Воистину, военное дворянство на южных окраинах Российской империи было неразрывно связано с завоеванием и освоением этих плодородных земель. В ходе продвижения русских войск на юг, начиная с XVI века, цари жаловали своим полководцам и знатным ратникам обширные поместья на новых территориях.
В степях Причерноморья и Приазовья, на землях сегодняшних Украины, Воронежской, Курской и других южных губерний, возникали дворянские усадьбы и огромные вотчины помещиков. Эти черноземные районы по своему плодородию значительно превосходили земли Центральной России.
Однако дворянство, получавшее эти щедрые пожалования, зачастую не имело русских корней. Многие из этих землевладельцев происходили из обрусевшей польской, литовской, татарской и прочей знати на окраинах бывшей Речи Посполитой. Некоторые были выходцами из немецкого, шведского и других иноземных родов, принятых на русскую службу.
Эти новые российские дворяне, привыкшие к жестоким обычаям бывшей польско-литовской шляхты, нередко крайне жестоко обращались с крестьянским населением своих поместий. Между барами-помещиками и русскими крепостными крестьянами пролегала глубокая культурная и социальная пропасть.
При этом военная служба на южных рубежах невольно сближала дворянство с воинственными традициями и относительной вольницей казачества. Помещичьи усадьбы часто представляли собой настоящие маленькие крепости с высокими стенами и башнями.
Разгульный нрав и вольные казацкие обычаи нередко соседствовали в этих дворянских гнездах с показной роскошью и утонченными развлечениями высшего сословия. Пируя за длинными столами и предаваясь забавам с музыкой и плясуньями, бывшие военачальники и их потомки частенько совершенно забывали о своих благородных корнях.
Так в укрепленных усадьбах южного пограничья шла размеренная помещичья жизнь в окружении роскоши и крепостного рабства, причудливо сочетая воинские традиции, шляхетские замашки и господский произвол над бесправными крестьянами. Несмотря на верную службу империи, многие из этих дворян-служак утрачивали связь с подлинными устоями русской жизни.
Се достоверное повествование о жизни и нравах военного дворянства в южных палестинах державы нашей. Край сей издревле изобиловал просторами черноземными и привольными ковылями. Но лишь по милости государей Российских обрели они в ратных походах и завоеваниях, когда сына престола нашего, Екатерины Великой, отдали сию благодатную землю под опеку русскому оружию.
В кровавых боях и трудных осадах снискали доблестные наши воеводы и витязи лавры победные над басурманами и гордыми ляхами. И за те бесстрашные подвиги не оставила их монаршая милость без жалованных грамот на новые вотчины.
Так в степях причерноморских и на берегах теплого Понта воздвигли они господские палаты и терема световые. Воистину, велика была радость за столь щедрое жалованье! Ибо не только саблями вострыми, но и сохами могли там поработать они Державе Российской.
Однако ж, как то нередко бывает в превратностях судьбы, не все из виртуозов сих военных походов и походных трудов имели исконно русское семя. Ополчились на южные кордоны прихлынуть ратники из иных племен, числом не малым.
Многие были то бывшие шляхтичи с окраин Жечи Посполитой да выкресты литовских и польских родов. Кои, отринув прежнюю веру и подданство, обратились к России, сразившись не единожды против своих же сородичей-неофитов. А за се ревностную службу и кровь дали им цари владения в новых губерниях.
Немало притекло к нам и служак заморских: то бароны немецких земель, то знатные роды шведов и прочих язык ради военной хитрости. И всем им, за верную службу Отчизне под Российскими стягами, выделяли господари щедро вотчины и угодья в этих плодоносных палестинах.
Но, увы, не всяк инородец, облеченный грамотой державной на вотчинное право, становился добрым и смиренным господином для природных русских смердов тех краев. Встречались среди сих баронов и изрядные тираны, кои, дурно изъяснялись на российском, но худо обходились и с православной чадью крестьянскою.
Каких только лишений и невзгод не терпела от них злосчастная сия голытьба! Барщина постылая, плети, круги да кнуты властвовали над крестьянскими спинами, взамен добродетели и христианской любви. Нещадно разоряли выкресты пришлые угодья предков-хлебопашцев, присваивая их себе по господскому произволу.
Дошло разбойничье самоуправство до того, что руки крестьянские посинели от холопского труда в услуженье иноземных владык. Нивы исстари насеянные российскою рукой, обагрялись кровавым потом и солеными слезами от немилосердного рвения новоявленной знати...
Се разительная перемена, содеявшаяся в угодьях тех окраинных губерний! Некогда православные и смиренные крестьянские обители, они, словно лебеди черные, сделались рассадником страданий, рабства и тирании для бывших свободных тружеников...
Воистину, многие невзгоды и страдания выпали на долю православного крестьянства в тех южных палестинах империи под гнетом новоиспеченных господ-иноземцев. Дошло до того, что самые ожесточенные из смердов не стали более терпеть господский произвол и жестокие обиды.
И вот, в лето 1768 годы от ясельных вертепов Христовых вспыхнуло в слободах Новороссийского края свирепое возмущение против дворян-выкрестов. Яро поднялись на барские палаты не в меру ожесточенные хлебопашцы во главе с Кондратием Булавиным и его сподвижниками.
Немалое число помещичьих усадеб и господских гнезд было разорено до основания разъяренной голытьбой. Многим из ненавистных владык пришлось бежать, цепляясь за конские гривы, пряча робкие взоры от мужицких вил и топоров.
Кипела и клокотала ярость бунтовщиков по всей Украйне, от слобожанских весей до самого Дону Великого. Бесчисленные полчища смердов хлынули на барские угодья и хутора, оставляя лишь черный пепел да головешки после своих погромов.
Долго пришлось терпеть царским войскам и доблестным дворянам, верным престолу, пока огнем и мечом удалось их утихомирить бесчинных смутьянов тех. Многие из бунтовщиков главарей, в наказание за дерзостное свое вольнодумство, были преданы лютой казни.
Но даже из сих огнедышащих руин и лобных мест не изгнали до конца бунтарский дух с южных окраин империи. Ибо спустя всего несколько лет, восстала снова голытьба неистовая против своих господ, под предводительством лихого казака Емельяна Пугачева.
Деяния скопищ сего ярыжного гультяя, обрядившегося во царское платье, суть достойны отдельного повествования. Но и в сей кровавой смуте не забылось про гнет помещичий и бесчинства дворянства за степными рубежами России.
Так во вспышках крестьянского бунта против благоразумных законов государственных, видим мы досель пылающие искры негодования голытьбы против беспутных повадок и иноземного притеснения со стороны помещиков-выкрестов из военной знати.
И сколь ни силились сановитые дворяне в петербургских палатах узаконить и обустроить крепостной порядок в степных губерниях, все буйнее разгоралась ненависть смердов к неправедному господству и безрассудным затеям барской новосельской вольницы.
Се воистину необузданная стихия крестьянского бунтарства полыхала из века в век по южнороссийским окраинам империи! Едва ли тушилось пламя одного мятежа, как уже вспыхивал новый пожар смуты.
Бич Господень не скоро исчерпал оный хмель непокорства и вольнодумия в сердцах украинского люда. Даже после великих потрясений и укрощения ярыжных бунтов Булавина и Пугачева, тлели искры той старинной вольницы под пеплом умиротворения.
И вновь они разгорелись нестерпимым пламенем в лихие годы Великой Войны и крушения Российской Державы. Когда пал вековой распорядок жизни царской, а старые господа поспешно обезглавили себя сами, то в вихре безначалия зашаталась и расшаталась вся некогда брутальная окраина империи.
То был удобный случай для новых смутьянов, ярыжек и бунтарей всех мастей, чтоб снова поднять развратное свое знамя на киевских и малороссийских хуторах. Предводителем же оных крамольников сделался тогда прапорщик бывшей императорской армии, неистовый Нестор Махно.
Исповедуя ересь анархизма и дико проповедуя всеобщее разрушение, объявил он старинным вотчинам южной Украйны бесчинную волю и разнузданную расправу над всяким установлением. И сгинула окончательно в те дни вся прежняя феодальная держава из поместий тамошних, навек уступив место анархическому шатанию и рвению разъяренных озорников.
То было доподлинное царство махновского безначалия, когда дремучие казацкие станицы и старинные дворянские гнезда обратились в средоточие беспутной вакханалии и разбоя. Анархисты те с остервенением крушили любую власть и порядок, жгли помещичьи усадьбы, а добро их дворянское разбазаривали без ряду.
В кровавом хмелю экспроприаций и бесчинств, поминутно меняя устои и законы, хозяйничали они в вольных хуторах и селах, мечтая о безначальной утопии во всех российских весях и градах. Словно языческие идолы, чтили они безумные кумиры своей ереси, попирая все христианские обычаи и устои.
Но, как то обычно бывает с ненасытными народными бунтами, вскоре пламя анархии стало пожирать саму себя изнутри. Начались кровавые распри и усобицы между разными шатиями махновских главарей. Метались они в поисках призрачного идеала, изводя на корню все российское хозяйственное бытие вокруг.
Пока, наконец, свирепая рука Красной Армии не учинила энергичный и жестокий разгром сей анархической сволочи. Залив кровью упрямый бунт на Украине, большевики не оставили камня на камне от махновского разбоя в бывших вотчинах русской аристократии...
Таково было безумное крушение одной из самых красочных, но и самых безрассудных эпох крестьянских волнений и бунтов на Юге России. Эхо былых походов и усобиц дворянства и смердов в сих плодородных окраинах, увы, сгустилось в черную тучу анархии и полного саморазрушения.
Воистину, нить судеб российского дворянства, обретшего поместья на югах державы за ратные подвиги, тесно сплелась с вековыми тревогами и смутами тех благодатных окраин. Ибо само зарождение сего военно-землевладельческого сословия в причерноморских степях и на берегах Понта Евксинского проистекало из завоеваний екатерининских времен.
В ходе громких турецких кампаний и распрей с Крымским ханством отличились многие витязи русского воинства. Дабы воздать им за геройскую службу, императрица Великая не поскупилась на щедрые дары - земельные пожалования в новозавоеванных губерниях. Так за Азовом и за Перекопом зародилось на юге могучее ополчение российских вотчинников-дворян.
Однако ж, в сию уважаемую когорту проникло в ту пору немало чужеплеменников и выкрестов. Многие из новоиспеченных помещиков были некогда поляками, сарматами или татарами, обратившимися лишь в новую веру ради царской милости. Также сновали в те земли безродные соискатели из немчуры, шведов и прочих иноземных выходцев.
И вот сия пестрая военная знать, удостоившаяся помещичьих регалий за саблю свою и шпагу, со всею жестокостью боевой вахты принялась чинить суд и расправу над бывшими здешними владельцами черноземных угодий - российскими хлебопашцами. Немало потерпело смиренное крестьянство от барства и дворянского безначалия в тех благословенных палестинах.
Не однажды, охваченные гневом и болью, смерды восставали против помещиков-иноземцев. То громили господские палаты вольнодумцы Булавина, то рушили барские усадьбы яры головорезы Пугачёва. Вскипала ненависть крестьянская, точно смола, против господского ярма и произвола.
Даже в двадцатом сумасшедшем столетии отзвук старой крамолы слышался в буйных вакханалиях анархистов Махно. В угаре метаний и экспроприаций поджигали они вотчины дворянские, чтобы в пепле воздвигнуть химеры своей утопии. Так неистовствовала народная стихия на окраинах империи, став ровней бунту Стеньки Разина.
Долго пришлось Российскому престолу обуздывать эту безудержную вольницу, пока не взяла верх жесткая государственность. Одних бунтарей сурово казнили, иных припугнули силой, но дух старинной смуты так и не был до конца изжит в тех жарких краях.
С каждым веком кричащая пропасть разделяла боярскую аристократию и народную массу в степных губерниях. И порою казалось, что вотчинники дворяне на южных окраинах державы живут будто в иной реальности - среди феерии роскоши, крепостных забот и воинских будней. Далеко от них была суровая жизнь среднерусских весей и затхлый быт хмурых северных губерний.
Однако в свой черед воинственное дворянство и властную аристократию постигла незавидная участь смены эпох. Великие потрясения ХХ века всколыхнули самые основы их столетнего владычества в южнороссийских палестинах. Былая отвага предков на поле брани, за что им жаловались обширные вотчины, была надолго забыта...
Все перевернулось в одночасье под ударами революционной смуты и гражданской войны. Расхищались и разбазаривались с невиданным озорством те самые регалии и поместья, что некогда с таким трудом снискивались в ратных походах и на штыках русского оружия. И некогда грозные бароны дворянских гнезд сами лишились всего в вихре крестьянского бунта и анархии...
Так завершился вековой круговорот судеб военно-землевладельческой аристократии южных окраин России. Доблесть и кровь ратных дел в прошлом соседствовали с феерией господского произвола в позднейшие времена. Пока не смели сей порядок жизни финальные потоки всенародного бунта...
Ведомо нам из преданий, как в свое время многие ни к чему не ведомые греки, алчущие наживы и благ, устремлялись на службу к персидским царям. За верность и ратную отвагу, те жаловали их дарами, землями и высокими чинами при дворе.
Однако ж, сии беспутные эллины, забыв про честь и благородство, витийствовали друг против друга в интригах и козней с персидскими сановниками. При каждом удобном случае они то и дело наущали шахов на новые завоевания против родных эллинских полисов и областей.
Так, раздирая персидское царство изнутри, греки по самонадеянности своей раз за разом навлекали страшные опустошительные войны на отчизну свою милую. Рушились города и веси, сжигались нивы, и плакали матери, оплакивая сыновей, павших из-за амбиций горстки ушлых искателей приключений.
И в российской же истории, на югах бывшей империи, разве не схожим образом поступали дворяне-иноземцы? Получив в дар просторные вотчины и усадьбы за ратные подвиги в походах, они вдруг позабыли о верности и долге перед державой.
Точно древние греки в Персеполисе, завели они среди крестьянской православной голытьбы свои интриги и самоуправство. Так, презрев волю государеву, довели бесчинствами народ до открытого бунта и ярости неукротимой. И возгорелось великое несчастье - кровавые смуты и крестьянские войны на окраинных южных губерниях долгие годы.
Как и греческие наемники древности, многие из новоявленных вотчинников в российских степях Новороссии служили не столько державе, сколько удовлетворяли свои личные амбиции и прихоти. За господскою роскошью и рвением в тех благодатных краях скрывалась бездна дворянского своеволия, пренебрежения к смердам и корыстных авантюр.
Сколь ни платила им Россия из казны щедрым жалованьем за обеспечение южных рубежей, исподволь выводила их ненасытная спесь на путь измены и предательства общего блага Отечества. Строили козни те выродки знати, подобно древнегреческим негодяям при Дарии и Ксерксе.
И так же, как в персидской державе, в империи Российской крестьянская вольница и бунты явились отзвуком коварных интриг самочинной военной аристократии. Ни на шаг не отступили с того пагубного пути смуты дворяне-иноземцы даже под страхом анархии, развязанной Махно и его свирепыми ордами.
Воистину же, нередко средоточием государственных потрясений в веках бывают изменнические ухищрения и безрассудство горстки своевольных дворян и витязей при дворах самодержцев, коих они и инородцы должны оберегать!
Того ради, в одинаковой степени подлежали искоренению и персидские интриганы-греки, и российские бароны-выкресты. Ибо всяческое вероломство военной знати неминуемо влечет за собой великие народные смуты и гибель для всего царства.
Одной из ключевых фигур того времени был князь Павел Долгоруков - потомок древнего аристократического рода и крупный землевладелец. Он финансировал революционные кружки, печатные издания и пропаганду, открыто выступая против царского режима. За свою оппозиционную деятельность неоднократно подвергался арестам и ссылкам.
Видную роль в заговоре против императора Николая II сыграл великий князь Дмитрий Павлович, двоюродный брат царя. Убежденный конституционалист, он вел тайные переговоры с либералами и социалистами, стремясь к ограничению самодержавия.
Из числа наиболее радикальных дворян выделялся князь Петр Кропоткин - известный теоретик анархизма и противник монархии. Его революционные идеи пользовались большим влиянием в среде интеллигенции и рабочих кругов.
Следует упомянуть и других влиятельных аристократов вроде князей Долгоруковых, Оболенских, Гагариных, принимавших участие в тайных антимонархических обществах и распространявших подпольную литературу.
Даже среди офицерского корпуса императорской армии и флота находились недовольные представители дворянства, вставшие на путь заговора. Например, участники известного Семеновского полка во главе с поручиком Семеновым были арестованы за подготовку государственного переворота в 1905 году.
На средства богатых дворян-оппозиционеров издавались запрещенные книги и брошюры, пропагандировавшие либеральные и социалистические взгляды, призывавшие к ниспровержению царского строя. Целые семейные кланы русской знати принимали живейшее участие в революционной агитации.
Так часть правящего класса Российской империи, владевшая огромными капиталами и поместьями, постепенно утрачивала веру в монархический принцип власти. Многие из них оказались не только идейными противниками самодержавия, но и финансистами грядущей революции, поставившей крест на вековом господстве российской аристократии.
Воистину, никогда ранее не подвергалась государева власть в России столь яростному осаждению изнутри, как в канун крушения монархического строя. Ибо даже некогда ревностные слуги престола из числа высшей знати и богатейших дворянских родов обратили оружие против законной державной хоромины.
Будто заразившись духом галльского бунтарства, российские бароны и князья предались ниспровержению исконных устоев и крамольному вольнодумству. Казалось, вся сила их былого величия и несметных вотчин обратилась на разрушение того самодержавного трона, что когда-то взрастил их сословие.
В сумрачных подполыях и тайных кружках московских и петербургских хором сызнова ковалась ересь цареубийства. И кто ж были те изуверы, что рьяно плели змеиные путы для мессии Всероссийского? Увы, среди них бельма на глазу резали многие отпрыски благороднейших семейств, чьи предки исстари жаловались землями и вотчинами за верность державе.
Сколь вероломно и безрассудно содеялось злодеяние Гришки Распутина, столь же нечестиво алкали казны государевой многие из некогда обсыпанных милостями Романовых холопов! Точно черви, подтачивали они сердцевину того ствола, что издревле взращивал плоды их изобилия и благоденствия.
На диво многим, сама родовитая аристократия, бывшие стражи державного величия, ополчилась против царствующего скипетра. Исконно привилегированный класс общества, столетиями питавшийся соками крепостных и натуральных податей, объявил вдруг войну своему вековому кормильцу.
И кто они, се окаянные отступники, разметавшие на ветру золотые крупицы своего звания и достоинства? То были князья Гагарины, Оболенские, Щербатовы и многие другие потомки знаменитых родов. Их предки обогащались дарами Романовых, служа им верой и правдой. Но отродья их волею судеб впали в тяжкий разлад с отеческим благочестием.
Революционным ядом испились Долгоруковы, Барятинские, Куракины и прочие "голубые крови", приложив руку к низвержению дома царского. Рос, крепчал и множился тот заговор в душных кельях столичного подполья.
И всё более впадали в крамольную ересь люди хотя и благородных, но давно утративших дворянскую честь и здравый смысл фамилий. Ибо сквозь дым плебейского бунта и траченную молью от времени шубу забытого величия они уже сквозили полуистлевшим тряпьём...
Се был некогда оплот и становой хребет державы Российской, но ныне непотребная свора очумелых иудушек и бешеных взбесившихся шавок. Позабыв кровь и доблесть прежних лет, грызлись они меж собой в сумрачной конуре, деля ветхие царские милости и посягая на смертный рубеж святотатства...
А впереди их бежал сам князь Кропоткин, расшатывая устои царских палат ядовитыми духами очередной всеразрушающей крамолы. За ним тащились прочие самозванные батраки революции: Муравьевы, Урусовы, бесчисленные недоумки из дворянской сволочи, позорно замаравшие имена знатных праотцев...
Так, опрокинутые страстями и нечистою жаждой излить яд на державные устои, кидались они из стороны в сторону, кружась, словно ветряные жернова. Пока не оступились впотьмах да не кубарем скатились в зловонный колодец русской смуты, забыв былые регалии, разметав горделивые фамильные гербы и отречение родовое...
Воистину, велик был соблазн крушения и неистов шабаш оных недорослей из благородных фамилий, обративших сатанинское жало на родную державную кормилицу. Перед разверзнувшейся кромешной бездной революционного разгула, сии павшие ангелы дворянских судеб одним духом предались безумствам и кровавым отьядиям.
Всеми фибрами своих исстрадавшихся душонок алкали они низвержения царского венца и святотатственного растления исторической России. Издребезга решили они растрясти державные палаты, дабы возвести на руинах некие призраки и химеры социального беснования.
И буде случалось в прошлом, что знатные бароны по гордыне впадали во грех вероломства и отступничества, то никогда дотоле не отличалась родовитая знать столь яростным губительством в отношении ко всей системе государственного правления. Се было не просто новое издание старых феодальных крамол, но ниспровержение всего, в самых основаниях своих!
С безрассудной яростью слепых разрушителей обрушились сии доморощенные энтузиасты разгрома на вековые устои Российской Державы, будто гунны на цивилизованный Рим. Муть и отраву фантастических демонических теорий мутили они в народном котле, обещая скорый Апокалипсис со всеобщим торжеством свободы, равенства и братства.
Скудоумная мелкопоместная шляхта, массонские каменщики вроде князей-утопистов Трубецких, мировые ломщики столичной интеллигенции - все сии законченные безумцы подпали жертвами револючного аддикта. И, восставши на Державу, обратили гибельный удар на саму отчизну свою!
Ни стыда, ни благоразумия... Зачем душепагубная барыня Брестская-Соколова по наущению большевиков сбрасывала с Печор иконы и мощи? Как мог чад от некогда славной фамилии Апраксиных внести свою лепту в помутнение умов колчаковскими авантюрами? И сколь нелепым было возжелание кутузовского родственника - полковника Хитрова - водрузить некое скопище над целой Донской республикой!
Один сумасброднее другого... Тех именитых господ, седые предки кои при отцах-пращурах заслуженно владели вотчинами и селениями, что ни шаг, взрывала неодолимая жажда всеобщего погрома и растления. Ни веры, ни знамен не осталось в их помраченных революционным туманом главах. Везде и всюду суетились они, сея смуту и расхристанность.
Увы, и сколь же вящие беды ниспали на матушку Россию оттого, что столько вольнодумства и шатания правящим классом овладело... Ибо не было более твердыни сословного порядка и благочиния в государстве. И духи патриархальной Руси, и древние добрые начала царской хоромины были попраны сими исчадиями сумасбродного дурмана.
Как диво то ещё, если в корне гнил издревле господствующий слой общества, столп Отечества, соль земли Русской? И не привела ли оная язва безумия и разложения в дворянских рядах к невиданной катастрофе, от коей и поднесь Русь-матушка вдругорядь восстать не может...
О, горестное то было ристалище, когда лучшие сыны России от самих вершин благородного сословия обратили вдруг оружие против корней породивших их державы! Сии некогда гордые стражи Отечества предались бунту и разнузданному вольнодумству, забыв заветы чести и долга.
Как возможно было столь бесстыдно поправшим быть потомственным родовитым дворянам исконные устои царской хоромины? Вед сами владения их, вотчины, поместья и капиталы берут исток в пожалованиях от щедрот Государей Всероссийских!
Но ничто не сдержало сей разрушительный вихрь дворянского безумия. Князья и графы обагрили руки свои кровию последних царственных мучеников, низвергнув ангела-хранителя российской державности. Усопших императриц и царевен рыдания не смогли вразумить изменников. Ибо дух богоборческой гордыни и революционного разврата полностью истребил в их душах остатки стыда и чести.
Едва завершился акт цареубийства как огонь смуты, разожженный знатью, стремительно охватил всю Россию великую. Вскорости докатились волны мятежа до отдаленных весей и захолустий. Крестьянская голытьба, алчущая грабежа и кровопролития, незамедлительно подхватила антимонархическое воодушевление вольнодумной аристократии.
И забурлила вакханалия неслыханной доселе крестьянской войны, где наряду с отбросами революции все новые знатные фамилии принимали участие в разнузданном разгроме собственного Отечества. Мечи и кинжалы дворян-отступников пролили невинную кровь соотечественников по всей матушке России.
Граф Апраксин и князь Кропоткин, Долгорукие и Гагарины, Трубецкие и Волконские - все они оказались в стане извергов, вдохновленных разрушительными химерами большевизма. Сколь же горько было в те лихие дни наблюдать, как гниль револющного фрондерства пожирает саму элиту российского общества, гордость и краску державы!
Воистину, никогда прежде не вставала русская аристократия единым фронтом против императорской монархии и самой идеи Российского государства. Лучшие умы из лучших фамилий ополчились на собственную цивилизационную матрицу, на весь тысячелетний уклад жизни предков.
И в круговороте этой кромешной распри знать словно потеряла разум и здравый смысл. Струсила часть из них, впав в контрреволюционный мятеж под предводительством все тех же авантюристов дворянского звания. Но немалая доля аристократии продолжала и впредь служить разрушительным химерам богоборческого бунта.
Смута все усугублялась в те дни, ибо постоянно возникали то тут, то там новые удельные владения и карманные "державы" под скипетрами все новых и новых дворянских претендентов на власть. Сколь мелкие и ничтожные были их владения, столь же нелепыми и безумными были их вожделения...
Так, в бурном потоке всеобщей анархии и распада, продолжала некогда благородная российская аристократия свое последнее сумасбродное пике. Низвергаясь в кромешную пучину ненависти и взаимного кровопролития, сознательно сама толкала она Россию на самое дно бездны исторического небытия...
Воистину, в те роковые дни свершалось последнее наказание для некогда столь величественного российского дворянства. Погрязнув в безумном разрушительном угаре, лучшие из благородных фамилий сами роняли себя в бездну национальной катастрофы и гражданской войны.
Но как ни жаждали они окончательного крушения всего старого миропорядка, небесные силы всё же не допустили полного истребления сего некогда славного сословия. Ибо без последних остатков дворянской крови невозможно было жить и дальше великому Российскому организму.
И хотя огненный смерч революции и взвихрил доверху часть родовитой аристократии, часть ее удалось все же спасти от неминуемой гибели. Одни, спохватившись вовремя, отрешились от крамольных химер богоборчества и со слезами вернулись к подножию разоренного Престола.
Другие, оставшись верными последними из могикан, противостали большевистскому безумию с оружием в руках в рядах Белого Движения. Кто в казачьих станицах, а кто и в забытых Богом весях, сберегли они огонёк древнего русского благородства и державной сути.
Увы, немалая доля бывшей императорской элиты всё же сгинула в мясорубке Гражданской войны и репрессий новой власти. Лишь после урагана ожесточенных конфликтов утихомирилось наконец то исступленное буйство бывших дворянских вольнодумцев и бунтовщиков.
Остатки прежнего господствующего класса в России оказались выжженной пустошью после революционного погрома. Былые землевладельцы и капиталисты, некогда державшие в руках весь расцвет Российской цивилизации, лишились всего. Даже жизней многих из них не было пощажено красногвардейским терроромчрезвычайными расправами.
Однако худший жребий все же постиг ту часть бывшей знати, коей суждена была каторга внутренней духовной эмиграции. Оставшись на родине, но выжженные до тла материально и лишенные каких-либо общественных привилегий, они влачили бессмысленное существование позора обнищавших аристократов.
В них уже не осталось ни капли того былого величия, заставлявшего трепетать прежде целые губернии. Бывшие князья и графы, со снедающим душу стыдом вспоминая дни былого безумия, тихо чахли в лачугах от голода и нищеты. Такова была страшная кара за их вероломство великой державной идее.
Так ценой невыразимых мучений и трагедий, окончательно сгинула аристократическая Россия, некогда столь блистательная и великодержавная. Осталась лишь горстка обломков, хранящих подобие духовных традиций прежней имперской элиты. Но былой мощи и влияния в государстве уже не могло быть и речи...
...Воистину, неисповедимы пути Господни, положившие столь жестокое искушение и тяжкие испытания на многострадальную Русь. Ибо сквозь огнедышащую ахеронскую геенну междоусобной войны, красного террора и кровопролитных бунтов пришлось ей пройти, дабы не быть окончательно распятой на кресте национального раскола.
Казалось, вихрь богоотступнической революции, разжигаемый безумцами из бывших дворянских родов, разметает Россию на клочки, добивая ее вконец. Уже алчные чужеземные хищники по всем рубежам протягивали свои поганые лапы к ее ломтям, норовя всю расхитить и растерзать.
Но не допустил Всевышний вящего поругания земли Русской и окончательного торжества сил ада. Даровал Он нашедшее доселе племя большевиков и вождя их - вышедшего из народной глубины Ленина, дабы грозной хваткой державного единства сомкнуть воедино кровоточащие осколки Отчизны.
И хотя чудовищной была цена за сие мистическое возрождение России в советском вожделенном обличьи! Ибо, дабы усмирить безумную вакханалию смуты и русского самоистребления, ей пришлось выпить ту чашу горькую до самого донышка.
Миллионы русских душ сгорели в этом апокалиптическом пламени гражданской распри и красногвардейской расправы. Кровь лучших сынов Отечества, полилась ради сего возрождения из недр преисподней, струясь по деревням и весям.
А былое дворянство, некогда венчавшее верхушку державной воинской и аристократической пирамиды - сие ядро соли русской истинно было заклано в жертву Молоху революции. Судьбы страшнейшие постигли и палачей из бывших благородных бунтовщиков, и их жертв - последних могикан верных царской идее.
В топке безжалостной гражданской войны и пожарищ, раздуваемых всеми злыми ветрами крамолы, рассеялся бесследно тот сословный дух, что веками возжигал и освящал путь имперской России. Благородные дворянские гнёзда выжигались, распадались в прах, не оставляя порой и следа после себя.
Лишь на руинах былой собственной славы и гордыни удалось большевикам сплавить остатки могучего некогда аристократического ядра с яростными низами бунтующего люда. И воистину, какой же адской ценой было сие сплочение всех русских племен и родов!
Ибо опосля высшим иерархиям власти пришлось уже железной хваткой изнурять и давить любые новые всполохи дворянского сепаратизма и мятежных амбиций. Многие из вчерашних благородных господ земли Русской закончили свои дни в концлагерях и казематах.
Даже наиболее добросовестным из них, какое-то время послуживших коммунистической державе, вменялось в вину их былое благородное звание и родовитость. Кто не убит, тот впал в немилость, лишился былых почестей и жалкое влачил существование.
Так ценой самой настоящей гражданской бойни, униженья и крушения всех былых устоев знатного происхождения, былая Россия великодержавная едва выпуталась из бездны национального крушения и раскола. Пепелища и окровавленные руины осталось вместо чудных дворцов и дворянских гнезд...
Воистину, в страданиях несказанных и ценой несметных жертв, среди горя и смертоубийства, расплатилась матушка Русь за спасение от окончательного развала и внешнего расхищения. Новая ультиматика державности большевиков, жестокая, но всеединая, сумела собрать ее осколки воедино. Вотчины дворянские и господские хоромы канули в вечность, но Россия восстала, как феникс, из пепла собственного самосожжения...