Трое мужчин стояли и смотрели на небольшой пятачок земли между лугом и посыпанной гравием дорогой. На влажной черной поверхности, пробитой редкими тонкими стрелками травы, отчетливо выделялся след огромной волчьей лапы.
-- Да я тебе говорю! -- заявил Петухов и замысловато выматерился для предания весомости утверждению. -- Это точно он!
Лесник нагнулся, разглядывая след.
-- Матерый, -- распрямившись, категорично заключил он.
-- Во! -- обрадовался Петухов, победно глянув на Карцева. -- Я ж говорю! Его даже собаки боятся. Унес теленка, -- ну хоть бы одна гавкнула!
-- Не каждый волк такого теленка утащит, -- согласился Карцев.
-- Во, во! -- радостно зачастил Петухов. -- А мне не верили! Я говорю, -- волк! А они, -- меньше пить надо. А я и не пью теперича, у меня эта... как это... мать ее... аллергия, вот...
-- Ну, а ты то, Ляксеич, уж в волках понимаешь! -- обратился он к Карцеву и вдруг осекся. Лесник укоризненно посмотрел на Петухова и повернулся к Карцеву:
-- Значит так, Ляксеич... Будем капканы ставить! Ты там посмотри: что к чему, наладь, в общем, свое хозяйство. А я наших, да с Выселок мужиков предупрежу: чтобы никто ненароком в капкан не влетел ... Ну и пойдем, значит, ставить! А потом облаву с мужиками проведем.
-- Только непременно коляновского волкодава надо будет взять, -- вмешался Петухов. -- У Коляна не кобель, а зверюга. А нашим бобикам только за кошками и гонять!
-- Это верно, -- согласился Карцев. -- Если и коляновский волкодав против этого волка хвост подожмет, то пиши пропало!
-- Ну, вот и порешили! -- подытожил лесник. -- Ладь капканы, Ляксеич, а уж облава -- мое дело.
Карцев кивнул, попрощался и пошел к дому. У самого крыльца его нагнал лесник, неловко откашлялся и, глядя в сторону, сказал:
-- Ты, Ляксеич, это... да не слушай ты этого болтуна Петухова! Язык без костей, вот и мелет всякую чушь. Волки к нам и раньше в лес чуть не каждый год забегали. Да я пацаном был, помню... Их всегда быстро изводили, так что -- дело знакомое. Да... а насчет того волка... ты не сомневайся, убили его! В Ерохинском лесу убили. И без лапы он был, точно говорю, -- сам у мужиков спрашивал. Точно -- без лапы!
Карцев положил руку на плечо леснику.
-- Да успокойся ты, Митрич! Верю я тебе, верю. И вообще... забыл я про того волка, понял? Забыл -- и все!
Он перешагнул через порог и притворил дверь, бросив на прощание леснику "ну, бывай". Лесник постоял немного, покачал головой и горестно вздохнул: "Врешь, Ляксеич, -- не забыл. И себе ведь врешь. Пропадет мужик, эх, пропадет!"
Не сняв в сенях сапог, Карцев прошел в комнату и, подняв лежак старого продавленного дивана, достал оттуда охотничий карабин "Барс". Вынул магазин: острые головки патронов мягко засветились медью. Карцев закинул карабин на спину и вышел из дома.
Он шагал по лесной тропе и чувствовал, как против своей воли погружается в странное тревожно-лихорадочное состояние. Несколько раз он произнес вслух: "Опять... Опять ОН!" и, -- вдруг отдав себе в этом отчет, -- испугался. А когда обнаружил, что незаметно для себя свернул на тропинку, ведущую к озеру, то вконец расстроился. Неведомая сила тащила его к прошлому, к тому, что последние два года он упорно пытался забыть. Но прошлое настигало его в ночных кошмарах, а теперь снова появилось и в реальности.
"Да возьми же ты себя в руки, черт возьми!" -- громко вслух выругался Карцев. В ответ раздался тихий женский вскрик. Карцев прикрылся ладонью от садящегося за кромку леса ослепительно оранжевого солнца и глянул на берег.
Там, среди ивовых кустов и камышей, стояла высокая стройная светловолосая девушка в ярком цветном сарафане. Прикрыв руками рот, она испуганно смотрела на Карцева. Затем испуг исчез из ее широко открытых глаз странного зеленоватого цвета и она звонко рассмеялась:
-- Ой, Господи! Как же вы меня напугали.
-- Извините, -- смущенно пробормотал Карцев.
-- А вы кто? Лесник? -- с любопытством поинтересовалась девушка.
-- Да нет, я тут в Марьине живу, -- объяснил Карцев. -- Каждое лето сюда приезжаю.
-- Ой! Да ведь это же совсем рядом! -- удивилась девушка. -- А я вас прежде никогда не видела. Я в Выселках живу, к отцу на лето приезжаю. Надо же: через лес живем, рядом, а никогда не встречались.
-- Так ведь разные районы! -- пояснил Карцев. -- Дороги в город разные. Да и в гости друг к другу местные не ходят, как сычи живут.
-- Вообще я тут часто в лесу марьинских встречаю. Ну, это когда грибы и ягоды собираем, а вот вас...
-- Да, кстати -- о лесе! -- нахмурившись, прервал ее Карцев. -- Не очень то сейчас по лесу гуляйте. Тут волк объявился, теленка вот с фермы унес.
-- Ой, правда? С ума сойти... -- всплеснула руками девушка. -- А я слышала, что два года назад в этом лесу волк девочку загрыз. И, говорят, прямо на этом самом месте. А ведь такое красивое место! Я очень люблю отсюда на закат смотреть. И вот здесь такая трагедия случилась! А вы слышали об этом?
Карцев закаменел лицом, отвернулся и глухо ответил:
-- Это была моя дочь.
Девушка охнула.
-- Ой, простите меня, дуру! Ради Бога, простите!
-- Да что там... -- Карцев посмотрел на нее и устало улыбнулся. -- Все уже в прошлом... Вы знаете, а ведь она тоже любила смотреть на закат! И с этого самого места. Я всегда ходил с ней вместе. А в тот день не смог... не получилось. Понимаете, пришел с рыбалки, устал, прилег после обеда отдохнуть и... Она не стала меня будить, не хотела беспокоить... и пошла одна...
Карцев помолчал, затем продолжил:
-- Потом сделали облаву, капканов понаставили, -- да волк как сквозь землю провалился! Лишь в одном капкане, что у старой гати ставили, я нашел вот это...
Он полез в карман и достал сверток из полиэтилена. Развернул: там лежала высохшая волчья лапа.
-- Вот! Видно, попал в капкан, да сам лапу себе и отгрыз, чтобы уйти. И -- словно оборотень, как сквозь землю провалился! Собаки следа не брали, а лишь выли и поджимали хвосты... так вот и решили -- оборотень.
Карцев порывисто вздохнул, сглатывая комок в горле. Потом продолжил:
-- Вот так и остались мы одни. Жена после этого недолго прожила, в прошлом году умерла, -- сердце не выдержало.
Карцев замолчал, девушка тоже молчала. Молчание висело в воздухе, словно дымок вечернего костра.
Карцев вдруг спохватился:
-- Солнце то уж село, сейчас комарье из камышей поднимется, а вы в -- легком платье, ноги голые. Пора вам домой! Давайте-ка, я вас провожу.
Они молча шли широкой лесной тропой и лишь когда лес кончился, девушка взяла Карцева за руку и сказала:
-- Заходите к нам в гости. Мы с папой вон в том доме живем. Самый ближний к лесу, от всех в стороне, видите? Навещайте меня, а то мне будет страшно!
Она весело рассмеялась: словно хрустальные шарики покатились, -- и побежала к дому. У веранды оглянулась и помахала Карцеву рукой. Он махнул в ответ. И вдруг почувствовал, как впервые после смерти жены что-то шелохнулось в груди и без всяких видимых причин сердце забилось чаще, чем следовало.
"Нет, не надо этого!" -- решительно подумал Карцев, шагая через лес к дому. "Она почти вдвое моложе меня, совсем еще девочка. А я кто? Старый комплексующий вдовец с навязчивыми идеями и неподъемными гирями воспоминаний. Не надо... Нет, не надо!"
На следующий Карцев вместе с лесником ставили капканы. Когда в мешке осталось два капкана, лесник сказал:
-- Ну, хватит, Ляксеич, шабаш! Как Колян приедет, облаву сделаем. У Коляна кобель зверь, -- тигра не испугается, не то что волка. А эти два капкана у гати поставишь... Ну, сам знаешь, где... Порядок? Ну, прощевай, Ляксеич, пора мне!
Лесник ушел в Марьино, а Карцева ноги сами понесли в противоположную сторону. Он и оглянуться не успел, как уже стоял перед верандой большого старого дома. С веранды за ним настороженно наблюдал худощавый мужчина с длинным лицом и глубоко запавшими глазами. На плечи мужчина набросил старый темно-синий двубортный пиджак.
-- Здравствуйте! -- поздоровался Карцев.
-- Добрый день, -- процедил почти не разжимая губ мужчина. Прозвучало это настолько неприветливо, что Карцев несколько растерялся.
-- Вам кого?
Тут Карцев сообразил, что он даже не знает имени своей недавней знакомой, -- и растерялся еще больше. Как всегда в подобных случаях, он насупился от досады и в течение некоторого времени мужчины стояли, молча окидывая друг друга неодобрительными мрачными взглядами.
К счастью, вдруг раздались быстрые легкие шаги: на веранде появилась вчерашняя знакомая Карцева и радостно воскликнула:
-- Вы пришли? Как здорово! Папа, познакомься, это...
Тут она запнулась и Карцев пришел ей на помощь.
-- Карцев Виктор Алексеевич, -- представился он.
-- Я, -- Марина. А это мой папа, -- Всеволод Борисович. Папа, я тебе говорила, помнишь? Виктор Алексеевич проводил меня вчера домой, с оружием в руках охраняя от волков!
Мужчина иронически посмотрел на Карцева, затем вытащил из-под пиджака руку и вяло сжал ладонь Карцева.
-- Мы вам очень признательны, -- без выражения сказал он. -- Садитесь, выпейте чаю. Марина, принеси нам чаю, пожалуйста! Спиртного, извините, не употребляю.
-- Я тоже! -- с вызовом ответил Карцев. Он сел на предложенный стул, поставив рядом мешок с капканами и прислонив карабин к ограждению веранды. При этом он по старой привычке проверил предохранитель и вдруг на чистом дощатом полу веранды увидел большие грязные отпечатки лап собаки или волка.
-- У вас есть собака? -- спросил Карцев, не отрывая взгляда от следов. Ему ответила Марина:
-- Да что вы, откуда?! Папа терпеть не может собак.
-- А это? -- показал Карцев на следы.
-- Зачем мне собака? Я писатель, а не охотник! -- как-то немного невпопад ответил Всеволод Борисович и метнул недовольный взгляд в сторону Марины.
-- Это, наверное, деревенские собаки забегали, -- высказала предположение Марина и вышла, добавив:
-- Я быстренько, у меня почти все готово!
Карцев проводил ее взглядом.
-- Что это?!
Карцев даже подпрыгнул от неожиданности! Голос писателя был полон нескрываемых страха и ярости.
-- Что... что это такое?!
Взгляд писателя был устремлен на мешок Карцева. Мешок приоткрылся и из него чернели металлические челюсти капканов.
-- Это капканы на волка, -- в замешательстве пояснил Карцев. -- Тут волк объявился и мы с лесником...
-- Капканы, -- это омерзительно! -- с нескрываемой гадливостью объявил писатель. -- Это подлость, -- ставить капканы! Это, -- высшее проявление подлости и трусости! Да, да -- именно трусости!
-- Позвольте, вы что же прикажете, -- на волка с дубиной ходить, что ли? -- удивился Карцев. Он еще пытался разрядить ситуацию, переведя все в шутку.
-- А хотя бы и с дубиной! Или боитесь? -- вызывающе усмехнулся писатель. Его тонкие губы изогнулись в иронической улыбке, на мгновение обнажив длинные острые желтые резцы, резко выделяющиеся из верхнего ряда зубов.
-- А вы когда-нибудь попадали в капкан? -- страстно продолжал он. -- О, если бы вы хоть раз попались бы в капкан, вы бы никогда и ни на кого их больше не ставили! Вам бы пережить это чувство дикой ярости и отчаяния, происходящее от нестерпимой боли, -- но в большей степени, от осознания своей собственной беспомощности!
Карцев ошеломленно выслушивал яростный монолог.
-- Запомните! Хотите охотиться, -- охотьтесь. Но, -- честно, один на один! Хоть с дубиной, хоть с ружьем, но давайте своей жертве хоть один единственный шанс. Именно этим и отличается охотник от палача: он дает жертве хотя бы маленький шанс. Учитесь у волков, они всегда так поступают. А капканы, -- это мерзость!
После этих слов писатель вскочил и стремительно выбежал с веранды, чуть не сбив Марину, возвращавшуюся с подносом. При этом пиджак чуть не слетел с его плеч, полы распахнулись, -- и тут Карцева словно пронизал разряд электрического тока! Он увидел, что у писателя нет КИСТИ ЛЕВОЙ РУКИ!
Марина поставила поднос на стол и вздохнула.
-- На папу опять нашло? Не сердитесь на него, прошу вас!
-- Д-да, нет... все нормально, все... все в порядке, -- Карцев постепенно приходил в себя. -- Извините, Марина, но мне... мне надо идти!
-- Ну вот! Вы все-таки обиделись! -- огорченно сказала Марина.
-- Да нет же, что вы! Просто мне действительно пора идти.
Карцев резко поднялся, взял мешок с капканами и карабин.
-- Я приду завтра, обещаю! А сейчас, -- прошу меня извинить.
-- Приходите тогда вечером, раз вы не поладили с папой! -- предложила Марина. -- Вы уж не сердитесь на него, он... он сложный человек. Он живет здесь в одиночестве постоянно. Сам он говорит, что это позволяет ему сосредоточиться на работе. А я знаю, -- он просто боится!
-- Кого боится? -- удивился Карцев.
-- Людей, -- печально пояснила Марина. -- Он их боится и не любит. Но ему можно только посочувствовать: люди его не понимают, относятся настороженно и враждебно. И мама его не понимала. Только одна я его понимаю!
Марина перевела дух и улыбнулась Карцеву.
-- Так что, раз вы не приглянулись папе, то приходите вечером, после захода солнца. Он в это время уходит гулять. Папа говорит, что ему лучше всего думается ночью: он иной раз до утра ходит, особенно, когда лунная ночь. Сегодня как раз полнолуние: я думаю, что он уйдет еще до заката, а вернется под утро. Так что, -- приходите! Чаю выпьем, поговорим... Обещаете?
-- Обещаю! -- ответил Карцев.
Повисла пауза.
Марина выжидающе смотрела на Карцева. Он торопливо и невнятно попрощался, быстро вышел. "Еще не хватало, чтобы она меня поцеловала!" подумал он с раздражением. "Ведь она чуть ли не вдвое моложе меня. Нет, не приду!"
Но он знал, что придет. Обязательно придет!
Свернув за угол, Карцев остановился возле куста шиповника, поправляя ремень карабина и вдруг заметил на ветке возле большого цветка серое пятно. Шерсть! Карцев снял клочок шерсти с ветки, помял его пальцами -- сомнений не было: волчья шерсть!
Он в волнении поднял глаза. Над кустом темнело раскрытое настежь окно, а на резном наличнике, крашеном ослепительно белой эмалью отчетливо выделялось что-то темное. Карцев, цепляясь одеждой за колючий шиповник, подобрался поближе. Так и есть! Темным пятном оказался зацепившийся за резьбу наличника клочок шерсти. Точно такой же, как на ветке.
Карцев выбрался из кустов. Беспокойство вновь нарастало в нем, но теперь он знал, в чем причина. Он давно подозревал ОСОБЕННУЮ породу ТОГО волка. Но, если раньше в его распоряжении были лишь домыслы и рожденные ночными кошмарами видения, то теперь появились и факты. А факты -- упрямая вещь, как ни крути! И в памяти Карцева вновь и вновь оживала сцена: соскальзывающий с плеча писателя пиджак и культя ЛЕВОЙ руки.
"Левая, левая!" повторял Карцев, чуть не бегом направляясь к дому. Ввалившись в дом, он включил торшер и упал на диван под мягкий свет, струящийся из-под пыльного выцветшего абажура.
Он достал из кармана пакет с волчьей лапой, которую сам лично нашел в капкане два года назад, а потом, -- обнаруженные сегодня клочки шерсти. Идентичность шерсти сомнений не вызывала.
"Левая! Левая!" повторял Карцев, рассматривая волчью лапу и улыбаясь. Вот почему раненый волк тогда как сквозь землю провалился! Сколько от гати до дома писателя? Да всего ничего...
Звенья предположений и фактов вдруг сложились в цепь, -- и связь времен восстановилась.
Два года Карцев видел почти каждую ночь во сне человека, превращающегося в волка, но ему никогда не удавалось разглядеть лица оборотня. Но теперь Карцев знал его лицо! Впервые за последние два года Карцев почувствовал себя великолепно. Его наполнила спокойная деловая сосредоточенность. И он спокойно и сосредоточенно принялся за дело.
Из старого буфета он достал две почерневшие гнутые серебряные ложки и бросил их в железный ковшик. Потом достал форму для пуль, растопил серебро в пламени паяльной лампы и вылил в форму.
Пока серебро остывало, Карцев осторожно вынул у пяти патронов пули в медной оболочке, после чего вставил туда серебряные: только что отлитые, они ярко блестели хищными рыльцами. Затем Карцев заполнил магазин, предварительно прощелкав каждый патрон затвором, чтобы убедиться: ни один патрон не застрянет в патроннике.
Закончив оружейные дела, Карцев прилег на диван и впервые за последние два года уснул крепким, без сновидений сном.
Утром Карцев встал бодрый и веселый. Наспех позавтракав, он отправился в лес, срубил тонкую стройную осину и аккуратно вытесал пару колов с метр длиной. Затем на небольшой лесной полянке неподалеку от озера вырыл яму в два куба земли. А потом ушел домой, пообедал и снова лег спать: надо было набраться сил перед решающей схваткой.
Незадолго до заката Карцев вышел из дома с карабином, заряженным серебряными пулями и отправился к озеру. "Только бы там не было Марины!" -- как заклинание повторял он.
Марины возле озера не было -- видно, ждала его дома. Карцев встал под разлапистой сосной. Он смотрел на солнце, исчезающее за кромкой леса на дальнем конце озера. Из прибрежных зарослей поднимались, назойливо зудя, эскадрильи комаров. "В каком он будет обличии: волка или человека?" думал Карцев. "Какая, впрочем, разница! Главное, -- не пропустить его".
И все-таки пропустил! Не было слышно ни шороха в серых вкрадчивых сумерках, и вдруг -- насмешливый голос за спиной произнес:
-- А вы что, нападать собрались? -- с вызовом спросил он. -- Ну, давайте!
Писатель весь как-то подобрался и внимательно глянул на Карцева.
-- А, по-моему, это вы собрались нападать, батенька! Теперь вы хоть по честному, без капканов, -- один на один. Правда, с карабином... Ну, да ладно! Полагаете, я не справлюсь с вами голыми руками?
-- Зубами! -- уточнил Карцев. Он внимательно следил за писателем, который неуловимыми движениями плавно приближался к Карцеву. Услышав последнюю реплику Карцева, он на мгновение остановился, недоуменно переспросив: "Что?! Ах, да!" И улыбнулся, показав длинные желтоватые клыки в верхнем ряду зубов. И Карцев понял: если вскинуть карабин, попытаться прицелиться, то -- прыгнет! И Карцев выстрелил, не целясь, от бедра.
Пуля отбросила писателя назад и он навзничь рухнул на траву. Карцев осторожно приблизился. В верхней трети груди писателя по рубашке расплылось кровавое пятно. Глубоко посаженые глаза странного зеленоватого цвета неподвижно глядели в черноту ночного неба, мертво блестя в потустороннем свете полной луны.
"У Марины такие же глаза, странные", -- подумалось вдруг Карцеву и неожиданная мысль пробила его холодным потом. "Нет, только не это! Хотя... нельзя исключить, что и Марина поражена этой страшной болезнью. Наследственность... О, Боже, только не это!"
Он оттащил тело на полянку, сбросил в яму и резким движением вогнал осиновый кол в грудь. Острый кол легко прошел тело насквозь, но Карцев ударами приклада вбил его еще глубже, пригвоздив оборотня к тайной лесной могиле навечно. Потом он достал из кармана волчью лапу, бросил ее на тело и засыпал яму.
"Все, конец оборотню!" -- с облегчением подумал Карцев и взял карабин. Он чувствовал, что сегодня наконец заснет спокойно, без кошмаров и сновидений, -- и всегда будет спать так! Но для этого необходимо было решить еще один вопрос, -- самый последний. И, -- самый главный для Карцева.
И он отправился уже знакомой дорогой к дому оборотня.
Полная луна уже забралась высоко, заливая ярким потусторонним светом лесную дорогу, по которой быстро шагал Карцев. Стояла полная мистических шорохов и вздохов лесная тишина. И лишь один громкий звук звучал в ночном лесу, -- глухой стук сапог Карцева. И лишь один вопрос волновал Карцева. И было два ответа на этот вопрос. И все зависело от того, в каком обличии встретит его Марина -- человеческом или волчьем.
В окне кабинета горел красноватый свет торшера. Поминутно озираясь и держа карабин наготове, Карцев осторожно подкрался к окну кабинета. Это было то самое окно, на котором Карцев нашел клочок волчьей шерсти.
Карцев заглянул в окно: на диване сидела Марина и читала какую -- то толстую книгу. Но главное: она была в ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ обличии!
Карцев облегченно вздохнул и поставил карабин на предохранитель. Словно камень упал с его души, и теперь четыре оставшихся патрона с серебряными пулями уже никогда ему не понадобятся.
Он осторожно вылез из кустов, зашел со стороны веранды и громко постучал, крикнув при этом: "Марина, откройте! Это я, Карцев". Послышался быстрый стук каблучков и через несколько секунд дверь открылась... На мгновение вдруг в голове у Карцева возникла картина: огромная волчица бежит, стуча когтями по доскам пола и передними лапами распахивает дверь... Рука Карцева быстро скользнула к предохранителю карабина, но мозг остановил бег пальцев: "Опомнись! Это уже паранойя".
Дверь распахнулась. На пороге стояла Марина. И по-прежнему в человеческом обличии. Карцев тряхнул головой, отгоняя видение с волчицей и поморщился.
-- Что с вами? -- озабоченно спросила Марина, уловив его гримасу.
-- Так... ничего особенного. Устал просто... немного, -- пояснил Карцев.
Они прошли в кабинет и расположились на диване.
-- А самовар уже остыл! -- огорченно сообщила Марина. -- Я его снова поставила -- он электрический, это быстро... А где же вы были? Охотились на волка?
Карцев кивнул.
-- И как? Успешно? -- заинтересовалась Марина.
Карцев замешкался, не зная как ответить.
-- А папу не встречали? Не съел бы его волк!
-- Не беспокойтесь, быть съеденным волком ему уж точно не грозит! -- громко рассмеялся Карцев. По вполне понятным причинам эта мысль показалась ему весьма забавной. Вспомнив, однако, что речь идет об отце Марины, он счел необходимым сгладить невольный цинизм:
-- Ну, ваш отец все-таки не бабушка Красной Шапочки.
-- Вы на него не сердитесь, -- попросила Марина. -- Папа сказал, что вы ему очень не понравились, но не обращайте на это внимания. Это все из-за капканов! Папа очень не любит капканы и тех, кто их ставит. А вы знаете, почему?
-- Почему? -- насторожился Карцев.
-- О-о, это трагическая история! Ведь раньше он был страстный охотник и особенно обожал силки и капканы. Он даже делал их сам, придумывая собственные конструкции. Можете представить: в них попадались даже волки и лисы! Видите, вон там, -- большая волчья шкура на полу? Тоже один из папиных трофеев! Я ее каждый день сушу здесь, на окне, -- чтобы моль не завелась. Это ведь помогает от моли, правда?
-- Да-да, конечно, -- рассеянно кивнул Карцев. Его немного расстроило столь прозаическое происхождение клочков волчьей шерсти на окне и шиповнике, но он утешил себя мыслью, что это второстепенное доказательство. А основные и неоспоримые: хищение волком теленка с фермы, глубокая ненависть к капканам и охотникам, страсть к ночным прогулкам и, особенно, -- отсутствие кисти левой руки. В целом цепь доказательств представлялась Карцеву вполне стройной и убедительной системой.
-- Ну, так почему же ваш отец возненавидел капканы? -- спросил Карцев Марину.
-- Однажды папа решил поставить капкан на медведя. И произошло несчастье: сорвалась пружина, его руку зажало капканом и папа никак не мог освободиться... Когда он понял, что руку не спасти, то он отрезал сам себе кисть левой руки ножом.
"Вранье!" пронеслось вихрем в голове у Карцева; он медленно и неестественно громко проговорил:
-- Не может быть!
-- Нет, нет! Все было именно так. Вот -- смотрите!
Марина подошла к секретеру, опустила дверцу и достала литровую банку, закатанную жестяной крышкой. В банке, по плечики заполненной спиртом, плескалась кисть человеческой руки.
-- Папа специально держит ее в секретере. Он говорит, что такое напоминание постоянно заставляет его задумываться о последствиях своих поступков!
Карцев взял банку в руки. Кровь бросилась в голову, в висках застучали молоточки. "Левая! Левая!" с отчаянием подумал он.
А Марина продолжала:
-- Теперь вы понимаете, почему он такой странный и мрачный? А не улыбается он всю жизнь, сколько я его помню. Говорит, что в детстве из-за длинных клыков на верхней челюсти сверстники его постоянно дразнили. Да и в личной жизни, я так думаю, это порождало определенные проблемы. Поэтому он никогда не улыбается, -- а ведь он просто стесняется! И он, в сущности... Ой, самовар!
И Марина выбежала из кабинета.
-- Кстати! -- крикнула она из кухни. -- У вас в Марьине сегодня арестовали какого-то Петухова. Говорят, что он украл с фермы теленка, продал его, а все свалил на волков. И для убедительности даже следов волчьих понаставил. Вот хитрец! А вы слышали об этом?
-- Да, да... -- механически отозвался Карцев. Он переводил взгляд со шкуры на банку и обратно. И лишь одна мысль билась в пустом, как чугунок, черепе: "Этого не может быть! Этого не может быть!"
Через минуту он уже мчался по лесу, сжимая в одной руке карабин, а в другой -- злополучную банку с ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КИСТЬЮ ЛЕВОЙ РУКИ. В такт шагам в висках монотонно бился рефрен: "Этого не может быть! Этого не может быть!"
Прибежав на поляну, Карцев долго искал в кустах брошенную им недавно лопату. Найдя ее наконец, он, как одержимый, принялся лихорадочно раскапывать могилу. Когда лопата вместе с землей выбросила волчью лапу, Карцев отряхнул ее от земли и положил рядом с банкой.
Некоторое время он остановившимся взглядом смотрел на освещенный полной луной сюрреалистический натюрморт: отрезанную человеческую кисть в банке из-под маринованных огурцов и лежащую рядом волчью лапу. Обе были левые. "Левые, обе левые", произнес вслух Карцев. И тут осознал весь ужас происходящего.
Чудовищно! Невинный человек стал жертвой его больного воображения!
Карцев в оцепенении смотрел на банку и лапу. И понял, что у него есть только один выход из этой страшной и нелепой истории.
Он снял с правой ноги сапог, затем -- носок. Опер карабин прикладом о твердый корень. Медленно взял в рот ствол карабина, почувствовав во рту кислый вкус металла и пороха. "Вот он, вкус Вечности! Ни кошмаров, ни сновидений... Ничего больше -- только сон! Спокойный сон навсегда..."
И он нащупал спусковой крючок босым пальцем правой ноги...
***
Марина долго возилась с замком. Его давно следовало поменять, но она раньше никогда не пользовалась замком: вряд ли кто из местных осмелился бы проникнуть в их с отцом дом в отсутствие хозяев. Но теперь все изменилось. Впрочем, до поры до времени...
-- Кто там? -- донесся из комнаты тихий голос.
-- Это я, папа! -- отозвалась Марина. Она сбросила туфли и с наслаждением босиком прошлась по дощатому полу. В дверях показался ее отец. Он был бледен, осунулся и, морщась, прижимал руку к стянутой бинтами груди. Марина обняла его за плечи и с укоризной мягко произнесла:
-- Зачем ты встал? Тебе еще рано!
-- Как там, в деревне? -- спросил отец.
-- Все нормально. Отметили сорок дней. А дело закрыли. Самоубийство вследствие психического заболевания. Так что все хорошо.
Отец взял Марину двумя пальцами за подбородок и пристально посмотрел ей в глаза.
-- Тебе жаль его? -- жестко спросил он.
-- У нас не было выхода, -- тихо произнесла Марина. -- Ведь правда?
-- Правда, доча, -- со вздохом согласился отец. -- Иначе было невозможно! Мне очень жаль.
Марина уткнулась лицом ему в грудь и заплакала, а отец ласково гладил ее по голове ладонью и шептал:
-- Что делать, что делать... Никто не виноват... Так уж суждено нам с тобой.