Голиков Александр Викторович. Милосердие как оно есть

А.Голиков

МИЛОСЕРДИЕ КАК ОНО ЕСТЬ

фантастический рассказ

Что-то влажное и прохладное ткнулось в щёку Вадима. Через секунду опять, уже настойчивей. Он машинально попытался отмахнуться, но рука слушалась плохо, и поэтому вышло вяло и неубедительно. Однако влажное и прохладное всё же отстало, чтобы, впрочем, тут же горячо задышать в ухо и шершавым языком начать беспардонно вылизывать его лицо. Что ещё за напасть?..

Вадим дёрнул головой, отстраняясь, приоткрыл глаза и увидел лохматую морду, нависшую прямо над ним. Морда пару раз моргнула чёрными бусинками глаз, жалобно проскулила, лизнула напоследок нос и пропала из вида.

Вадим лежал, толком ничего не соображая. Что за дела, где это он? Ветерок заигрывал с волосами, чем-то шуршал неподалёку, поскрипывал и вновь возвращался к волосам. Но одновременно нёс с собой и запахи: ощутимо дыхнуло гарью, горячим металлом, жжёной резиной, спёкшимся пластиком и прогорклой вонью перегоревшей смеси турбинного масла и оружейной смазки. Вместе с обонянием вернулся и слух, будто кто-то заботливый и невидимый вытащил из ушей вату: тут же разборчивыми стали всевозможные шорохи, далёкое уханье, приглушённый расстоянием то ли гром, то ли канонада, что-то ещё, такое же отдалённое, и окончательно пришедший в себя Вадим из блаженной нирваны беспамятства вынырнул в опасной и непредсказуемой реальности, имя которой - война. Вернувшееся сознание услужливо подсказало, кто он такой, куда и с какой целью направлялся, где в данный момент находился и что случилось совсем недавно. Всё это промелькнуло в голове подобно вспышке озарения и дало такую пищу для анализа, что он даже растерялся. Потому что ситуация, в которой Вадим оказался, требовала именно решительных действий, на которые он пока что был не способен по причине своего плачевного состояния.

Он попытался сесть, опершись на руки, но получилось не очень, и поэтому прислонился саднящей, ноющей спиной к полуразрушенной стене дома, возле которой минуту назад валялся, беспомощный и обессиленный. Кое-как умостившись, перевёл дух и глянул вверх, на темнеющее небо. А ведь не слабо ему досталось, совсем не слабо! Можно сказать, вообще повезло. Из-за предельно малой высоты парашют-крыло раскрылся лишь наполовину, и поэтому "Флай", его лётный защитный спецкостюм, основной удар о землю принял на себя, как и положено защитнику и спасателю, сумел, умница, погасить инерцию безудержного падения процентов на девяносто, да только и оставшихся десяти за глаза хватило, чтобы напрочь отключиться. Хорошо, так отделался, пока без видимых последствий. Плохо, если рёбра сломаны, дышать аж больно. И наверняка сотрясение мозга заработал с неслабой контузией в придачу, тошнота так и не проходит. Но всё это терпимо, на войне как на войне. Что бы он делал, интересно, если б руки-ноги переломал? Кругом вон - вагоны битого кирпича и остовы бетонных стен с торчащими арматуринами. И высота в шестьдесят метров тоже не шутки, да и шутить тут, на Датае, никто не умел и не собирался. Вадим вдруг с ужасом представил, как врезается в стену, прямо в эти арматурины, и похолодел. Сердце непроизвольно дало сбой. И ещё раз оно сдало, когда он увидел свой киб-шлем, валяющийся рядом. И поёжился, отрешённо разглядывая электронную начинку и разноцветные проводки, что выглядывали из зигзагообразных трещин. М-да... Если б не этот шлем да не "Флай" - разбился бы насмерть. Факт! А вот в чувство его, похоже, привёл тявка, местный симпатичный зверёк, предварительно облизав, как конфету.

Морщась и шипя ругательства, Вадим всё ещё плохо слушающимися руками кое-как отстегнул "крыло", а потом опять обессиленно прислонился к стене. В голове шумело и плясало, словно он сейчас находился у себя на родной Земле, непосредственно у Ниагарского водопада, а не сидел вот тут, у стены разрушенного дома в окрестностях безымянного города на планете Датай. И сердце молотило, как бешеное. И вообще, сейчас бы в койку...

Ладно, оклемаюсь как-нибудь, плюнул на своё состояние Вадим. В училище по спецподготовке и не то бывало. Чем же эти скоты его достали? Наверняка "гарпуном". Он огляделся в поисках "Конвея", своего штурм-истребителя, - не хотелось сразу искать глазами санитарный бот, который они сопровождали. Даже представить боялся, что может увидеть на месте падения "санитарки". Так что уж лучше сперва "Конвей", это милосердней по отношению к нему, как сопровождающему...

А вон и он. Метрах в семидесяти, ушёл носом в землю, только хвостовые стабилизаторы и торчат, словно оперенья маленькой стрелы. И чем-то вяло чадит, бедняга. Судя по грязно-белому дыму, керомпласт выгорает, а больше там и гореть-то нечему. Инк, индивидуальный нанокомпьютер "Конвея", вовремя успел отстрелить оружейные и топливные секции и его в придачу. Вадим невольно сглотнул, вспомнив тот подбросивший "Конвей" целенаправленный тупой удар, от которого сердце тут же ухнуло куда-то. Попали алгойцы прямо в "яблочко", в зазор между оружейной консолью и бронекожухом корпуса. И вскрыли его штурм-истребитель, как консервную банку, а он, значит, оказался там в качестве сардинки. Со всеми последующими и вытекающими.... Наверное, милосерднее было бы навернуться вместе с родным "Конвеем", чем теперь полудохлым выбираться из этих руин и при этом не попасться в лапы алгойцев. А лапы у тех...

Вот такая перспектива и холодила сердце, не давала как следует собраться с мыслями и с духом. Хотя, казалось, чего проще? Активируй трэк-маяк, нажми там красную кнопку, и ребята из спецкоманды примчатся, помогут. Отобьют, если надо. Всего-то - одно движение пальцем. Но...

Именно, что "но"!.. Просто его элементарно могли засечь те же алгойцы и оказаться тут быстрее. И тогда и сам будешь не рад, что поддался искушению и запеленговал себя рядом с разбитым вдребезги "Конвеем".

Мысли эти, совсем уж невесёлые, и положение, в котором оказался по вине тех же алгойцев, вернули Вадима к реальности. Сам собой возник вопрос: что же теперь делать? Как выкручиваться из сложившейся ситуации? Влип он капитально, это ясно, шансов, чтоб вернуться на "матку", практически никаких. А хотелось верить, что они всё же есть. И было ещё кое-что, совсем уж нелицеприятное. Но невероятно важное: а что же там с медботом, который он сопровождал в паре с Андре? Тоже сбили?.. Ответ на этот вопрос был куда важнее, чем рассуждения о собственной участи. И поэтому он, выгнув шею, стал нервно и напряжённо оглядываться вокруг. Забыв на время обо всём.

Видно так себе, мешали торчащие, как гнилые зубы великана, обгорелые и закопчённые остовы зданий, плюс горы щебня, завалы битого кирпича, искорёженные толстые прутья арматуры, залежи какого-то хлама вперемежку с искуроченной мебелью и предметами обихода - мёртвый ландшафт войны, никакой тебе красоты и эстетики. Это только сверху, из кабины штурм-истребителя, панорама города и его пригорода сливается в мелькающие серо-невыразительные пятна, потому что идёшь на дозвуковой и исключительно по целеуказателям и маячкам "свой-чужой", и разрушения из рубки машина практически незаметны, так, общий, невыразительный фон. Зато теперь любуйся на здоровье!..

Стиснув зубы от боли, стараясь не дышать, Вадим кое-как поднялся, опираясь на стену, чтобы улучшить обзор, и замер, с бухающим сердцем оглядывая невыразительный пейзаж, почему-то уверенный, что прямо сейчас, сию минуту, увидит расколотую надвое горящую тушу медбота, что сопровождал, а рядом то, что осталось от людей... Слава богу, предчувствия остались именно что предчувствиями.

Горело тут везде, и тяжёлый смрадный дым поднимался к небу высоченными неподвижными столбами, издали похожими на грязные пальцы, подпирающие небо. Где-то рядом вырывался на поверхность длиннющий огненный язык, совершенно прямой, белый и оттого неестественный. Похоже, газ, подожжённый тактическими бомбардировками пригорода. Алгойцы, как и земляне, разворотили тут всё основательно. С одной, вообще-то, целью - не дать друг другу преимуществ при проведении наземных операций, когда техника и резервы доставлялись туда, вниз. На трёхкилометровую глубину, в гигантский подземный город. В Провал, как называли этот конгломерат земляне. Как его называли алгойцы, никого особо не интересовало. Но наверняка как-то похоже. Провал он и есть Провал. А ещё точнее - Бездна, ненасытная и единственная в своём роде, куда безвозвратно проваливались через подземно-наземную инфраструктуру (лифты, воздухоотводы, многочисленные эскалаторы, вентиляционные шахты, вертикальные коллекторы и прочее, прочее) свежие подразделения. А вот уже наверх, к санитарным ботам, доставляли раненых, вытащенных оттуда, из-под огня, и прикрывали эти операции как раз "Конвеи", штурм-истребители огневой поддержки. Они барражировали над точками входа в Провал, которых было достаточно как у землян, так и у алгойцев, давая возможность санитарным бригадам грузить раненых, обожжённых и искалеченных, и время там подчас шло на минуты. Вадим как раз и был пилотом такой машины, сопровождал медботы обратно, на "матку". А теперь вот остался и без машины, и с непонятными перспективами на будущее.

Медбота нигде не было видно. Слава тебе... Хоть одна хорошая новость за весь вечер. Молодец, напарник! Проскочил, прикрыл, отбился. А под удар попал лишь он, Вадим. Но это уже мелочи. Главное, живы! Теперь самое время подумать, как выбираться самому...

Под ногами что-то зашуршало и осыпалось. Вадим дёрнулся на звук, одновременно извлекая из набедренного магнитного захвата файдер. Оружие послушно прыгнуло в руку. Нервы, и без того на пределе, вмиг превратились в звеняще-натянутую струну. Неужели алгойцы? Так быстро?.. Или местные, датайцы? И чёрт его знает, что хуже! Ведь коренные жители этой планеты (правда, давным-давно регрессировавшие) в силу сложившихся обстоятельств оказались как бы между молотом и наковальней, с ужасом ожидая исхода битвы двух гигантов, в буквальном смысле слова свалившихся им на головы. И местным без разницы, землянин ты или алгоец, и тому, и этому кишки выпустят, не задумываясь. Ибо от былого величия их расы только и осталось, что тот артефакт на дне Провала, за который Земля и Алгой сейчас и воюют. И ни тем, ни другим не нужна местная вымирающая раса, давно скатившаяся в чуть ли не каменный век. Нужен лишь артефакт, что от неё остался, о котором лишь было известно, что это не что иное, как пространственный трансмиттер...

Но тревога оказалась ложной. Из-за стены дома, возле которой он проводил спешную рекогносцинировку, выглядывала та самая морда, что привела его в чувство. Глаза-бусинки вопросительно смотрели на человека, хвост трубой и, как маятник, ходуном из стороны в сторону. В переводе с местного это означало полное дружелюбие и расположение.

- Тявка..., - выдохнул пилот с облегчением и обессиленно прислонился к стене, борясь со вновь подступающей тошнотой и головокружением, а заодно успокаивая и расшалившиеся нервы. А тревожиться и нервничать было отчего: это ведь только с высоты ничейная территория выглядела как бы ничейной, а на самом деле тут, в развалинах пригорода, полно и засад, и огневых точек, и разведгрупп, как алгойских, так и своих, которые постоянно рыскали в окрестностях Провала, отыскивая новые ходы под землю, туда, поближе к инфраструктуре подземного города, а в конечном итоге и к артефакту.

Оружие непривычно тяготило руку, он всё-таки пилот, а не десантник или звёздный пехотинец, и Вадим загнал файдер обратно в захват, а из другого вытащил плоскую фляжку, отвернул пробку и сделал пару глотков антисептика и одновременно болеутоляющего, передёрнулся от отвращения (ну и гадость!) и прикрыл глаза, расслабляясь. Одновременно с лекарством по телу пошла лёгкая покалывающая волна теплоты - это "Флай" начал восстанавливающую терапию, тоже, значит, очухался...

А ведь огневая точка у них где-то рядом, подумалось Вадиму. Вчера, например, всё было нормально, сопроводили медбот без всяких происшествий, в пригородах было относительно тихо, на что молчаливый Андре, его ведущий, после даже заметил - вот, всегда бы так. Неужели за какие-то сутки всё так переменилось, перемешалось, что и ничейная территория тоже стала полем боя и от неизбежных стычек здесь перешли к активным боевым действиям? Маловероятно. На предполётном инструктаже майор Лепски ни о чём подобном не говорил, уж такую вводную Вадим непременно бы отметил, хоть инструктаж со временем и стал пустой формальностью и слушали майора вполуха.

Он сделал ещё один глоток, сплюнул тягучую горьковатую слюну и вытер губы тыльной стороной ладони. Потом, вздохнув, посмотрел на небо. Эх, если б был у него сейчас карманный трансмиттер, то нажал бы соответствующую кнопочку - и готово, уже на своём корабле-матке. Буквально через секунду. И все треволнения и проблемы позади... Но ничего подобного, конечно же, у него не имелось. Сначала нужно заполучить и разобраться с тем, что под землёй, а затем уж мечтать о чём-то подобном. Так что выбираться отсюда придётся самостоятельно, без всяких там внепространственных фокусов, и нечего строить воздушные замки. И выбираться желательно побыстрей, он и так потерял уйму времени.

Тут что-то ткнулось в ноги, и Вадим от неожиданности едва не выронил фляжку. Испуганно глянул вниз, не зная, что и думать. Но это был всего лишь тот самый тявка, что привёл его в чувство. Хвост так и ходил ходуном, а глаза с надеждой и по-собачьи преданно смотрели на человека.

- Опять ты?.. Ё-моё, что ж так пугаешь-то, дьявол лохматый? И как подкрался-то... Ну? И что тебе нужно?

Зверёк чуть отстранился, продолжая усиленно вилять хвостом. Выглядел он каким-то потерянным и был явно чем-то озабочен. Хотя до конца уверенным пилот не был - поди, разбери местных животных, что там у них на морде написано.

Тявка... Название это тут же прижилось с чьей-то лёгкой руки, вернее, языка. Местное животное, чем-то схожее с земной таксой, но с густой шерстью, висячими лохматыми ушами, вытянутой длинной мордой с пуговкой-носом и выразительными, угольно-чёрными глазами в обрамлении светлой каёмки. И над всей этой прелестью шикарный пушистый хвост, что у твоей сибирской кошки. И лёгкое тявканье, очень похожее на кашель с придыханьем, отчего и прижилось это дурашливое, но милое название. Сам по себе тявка был необычайно добродушен, отзывчив на ласку, легко приручаем, чрезвычайно умён и сообразителен. Местные аборигены, датайцы, использовали их, кажется, в качестве следопытов, помощников, охранников на ночь и вообще души в них не чаяли. Да и у землян там, на орбите, во многих подразделениях жили эти необременительные зверьки, взятые при разных обстоятельствах отсюда, с Датая - хоть какое-то напоминание о родной Земле и где-то отдушина и развлечение. Но откуда, интересно, взялся этот? На бродячего вроде не похож, сразу видно, уж слишком ухоженный и совсем не боязливый. Может, потерялся? Или отбился от хозяина? Сунул свой любопытный нос в какую-нибудь щель и пропал. Но кто же тогда хозяин?!..

Тявка облизнулся и исподлобья, как умеют лишь одни собаки, уставился на человека, глядя тому прямо в глаза своими пронзительными влажными бусинками. При этом взгляд имел как у незаслуженно обиженного ребёнка, что в сочетании с висящими лохматыми ушами и пуговкой носа не вызывало ничего, кроме умиления, жалости и желания хоть чем-то помочь бедному животному. Вадим прикусил губу, соображая, что сие значит?

А тявка, словно поняв замешательство человека, быстро развернулся и засеменил мимо дома, шмыгнул за угол и пропал из вида, чтобы, однако, буквально тут же выглянуть обратно. Вадим пребывал в растерянности. Чего он мечется туда-сюда?.. Тявка же смешно наклонил голову, поскулил немного и исчез снова. Ёлки-палки, да ведь он меня зовёт куда-то! - ошеломлённо догадался Вадим, наблюдая все эти телодвижения.

То, что поведение датайского зверька в каждой детали очень напоминало поведение земных собак, когда те зовут и надеются на помощь человека, заставило Вадима убрать фляжку, отлепиться от стены и, придерживаясь за неё рукой, дойти до угла и осторожно выглянуть.

Тявка спокойно сидел столбиком на захламлённой улице, всем своим видом олицетворяя ожидание, но, увидев человека, радостно взвизгнул и припустил вдоль улицы, смешно виляя задом. Вадима начало разбирать элементарное любопытство: чего же ему, в конце концов, надо? А тот в очередной раз оглянулся и кашлянул-тявкнул, будто говоря, что надо идти, и я знаю, куда именно! Вадим словно прочувствовал это немое обращение-призыв и даже попытался ускорить шаг, тут же, правда, поймав себя на мысли: что же он делает? За животным, как на привязи! За каким, вот спрашивается? Но идти продолжил, не забывая и об осторожности, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. Но кругом тихо, лишь вдалеке угадывалась приглушённая расстоянием канонада да еле подрагивала земля - это в подземных лабиринтах улиц шли упорные бои. Не хотел бы он там оказаться, чего уж - бойня есть бойня. А алгойцы как воины мало в чём уступали людям, а кое в чём так и превосходили, здесь для землян был даже некий сюрприз: очень далёкие потомки рептилий, они сохранили в ходе эволюции быструю реакцию хищника и цепкую хватку конечностей. Но зато земляне оказались на порядок эмоциональнее, находчивей и не боялись брать на себя ответственность в самых, казалось бы, безнадёжных ситуациях. А что до толщины брони, то и у тех, и других она была примерно одинакова.

Улица, по которой он за тявкой направлялся неизвестно куда, была достаточно широка, только с обеих сторон усыпана обломками кирпича вперемешку с осколками стёкол, бетона, обрывками бумаги, раскуроченной мебелью, какими-то тряпками, деревяшками и прочим мусором. Гарью здесь воняло меньше, но старый, застоявшийся смрад всё же никуда не делся, прочно завоевав одну из составляющих воздуха. Было душно, хоть и ожидался вечер с его долгожданной прохладой.

Метров через сто тявка наконец уселся возле чёрной дыры провала между двумя кучами мусора; над дырой даже уцелел широкий фронтон с тремя узкими окнами без единого стекла; в среднем, на выщербленном подоконнике, чудом сохранился и керамический горшок с блеклым, давно увядшим цветком... Похоже, конец маршрута.

Вадим осторожно приблизился, стараясь не шуметь и пытаясь одновременно охватить взглядом как можно большее пространство. М-да, десантник из него никудышный, никакой спецподготовки и соответствующих навыков, так, общий курс. У них, у пилотов, ведь совсем другая специфика и иное оружие: что там файдер, ручной бластер, когда за спиной, в оружейной барабанной консоли, находились штуки куда покруче и в сотни раз мощнее - полная обойма скайгеров, способных в пыль разнести средних размеров корвет, пара бортовых плазменных пушек и кое-что помельче: крупнокалиберный пулемёт, навесные самонаводящиеся ракеты "воздух-земля", контейнеры с кассетными бомбами и штурмовое бас-орудие. Если задействовать всю эту мощь, отрабатывая цели, шансов уцелеть у потенциального противника ноль целых, одна десятая. Одно слово - штурм-истребитель класса "Конвей". Только вот здесь, на земле, чувствуешь себя без такой вот поддержки голым и абсолютно беззащитным.

Недолго думая, он снова взял оружие и нехотя приблизился к провалу, присев за покорёженный, полностью обгоревший остов автомобиля. В нос тут же шибануло застаревшей вонью от сгоревшей краски. Его опять замутило. И от запаха, и от внутреннего состояния. Чёрт! Сейчас бы в медблоке отлёживаться, а вместо этого он головой рискует по милости пусть и симпатичного, но всё же животного, которому, ко всему прочему, ещё и непонятно, что и надо. Идти в пролом совсем не хотелось, Вадим чувствовал себя идиотом, пошедшим на поводу у тявки, мелькнула даже мысль о той кошке, которую известно, что сгубило. Но, с другой стороны, от места падения он всё же отдалился, что и требовалось, и входило в планы. А дальше что? Лезть в эту дыру неизвестно с какой целью? Оно ему надо?..

Прекрасно разобравшись в чувствах человека, к сидящему на корточках Вадиму прибежал тявка. Посмотрел внимательно, а потом приподнялся на задних лапах, передними облокотившись о колени, и лизнул в нос, как тогда (Вадим чуть не сел), и тут же заковылял обратно к проёму, оглянулся на ходу, что-то пискнул и мгновенно исчез в темноте. Писк мог означать лишь одно: не бойся, всё в порядке!

Да уж... Надо было на что-то решаться... И, стиснув зубы, Вадим поднялся, одним прыжком преодолел открытое пространство, нырнул в спасительную тень и только потом перевёл дух. И, как ни странно, успокоился, хоть и понятия не имел, что ждёт его там, внизу, куда вели уцелевшие ступеньки. Отчасти успокоил его уверенный вид тявки, что сидел рядом и во все глаза смотрел на человека. С надеждой и чуть ли не с мольбой. Только собаки так умеют. Как выяснилось, даже неземные...

Вадим всегда испытывал к этим симпатичным, милым и сообразительным зверькам нежные, тёплые чувства, а сейчас прямо-таки готов был расцеловать эту лохматую морду, ибо, оглядевшись вокруг, понял, что лучшего убежища и не сыщешь. Тут можно и схорониться на некоторое время, и бой принять в случае чего. Ведь алгойцы наверняка уже выслали поисковую группу с биодетекторами, чтобы выяснить, что там с пилотом, возможно, даже видели, как его катапультировал "Конвей", и сейчас методично прочёсывают окрестности. Но здесь, в этом подвале, шансы продержаться имеются.

И, уже не колеблясь, достал из надплечника трэк-рацию, включил аварийный маяк. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что свои окажутся и быстрее, и расторопней.

Сунув трэк обратно, Вадим решил, пока есть время, а с ним и возможность, обследовать подвал и выяснить, наконец, зачем он сюда пожаловал, следуя за этой умницей. Сидевший неподвижно на первых ступеньках тявка, всё это время с неподдельным интересом следивший за пилотом, тут же развернулся на месте и лохматым мячиком покатился вниз, повизгивая на ходу. Скорее всего от радости. И он уже не оглядывался, вполне уверенный, что землянин непременно последует за ним. Что Вадим и сделал, не до конца, правда, убеждённый, правильно ли он поступает. Но что-то подсказывало, что правильно.

Вокруг царил тягучий полумрак и пахло лекарствами, буквально несло ими. Когда же Вадим спустился вниз и оказался под самым домом, непосредственно в подвале, довольно просторном и объёмном, то сразу понял, отчего воздух тут пахнет сплошной медициной.

Он замер на предпоследней ступеньке, не в силах отвести взгляда от распростёртого на полу тела, машинально вытянув головку галогенного фонаря, чтобы осветить тут всё как следует, хоть и с первого взгляда прекрасно разобрался, кто перед ним. Стало очень светло, и Вадим опустил ствол файдера пониже, чтобы удобней и прицельней стрелять. Во рту мгновенно пересохло, и он непроизвольно напрягся, как перед боем. Ибо...

Ибо там, внизу, буквально в трёх метрах лежал алгоец. Клинообразное, с выпирающими скулами лицо, какое-то всё рельефное, выпуклое, на голове что-то вроде косичек с металлическими поблёскивающими кругляшами на концах, косички эти аккуратно обводили маленькие ушки. Одна рука с узкими длинными пальцами покоилась на груди, другая откинута в сторону, и из сжатого кулака выглядывала верхушка игольчато-разрывной гранаты, штуки мощной и убийственной. Ноги с литыми бёдрами, острыми коленками и широкими ступнями разведены в стороны. Глаза закрыты, а из приоткрытого тонкогубого рта (губы ярко-красные, совершенно неестественные на фоне зелёно-матовой кожи) вырывалось натужное, хриплое дыхание, больше похожее на мучительный, протяжный стон, от которого у Вадима невольно свело челюсти, а кожа покрылась мурашками. Чужая, несусветная боль невольно передалась и ему, захотелось отчего-то забиться в угол, спрятаться, чтоб только не слышать этого стона-всхлипа.

Он медленно опустил файдер, тот явно не понадобится, - алгойский солдат, без сомнения, находился при смерти, на самой грани - страшная рваная рана на груди, кое-как замазанная биоклеем, так и приковывала взгляд и холодила сердце. Пятерня с растопыренными пальцами рану обхватить полностью не могла, то была лишь иллюзия облегчения. Боже, чем же его так? Будто что-то разрывное всадили, да в упор...

Все эти детали он отметил машинально, как отмечают, например, на живописном полотне штрихи и линии второстепенного фона, а вот чувства охватили его самые противоречивые - от холодной ненависти к поверженному врагу до жалости к нему же. В голове было звеняще-пусто, вернее, одна мысль там присутствовала, рефреном колотясь в висках: что же ему теперь делать, как, чёрт возьми, поступить?

Лишь спустя некоторое время он справился с эмоциями, в которых и сам толком не мог разобраться, и, не ощущая ног, приблизился к алгойцу, осторожно присел на корточки рядом с телом и завороженно уставился на гранату с взведённой пружиной. Выглядела она какой-то игрушечной, ненастоящей и оттого казалась неопасной, нереальной. Но только казалась. На самом деле в этом ребристом цилиндре были заключены и сокрушающая мощь, и сила, убийственные в своём предназначении. Вадим невольно сглотнул. Он никак не мог отвести затвердевшего взгляда от пальцев, судорожно сведённых на пружине. Не потому, что испугался, запаниковал (хотя, конечно, смерти тоже боялся), а потому, что граната эта стала для него вдруг неким символом. В частности, символом самопожертвования и бесстрашия - сделать всё от тебя зависящее, чтобы не даться живым. На последнем издыхании думать только о том, как бы подороже продать свою жизнь, это... Это... Это, по меньшей мере, заслуживало уважения и вызывало невольное восхищение самообладанием, выдержкой и боевым духом этого алгойского солдата.

Интересно, закралась вдруг неуютная мыслишка, а он смог бы так? В грязном подвале безымянного города, вдали от своих, которые наверняка так бы ничего и не узнали? Смертельно раненным найти достойный способ уйти из жизни? Да и умереть-то, по-большому, во имя чего? Ради какого-то там артефакта, пусть и галактического масштаба?.. Шальную мысль он быстренько отогнал куда подальше. М-да... В "Конвее", на таран, когда иного выхода нет - может быть, а здесь, вот так? Вряд ли, если честно. И всё же этот чужой солдат заставил его задуматься кое о чём, что-то сместилось в его сознании, и слегка изменился угол зрения, под которым он раньше смотрел на эту войну в целом. Сместилось неуловимо, буквально на градус. И причина перемены была связана с алгойцем, лежащим сейчас тут, у его ног: видеть так близко умирающего врага, который думал не о собственной смерти, а о том, как бы подороже продать свою жизнь, уничтожить как можно больше землян, - ему ещё не доводилось. Да и где бы Вадим такое увидел? Ведь войну он рассматривал через оптику боевой машины, через прицелы кибер-шлема, и поэтому сейчас, столкнувшись с таким её проявлением, он и поразился, и растерялся, и где-то опешил - полумёртвый алгоец исподволь рушил те стереотипы, каноны, что о враге у него сложились ранее. Потому что самопожертвование, мужество, героизм и ненависть к врагу были, как он до этого считал, присущи лишь землянам. Только они, по его разумению, могли не даться живым, подорвав себя вместе с врагами, или закрыть собой амбразуру, или пойти на тот же таран. Вадим был уверен: такой героизм был присущ только людям, только они несут в себе несгибаемую силу воли, несокрушимый боевой дух и отвагу. А оказывается...

А оказывается, вселенная многогранна, особенно в таком её проявлении, как война...

Только что вот теперь прикажете делать с этим умирающим алгойцем? Повернуться и уйти? А как тогда с убежищем? Переждать там, у входа в подвал? А если граната рванёт? Вот чёрт! Ну и положеньице!

Какой-нибудь бывалый десантник на его месте, наверное, и не раздумывал бы и не задавался риторическими вопросами, а взял бы и просто пристрелил, чтоб не мучился, и все дела. Но он-то - другое дело, он пилот, элита космического флота, для него подобное немыслимо - выстрелить в распростёртое беспомощное тело. Рука бы не поднялась. И не потому, что такой вот чистоплюй и размазня, а просто не видел в этом ни смысла, ни особой необходимости. И, главное, желания тоже не имел никакого. Потому что уже жалел этого алгойца и где-то даже сочувствовал, сострадал. Пусть и на уровне эмоций. Вторым планом. Но чувство такое пришло.

Вадим отвёл наконец взгляд от гранаты и тут же наткнулся на чёрные немигающие бусинки. Тявка. Про него он как-то и забыл. А тот прижался к щеке алгойца, положив длинную печальную морду на его плечо, и тоскливо смотрел на человека, будто понимал, что алгоец скоро уйдёт, что смерть уже на пороге, что она вот, рядом... Да ведь он и позвал-то меня сюда с единственной целью, чтобы я помог его хозяину хоть чем-то! - ошеломлённо догадался Вадим, и всё недавнее поведение тявки тут же предстало совсем в ином свете.

Интересно, а что он может тут сделать? И что сделать - помочь врагу?!.. Облегчить его страдания?! Но как?!..

И Вадим оторопел от собственного ответа на эти немые вопросы, ответа, к которому внутренне уже был готов: а почему бы, собственно, и нет?.. Видеть муки и страдания другого, пусть даже и врага, тем более умирающего, беспомощного, и ничего не сделать, уйти просто так - это всё-таки как-то не по-людски, не по-человечески. И - не по-русски! Сознательно, разумом, он этого до конца не принимал, даже отторгал (враг всё-таки!), но вот через другие сферы, через подсознание прорывалось и с каждой секундой крепло и другое: мы же всё-таки люди, мы милосердны, особенно к уже поверженным и страдающим. Есть у нас такая вот странная, непонятная другим расам особенность. Но именно этим мы и отличаемся от них в лучшую сторону - мы научились сострадать, мы научились быть милосердными к тем, кто в этом остро нуждается. И самое главное - ничего не просить взамен. Кроме понимания.

Мысль эта засела где-то в подкорке, а оттуда вдруг проникла и в душу, всецело ей завладев. И ещё одно обстоятельство сыграло свою немаловажную, даже решающую роль и повлияло на все его дальнейшие решения и действия.

Когда он ещё раз более внимательно осмотрел тело (любопытство тоже далеко не последнее качество человека), то поразился аж до звона в ушах. Потому что сейчас разглядел то, что не заметил с первого и оттого поверхностного взгляда. О, боже!..

Вадим, конечно, был знаком с анатомией их расы, того требовала война: врага необходимо изучить, чтобы узнать его слабые и сильные стороны, чтобы выяснить его уязвимые места и потом уничтожить. Вадим знал, что алгойцы, как и земляне, так же двуполые. И тем сильнее потрясло Вадима то обстоятельство, что перед ним сейчас лежал вовсе и не алгойский солдат, как он думал первоначально, а алгойка, их женщина. К тому же смертельно раненная. Да плюс с гранатой. Женщина...

Вадима этот факт просто сразил, он на некоторое время даже впал в ступор - словно в спину выстрелили, настолько этот факт не укладывался в голове и не вязался со всем остальным. Представить женщину на поле боя, с оружием в руках, он просто не мог, не их это дело. Воевать - прерогатива мужчин, а тут... То, что эта алгойская женщина нисколько не уступала в мужестве и силе духа воину-алгойцу, за которого он и принял её поначалу, что-то надломило и неуловимо перевернуло в его сознании. Но было и ещё кое-что, заставившее Вадима взглянуть не некоторые вещи совсем под другим углом зрения.

Во-первых, тявка, доверчиво прижавшийся сейчас к щеке алгойки. Вадим даже и предположить не мог, что алгойцы, оказывается, могут так же любить, ухаживать и нянчиться с этими животными. Никак подобное не вязалось с образом кровожадного, жестокого и коварного врага, для которого чужая жизнь мало что значила. А вот поди ж ты...

И, во-вторых (и это было самое впечатляющее, что он тут обнаружил), было то, что перед ним оказалась не только, гм, женщина, но и вдобавок ко всему медсестра! Он только сейчас заметил у противоположной стены универсальную портативную медсумку, похожими пользовались и земляне. И маркировка соответствующая: алая капля крови в зелёном круге. Кровь у алгойцев ведь тоже красная. Вадим присмотрелся к её одежде более внимательно. Чёрт! Стандартный медкомбез с той же алой каплей на предплечье. Ну и ну!..

Он медленно выпрямился, оглушённый и вконец растерянный. Осознание всех этих обстоятельств да плюс то, что она ещё и их женщина, било не хуже обуха. Было отчего ошеломлённо хлопать глазами и совершенно не представлять, что делать дальше.

Он сунул бесполезный файдер обратно в захват, сразу даже и не попав в каретку-зажим. Ну, дела! - повторил он про себя и нервно облизнул губы. И что теперь?!..

Первый его порыв, чисто рефлекторный, был подняться наверх и уйти отсюда к чёртовой бабушке, и гори оно всё синим пламенем! Но следом пришло и другое - минутное отчаянье, а его, в свою очередь, уже сменила злость. Злость на самого себя и так дерьмово сложившиеся обстоятельства - ну почему именно с ним вечно что-то происходит, ну почему именно он постоянно во что-то вляпывается? То не сработала автоматика приёмной финиш-камеры на корабле-матке и в самый последний момент пришлось тормозить ходовыми двигателями, чтоб метеороидом не влететь в шлюз и не устроить там филиал ада; то у патрульного истребителя-перехватчика вдруг ни с того, ни с сего полетел кодовый блок опознания "свой-чужой" и только чудом они тогда не переколбасили друг друга: то на прошлой неделе с шальным метеоритом чуть ли не в лоб не столкнулся. А теперь это! Смертельно раненная алгойская медсестра у его ног. Мало того, ещё на пару с тявкой, который всё-всё понимает и который позвал на помощь именно его, вражеского пилота, потому что никого другого поблизости просто не оказалось!..

Это бушевало там, внутри, а так Вадим всё стоял, не мог сдвинуться с места, и он как бы раздвоился - тело, деревянное, чужое, находилось сейчас в этом подвале, однако та часть сознания, что отвечала за адекватное восприятие окружающего, пребывала где-то далеко-далеко, выплёскивая на поверхность одни лишь эмоции - ту же жалость, сочувствие. А посмотрел на тявку, и тоскливый, полный невысказанной печали взгляд умного зверька вдруг задел в душе некую щемящую струну, звавшуюся по-русски точно, цепко и лаконично - милосердие. Всеобъемлющее понятие это как нельзя лучше определяло внутреннее его состояние, и желание оказать помощь подтолкнуло к решению сделать это, и гори оно опять всё синим пламенем!

Он, не колеблясь более, шагнул к стене, где стояла чужая медсумка, отыскал "липучку" и отодрал верх... М-да, врач из него, как и десантник, тоже никакой. Он потерянно смотрел на содержимое и совершенно не представлял, для чего нужны все эти предметы, совсем, по его мнению, не похожие на медицинские... Так, но вот это инъекторы, однозначно, - целая обойма их располагалась на боковой выемке. Он вытащил один и с интересом осмотрел. Очень похож на наши. Вадим достал собственный, наполненный пентморфином. Говорят, убойная штука, незаменимая при серьёзных ранениях, боль глушит только так, что и требуется. Он сравнил инъекторы. Различия несущественны, даже дозы примерно одинаковы. Однако, каким же воспользоваться? Что в своём, он представляет, а вот что в алгойском?.. Поди разберись. То ли стимулятор, то ли обезболивающее, то ли вообще какая-нибудь хрень вроде слабительного. Так что уж лучше свой, проверенный временем и практикой. Он понятия не имел, что здесь произошло и каким образом она сюда попала, он хочет лишь одного: по-быстрому кое-что сделать и вон отсюда, схорониться где-нибудь в другом месте, чёрт с ним, с подвалом и с этой алгойкой, всё равно спасибо она ему вряд ли скажет. К тому же на "матке" наверняка уже засекли аварийный сигнал, и дежурная спецгруппа уже на подходе, так что ...

Он всё же бросил её инъектор обратно в сумку, приготовил собственный и повернулся к медсестре. Там, естественно, ничего не изменилось, лишь тявка лизал её щёку, но, увидев шагнувшего к ним Вадима, нехотя отполз в сторону и положил морду на передние лапы, тихонько поскуливая. Преданный тявка сделал всё, что мог. Вадим лишь покачал головой, в очередной раз дивясь сообразительности животного, потом усилил накал фонаря и на время забыл обо всём на свете, оказавшись лицом к лицу с алгойкой. Он буквально впился взглядом в это лицо: жадное любопытство и неподдельный интерес переселили всё остальное, очень уж хотелось узнать, какой такой материал использовала природа, лепя этих созданий, и чем, в конце концов, они отличаются от людей?

На корабле-матке пилоты мало общались с десантурой, но и того малого было вполне достаточно, чтобы на основании их рассказов и впечатлений сделать нелицеприятный вывод: там, под землёй, в этом Провале, дрались настоящие солдаты, не уступающие землянам ни в воинской доблести, ни в мужестве, ни в самоотверженности, ни в ненависти к врагу, наконец. Это были жестокие и умелые бойцы, высокорослые, зеленокожие (эволюционировали-то они от рептилий), с узкими рельефными лицами, с мощным торсом и костистым гребнем вдоль позвоночника. Короче, создания те ещё!

И сейчас жадно, с каким-то внутренним трепетом рассматривая эту алгойку, Вадим в полной мере испытал два чувства: недоумение и полную растерянность. Потому что ничего похожего на сложившийся ранее негативный стереотип и образ кровожадного, беспощадного врага он тут не увидел, и ничего такого уж отталкивающего, устрашающего или уродливого - тоже. Длинный прямой нос с точечками ноздрей, выпирающие скулы, отчего подбородок казался маленьким, как у ребёнка, полукружья тонких бровей, чистый лоб, на голове что-то вроде косичек-дредов с вплетёнными в них тускло-поблёскивающими кругляшами, а в мочках ушей - элегантные серёжки, похожие на застывшие капельки крови. И ярко-красные губы на будто припорошенном пеплом зеленокожем лице. И никаких тебе клыков и резцов, что Вадим невольно ожидал здесь увидеть, наоборот - приоткрытый рот обнажал полоску ровных белоснежных зубов... Она была по-своему привлекательна и даже красива, но только чужой и оттого завораживающей красотой. И Вадим с изумлением понял, что разочарован и сбит с толку. Он-то думал столкнуться с кровожадным зверем, жестоким хищником, злобной бестией, тварью, которых давить и давить, а на самом деле... Ничего особенного. Просто другая раса. Со своими представлениями о красоте и гармонии. Другая природа, оттолкнувшаяся в своём развитии от рептилий. Иная эволюция и иная точка отсчёта, отличная от земной. Вот и всё. Ну и что?!

Вот это самое "Ну и что?!" его и удивило, и обескуражило. Никакой брезгливости, отчуждения, а тем более ненависти, он сейчас тут не испытывал. Он просто не мог представить, что это - враг. Вернее, не думал о ней, как о враге, просто представлял тут и сейчас некое существо, нуждающееся в помощи. И что сыграло здесь свою ключевую роль: осознание того, что перед ним их женщина, или то, что она к тому же медик, или поведение тявки, который оставался до конца ей предан, - он не знал. Скорее всего, три этих фактора соединились в один, сам по себе убийственный своими составляющими, и заставили его действовать вопреки здравому смыслу и всякой логике.

Алгойка вдруг пошевелилась и издала долгий мучительный стон, ставший олицетворением невыносимой, испепеляющей изнутри боли. При этом ноги её дёрнулись, словно даже в беспамятстве она пыталась от боли этой хоть как-то избавиться, отбиться. Не раздумывая больше, Вадим приложил инъектор к её плечу, чуть пониже эмблемы, и нажал, непроизвольно задержав дыхание. Пс-с... И опорожненная капсула полетела в угол. Всё. Дело сделано, а панацея то для неё будет или смертельный яд - гадать уже поздно.

Что ещё? Рана на груди. Вадим глянул и тут же отвёл взгляд. Ужас. Будто что-то разрывное всадили. И как у неё сил-то хватило обработать такое, да ещё сюда заползти и гранату приготовить. Дьявол! Граната!.. Про неё-то он и думать забыл!..

Вадим осторожно, практически не дыша, склонился над откинутой рукой со сжатым намертво кулаком. Цилиндрик гранаты показывался из него примерно на треть, взведённая пружина так и завораживала: стоит разжаться пальцам, и всё, пружина сработает, ударит по взрывателю, и сотни маленьких смертоносных осколков и заострённых с двух сторон ядовитых иголок молниеносно изрешетят всё вокруг, шансов уцелеть - никаких. Вадим как-то отстранённо подумал, не спуская глаз с гранаты. Подумал: до чего же доводит война разумные существа - убивать, убивать и убивать! Даже на последнем издыхании эта алгойка о чём тут думала? О том же самом! Противоестественно это как-то для разума - смерть и небытие, не для того его природа пестовала, оберегала и развивала, чтобы вот так, в один миг, он исчез, разрушенный другим разумом.

Заскулил и завозился тявка. Вадим на секунду отвлёкся: зверёк внимательно смотрел за спину пилота, чуть склонив лохматую голову. Подожди, родной, не до тебя сейчас, тут вон какая проблема, и, похоже, не в его силах с ней справиться, потому что и сапёр из него, оказывается, никудышный. Он даже не знал, с какого бока подступиться, не то, что гранату обезвредить. Прикидывая так и эдак, вскоре понял, что с ней ему по-любому не справиться. Хм, если б предвидеть заранее, что попадёт в такую вот переделку, непременно бы проконсультировался с сапёрами, да и у врачей бы кое-что узнал, потому что алгойка вдруг захрипела, что-то быстро произнесла в беспамятстве, дёрнулась и выгнулась дугой. Растопыренные пальцы, зажимающие рану, шевелились, когти то прятались, то вновь появлялись. И опять этот мучительный стон, бередящий душу, бьющий по нервам, на последнем, казалось, пределе сил и терпения. Из-под влажной субстанции на груди сочились розовые пузыри, а тело нет-нет да и сводила судорога. Однако рука с зажатой там гранатой лежала мёртво, неподвижно, и Вадим в очередной раз поразился её выдержке, силе воли и внутренней установке на то, чтобы подорвать и уничтожить именно землян, а не своих. Или себя, что то же самое. Как такое возможно? Он не понимал.

И снова стон, и снова судорога. Смотреть на её мучения было невыносимо, и Вадим медленно поднялся, испытывая два противоречивых чувства: убраться отсюда куда подальше или сделать для неё ещё хоть что-нибудь. Пересилило второе, но опять же не с позиций здравого смысла, а со стороны эмоций, которые с некоторых пор стати для него доминирующими: он просто чувствовал элементарное сострадание к такому же разумному существу, как и он сам. А то, что это разумное существо сейчас - враг, значения уже не имело. С точки зрения негласного кодекса чести, когда слабых, лежачих и женщин не бьют.

Похоже, инъекция как-то подействовала, если только её организм адекватно отреагировал на сильное земное болеутоляющее и стимулирующее. Вадим при всей своей некомпетентности сделал всё возможное, как он считал, но однако решил отыскать в медсумке тюбик с биоклеем, чтобы наложить ещё один слой живительной субстанции. Хотя и понимал: тут необходима срочная операция, капельница, переливание крови (вон какая лужа под ней!), аппарат искусственного дыхания и прочая, прочая, а для этого её нужно как можно скорее отправить на орбиту, в надёжные руки хирургов и анестезиологов, пусть шансы и ничтожны. Спецгруппа вот-вот должна десантироваться, так пусть помогут им обоим, объяснения - потом!

Вадим хотел было по-быстрому выскочить из этой западни наружу, чтобы проверить, как там дела, и вернуться, но, глянув в последний момент на алгойку, вмиг оцепенел, встретившись с ответным немигающим взглядом убийцы. Вертикальный тёмный зрачок в выпуклом янтарном глазе уставился прямо на него, и не было в нём ни снисхождения, ни милосердия - одна стылость змеи, уставившейся на очередного своего кролика. Холодная дрожь пробрала пилота. Ну вот и всё, молнией пронеслось в голове, сейчас эта бестия разожмёт кулак и... Их обоих размажет взрывом, только кровавые ошмётки по углам. И поздно что-либо объяснять, да и как, чёрт возьми?!.. И зачем он только ввязался в это дело? Бросил бы её здесь подыхать, и дело с концом... А теперь?..

Вадим зажмурился и только отвернул голову, на остальное уже не было времени. Сейчас... Боже, сделай это по-быстрому, чего тебе стоит? Чтоб вообще мгновенно - раз и готово!..

Секунды тянулись, как неживые, приобретя статус резиновых, а взрыва всё не было, ничего не происходило. Что за?.. Всё так же хрипло и учащённо дышала алгойка, всё так же что-то шелестело где-то там, наверху, всё так же обречённо и жалобно плакал-поскуливал тявка. Граната почему-то не сработала, не взорвалась, не размазала их по стенам... Вадим нервно сглотнул и осторожно повернул голову на одеревеневшей шее, скосил глаза вниз, туда, где лежала алгойка....

Немигающие змеиные зрачки в упор смотрели на человека, и не было в них ничего, кроме пустоты и безнадёжности. Даже больше - отрешённости. Смотрели они совершенно безучастно. Да она же всё ещё в отключке! - поражённо догадался пилот, и тут же напряжение схлынуло, как талая вода. Он выдохнул застрявший в лёгких воздух и с облегчением перевёл дух. Ф-фу, пронесло... На ватных ногах повернулся, чтоб подняться, наконец, наверх, и остолбенел во второй раз.

На верхней площадке стояли трое. В свете фонаря они отбрасывали гротескные, уродливые тени и вообще смотрелись пародией на человека. Вадим в первый момент и не понял, кто это перед ним. Первая судорожная мысль - алгойцы!.. Вот теперь уж точно всё! Никакой надежды...

Глаза не отрывались от непрошеных гостей, а ладонь сама нащупала рифлёную рукоять файдера. Он даже не заметил, как прикусил губу до крови, и, только вытащив оружие, вдруг понял, кто перед ним. На головах что-то вроде цветных банданок, одеты в лохмотья, лица разрисованы, как у индейцев, фигуры скособочены, карикатурны из-за длинных рук и тонких ног. Датайцы! - с облегчением узнал он местных и сделал шаг вперёд, ни о чём не думая.

Если б он не трогал оружие, возможно, всё сложилось бы и по-другому. Датайцы, видимо, просто испугались, а скорее, не видели особой разницы между землянами и алгойцами. И было отчего: когда в твоём доме, пусть и давно покинутом, два гостя, ни в грош не ставя бывших хозяев, начинают выяснять отношения при помощи невиданного и страшного оружия, тебе уже не до тихой, вялотекущей жизни, тебе надо спасать собственную шкуру, окончательно бросив некогда родной дом на произвол судьбы.

Вадим успел сделать и второй шаг, и даже опустить файдер, но это было всё, что ему отмерили. Разрывная пуля, выпущенная из старинной винтовки, больше смахивающей на гранатомёт, ударила его в грудь и сшибла с ног. Он замертво рухнул возле алгойки, выгнулся в агонии всем телом, и пред кромешной тьмой, что спустя мгновения затопила сознание, последней затухающей мыслью-искоркой блеснуло и угасло: "не успел...".

Тот из датайцев, что стрелял, был вождём. Боясь ещё чего-то непредвиденного, он стал осторожно спускаться вниз, держа громострел перед собой. С ним он охотился на чулабу, что пасся в Зелёной долине, пока не пришли чужаки и Большой зверь, испугавшись грохота, взрывов и огня, не покинул эти земли, уходя дальше, за Отроги, где чужаков с их небесными птицами пока не было. Однако Город чужаки не пощадили, превратив тот в сплошные руины. Вождь недоумевал - зачем? Где теперь брать необходимые для его народа вещи и инструменты? Как жить дальше? Боги хранили молчание, не вмешиваясь, лишь безучастно наблюдали...

Он остановился на последней ступеньке, цокнул языком, подзывая лохматку, и оглядел подвал внимательным взглядом. Бледнокожий был мёртв, но зеленолицая ещё дышала, уставившись в пространство своими страшными немигающими глазищами, от которых мороз по коже. Вот, значит, где она спряталась. Он и тогда стрелял наверняка, пусть расстояние и было приличным, однако глаз у него был верным, а рука тверда. А всё из-за лохматки, у Охотников их оставалось очень мало, чужаки многих позабирали себе, ничего не объясняя и не давая взамен. А как без них жить? Кто будет находить воду, по ночам сторожить, помогать Охотникам выслеживать добычу, выгуливать скот и забавляться с детьми, пока женщины заняты по хозяйству? Некому! Лохматки одни такие на белом свете. И ценились соответственно.

Вождь позвал ещё раз: надо спешить, они и так достаточно выжидали, пока утихнет. В любой момент могли появиться чужаки, и опять всё начнётся по-новой. Тут, в старом Городе, даже ночью не было тихо...

Однако лохматка почему-то упрямилась, на зов не откликалась. Сжавшись в комок и поскуливая, пыталась забиться куда-то в угол. Свет, бьющий прямо из плеча бледнокожего, рассеивался кверху и освещал здесь всё не хуже дневного. Теряя терпение, вождь хотел прикрикнуть на упрямое животное, но вдруг наткнулся на осмысленный, полный холодной ненависти и презрения взгляд зеленолицей, и замер с открытым ртом. Чёрные вертикальные зрачки, смотрящие жёстко, в упор, было последнее, что он видел в жизни.

Пентморфин, введённый по наитию землянином, ничего не ведовавшим о её метаболизме и обмене веществ, чужой организм принял, и лекарство подействовало с небывалой отдачей и скоростью, буквально подстегнув второе, уже затухающее сердце (первое, основное, было задето пулей датайца). Но вместе с сознанием к ней тут же вернулась и всепоглощающая боль-пытка, немым воплем взорвавшая мозг и раскалённым железом приложившаяся к груди. В то и дело меркнувшем сознании фигуры датайцев расплывались, как чернильные кляксы в воде. Ничего удивительного, что она приняла их за землян - были они между собой как вид чем-то похожи, и потому, не колеблясь ни секунды, алгойка разжала кулак, найдя в себе силы напоследок улыбнуться. Просто улыбнуться. Веря, что улыбается тут не зря...

Граната рванула, и мощный взрыв потряс замкнутое пространство, встряхнул подвал ударом землетрясения и вышвырнул взрывной волной двух иссечённых осколками датайцев обратно на улицу, обрушил стены и потолок, подняв клубы пыли и дыма, образовав на месте дома братскую могилу, где остались навеки представители трёх разных цивилизаций, так и не сумевших ни договориться, ни понять друг друга. Крошечный, только-только народившийся росток понимания и милосердия был безжалостно и безвозвратно втоптан в землю сапожищем войны...

Буквально через пару минут, привлечённые взрывом, в проулок осторожно просочились алгойские солдаты, разыскивающие пропавшую медсестру. Она отправилась на поиски своей потерявшейся живой игрушки и как в воду канула. Старший сержант-мастер хотел было выделить ей сопровождающих, но та наотрез отказалась, мотивируя отказ тем, что на точке и так недокомплект и на счету каждый, а ожидается очередной транспорт землян. И вообще, она быстренько, наверняка он где-то поблизости, сунул свой любопытный нос в очередную щель, сказала эта дура. И сержант поверил. А старший пожал плечами, в знак неудовольствия взъерошил спинной гребень (и чего она возится с этой живой кучкой меха?), буркнул что-то об осторожности и, взвалив тяжеленный "гарпун" на могучее плечо, отправился на позицию. Сестра регулярно, как и договаривались, выходила на связь по трэк-сетке, а потом внезапно замолчала. Ни аварийного сигнала, ничего, тишина полная. Поразив из "гарпуна" земной штурм-истребитель, шедший на предельно малой высоте и сопровождающий в паре одиночный медбот (медбот сержант-мастер решил не трогать: они только-только обустроились, позиция оказалась тактически выгодной и ни к чему пока что привлекать к ней внимание врага), он отправил на поиски медсестры и заодно земного пилота небольшой отряд, уж его-то предупредив об осторожности на полную!

...Увидев два трупа местных аборигенов с характерными ранениями, полученными от алгойской игольчато-разрывной гранаты, старший отряда переглянулся с остальными и забубнил что-то в трэк-сетку на груди. Один из солдат наклонился над телами, указательным когтем поддел какой-то кусок, оглядел и брезгливо отшвырнул. Остальные молча стояли и смотрели на свежие развалины и рыжую тяжёлую пыль, неподвижной взвесью повисшую в воздухе. Старший, доложив обстановку, стал ждать дальнейших указаний, растерянно оглядываясь вокруг, гребень его при этом топорщился, как у вытащенной на сушу крупной рыбины. Потеря медсестры была очень существенна, но он ещё на что-то надеялся.

Потом, совершенно неожиданно и бесшумно, появились два земных спасательных "Гриффина". Пока один, зависнув, сверху расстреливал заметавшихся в поисках укрытия алгойцев, другой приземлился среди руин, вмявшись туда всей своей бронированной многотонной тяжестью, распечатал штурм-люки, из которых тут же посыпались десантники, и замер, настороженно поводя бортовыми икс-излучателями.

Но спасательное подразделение не ведало, что алгойский спутник-шпион уже отследил необычное оживление в квадрате РS 17-40 и выслал на разведку боем пару штурмовиков класса "Игла" (в земной классификации). Отвалившись от патрульной полуэскадры, те унеслись вниз, к Датаю, сверкнув напоследок ярчайшими вспышками дюз-генераторв. Однако их моментально отследили с ближайшего крейсера землян и вдогонку за ними на форсаже тут же ушла тройка "Алардов", истребителей-перехватчиков, срочно снятая с охранения неповоротливой туши земной "матки", что, в свою очередь, не осталось незамеченным с Центрального поста наблюдения ближайшего линкора алгойцев. Сразу была передана кодированная информация своим штурмовикам о висящих на "хвосте" землянах, а ближайшему спутнику огневой поддержки приказ развернуть орудийную башню навстречу приближающимся земным истребителям и открыть огонь на поражение...

Война катилась дальше. И не было ей абсолютно никакого дела ни до алгойской медсестры, ни до пилота землян, и ни тем более до местного симпатичного зверька, которые навечно остались там, на Датае.

Ещё примерно сутки аварийный трэк-маяк Вадима посылал сигнал, но и он угас, когда закончилось питание. Но к тому времени уже было ясно, что пилот погиб при невыясненных обстоятельствах, но что случилось конкретно, узнать не удалось. Тем более спасгруппу ждали уже в других местах - алгойцы вдруг активизировали боевые действия по всему фронту, война разгорелась с новой силой и на счету был каждый. А потом, вдруг, в систему Датая вошла и третья сила - ударный флот ши-дархов с двенадцатью ка-линкорами, и началась такая мясорубка, что ни один футураналитик не взялся бы предсказать, чем всё это закончится. Через некоторое время стало очевидно, что без альянса или союза просто не обойтись. Но кто с кем и против кого - это, как говорится, уже другая история. А пока...

А пока война катилась дальше, и путь её был ещё длинный...

г. Пенза, июль 2010

Комментарии: 53, последний от 06/08/2021. © Copyright Голиков Александр Викторович (golikovalexandr28@gmail.com) Размещен: 29/02/2012, изменен: 18/04/2014. 55k. Статистика. Рассказ: Фантастика Рассказы Иллюстрации/приложения: 2 шт. Скачать FB2		Оценка: *4.387** Ваша оценка:
Аннотация: Мой лучший рассказ... Опубликован в журнале "Искатель" в номере 3 за 2006 год.

Голиков Александр Викторович: другие произведения.

Милосердие как оно есть