В городе Злобине жили очень злые люди. Встретив знакомых - а встреча была неизбежна, так как городок маленький - злобинцы, чтобы не здороваться, перебегали на другую сторону улицы. За оказанную помощь они никогда не говорили "спасибо". Впрочем, жители Злобина никогда никому и не помогали, а делали только то, что было положено каждому по профессии.
Пекари пекли хлеб, но так как пекли они со злобой, то хлеб был невкусный. Злобинцы давились невкусным хлебом и становились еще злее, проклиная пекаря, который так плохо печет.
Портные шили одежду, но так как делали они это со злобой, рубашки и платья быстро рвались. А злобинцы проклинали портных, которые так плохо шьют.
Водители автобуса никогда не задерживались на остановке, завидев вдалеке бегущих с сумками женщин, отоварившихся на рынке. Они закрывали двери и отъезжали, а вслед ни в чем не повинному автобусу и всем его пассажирам неслась виртуозная брань злобинок.
Учителя в школе ставили детям двойки не за плохо сделанную работу или неправильные ответы, а только по той причине, что сами пришли в школу уже в плохом настроении. Но дети ни на кого не злились и никого не проклинали. Только на их доброте и держался еще город Злобин, а иначе бы давно уже перестал существовать. Но, когда дети вырастали во взрослых, они, как на грех, становились такими же типичными злобинцами.
Градус злости в городе всегда бил температурные рекорды не только в июльский зной, но даже в самые лютые январские морозы. Когда на улице показывало минус 30 по Цельсию, на злобометре могло доходить даже до плюс 100. Да, да, вы не ослышались, именно на злобометре. Чтобы оценить уровень агрессии и злобы в городе, а соответственно степень безопасности пребывания на улице и общения с людьми, утром злобинцы обязательно смотрели на специальный градусник зла. Его изобрел один местный инженер и разбогател, так как изделие пользовалось бешеной популярностью. Вместо ртути в злобометр заливали желчь, и чем больше злобы было в городе, тем больше закипала желчь в злобометрах жителей.
Когда в больших городах жители перед поездкой на работу смотрели в интернете пробки на дорогах, злобинцы смотрели на злобометры. Пробки их не интересовали. Городок-то был махонький. И на то, как они доберутся до работы, влиял уровень злости, который на них успеют вылить по дороге знакомые, друзья, соседи, коллеги и просто жители одного с ними города.
Дети в этой массовой злобе не участвовали. Впрочем, с ними заодно был один взрослый - местный дворник Василий. В городе его считали сумасшедшим, и только дети знали, что это не так. Несмотря на то, что Василий мёл улицы Злобина, в душе он был художником. Хотя одно другому вовсе не мешало. Василий рисовал своим нехитрым инструментарием дворника - метлой и лопатой - настоящие шедевры. Как кисточкой, водил он метлой по припорошенному снегом или осенними листьями асфальту, и под его рукой обычный двор преображался. То здесь вырастал настоящий сад с диковинными цветами, то пробегали животные и пролетали птицы, а иногда по морским волнам проплывали корабли. Это нарисованное чудо могли из своих окон видеть все жители, когда с утра подходили смотреть температуру желчи на злобометрах. Взрослые жаловались в ЖЭК на плохую работу Василия, а дети радостно прыгали и любовались красотой. Поначалу ребята даже не хотели играть во дворе, чтобы не нарушить созданной дворником сказки. Но Василий им сказал: "Бегайте на здоровье. Я еще нарисую, даже красивее". К тому же все равно находились взрослые, которые якобы совершенно не замечая, что идут по художественному полотну, а не по асфальту, намеренно пинали под хвост нарисованного котика или рвали в клочья снежный парус корабля. И полотна Василия, созданные из природного материала, к вечеру под ногами злобинцев рассыпались.
Но Василий создавал и "нерассыпчатые" картины. В деревянном доме, в котором он жил с женой, дворник обустроил целую художественную мастерскую. Рисовал на чем придется и чем придется, потому что денег на материалы не было. В ход шли и старые куски обоев, и белые скатерти, которые он натягивал на картон, получая своеобразный холст, вместо кисточек художник использовал малярные кисти. Его главным инструментом была душа, а она не требовательна к качеству бумаги и кистей. И под рукой Василия все равно рождались удивительные картины. Рисовал он то, что никогда не видел в жизни, но точно знал, что где-то в мире это есть. Не был Василий нигде за пределами Злобина за всю свою жизнь, но его неутомимое воображение каждый вечер доставало ему путевки в самые разные интересные места. Так он объездил всю Россию и другие страны, а потом все увиденное запечатлел у себя в дворницкой мастерской.
Он искренне верил, что созерцание прекрасного способно размягчить самые черствые сердца, увлажнить сухие и наполнить пустые. А ещё дворник очень хотел не допустить превращения добрых детей города в его типичных злобных жителей. Но был Василий уже не молод, поэтому торопился воплотить свою мечту в жизнь. К тому же дети очень быстро росли. Дворник делился своими переживаниями за ребят со своей женой Марфой: "Не успеешь оглянуться, а зло уже завладеет их умами и сердцами, и потом уже будет труднее вернуть в них добро. Ведь это же извечный квартирный вопрос: кто-то незаконно вселяется к тебе в дом под разными предлогами, и потом уже ты сам оказываешься вышвырнутым на улицу. Так и добро очень часто оказывается выставленным за дверь собственного дома, то есть человеческой души, где оно живет и должно жить по своему законному праву, - стучал кулаком по столу Василий. - Вот и получается, что живет у нас добро на улице, стучится к людям, просит впустить к себе, а никто ему не открывает".
Когда дети со двора узнали, что Василий рисует не только на снегу и листьях, они начали делиться с ним своими карандашами, красками и кисточками. И принесли ему столько, что у живописца стало всех материалов вдоволь и даже больше. Многие ребятишки тайком от родителей прибегали в гости к Василию, чтобы посмотреть, как он создает свои шедевры. Дворник детей любил. Всех, но особенно двойняшек Дуню и Даню, которые прибегали к нему чуть ли не каждый вечер.
Марфа ставила на стол самовар с баранками и "коровками", а Василий показывал ребятам, как нужно рисовать. Хотя, как нужно, он и сам не знал, ведь никогда этому не учился. "Руки сами ведут меня в нужном направлении, - говорил дворник. - А я просто их слушаюсь". Но на самом деле Василий слушался не столько веления рук, сколько веления собственной души. В один из таких бараночных вечеров и началась эта загадочная история. Тогда еще никто не мог предполагать, какие события будут твориться в Злобине.
Дуня и Даня пришли в гости к Василию и Марфе. Сидят, пьют чай да ногами под столом весело болтают от удовольствия. А Василий тут и говорит:
- А что вы, ребята, думаете по поводу небольшого приключения?
- Это мы с радостью, - хором сказали брат с сестрой. - Нас баранками не корми, дай только в приключениях поучаствовать.
- А для кого ж я столько напекла? - всплеснула руками Марфа. - Нет уж, ешьте на здоровье.
- Да вы не пугайтесь, Марфа Матвеевна. Это же мы в переносном смысле, - успокоили ее дети.
- Женщина, не отвлекай нас от важных разговоров, - цыкнул на жену Василий.
- Чем это твоя метла с лопатой важнее моих баранок?
- Э, да ну тебя. Причем здесь метла? Мы будем говорить о прекрасном - об искусстве и его облагораживающем влиянии на людей.
- Пойду лучше сварю искусные щи. Так что когда у вас засосет под ложечкой, посмотрим, какое облагораживающее влияние окажет на вас искусство. Первыми еще ко мне прибежите.
И Марфа ушла на кухню.
- Ну так в какое приключение мы отправимся? - заверещали заинтригованные дети.
- Что вы думаете о том, чтобы помочь людям стать чуточку добрее?
- Хорошо думаем. А как это сделать?
- Есть у меня один план. Нарисовал я целую серию добрых картин и так их и назвал: "Хороший человек", "Радость", "Доброта", "Сочувствие", "Любовь", "Улыбка", "Золотое сердце". Хочу, чтобы они не в мастерской у меня пылились, а чтобы их видели люди.
- Отличная идея. Можно, например, договориться с Домом культуры, чтобы вам разрешили повесить их там, - со знанием дела заявила Дуня.
- Нет. Я не хочу никаких Домов культуры и картинных галерей. Хочу, чтобы картины висели прямо в городе. Ведь люди сейчас практически не ходят в музеи. А те, кто ходит, не нуждается в таких прививках доброты. Люди, которые стремятся смотреть на прекрасное, не утратили своих душевных качеств. Я же хочу, чтобы эти картины увидели те, кто их растерял.
Пусть "Любовь" увидит тот, кто о ней позабыл.
"Улыбку" - тот, кто давно сам не улыбался.
"Доброту" - тот, кто не пускает ее в свое сердце.
"Радость" - тот, кто видит в жизни лишь плохое.
"Сочувствие" пусть увидит тот, кто не замечает беды другого.
Пусть "Хороший человек" посмотрит на того, кто сам давно перестал им быть.
- Я, кажется, понял, - сказал Даня. - Вы хотите, чтобы они висели, как реклама: на остановках, на столбах, на заборах. Да?
- Именно, - обрадовался Василий Даниной смекалке. - И я предлагаю вам помочь мне в праздничном оформлении города с помощью добра.
- Мы согласны. А когда пойдем? В полночь?
- Почему в полночь? Разве мы идем делать что-то предосудительное? - спросил Василий.
- Нет. Но думаю, что многим это может не понравиться.
- Ну так картины - это не доллары, чтобы всем нравиться. А теперь пойдемте, я вам покажу эти живописные полотна.
В мастерской был разлит тусклый свет от горящей в углу лампады. Вдоль стены стояли сложенные, как колода карт, семь огромных полотен. Венчала "колоду" картина с золотистой надписью ЛЮБОВЬ. На ней была изображена женщина с ребенком на руках.
- Как Богородица, - сказал Даня, смотря в светлые и лучистые глаза женщины.
Несмотря на полумрак, картину было прекрасно видно.
- Ага, и она как будто сама светится, - прошептала Дуня.
- Так и есть. Эти картины заряжены очень большой энергией и светом. Они, как огромные солнечные батареи, впитали в себя все самые хорошие эмоции и чувства, которые может испытывать человек. И теперь, как батареи, они способны не только эту энергию хранить, но и передавать людям, так сказать нести свет. Причем не только могут, но и должны поделиться этим светом с людьми, иначе со временем он утратится. Ведь вы же знаете, что когда долгое время батарейка не используется и просто лежит без дела, заряд в ней иссякает?
- Конечно, знаем, - сказал Даня, который хоть еще и не начал проходить физику в школе, очень любил читать познавательную литературу.
- Вот поэтому мы с вами должны успеть подзарядить людей этим светом, пока картины не утратили своей волшебной силы.
- Какие здесь золотые краски. У женщины и мальчика волосы как будто сотканы из золота, и кожа мерцает, и глаза. Мы, когда ходили на экскурсию в художественный музей, видели такие на старинных иконах, - восхищалась картиной Дуня.
- Все правильно. Древние иконы всегда покрывали сусальным золотом или особой золотой краской. И приготовление этой краски передается от мастера к мастеру, как реликвия. Рецепт этот знают лишь посвященные, так как это великая тайна.
- А вы, значит, тоже знаете? - заинтересовались дети.
- И я знаю. Мои картины и нарисованы этой волшебной краской, и они могут зажечь свет в человеческих сердцах. А вы мне в этом должны помочь.
На следующий день после того, как Василий вымел начисто дворы, а дети вернулись с уроков, пошли они на свое приключение. Взяли гвозди, молоток, картины и отправились гулять по родному городу. Возле больницы повесили "Радость", чтобы болеющие могли вспомнить о том, что для выздоровления нужно находиться в бодром расположении духа и радоваться. Возле суда повесили "Сочувствие", чтобы судьи наказывали преступников, но не были к ним излишне строги. Возле рынка, где в Злобине без ругани не продавали даже килограмм картошки, повесили "Улыбку", чтобы продавцы не забывали улыбаться своим покупателям. Возле школы повесили картину "Хороший человек".
- А здесь зачем? - спросили Дуня с Даней.
- Это, чтобы учителя не забывали, что они должны давать не только знания, но и воспитывать из учеников хороших людей, - многозначительно сказал Василий. - Ну и само собой, чтобы не забывали и сами оставаться хорошими людьми, так как дети берут с них пример. А, как говорится, неча на зеркало пенять, коли рожа кривая. Какой пример подавали, то и получили.
Но вдруг, когда Василий уже вколачивал последний гвоздь, прибивая картину к забору, к ним подошел полицейский.
- Здравствуйте. Сержант Отвагин.
- Добрый день, сержант.
- Ну, допустим добрый. Хотя я лично ничего доброго в нем не вижу. Разрешите поинтересоваться, почему вы, граждане, среди белого дня вандализмом занимаетесь?
- Это не вандаКлизма, это мы картины вешаем, - заверещала Дуня.
- Сам вижу, что вешаете. Но забор - это место общественное, и ничего здесь вешать нельзя.
- Значит, неприличные слова на заборах писать можно? - и Василий махнул в сторону забора чуть дальше, который на самом деле был исписан всякими оскорбительными словами. - А искусство вешать запрещается?
- Неприличные слова тоже писать не разрешается, но я этих шалопаев не видел. А вас вижу, поэтому и говорю.
- Хорошо, сержант Отвагин. Спасибо за комплимент. Меня шалопаем уже лет 60 никто не называл, - сказал Василий.
- А если бы вы нас тоже не видели, то картина бы осталась висеть? - спросил Даня. - Ведь неприличные слова вы не замазываете.
Сержант задумался.
- Если бы не видел, то да. А так - снимайте.
Василий и дети подчинились представителю правопорядка и пошли дальше.
- До свиданья, граждане, - попрощался Отвагин.
- Всего доброго, сержант, - сказал Василий.
Когда дворник и дети удалились от школы, Даня разочарованно произнес:
Ночью Василий вернулся и приколотил у школьного забора картину "Хороший человек". А затем на других заборах и все остальные, которые они не смогли прибить днем. Таким образом, вся добрая коллекция оказалась развешенной по городу, а дворник и его маленькие помощники стали ждать первых результатов.
***
Первый день картины почти никто не заметил, несмотря на то, что были они огромные - уж больно злобинцы привыкли жить погруженные в свою внутреннюю злобу, не замечая ни окружающей красоты мира, ни, тем более, картин. Жители настолько глубоко задумывались, что им просто не приходило в голову посмотреть вокруг. Некуда было этой маленькой мысли протиснуться в тесной голове злобинцев, которая, как коммунальная квартира, была битком набита ссорами и склоками. Одни обдумывали план мести соседу, который не донес мусор до мусоропровода и частично вывалил им под дверь. Другие думали, как бы насолить продавщице, которая вместо взвешенного килограмма отдала им всего 700 граммов картошки. Третьи - как бы незаметно поцарапать машину, которая всю ночь заливается сигнальным визгом, а хозяин знай себе дрыхнет и плевать хотел на всех остальных.
Однако изредка, но все-таки жители города на заборы да поглядывали. Исключительно в надежде на то, чтобы прочитать нехорошие слова про своих обидчиков - соседа, продавщицу и беспробудно спящего автомобилиста. И на второй день некоторые злобинцы в поисках приятных их сердцу ругательств на заборах, вместо них наблюдали совершенно невероятные картины. В городе стали перешептываться, пытаясь понять, кто осмелился нарушить привычный злобинский уклад. А уклад, действительно, был нарушен: на лицах людей нет-нет да проглянет улыбка. Девять человек пройдут, а один возьмет и подержит двери перед идущей следом женщиной. Девять отсидятся, а один возьмет и уступит место бабушке в автобусе. Девять не обратят внимания, а один возьмет да и возьмет замерзшего кота к себе домой. В общем, все начало катиться в Злобине в тартарары. А тем временем в следственном комитете на Василия завели дело. Отважный сержант Отвагин быстро донес в компетентные органы о странном субъекте, который пытался прибить у школы непристойную картину с изображением хорошего человека. После чего ему выдали ордер на арест подозреваемого...
В ту ночь снега намело видимо-невидимо. Наутро Василий не сразу смог открыть дверь из дома, так ее завалило. Намаялся, пока расчистил школьный двор, притомился, сел на лавочку отдохнуть: "Устал, конечно, но надо бы ребят порадовать. Да и куда такую кучу снега девать? Смастерю-ка я им горку". Работа в руках Василия спорилась. Особенно, когда он смотрел на школьные окна - дети всегда ему улыбались и даже приветственно махали рукой, пока учительница не видит. Это придавало дворнику сил: "Ребятишки радуются. Значит - мой труд не напрасен". Любую усталость как рукой снимало. Быстро накидал дворник огромную кучу снега, придал ей форму, разровнял лопатой. Принес из дома несколько ведер воды и залил ее. Получилась прекрасная горка. Дуня с Даней увидели это и давай на стульях ёрзать: "Эх, поскорей бы уроки кончились, чтобы прокатиться с ветерком, верхом на портфеле". А Василий, закончив работу, пошел домой.
Сидит, пьёт чай с Марфой и баранками. Вдруг стук в дверь.
- Войдите, - крикнул дворник, так как дверь в этом доме никогда не запиралась. Здесь были рады любым гостям.
- Здравствуйте. Я сержант Отвагин. Пришел вас арестовать. Вот у меня и ордер имеется.
- Энто ж какой такой орден? - всплеснула руками Марфа.
- Не орден, а как раз-таки наоборот, гражданочка, ордер. То есть право задержать вашего мужа до выяснения обстоятельств.
- Обстоятельств чего? - спросил Василий.
- За факт, то есть акт вандализма, - отрапортовал Отвагин, надел на дворника наручники и увел с собой в участок.
Василия посадили в тюрьму на время, пока идет разбирательство. А пока следователи пытались выяснить подробности преступления, совершенного Василием, в городе начали твориться дела куда интереснее.
Дело первое
Был у Дуни и Дани сосед, вечно ворчащий дед Еремей. Уже много месяцев он лежал в больнице - болело сердце. "Сердечная недостаточность", - сказали врачи. А с тех пор, как он узнал свой диагноз, он стал еще более ворчливым. Он был недоволен всегда и всем. Врачи и медсестры уже не хотели даже к нему подходить, так он их замучил обвинениями и оскорблениями. Родственники его не навещали, и только Даня с Дуней иногда забегали проведать. Хотя в свое время, когда сосед был еще здоров, он вечно ругал ребят: то играют слишком шумно, то слишком громко смеются, то просто слишком. В общем, слишком ему хотелось чем-то возмутиться. А когда стало известно, что Еремей Петрович болеет сердечной недостаточностью, дети сразу его за все простили.
- Видишь, как бывает: сердца в нем не достает. Он же не виноват, что родился без сердца. Если бы оно у него было, он бы не был таким злым, - с важным видом сказал Даня, а Дуня с важным видом согласилась с братом:
- А так как у нас с тобой сердечная достаточность, то мы не будем на него обижаться и станем навещать.
И дети выполняли данное самим себе слово и действительно часто приходили к соседу в больницу. За последние недели он сильно исхудал, щеки ввалились, глаза потухли. И врачи уже готовились к самому худшему.
После уроков Даня с Дуней решили заскочить к Еремею.
- Ну как, тапочками не кидается? - спросил Даня у медсестры.
- Не поверите, присмирел, стал принимать пищу. И даже не говорит, что мы все хотим его отравить и подсыпали в суп цианистого калия. Сами в шоке.
- Ничего себе, - присвистнули двойняшки. В это и, правда, было трудно поверить.
Они постучались к деду в палату.
- Здравствуйте, Еремей Петрович.
- Здорово, ребятки.
- Ого, "ребятки"- переглянулись брат с сестрой. Раньше сосед называл их не иначе, как шантрапа.
- Ну как вы себя чувствуете? Как ваша недостаточность? Может, у вас какая-нибудь недостаточность витаминов имеется? Тогда бы мы вам в следующий раз принесли яблок и варенья, - затараторил Даня.
- Спасибо. Мне всего хватает, - засмеялся дед и протянул Дане свою сухую и сморщенную ладонь, чтобы поздороваться.
Дети рассказали, как идут дела в школе, про то, что арестовали дворника Василия.
- Вот это непорядок, трудового человека и в тюрьму, куда же это годится? Ну пойдете его навещать, передавайте от меня привет.
Из больницы двойняшки направились в тюрьму. Только к Василию их не пустили - не родственники, а значит свидание не положено. Было обидно, но передать привет другу они считали себя просто обязанными. Тогда Дане пришла в голову идея - нарисовать под окнами тюрьмы картину, как сам Василий рисовал им под окнами школы. И они с сестрой принялись за работу. Сбегали за лопатой и метлой к Марфе и начали рисовать. Они расчистили на снегу большой участок в форме сердца, тем самым как бы говоря: "Василий, мы тебя любим". Они знали, дворник обязательно увидит их творчество.
И оказались правы. Большую часть времени проводивший на улице, за работой, Василий не мог привыкнуть сидеть взаперти. И он все время ходил около окна. В камере у него был еще один сосед.
- Ну что ты мельтешишь перед глазами, как телевизор без антенны?
- Я на природу любуюсь.
- Ага, знаем мы вас, небось, ждешь знака от сообщников.
- Конечно. Вот иди погляди.
Сокамерник подошел к окну и увидел нарисованное сердце:
- Ну и что это за народное творчество?
- А это мои сообщники мне как бы говорят: "Пытайся разжалобить охранников. Стучись в их сердца". Вот так...
- Да они же бессердечные. Стучись не стучись, все равно что по жестяному ведру. Нет, брат, будем мы здесь с тобой сидеть еще долго.
Всю следующую неделю двойняшки снова и снова приходили к Еремею, и каждый раз он становился все здоровее. Даже поправился на пару кило, а на щеках появился румянец.
- Вы ходите почаще, - сказала детям медсестра. - Видите, как вы положительно на него влияете.
- Нет, это точно не мы. Раньше, когда он нас видел, всегда покрывался испариной, краснел и задыхался от крика: "Опять вы здесь хулиганите?"
- Ну тогда уж я, право, и не знаю, чему приписывать его явное выздоровление. Вот думаем его выписывать даже, если так и дальше пойдет.
Все время, которое гостили у него дети, дед Еремей шутил и рассказывал им разные байки. Ни разу не обмолвился о своей болезни.
На выходе из больницы Дуня дернула Даню за рукав:
- А знаешь, почему он выздоравливает?
- Нет.
- Посмотри на больничный забор.
Даня поднял голову и увидел, что прямо напротив окон палаты деда Еремея висит та самая картина, которую нарисовал Василий. "А возле больницы повесим "Радость", чтобы болеющие могли вспомнить о том, что для выздоровления нужно находиться в бодром расположении духа и радоваться", - вспомнили ребята слова дворника.
- Ничего себе! Значит, они действуют, - с придыханием одновременно произнесли двойняшки.
Дело второе
В понедельник Дуня и Даня пришли в школу, но одноклассникам пока решили не рассказывать про волшебные картины Василия. Хотя так хотелось. Но дети боялись, что если расскажут, то картины потеряют из-за этого свою волшебную силу.
После выходных в классе было шумно. Все делились новыми впечатлениями: кто во что играл, что смотрел, что читал. Прозвенел звонок, и в кабинет вошла учительница Раиса Павловна.
- Здравствуйте. Хочу вас обрадовать - сегодня мы будем писать диктант. Я постаралась в нем собрать все темы, которые мы прошли в четверти. Понимаю, что неожиданно, но иначе, как проверить ваши реальные знания, а не заготовки из шпаргалок?
По классу пошел ропот: конечно, к такому никто не готовился, и даже отличники рисковали написать не на "отлично".
Учительница довольно потирала руки.
- Какая оценка будет за диктант, такую и выведу вам в четверти.
Довольная, что смогла застать детей врасплох, она уже предвкушала свою жестокую расправу над ними. Потянувшись за журналом, лежавшим на подоконнике, она посмотрела через стекло на улицу.
Дети уставились в учебники и в спешке пытались повторить безударные гласные в корне слова и правописание жи/ши. Но вдруг над их головами вместо грома засияло солнце.
- Хотя...хотя... до конца четверти еще целая неделя. Давайте сегодня напишем пробный диктант и за одно выясним, у кого какие остались пробелы. А оценки эти в журнал не пойдут.
Ученики аж застыли от такой неожиданной метаморфозы.
- Что это с русичкой? - спросил Даню сосед с задней парты. - Заболела что ли?
- Может, наоборот, выздоровела, - ответил Даня.
Следующим был урок литературы. На прошлом занятии Раиса Павловна раздала детям списки книг, которые они должны осилить на зимних каникулах. Всего набралось около 30 произведений.
- Делать вам нечего на каникулах: все равно вместо того, чтобы гулять, будете сидеть за компьютерами. А так хоть пищу для ума получите.
Класс гудел. Все понимали, что за две недели каникул такое количество книг им не осилить. Даже девчонки-отличницы, не вылезавшие из библиотеки, и те решили, что это им не под силу.
- Раиса вообще озверела, - говорил троечник Егор. - Если я не буду на каникулах ни есть, ни спать и начну читать список сразу, как переступлю порог квартиры, я и то не успею.
Все бы ничего, если бы после каникул Раиса не грозилась провести проверочную работу по материалам прочитанного. Такие проверочные она уже им устраивала, и ученики знали, что чтение кратких содержаний не поможет. Вопросы наподобие "Во что была одета героиня на балу?" или "Что было нарисовано на картине в комнате князя N?" не оставляли никаких вариантов, кроме как читать тексты полностью.
И вот настал очередной урок литературы.
- До меня дошли слухи, что не все довольны списком на каникулы, - начала Раиса.
В классе повисло гробовое молчание. Никто не знал, чего ждать от учительницы. А вдруг сейчас всем недовольным поставит двойки в журнал.
- Я подумала о вашем недовольстве на досуге и нашла альтернативное решение.
Дети замерли в ожидании подвоха.
- Все те, кто список прочитает, получат заслуженные оценки в журнал. Те, кто не осилит, я разрешаю выбрать 2-3 произведения по вашему желанию. Но не думайте, что это сильно сократит вам умственную работу. Вы должны будете не просто прочитать, но понять суть книги. Я устрою обсуждение в классе, где вы сможете представить героя выбранного произведения. И вашей задачей будет рассказать о нем, его жизни, целях, мыслях. Ибо цель литературы, прежде всего, воспитательная. И книги нас учат тому, как следует поступать в жизни, учат добру и справедливости. Только из читающего и думающего ребенка способен вырасти хороший человек.
Егор аж присвистнул. Никогда прежде Раиса не обсуждала с ними воспитательную роль книг. Да и что было обсуждать, если детей учат добру и справедливости не только книги, но и окружающие их взрослые. А старшее поколение злобинцев не могло этому научить и подавало младшему поколению только плохие примеры.
Все онемели от такой неожиданной перемены в характере учительницы.
Егор шептал соседке по парте Аньке:
- Это не Раиса. Это робот, которого нам оставили инопланетяне. А саму Раису забрали на другую планету для опытов.
И только Дуня с Даней уже догадались, что стало причиной.
- Она сказала "хороший человек", понимаешь?
- И что?
- Как что? Именно так называлась картина Василия.
- Точно. И ещё тогда, когда мы пытались её повесить, к нам подходил полицейский.
- Да.
- Это просто невероятно. Но они действительно действуют.
Дело третье
Часто по вечерам возле детского сада Дуня и Даня видели маленькую девочку. В то время, когда других детей уже уводили по домам родители, за ней никто не приходил. Она сидела на лавочке, опустив голову, и болтала ногами. Воспитательница кричала на нее:
- У всех мамы, как мамы. И только твою вечно где-то черти носят. А я тут сиди-дожидайся, когда она за тобой явится.
Девочка только тяжело вздыхала и еще ниже опускала голову. Дуня и Даня предлагали воспитательнице проводить девочку до дома, но та говорила, что порядок есть порядок и детей можно вручать только в руки родителям. Но двойняшки все равно оставались посидеть с Аленкой, так звали эту кроху. Она была очень рада, что теперь будет сидеть не одна, а с новыми друзьями. Брат с сестрой ей сразу очень понравились, и она даже познакомила их со своей куклой.
- Василиса, познакомься. Дай руку, это наши новые друзья.
- Её зовут Василиса? Это в честь Василисы Прекрасной из сказки?
- Нет, это в честь мамы. Так зовут мою маму, но она тоже прекрасная.
- Почему же твоя мама не забирает тебя вовремя из сада?
Алена потупила взгляд:
- Потому что у нее много дел. И кашу сварить, и суп, и платье мне сшить... У меня самая замечательная мама, и я ее люблю.
Ребята посмотрели на Алену, на ней были старые поношенные ботиночки и легкая, явно не по сезону, курточка. Причем по рукаву расползлось черное пятно от какой-то краски. Не очень верилось, что такая заботливая, по словам Алены, мама могла так небрежно одевать дочку.
Позже двойняшки узнали, что это была неправда. Мама Алены нигде не работала и выпивала. Отец ушел из семьи, а дочка осталась. Но мама ее почти не замечала, продолжая оплакивать уход мужа. Дочку она просто забывала забрать вовремя из сада. Правда, потом спохватывалась и все-таки шла за ней, но на обратном пути только и делала, что кричала: "Все мои несчастья только из-за тебя".
Однажды Даня с Дуней застали то время, когда за Аленой пришла в сад ее мама. Девочка радостно бросилась к матери и прижалась к ее ногам.
- Ну что цепляешься? Иди рядом. Когда уже ты только закончишь сад и будешь сама приходить домой?
Алена поплелась вслед за женщиной, пытаясь ухватить ее за руку, но у нее никак не получалось это сделать.
Бредя после уроков домой, Дуня с Даней обсуждали все те чудесные превращения, которые произвели картины Василия. Как вдруг заметили маму Алены. Удивительно, но она шла как раз в то время, когда родители обычно забирают детей. Двойняшки решили проследить. Василиса была опрятно и чисто одета, чего с ней давно не бывало. И, пожалуй, сейчас ее действительно можно было бы назвать прекрасной, как и утверждала Алена. Из-за забора Дуня и Даня увидели, как женщина подошла к девочке и обняла ее. Алена, не зная себя от счастья, крепко прижалась к маме своими худыми ручонками. Так они за руки и пошли. Воспитательница узнала в стоящих за забором ребят тех, которые играли с Аленой, пока ей приходилось ждать маму.
- Эй, - крикнула она им. - Вашу-то теперь каждый день вовремя забирают. Да и одежду новую прикупили. А то совсем в обносках ходила. Отец к ним, слышала, вернулся.
Дуня с Даней просто летели, а не бежали. "Это ж надо, в городе, в котором никогда ничего хорошего не происходило, за одну неделю случилось столько чудес!"
- Как ты думаешь, на маму Алены тоже картина повлияла? - спросила Дуня.
- Конечно, а то что ж? Хочешь, пойдем проверим.
Они дошли до двора, где жила девочка, но даже не успели в него войти, как на углу заметили виноводочный магазин. Напротив него прямо к столбу была прибита картина "Любовь", та самая с женщиной, державшей мальчика на руках, которую они так долго рассматривали в мастерской Василия.
- Вот видишь, - сказала сестра. - Значит, когда в очередной раз Василиса пошла за бутылкой, она увидела картину Василия и вспомнила о дочке...
Дети решили непременно рассказать Василию, какой бум чудес произвели его картины.
- Ведь он сидит там и даже ничего не знает, - сокрушался Даня.
И они с Дуней на следующий день сговорились обязательно передать Василию весточку.
После уроков двойняшки побежали к тюрьме, но уже не пытались просить встречу с Василием. Они сразу направились на заснеженный холм, который в последнее время служил им почтальоном и передавал их послания заточенному в неволе дворнику. На этот раз они не стали рисовать, а просто вытоптали ногами огромные два слова: "Это работает".
Василий по обыкновению наматывал круги по камере, чем ужасно раздражал своего соседа.
- Когда ты только прекратишь эту свою физкультуру? Спортсмен нашелся.
- Никогда не прекращу: движение - жизнь, - ответил дворник.
- А тюрьма - смерть, - злобно засмеялся сокамерник. - Так что брось ты это дело.
И тут Василий увидел своих маленьких друзей, которые заканчивали писать ему свое снежное письмо.
- Рано бросать-то. Вон погляди: мои сообщники говорят, что всё на мази, дело сдвинулось.
- Ничего у вас не выйдет. Из этой тюрьмы еще никто не уходил.
Дело четвертое
Мальчик Тема, живший в одном дворе с Дуней и Даней, очень хотел завести собаку. Впрочем, этого хотели все дети, но родители разрешали это делать только единицам. По этой причине ребята находили себе питомцев прямо на улице и начинали за ними ухаживать. И приласкают, и отдадут котлетку, не съеденную в школе за обедом, или даже бутерброд с колбасой, который мама дала на прогулку. Так в жизни Темы появилась дворняга Магда. Имя у нее уже было, его дала набожная бабушка, жившая по соседству: "Магда - это сокращенно от Магдалина, то есть в честь святой Марии Магдалины. Наша Магда тоже страдалица, как и все христианские святые". У дворняжки и правда была не лучшая жизнь, несмотря на доброту к ней детей и часто перепадавшие вкусности. За свою жизнь она уже попадала и в лапы к живодерам, от которых чудом спаслась, и становилась жертвой так называемых догхантеров - отравителей бездомных собак. В прошлый раз Магду удалось спасти только благодаря детям. Ребята увидели, что собака весь день лежит, спрятавшись около подвального помещения, и ее постоянно рвет. Те дети, которые постарше, с Темой во главе тут же нашли телефон ветеринарной службы и позвонили туда. Только благодаря их бдительности и умелым сотрудникам клиники дворняга выжила, правда, есть колбасу теперь побаивалась. Видимо, яд ей подсунули именно с куском колбасы.
С тех пор мальчик очень переживал за Магду и старался приносить ей больше еды, хоть это было нелегко. Все свои карманные деньги он тратил только на еду для любимой собаки, чтобы ей не хотелось есть подсунутые неизвестными людьми отравленные куски. Теме пришлось совсем туго, когда об этом узнала его мама. Она всячески запретила ему даже близко подходить к собаке:
- Не вздумай даже. Все они бешеные, эти бездомные собаки. Она тебя непременно укусит. А это, я тебе хочу сказать, смертельно.
- Мама, Магда не бешеная.
- А тебе откуда знать? Специалист нашелся. Еще раз увижу тебя возле неё, неделю останешься без прогулок. И все каникулы тоже.
А через несколько дней Магда пропала. Первой мыслью ребят было - догхантеры все-таки осуществили свое черное дело, и на второй раз им удалось дать собаке смертельную дозу. Однако тела дворняги, несмотря на организованные около дома поиски, дети тоже не нашли.
- Обычно собаки забираются подальше от глаз, и умирают где-нибудь в укромном углу. Так что она могла заползти так далеко, что мы ее даже не найдем, - сказал Гоша.
- Ну попробовать-то можно, - с жалостью в голосе ответили сестры Таня и Маша.
В результате дети прочесали не только всю территорию двора, места за мусорными баками, но и подвал дома. Но Магды нигде не было. Тема безутешно рыдал. Он винил себя в том, что не смог ее уберечь. И даже спустя некоторое время боль ребенка не утихла: он продолжал оплакивать потерянного друга. Единственное, что немного утешало мальчика, так это то, что в скором времени мама обещала ему подарить сестренку. У нее уже был последний месяц беременности, и приготовления к появлению малыша шли полным ходом.
Как-то утром отец подозвал Тёму и сказал:
- Я повезу маму в больницу, возможно, придется там остаться. Ты уже большой, так что сможешь побыть один. Суп в холодильнике. Если что, звони мне на мобильный.
И они уехали. Вечером папа не вернулся, только позвонил, спросил, как дела и поел ли Тёма.
Сначала мальчик обрадовался: в пятницу долго читал и лег спать аж в два часа ночи. И никто ему даже слова не сказал, и не было необходимости читать под одеялом с фонариком. В субботу Тема проспал до 12 дня. А потом на так называемый завтрак, который был уже почти обедом, сделал себе огромный бутерброд с маслом и вареньем. Это было счастье, так как не нужно было есть надоевшую овсянку. Потом до вечера играл в компьютер. В общем, не жизнь, а малина. Но Теме такое внезапное счастье быстро надоело, и он с нетерпением ждал, когда же вернутся родители и новый член семьи в виде сестренки.
В воскресенье вернулся папа, один. Уставший и замученный.
- Папа! - бросился к нему навстречу Тёма.
- Привет, сын, - обнял его отец. - Ну как? Понравилось жить одному?
- Не, не понравилось. Скучно. А как там мама и сестренка? Когда мы за ними поедем? - сыпал вопросами Тема.
- За мамой поедем, как только ей станет лучше. А сестренка к нам идти отказалась - ушла туда, где живется лучше.
Тёма все понял и заплакал. Отец обнял мальчика и попытался успокоить.