщик Кондратьев, по поводу вашей жены.
Симонова как пружиной подбросили с топчана, через секунду он был уже в коридоре штаба, где его ждал взволнованный Кодратьев: - Владимир Николаевич, моя Тамара звонила. Говорит, Лариса надумала рожать. Надо срочно везти! Время, как бы, подошло! Срочно! - сбивчиво закончил прапорщик.
Хорошее дело! Срочно! Вихрем пронеслось в голове Симонова, до госпиталя в Белице километров восемьдесят. Единственная в полку санитарная машина на ремонте, сам ночью видел её разобранную в парке. Дежурство не бросишь! Начальник штаба полка майор Дмитрошкин, как обычно болен, лежит там же в Белице. По слухам, хочет получить не строевую и махнуть в военкомат. Командир с утра уехал в штаб дивизии.
- Где майор Харитонов? - вернувшись в дежурку, спросил Симонов у помощника.
- Только недавно приехал с полигона, сказал, что будет на огневом городке, - ответил тот.
- Я на огневом! - на ходу поправляя портупею, бросил Симонов, выходя в коридор.
Майор Харитонов, заместитель командира полка, недавно прибывший из академии, за глаза звали " майором Вихрь". Прослужив в полку совсем не много, он быстро полюбился офицерам и солдатам. В течение дня его видели и на полигоне, на вождении танков и на огневом городке. Заместителя командира полка уважали, за его, как бойцы говорили, "человечность", но, он мог и жестко спросить. Но и поговорить по-человечески и помочь, по мере возможности, старался. С Симоновым они заканчивали одно Благовещенское танковое командное училище, естественно, Харитонов несколькими годами раньше. Но Симонов учился с его младшим братом Виктором в одной роте. Как говорят - мир тесен! Недаром, ходит анекдот, что в танковых войсках все родня. Невысокие, крепконогие, жилистые и по-братски дружные.
Танковый огневой городок примыкал к парку боевых машин, здесь на специальных качалках, имитирующих движение, стояли танки. Впереди, метрах в ста, насыпан высокий бруствер. Перед ним небольшое мишенном поле, где стояли, также уменьшенные, мишени. По ним вели огонь из спаренных с пушкой пулеметов экипажи, тренируясь в решении огневых задач и отработке нормативов. Огневой городок использовался в дни, когда подразделения не выезжали на полигон.
Подходя к парку, Симонов увидел знакомую машину зам. командира полка. Дежурный по парку - прапорщик, поправляя повязку, выскочил из помещения КТП с докладом. Симонов жестом остановив его, спросил: - Где майор Харитонов? И тут же сам увидел заместителя командира, идущего между хранилищами.
Тот, в свою очередь, заметив дежурного по полку, прибавил шаг: - Что случилось? - обратился он к запыхавшемуся Симонову. Тот, как смог кратко, изложил ситуацию.
- Так это же прекрасно! Глядишь, родится сын, будущий танкист! Радоваться надо!
И обращаясь к дежурному по парку: - Врача части капитана Жирова, срочно в штаб. Из тревожных документов чистую путёвку мне, потом распишусь!
Кому сдашь дежурство? - повернулся, обращаясь к Симонову, - Старенкову? Хорошо. Он приказом отдан? Срочно вызывай! Машину возьмёте мою, сейчас заправится и подъедет к штабу. Пошли!
На ходу, приказав дежурному по парку оформить путёвку и заправить УАЗ, поспешил в штаб. Невысокий Симонов едва поспевал за быстро шагающим Харитоновым.
Через двадцать минут взволнованный Симонов и вспотевший от навалившихся событий, полноватый, капитан Жиров, с громадной сумкой с красным крестом, подъезжали к дому.
На крыльце "гармошки" их уже нетерпеливо ждала, истерзанная ожиданием, мечущаяся как испуганная наседка Тамара Ивановна:
- Слава богу, приехали! Что же вы так долго? Я уже думала самой придётся принимать. Надя Горобец в дивизию, в медсанбат побежала за врачом. Давайте быстренько ехать, у нас всё готово!
В комнате, на кровати сидела немного бледная Лариса, прижимая к себе не понимающую внезапную болезнь матери дочку Женю. Сама - медик, она уже собрала всё необходимое, и, слегка, морщась от боли, успокоила мужчин, не волнуйтесь не скоро - всё в порядке.
Увидев незнакомого дядьку с громадной сумкой, и, не менее, громадным крестом на ней, до этого слегка хныкающая Женя, заголосила во весь голос. Все бросили успокаивать её:
- Мама скоро приедет. Завтра вы с папой поедете к ней. Она вам купит братика, или сестренку. Не плачь, маму нельзя расстраивать. Ну, вот - молодец, ты сегодня побудешь у тёти Томы, вечером папа приедет, всё будет хорошо! Не плачь!
Лора попыталась встать с кровати, но, охнув, присела вновь. Жиров начал задавать ей вопросы, про какие то схватки и воды, суть которых Симонов так и не смог понять. Причём тут воды? Но на всякий случай прихватил, поданную соседкой, фляжку с водой.
Осторожно усадив тяжело шагающую женщину в машину, Симонов примостился рядом на потертом сидении. Тяжело дышавший врач взгромоздился на переднее сидение.
Машина тронулась. Лариса оглянулась через заднее окно, повернулся и Володя. На крыльце дома остались стоять, утирающая передником слёзы, Тамара Ивановна, и прижавшаяся к ней, маленькая, беззащитная, машущая ручонкой Женька. У обоих родителей на глазах навернулись непрошенные слёзы, Симонов крепко сжал горячую руку жены.
Наверное, потрёпанный УАЗик никогда в жизни так быстро не ездил, водитель выжимал из него всё возможное. Машина жалобно пищала и скрипела. На выезде из города их остановил прапорщик из автобата, с повязкой военного автоинспектора. Заглянул в салон, увидел закусившую от боли губу молодую женщину, всё понял, махнул жезлом - проезжайте. Лора терпела, как могла, за всю дорогу она не разу не вскрикнула, не застонала, хотя широко открытые, подёрнутые влагой глаза, безмолвно говорили, чего ей это стоило. Жиров, после каждой очередной кочки, оборачивался назад, жалобно приговаривал: - Ну, потерпи, маленько осталось! Молодец!
Добрались без происшествий. В приемном покое роженицу приняли и повели куда - то наверх так быстро, что Симонов не успел толком ничего сказать жене. На прощание пообещал, что завтра постарается приехать. Долго смотрел вслед, на дорогие, усталые плечи и слегка согнутую спину жены.
Дома, забрав у соседей нетерпеливо ожидающую дочку, передал ей от мамы привет, пообещав, что завтра мы к ней поедем. Но на завтра поездка не получилась, машина из автомобильного батальона ходила в Йютербог и Белицу только в дни прибытия русского поезда из Союза. Ближе к обеду дежурному по полку позвонили из госпиталя и сказали, что у Симонова родилась девочка, роды прошли нормально. Поехали послезавтра, на громадном, гремящем "Урале", с тентованным кузовом. Народу было не много, машину трясло и кидало на кочках. Маленькая Женя не могла усидеть на скользком, громадном сидении кузова, Володя взял её на руки. Дочка всю дорогу щебетала и спрашивала: - А, какая у неё сестричка? А, как мы её назовём? А, можно мне с ней будет играть? А, что она кушает, и как спит? В госпитале мама показала им со второго этажа, что-то маленькое, розовое, завернутое в пеленку. Уже по дороге домой Женя с сомнением сказала: - Папа, она такая маленькая, наверное, будет долго расти?
Через несколько дней, новорожденную и счастливую маму привезли домой.......
Размышления прервал раздавшийся в переговорном устройстве хриплый голос посредника: - Что там у нас в хвосте?
Симонов оглянулся. Давно исчез в набежавших сумерках город, танки миновали танкодром, и теперь ходко двигались полями, окаймленными невысокими каменными изгородями, с редкими деревцами и кустиками. Батальон шёл ровно, танки покачивались на неровностях полевой дороги, выбрасывая в сторону струи выхлопных газов, вздымая к темнеющему небу облака пыли. Радиообмен был запрещён, но пока совсем не стемнело, можно было на изгибе дороги увидеть весь батальон. Вон, в клубах пыли, угадывается качающаяся на ухабах будка летучки - тех. замыкание, значит, пока идут все.
- По-моему нормально.
- Глаза молодые, а я вот, без очков уже не вижу, - горестно подытожил посредник.
Внезапно начал накрапывать мелкий дождик, видимость мгновенно ухудшилась. Мелкие капельки дождя больно били в лицо, заставляя наклонять голову и отворачиваться.
- Тяжело механикам - водителям, надо было колпаки поставить. Но кто же знал! - запоздало подумал Симонов, - за то пыль прибьет.
- Ну, вот, а я уж думал, что мой барометр захандрил, - неожиданно продолжил разговор посредник. Я до штаба Армии, комбатом был, в сто первом учебном полку, подтверждали классность, на мастера, сам знаешь, сдают ночью. Принимали на чужом танкодроме, в дождь, слетел с макета колейного моста, скорость была приличная, танк умудрился лечь на бок, из люка не вылетел, хотя был открыт. Травма позвоночника, почти год в госпитале, уговорил дать дослужить до пенсии. Дали нестроевую. Вот такие, брат, дела! - неожиданно перейдя на "ты" - закончил собеседник. И, помолчав, продолжил, - поэтому и хожу в накидке, спина ещё с утра ноет, а дождя всё нет. Думал, ошибся мой позвонок, нет - пошёл дождь. Посредник отвернулся от дождя и закурил, - стараюсь в люк больше не лезть, но пришлось в этот раз. Не знаю какую "войну" на верху затеяли, но так, разумею, что на привале, надо тебе все для подводного вождения проверить! А едем на БТР потому, что он помягче идёт, не так спину бьет.
Значит, правильные были мои предположения, - пойдём под воду, - грустно подумал Симонов, тоже отвернувшись от дождя и закуривая. Танкисты не любят форсирование по дну, Да, оно и понятно, сорок две тонны железа плавает плохо, всё равно, что утюг учить нырять. Хотя, легководолазную подготовку проходят все, и раз в году обязательно проводят вождение под водой, без этого не повысить классность. И, тем самым, совершить самый страшный, по мнению замполитов, грех - не выполнить взятые соц. обязательства. Правда, сами то они в воду не рвутся, да и от простого вождения наровят отлынить. А на дне тоскливо, над тобой пять метров воды, как не герметезируйся, а во все щелки капает, механик ведет машину по приборам - по гирополукомпасу. В смотровых приборах никаких рыбок не видно, только серая муть, двигатель греется, в боевом отделении жарко. Даже оттого, что ты на дне, уже становится жарко. А, если встал под водой, заглох! То связывает тебя с воздухом, светом и жизнью - радиостанция, и не широкая воздухопитающая труба, в которую и голову то не просунешь. Чтобы выйти из танка и вынырнуть на свет божий, надо открыть люк заряжающего - он самый широкий. Но он не откроется, на него давит пяти метровый столб воды. Надо уровнять давление, для чего затопить водой машину. А как дышать в это время? Умные головы продумали и это. Каждый член экипажа имеет изолирующий противогаз - ИП-46, в нем, мешок для воздуха и регенеративные патроны для очистки выдыхаемого воздуха от углекислого газа.
Когда будут сняты призменные приборы наблюдения и через освободившиеся шахты хлынет холодная вода. Экипаж, в буквальном смысле, с замиранием сердца, вода то медленно подбирается к подбородку, начинает готовить к работе противогаз, берет в рот загубник и, вдыхая воздух носом, не дай бог насморк, заполняет им воздушный мешок. Что надышал,- тем и будешь пользоваться. Потом, натягивает противогаз на голову, снимает чеку, включает регенеративный патрон, и с надеждой ждёт. Машина заполнена водой, экипаж открывает люк, все протискиваются к нему, и, по команде, друг за другом, покидают танк. Командир, как и положено, на флоте, выходит последним. Наверху вынырнувших ждут радостные спасатели и командиры. Симонов мгновенно прокрутил все это в голове, как будто, уже проводит инструктаж перед форсированием.
Может ещё обойдётся? Из своей службы он может вспомнить массу примеров, когда всё так хорошо написанное в инструкциях, в жизни оказывалось совершенно по - другому.
То, отработанные газы из-за разгеметизировавшегося коллектора шли в боевое отделение, и экипаж погибал. То, танк, идущий сзади, под водой, наезжал на, внезапно, остановившийся передний, отламывалась воздухопитающая труба, результат тот же. Механик - водитель, вылезая со своего места к спасительному люку, застревал под пушкой, и экипаж выходил без него. Экипаж, передравшийся под водой за исправный противогаз, тоже не выходил на берег.
За себя комбат не волновался, у командира не остаётся для этого времени. Главная его забота, сохранить подчиненных, он обязан подумать за каждого, не упустив никакой мелочи. Симонов в училище дважды форсировал реку Зею, уже здесь в Германии, наверное, раз пять ходил под Эльбой, так, что ему не привыкать. А как покажут себя солдаты? В батальоне много молодых механиков - водителей, вот, что вызывает тревогу.
Всё бы ничего, но примерно треть танков прошла капитальный ремонт на военном заводе здесь, в Германии. Качество его оставляет желать лучшего, танки укомплектованы старым ЗИП и оборудованием для подводного вождения танков (ОПВТ). Более того, полностью укомплектованное ОПВТ, в среднем только на каждом третьем танке. Давно циркулируют слухи о возможном выводе дивизии в Союз, поэтому, наверное, новых танков почти нет, да и ЗИП не пополняют. Но попробуй, если, что случись, кому-то, что-то доказать. За всё отвечает командир!
Дождик так же внезапно закончился, едва прибив дорожную пыль, слегка смочив трепыхающиеся на ветру листочки деревьев, маленькими темными пятнышками покрыв пыльные башни танков. В воздухе посвежело, в надвигающихся сумерках из низинок к дороге потянулись белесые языки легкого тумана.
- Давно батальоном командуешь? - будто очнувшись от своих мыслей, продолжил разговор посредник. Близко склонившись к Симонову, и не воспользовавшись на этот раз переговорным устройством.
- Почти два года! - стараясь перекричать шум мотора, ответил комбат.
- А раньше, чем командовал? - обдав Симонова сигаретным дымом, вновь спросил посредник.
- Ротой, четыре с лишним года, в Союзе и здесь.
- Начальником штаба батальона, что ли, не был?
- Нет, не был, обязанности исполнял, пока тот был на уборке урожая.
Подполковник помолчал: - Так выходит, ты из блатных? То есть, имеешь где-то блат?
- Да, вроде нет, - засмеялся Симонов.
Засмеялся и посредник: - Генерал Симонов точно тебе не родственник? А, может, дядька?
- Хотелось бы иметь такого дядьку! Да вот, беда, мои дядьки по материнской линии все хлеборобы. А по отцу, мастеровые. Один машинист паровоза, другие рабочие. Впрочем, может и дальняя родня, в тридцатом колене. Как говорят, седьмая вода на киселе. Оба вновь замолчала..... Симонову вспомнились последние месяцы командования ротой.
С какого то времени, он вдруг почувствовал какое-то особенное внимание к своему подразделению со стороны начальства. Всё началось с того, что на отчетно-выборное комсомольское собрание роты неожиданно пожаловал начальник политотдела дивизии. Отсидел битых два часа, делая пометки в своем блокноте, задавая комсомольцам обычные в таких случаях вопросы. Как и задумывал ротный, на второй срок избрали прежнего секретаря - сержанта Конорева. После, в канцелярии батальона, начальник политотдела высказал некоторые замечания, суть которых сводилась к следующему: - Любая демократия, должна быть управляема. И то, что на второй срок избран прежний секретарь, как раз говорит об этом. В целом он остался доволен.
На политические занятия с группой сержантов, которые проводил Симонов, зачастил секретарь парткома полка майор Бондаренко. Он, как монумент, сидел в углу класса, и одним только присутствием давил на окружающих. На занятия по проверке слаженности экипажей приехал заместитель командира дивизии полковник Шумейко. И, наконец, на ночные зачетные стрельбы подъехал сам командир дивизии генерал-майор Симонов. Посмотрел три заезда и, не сказав ничего, так же неожиданно уехал. Поговорив о чем - то у машины, с присутствующем на стрельбе, командиром батальона.
Но больше всего Симонова удивило то, что на очередном совещании у комбата, на претензии замполита батальона капитана Жигина, о том, что в седьмой роте Симонова надо обновлять стенды в ленинской комнате, а ротный не горит желанием этим заниматься. Обычно не вмешивающийся в дела замполита командир батальона, вдруг резко вступился и сказал, что обновлять материалы надо во всех ленинских комнатах. И капитану Жигину, вместе с батальонным комсомольцем прапорщиком Мазуркевич, необходимо на очередном выходе на полигон, обойти подразделения и сделать необходимые снимки. Заодно, есть возможность побывать на полевых занятиях, и лично посмотреть, чем занимаются комсомольцы. Оставив Симонова после совещания, комбат посоветовал - ты, я знаю, фотографией занимаешься. Сделай нужные снимки, обнови стенды - не обостряй отношения!
Надо сказать, что проводимые занятия и стрельбы постоянно контролировались и штабом полка, и офицерами штаба дивизии. Проверялись все роты, но особое внимание в этот период уделялось седьмой роте Симонова, и второй роте полка, которой командовал тоже старший лейтенант - Буряк. Про того поговаривали, что он земляк замполита полка подполковника Примак, и, вроде, они были, чуть ли не из одной деревни на Харьковщине. Может быть, также внимательно проверялись роты и других полков, Симонов об этом не знал. В это время, в Группе войск проводились сборы командиров рот недавно прибывших из Союза. Обучаемые переезжали с одного полигона на другой, где с ними проводились показные занятия. Рота Симонова накануне выиграла Армейские соревнования среди танковых рот, убедительно "перестреляв" соперников. Поэтому ей поручили готовить учебное место по огневой подготовке. Занятия прошли неплохо, обучаемым продемонстрировали новую методику пристрелки вкладных стволов и приспособлении для выверки осветителей ночных прицелов в дневных условиях. Роте была объявлена благодарность. Погода стояла холодная и дождливая, Симонов, неделю проведя на полигоне, простудился и слег с жестокой ангиной. Однажды вечером, когда он с температурой лежал дома, прибежал посыльный. Едва отдышавшись, прерывающимся от волнения голосом доложил, что роте объявлена "тревога". Симонов жил в городе, и даже по прямой, и, в основном, бегом, дорога заняла более десяти минут.
Когда он добрался до парка боевых машин, экипажи уже закрывали ворота боксов и готовились к построению. В стороне стоял командир дивизии, зампотех полка, и незнакомый полковник. Миша Старенков, увидев ротного, на ходу доложил: - Всё нормально, командир, уложились во время. С каждого взвода заводили по одной машине - все завелись. Симонов направился к генералу и доложил о своем прибытии. Поздоровавшись за руку, командир дивизии спросил: - Ну, как здоровье?
- Через пару дней буду в строю, товарищ генерал-майор! - ответил Симонов.
- Рота справилась с задачей, уложилась в норматив, даже без командира роты. Хотя события показывают, что ротных надо переселять в дома ближе к полку. Взводный молодец, собранный и распорядительный. Ротой сможет командовать?
- Вполне сможет, товарищ генерал-майор, - ответил Симонов, не вдаваясь в подробности, что Старенков уже успешно командовал ротой. Командир дивизии прибыл позже и этой истории не знал.
Гулко стуча по брусчатке парка сапогами, быстрым шагом, в комбинезоне, с противогазом и полевой сумкой через плечо, появился запыхавшийся комбат - майор Якименко. Вместо ответа на его доклад, генерал сказал командиру батальона:
- Как я и говорил, ротного мы у вас, по все вероятности, заберём. - Повернулся и направился к стоящей возле КТП "Волге", о чем-то, разговаривая с незнакомым полковником. Подмигнув красным глазом заднего фонаря, машина скрылась за воротами. Рота во главе с лейтенантом Зайцевым отправилась в казарму. Комбат, Симонов и Старенков присели в курилке.
- Товарищ майор, а куда, это меня забирают? - не выдержав, спросил Симонов.
- Куда, куда? На повышение, я думаю, - недовольным голосом ответил Якименко. - Только, вроде, сработались, и на тебе, забирают! Обращаясь к Старенкову: - Будь готов принять роту. Но, самое главное, смотрите, не оступитесь, не споткнитесь на какой нибудь мелочи. Сейчас за вами будет много глаз. Иначе, все пойдет насмарку! До приказа, работайте как раньше, в полную силу!........
Кажется, как давно всё это было, подумал Володя, вглядываясь в очередной поворот трассы. Сумерки окончательно опустились на землю, механики зажгли фары. Симонов оглянулся назад, на фоне темнеющего леса, цепочка огней ясно обозначила колонну. Посредник, укрывшись, плащ-накидкой, покачивался в такт колебаний корпуса БТР, как всадник в бурке в седле усталого коня. Ориентироваться стало гораздо сложнее, местные предметы стали почти не видны. Подходя к очередному повороту, командиру батальона приходилось сверяться с картой и местностью, извлекать из памяти воспоминания, о том, как проходили это место в прошлый раз. Действуя, порой, интуитивно, нежели логически.
Иногда, выполнив поворот, и потянув за собой многотонную, грохочущую махину, точно зная, что развернуть её здесь будет практически не возможно, комбат сам ещё не знал того, а туда ли он едет? И только потом, по неуловимым для непосвященного приметам, строениям, кустикам, уходящим в сторону тропинкам, линиям электропередач, командир с облегчением осознавал, что двигается правильно. Колонна батальона, грохоча мощными двигателями, сотрясая землю отполированными до блеска траками гусениц, мчалась вперед, рассекая мглу и тишину ночи.....
Мысли вновь вернулись к дням прошедшим. Через несколько дней, Симонова вызвали в отдел кадров дивизии, подполковник Неверов довел решение командования -
рекомендовать его на должность командира батальона. Из четырёх кандидатур выбор остановили на нем.
- Надо готовиться к беседе с командующим Армии, он имеет привычку задавать всякие вопросы. По организации, тактике действий и вооружению подразделений нашей Армии, и армий вероятного противника. Курсу стрельб и Вождения боевых машин, по всем Уставам и руководящим документам. - Так, что должен быть готовым, - напутствовал Неверов. - Будешь пускать пузыри, выставишь в неприглядном свете нас с комдивом, мы вроде как, за тебя поручились, подписывая представление. Документы на днях будут готовы. Жди вызова.
Жизнь шла своим чередом, занятия, караулы, дежурства, все так же, как и раньше. Но в череде этих повседневных забот, Симонов умудрялся находить время для подготовки к предстоящей беседе. Обычно это была ночь, или время для сна на дежурстве. Как-то встретившийся в штабе, помощник начальника штаба, сообщил, что командир полка подписал служебную характеристику, и она через секретную часть отправлена в дивизию. Осталось по линии политотдела написать партийную, и документы пойдут в Армию.
Вот тут и начались странности, по видимому у заместителя командира полка по политической части по этому вопросу было свое мнение. В один из дней, рота Симонова заступала во внутренний караул полка. Как положено, ротный провел инструктаж на караульном городке, и подразделение вышло на развод. Сам Симонов в этот день в наряд не заступал, и, проводив роту, занялся в канцелярии ротной документацией. Дежурный по батальону доложил, что его вызывают на развод. Симонов поспешил на плац. Развод караулов задерживался, проверяющий подготовку караула к несению службы, секретарь партийной организации полка майор Бондаренко обнаружил, что не у всего состава караула было по две пары перчаток. Выданные накануне при помывке в бане зимние портянки, у некоторых солдат были короче установленных. Даже объяснения самих солдат, что у них есть вторые перчатки, но на улице тепло и они их просто не взяли, не возымели действие на разгневанного политработника. Не принял он к сведению то, что портяночную ткань режут на нужную длину в вещевой службе полка, а не в подразделении. Все это как представитель штаба и ответственный в этот день, Бондаренко записал в постовую ведомость. После развода рота отправилась в караульное помещение.
Симонов понимал, что за этим событием кто-то стоит. Кому-то очень надо, именно сейчас облить грязью его и роту. Командир батальона, узнав о происшествии, выразил свое неудовольствие по поводу подготовки караула. С тяжелыми мыслями Симонов просидел в батальоне допоздна. Как командир роты, он должен был проверить несение службы караулом в течение суток. Какой смысл уходить домой на пару часов, а потом, снова просыпаться, идти в полк для проверки караула. Лучше уж поработать с бумагами пару часов, а потом проверить караул. Где-то около часа ночи он прибыл в караульное помещение и как командир роты, был беспрепятственно допущен в караул. К своему громадному удивлению, там он застал того же майора Бондаренко, который, несмотря на поздний час, беседовал с составом караула. И пытался, вызывая солдат по одному в комнату отдыхающей смены, выяснить, известные, по-видимому, только ему одному, факты рукоприкладства со стороны командира роты, и сержантов. При этом, явно нарушая требования Устава гарнизонной и караульной службы, о том, что все разбирательства надо проводить после смены караула.
Симонов заглянул в постовую ведомость, допуска на проверку караула у секретаря парткома не было. Тогда он поинтересовался у начальника караула лейтенанта Зайцева, -
- Почему в караульном помещении посторонние?
И тот вынужден был, попросить майора Бондаренко покинуть помещение. Затем было бурное выяснение отношений, кто прав, кто нет. Дежурный по полку, которому были совсем не нужны запрещенные разбирательства в карауле, подтвердил правомерность требований начальника караула. А, так, как время было позднее, в штабе никого не было, и допуск выписать никто не мог, политработник вынужден был удалиться, пообещав утром вернуться.
Утром, ещё на КПП Симонов узнал, что его вызывает замполит полка подполковник Примак. В штабе полка замполита он не застал, но встретил майора Митрошкина - начальника штаба полка, не любившего замполита, который все уже знал от дежурного по полку.
- Командиру полка я уже доложил, по уставу ты все делал правильно.
Наконец, появился замполит, увидев Симонова, жестом пригласил в кабинет. Когда тот вошел, свистящим от негодования шепотом спросил:
- Что вы себе позволяете? Вы должны, немедленно извинится перед майором Бондаренко!
Симонов ответил, что, по его мнению, он ничем не обидел секретаря парткома. Попросил разрешение, и вышел. Почти до обеда, его никто не беспокоил. Он сходил в караульное помещение, проверил посты, сделал вторую запись в постовой ведомости. Бондаренко в карауле больше не появлялся, люди успокоились, службу несли хорошо.
Как позже Симонову рассказали: - в штаб дивизии отправили служебную характеристику на него подписанную командиром полка подполковником Кудисовым, и партийную характеристику за подписью секретаря парткома и замполита полка подполковника Примак. На первый взгляд, они были совершенно одинаковые и характеризовали Симонова с положительной стороны, но во второй была маленькая капелька дёгтя - там указывалось, что командир роты уделяет мало внимание нуждам и запросам личного состава. Ровно так, и больше ничего. Наконец, вся эта история, дошла до командира дивизии, и он потребовал от командира полка и замполита, всё же однозначно решить, достоин ротный выдвижения, или нет, если нет - обосновать свои выводы. Партийную характеристику пришлось переписать.
Своего предстоящего назначения Симонов и желал, и, в то же время, боялся. Скорее не боялся, а опасался, не оправдать доверия людей выдвинувших его. Ротой он командовал почти пять лет. И наступает такая пора, когда человек понимает, что он вырос из этой должности, как из маленькой рубашки. Когда, наперед знаешь, что будет завтра, и послезавтра, когда, порывшись в голове, без труда находишь там схему и методику организации и проведения любых занятий из тем подготовки роты. Темы эти определены планированием и повторяются из года, в год, из периода, в период. У "старых" ротных, конспекты написаны на годы вперед, по всем темам боевой подготовки. Только меняй шапку с числом и датой. В каптерке хранятся ящики из-под осветителей, в которых сложено всё необходимое для занятий по вождению, тактике, огневой. Каптенармусу достаточно сказать лишь номер ящика и можно выезжать на занятие. Естественно, каждый стремится, как-то разнообразить занятия, придумывает что-то новое, старается сделать их более интересными. Но, тем не менее, всё повторяется из периода в период.
Если годами, изо дня в день, ходить по одной и той же дорожке, как, например, мы ходили в школу. То, желаешь ты этого, или нет, запоминаются все изгибы тропинки, все её ямочки и бугорки. Которые помнятся через многие годы. Так и тут, за понедельником вторник, за июлем, август.
Конечно, батальон, не рота, только по боевой технике в три раза больше. Это тактическое подразделение может действовать самостоятельно, в отрыве от основных сил полка. Поэтому у него существует маленький тыл, ничего, что он используется, в основном, на учениях и в боевой обстановке. Это подразделения тылового и технического обеспечения. Отделение технического обслуживания, способное, даже, проводить несложные ремонты, хозяйственное отделение - всеобщие любимцы, "поильцы и кормильцы", с полевой автокухней, способное накормить 200 человек. Свой собственный батальонный медицинский пункт на машине УАЗ. Тринадцать колесных машин, для перевозки возимого комплекта боеприпасов, горючего, технического имущества, личных вещей солдат. Не в каждом, даже неплохом совхозе, имелось такое количество автомобилей. В штабе батальона было два бронеобъекта - БТР-60 начальника штаба, и БРДМ-1 начальника связи. Вот такое хозяйство, в котором надо было разбираться и умело руководить. Но самое главное, это ответственность за полторы сотни молодых ребят. Разных по национальности, образованию, воспитанию, срокам службы, отношению к жизни, и своему месту в ней.
К тому же, у Симонова не было опыта штабной работы, хотя, ротную документацию он вёл своевременно и аккуратно. Неделями, мотаясь по полигонам и танкодромам, он иногда даже хотел быть штабным, сидеть в теплом, сухом, уютном помещении. Составлять отчеты, циркуляры и другие умные бумаги. Иметь в подчинении один сейф и стол с необходимыми канцелярскими принадлежностями, и остро отточенными карандашами, в специальном стаканчике. И спать дома в постели, а ни где придется, хотя бы две недели в месяце. В жизни всё это как-то не получалось, зато, за год, он умудрялся вдрызг изнашивать слегка утепленные немецкие сапоги, именуемые в народе "бундесверами" по бесконечным полигонным болотам и хлябям.
Будучи на беседе в дивизии, Симонов просил подполковника Неверова дать возможность поработать начальником штаба батальона. Но получил отказ, - мол, сидеть тебе на стуле ещё рано. Это, вроде, как у путника - кажется, устал? Сел, посидел. Вроде, всего - ничего посидел - пару минут, а идти дальше совсем не охота. А, если бы не останавливался, шёл бы, да шёл, то и усталость не страшна! Пока молодой, работай!
Хотя, Симонов и сам понимал, что долго в штабе он не высидит. Нет у него той штабной струнки, которая отличает строевого от штабного. Не дано ему знать наперёд, что нужно начальнику, и как правильно угадать и опередить его желания. Ну, не научился он этому! Не у кого было учиться! Вспомнилось, как отец, старый служака, участник войны, попавший после тяжелого ранения из пехоты в авиацию. Много лет прокомандовавший ротой курсантов в школе младших авиационных специалистов, любил говорить: - Все офицеры, делятся как кони, на три категории. Первая - стройные парадные скакуны, для выездов на парады и другие значимые события. Это различные роты почетных караулов, офицеры комендатур, военные дипломаты, адъютанты и военные клерки при важных персонах. Неизменные участники светских раутов и пышных церемоний. Любимцы женщин. Вторая категория - ипподромные скакуны и цирковые кони, с детства подвергаются жесткой дрессуре и усиленной тренировке. Так же, с молодых ногтей, воспитываются и настоящие работники штаба. Всё отточено до автоматизма, но главное, предвидеть желание дрессировщика. Это вышколенные офицеры больших и малых штабов, которые редко бывают вне своей арены. Случаются, и похвала, и взлеты, но в основном это текучка, унылая, однообразная работа. Но когда они выезжают в войска, на люди, то, неузнаваемо преображаются, их отличает высокие, шитые фуражки, лоск и снисходительно, пренебрежительное отношение к своим армейским собратьям. И, наконец, третья категория, те ломовые лошади, которые делают самую тяжелую, нужную и грязную работу. Возят грузы, пассажиров, трудятся по хозяйству. Те, которые порой, подвергают свою жизнь опасности, кто постоянно находятся в трудах и заботах. Так, вот, эти трудяги - это мы, войсковые офицеры! Именно на нас держится вся армия!
Ночь, между тем, плотно укрыла землю непроницаемой чернильной мглой. Фары с трудом пробивали темноту, выхватывая из ночи, то высокие деревья на обочине, то мелкие кусты в колее, то встрепенувшихся куропаток, суматошно машущих крыльями и бегущих перед машиной. За придорожными деревьями мерцали огни дальних и близких деревушек. Иногда дорога вплотную подводила грохочущую колонну к околицам. И тогда, были видны ухоженные, освещенные улочки, немногочисленные, светящиеся вывески "гаштетов" и магазинов. Редкие фигурки людей, прогуливавшихся вдоль домов с ярко освещенными окнами. Они, как бы, не обращали внимания на шум проходящей колонны. Симонов и раньше замечал, что немецкая детвора, никогда не прибегает к дорогам смотреть на проходящую советскую технику. У нас, сейчас бы, вся деревня высыпала смотреть на могучие танки. А, тут - нет! Другое воспитание, понятия и нравы. А, может, и наши пацаны на немецкие танки тоже не прибежали бы глазеть?........
Комбат, посмотрел на затихшего, явно придремавшего посредника и спустился в БТР. Водитель, бывший московский таксист, ефрейтор Романов, мельком взглянул на него и вновь впился глазами в набегающею дорогу. Внутри машины было тепло и шумно, уютно светились приборы на щитке водителя, ровно гудели двигатели. В полумраке десантного отделения, качаясь в такт движению, дремали два связиста. Симонов включил подсветку, изучая карту. Свое местоположение он знал, минут через двадцать - пункт регулирования при пересечении крупного автобана. Немного дальше, район привала, по опушке соснового леса. Батальон больше четырёх часов в движении, надо людей покормить, технику проверить, посмотреть горючее. Плохо идти без связи, в режиме радиомолчания. Как кот в мешке, не знаешь, что у тебя с хвостом делается? Все ли идут, или половина батальона отстала и блукает где - то по немецким лесам? Сейчас остановимся - посмотрим.
Справа неожиданно набежала свеженакатанная гусеничная колея и слилась с трассой батальона. Наверное, тоже, какой то бедолага комбат ведет свой батальон невесть куда, - подумал Симонов. - Чтобы не организовывать дополнительный переход через автотрассу, начальство, на время объединили два маршрута в один, а потом, снова разведёт. Впереди обозначились огни стоящей техники. Несмотря на поздний час, на переходе скопилось большое количество остановленных регулировщиками гражданских машин. Поперек автострады стоял раскрашенный ГАЗ -66 службы регулирования, с мигалкой и включенными фарами. С другой стороны такой же пестрый УАЗ с надписью военной автоинспекции. Молодцеватые регулировщики, поторапливали танкистов вращая полосатыми жезлами, лихо, отдав честь проходящему БТР. Сразу видно, штатная, коменданская служба регулирования! Дремавший обладатель плащ-накидки, притормозил БТР, тяжело спрыгнул с него, махнул Симонову рукой, слегка прихрамывая, направился к стоящему неподалёку, знакомому УАЗику посредников. Колонна двинулась дальше, к району привала.
Слева, в свете фар, стали просматриваться молоденькие сосёнки, ровными рядами выстроившиеся вдоль дороги. Проехав ещё немного вперед, Симонов принять левее, и остановил колонну. Встав на крышу машины, фонариком скомандовал "Глуши!". Когда комбатовский танк, идущий следом, заглушил двигатель, голосом приказал "Офицеров в голову колонны!" Какое то время постоял на БТР, наблюдая, как подтягиваются огоньки колонны, с волнением, мысленно пересчитывая подходящие танки. Поняв, что количество двигающихся светящихся точек перевалили за двадцать пять, успокоился, и стал взглядом искать сдвоенные фары автомобилей. Но темнота не позволяла определить тип и марку машины, пришлось бросить это занятие и спуститься к подходящим к бронетранспортеру офицерам.
Пыльные, уставшие танкисты, собрались с левой стороны машины. Не привыкшие к внезапно наступившей тишине, они громко разговаривали между собой. В темноте красными огоньками светились крепкие сигареты "Гуцульские", с фигурой пастуха на пачке, прозванные в народе "Замполит на охоте". Из разговоров, комбат понял, что уже имело место столкновения танков. Командир третьего взвода седьмой роты, жарко спорил с командиром восьмой роты о том, кто будет менять подкрылки, бревно для самовытаскивания и погнутый ящик ЗИП на последнем танке седьмой роты. Тот, в свою очередь, обвинял механика впереди идущей машины за резкое торможение, в результате чего всё и случилось.
Увидев комбата, голоса споривших, приутихли. Симонов остановил, собирающегося подать команду, начальника штаба - Курите, курите! - Сам, прикурил от чей то зажигалки, и, с наслаждением, затянулся. Подошли офицеры девятой роты и замполит батальона. Обходя танки справа, сигналя, плавно покачиваясь на кочках, в средину колонны проследовала автокухня. Вскоре, к собравшимся, присоединился командир взвода снабжения, прапорщик Гриненко. Не было только именинника, зампотеха, майора Федоткина. Симонов выслушал доклады командиров подразделений. По неизвестной пока причине, встал один танк восьмой роты. В ходе марша были мелкие неполадки, которые устранялись экипажами и машины догоняли колонну. С отставшей машиной остался зампотех батальона и летучка. За исключением её, все танки и колёсные машины были на месте, и даже капризная "санитарка", которая, обычно, дальше тридцати километров от полка не отъезжала, на этот раз, держалась изо всех сил. Замполит, капитан Прокопец, который на ней ехал, смеясь, утверждал, что это, исключительно благодаря, личной симпатии к нему, и его заслуженному авторитету. Можно было поспорить, но факт, остаётся фактом, - она ехала. Командир батальона кратко поставил задачу: покормить личный состав, проверить технику, кому необходимо, переключиться на другую группу топливных баков, по возможности обеспечить отдых механиков-водителей. Обратив особое внимание на соблюдение мер безопасности при совершении марша, уточнив время готовности к движению. Командиры поспешили к своим подразделениям.
- Ну, что вы успели на ходу сготовить, Борис Григорьевич? - обратился комбат к прапорщику Гриненко.
- Каша гречневая, с мясом, товарищ капитан, и чай!
- Значит, наша обновка не подвела? Можно на ней и на ходу готовить, и дрова не нужны?
- Конечно, без проблем! Поругали нас тогда за дело! Зато, теперь, удовольствие, а не работа, едем потихоньку и варим.
Дело в том, что в этом выходе, впервые принимал участие ПАК-200, новая автокухня на базе ЗИЛ-131. Точнее, новой была только сама будка со всем оборудованием. Новые котлы, работающие на дизельном топливе, система постоянного подогрева готовой пищи, увеличенная ёмкость для воды. Но самое главное, чего не было ещё ни в одном батальоне, чешский одноосный прицеп - рефрижератор. В батальоне и раньше была кухня, - старая разбитая будка на базе ЗИЛ-157, по сроку подлежащая списанию. В которой, не только на ходу, на месте, было не безопасно работать. Котлы могли запросто выпасть на дорогу через сгнивший пол, они работали только на дровах, которые, приходилось возить с собой. Многочисленные заявки и просьбы дать новую машину, результатов не возымели. Григорий Фомич Губачев, подполковник, командир второго батальона, используя старые, ещё московские, связи, где-то отхватил новый ПАК на гусеничной базе. Другое дело, что на нем тоже невозможно было готовить пищу на ходу, по причине удивительного не совпадения длины гусеничной базы МТЛБ, с расстояниями между кочками на танковый трассе. Машину било, то носом, то кормой, пища превращалась в месиво. Симонов звонил всем знакомым тыловикам, пытаясь получить новую кухню. Наконец, прежний сослуживец по Туве, занимающий солидную должность в штабе тыла Группы
войск, откликнувшись на вопли о помощи, позвонил как-то вечером. Было необходимо, в течение трех дней, на автомобиле ЗИЛ-131, без кузова, приехать на базу тыла, в пригороде Берлина. Получить и закрепить на колесной базе новую будку кухни, получить прицеп - рефрижератор и благополучно приехать назад.
Вся проблема заключалась в том, что свободного ЗИЛ-131 в батальоне не было, старый ПАК стоял на ЗИЛ-157. Нужные машины были загружены боеприпасами, а одна, тех. имуществом. Но в батальоне в это время был ЗИЛ-157, который ежегодно отправляли в Союз на уборку урожая. На свой страх и риск, Симонов приказал перегрузить тех. имущество в уборочный автомобиль. С освободившейся машины сняли кузов, благо подполковник Шкоркин - зампотех полка был в командировке. По тревожной путёвки, машина вышла в рейс. Спустя трое суток, после обеда, когда Шкоркин, вернувшись из командировки, вместе с командиром полка, стояли перед штабом. В ворота КПП въехал явно чужой ПАК, с диковинным прицепом. Зампотех, с ужасом, по номеру узнал машину третьего батальона, которая должна была стоять в боксе, загруженная тех.имуществом. За которое, он отвечал персонально, вместе с комбатом, а номер машины, перевозящее имущество, он знал наизусть. Последние надежды и сомнения разбил сидящий в кабине прапорщик Гриненко, с третьего батальона. Обновка была остановлена. Под предлогом проверки боеготовности, прапорщику было приказано немедленно представить к штабу возимый комплект тех. имущества. Сюда же, был вызван комбат три. Зампотех предвкушал, как комплект просто не привезут, так как его везти то не на чем. И, он обвинит Симонова в подрыве боевой готовности, это дело серьёзное, без выговора не обойтись. Шкоркин не был ни подлым, ни злым человеком, но как любой начальник, он не выносил, когда по его службе дела решались без него. А у Симонова, просто, не было другого выхода, и он решил, что победителей не судят, а, если и судят, то не строго.
Гриненко через десять минут подкатил на машине с имуществом. Обвинение было снято. Потом, они все вместе осматривали новое приобретение, и чешский прицеп холодильник. Всем понравилось! Через неделю батальон получил из артполка машину под тех. имущество. Старый ПАК передали в резерв, на уборку урожая. Симонову, чтобы другим не повадно было, объявили на совещании выговор, впрочем, никуда его не записав. А новая кухня осталась, радуя людей, облегчая нелёгкий солдатский быт.
Командир батальона, вместе с начальником штаба и замполитом направились к центру колонны, где, распространяя сумасшедшие гастрономические запахи, стояла кухня. Экипажи получали пищу, танкисты, на трансмиссионном отделении боевых машин, используя неяркую подсветку тактического номера, кушали, стуча ложками по стенкам котелков. Предусмотрительный Гриненко распорядился установить походный стол и стулья, за которым уже кушали все трое посредников. Пожелав им приятного аппетита, офицеры приступили к еде. Уже в конце, запоздалого ужина, в хвосте колонны раздался шум подошедших машин. Вскоре из темноты появился майор Федоткин, во главе своих ремонтников, и экипажа танка. На немой вопрос комбата, зампотех, покосившись на посредников, коротко доложил, что всё в порядке. Впрочем, посредники и не вмешивались в происходящие события. В установлено время, батальон продолжил марш.
Снова перед глазами побежала серая лента полевой дороги, с бесконечными развилками и поворотами. Накатанная чьими-то гусеницами трасса снова ушла вправо, и скрылась в темнеющих поодаль перелесках. Фары проходящих танков, на мгновения выхватывали из темноты, столпившиеся на обочинах не высокие разлапистые ели, незнакомые пышные кусты каких то растений, по русско-белоствольные, стройные берёзки. По-прежнему молчаливый подполковник-посредник, поудобнее усаживаясь в люке, как бы невзначай, спросил:
- Что с танком случилось? Почему отстал?
- Воздух засосало, не успел переключиться на другую группу баков, - ответил Симонов, который уже уточнил у Федоткина причину отставания.
- Надо поторопиться, чем раньше придёшь в назначенный район, тем будет больше времени подготовиться к дальнейшим действиям. А дела там предстоят большие, - посоветовал подполковник, поплотнее укутываясь в плащ-накидку, помолчав, продолжил: - Больше, пока, ничего сказать не могу. Потому что и сам, путём, не знаю.
Замполит батальона капитан Прокопец, уговорил комбата разрешить ему находиться в люке заряжающего танка командира батальона. Сейчас они ехали следом за БТР, вместе с начальником штаба.
Симонов гнал колонну с максимально возможной скоростью, то и дело поторапливая водителя. Танки набрали необходимую безопасную дистанцию, и теперь шли ровной светящейся, грохочущей лентой. Можно было бы ещё поднажать, но это было не безопасно в условиях ночи и сильной запыленности. Комбату почему-то вспомнился случай, когда, служа ещё в Сибири, в Хакасии, на Т-34, он один гнал танк после занятий с танкодрома. Местность голая, как у старика коленка - степь. Вышка танкодрома - сзади, два одиноких здания полевого парка - впереди, палатки лагеря - справа, слева - блестящая гладь озера, как мираж в пустыне. Раскаленное солнце в зените, жара. Дорога шла круто под гору, в сторону озера, и он с мальчишеской, безалаберностью и озорством, решил проверить до какой скорости можно разогнать танк. Чтобы ветром обдувало, до свиста в ушах! Прибавил газу, машина рванулась вперед, стрелка спидометра поползла вправо. В какой-то момент, он почувствовал, что ревущий на бешеных оборотах двигатель, уже не помогает, а тормозит движение танка, мчавшегося под гору. Выжал главный фрикцион и выключил передачу - машина пошла накатом. Мелькали кустики и мелкие деревца, внутри танка всё грохотало и гремело, казалось, что этот ветеран войны, вот, вот взлетит в воздух. Приближался поворот и озеро за ним, стрелка спидометра ушла за шестьдесят, скорость увеличивалась. Пора тормозить! Педаль тормоза ушла вниз, но скорость не снижалась. Танк, гремя всеми своими внутренностями, несся к озеру, как разъяренный зверь, будто собирался его сходу перепрыгнуть. Симонов попробовал повернуть влево, но машина не слушалась рычагов и мчалась в озеро. В голове промелькнула глупая мысль: - Сколько сейчас будет брызг и пузырей! А глубина тут приличная! И рыбки с лягушками, наверное, удивятся и посмеются?
Вспомнил преподавателя вождения из училища, который говорил, что недостатком "тридцать четверок", как раз является, то, что на большой скорости ленты не успевают захлёстывать барабаны фрикционов и машина становится неуправляемой. Это особенно проявилось при совершении марша через Большой Хинган, во время войны с Японией.
Мысли пронеслись мгновенно, а руки уже потянули оба рычага на себя. Дрожащая от напряжения нога, до упора вдавила педаль тормоза. Танк нехотя начал сбавлять скорость. Потихоньку отпуская левый рычаг, Симонов отводил машину от воды. Когда стрелка спидометра приблизилась к отметке пятьдесят, он резко отпустил рычаги и тормоз, и вновь, плавно, начал тормозить. Машина повиновалась, и глухо урча двигателем, вскоре остановилась. Только после этого незадачливого испытателя пробил холодный пот. С трудом, выбрался через передний люк на улицу, и закурил. Обошел танк, заглянул под днище - вроде, ничего не отвалилось. Не спеша, доехал до полевого парка, поставил машину на место. Дежурный по парку лейтенант с соседнего полка, видевший всё происшедшее, понимающе спросил: - Сколько выжал? Симонов понял, что отпираться нет смысла, наверное, он здесь уже не первый, сдержанно соврал: - Под семьдесят! Но можно ещё немножко, если бы не озеро. Дежурный продолжил: - В прошлом году, один чудак, на "сучке" - самоходке СУ-100. Тоже разогнался, но, маленько, промазал, слава богу, чуть-чуть отвернул, попал на мелководье. Заехал от берега воду, в ил, метров на двадцать, хорошо догадался, - на ходу движок заглушить, гидроудара не было. Потом целый день двумя танками доставали, все троса пришлось соединять! Накувыркались, ради чего? Тактико-технические характеристики надо знать, там максимальная скорость написана! Для дураков! И не фиг экспериментировать! Точно, согласился Симонов - свою технику надо знать, да, и противника тоже.
Вернувшись мыслями к своему назначению комбатом, в тему вспомнил, что этому предшествовало:
Обычай командующего Армии углубленно спрашивать претендентов на вышестоящие должности по различным вопросам тактики, организации подразделений, ТТХ, в войсках знали. И к таким встречам готовились, готовился к ней и Симонов. Поговаривали, что на столе командующего под стеклом лежат заранее заготовленные вопросы и ответы. Так, что, как говорят, "лапши на уши" не навешаешь. Накануне майских праздников Симонова вызвал на беседу командующий. В Дрезден они поехали вместе с командиром второго батальона подполковником Шкред, которого тоже, за чем-то, вызвали армейские кадровики. Поехали накануне после обеда, с тем, чтобы приехать вечером, устроиться в гостиницу и отдохнуть. А утром, предстать перед светлыми очами начальства бодрыми и свежими. Прибыли к двадцати часам, устроились в гостинице штаба Армии, в старинном, готического стиля особняке, в глубине тенистого, с вековыми деревьями парка. Обычно, сюда селили приезжих старших офицеров, Симонову повезло, вместе со Шкредом поселили и его. Ужинать спустились в буфет, после пары рюмочек хорошего коньяка и порции традиционных немецких сосисок, завязался обычный в таких случаях разговор. Петр Михайлович, так звали подполковника, признался, что примерно знает, зачем его вызывают. Ещё несколько месяцев назад, он имел телефонный разговор с командармом - сослуживцев по службе в молодые годы. Его, как он сказал, "сватают" на отдельный армейский танковый батальон пяти ротного состава. А зачем мне это? -
продолжил Шкред, - тут должность подполковничья, и там тоже. Тут три роты, а там пять и обслуги в два раза больше. Батальон стоит в пригороде, на берегу озера. Будет генералитет на рыбалку ездить, всех ублажать надо, кланяться и улыбаться. А я, брат, этого не умею! Отказался. Вот теперь и вызывают для уговоров. Не знаю, как отбиваться буду!
Без десяти девять они были в приёмной командующего. Адъютант, молча указал им на старинные кресла вдоль стены, под батальной картиной в массивной раме. Симонов, пытаясь справиться с волнением, стал рассматривать убранство помещения. Мебель, по-видимому, осталась ещё от немецких владельцев. Справа от дубовой двери, громадное, в человеческий рост, трюмо, с начинающим желтеть зеркалом. Рядом, не менее старые часы, в деревянном футляре, с медленно качающимся медным маятником. Затем, ряд мягких, обтянутых кожей кресел. Окно, полузакрытое тяжёлыми портьерами. Стол адъютанта с телефонами и стопкой документов. Далее, за такими же ниспадающимися портьерами, двери в кабинет командующего.
Судя по всему, хозяин кабинета был уже на месте. После их прибытия, на столе зазвонил звонок, капитан скрылся за массивными дверями. Вернувшись, жестом пригласил подполковника - Прошу! Закрыв за Шкредом дверь, вернулся на своё место, и углубился в бумаги. В приёмной повисла, как показалось Симонову, гнетущая тишина. Мерно, тихо тикали ходики, в такт качанию медного круга за прозрачным стеклом. Под лёгким ветерком в открытую половинку окна, слегка шевелилась тяжёлые шторы. Из кабинета доносились приглушенные голоса, которые постепенно набирали силу, становились всё громче и громче. Где-то внизу, на первом этаже, открыли дверь. Еле заметный сквознячок потянул от двери к окну, скрипнул дверью в кабинет командующего, голоса стали слышны отчётливо. Шкреда было почти не слышно, он что-то отвечал негромко. Голос командующего гремел набатом:
- Да, что ты заладил, как попка, не пойду! Будет приказ - пойдёшь, как миленький! Но, я хочу, что бы ты сам понял! Ну, некого мне больше ставить, если бы тебя не знал, не вызвал бы! Да, Армия большая, так и батальон тяжёлый! Он за прошлый год ЧП больше принес, чем иной полк! Назначенный комбат, год назад так лихо начал, вроде, всё шло нормально! Так нет, загулял! Кое-кто из штабных, тоже к этому руку приложили! Ладно, с этим позже разберусь, - Шкред, что-то сказал в ответ. - Нет, не будет больше пикников и шашлыков! Каленым железом! Да, что я тебя уговариваю! Некого ставить, понимаешь - некого! Что? Этого мальчишку, старшего лейтенанта? Хватит! А я сказал, пойдёшь! Всё, отправляйся назад! Жди приказа! Всё!
Симонов понял, что о старшем лейтенанте, это, про него.
Послышались шаги, дверь открылась, на пороге появился раскрасневшийся Шкред. Переступив порог приёмной, он шумно выдохнул и, достав носовой платок, вытер вспотевший лоб. На вопросительный взгляд Симонова, махнул рукой и направился к двери. Но вместо двери пошёл в трюмо, упершись ногами в тумбочку, чуть не упал, и остановился. Вполголоса выругавшись, шагнул в дверь и скрылся за ней. Адъютант, прыснув в кулак, склонился над столом.
Кивнув вскочившим при его появлении офицерам, в кабинет прошёл, плотно прикрыв за собой дверь, член военного совета Армии.
Тягуче, медленно тянулось время. Часы, вроде, тикали, а минутная стрелка стояла, как приклеенная. Симонов понимал, что после такого разноса, заходить в кабинет, всё равно, что войти в клетку с разъяренным тигром. Он перехватил сочувственный взгляд адъютанта.
На столе трелью зазвенел звонок, адъютант скрылся за дверью.
Ну, вот и всё! - тоскливо подумал Симонов, - сейчас вызовут мальчишку, старшего лейтенанта. Помнут и выбросят - подход, отход, фиксация!
Адъютант тут же вернулся, обнадёживающе подмигнул, открыл дверцу одного из шкафов. За ней оказались электрический чайник, набор посуды и какие-то баночки. Вскоре запахло ароматным кофе, офицер на подносе пронёс в кабинет две дымящихся кружечки, молочник и сахарницу. Вернувшись, доброжелательно пояснил:
- Кофе решили попить! Посиди! Кофе будешь?
Симонов отрицательно, судорожно замотал головой. В приёмной вновь наступила тишина. Володя на миг представил, что открывается дверь, входит командующий, а старший лейтенант сидит и пьёт кофе. Занятно! Несмотря на все волнения, он тихонько улыбнулся. В томительном ожидании прошло ещё полчаса. На столе, неожиданно громко, зазвонил телефон, адьютант поднял трубку, жестом пригласил - проходи! Открывая дверь, ободряюще шепнул - Не пуха...
В кабинете буквой Т стояли огромные покрытые зеленым сукном столы. В дальнем конце длинного стола, лицом друг к другу сидели, командующий Армии генерал - полковник и член Военного совета. Между ними на столе стояли чашечки из-под кофе. Генералы изучающее рассматривали вошедшего Симонова. Вспомнив полученный утром в управлении кадров инструктаж, Симонов стараясь не топать по мягкому ковру, строевым шагом приблизился к столу и доложил о себе. Командующий жестом пригласил его сесть. Володя сел со стороны Члена Военного совета за три стула от генерала, Неожиданно лишними оказались руки, их просто не куда было девать, наконец, он уместил их на коленях, и застыл в ожидании. Впрочем, разговор свёлся к обычным в этих случаях вопросам, о положении дел в подразделении, воинской дисциплине, состоянии техники. Член Военного Совета, задал дежурный вопрос о социалистических обязательствах и семейном положении. Симонов, как мог, обстоятельно рассказал о своей роте, выполнении плана боевой подготовки, соц. обязательств. Не забыв сказать, что рота заняла первое место в Армейском соревнованиях по огневой подготовке и поощрена командующим. Стороны остались, по мнению Симонова, довольны друг другом, тем более, что командующий не стал удручать себя каверзными вопросами. Пожелав удачи, и ничего не пообещав конкретно, его с миром отпустили. Облегченно вздохнув, и стараясь идти прямо, Симонов направился к двери. И когда он уже взялся за дверную ручку и решил, что всё позади, сзади раздался голос командующего:
- Товарищ старший лейтенант, а куда входит сорок первая и сорок вторая группы полевой артиллерии?
От неожиданности Симонов опешил, но, четко повернувшись, ответил:
- В состав третьего армейского корпуса армии США, товарищ командующий!
- Хорошо, идите!
- Есть!
Дверь за старшим лейтенантом бесшумно закрылась, в приёмной он опустился на стул.
- Ну, как дела? - спросил адъютант.
- Нормально - ответил Симонов, и вышел.
Шкред ожидал его в курилке, Володя сел напротив и тоже закурил.
- Что так долго? - помолчав, спросил Петр Михайлович.
- Кофе пили, - неопределённо ответил Симонов.....
Танковая колонна, между тем, оставляя позади притихшие посёлки и спящие города, пересекая лесные просёлки и пустынные ночные автострады, неуклонно двигалась на север, сотрясая тьму грохотом десятков двигателей и лязгом гусениц.
Посредник дремал, завернувшись в свою плащ-палатку. Местность была почти незнакома, Симонов то и дело сверялся с картой, освещая мощным прожектором окрестности. До района предполагаемого привала минут тридцать хода. Около трёх часов идём. Люди устали, технике тоже надо отдохнуть, горючее проверить. А тут самый блуд начался, как комбат Якименко говорил, что ночью все кошки серые. Заблудиться запросто, ни одного местного предмета, чтобы отметиться, перелески, или как по сибирскому говорят колки все на одно лицо. Как китайцы на демонстрации. Перекресток в свете фар, а от него дороги на все четыре стороны. Симонов зажёг красный цвет фонарика, и, повернувшись к колонне, стал размахивать им в разные стороны, предупреждая об остановке. Приказал водителю БТР остановиться, склонился над картой. На карте дорога одна и никакого перекрестка. Но лес, есть лес - два трактора по нему проехали, вот уже и перекресток. В Сибири служил, в Монголию ходили, там, вообще, в пустыне дороги в разные стороны, как лучи, одни направления. Но и там выходили из положения. По компасу, отойдя от танка подальше, надо было взять азимут на виднеющуюся на самом горизонте горушку, бархан или "пуповинку", отмеченную на карте, взять азимут, направить, туда управляя механиком-водителем танк, приказать ему установил по гирополукомпасу направление и - вперёд! А уже через минуту, машина спустится в котловину, и "пупка" не видно. Так и едешь по компасу, и азимуту, как в море на корабле. На броню БТР поднялся Емельянов:
- Я, что-то тоже не пойму, куда ехать? Надо на бронике сгонять вперед, за лесом, справа, должен быть километрах в двух, под лесом, посёлок. Но, по какой сейчас дороге ехать? Я, думаю, прямо! Симонов, вобщем, придерживался того же мнения, но вот посёлка мы оттуда едва ли увидим. Он будет в ложбинке, поэтому надо подъехать поближе. Значит, поедем направо.
Всадник в плащ-палатке в разговоре участия не принимал и независимо курил, сидя на башне.
- Капитан Емельянов, остаётесь с колонной. Ждать! - Симонов вопросительно посмотрел на посредника. Тот опустился на крышу БТР, обнял правой рукой ствол пулемета, продолжая курить, махнул рукой - Поехали!
Машина, слегка присев на задние колёса, рванулась вперёд. Покачиваясь на неровностях дороги, БТР резво побежал вдоль пшеничного поля к темнеющему лесу. Жёлтая, примятая колея среди зелёной травы, указывала направление движения. Вскоре лесная дорожка сделала хитрую петлю вокруг небольшой рощицы и вернулась к дороге, по которой они недавно проезжали. Кружим! Похоже, блудим, - вспомнил Симонов старую охотничью, забайкальскую примету, - надо выбираться куда-то повыше, откуда хоть, что-то видно. Проехали ещё вперед, приминая густую траву, краем поля, двинулись в сторону едва заметной высотки, просматриваемой на фоне уже светлеющего неба. Капитан чувствовал, как медленно, словно вода в мокрый песок, уходит дорогостоящее время. Знал, что уставшие, за этот многочасовой марш, механики-водители, обрадованные неожиданной остановкой, в ожидании, просто, напросто заснут, сидя за рычагами. И потом потребуется ёще масса времени, чтобы сдвинуть многотонную махину колонны с места и втянуть её в прежний темп движения. Тем более, в режиме радиомолчания. Неожиданно дорогу преградил кусок свежевспаханного поля, отделяющий машину от долгожданной высоты. Водитель притормозил.
Вперед! - скомандовал Симонов, не оглядываясь на посредника. БТР плавно закачался па бороздах пахоты. Вот и вершина пригорка. Всё верно: - справа мерцают в светлеющем мраке ночи огоньки деревушки со странным названием Хунделюфт - Собачий воздух, попытался перевести Симонов, вспомнив большую часть известных ему немецких слов. Прямо, по ходу движения, цепочкой убегали в темноту столбы линии связи. За ними, угадывалась в ночи насыпь грунтовой дороги. Слева, на горизонте, светлело, освещая ночное небо, зарево, невидимого отсюда большого города. Судя по всему, - Магдебург, - сверяясь с картой, определил Симонов. Грунтовая дорога выведет к переходу через автостраду, и пункту регулирования, а, там, через двадцать минут, очередной привал. Надо побыстрее возвращаться к колонне: - Романов, поехали! Видишь впереди насыпь, выезжай на неё! БТР перемахнул истоптанный выгон перед дорогой, взвыв двигателем, выехал на насыпь.