Оленька и Славик были женаты год и, можно сказать, что они ещё во всей своей полноте наслаждались своим семейным счастьем. Они снимали однушку, и потому никакие родители не могли помешать их личному счастью. В браке им нравилось всё: и просыпаться по утрам в одной постели, и завтракать вместе, вечерами ждать друг друга с работы, ходить в гости к родителям, которые жили теперь отдельно от них. Оленьке нравилось по утра готовить мужу завтрак, а вечером - ужин. Славику тоже нравилось, что его по утрам ждал горячий кофе с тостами, намазанными вареньем, а вечером - салатик и котлетки. Вернее, котлетки, а потом уже салатик. Ещё ему нравилось, что Оленька гладит по утрам его рубашки, собирает разбросанные им по квартире носки и кидает их в стирку. Нравилось ли это Оленьке, было неизвестно - Оленька никогда не высказывалась на эту тему. А в выходные Оленька и Славик любили вместе смотреть телевизор, сидя в одном кресле и чувствуя плечи друг друга. И пусть идёт по телевизору в это время футбольный матч, а Оленьке хотелось бы переключить телевизор на другой канал, где шла слезливая мелодрама, Оленька всё равно сидела рядом с мужем и терпеливо смотрела с ним футбол. Потому что она знала ещё с пелёнок, что любимому нужно уступать, уступать всегда и во всём - так говорила ей её мама.

А мама у Оленьки была не обыкновенная женщина, как большинство, выросших в совдеповское время, а дворянских кровей. Правда, кто у них в семье был из дворян, Оленька толком не знала. Бабушка говорила, что их предки были дальними родственниками графов Одуевых. Хотя у них самих фамилия была вовсе не Одуевы, а Курицыны. И с какой стороны они были родня Одуевым, бабушка так и не сказала. Не принято было вести об этом разговоры в Советские времена, об этом больше помалкивали.

Однако то, что в их жилах определённо текла дворянская кровь, Оленька чувствовала с самого детства. Мать её, Елизавета Никитична, обладала безупречными манерами, когда-то она училась в музыкальной школе и играла на фортепьяно Листа и Чайковского. Оленька никогда не слышала от неё ни одного матерного слова, а если Елизавета Никитична вдруг слышала от других плохие слова, то говорила с возмущением: "Как вам не стыдно так выражаться!". Ещё Елизавета Никитична всегда с почтительным уважением относилась к своему мужу, то есть к Оленькиному отцу. Он был военным, и его постоянно переводили из гарнизона в гарнизон, и Елизавета Никитична, беря в пример жён декабристов, повсюду стойко следовала за своим мужем. Отец Оленьки, Григорий Васильевич, хоть и не был потомственным дворянином, однако выправке его мог позавидовать любой обладатель дворянской грамоты.

А ещё у них были фамильные ценности: агатовая брошь (от прапрабабушки), пара серебряных вилок и ложек (от прапрадедушки), позолоченный подсвечник (от прабабушки). Елизавета Никитична очень ими гордились и демонстрировали всем гостям. Однако агатовая брошь как-то одиноко смотрелась на кофейного цвета жакете Елизаветы Никитичны, и в дополнение к ней были прикуплены пара серёжек. Пара серебряных ложек и вилок одиноко смотрелись на обеденном столе, и к ним была прикуплена ещё одна подобная пара в антикварном магазине. Да и старинный подсвечник тоже как-то занимал слишком мало места в комнате, поэтому к нему добавился ещё один, похожий. Правда, он был не из антикварного магазина, а из хозяйственного, но уж очень удачно стилизован под начало xx годов. Со временем Елизавета Никитична запамятовала, что досталось им по наследству, а что было куплено, и теперь она хвасталась перед гостями и фамильной брошью, и купленными серёжками, и подсвечником от прабабушки, и купленном в хозяйственном, уверяя всех, что и то, и то - фамильная гордость.

Оленьке нравилось, что в их семье старались придерживаться старинных семейных традиций. Елизавета Никитична и Григорий Васильевич называли друг друга по имени отчеству, во время обеда желали друг другу "Приятного аппетита!", Григорий Васильевич подавал руку супруге при выходе из трамвая, открывал двери перед входом в магазин. И Оленька старалась привить все эти приятные вежливости и услужливости и в своей семье. Поначалу Славик считал всё это излишним. Что за телячьи нежности! Попахивает нафталином от всего этого. Но постепенно он привык. Он приучился перед уходом на работу целовать жену, научился сдерживать себя, когда ему хотелось крепко ругнуться, даже с салфетками на коленях во время еды он и то смирился. Однако он никак не мог научиться перестать разбрасывать носки по квартире и закручивать колпачок зубной пасты. Хоть ты застрели его, но что он мог поделать, когда его руки сами разбрасывают и не завинчивают!

Называли молодожёны друг друга "Котик" и "Солнышко". Оленьке очень хотелось, чтобы и они, как и её родители, тоже называли друг друга по имени отчеству, но Славик был категорически против этого. Пусть уж лучше он будет "Котиком", чем Вячеславом Сергеевичем (ведь не пятьдесят же лет ему, ей богу!).

- С добрым утром, котик, - говорила Оленька своему мужу, когда утром он подскакивал в постели от звонка будильника.

- Доброе, - отвечал ей Славик ещё непроснувшимся голосом.

И сегодняшнее утро началось точно также. Встали, Славик натянул кальсоны, Оленька застелила постель. Затем в ванную - чистить зубы. После Оленька одновременно включала утюг и кофеварку, ведь надо было успеть сделать два дела - сварить кофе и погладить рубашку мужа. Но наконец всё готово. Кофе в чашках дымится на столе, тосты для Славика намазаны малиновым вареньем. Сама Оленька будет есть йогурт с мюслями. Аромат крепкого натурального кофе окончательно будит Славика, он берёт тост и с аппетитом, хрустя корочкой, начинает есть. Оленька ложкой мешает йогурт.

- Приятно аппетита, - говорит Славик спустя пару минут с начала завтрака.

- И тебе приятного, котик, - отвечает с улыбкой Оленька.

- Опять я первый, - с упрёком говорит Славик.

- Что, первый? - не понимает Оленька.

- Опять первый говорю "приятного аппетита". Вчера первый говорил, позавчера говорил.

- Ну и что, - пожимает плечами Оленька.

- Я всё ждал, когда ты мне, наконец, первой пожелаешь. А ты всё время забываешь.

- Ну прости, - виновато улыбается Оленька.

- Нет уж, Солнышко, если уж ты завела такой порядок, то будь добра первой говорить.

- Да какая разница, котик? Ты или я первый пожелаем друг другу "приятного аппетита".

- Разница в том, что ни я это придумал, и поэтому не обязан первым говорить "приятного аппетита".

- Ну неужели тебе трудно пожелать мне приятного аппетита? - недоумевала Оленька: что на Славика нашло сегодня?

- Мне совсем не трудно, однако ты первая это придумала.

- Ну, хорошо, котик, я в следующий раз первой скажу тебе "приятного аппетита", - сказала Оленька, надув губки и ковыряя ложкой йогурт в чашке, есть больше ей совсем не хотелось.

- Ну и отлично, - сразу повеселел Славик.

"Котик", дожевав свой тост, сказал Оленьке "спасибо" и, поцеловав её в щёку, принялся собираться на работу.