***
Беспощадное время правит на оселке моей жизни свой и без того острый нож.
Сыплется песок, и хотя я тверд как камень, хочется крикнуть - Хорош!
Бессмысленные пророчества в бесконечных рядах холодных двоичных цифр;
Три сигареты подряд, кружка того, что фраера называют чифир.
Умножаю лес перемен на лес перемен, наконец кладу восьмерку в степени набок,
Ледяная грязь, разрывающий легкие в клочья кашель, бессмысленный навык
Дышать в затянувшейся петле жизни на виселице мира,
Играть в затянувшейся драме жизни на подмостках сортира.
Толкни меня, я сплю, толкни меня, я обращаюсь в горного дельфина,
Рассекающего облака-горы в море убийственного эфира.
Толкни меня, я сплю, толкни меня, - я уже на краю,
Я готов, пробуди меня режущим крылом ветра... ладно, встаю.
***
Сегодня опять звонил Сатана, и я опять не успел подойти.
Видно, хотел дать за лежалый товар хорошую цену,
видно, тоже не верит в конец этого мира без пяти
минут, не хочет сворачивать бизнес и проваливаться в геенну
(сыновья Хиннома, эти парни, они постарались на славу -
развели тут такой угар и помойку, что самый ад
кому угодно покажется местом злачным, местом прохладным,
а то еще и помноженным на само себя и потом опять возведенным в квадрат).
Я ему все твердил, смотри сам, мол, товар неликвидный,
а он все не верил, все перепроверял мои бумаги,
все пересматривал графики бифуркаций, - это двузубые вилки,
коими цепляют просроченную плоть унылые саркофаги.
Я ему говорил: смотри, меня нет, как нет дверного проема,
не более чем силуэт, выпиленный в листе фанеры.
Сатана, ставший жертвой мошенничества, - такого облома
ад не перенесет, и давай не будем попусту мотать себе нервы.
Двери, они не для того, чтобы быть, но для того чтоб входить,
окна - не для того, чтобы быть, но для того, чтобы пропускать свет,
поскольку не в моих правилах платить за то, чего нет,
я беру эту фанеру, мы бьем по рукам и идем пить.
А чтобы ты отбросил сомнения и действовал решительней и смелей,
я сделаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться:
есть одно "но", что как молот крушит материки и цивилизации, -
ты отдал бы все и еще приплатил бы сверху за то, чтобы быть рядом с ней.
***
Из комментария Ван Би на ДДЦ:
Это "у" когда-то произносилось как "ма"
так детский лепет превращается в волчий вой
так окружающая тебя тюрьма
становится тем что постоянно носишь с собой
выбрал бесчеловечность скитаюсь как дикий зверь
но человека не скинешь так как снимают пальто
потеряв себя навсегда избавляешься от потерь
выкарабкиваясь на оперативный простор
это "у-у" когда-то произносилось "ма нга"
веселые картинки превращаются в театр теней
мечты и надежды переходят в пьяный угар
а лес в пиломатериал без ветвей и корней
тьма вещей начинается на границе Вэй
крохотного удела эпохи Чунь Цю
но лес в пиломатериале без корней и ветвей
и из него уже колотят гробы на плацу
***
потолок это пол, пол - потолок, - он пытался
это доказывать всем, кто с ним пил и работал на стройке.
разнорабочий речи, сего беcполезного дара,
он смеялся...
"истина кроется здесь, под хриплой сурдинкой абсурда;
тьма вещей начинается здесь, на вэйской границе,
здесь же ей и конец, в развалившейся крепостице;
по тлу, дотла, пополам рассечь беспощадное небо.
"ходит по комнате - пол - потолок, потолок - пол, обратно,
пол - потолок, потолок - пол, пол - потолок, потолок - оп!
думал, что не будет ему ни дна, ни покрышки, -
будет: в двери ногами, в ноги камень, - нормально,
все как у людей - и дно тебе, и покрышка...
тьма вещей начинается здесь, на вэйской границе,
здесь же ей и конец...
***
Таблетка от графомании-1
Этот бес - без, - он всегда со мной: сличаю отрицания в тысяче языков.
Отсутствие смерти, смерть отсутствия, - то. что держит меня в липких рамках почтов-
ых открыток восьмидесятых, - желтизне, синих разводах неповторимых пошибов мертвецов.
Казалось, был отраслью - гибкой, упругой, сильной, богатой ветвью, - отсох.
Бегут с препятствиями против хода шнековой передачи мясорубки надежды
от ножей любви к вращающей рукоятку руке судьбы в потоках мяса, - все те же,
те, кто хочет скорее стать блевотиной, чем пищей, мол, пусть лучше рвет, чем дрищет,
шапка веры съезжает им на глаза, - да что он там все чешется да ищет!? -
Пощелкивает упругая плоть, ба! смотрите, да он же по нашу душу,
Бог мой, да это же его заросшая шерстью рожа, тяжелый звериный дух, - шшш,-
в тишине немой фильмы он раскалывает детские черепа, чтобы достать мозг, -
под сонным тупым древним взглядом кричащий со временем приумолк.
И этот бес - без, - он всегда со мной, он всегда где-то рядом,
и я спокоен, ибо в любой момент могу уйти за эти пустынные гряды...
Ты заебал своим бредом, своими запятыми с тире, - послушай-ка, парень,
когда в следующий раз надумаешь написать чего-нибудь, - сломай себе пальцы
Таблетка от графомании-2
Ты заебал со своим бредом, своими тире с запятыми, - послушай-ка, Паша,
Когда надумаешь написать еще чего-нибудь, - сломай себе пальцы.
- Да не вопрос, какие проблемы? - вот только развяжите мне руки
И отвяжите меня от кровати, а то я и так уже воняю трупом,
И я сразу найду самый верный, удобный и толковый способ подохнуть, -
Без кипежа, без головняков и обезображенных останков поставить точку.
Жизнь, теряя отрицание, скребет напильником по стеклу:
Стоит чуть только приподнятся с колен - сразу выхватываешь по еблу.
Подрагивает бликующий студень, пылит довольное стадо,
Вливаясь в ворота бойни, - да похуй, да так им и надо:
Они давяться на смерть за право увязнуть в розоватой стекленеющей пене;
Валяюсь на помойке, обрыгался, бутылочным горлышком вскрываю вены.
Сказала: "му кин - му дзьо" - ответил: " му кин - му га," - не заплакал, -
Я подробно изъеден искусным червем тончайшего страха.
Тот, кто ничего не боится, боится страха, и значит, всего боится,
Тот, кто всего боится, не боится страха, и значит, ничего не боится,
Ходящий по краю все время рискует разбиться...
Но только не птица
***
Жизнь не удалась, не получилась, расплылась цветными трупными пятнами.
И так еле иду, еще какая-то хуйня все время наступает на пятки.
Уже ни во что не верю, тем более в то, что уже ни во что не верю,
во мне слишком не достает человека, чтобы я мог дотянуться до зверя.
Унитаз значит единство: обнимемся, поблюем вместе, голова к голове -
это все, что объединяет нас, - так написано в объявлении на столбе.
Жить не по лжи, по капле выдавливать из себя раба,
идти на хуй, получать пизды, биться во все тяжкие, отплясывать на гробах, -
праздник продолжается, сверкают фейерверки, кричат, сгорая заживо, люди, -
студень...
Капает из носа, детские ноги топчут рассыпавшийся M`n`M`s,
прячась за говорящими помойками, незаметно подкрадывается пиздец.
Когда-то давно мы работали втроем, я, Коля и Саня, -
И я бы не сказал, чтобы хуй был в говне, а губы в сале,
но жилось неплохо, как обычно в воображаем мире... -
пока Коля не удавился в сортире,
а Саня не оказался мусорским стукачом,
пока я не разобрался в чтопочем.
Но было уже поздно - листы с хрустом свернулись в хрупкий пепел,
и тут же налетел ветер...
Пока есть курить, пока есть заварить, пока на пищеблоке дают баланду, -
ладно
***
Туго зашнурованные ботинки придают уверенности в собственных силах,
потому рабов обувают в галоши, мотивируя это тем, что сыро, -
так и есть: в резине преют и гниют ноги, - окна бараков выносит вонью,
громовое шарканье полосует небо над обыденной бойней, -
спокойно, -
все уже привыкли к человечинке - дешево, сытно, сладко;
грядущее поколение машет нам из супа скользкой скрюченной лапкой:
они ведь еще не успели родиться, вдохнуть вековечной прели, -
а их уже съели...
Где там Коля пригрел заскорузлые эти кроссовки,
как там размачивал их и распяливал, прячась ночью в подсобке,
и почему он, гаденыш, не посоветовался с нами, -
ХЗ,
но утром он не бежал - летел, и кое-кто поминал Гермеса,
а потом мы, утопая в галошах, смотрели, как его месят,
с хрустом, с хрюканьем его аккуратно втоптали в живое болото, -
с тех пор нам в баланду кладут белену для ощущенья полета.
***
Чувствую себя как героиновый наркоман среди физкультурников,
орущий им в спортзале, мол, ни хуя вы не понимаете, безмозглые дурни.
Продираясь через лес кунтена, построил к камбуну кундоку, -
что толку:
все давно уже перевели хорошо подготовленные специалисты -
иди, убейся об стену, сраный трансцендентальный турист.
забивал себе голову всякой философской дребенью,
пока не разобрался, - все решают - деньги,
каждый второй стремится наебать каждого первого,
каждый третий, думая изрыгнуть перлы, отрыгивает сперму,
каждый четвертый по совету каждого пятого лезет искать себя в интернет,
а каждого сотого и вообще нет
и никогда не было...
Безжалостное небо
кроит и перекраивает пирог из крови костей и гноя,
выкраивает одного Ноя за другим Ноем,
Ной напивается и строит ковчег,
идет на дно, не оплатив по чеку,
кредиторы орут, вешаются, стреляются,
в общем, положа руку на сердце, режут себя по яйцам, -
но поздно, поздно: поезд ушел, билет пропал,
пот высох, выпрямился горб, сконденсировался пар,
испарился, выпал дождем,
потушил то, что мы опять подожжем,
чтобы выпарить лишнюю влагу, -
ладно,
хватит, итак чувствую себя как героиновый наркоман среди физкультурников -
чур меня!
***
Попали однажды самоядца и иноядца в одну хату, -
В общем, на общем имеются еще и не такие факты.
Посидели, покурили, поговорили,
выпили, закусили,
причем самоядца само собой закусывал сам собою,
А иноядца взял да и закусил нашим героем,
но тот почему то не переварился,
а прижился, -
симбиоз дает новые возможности,
да и вообще, глисты это модно
***
Из всех присутствий постоянно присутствует только отсутствие,
ущербы, изъяны, - куда-то пропала антитеза.
Невидимые гости судачат, блюют и ссутся,
а ведь в начале было слово, - в общем сказал, как отрезал,
всё ухожу, вот только найду протезы.
Маятник качает, притягивая взгляды и липкие ладони,
и кажется раем счастливое детство в наркопритоне.
Вру, сру, таю, хожу сам под себя гуськом,
Пятачок повесился, Винни-пух спился, Иа так и остался ослом,
Пуруша оказался пожилым пидарасом в бикини,
бешеная пизда одну за одной глотает куриц в магазине.
Короче, сценарист устал - не может придумать ничего нового,
и программист устал - копирует фрагменты старого кода,
видно так и тащить эту лодку бесконечным волоком, -
не видать Волги.
И каждую зиму я на очередной режимной помойке:
лощеная, гладкая как опарыши охрана у никелированной стойки,
мигает зеленым и красным турникет, приложите, пожалуйста, карту,
и так до марта...
Жизнь, казавшаяся затянувшейся драмой,
оказалась сочетанной травмой:
всё болит, двоит, троит,
тротил? героин?
***
Чем бы дитя не тешилось -
Лишь бы оно не плакало,
Кашу свою лакало бы, -
Только бы не повесилось.
Дрогнула занавесочка.
Глазоньки тебе выколю,
Смертушки тебе вымолю, -
Век не дождёшься весточки.
Рухнул он в грязь дорожную,
Хлынуло тесным воротом,
Переступили вороны, -
Вышел как гость непрошенный.
Тихо сидели до ночи,
Выдохнули хозяева
Мягко: мол, так то зря его:
И не такой уж сволочью...
Вишь ты, смотри, запотело как,
Сколько ни три - не разгонишь муть,
Вроде едва полегчало чуть -
зря, всё равно потерял впотьмах.
Мухами глаз засиженный,
Мутная бездна плещется, -
Это тебе мерещится, -
Сядет назад пристыженный.
***
в обледенелом заблеванном туалете типа толчок
тихо и медленно загибался, дознувшись, торчок.
снежная мгла накрывала, крутила, жгла;
то, что нельзя поправить, придется сжигать дотла.
он жил в этом мире пересыпающегося цветного стекла,
но смята картонная трубка, и лопнули зеркала.
сломан калейдоскоп, радуга принимает все оттенки серого,
становится пеплом все, во что он когда-то так истово веровал.
пепельное лицо в пепельном утреннем зеркале,
унылая ебля с полуразложившимися любками, надьками, верками.
люби свою родину врастай в промороженную нору -
мой адрес не дом и не улица - преисподняя точка ru,
зато не воняет, и грязь замерзла, россия, вперед!
каждый, кто наступит в это говно, умрет.
жизнь теряет смысл так, будто он у неё был -
всё, сказка кончилась, начинается быль.
так дайте же тем, кто ложится спать, спокойного сна!
спокойная ночь...
***
в обледенелом заблеванном туалете типа сортир
не канает глянец - только бесплатный рекламный папир.
новогодняя ночь - стонет песней тьма упившегося села;
то, что нельзя поправить, придется сжигать дотла.
темуджин жадно пьет чашу кровавой зари -
белый человек, черный человек, желтый человек, сдавайся или умри!
слепой и испуганный вбивает в стену слова-штыри:
христианин, мусульманин, иудей, буддист, плати или гори.
чавкает грязь, безглазый варвар пожинает людей как хлеб,
заскорузлые от крови онучи отстукивают степ.
грею руки в остывающих внутренностях врага,
надвигается ночь, всех выравнивающая пурга.
перед рассветом правлю и полирую свой акинак:
бога нет, все умрут - и да будет так.
завтра да узрите сквозь безудержных слез,
почему за нами не идет обоз.
***
Хорошо бы склеить боты
В день рожденья своего -
без печали и заботы,
нахуярившись в говно.
На веселую пирушку
никого не приглашу.
Наливаю водку в кружку,
В кипяток кладу лапшу.
Мокнут досирака кольца,
Сублимированный плод
Не нальется силой солнца,
Только пар в себя вберет.
Быстрого приготовленья
Люди гибнут за металл,
Ну а я в часы сомненья
Горького беру бокал
И нетрепетной рукою
Опрокидываю в рот -
Да и ладно, бог с тобою,
Нет - пусть чорт тебя возьмет.
Хоть ты и мечты лелеял,
но не нужен ты стране, -
Да и хуй с ним - околею
Где-нибудь в карантине.
Сколько мне гулять на свете
Пусть высокий суд решит, -
Ну а как есть на примете
Непроворный инвалид.
***
Акутагава
Я служил в чине дракона,
Жил на берегу быстрой реки.
В моем доме были выбиты окна,
И сломаны все замки.
Я переписывал чужие сказки,
Разламывая круги и спирали на дуги.
Публика не чуждалась острастки,
Требуя бесполезной натуги.
Мир, унылый как детская площадка для игр,
Ненастоящий как товары массового потребления,
Безнадежный как пневматический тир,
В котором сбить мишень не хватает давления.
Сидя в компании галлюцинаций,
Однажды я понял, что время настало,
Передо мной на столе лежало несколько ассигнаций,
И стояла бутылочка веронала.
***
Я ронин господина Иисуса Христа
Был карательный поход, и я отстал,
упился сакэ, застрял в кустах, -
теперь мой господин - удушающий страх.
Странгуляционная борозда жизни замкнулась в кольцо, -
Мой мертвый господин, я вижу твое лицо:
Оно искажено бесконечной мукой, -
И мухи.
***
Игра в лотерею придает жизни некоторую остроту,
выливающуюся в пустоту, -
что в целом неплохо,
ибо мы не похожи на тех лохов,
что ставят на знаменательные даты рождений и смертей,
мы ставим на абсолютный хаос без всяких затей,
вроде войны всех против всех за кусок сала,
вроде того, что "а он сказал, а она сказала".
Речь утонула в каменном потоке бесчеловечного неба...
Я проснулся, потрогал языком высохшее нёбо,
встал, вычистил щеткой остатки зубов, ботинки, старенький макинтош,
посмотрел в мутное зеркало - на кого я похож:
на пожилого монгольского шпиона, заблудшего на старом базаре,
а краснорожие торговки тряпьем окружили его и разом сказали:
"Ты заебал со своими фантасмагориями и нас, и того парня,
ни к чему иному ты уже не способен, так что шагай прямо,
потом повернешь налево и увидишь ослепительный свет".
А он просто ответил: Нет.
***
Еще непонятно, роса или иней
покрыла с утра эти свежие травы,
но чуется уж в этой жолчи невинной
дыханье осенней горчайшей отравы.
Пусть золото стянет распухшие пальцы,
и чрево рассядется бешенством яств,
но жизнь протянулась сквозь ужаса пяльцы,
и смерть вышивает на ней свою вязь.
Надежда калечит, любовь убивает,
и вера кривою тропою ведет,
и пальцы дрожат, и слеза набегает,
и тьма пожирает слепой небосвод.
А мы всё себя разнимаем на части,
пытаясь внутри отыскать сердцевину,
а это - волна разбежится в ненастье
и тает, шипя, и покойна пучина.
***
Эх, не мила мне ни танка, ни наоборот - нагаута,
всё писал хокку, да получались сэнрю.
Здесь никогда не наступает утро,
но становится ясно всё только к утру.
Кто-то поднимается на эшафот ради славы,
кого-то тянут как быка за рога, -
всё одно - скот, забитый ради забавы,
или прибыли ради, коли жизнь дорога.
Ту-ру-ру, - только и твержу свою мантру,
а по мне всё идут и идут поезда.
Звякает посуда, медленно варятся манты
в придорожном кафе "Нигде-никогда".
Дело такое - шила не утаишь в кармане,
и скальпеля поперек глотки не утаишь, -
потому сядь вот сюда, напиши письмо маме,
потом стань вот здесь и стой, где стоишь.
"Тайные смыслы никогда не были тайной,
очевидного никогда никому не узнать,
в центре событий оказывается крайний,
ветхого рубища не истрепать".