Это подземное море лиц постоянно погружено в себя, их монолитность только кажущаяся. Им никогда не стать одним целым, даже если бы они этого очень захотели. Да они и не хотят. Отсюда – начиная уже с эскалаторов - это торопливое копошение в сумках и пакетах в поисках полуразгаданных кроссвордов и потрепанных романов «покет-бук» со второй год заложенной на сорок восьмой странице карточкой.
Однажды я видел, как какой-то молодой парень тридцать пять минут читал рекламную листовку размером с картонку схемы метро; изучив все полиграфические особенности шедевра, он еще пятнадцать минут с напряженной работой мысли в глазах читал расклеенную по стенам рекламу.
Они не любят смотреть в глаза. Особенно не любят пристальных взглядов, и здесь интересна реакция.
Женщины в таких ситуациях иногда краснеют, но все зависит от возраста. Малявки прыскают в кулачки, тайком подглядывают и шепотом делятся впечатлениями. Тинэйджерки, уставшие от поцелуев через жвачку, мучащиеся утренними головными болями и мечтающие о надежном романтическом полумраке, чаще смотрят с интересом и странной надеждой, которая, впрочем, быстро тает – в моем ответном взгляде никакой романтической надежности нет, установлено опытным путем. Девушки постарше, постигнувшие, что романтический полумрак вовсе не исключает поцелуев через жвачку, смотрят с усталым равнодушием – твой банковский баланс они с точностью до драхмы определяют по состоянию твоих ботинок, и если на них красным маркером не написано, что они от «Валентино», то равнодушный взгляд твердеет в однозначную надпись на электрощите высокого напряжения. Женщины в летах чаще всего не замечают пристального взгляда, а если это все же происходит, подтягивают сумочку ближе к телу.
Реакция мужчин обычно гораздо более скупа – прежде всего они украдкой проверяют ширинку, а убедившись, что там все как надо, успокаиваются. Но возраст все же вносит свои коррективы: начиная от демонстративного безразличия к окружающему миру в детстве и заканчивая безразличием искренним в старости.
Именно в этом море равнодушных масок я однажды увидел Ее лицо. Оно довольно сильно отличалось от того лица, которое я ежедневно видел на входе в метро. Ее волосы были не светлыми, а скорее темно-русыми и немного завивались. Вместо темно-синей форменной тужурки на ней было короткое синее пальто, а вместо круглой красной шапочки с металлическим значком – широкополая красная шляпа с загнутым наверх передом. Но это была Она. В улыбке, загадочней чем у Джаконды, в каждом движении ее лица, усеянного крохотными солнечными штришками веснушек, я видел Ее. И она несомненно чувствовала на себе мой взгляд и несколько раз неожиданно отрывалась от книги с загорелой латинской парой на обложке, встречаясь со мной взглядом. И тогда Она механически заправляла волосы за левое ушко с рубиновой сережкой, и на ее щеках появлялись ямочки.
Когда объявили «Чеховскую», Она спрятала книгу в полиэтиленовый пакет с рекламной надписью, посмотрела на наручные часы, нахмурилась и пошла к дверям. Моя остановка была еще через одну, но я не задумываясь двинулся следом и встал недалеко от Нее. Двери открылись с легким скрипом, я слишком поторопился и споткнулся о стоящую на полу большую спортивную сумку, едва не упав на Нее. Она развернула лицо, и ее губы, едва тронутые помадой, изогнулись в тонкую линию.