-1- 

"Не важно, кто платит, важнее, чьи глотки, 
ведь ты не один, если нас уже двое", - 
попутный обмылок спрягает земное, 
за водкой ступая нетрезвой походкой. 
Хоть тело душе - лишь обноски, обмотки, 
однако живому радеет живое, 
и нет в этой скуке 
покоя. 

По глянцу на гальке волна за волною 
впадает на пляже в фонарные лужи. 
Меж сердцем внутри и душою снаружи 
должно же помимо ладьи быть иное, 
как жизнь и любовь за страницей седьмою(?), 
хоть голос надмирный всё суше и суше, 
мол, рыба на суше - 
лишь суши. 

Горит горизонт на окраине моря, 
где падший с пропащими звёздами пляшет, 
где делится время на "наше", "не наше", 
в ладонях моллюсков погасшие зори 
хранят отголоски прошедших историй 
да дивы на диво всё те же, не старше - 
лишь дальше от сердца, 
лишь дальше. 

-2- 

Пил перезрелый виноградный мрак 
потомок эльфов гоблин Кара-Даг. 
Растительность змеилась не спеша. 
На гальке одеяньями шурша, 
плыла луна, пылая в пол-лица, 
да в полнакала мучились сердца. 
И всё слегка, и всё возможно спеть: 
любовь на сутки, 
жизнь - длиною в смерть. 

Щенок богемный, слушая пиита, 
страдал от осознанья и рахита. 
Ларьки маскировались под овины, 
меняя голос veritas на vino. 
Собратья по... провялены, испиты, 
томились в ожидании finito, 
чтоб восплясать в поэзах Коктебель. 
И всё умрёт, 
хотя не в этом цель. 

-3- 

Опаловая ночь под Пино-Гри. 
Босые волны шлёпают на пляже. 
Не сотвори её. Перетерпи - 
совсем недолго до четвёртой стражи. 

Дань политесу - в пришлых поэтесс 
вливают вина пьяные поэты, 
и до самосожжения небес 
горит душа, нагая, как комета. 

Разбив луну о мраморный прилив, 
об акварель волошинских восходов, 
уж новый свет, о старом позабыв, 
всплывает сквозь степные дымоходы. 

Не уязвимы ангелы во сне, 
но стоит только вынырнуть наружу - 
нет ничего, что было бы честней 
твоей хандры, докучливой, досужей. 

Ах, друже-друже! Свежий антураж - 
стучится осень в пасмурные лужи, 
работа, дом, бессонница, гараж, 
и ты один, и сам себе не нужен.