Нога героя. Глава 20, в которой становится ясно, что спокойствие обитателей городка Чески Градец есть не их заслуга, а всего лишь недоработка конкретных личностей
Глава 20, в которой становится ясно, что спокойствие обитателей городка Чески Градец есть не их заслуга, а всего лишь недоработка конкретных личностей
Пока обитатели городка Чески Градец наслаждаются мгновеньями мира, а Цольмер прилагает все усилия для того, чтобы эти мгновенья как можно скорее закончились, посмотрим, как поживает заваривший всю эту кашу Борман. Для этого придется заглянуть в бункер Гитлера под полуразрушенным зданием рейхсканцелярии.
Подземное сооружение, в котором провел свои последние дни Гитлер было самим плохим из бункеров, когда-либо сооруженных немецкими инженерами. Собственно, это был вовсе не бункер, построенный для штаба главы государства, а комплекс соединенных между собой бомбоубежищ Министерства пропаганды, Министерства иностранных дел и Имперской канцелярии. Кстати говоря к началу войны в рейхсканцелярии никакого бункера не было и появился он лишь благодаря... Молотову.
В 1940 году советский наркоминдел приехал в Берлин для переговоров. Во время приема в замке Бельвю пришло сообщение от наблюдателей ПВО: в районе Люнебурга замечен вражеский самолет. Немцы всполошились: не хватало еще, чтобы советскую делегацию во главе с министром иностранных дел разбомбили в Берлине! Гитлер пришел в ярость, когда узнал, что ближайшее прилично оборудованное бомбоубежище находится в отеле "Адлон". После этого под рейхсканцелярией и начали выстраивать комплекс бомбоубежищ.
Когда с середины 1944 года бомбардировки союзной авиации стали практически круглосуточными (англичане бомбили ночью, а днем прилетали американцы), убежища с вентиляцией оказались единственным надежным жильем для обитателей нерушимой столицы "Тысячелетнего Рейха". Комплекс начали расширять, утолщать стены и перекрытия. Работами занималась, как ни странно, не "организация Тодта", и не зондеркоманды СС, а частная берлинская строительная фирма "Хохтиф". Тогда же фирме, помимо укрепления верхнего бункера, предложили спроектировать и выстроить нижний бункер рядом со зданием старой рейхсканцелярии.
Работы велись в большой спешке, стены во многих местах остались необлицованными, а кое-где даже и неокрашенными. Все же нижний бункер представлял более надежное укрытие от авиабомб и снарядов тяжелой артиллерии: он находился на глубине 17 метров от поверхности земли и был снабжен бетонным перекрытием толщиной в 3 метра и внешними стенами толщиной около 2-х метров. Однако сырое помещение с плохо работающей вентиляцией, крохотными комнатушками (площадью не более 10-12 квадратных метров) и низкими потолками для постоянного проживания явно не подходило. Никаких весомых оснований для того, чтобы выбрать это сооружение в качестве командного пункта, не было. В сущности, как сострил один из осматривавших бункер русских офицеров, "единственное несомненное достоинство бункера -- близость к магазинам на Унтер-ден Линден".
И переезд Гитлера 12 апреля в бункер под рейхсканцелярией на постоянное жительство, означал лишь одно: очень скоро он рассчитывает перебраться в более удобное место далеко от Берлина. Ведь в самом Берлине находился отлично оборудованный бункер под зенитной башней "G" на территории зоопарка, а в 24 километрах от Берлина, в Цоссене, находился суперсовременный бункер Объединенного генерального штаба. Решение задержаться в бункере рейхсканцелярии на длительный срок с точки зрения здравого смысла являлось совершенно безумным, поскольку в своем бункере Гитлер даже не располагал надежной связью с войсками: бункер имел один телефонный коммутатор, один радиопередатчик и один радиотелефон.
Телефонный коммутатор наспех смонтировали в конце 1944 года и там дежурил всего один телефонист Рохус Миш, которого вдобавок не удосужились как следует обучить этой профессии. Надзор за функционированием коммутатора, радиопередатчика и радиотелефона осуществлял техник Хеншель, который и обучил на скорую руку Миша, как управляться со всем этим хозяйством. Чтобы связаться со штабом в Цоссене, телефонист должен был сначала соединиться с телефонной станцией "Централ-200", которая представляла собой передатчик, установленный в башне зенитной артиллерии.
Радиопередатчик бункера работал только на средних и длинных волнах. Кто разбирается в радиосвязи, представляет, какая для этого нужна антенна! Поэтому с функциями передатчика данный аппарат совершенно не справлялся. В вермахте на вооружении состояли коротковолновые передатчики, использовавшие в качестве антенны кусок проволоки длиной несколько метров. Почему же такой передатчик не поставили в бункер Гитлеру? Странно, но никто не задавал такого вопроса...
Что касается радиотелефона, то качество его работы целиком зависело от длины провода, закрепленного на висевшим в воздухе над рейхсканцелярией аэростата. Аэростат дважды сбивался артиллерийским огнем, а наземная линия полностью прекратила свое функционирование 27 апреля.
Попасть в бункер к Гитлеру можно было двумя путями: из новой рейхсканцелярии и из сада министерства иностранных дел -- спустившись по ступенькам под железобетонный защитный козырек, прикрывавший вход в верхний бункер и далее по коридору верхнего бункера к винтовой лестнице, которая и вела в нижний бункер; из сада рейхсканцелярии -- по лестнице запасного выхода нижнего бункера. Входы в верхний и нижний бункер закрывались стальными дверями, внутри же помещения разделялись обычными деревянными дверями.
В верхнем бункере вся левая сторона была отведена под диетическую кухню Гитлера, на правой стороне размещались комнаты прислуги и семьи Геббельса. Проход также выполнял функции общей столовой.
В нижнем бункере расположились сам Гитлер с Евой Браун, личные врачи фюрера Морелль и Штумпфеггер. В отдельных комнатах размещались: общий туалет, дизельная установка, электрощитовая, коммутатор связи и дежурная смена охраны. Переселившись сюда, Гитлер явно не рассчитывал, что тесные бетонные клетушки в самое ближайшее время превратятся в нечто среднее между ночлежкой и общежитием.
Практически одновременно с Гитлером в бункере фактически поселился Борман, разместившийся в комнатах Штумпфеггера. Морелль быстренько вымолил у фюрера разрешение уехать из Берлина и его комнату немедленно занял Геббельс. Геббельс очень обеспокоился географической близостью Бормана к дряхлеющему диктатору и теперь мог контролировать любой шаг "коричневого кардинала", поскольку дверь его комнаты, -- так же, как и дверь спальни Штумпфеггера, -- выходила в общую гостиную.
Краузе посещал Бормана в бункере почти каждый день. Они закрывались в комнате Штумпфеггера, пока тот играл с детьми Геббельса или пьянствовал с генералом Бургдорфом. Вечером 24 апреля Краузе пришел обсудить с Борманом дальнейшие действия и с содроганием прошел через верхний бункер.
От двух прямых попаданий тяжелых снарядов обрушилась крыша рейхсканцелярии и Краузе пришлось долго пробираться через завалы. Коридор под буфетной рейхсканцелярии, -- по которому Канненберг носил продукты в бункер, и потому охранники прозвали его "аллея Канненберга", -- был забит солдатами, расположившихся там со всеми своими пожитками. Солдаты расположились на лестницах и лестничных площадках и даже в проходе верхнего бункера, служившим столовой для прислуги Гитлера и охраны. Краузе отметил, что на полу появился никем не убиравшийся мусор: недоеденные бутерброды, пустые пивные бутылки и прочий хлам. Не было лишь окурков: фюрер не переносил табачного дыма и в бункере никто не курил. Пока не курил...
В нижнем бункере пока еще поддерживался относительный порядок, хотя по полу хаотично тянулись какие-то брезентовые рукава. Переступая такой рукав, Краузе больно ушиб ногу о деревянную скамейку, почему-то прикрепленную к стене на высоте бедра. Таких скамеек в коридоре было несколько.
Душная атмосфера бункера была пропитана зловонием. Краузе знал, что Гитлера мучает газовыделение из кишечника, да в добавок к этому фюрер страдал повышенным потоотделением, -- так что воздух в апартаментах Гитлера всегда напоминал обезьянник. Но в этот раз воздух пропитался еще и запахом экскрементов из засорившегося туалета. Вентиляция то ли не справлялась с работой, то ли была отключена. Впрочем, охрана видимо открыла двери запасного выхода, поскольку в неописуемом воздушном коктейле Краузе уловил еще и острый запах дыма.
-- Что там за идиотские скамейки в коридоре? -- с раздражением осведомился Краузе у Бормана, потирая ушибленную ногу.
-- Фюрер, -- кратко пояснил Борман. -- Ему тяжело ходить и он отдыхает на этих скамейках. Он уж и сесть на стул без посторонней помощи не может, потому скамейки и закрепили так высоко, н уровне бедра.
-- А что за пожарные рукава на полу?
-- Электрики мудрят. Проводка выходит из строя, они тянут провода по полу, а чтобы их не порвали сапогами, провода укладывают в пожарные рукава.
-- Все-то вы знаете, -- проворчал Краузе, усаживаясь на стул в комнате Штумпфеггера. -- Тогда поясните, откуда столько солдатни в верхнем бункере?
-- Когда фюрер решил, что останется в Берлине, он поручил СС-бригадефюреру Монке создать из караульных батальонов и личного состава расформированных служб СС боевую группу для защиты правительственного квартала, -- с мрачной физиономией разъяснил Борман. -- У него теперь штаб в бункере под новой рейхсканцелярией. Так что будем сражаться здесь... под командованием боевого генерала. Ну что, теперь вы довольны? Мы с фюрером в этой бетонной мышеловке под охраной нескольких сотен эсэсовцев, мне не подчиняющихся. Надо, надо было ехать в "Алььпийский редут", не взирая ни на что! Хуммель уже оборудовал для меня и моей семьи два альпийских домика в горах. Оттуда мы легко перебрались бы в Швейцарию.
-- Разумеется! -- саркастически одобрил Краузе. -- Передать фюрера в объятия ваших врагов Геринга и Ламмерса, бросить все, чему вы посвятили двадцать лет своей жизни и бежать в горы, где вас задержит первый же американский патруль! Вы забыли, что благодаря Геббельсу, раззвонившему на весь мир о неприступной "Альпийской крепости", этот самый район превратился в гигантский капкан? Американцы напуганы геббельсовским обещанием, что Альпы станут ареной действий "вервольфов" и не успокоятся, пока не перевернут там каждый камень. Кроме того, не забывайте, что туда рванули все ваши партийные бонзы и теперь на один квадратный метр Берхтесгадена приходится по два с половиной крейсляйтера и прочих партайгеноссен, с которыми очень желает познакомиться американская, британская и прочие фемиды. Да и швейцарцы захотят выслужиться перед американцами и усердно начнут отлавливать на границе беглецов. Вы этого хотите? Милости прошу! В таком случае, я больше здесь не задерживаюсь.
И Краузе сделал попытку встать, но Борман довольно бестактно толчком ладони усадил его обратно и проворчал примирительно:
-- Да хватит вам... Я просто весь на нервах, поймите! Ладно... И что же нам делать дальше согласно вашему гениальному плану?
-- Геринг нейтрализован, но остался Геббельс, который теперь следит за каждым вашим шагом, -- негромко произнес Краузе, кивая в сторону бетонной перегородки, за которой находился последний влиятельный соперник Бормана в его борьбе за наследие фюрера.
-- Есть еще Гиммлер, -- напомнил Борман.
-- Насчет Гиммлера я вас могу порадовать, -- улыбнулся Краузе. -- Вот уже несколько месяцев Гиммлер нащупывает контакты с американцами. Сейчас он пытается вести сепаратные переговоры через графа Бернадотта. Разумеется, ничего у него не получится, но Гиммлер все более и более теряет осторожность. В ближайшие дни либо он сам сунет голову в петлю, либо мы задействуем уже подготовленный мной материал.
-- В ближайшие дни здесь будут русские, -- проворчал Борман. -- И тогда мы все сунем голову в петлю.
-- Послушайте, я же вам обещал, что обеспечу ваш уход так, что никому не придет в голову вас искать, -- напомнил Краузе. -- Если вам хочется сбежать сейчас, то нет никаких препятствий для этого. Только что о вас скажут после войны? "А-а... этот тот самый Борман, что обличал предателя Геринга, а сам трусливо бросил фюрера в осажденном Берлине"... Вы этого хотите?
-- Бросьте, бросьте господин Краузе! -- повысил голос Борман. -- Хватит давить мне на психику!
-- Вот таким вы мне нравитесь больше! -- одобрил Краузе. -- Отлично, так держать! Ну, вернемся к делам... Так кто же теперь займет место Геринга? Фюрер никого не назначил пока своим преемником?
-- Нет, -- ответил Борман. -- Но командующим люфтваффе он хочет назначить Руделя.
-- Позвольте, -- удивился Краузе. -- Это тот самый Рудель? Которого фюрер наградил уникальной наградой: Рыцарским крестом с золотыми дубовыми ветвями, мечами и бриллиантами? Но почему его? Разве нет достойных генералов? Галланд, например?
-- Галланд посмел противодействовать фюреру в его решении переделать "Мессершмитт-262" из истребителя в бомбардировщики, из-за чего люфтваффе не смогли смести англо-американцев с нормандских пляжей! -- убежденно заявил Борман.
Краузе недоверчиво усмехнулся и спросил:
-- Ну, а чем плох генерал Кристиан? Вот уж кто никогда не возражал фюреру! К тому же, он женат на секретарше фюрера.
-- У него вместо головы задница, -- коротко ответил Борман. -- Но в целом вы правы. Я думаю, все дело в том, что фюрер вовсе не хочет умереть в Берлине. Он просто боится, что те, кто вывезут его из Берлина, тут же сдадут его англо-американцам, -- а то и Сталину. А Рудель предан фюреру как собака, но самое главное -- везуч! Был много раз сбит, бежал из русского плена и все продолжает летать после двух тяжелейших ранений. А фюрер обожает везунчиков!
-- Но при чем здесь командование люфтваффе?
-- Фюрер сказал, что назначит командующего люфтваффе только после личной беседы с кандидатом, -- пояснил Борман. -- Теперь понятно? Прилетит этот Рудель, фюрер с ним побеседует, потом улетит вместе с Руделем куда-нибудь в Альпы, где его давно ждет мерзавец Скорцени со своими головорезами. И все! А мы тут сдохнем в обнимку с Геббельсом.
-- И... что вы намерены предпринять?
-- А я уже предпринял! -- самодовольно сообщил Борман. -- Я сделал так, чтобы фон Белов не смог связаться с Руделем. А приказ на вылет в Берлин уже передан командиру 6-го воздушного флота фон Грейму. Я полагаю, из Мюнхена в сложившихся условиях ему будет сложно добраться. В любом случае, у него меньше шансов, чем у Руделя. Впрочем, все это ерунда! Меня всерьез беспокоит Ева.
-- А что не так? -- поинтересовался Краузе. -- Она вроде приехала умереть вместе с фюрером. Так какие проблемы?
-- Я боюсь, что в последний момент она все-таки уговорит фюрера спастись бегством, -- поделился страхом Борман.
-- Вы правы, -- неожиданно согласился Краузе. -- В начале апреля она заказала зубной протез на 6-й и 7-й зубы верхней челюсти. Перед отлетом в Зальцбург профессор Блашке привез ей протез. Но вставить не успел. Она попросила меня найти ей дантиста, который вставит ей протез. Кстати, этот протез будет видно только в том случае, если влезть к ней в рот по плечи, так что мысль о том, что она просто хочет быть красивой в гробу, явно не проходит. Что скажете?
-- Н-да, действительно... -- потер затылок Борман. -- Но на что она рассчитывает?
-- Господин Борман, фройляйн Браун -- особа весьма честолюбивая. Ей хочется быть рядом с фюрером, ей хочется стать его женой и оставаться с мужем до конца, как и положено добропорядочной супруге. До недавнего времени это было невозможно: фюрер повенчан с Германией. Но нынче Германия в таком состоянии, что фюрера вполне можно считать вдовцом. Так что для Евы вполне реально после 15-ти лет сожительства стать наконец женой фюрера. Но, как и положено добропорядочной жене, она скорее предпочтет стать честной вдовой, чем составить компанию мужу.
Краузе произнес все это негромко, а Борман его внимательно слушал. Когда Краузе замолчал, Борман осторожно спросил:
-- То есть... вам удалось выяснить ее намерения?
-- Намерения? -- усмехнулся Краузе. -- Не только. Я же стал ее другом. И она открыла мне душу... Впрочем, не надо высоких слов! Скажу так: мы заключили с ней сделку. Вы помогаете ей как можно скорее стать женой фюрера. Она поможет поддержать фюрера в его решимости закончить жизнь в этом бункере, -- и тоже как можно скорее. А я обеспечиваю ее благополучное спасение и дальнейшую безбедную жизнь, достойную вдовы фюрера в уютном солидном доме где-нибудь в приличной немецкой колонии Южной Америки. Кстати, вдова не будет возражать, если ее одиночество согласится нарушить солидный и достойный ее вдовец. Вы поняли намек?
-- Как вы знаете, я женат, -- прикинулся непонимающим Борман.
-- Бросьте вы кокетничать, -- поморщился Краузе. -- Вы думаете, я не знаю о состоянии здоровья вашей жены?
-- Откуда вы это знаете? -- нахмурился Борман.
-- Неважно, -- ответил Краузе. -- Но вы отлично знаете, что даже самые отчаянный оптимист не обещает ей больше года жизни. Так что... имейте в виду! Ладно, детали спасения Евы обговорим позже. Мне понадобится пара-тройка надежных людей, решительных и желательно с навыками конспиративной работы.
-- Люди из гестапо вас устроят? -- спросил Борман.
-- Хоть из НКВД, лишь бы вы им доверяли, -- ухмыльнулся Краузе. -- Кстати, вы придумали, как нейтрализовать Грейма, когда он начнет уговаривать фюрера лететь вместе с ним?
-- Вряд ли он доберется живым до Берлина, -- самоуверенно предрёк Борман.
Однако Борман недооценил ветерана Первой мировой Роберта Риттер фон Грейма. Понимая, что в осажденном Берлине трудно найти подходящее место для посадки самолета в районе рейхсканцелярии, фон Грейм решил воспользоваться вертолетом, имевшимся на аэродроме Рехлина. Поскольку он не умел пилотировать вертолеты, он вылетел из Мюнхена вместе со своей подругой, летчиком-испытателем Ханной Рейч. Лучше Рейч в рейхе на вертолетах никто не летал, так что можно было рассчитывать совершить благополучную посадку прямо в саду рейхсканцелярии.
Правда, по прибытии в Рехлин выяснилось, что единственный имевшийся на аэродроме вертолет был поврежден, но это не остановило Грейма. Он вылетел в Берлин на двухместном истребителе Фокке-Вульф-190 вместе с летчиком, пару дней назад возившем в Берлин Шпеера и имевшим опыт посадки на ось "Восток-Запад". Не желая покидать друга, маленькая хрупкая Рейч сумела протиснуться в небольшой люк в хвосте самолета. В районе аэродрома Гатов их атаковали русские самолеты, но Грейма сопровождали 40 истребителей и под их прикрытием ему удалось благополучно совершить посадку.
В Гатове Грейм и Рейч пересели в легкий связной самолет Физелер-156 "Шторх" и немедленно взлетели, направившись на бреющем полете в сторону Бранденбургских ворот, в то время как над ними немецкие истребители сражались с русскими. Несмотря на то, что Грейм был тяжело ранен в ногу, Рейч удалось перехватить управление и посадить самолет на оси "Восток-Запад" под градом пуль и осколков. Попутная машина подобрала их и доставила к рейхсканцелярии в 7 часов вечера 26 апреля.
Борман был крайне разочарован тем, что Грейму все-таки удалось добраться. Разумеется, ранение Грейма было тяжелым и немедленно лететь обратно он никак не мог; но фанатичная нацистка Рейч вполне могла сама вывести фюрера из Берлина и Борману пришлось оставить своих собутыльников Штумпфеггера и Бургдорфа, чтобы "держать руку на пульсе".
На следующий день фюрер занялся своим любимым занятием в последние дни: разговорами о принятом им решении умереть в Берлине и раздачей капсул с цианидом тем, кто изъявил желание умереть вместе с ним. Рейч со слезами на глазах попросила разрешения умереть в месте с фюрером и растроганный Гитлер вручил капсулу и ей. После этого все принялись обсуждать, как лучше покончить с собой и что делать, если яд не подействует. Рейч со свойственным ей радикализмом посоветовала перед принятием яда взять ручную гранату, прижать ее к телу и выдернуть предохранительную чеку.
Пока Рейч обсуждала способы самоубийства, в Рехлине никто не знал, что Грейм и Рейч решили умереть в бункере вместе с фюрером и упорно слали один за другим самолеты в Берлин, чтобы вывезти нового командующего люфтваффе. Также упорно русские их сбивали. А телефонной связи с бункером не было с утра 27 апреля. Наконец, к вечеру 27 апреля один транспортный Юнкерс-52 умудрился благополучно приземлиться у Бранденбургских ворот и выгрузить боеприпасы. Пилот был готов вывезти Грейма и Рейч из Берлина, но они отказались и вернулись к обсуждению способов самоубийства. Впрочем, вскоре нашлась более интересная тема для разговора: внезапно вскрывшаяся измена офицера связи от СС обергруппенфюрера Фегеляйна.
Еще утром начальник личной охраны фюрера СС-группенфюрер Раттенхубер показал Гитлеру запись телефонного разговора Евы Браун и Фегеляйна накануне вечером. Фегеляйн посоветовал Еве немедленно бежать из Берлина и сказал, что он сегодня же покидает Берлин и едет к своей жене Гретль, сестре Евы.
Кстати, это был последний звонок по телефону в бункер: в ночь с 26 на 27 апреля был поврежден последний телефонный кабель, связывавший Берлин с внешним миром.
Заместитель Раттенхубера криминальный советник Хёгель в 5 часов вечера с группой эсэсовцев добрался до улицы Бляйбтройштрассе и арестовал уже переодетого в гражданскую одежду Фегеляйна в его квартире. Помимо золота, валюты и драгоценностей эсэсовцы в квартире Фегеляйна обнаружили принадлежавшие Еве Браун часы с бриллиантами, а также... жену венгерского дипломата. Похоже, что Фегеляйн торопился вовсе не к свой дорогой Гретль...
Зачем Фегеляйн звонил Еве? Возможно потому, что у нее был пропуск на выезд из Берлина, подписанный лично фюрером и предписывавший всем военным, партийным и государственным органам оказывать содействие его обладателю. Такого пропуска у Фегеляйна не было. Или причина звонка была каким-то тайным сигналом? В любом случае, Фегеляйна привезли в бункер, где высокомерный молодой красавчик генерал ползал на коленях перед фюрером, вымаливая прощение. И фюрер по доброте душевной простил его, разжаловав в рядовые с лишением всех званий и отличий.
Борман не преминул попытаться воспользоваться ситуацией: "Мой фюрер! А знал ли об этом рейхсфюрер? И где он сам?" Гитлер не ответил, но слова Бормана пали на благодатную почву и Фегеляйна бдительно стерегли. И не зря!
Вечером 28 апреля из министерства пропаганды доставили запись сообщения агентства Рейтер, из которого Гитлер узнал: Гиммлер при посредничестве президента шведского Красного Креста графа Бернадотта вступил в переговоры с английским и американским командованием и предложил подписать капитуляцию. Особую ярость у Гитлера вызвало то, что Гиммлер просил не назвать его имени в связи с предложением капитуляции: американцы с готовностью согласились, а англичане -- нет, следствием чего и стало сообщение агентства Рейтер.
Гитлер впал в продолжительный припадок ярости и даже видавшие виды приближенные фюрера молча жались по углам. Шутка ли, протектор рейха -- изменник! Успокоившись, Гитлер вспомнил про Фегеляйна и велел выяснить, что тот знает о переговорах изменника Гиммлера с врагом. Этим занялся весьма кстати появившийся в рейхсканцелярии шеф гестапо СС-группенфюрер Мюллер. Впрочем, из раскисшего Фегеляйна уже ничего нельзя было выжать, кроме рыданий и мольбы о пощаде.
Явившийся вместе с Мюллером Краузе, улыбаясь, поздравил Бормана: "Вот и рейхсфюрер СС упал к вашим ногам как перезрелый фрукт! Бьюсь об заклад, что в ближайшие 48 часов созреет еще кое-кто".
Поздним вечером, выполняя поручение фюрера, Геббельс привел в бункер чиновника из управления гауляйтера Берлина Адольфа Вагнера. Потрясенному чиновнику сообщили, что он должен совершить обряд бракосочетания. О бланках брачных свидетельств никто не подумал и чиновнику пришлось ехать за ними на бронетранспортере.
В ночь с 28 на 29 апреля, за несколько минут до полуночи, в комнате Геббельса, Ева и Адольф Гитлеры поставили свои подписи в брачном свидетельстве. Свидетелями стали Борман и Геббельс. Тем временем в соседней комнате секретарша Юнге перепечатывала тексты личного и политического завещаний фюрера. В четыре часа утра Гитлер перечитал готовые тексты и удалился в спальню новобрачных.
На рассвете 29 апреля следствие, как и следовало ожидать, закончилось ничем: Фегеляйн от ужаса и безысходности сделался просто невменяем. Обделавшегося бывшего генерала эсэсовцы поволокли было во двор рейхсканцелярии, но начался артобстрел и Хёгель застрелил Фегеляйна в каком-то подземном переходе.
Между тем к утру 29 апреля русские танки появились в районе Потсдаммерплац. Монке доложил, что отмечены перемещения русских солдат в пятистах метрах от рейхсканцелярии. На вопрос Гитлера, сколько Монке сможет держать оборону, тот уверенно заявил: "не более двух-трех дней". Получив такой ответ, фюрер молча поковылял к себе в комнату.
В последней вспышке надежды Гитлер ожидал, что 12-я армия генерала Венка прорвет кольцо окружения и отбросит русских от Берлина. Еще 23 апреля Венк получил такой приказ лично от Кейтеля.
Венк удерживал фронт на Эльбе против американцев и занимал ту узкую полоску земли, на которой скопились более полумиллиона беженцев и эшелоны с разнообразными грузами -- от деталей для танков и самолетов до бензина и сливочного масла. У Венка почти не было танков и самоходных орудий, но находившихся у него запасов горючего с лихвой хватило бы на пару танковых армий. А на северо-востоке в десятке километров от Венка танки 3-я танковой армии Мантойфеля остановились из-за дефицита горючего.
Кейтель приказал, удерживая фронт против американцев, немедленно двигаться на Берлин. Венк понимал, что ограниченными силами он не сможет прорваться к Берлину по северо-восточному направлению, -- только с севера. Но для этого понадобилось бы два лишних дня. А Кейтель требовал для спасения фюрера наступать немедленно. И в его плане не было места для беженцев.
Венк не стал наступать на Берлин. Он выдвинул войска как можно ближе к Берлину, чтобы попытаться соединиться с отступающей 9-й армией и вместе с ней эвакуировать на запад как можно больше военнослужащих и беженцев. И в его плане не было места для фюрера.
23 апреля Хайнрици приказал Буссе выделить из состава 9-й армии самую боеспособную дивизию и отправить ее на соединение с Венком. 25 апреля Хайнрици разрешил Мантойфелю вопреки приказу фюрера сдать город-крепость Штеттин и Шведт и отступать на запад. Он не сообщил об этом Кейтелю и тот узнал об отходе 3-й танковой армии только 28 апреля, лично увидев ее отступающие подразделения.
Разъяренный Кейтель приказал Хайнрици и Мантойфелю ждать его на перекрестке около Фюрстенберга. Обеспокоенные за жизнь командиров, офицеры штаба Хайнрици во главе с генералом Мюллер-Хильдебрандом с пистолетами в руках сидели в засаде в придорожном лесу. Ах, какой сюжет: германские офицеры полны решимости пристрелить начальника Верховного командования вермахта и его свиту в случае, если тот захочет арестовать Хайнрици и Мантойфеля! Но Кейтель ограничился приказом об отстранении Хайнрици от командования.
Несмотря на приказы фюрера ни Штайнер, ни Венк не собирались предпринимать безумные попытки прорыва в Берлин.
Поздно вечером 28 апреля генерал Вейдлинг, ссылаясь на очевидную нехватку боеприпасов, предложил обсудить план прорыва из окруженного города. Гитлер возразил: "Мы из одного котла попадем в другой. Нужно ли мне скитаться где-нибудь по окрестностям, чтобы ждать конца в крестьянском доме или в другом месте? Лучше уж в таком случае я останусь здесь".
Вот так: чтобы Гитлер как можно дольше мог отсиживаться в бомбоубежище, должны погибнуть тысячи и тысячи солдат и мирных жителей!
Спустя сутки озлобленный Вейдлинг решительно потребовал от фюрера отдать приказ о прорыве. Гитлер с горечью ответил: "Посмотрите на мою оперативную карту. Все здесь нанесено на основании сообщений иностранных радиостанций, а не сведений германского командования. Нам никто ничего не докладывает! Я могу приказать что угодно, но ни один мой приказ больше не выполняется".
Впрочем, решения Гитлера менялись на диаметрально противоположные буквально в течение минуты. Едва расставшись с Вейдлингом, Гитлер заявил Ханне Рейч: "Наша единственная надежда -- Венк, и чтобы дать ему возможность прийти, мы должны вызвать все имеющиеся воздушные силы для прикрытия его подхода". Уловив сомнение в глазах Рейч, Гитлер тут же убежденно заявил, что орудия Венка уже обстреливают русских на Потсдаммерплац. Гитлер приказал Рейч и Грейму немедленно вылетать в Рехлин и обеспечить воздушную поддержку якобы наступающего на Берлин Венка. И еще -- найти и арестовать изменника Гиммлера.
Бригадефюрер Монке разыскал чудом уцелевший и использовавшийся для экстренной связи учебно-тренировочный самолет Арадо-96. Бронеавтомобиль доставил Рейч и Грейма к Бранденбургским воротам и Рейч подняла самолет в воздух под градом пуль и снарядов. Приземлившись спустя 50 минут под интенсивным обстрелом в Рехлине, Грейм отдал приказ отправить все имеющиеся самолеты для помощи Берлину. Затем они с Рейч вылетели в Плоен к Деницу, на легком Бюккере-181, чтобы найти и арестовать Гиммлера.
Хотя Вейдлинг так и не смог склонить Гитлера к капитуляции, он смог добиться лишь разрешения на прорыв мелкими группами. Прибыв в свой штаб, Вейдлинг в 10 утра 30 апреля собрал на совещание командиров участков и установил время прорыва на 22 часа 30 апреля. Днем в личном письме Гитлер подтвердил разрешение на прорыв мелкими группами при условии отсутствия снабжения с воздуха и потребовал отвергать всякую капитуляцию.
Вейдлинг продолжил подготовку к прорыву, однако около 17 часов он получил записку из рейхсканцелярии с приказом немедленно явиться туда. Ситуация изменилась, причем кардинально.
***
В то время как Берлин стал ареной ожесточенной и бессмысленной битвы, а бункер фюрера превратился в место последней схватки, -- уже не за власть, а за наследие власти, -- жители Чески Градца продолжали наслаждаться миром и покоем. А все потому, что Цольмер никак не мог собрать силы для атаки вражеских десантников.
26 апреля Цольмеру удалось попасть на прием к генералу Рендуличу. Цольмер объяснил, что выполняет личный приказ фюрера об очистке района богемского города Фридрихсбрюк от вражеских десантников, но выделенный для его боевой группы танковый батальон имеет только один танк и четыре десятка боеспособных солдат. Необходимо усилить батальон по меньшей мере еще пятью танками и полутысячей солдат. Рендулич с каменным лицом выслушал Цольмера и отнесся недоверчиво к его информации. Высаживать десант в горах? Чушь! Скорее всего, это разведгруппа американцев. Зачем громить американцев? Не сегодня, так завтра придется сдаваться в плен им же! Так подумал Рендулич, но сказал совсем другое:
-- Если вы, бригадефюрер, полагаете, что в моей группе армий самый небоеспособный батальон -- это ваш, то вы глубоко заблуждаетесь. У меня есть танковые батальоны, в которых нет ни одного исправного танка, а по численности личного состава они не дотягивают до пехотного взвода. Такие части мы усиливаем плохо вооруженными и зачастую совершенно необстрелянными фольксштурмистами. Поэтому я не могу выделить в ваше распоряжение дополнительно ни одного танка и ни одного солдата.
-- Да, но приказ фюрера... -- заикнулся было Цольмер, потрясая магической черной книжечкой с подписью фюрера. Но книжечка, похоже, уже утратила свое магическое действие, -- Рендулич даже бровью не повел и решительно прервал Цольмера:
-- Бригадефюрер! Я здесь тоже выполняю приказы фюрера и буду выполнять их до конца, -- можете быть уверены. За последнюю неделю очень многое изменилось и если десять дней назад вам смогли выделить хоть что-то, то сейчас я не дал бы вам и этого. Какие еще части в составе вашей боевой группы?
-- В Богемии, в районе Будвайза находится учебно-запасное подразделение под командованием СС-гауптштурмфюрера Шубаха. Но я пока не имею с ним связи.
Рендулич задумчиво поиграл карандашом и решительно сказал:
-- Нет, бригадефюрер, я не дам вам ни одного солдата. Но я могу предложить вам следующий выход из положения. Где-то под Глоггницем должен находиться командующий 6-й танковой армией генерал-полковник Дитрих. Мой штаб вот уже несколько дней, как утратил с ним связь. Поезжайте туда, найдите Дитриха и передайте ему мой приказ: отходить в район Зальцкаммергут и занимать там оборону на оборонительных сооружениях "Альпийского редута". Если вам удастся разыскать Дитриха, то пусть он выделит для вашей боевой группы пять танков и четыреста солдат. Это все, что я могу для вас сделать. Хайль Гитлер!
Цольмер на мотоцикле по горным дорогам за три часа преодолел 200 километров и разыскал в Глоггнице командующего 6-й танковой армией Дитриха. Узрев свое материализованное проклятие, Дитрих потерял дар речи. А проклятие, как ни в чем не бывало, пожаловалось Дитриху на то, как Кумм отвратительно исполнил приказ фюрера.
Дитрих как раз садился в машину, чтобы вместе с женой убыть в Целль-ам-Зее, где располагался только что созданный штаб "Верховное командование Юг". Если бы пресловутые вражеские десантники обрушились бы сейчас на голову самого Дитриха, то это было бы в его глазах меньшим бедствием, чем появление Цольмера. Только присутствие жены помешало Дитриху обрушиться на Цольмера с бранью. Дитрих глубоко вдохнул воздух, резко выдохнул, наклонился к машине и сказал супруге:
-- Одну минуту, Урсула. Я только отдам последние распоряжения.
Он захлопнул дверцу, повернулся к Цольмеру и разъяснил ему ситуацию:
-- Слушайте внимательно, бригадефюрер! Вот как обстоят дела с моими танковыми дивизиями. 9-я дивизия "Гогенштауфен" и 1-я дивизия "Лейбштандарт Адольф Гитлер" отходят к Штайру, прикрывая отступление остальных частей моей армии. Остатки 12-й дивизии "Гитлерюгенд" направляются к Энсу и в ней осталось не более 500 человек. Рендулич наверняка использует их для обороны Линца и вряд ли даст вам из этих сильно потрепанных дивизий хоть одного бойца. Что касается 2-й дивизии "Дас Райх", то по приказу фюрера она перебрасывается на поддержку группы армий "Центр". Вы все равно направляетесь в том же направлении, в Богемию. Я предлагаю вам найти штаб дивизии и передать мой приказ СС-штандартенфюреру Крейтцу: выделить для боевой группы "Цольмер" пять танков и четыреста солдат. Вам понятно?
-- Благодарю вас, оберстгруппенфюрер! -- обрадовался Цольмер. -- Я всегда верил в вас. Хайль Гитлер!
-- Чтоб ты провалился! -- проворчал вслед умчавшемуся на мотоцикле Цольмеру Дитрих и сел в машину.
-- Какой бравый генерал, -- восхитилась супруга Дитриха. -- Он раньше служил под твоим командованием?
-- Да... жаль, что я его не пристрелил раньше, -- невпопад ответил занятый своими мыслями Дитрих. -- Единственное, что меня утешает: это то, что я его больше никогда не увижу.
Блажен, кто верует!
К ночи 27 апреля Цольмеру удалось разыскать штаб дивизии "Дас Райх". Однако командир дивизии СС-штандартенфюрер Крейтц отказался выделить в распоряжение Цольмера хоть один танк без приказа командующего группой армий "Центр", которому теперь подчинена дивизия "Дас Райх".
-- Я прошу вас, господин бригадефюрер, связаться со штабом генерал-фельдмаршала Шёрнера, чтобы он отдал соответствующее распоряжение, -- повторял Крейтц разъяренному Цольмеру.
Цольмер начал подозревать, что Шёрнер не даст ему ничего точно так же, как это сделал Рендулич. И тут ему пришла в голову мысль, которая поначалу показалась гениальной: он связался с Прагой, со штабом командующего войсками СС "Бомен-Марен". Исполняющий обязанности командующего начальник штаба СС-оберштурмбаннфюрер Харциг выслушал Цольмера и заверил его, что сделает все возможное, чтобы найти Шубаха, а также добиться выделения сил из состава "Дас Райх" для боевой группы Цольмера.
-- Слушайте, оберштурмбаннфюрер! -- взорвался Цольмер. -- Вы, фактически, являетесь командующим всеми частями СС на территории протектората "Богемия и Моравия"! Отдайте Крейтцу приказ, -- и дело с концом!
-- Все не так просто, бригадефюрер, -- возразил Харциг. -- Я могу проводить набор добровольцев в войска СС, осуществлять тактическое руководство боевыми группами войск СС, но не отдавать приказы о переподчинении частей. А вот Шубаха мы вам разыщем, не сомневайтесь!
Цольмер связался со штабом Шёрнера и там долго не могли понять, чего он хочет, затем штабной офицер сказал:
-- Послушайте, бригадефюрер! Если южнее Будвайза появился противник, вам следует выяснить, что это за противник: авангард наступающей армии или всего лишь отдельная разведгруппа. Отправляйтесь в Будвайз и примите командование своей группой, разберитесь в ситуации и доложите. Если это разведывательное подразделение противника, вы справитесь с ними силами своей боевой группы. Если авангард наступающей армии, то займите оборону и мы вам изыщем резервы.
Цольмер благоразумно умолчал о том, что он не имеет понятия, где сейчас находится большая часть его боевой группы и отправился в Будвайз.